Текст книги "Мерзавец на выданье"

Людмила Милевская
Мерзавец на выданье

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Вместо пролога. Предательство

Все утро ругались. Вдруг на него нашло: начал ее ревновать – просто взбесился. Она тащила его в номер, он же вбил себе в голову: «Я ей надоел», – и злился, злился, злился – делал все наоборот.

«Перемигивалась с тем здоровущим брюнетом, чей столик у фонтана, – злобствуя, думал он. – Увидела его, оживилась. Явно кокетничала. А меня старательно прятала, прикрывала собой.

Стыдится! Ну да, ей за меня стыдно. Она считает меня уродом. Ей нужны только деньги. Мои деньги. Так будет всегда. Так было с Шанталь. И с Лаурой. И с Диной, и с Сарой…

Ну почему я на них западаю? Все эти длинноногие красавицы-дылды одинаковы. Невинные губки, наивные глазки, ангельские мордашки, а сами копилки.

Копилки!

Жерди! Верзилы!»

Все утро ругались.

– Дороф, – отбивалась она, – не чуди, никто мне не нужен, ни на кого я не смотрю, ты самый лучший…

– Самый?

– Да!

– Нет, не самый. Всего лишь десятый. Удивляюсь… Да нет, просто не понимаю, зачем ты выбрала меня, когда целых девять человек впереди. Они же гораздо богаче. Одна из них, правда, женщина. И двое – голубых. Остальные и вовсе женаты. Вот и ответ: я единственный холостяк в золотом списке.

– Да, ты единственный холостяк, – согласилась она и озорно добавила: – Ты единственный холостяк, которого я люблю.

– Все женщины лгуньи.

Она обиделась и капризно поджала пухлые губы:

– Дороф, это зло. Очень зло. Я не заслужила. Ну что на тебя нашло? Чем я тебя обидела?

Он пожал плечами:

– Ничем.

Сидящий у фонтана брюнет кому-то улыбнулся, от чего его мужественное лицо неожиданно преобразилось: на щеках появились детские ямочки, задорно сморщился нос. Он поднялся из-за столика и с ленивой небрежностью прошелся мимо ограды, наклонился к фонтану, поймал в ладони бойкую струю, игриво стряхнул с рук капли воды, вытер лицо и, поглядывая на часы, уселся обратно за свой столик.

Дороф зло подумал: «Что он бродит здесь, этот красавчик? Кого он ждет?»

Перехватив злой взгляд жениха, она от брюнета отвернулась, но всем своим видом выражала раздражение и недовольство. Он смягчился:

– Прости меня и не сердись. Жарко, неважное самочувствие.

Она вздохнула, нервно глянула на часы, тряхнула золотыми кудрями, улыбнулась, ласково попросила:

– Дороф, миленький, хватит ругаться. Пойдем в отель, я больше не могу сидеть на солнцепеке. Алжир ужасная страна: слишком много солнца. Мне здесь страшно надоело. Умоляю, Дороф, пойдем под кондиционер, пока я солнечный удар не получила.

Он сдался:

– Пойдем.

Уже в лифте, с нежностью глядя на нее, он подумал: «И в самом деле, что со мной? Совсем девчонку замучил. С чего вдруг взял, что не любит меня? Сара, Лаура, Дина, Шанталь – стервы, конечно, но Лена другая. Она русская. Русские женщины особенные. Они умеют любить. Дед утверждал, что русские женщины самые лучшие в мире. Теперь я и сам так могу сказать. Лена – самая лучшая. Она честная, умная, красивая…»

Он себя успокаивал, и все же было тревожно, муторно на душе. Почему? Предчувствие?

Он на себя разозлился: «К черту предчувствие! Лена моя невеста! Мы скоро поженимся! Скорей бы…

Интересно, что она думает обо мне? Кто я в ее глазах?

Впрочем, какая разница…»

Он невесту любил, но порой казалось ему, что женщины вообще не думают. Когда им думать? Лена так занята: «тащится» перед зеркалом, что-то жует, ругает прислугу, в солярии часами «фритюрится», листает журналы, «зависает» в бассейне, «отшикаривается» в салонах, «шопингует» и все это с трубкой под ухом: болтает, болтает, болтает…

За такие мысли он обычно себя ругал.

Когда вошли в номер, Лена метнулась к окну, рухнула на диван, нервно глянула на часы и попросила:

– Милый, иди ко мне, расскажи почему такой грустный.

Неожиданно он заупрямился:

– Нет.

