Текст книги "Мерзавец на выданье"

Глава 9

– Девушка, девушка, что вы думаете о роковом мужчине?

Среднего рода существо презрительно оглянулось. Валерия поежилась и безмолвно ахнула: «Какой кошмар!»

Существо действительно было ужасно. Бритоголовое, с ярко накрашенными губами, в кожаной куртке и вельветоновой юбке, надетой поверх полосатых штанов, из-под которых неуклюже торчали высокие армейские ботинки…

Бесспорно, существо было ужасно, но, не подозревая об этом, оно явно себе нравилось.

– Чиво-оо? – с гримасой агрессивного превосходства вопросило оно.

Валерия отступила, робея и понимая что девица не расположена к творческим беседам. Однако, заметив в руках Валерии микрофон, она подобрело. Валерия рискнула повторить вопрос:

– Что вы думаете о роковом мужчине?

– Я об нем вааще не думаю, – сквозь «жвачку» лениво процедило существо.

За ответом последовал косой плевок, от которого Валерия ловко увернулась, чем заслужила одобрительный кивок девицы, междометие «вау» и реплику:

– Круто!

– Ну, хорошо, – из последних сил сдерживаясь, сказала Валерия, – тогда выразим нашу мысль следующим образом: вы верите в его существование?

Девица закатила глаза, почесала бритую голову, радостно гмыкнула и спросила:

– Каво?

«Сейчас меня вытошнит,» – подумала Валерия, досчитала до трех и вежливо пояснила:

– В существование рокового мужчины вы верите?

Девица снова гмыкнул, сплюнула, выдула из «жвачки» пузырь и тупо уставилась на микрофон.

– Чиво? – спросила она с угрозой.

Терпение стремительно покидало Валерию.

– Ну в существование рокового мужчины вы верите или нет? – уже не скрывая раздражения, гаркнула она.

– А че это за роковой мужчина такой? – с небрежной блатнецой поинтересовалась девица.

Валерия вздохнула, отправила микрофон в сумочку, развернула девицу на сто восемьдесят градусов и неслабым пинком с наслаждением придала ей хорошее ускорение. Девица бодро врезалась в толпу прохожих.

– Ну ты, гонишь! – последовало в ответ, однако от дальнейшего общения девица воздержалась.

Сила Валерии впечатлила ее.

Елизавета, снимавшая на видеокамеру эту сцену, рассмеялась, но это был смех сквозь слезы. Она искренне переживала за подругу и очень хотела помочь ей, а потому воскликнула:

– Потрясно, Лерка! Потрясно!

– Все! Больше не могу! – возмутилась Валерия. – Не выйдет из меня репортера, видишь сама.

– Это потому, что ты пасуешь перед объектом, – невозмутимо возразила Елизавета.

Валерия покраснела.

– Пасую! Да пасую! – закричала она.

– Но почему? Почему?

– Потому что это унизительно. Бегать за прохожими и каждому совать микрофон в зубы, когда им нет до тебя никакого дела. Прошли времена, когда народ млел перед прессой. Журналистов теперь не уважают, а презирают. Все вы нули без палочки, сливные бачки.

– Вовсе не нет, – возразила Елизавета. – Мы по-прежнему сила. Кто они такие, эти прохожие? Мошки. Вот эта девица чмошная, кто она? Конечно же муха, а я, если захочу, такого слона из нее раздую, что только ку-куру-куку. И она это сразу почувствует, как только я к ней подойду. Вон, видишь еще одна дебилка хиляет. Дай-ка мне микрофон.

Валерия растерянно протянула раскрытую сумочку. Елизавета выхватила из нее микрофон, небрежно бросила «смотри!» и бесстрашно врезалась в толпу. Минуту спустя Валерия с восхищением наблюдала как под напором самоуверенности ее подруги нагловатая девица становится мягче воска. Елизавета ласкала голосом и уничтожала взглядом. В конце концов девица утратила апломб, смешалась и смущенно залепетала несусветную чушь. К роковому мужчине ее лепет не имел отношения, однако Елизавета была довольна и горда.

– Учись, пока я жива, – снисходительно бросила она Валерии, небрежным кивком отпуская вконец сомлевшую девицу. – Секрет прост, надо быть понаглей. Наглость – второе счастье.

