Текст книги "Пять рассерженных мужей"

Глава 4

Я нажала на газ, «Мерседес» ветерком понёсся по шоссе – вдали показалась призывная вывеска ресторана и…

«Боже! Что будет с Марусиным подарком!» – мелькнула мысль. Её тут же вытеснили дальнейшие события: визг тормозов и едкий запах горящей резины покрышек. Моих покрышек!

Прямо от дверей ресторана, в котором отмечалось торжество Маруси, рванул, лихо набирая скорость, пижонский, сверкающий лаком красный «Альфа Ромео». У водителя этой игрушки явно образовались срочные дела. Все равно мог бы и уступить даме, раз она (пусть и вопреки правилам) прицелилась парковаться рядом с машиной, украшенной свадебными лентами. Да, я злостно пересекла сплошную осевую линию и выехала на встречную полосу, но это ещё не повод, чтобы на бешеной скорости врезаться в мою новенькую машину…

Черт! Врежусь, похоже, я!

– Идиот! – это все, что услышал от меня нахал.

Дальнейшее произошло слишком быстро, чтобы я могла этому помешать. Визг тормозов оборвался одновременно с ударом. Мощный бампер «Мерседеса» погрузился в правый борт шустрой итальянской таратайки и принялся толкать её к тротуару.

«Вот, что значит немецкое качество!» – с глубочайшим чувством превосходства, несмотря на бесспорное горе, каким-то образом порадовалась я.

В это мгновение «Альфа Ромео» оказалась надёжно прижатой к бордюру, и всякое движение прекратилось. Я видела, что протараненные мною водитель и пассажиры выглядят не совсем мёртвыми, но и не слишком живыми…

Впрочем, о них я не беспокоилась, поскольку на таких скоростях жертвы большая редкость. Боюсь показаться эгоисткой, но все переживания мои направились к моему дорогому (во всех смыслах) автомобилю.

Мой новый «Мерседес»! Мой красавец! Они изуродовали его, мерзавцы!

Вихрем вынесло меня из машины. Раны моего любимца стенали. Я немедленно должна была осмотреть разрушения, причинённые тому, что в последнее время некоторым образом заменяло мне утраченного мужа.

«Мерзавцы заплатят мне за все! За все мне заплатят, как бы неправа я ни была!» – сразу решила я, а это главное.

Главное правильно себя настроить, тогда все получится. В моей жизни обычно получается так, как я решу, конечно, если успею надлежаще себя настроить. Вот с мужем не успела, расслабилась и результат не заставил ждать – развод и девичья фамилия.

«…И моральный ущерб возместят. В страховой компании заявлю, что из-за них погиб свадебный подарок стоимостью в пять, нет в пятнадцать тысяч долларов… А Маруся?! Как она расстроится! Это тоже надо мне как-то возместить.»

Я глянула на машину и с трудом удержалась на ногах. Так и есть, не избежать тяжбы! Бампер «Мерседеса» оказался безнадёжно изуродованным. И фара, левая фара моего любимца треснула! Трес-ну-ла!

Слезы навернулись на глаза. Я уже и о свадьбе забыла, как, впрочем, и о Марусе, и о муже моем, подлом Женьке… Да что там о мелочах! Такое горе! Такое горе!

На какое-то мгновение я выпала из реальности, безмолвно застыв у своей машины. Впервые в жизни у меня не нашлось слов. Очнулась от энергичного голоса… Архангельского.

– Сматываемся, Соня! – рявкнул он и волоком потащил меня к открытой двери «Мерседеса».

Из «Альфа-Ромео» высыпали пассажиры и «чисто конкретно» разразились неописуемым матом, в котором оказалось возмутительно много угроз. Любые угрозы, как и возражения, отчего-то действуют на меня как красное на быка. Я сделала стойку, но Архангельский неожиданно плюхнулся за руль моего автомобиля и рявкнул:

– Поехали!