Она капризно надула губки и пропела:

– Люби-мый, я хочу зна-ать.

Он покачал головой. Ее красивое лицо исказила гримаса испуга:

– Не сядешь?

– Нет.

– Но почему?

– Не хочу.

Она (в который раз?) нервно глянула на часы и закричала:

– Дороф! Я обижусь! Сейчас же иди ко мне!

– Зачем?

– Расскажешь о себе.

– Что?

– Все-все. Кто твои предки? Откуда они? Все-все расскажи.

Он оперся спиной о дверной косяк, небрежно закинул ногу за ногу и рассмеялся:

– Невеста за три дня до свадьбы наконец заинтересовалась родословной жениха.

– Не язви.

Он согласился:

– Хорошо, не буду. Даже расскажу: я русский. Мой дед, Михаил Доров, в тридцатых прошлого века уехал из России, сбежал в Америку от Сталинских репрессий. В Америку, как думалось ему, в свободную страну. Там наша фамилия претерпела некоторые изменения: Доров стал Дороф. Впрочем, это обо мне можно прочитать в любой газете.

– Я знаю, – она снова глянула на часы: – Дороф, умоляю, не упрямься, подойди ко мне! Подойди! Ну на секундочку!

– Зачем? – удивился он и подумал: «Странная настойчивость. Порой этих женщин не поймешь».

Лена рассердилась, нахмурилась, потом неуверенно улыбнулась, но улыбка тут же сползла, а чистый лоб собрался в морщины.

«Что с ней сегодня?» – удивился Дороф, наблюдая за внутренней борьбой невесты.

Она вдруг взяла себя в руки и «надела» на лицо улыбку. Улыбка прочно сидела, но Лена продолжала нервничать, и Дороф это чувствовал.

– Я что-то скажу тебе на ушко, – нежно начала она, но, вновь глянув на часы, вдруг истерично завопила: – Дороф! Если ты сейчас же ко мне не подойдешь…

– То что? Что будет? – удивился он.

– Зареву!

– Не надо.

Он оторвал спину от дверного косяка и нехотя двинулся к Лене, но не успел сделать и двух шагов, как прогремел взрыв. Дверь вынесло, Дороф вылетел в коридор и потерял сознание. Когда очнулся и понял, что жив, сразу подумал о невесте. И в тот же миг перед глазами встала картина: подкинутый вверх диван, на котором она сидела, и сноп огня, куски бетона, щепки панелей, крошка битых стекол…

Но Лена была жива. Дороф долго стоял у больничной кровати, глядя на ее длинное, покрытое бинтами тело.

«Эта оказалась хуже всех, – с тоской думал он. – Эта вообще террористка. Но сколько же ей заплатили? Ясное дело, она не думала умирать. Заманивая меня к окну, она рассчитывала на снайпера, но ее обманули, динамит подложили в диван…

Но я-то, я, дурак, куда смотрел? Что нашел в ней? Дылда! Верзила! И дура!

Конечно, дура! Через три дня была бы моей женой, была бы очень богата… Ну сколько ей, там, заплатили…»

Ему сказали, что она умирает, и это было действительно так: Лена умирала.

«Ненавижу, – мысленно твердила она, – ненавижу этого Дорофа! Из-за него все! Из-за него! Что теперь будет? Как он там, мой любимый? Я его подвела. Через месяц была бы у нас свадьба, а теперь я умираю».

Лена умерла с мыслями о том брюнете, который сидел за столиком у фонтана. Умерла, так и не осознав, что он ее и убил: хладнокровно послал на верную смерть.

А она его очень любила – любила его детскую улыбку, его ямочки на щеках, его задорно сморщенный нос…

«Задорно сморщенный нос…»

С этой мыслью она и угасла на глазах изумленного Дорофа.

А на следующий день в газетах появилось сенсационное сообщение: «… в Алжире состоялось покушение на миллиардера Майкла Дорофа, да вот незадача: террористка погибла и пострадал двойник, а сам Дороф, лица которого по-прежнему никто не видел, наслаждался красотами недавно приобретенного им острова в водах Тихого океана».

Глава 1

С мужчинами с детства Валерии не везло. Самый первый ее любимый мужчина – отец – оказался предателем.

«Дочка, я обидел маму, а не тебя», – говорил он, и Валерия ему верила.

Верила целый год, но когда увидела как он целует жалкий сморщенный и очень крикливый комочек, укутанный в розовое, пенящееся кружевами одеяло, Валерия поняла, что предал отец и ее.