– А первое – что? – спросила Валерия и, не дожидаясь ответа, запротестовала: – Нет уж, я пас. Это не для меня.

– Да ты что? – возмутилась Елизавета. – Такое дело тебе предлагаю. В наше время умные люди от этого не отказываются.

– Значит я дура, – отрезала Валерия, но, наткнувшись на сердитый взгляд подруги, растерянно добавила: – Нет, правда, Лиз, ни репортера, ни журналистки не получится из меня никогда. Писать я не умею, а незнакомых людей просто боюсь.

Елизавета горестно головой покачала и со вздохом произнесла:

– Ой, Лерка, ладно, пойдем куда-нибудь перекусим. Жрать хочется, аж ку-куру-куку.

Валерия виновато пожала плечами:

– Нет, я домой.

– Домой?! К своему Французскому?! Слушай, в чем дело? Не умрет он там без тебя.

– Ну почему сразу к Французскому? Просто у меня много работы, неотложные дела.

Елизавета махнула рукой:

– Да нет у тебя никаких дел, ты безработная. А твой пьяница и бабник – французский кобель, подождет. Кстати, показала бы мне его.

– Ты же в аэропорту его видела.

– Ну да, едва помаячил на горизонте. Почему прячешь? Все равно знаю, что снова ты подобрала облезлого заморыша, «мудрого и несчастного», – Елизавета передразнила подругу и с осуждением спросила: – Эх, глупышка, когда ты уже поумнеешь?

Валерия пыталась оправдываться и упрямо лепетала про свои дела, но Елизавета слушать не захотела.

– Короче, ку-куру-куку! – бодро воскликнула она, подхватывая подругу под руку и увлекая ее за собой. – Сейчас зайдем в кафе, перекусим, расслабимся, а потом отправимся в мою газетенку. Посмотришь. Я там такой ремонт затеяла, полный отпад!

Несмотря на то, что Валерия была значительно крупнее и сильнее щупленькой Лизы, она покорно за ней следовала, потому что с детства привыкла подчиняться подруге.

– Мне пора домой, пора домой, – робко мямлила она, озабоченно поглядывая на часы и смиренно топая за Елизаветой.

Дома Валерию действительно ждал злой и голодный Анатолий Французский – не пьяница и не бабник, а самый заурядный неудачник, лентяй и обитатель дивана. Философ.

Он вернулся и опять отогрел ее душу, после чего Валерия окончательно его разлюбила. От его присутствия даже страдала и ругала себя, не имея мужества погнать непутевого из своей квартиры. А Французский на этот раз расположился со смаком: с аппетитом ел много и вкусно, пил одну Пепсиколу, а денег катастрофически не хватало на самое необходимое – еле сводили концы с концами.

Елизавета была права, Валерия действительно стеснялась Французского и действительно прятала его от подруги. Можно представить ее досаду, когда внезапно увидела она его, своего Анатолия, растрепанного, пьяного и небритого, шагающего им навстречу, в старом помятом плаще, в стоптанных башмаках…

«Что этого урода заставило подняться с дивана?!» – ужаснулась Валерия и даже зажмурилась, опустила голову, в надежде, что Французкий ее не заметит.

Но он заметил и, расталкивая прохожих, бросился наперерез.

– О-оо! О-оо! – пьяно вопил он, не находя слов от избытка эмоций.

– Мужчина, в чем дело? – недовольно спросила Елизавета, брезгливо отталкивая его.

– О-оо! – воскликнул он, вкладывая в это междометие всю игривость, на какую только был способен.

– Мужчина, вы кто? – уже мягче поинтересовалась Елизавета, а Валерия покраснела до корней волос.

Анатолий качнулся и сильно заплетающимся языком представился:

– Я, ик! простите, Французский.

Елизавета опешила, вымолвила свое обычное «ку-куру-куку!» и сочувственно уставилась на подругу. Та вжала голову в плечи, друг же ее не унимался. Радостно заржав, он воскликнул:

– Да, я Французский! Подданный! Ик!

– Сильно подданный, – желчно констатировала Елизавета. – Фу-уу! Разит как из пивной бочки! Шел бы ты, дорогой, куда шел.