Мне стало интересно – куда?

К тому же в руках у пассажиров «Альфа Ромео» появились стволы, что добавило скорости моей мысли.

«Надо ехать,» – подумала я, прыгая на пассажирское место.

Едва я коснулась сидения, Архангельский задним ходом рванул «Мерседес», роняя куски бампера на дорогу. Дверцы на лету захлопнулись, автомобиль с визгом развернулся и устремился по улице, вливаясь в поток машин. Но ещё до того как это произошло, мимо моего уха что-то тоненько просвистело и мерзко чмокнуло, оставив на сидении круглую обожжённую дырочку.

– Мерзавцы, – возмутилась я. – Они же испортили мне сидение. Натуральная кожа…

– Соня! – взмолился Архангельский. – Уймись, не до сидений сейчас. Шкуру могут попортить!

И тут я по-настоящему разозлилась. Просто рассвирепела.

– Черт возьми! – закричала я. – Что здесь происходит?! Еду на свадьбу и вдруг обнаруживаю, что жених пытается смыться прямо из-под венца, да ещё с кем? С какими-то гоблинами! С головорезами! Бедная моя Маруся! Как неудачно осуществилась её мечта!

Приятно было лишь одно: упоминание Маруси произвело на Архангельского волшебное действие. Он резко рванул руль влево и, нещадно паля мою резину, развернулся. Вызвав панику среди относительно дисциплинированных водителей, он устремился…

Куда? Представить страшно! К ресторану, от которого секундой раньше столь же резво удалялся. К Марусе! К невесте! Храбро! Не взирая на погоню! Не страшась гоблинов! Под пули! Настоящий герой!

Или гоблины для него просто тьфу в сравнении с его бесподобной Марусей?

Архангельский, жадно уставившись на дорогу, мазохистски гнал мой «Мерседес» к предмету своих мучений (и будущих и настоящих, раз уж он связался с Марусей), я же страдала за подарок и причёску.

Однако, путь наш оказался тернист. Жалкий и скособоченный, но все же не потерявший резвости «Альфа Ромео» мчал нам навстречу.

Я зажмурилась и подумала: «Это конец! Сейчас прострелят и второе сидение!»

И сразу же мелькнула надежда: «А может пронесёт? Может не заметят? Мало ли на улицах нашей нищей страны новеньких „Меседесов“? А уж в Москве их больше, чем в самой Германии. Конечно пронесёт,» – решила я.

Но не пронесло. Заметили. Проскочив мимо, кособокая «Альфа Ромео» лихо исполнила полицейский разворот, распугав мирных автолюбителей.

«Ну-у, началось!» – внутренне сжалась я.

Мир померк, настроение резко ухудшилось. Одна радость: преследователи не обошлись без потерь. Подвернувшаяся «Волга» въехала-таки им в заднее крыло, оторвала бампер. Он с грохотом покатился по асфальту.

«С нами будет гораздо хуже, если не удерём,» – обречённо подумала я.

«Альфа Ромео» тем временем, взревев, набрала скорость и устремилась в погоню. Думаю, было слышно за версту визг и грохот металла крыльев, цепляющихся за бешено вращающиеся колёса.

Я нервно вздохнула и уставилась на Архангельского.

– Надежда только на тебя, – пряча ужас, хладнокровно сказала я. – Не подведи. Вспомни, как хвастал какой ты ас.

– Не подведу, – буркнул Архангельский, уходя в обгон на встречную полосу и тут же мастерски просачиваясь на свою между «Жигулем», идущим навстречу, и «Москвичом», мчащем в нашем ряду.

Какой молодец! Кто бы мог подумать, что Марусин Иван, этот Архангельский, способен на такое?

Он действительно не подвёл: виртуозно впихивал мой бедный «Мерседес» в малейшие промежутки между машинами, петлял и выныривал, творил возможное и невозможное. Он только что не расталкивал автомобили изуродованным бампером. И все-таки ни разу ни с кем не столкнулся! Впрочем, я слишком громко переживала за свой «Мерседес».