«Папа, я тебе уже не нужна,» – сказала она, и отец исчез из ее жизни – больше они никогда не виделись.

Они не виделись, но маленькая Валерия еще долго ждала его и любила. Но он жил с тем жалким комочком, пеленал его и кутал в розовое одеяльце. Мать говорила, что это совсем не комочек, а сводная сестра, но Валерия до сих пор не могла считать сестрой ту, которая отобрала у нее отца.

Порой она думала: «Если бы не предательство отца, жизнь была бы совсем другой – светлой и счастливой, а теперь – одиночество и тоска».

Казалось, редкие удачи посланы лишь для того, чтобы усилить серый жизненный фон: тоску и одиночество.

Внешне отец был так себе: неприметный щуплый голубоглазый белокожий блондин среднего роста, неуверенный в себе, застенчивый и смешливый. Впоследствии Валерии нравились только такие…

Нет, вообще-то нравились разные (и шатены, и рыжие, и брюнеты), но серьезные отношения завязывались только с такими: с неприметными щуплыми голубоглазыми белокожими блондинами среднего роста, стеснительными и смешливыми.

И не было бы в том большой трагедии, если бы не комплекция Валерии. Валерия оказывалась выше своих избранников едва ли не на голову, в самом прямом, а не переносном смысле. Избранников разница в росте не волновала, но Валерия стыдилась своей долговязости и переживала. Тем более, что подруга ее, Елизавета Крылова, подливала масла в огонь, хронически недоумевая.

– Ты же красавица, Лерка, – твердила она, – так почему выбираешь уродов?

Как говорится, на вкус и цвет товарищей нет: возможно, Валерия красавицей и была, но строгая мамаша, наградившая ее гренадерским ростом, слишком часто сокрушалась вслух, что дочка растет каланча, и жениха ей ввек не сыскать.

Мать-то ладно, родилась она раньше своего времени. В годы ее молодости в моде были озорные пампушки, а про таких, как она, действительно говорили «длинная» и «каланча». Но если бы только мать. С детских лет белобрысая голова Валерии возвышалась над головами сверстников. Естественно, ее дразнили верзилой. С мальчишками отношения складывались чисто мужские.

Но однажды ей почти повезло. Когда Валерии было пятнадцать, у нее наклевывался роман с мальчишкой из соседнего двора. Он как-то рискнул за ней поухаживать, но все закончилось чрезвычайно трагично. Для Валерии трагично, потому что для окружающих как раз наоборот: история эта выглядела весьма комично и потом еще долго над ней всем двором потешались на горе несчастной Валерии.

А было вот что. Однажды, после милой прогулки по городу под луной, молодые люди забрели во двор Валерии. Там было шумно по причине выходного дня. Естественно, каланча-Валерия сразу обратила на себя всеобщее внимание. Ухажера тоже рассматривали с пристальным любопытством – кто он, отважный герой? Он же повел себя независимо: уверенно расположился на лавке под фонарем и нетерпеливыми жестами приглашал присоединиться к нему и Валерию. Под насмешливыми взглядами соседей она смутилась, растерялась и стояла, нервно теребя свою косу. Кто-то возьми и крикни:

– Куда зовешь ее, дурачина? Эта дылда нам лавку развалит!

Услышав такое, Валерия возьми и на лавку присядь, рядом с молодым человеком, а лавка возьми и развались. И никого уже не интересовало, что старая лавка давно на ладан дышала. Смеху было…

Молодой человек сломал ногу и потерял к Валерии интерес. Она же отделалась легкой физической травмой и тяжелейшей душевной. Издевательский хохот соседей еще долго мучил ее в ночных кошмарах и преследовал днем шумами в ушах. Мать даже водила дочку к врачу и даже диагноз был страшный: невроз!

Впрочем, Валерию не слишком лечили – прошло все само, но после той лавки она окончательно поняла, что обречена на горькую женскую долю – на несчастливую бабью судьбу.

Пытаясь найти поддержку у матери, Валерия поделилась с ней опасениями и тут же пожалела об этом. Мать согласилась с дочкой охотно и от себя еще много такого добавила, что Валерия зарыдала.

С тех пор Валерия уже осознанно боялась мужчин. Уверовав в опыт матери, она теперь знала: мужикам нравятся только карманные женщины – они терпеть не могут верзил. Валерия жутко страдала.

Мамаша видела ее страдания и страшно по этому поводу переживала, не скрывая тяжелейших переживаний своих от бедной дочери. Валерия прятала свой рост, старательно сутулилась, как черт от ладана, шарахалась от парней и с потрясающей частотой падала с лавок, скамеек и стульев…

Однажды под ней развалился даже диван!