Анатолий качнулся, сурово глянул на Валерию и пояснил:

– Я без нее ни-ни. Мы оба, – он сделал жест, которым лепят пирожки.

Елизавета с отвращением поморщилась.

– Фу, гадость какая! – сказала она, отталкивая Французского и увлекая за собой подругу.

– Девушки, вы знаете, что такое жизнь? – с пафосом вопросил он им вслед сильно заплетающимся языком.

Ответа не последовало, и Французский громогласно продолжил:

– Жизнь, это мучительная и бесполезная борьба с алкоголизмом!

Прохожие по необъяснимому русскому обычаю с симпатией смотрели на пьяного мужика и хихикали с одобрением. Валерия видела это и презирала и себя, и прохожих, и Лизку, и конечно Французского. Его – больше всех.

– Не знала, что он у тебя такой философ, – ядовито заметила Елизавета, ускоряя шаг. – Сразу чувствуется, что бедняга не столько живет, сколько ищет смысл своего бесцельного существования.

– Да-а, он такой, – вздохнула Валерия.

Расстроенная, она беспомощно оглянулась – Французский застыл в своем помятом плаще, щуплый, жалкий и пьяный…

Елизавета тоже бросила на него взгляд: презрительный, испепеляющий.

– Это надо отметить, – сказала она. – Так, милочка, сейчас же приглашаю тебя в ресторан. На обед. Посидим, поговорим «за жизнь».

– Я не одета, – испугалась Валерия.

– Ты всегда не одета, потому что все деньги угрохиваешь на Французского подданного. И вообще, что происходит? Просто ку-куру-куку и больше сказать ничего не могу! Слов нет!

Елизавета была возмущена. Время поджимало. Роман с Кругловым вошел в ту критическую стадию, когда настала пора для срочных и решительных мер. По опыту зная, что все романы неизбежно разваливаются, Елизавета желала чтобы этот роман развалился в законном браке: поэтому надо было спешить, а тут подруга все еще не пристроена.

Елизавета по-прежнему не решалась ранить Валерию своим счастьем. Она тщательно скрывала отношения с Кругловым. Но долго так продолжаться не могло. Больше рисковать Елизавета не хотела да и слишком опасно, Круглов мог сорваться с крючка. Она решила брать быка за рога.

В ресторане для разгона Валерия выслушала лекцию о женском достоинстве. За лекцией последовал вопрос:

– Зачем ты с «этим» живешь?

Валерия прекрасно понимала, что слово «это» заменяет другое, более обидное слово «ничтожество». Она рассердилась и закричала:

– А с кем мне жить? Я не могу жить одна, а ничего другого нет у меня!

Елизавета нахмурилась:

– Лера, ты же гордая, я знаю.

– Не гордая я! – огрызнулась Валерия.

– Гордая, просто скрываешь. Привела на свой диван какого-то Французского, – Лиза сделала паузу и добавила: – хронически подданного.

Валерия возразила:

– Толя не пьет.

– Что ты говоришь? – с сарказмом воскликнула Елизавета: – Трезвенник? Только что видела своими глазами. Так не пьет, что еле стоит на ногах и языком не ворочает. Лера, опомнись, – принялась увещевать она, – Французский никчемнейший человечишко. Одно слово: подданный. Он на шее твоей сидит да еще, наверняка, упрекает тебя, обижает…

Валерия обреченно молчала. Покорность подруги Елизавету взбесила.

– Черт возьми! – закричала она. – Олух какой-то тебя, красивую умную бабу, унижает! А ты спокойна? Да, ку-куру-куку?! Неужели это все тебя не колышет, не колет?

– Колет! – взорвалась Валерия, тоже переходя на крик. – Да, колет! Очень сильно колет! Что уставилась? Колет! Колет! До самой печенки колет!

– Не нервничай, – сказала Елизавета, мгновенно успокаиваясь сама. – Если колет, так в чем же дело?

– А ты не знаешь? Сейчас расскажу. Психолог Левин проводил эксперименты на крысятах. Одних он нежно поглаживал, других колол, а третьих оставлял без внимания. Знаешь что в результате произошло?

Елизавета равнодушно пожала плечами:

– Понятия не имею.