Назойливая «Альфа Ромео» тем ни менее не отставала. Все время маячила поблизости, давая о себе знать визгом металла, трущегося о резину.

Я нервно крутила головой, пытаясь одновременно увидеть и то, что спереди, и то, что сзади. Порой мне это удавалось.

«Ещё немного, – с надеждой думала я, – и мы сбросим эту консервную банку с хвоста.»

Однако, вскоре выяснилось, что двигаясь с предельной скоростью и презревая все опасности, мы никуда не едем. Точнее, едем по кругу. Мы, конечно, удирали от преследователей, без этого никак нельзя, но и не приближались к Марусе.

Короче, жених кружил по району, в центре которого его ожидала собственная свадьба «прямо со всей невестой» во главе. Этому, похоже, конца не предвиделось. Утратив свежесть, букет и подарок – он-то уж точно разбился – я изрядно охладела к свадьбе, но из любви к порядку напомнила:

– Ваня, ты как честный человек должен бы и жениться.

– Да помню, – досадливо отмахнулся Архангельский, – но не вести же с собой незваных гостей.

И он кивнул на гоблинов, телепающихся за нами.

– Да-а, – пригорюнилась я и с возмущением оглянулась.

И тут раздался рёв милицейской сирены, преследователей как корова языком слизала. «Альфа Ромео» мгновенно сошла с дистанции. Однако Архангельского даже это не обрадовало. Его явно терзали горькие мысли.

– Соня, ты вот что, ты, пожалуй, это, – конфузясь промямлил он.

– Что – это? – сердито осведомилась я.

– Да Машеньке про всю эту заморочку лучше, наверное, не говори.

Я насторожилась и сразу полезла на заднее сидение, где лежали букет и подарок. Букет, естественно, помялся, коробка с подарком подозрительно звенела, хотя звенеть ей ни в коем случае не полагалось.

– Про какую заморочку идёт речь? – зверея, воскликнула я.

Думаю нет смысла описывать интонации моего голоса, там хватало всего: и возмущения и угроз.

Архангельский окончательно заробел, смахнул со лба пот и взмолился:

– Сонечка, ей бы в такой день да ещё про это не надо бы знать.

– Ха! – воскликнула я, разумеется, без всякой радости. – Как раз в такой день узнать про все про это ей и будет полезно.

– Соня!!!

Не могу передать отчаяния, выплеснутого в этом вопле. Сердце моё смягчилось, но что делать с подарком? Да и я не в лучшем виде. Женька с Юлькой, как два голубка, нарядные и счастливые сидят за свадебным столом, и тут вваливаюсь я с разбитым подарком и с остатками красоты, утраченной в общении с мерзкими гоблинами. А Женька и Юлька с обидной жалостью смотрят на меня?!

Что я могу противопоставить их счастью? Осколки подарка и остатки себя? Господи! Как вспомню, что в моем сидении дырка, а бампер помят – жить не хочется!

– Нет! – отрезала я. – Ты, Ваня, как знаешь, а я врать не привыкла!

Он (какая наглость!) искренне изумился:

– Ты? Не привыкла врать?

– Абсолютно, – заверила я. – Потому что совсем врать не умею!

– Неужели разучилась, – расстроился Архангельский и добавил: – Как невовремя, теперь Маруся меня убьёт.

«Маруся может, – подумала я. – Если что не по ней, она сразу звереет, а с её габаритами это опасно. Но с другой стороны, как здесь её осуждать? Только начала сбываться мечта, а жених взял и сбежал. Я бы тоже, пожалуй, убила. Обижаться в таком случае совсем не продуктивно.»

– Хорошо, – согласилась я, – промолчу, но лишь с условием, что ты всю правду мне расскажешь.

Архангельский запаниковал.

– Какую правду? – закричал он.