Короче, жизнь ее не шла, как у других, а катилась кубарем с тех предметов, на которых обычно сидят.

Разумеется, в таких невозможных условиях трудно было отыскать заветную генеральную линию защиты и нападения, прозванную в народе женским кокетством. Линия эта каждую женщину по жизни не просто ведет, а порой проникать помогает и в тесные щели сердец настоящих хозяев жизни – царей природы.

Но начисто лишенная кокетства Валерия ни о каких царях не помышляла. Пока подруга-Елизавета сама выбирала то, что ей по сердцу, Валерия, стыдливо опустив глаза, ждала когда найдется тот, кто совсем ни на что не гож и окончательно никому не нужен. Он-то и рискнет ее выбрать – полагала она.

И находились такие: неприметные щуплые голубоглазые белокожие блондины среднего роста, очень неуверенные в себе, стеснительные и смешливые. Им-то Валерия и была словно сиропом намазана, они-то и слетались к ней, будто пчелы на мед.

Разумеется, и Валерии хорошо с ними было, но лишь вдали от людских глаз: там, где никто не мог видеть карикатурности их дуэта. О том, что она выше своего избранника ростом, Валерия не забывала ни на секунду и переживала…

В конце концов переживания съедали любовь, коротышка исчезал из ее жизни и… вскоре появлялся новый: неприметный щуплый голубоглазый белокожий блондин среднего роста, жутко неуверенный в себе, стеснительный и смешливый.

Елизавета Крылова ужасно злилась. Она была нацелена на карьеру и отношения с мужчинами причисляла к развлечениям, приятным и полезным.

– Чего ты хочешь? – время от времени спрашивала она подругу.

Валерия отвечала:

– Выйти замуж по любви. По большой любви. Хочу рожать и растить детей, быть заботливой матерью и верной женой. – Подумав, она добавляла: – И чтобы муж был значительно выше меня.

Елизавета закатывала глаза, хваталась за голову и долго-долго Валерию убеждала, что она безбожно от жизни отстала.

– Тебе нужен баскетболист, – утомившись, заключала Елизавета.

– Нет, мне нужен муж, – не соглашалась Валерия и добавляла: – Верный.

Елизавета крутила пальцем у виска.

– Раз для тебя смысл жизни в замужестве, – сокрушенно вздыхала она, – тем более займись карьерой. Не на улице же мужа искать.

В конце концов Валерия последовала ее совету, и начались долгие поиски призвания. На каком только поприще не пробовала себя Валерия под неусыпным оком подруги…

Все безуспешно.

Отчаявшись, Елизавета подняла на ноги все свои «развлечения», а «развлечения» ее (по странному стечению обстоятельств) были не только богаты, но и влиятельны. Некоторые даже очень влиятельны. И, как это ни удивительно, все они необычайно серьезно относились к Елизавете: не забывали о ней в женские и новогодние праздники, утешали в неприятностях и готовы были выполнять любые ее поручения. И даже капризы.

– Хочу срочно выдать замуж подругу, – всем своим поклонникам (и действующим, и будущим, и бывшим) заявила Елизавета.

И карусель завертелась: начались поиски жениха.

Мигом заработали не самые худшие отечественные умы, и быстро нашлась фирма, готовая оплатить поездку Валерии в Лондон. В очень престижную школу телохранителей.

Там она добросовестно обучалась по новейшим методам и через два года приобрела профессиональные навыки и диплом, с которым имела шансы трудоустроиться в любой точке земного шара, но… не смогла найти работу даже в России.

Однако, не стоит забегать вперед.

Глава 2

Отправляя подругу за границу, Елизавета больше надеялась не на диплом, а на приличную партию для Валерии. Елизавета уповала на то, что уж во всей-то Англии сыщется преуспевающий джентельмен, утомленный сухопарыми леди и потому способный оценить прелести русской дородной б…и. (Всех красавиц Елизавета называла именно так, не делая исключения и для подруги, которую, сравнивая с собой, неизменно считала красавицей.) Елизавета сильно рассчитывала, что этот потенциальный джентельмен сможет убедить несчастную Валерию в том, что она действительно «просто блеск», а не тот бесформенный и бесконечно огромный кусок мяса, каким бедняжка себя считала.

Но… и в Англии Валерию подстерегали неприметные щуплые голубоглазые белокожие блондины среднего роста, стеснительные и смешливые – благо, там такого добра пруд пруди.