– Те крысята, которых он поглаживал, выросли здоровыми. Те, которых колол, тоже были здоровыми, но… злыми. Оч-чень злыми, – прошептала Валерия и тут же закричала: – А вот оставленные без внимания, болели! Сильно болели! Понимаешь? Я не хочу болеть! Я нормальная! Здоровая! Хоть и злая! Ну уж прости! Меня давно не гладил никто!

Она сделала паузу и продолжила уже тихо, даже устало:

– Лизка, отвяжись, пусть лучше колет. Ведь кто-то же должен меня любить.

– Хочешь сказать, колоть, – ехидно поправила Елизавета.

Валерия снова перешла на крик:

– Да! Хоть так! Любить и колоть, колоть и любить! Любить хоть с дивана! Лишь бы не это проклятое одиночество! Не болонку же мне заводить!

На ее лице застыла гримаса боли. Казалось, еще немного и слезы брызнут из глаз.

– Та-ак, – подытожила ошеломленная Елизавета, – полный ку-куру-куку наступил в твоей жизни. Ну, подруга, ты себя довела. Вижу, пора мне всерьез заняться тобой. Я, дура, думала, что дела вот-вот повернут на лад, а тут и конь не валялся – столько работы. Что ж, придется засучивать рукава.

Глава 10

На самом деле этот «ку-куру-куку», по мнению Елизаветы, никогда в жизни Леры и не прекращался. Одного за другим она подбирала непутевых мужчин, неудачников, бездомных, а, порой, и безработных…

– Теперь мы пойдем другим путем, – грозно сказала Елизавета в действительности засучивая рукава.

– Это каким? – струхнула Валерия.

– Сначала определимся Что нам нужно, а потом будем Это брать!

Валерия оторопела.

– Как брать? – прошептала она.

– Когда установим – Что, тогда и узнаем Как, – деловито пояснила Елизавета. – Ты в курсе как умная стильная женщина покупает одежду?

– Экспроприирует деньги у мужа и покупает.

От мысли такой Елизавета просияла и с восторгом облегчения воскликнула:

– Слава богу, хоть одну мудрую мысль я услышала от тебя! Лерка, оказывается, ты не безнадежная дура – бывают проблески знаний и у тебя, но речь о другом. Сейчас я о тактике говорю, а не о бабках. У умной женщины бабки всегда имеются, поэтому перейдем к тому, как она их тратит. Это ты знаешь?

Валерия, по всем признакам прикинув, что под умной стильной женщиной подразумевается круглая дура, смело предположила:

– Знаю, все деньги она тратит на шмотки.

– Правильно, – одобрила Елизавета. – Но сначала тщательно изучает себя, ищет плюсы и минусы в своей фигуре… Себя ты изучила?

– Изучила.

– Согласна. Ты всех мыслимых и немыслимых психоаналитиков до косточек обглодала, постигла все теории, следовательно прекрасно знаешь что у тебя за «фигура». Облегающее тебе пойдет.

Валерия растерялась:

– Какое облегающее?

– Самое что ни на есть облегающее. Муж должен со всех сторон тебя выгодно облегать, усиливая твои выдающиеся стороны. А там, где изъяны, он должен играть роль легкой драпировочки. Под драпировочкой от посторонних глаз прячется все лишнее.

Валерия окончательно зашла в тупик и рассердилась – что за человек эта Лизка, ни слова в простоте.

– Брось свои журналистские штучки, – закричала она. – Говори прямо, о чем речь?

– Речь о том, – невозмутимо пояснила Елизавета, – что люди безответственно подходят к судьбоносным событиям и со всей серьезностью решают незначительные проблемы. Если бы женщины выбирали мужей с той тщательностью, с которой обогащают свой гардероб, не было бы несчастливых браков.

Валерия вздохнула:

– Ах, если бы на брачном рынке был бы тот же выбор, что и в бутиках…

– Тем более расслабляться нельзя. Когда есть выбор, и дурак выберет, – отрезала Елизавета.

– Но что делать, когда выбора нет?

– Наши родители жили в условиях дефицита и потому одевались лучше нас. Моя мама точно знала какие она хочет джинсы, а потому гонялась за ними, не жалея ни сил ни времени. И в конце концов их настигала. Если бы она с таким же упорством подыскивала мне отца, то я была бы королевой Англии…

– Королева Англии безбожно стара, – напомнила Валерия.