– Кто эти гоблины? Чего от тебя хотели? Почему ты от них убегал?

Сами догадываетесь, вопросов образовалась уйма. Секундой позже я узнала, что ответов будет гораздо меньше, точнее не будет вообще.

– Сам ничего не понимаю, – только и буркнул Архангельский.

Я опешила:

– Не хочешь ли ты сказать, что сел в эту «Альфу Ромеу» почему не знамо сам? Ха! Да ещё прямо от свадебного стола? Ха! Да ещё в жениховском костюме? На разборки?

– Какие разборки? Куда сел? Меня схватили и силой затолкали в машину.

Кто видел Архангельского, тот поймёт: предположить силу, большую чем у него, крайне трудно. Теряюсь в догадках, кто рискнул бы тягаться с ним. Разве что Маруся. Когда пьяна.

– Соня, их было трое, – заметив мои сомнения, пояснил Архангельский. – К тому же налетели внезапно. Сначала я думал, что это новый розыгрыш устроили или обряд, ну, сама знаешь как это бывает на свадьбах, то перетягивать какие-то канаты надо, то что-то рвать зубами заставят, то кошку куда-то кидать, то ещё какая фигня, то выкупать что-то требуют.

– Не что-то, а невесту, – уточнила я.

– Во-во, поэтому сразу и не удивился, когда подлетели эти лбы и вязать меня начали. Поначалу даже и не сопротивлялся, чтобы не помять костюм. Маруся сильно этого не любит. Поначалу даже сам шёл, а они, смотрю, грубые, наглеют…

– Вот и раскидал бы их!

– Но я-то подумал, что это все в порядке вещей, свадьба же.

Я покрутила пальцем у виска:

– Вот именно, что свадьба, куда же гости, черт их возьми, смотрели, когда вязали тебя? Куда Маруся, наконец, смотрела? Ха! Прямо от свадебного стола увели жениха, а эти гости, эти лопухи, и в ус не дуют! Ладно ты им ни к чему, так о себе бы подумали: кому они «горько» будут кричать? Интеллигенты же все, не пьют без повода.

– Не знают гости ничего, – почему-то рассердился Архангельский. – И не узнают, если ты им не расскажешь. Я в холле был, как раз на воздух шёл.

– Зачем?

– Покурить маленько.

Он вдруг смутился и совсем тихо пробурчал:

– Пацапались мы с Марусей.

Тут надо сказать, что пережить осуществление заветной мечты не просто любому человеку, а уж такому эмоциональному, как наша Маруся, тем более. Мечта, занимавшая в жизни изрядный объём, сбываясь, образует опасную пустоту, которая сразу же наполняется грустными вопросами. Зачем жить? Куда теперь стремиться? Как тратить образовавшийся излишек времени? И т. д. и т. п.

Маруся от этих вопросов начала выходить из равновесия прямо на глазах, занервничала и даже похудела. Думаю и Ваня её уже почувствовал охлаждение. Ха! Охлаждение! Неделю до свадьбы они грызлись, как собаки. Так, орамши, под венец и пошли с надеждой, что образуется.

По этой причине меня не удивило, что Архангельский в разгар свадьбы отправился подальше от невесты на воздух покурить.

– Если так, – сказала я, – так в чем тут дело? Маруся думает, что ты все куришь. Отсутствовал ты не слишком долго, она может и не хватилась, сидит, одна поздравления принимает, сама с собой под «горько» целуется.

– Издеваешься? – с укором спросил Архангельский. – В тот-то и загвоздка, что видела она как лбы меня уводили. Выскочила в холл, я ещё глянул на неё, мол, ничего не поделаешь, обряд есть обряд.

– А она что?

– Махнула рукой, а потом показала кулак. Теперь-то уже понимаю, со стороны это выглядело так, словно я в обнимку с дружками куда-то слинял.

– И по ходу пьесы изуродовал мой «Мерседес». И чего от меня ты хочешь? – скептически поинтересовалась я.