Елизавета мириться с этим никак не хотела. В ее жизни было две цели, к которым она упрямо стремилась, как фанат-альпинист к вершине Эвереста. Елизавета мечтала сделать головокружительную карьеру и выдать замуж Валерию.

Сама же Валерия столь высоких целей не ставила и смутно себе представляла чего бы она хотела, забираясь в дождливую Англию.

Угнетенная своим предполагаемым уродством, Валерия вообще была в желаниях вяла и безынициативна. Порой, вопреки своей женской сущности, она и вовсе не имела сильных желаний. Во всяком случае ей так казалось. Так нищий отказывается мечтать потому, что бесплодность мечты ранит его истощенную горем душу. Одному богу известно как поведет себя тот же нищий, внезапно разбогатев.

Пребывая в худшем из состояний того самого нищего, Валерия уже готова была смириться с очередным блондином, и тут «поперло»!

Поперло!

Иначе не скажешь, потому что везение началось фантастическое. Поперло по всем статьям – и в любви, и в карьере.

И все это – в Англии.

Следовательно, благодаря Елизавете.

Елизавета торжествовала. Валерия тоже была счастлива. Некоторое время.

А случилось вот что. До получения диплома оставался месяц, когда Валерию для конфиденциальной беседы вызвал сам директор школы – школы самой лучшей в мире (в этом виде деятельности).

Валерия вошла в его кабинет ни жива ни мертва, даже на стул опустилась без обычной опаски, хотя, (после той злополучной лавочки) присаживаясь куда-либо, всегда получала легкий стресс. Сейчас же стресс достиг столь высокого уровня, что Валерии было не до мелочей. Парализованная страхом, она распахнула свои и без того огромные глаза, взирая на директора, как на Зевса, от скуки спустившегося с Олимпа.

Но почему ему понадобилась она, Валерия, серая унылая личность, урод?

– Вы показали себя как талантливая и усердная ученица, – сказал директор.

Сердце Валерии часто забилось.

– А потому я решил включить вас в список претенденток на выгодное и престижное место. Мы получили заявку от самого господина Дорофа. Майкла Дорофа.

Заметив, что для Валерии это громкое имя – звук пустой, директор пояснил:

– Господин Дороф – крупный американский промышленник. В этом году он вошел в десятку самых богатых людей планеты.

Можно представить, что сделалось с бедной Валерией. Услышав это, она попятилась вместе со стулом. Стул, кстати, слегка заскрипел. Валерия – тоже, сдавленно (совсем не своим голосом) спросив:

– А почему я?

Директор важно ответил:

– Дело в том, что господин Дороф ваш соотечественник. Его предки выходцы из России, поэтому мы и решили послать на конкурс именно вас. Вы в нашей школе единственная курсантка из России.

Валерия и стул попятились опять. Конкурс! Страшное! очень страшное для Валерии слово.

Директор хорошо знал своих курсантов. С ними работали отличные психоаналитики. Исследовались все тайники душ. Результаты исследований регулярно докладывались директору, поэтому он разгадал страхи Валерии и решил ее приободрить.

– Поскольку от нашей школы вы – единственная, – сказал директор, – то все шансы только у вас. Остальные частные школы на рынке труда столь высоко не котируются.

«Боже! Это провал! Я его подведу! Уроню честь школы!» – подумала Валерия и, охваченная ужасом, снова попятилась вместе со стулом.

Стул заскрипел сильней.

Директор симпатизировал этой, немного смешной девице. Видя ее состояние и желая беднягу слегка ободрить, он бросился перечислять достоинства, действительно имеющиеся у Валерии.

– У вас самые высокие баллы по всем дисциплинам. Вы сильная, зоркая, быстрая, – вдохновенно вещал директор.

В ее же висках стучало: «Подведу! Не пройду! Опозорюсь!»

Валерия пятилась – стул скрипел. Директор продолжил с напором:

– Вы блестяще знаете все виды оружия, лучше всех показали себя в стрельбе, прекрасно овладели психологией объекта, у вас потрясающая интуиции, вам лучше других удается физическое прикрытие, вы самая сообразительная, самая ловкая…

Здесь не выдержал даже английский стул – Валерия рухнула на пол, и директор школы, этот, воспитанный на мистере Бине джентельмен, самым неприличным образом закатился: то есть, громко заржал.

Позор! Позор! Позор!

На следующий день еле живая от страха Валерия отправилась на конкурс.

«Разбей параличом каждого, кто предложит мне сесть», – молила она бога.