Елизавета нахмурилась:

– Да? Ну тогда принцессой.

– А принцесса мертва.

– Я была бы другой принцессой!

– Та тоже стара.

– Короче, – отмахнулась Елизавета, – слишком ты умная, а толку нет. Вернемся к делу. Раз с фигурой мы определились, будем выбирать комплект.

Валерия опешила:

– Какой комплект?

– Комплект достоинств твоего будущего мужа, – пояснила Елизавета, доставая из сумки авторучку и блокнот. – Диктуй, дорогая.

– Но я не знаю что диктовать.

Брови Елизаветы взметнулись:

– Как? Ты до сих пор не определилась? Ну-у, милочка, поэтому и происходят с тобой чудеса. Что за ку-куру-куку? Что за легкомыслие? Это мужчина может беспечность себе позволить, а женщина всегда должна точно знать чего она хочет.

– Почему?

– Иначе, как она будет внушать мужчине чего хочет он? Неопределенность – враг секса, а без секса нет исполнения женских желаний. Короче, раз за дело взялась я, определять будем по моему разумению. Начнем с ног.

– Почему с ног? – изумилась Валерия.

– Потому, что любая грамотная женщина одеваться с ног начинает. Обувь диктует выбор одежды. К обуви гораздо больше требований: она давит, жмет, натирает мозоли, лишает возможности двигаться к намеченной цели. Или помогает – если правильно выбрана. Поэтому начнем с ног. К сапогам гораздо легче подобрать пальто, чем наоборот. Это знает каждая, уважающая себя женщина.

– Но при чем здесь мужчины? – поразилась Валерия.

– Плохо следишь за моей умной мыслью. Что гласит народная мудрость? Мудрость гласит: волка ноги кормят. Скажи мне, дорогуша, какие ноги должны быть у твоего волка?

Елизавета приготовилась записывать. Валерия задумалась.

– Ну-у, желательно длинные и некривые, – сказала она.

– Правильно мыслишь, – записывая, одобрила Елизавета. – Ноги ровные и длинные. Голова твоего волка должна возвышаться над толпой. Что еще?

– Ну-уу, даже не знаю. Размер, желательно, побольше…

– Правильно, чтобы твердо стоял на земле. Что еще?

– Не люблю волосатые.

Елизавета возмущенно уставилась на подругу:

– Если неплохо «волосатая рука», то чем тебя не устраивает «волосатая нога»? Это еще лучше. Значит друзья и родственники у него везде: и в Росси и за границей.

Валерия надула губы и с обидой сказала:

– При чем здесь заграница? У Эркана и Рафика были волосы на ногах.

Елизавета зло сплюнула:

– Тьфу! Глупая! Я не о настоящих ногах говорю! Понимаешь? Это метафора! Какая у твоего волка должна быть профессия – вот я о чем.

Валерия задумалась.

– Не знаю, – в конце концов сказала она. – Профессия меня устроит любая.

– В этом ты вся, – рассердилась Елизавета. – Тех, кого устраивает любое, получают, что бог пошлет. А тебя бог к чертям посылает.

– К блондинам, – уныло уточнила Валерия.

– Именно! Тебе бог посылает то, что у других от задницы отвалилось. Исходя из прошлых ошибок, профессия нас устроит только одна: начальник!

– Лиз, это круто. Может не надо?

– Да-да! Руководитель наивысшего звена! Твой волк должен быть предводителем стаи. Чем больше стая, тем завидней жених. Тут сразу все блага: и вес, и рост, и процветание, и почет. Другого волка нет смысла искать. Так, – подытожила Елизавета, – с ногами покончено. Переходим к туловищу.

Валерия рассмеялась:

– А туловище у нас – что?

– Пиджак. Жакет. Куртка… Иными словами – душа. Ну-у, естественно, и характер, и привычки. На последнее не слишком ориентироваться будем. Это все мы сформируем в процессе жизни. Так сказать, подгоним по нашей фигуре: где приталим, где утянем, а где и выпустим. Все в наших руках. Был бы матерый волк, а уж шкуру ему причешем.

Валерия поежилась:

– Но если волк матерый, тогда у него есть огромные острые клыки.