Архангельский взглянул с мольбой и жалобно попросил:

– Соня, ты же умная, придумай что-нибудь сама.

Когда речь заходит о моем уме, мгновенно слабею.

– Хорошо, – смилостивилась я, – придумаю, рассказывай все свои заморочки.

Архангельский оторопел:

– Какие заморочки?

– Ну дела или что там у тебя. Короче, все, что может иметь к этим гоблинам отношение. Рассказывай, дорогуша, куда вляпался и поподробней.

Он помотал головой и с явной искренностью сообщил:

– Никуда я не вляпывался.

– Что, и сомнительных дел никаких не было?

– Кроме этой свадьбы, никаких.

– Так зачем же хватали тебя?

– Сам голову ломаю. Может перепутали с кем?

Я пришла в отчаяние и закричала:

– Не хочешь ли ты мне сказать, что нет вариантов узнать с кого спросить за «Мерседес»?

От удивления Архангельский даже руль на мгновение бросил, но тут же снова управление взял и с укоризной сказал:

– Соня, побойся бога, твой «Мерседес» просто картинка в сравнении с их «Ромевой». К тому же в аварии повинна ты.

Но я уже не слушала его, я кричала:

– О, ужас! Ужас! Изуродован мой автомобиль и спросить не с кого! Как, по-твоему, этих гоблинов теперь буду искать?

– Не волнуйся, – успокоил меня Архангельский, – ты так над ними постаралась, что они сами тебя найдут. Им же тоже с кого-нибудь за машину спросить захочется. Так ты не сдашь меня Марусе? – ни с того ни с сего он вдруг вернулся к своим проблемам.

Я уже страдала о подарке и не имела возможности отвечать. Мой подарок! Антиквариат! Чистейший фарфор! Сколько в нем таилось замыслов! Сколько моих горьких надежд!

– Женька понял бы все, когда бы я вручила подарок Марусе! – рявкнула я. – А что теперь я вручу? Осколки?

Архангельского моё заявление озадачило.

– А что ты собиралась Марусе дарить? – растерянно спросил он.

– Часы! Семнадцатый век! В чу-дес-ней-шем состоянии! С потрясающим боем! Тончайший фарфор! Обалденный изыск!

– Часыыы? Фарфоровые часы? И что же должен был из этого понять Евгений?

– Все! Как мне больно! Как мне плохо! Как люблю его! Как много он хорошего забыл! Все-все-все!

Архангельский вошёл в очень сложное состояние, передать которое невозможно только словами. Я же, дивясь его бестолковости, пояснила:

– Это совсем просто для чуткой души, понимаешь, ассоциации, связанные с подарком. «Старинные часы ещё идут…» «Приезжай хоть на денёк, приезжай хоть на часок…» И так далее, продолжать могу до бесконечности. В этом подарке заключалась моя исповедь, не зря же я такие деньги отвалила.

– Но что же будет со мной? – взмолился Архангельский.

Боже, какой эгоизм! Я ему про горе своё талдычу, а он мне все про Марусю! Впрочем, у него тоже горе, раз он решился на ней жениться.

– С тобой совсем просто, – заверила я. – Скажешь, что прямо у входа в ресторан Сонька попала в аварию, а ты помогал улаживать её, то есть мои дела. Обманывать Марусю одно удовольствие, только этим и занимаюсь всю жизнь.

Архангельский посмотрел на меня как на гуру – с огромным уважением и пытливой завистью.

– Мне почему-то это плохо удаётся, – признался он и тут же ободряюще добавил: – А о «Мерседесе» ты не беспокойся. Он же застрахован.

– Но инициатор аварии я.

– Но «Альфа Ромео» скрылась с места происшествия. Её будут искать и найдут, номер я запомнил. Если головопяточные заартачатся, в твою пользу будет свидетельствовать вся наша свадьба. Дело решится так, как надо тебе.