Елизавета рассмеялась:

– Ха! А на клыки намордник!

– А намордник у нас – что? – уже деловито осведомилась Валерия.

– Психология вся твоя, с психоаналитикой и психотерапией – вот что такое намордник. Науки вон сколько, а волк-то один. Неужто не завалим клыкастого?

– Если уповать на науку, тогда матерого волка можно сделать и из блондина.

Елизавета прогневалась:

– Нет, ну что это такое? Опять ее тянет на блондинов! С помойки подобрать, в люди вывести и перекрасить, что ли, в брюнета?

Она утомленно закатила глаза, махнула рукой и продолжила:

– Слишком долго. Нет уж, полуфабрикат нам ни к чему, будем брать готовый материал. Короче, волк должен быть щедрым, умным, энергичным. Впрочем, без этих качеств наш волк не стал бы матерым. Говори, что тебе надо для души?

Валерия опять призадумалась. Елизавета приготовилась записывать. Наступила пауза.

– Что тут распетюкивать, – в конце концов рассердилась Елизавета. – Какие качества тебе нравятся в мужиках?

– Ну-у, чтобы в музыке знал толк. Чтобы с юмором был на «ты». Чтобы книги любил читать, ну, чтобы было о чем поговорить. Чтобы вообще всем интересовался: и театром, и природой…

– Тьфу! – презрительно сплюнула Елизавета. – Опять блондин! Неприметный щуплый голубоглазый белокожий блондин среднего роста, стеснительный и смешливый, – скороговоркой выдала она и с чувством воскликнула: – Лера! Куда тебя снова несет? К комплексунам? Кого ты мне тут нарисовала? Урода?

Валерия обиделась:

– Почему? Нормального мужчину.

– Лера! Нормальный мужчина в опере должен зевать, а в балете смотреть исключительно балеринам под юбки. В драмтеатре его должен интересовать то-олько буфет, и, слышишь, никакой природы! Природой настоящий мужчина должен любоваться с ружьем в руках. Пиф-паф! И косулю в семью. Или кабана. Или лису жене на шубу.

– Такой будет пить и гулять, – с опаской предположила Валерия.

Елизавета оптимистично согласилась:

– Правильно. Он будет пить и гулять, но только в свободное от работы время. А времени этого у него будет мало. И нам будет некогда за ним следить. Мы будем делом заняты.

– Каким?

– Будем тратить его денежки. Труд немалый, если волк матерый. Матерый заработает столько, что дел невпроворот. Особенно при современном выборе. Тут чтоб зубную щетку купить полжизни потратишь. Тебе же придется только качественное брать. Короче, пишу: волк-сангвиник. Нам нужен верный муж.

Валерия была поражена:

– Как же верный, если будет гулять?

– Потому и верный, что от жизни берет много. Такие жен не бросают. Всех быстренько перетрахают и бегут к своей любимой жене, а философы твои по театрам без дела болтаются, книжками обчитываются, эстетствуют, а сами не видали ничего слаще морковки. Таких из стойла уводить одно удовольствие. Какая юбка подвернется, за той и увяжутся.

– Мой Французский не увязывается, – ревниво доложила Валерия.

– Потому что с дивана редко встает, – парировала Елизавета, – а мимо твоего дивана юбки не пробегают. Видела, как он со мной кокетничал?

– Видела.

– А матерый волк такого не допустил бы. При жене он смотрит только в свой карман и щедр невероятно, а как отойдет на десять шагов…

– Вот именно…

– Ну-у, уж тут нас его поведение волновать не должно. «Шо очи не бачут, то сердцу не жаль». Ладно, Лерка, фиг с тобой, запишу: искусство, спорт, любовь к природе. Может, и такие бывают. Это даже будет супер-пупер: и баб лапает, и театром наслаждается… Натура тонкая и здоровая. Не уверена, есть ли такие, но посмотрим. Чем черт не шутит, а вдруг найдем. Та-ак, с туловищем покончено, переходим к голове.

– А голова у нас – что? – уже с интересом спросила Валерия.

– Родственники! Родственники, черти их дери! Так вот, родственников желательно вообще не иметь. Никаких. Тем более всяких там свекровей и свекров. Твой волк должен быть сирота, – постановила Елизавета. – Самая круглая.

Она хотела добавить: «Как мой Круглов», – но вовремя опомнилась и замолчала, растерянно воззрившись на подругу.

Валерия, не замечая ее проблем, спросила:

– Где же такого найдешь, сироту?

– Будем шукать. Кто ищет, тот всегда найдет. Так, подытожим: с головы до ног мы одеты. Что у нас осталось?

– Макияж, – подсказала Валерия.

– Ну-у, к макияжу придираться нет смысла. Высокий, стройный брюнет, желательно симпатичный.

Елизавета пристально посмотрела на подругу и добавила:

– Только подальше от востока. С востоком нам не везет. Брюнет, но европейского производства. Исходя из того, что свекры нам не нужны, он должен быть солидного возраста. Лет эдак сорок-сорок пять, даже пятьдесят, в крайнем случае тридцать пять.

– Не староват? – засомневалась Валерия.

– Ты у нас тоже уже не девочка. А сорок лет – возраст то самое. В этом возрасте мужчина, если не облез и не расползся, может тридцатилетнему сто очков дать вперед. Согласна?

За неимением опыта Валерия не возражала.

Елизавета вырвала из блокнота листок и резюмировала:

– Та-ак, что у нас тут получилось? Предводитель стаи, стая чем больше, тем лучше. Работоспособен, деятелен, энергичен. Душа человек. С юмором, любитель искусства, спорта, природы. При полном отсутствии родителей, присутствие сорока-пятидесяти лет.

Она игриво толкнула подругу в бок:

– Слушай, Лерка, прямо целый президент у нас получается!

Валерия отмахнулась:

– Да ну тебя.

Елизавета покатилась со смеху:

– Ну, Лерка, у тебя и запросы! А если приплюсовать твою слабость – неприметный голубоглазый белокожий блондин среднего роста, стеснительный и смешливый – то вылитый наш президент! Выходит, и такие выбиваются в люди, а с моей теорией полный прокол. Так что, президента берем?

– Берем, – кинула Валерия. – Согласна и на президента какой-нибудь маленькой компании.

– Компании? – с кислой миной спросила Елизавета. – Если уж президент, так целой страны. И не ссылайся на то, что он женат. Жена не стенка, можно отодвинуть. Вопрос времени и сил.

– У меня нет столько сил, – ужаснулась Валерия. – Да и времени. Сколько тут жить осталось? Лет сорок, от силы пятьдесят, а ему и того меньше.

– Ты права, – согласилась Елизавета, – война может подзатянуться. Еще возьмет и до своего счастья не доживет. Или покинет свой пост… Точно, – окончательно решила она, – президент нам не подходит. И дело не в силах, сил-то хватит у меня, а вот пока будем стараться, другого выберут. Президент страны в демократических условиях – должность кратковременная, а мужа выбираем на всю жизнь. Власть – хорошо, но деньги, еще лучше.

– Я слышала, что деньги и власть – синонимы, – робко возразила Валерия.

– Только, если исключить человеческий фактор, – безапелляционно заявила Елизавета. – Сталин безгранично владел всей страной, а наследства детям с гулькин нос оставил. Очень большая власть не всегда приносит очень большие деньги. А если их приносит, то потом все равно отберут. Не упрямься, президент страны, конечно, хорошая для тебя кандидатура, но все же ориентироваться будем на что-то более постоянное. Надо действительно среди президентов компаний поискать. Завтра же этим займусь. Как только найду подходящую кандидатуру, сразу будем брать.

Валерия запаниковала:

– Как брать будем? Лично я не умею.

Елизавета усмехнулась:

– Ясное дело. Умела бы, давно бы замужем была. Теперь уж положись во всем на меня. Я не так, как ты, сильна в психологии, но зато нутром чую кого чем поманить. Как только выберем достойный объект, сразу определимся и в стратегии и в тактике. А ты пока прощайся с Французским.

– Зачем?

– Он связывает тебя по рукам и ногам, а женщина-охотница должна быть свободной, – отрезала Елизавета.

– Да нет, Анатолий меня не связывает, – промямлила Валерия.

Она не слишком верила в затею подруги и, умудренная опытом, расставаться с Французским уже не спешила.

«Хватит, побила однажды горшки и что из этого вышло?»