– Ваня, – изумилась я, – ты что, этих гоблинов совсем не боишься?

Он посмотрел на меня, как на неразумного ребёнка.

– Соня, клянусь, это ошибка.

Я посверлила его взглядом:

– Ошибка?

– Ошибка и ничего более. Головопяточные по запарке перепутали меня с каким-то крутым, обедавшим в том же ресторане.

– Уверена, что гоблины умом не блещут, но и не конченные же кретины они, – усомнилась я. – Как-то ведь выживают в нашем сложном мире.

– И на старуху бывает проруха, – ответил Архангельский и с невиннейшей улыбочкой спросил: – Ты что, всерьёз думаешь что я способен сотворить нечто такое, из-за чего целая банда палит из стволов в центре Москвы?

Нет, такого впечатления Марусин Ваня не производил.

– Кстати, гоблинов должна уже бояться ты, – с необъяснимым чувством превосходства сообщил Архангельский.

– Я?!!

– Ну да, ведь это ты разбила их машину. И вообще, Соня, ты так невовремя в это дело встряла.

Вот она человеческая благодарность! О, люди! Порождения крокодилов!

– И это говорит мне тот, кого вот только что от верной гибели спасла? – возмутилась я.

Архангельский (ну и наглец!) снисходительно усмехнулся:

– От какой гибели, Соня? Разобрались бы, что я не тот, кто им нужен, и отпустили бы.

– Так почему же тогда ты от них удирал? – спросила я, глядя как он подруливает к ресторану.

– С перепугу, – признался Архангельский. – Передать не могу, Соня, в какой впал мандраж, когда в машину меня затащили.

– А теперь? – ядовито поинтересовалась я.

– А теперь в себя пришёл и сразу понял, что все это чепуха. Теперь я абсолютно спокоен.

– Ничего, сейчас с тобой приключится новый мандраж, пошли к Марусе.

Глава 5. Оранжевое безумие

Военный полигон «Гарант».

Забайкалье.

Июнь 1988 г.

Генерал Калягин приник к стереотрубе. Мощная оптика придвинула, вырвала из однообразного пейзажа аккуратные брустверы далёких окопов. В полуденном мареве плывущего в линзах воздуха Калягину почудился блеск примкнутых штыков надёжно укрывшейся в земле пехоты.

Генерал оглянулся на притихших офицеров штаба. Решительно рубанул рукой, скомандовал:

– Начали!

Все ожило. Понеслись по проводам отрывистые команды. Эфир заполнили транслируемые на КП параметры готовности.

Неподалёку от блиндажа генерала чудовищная сила подняла и сдвинула массивную бронеплиту, прикрытую грунтом и пожухлой травой. Медленно выдавилось гидравликой из таинственной черноты образовавшегося провала фантастическое сооружение, устремлённое ажурными сверкающими решётками в сторону далёких окопов.

Генерал глянул на связиста, приникшего к мощной радиостанции. Недовольно приказал:

– Вывести связь на громкую.

Солдат щёлкнул тумблером, и блиндаж наполнился командными голосами офицеров.

«Пульт управления один: фиксация системы завершена…

Энергетический блок: напряжение восемьдесят процентов от номинала…

Блок частотной модуляции: полная готовность».

Генерал Калягин удовлетворённо вслушивался в чёткие доклады начальников служб пока, наконец, не услышал завершающее:

«Готовность всех систем – сто процентов!»

И сразу же вслед за этим:

«Второй – первому: прошу команду на установку мощности».

Связист тут же передал генералу микрофон. Калягин, не задумываясь, приказал:

– Тридцать процентов. Градиент полмегаватта в час. Расчётное время сорок минут.

Мгновенно рокочущий голос «второго» продублировал:

«Тридцать процентов мощности на излучатели! Полмегаватта в час. Вывод на номинал – сорок минут.»

И почти без перерыва:

«Спецконтингенту покинуть окопы. Имитировать атаку цепями. Дистанция шесть метров. Каждому третьему использовать защитное изделие ДАД-1. Каждому шестому остаться в окопах. Бригадам медиков выдвинуться на рубеж излучателя. Выполнять!»

Генерал Калягин, внимательно вслушиваясь в команды своего заместителя, не отрывал глаз от установки, от её сверкающих ажурных конструкций.

В который раз подумал:

«Почему конструкторы назвали установку: изделие „Аист“? Может из-за единственной трубчатой опоры, поддерживающей излучатели?»

Спустя минуту по многочисленным зеркальным поверхностям «Аиста» заметались блики оранжевого огня. Пляска огненных всполохов ускорялась и…

Из недр фантастического устройства вырвался иглоподобный слепящий оранжевый луч, устремлённый к невидимым ещё атакующим цепям!

Генерал вновь приник к раструбу стереотрубы. Оптика придвинула к нему цепи солдат. Дистанция соблюдалась безукоризненно. Бойцы, двигаясь с оружием наперевес, чётко имитировали атаку. Шли размеренным шагом. Голову каждого третьего венчал необычный сверкающий шлем, украшенный ярким оранжевым забралом, прикрывающим глаза.

Генерал бросил взгляд на излучатель. Тонкий оранжевый луч потерял игловидную стройность, расфокусировался. Диковинные конструкции укрылись за непроницаемым слепящим туманом оранжевого пламени. Луч, ставший мягким и ласковым, методично обласкивал видимую уже невооружённым глазом пехоту. Он метался от края до края полигона, с каждой минутой обретая силу и яркость.

Калягин, зачарованный фантастическим зрелищем, не мог оторвать взгляда от оранжевого огня, сверкающим туманом охватившего установку. До него отчётливо доносилось деловитое повизгивание электроприводов, осуществлявших движение укрытого чарующим огнём Аиста. И тут…

Нестерпимая боль, зародившись где-то в районе ключиц, начала винтовым прессом скручивать позвоночник, проникла в голову, почти мгновенно освоилась там и овладела мозгом, стала нечеловеческой.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а… – по-звериному закричал генерал, теряя сознание.

Ординарец, подхватив его бесчувственное тело, тут же опустился на землю сам, уронив командира. Почти одновременно с ними рухнули, стиснув ладонями головы, остальные офицеры штаба. Лишь связист, на миг оторвавшийся от своего радио, увидев жутковатую картину, успел крикнуть в микрофон:

– Врача на КП-1! Срочно! Срочно! Первому нужна помощь!

И сразу упал, и покатился по бетону блиндажа, издавая страшные, нечеловеческие звуки.

Но медики беспомощно приникли к земле, им самим нужна была помощь.

Впрочем, там помощь уже никому не была нужна.

Поредели и цепи пехоты, прошедшей лишь малое расстояние от своих окопов до зловещего излучателя.

А «Аист» продолжал упорно метать смертоносное оранжевое пламя в сторону обезумевших от боли солдат. Многие из них падали, чтобы не подняться уже никогда.

* * *

В кабинете начальника Генерального штаба зазвенел аппарат спецсвязи. Голос солдата телефониста сообщил:

– Товарищ маршал, вас «по уколу» полигон «Гарант».

– Слушаю, – откликнулся маршал.

Голос в аппарате сбивчиво доложил:

– Товарищ маршал, докладывает начальник особого отдела полигона «Гарант» полковник Стрелецкий. Установка «Аист» вошла в нештатную ситуацию. Среди личного состава имеются жертвы. Генерал Калягин погиб. Установка самоуничтожилась.

Помрачневший маршал не задал ни одного вопроса. С минуту помолчав, он приказал:

– Полигон надёжно оцепить. Систему энергопитания ввести в дежурный режим. Создать комиссию из числа офицеров полигона. Я пришлю своих представителей. Все.

Маршал опустил трубку на аппарат и нервно закурил.