Книга: Конфеты с ликером. Истории из жизни (сборник) - Людмила Петрушевская

Такие истории мы слышим и слышали не от родителей даже, а от бабушек - их знакомых-подруг. Людмила Стефановна, кстати, почти ровесница (на год старше) моей покойной бабушки. То ли это следы эпохи, то ли просто возраст такой - когда жизнь сложилась уже окончательно и нехорошо: дочь-алкашка, зять-кобель, одна воспитываю трех внуков в коммуналке, старший не работает, младший - наркоман, внучка - бл.... Есть в этом какая-то заданность. Рок.

В аннотации сказано, что сборник - о детях. Это не совсем так, он - о матерях разного возраста: от бодро-пенсионного, до молодого - хотя и не слишком бодрого. Все герои - как в эталонной позднесоветской чернухе - живут на изломе, все много кричат. А также дерутся, разводятся, кончают с собой (иногда и с другими), восстанавливают силы в страшных советских психушках (очевидцы утверждают, впрочем, что с тех времен мало что изменилось - и сейчас в казеных лечебницах медперсонал с пациентами разговаривает исключительно матом). Некоторые повести примыкают жанрово к знаменитым Песням восточных славян , а черные котята на полу палаты - точно оттуда.

Проза Петрушевской - один сплошной сюжет, она не дает передохнуть. Единственное исключение - "Смотровая площадка", какая-то полусозерцательная - под стать названию - повесть, не слишком интересная к тому же. Я бы ее исключил. В книге есть два главных шедевра, большой и маленький. Это повесть "Конфеты с ликером" и роман "Время - ночь". "Конфеты с ликером" - маленький и жуткий фантастико-бытовой триллер о семейных интригах и отравительстве, "Время ночь" - плотно сбитая семейная сага. Остальные повести - преимущественно тоже семейные саги. Упаковать такое в какие-нибудь 40 страниц текста очень сложно. Петрушевская это делает.

Наконец, о слоге. Он великолепен. Специфический, фирменно-петрушевский - может быть, лучший среди живых русских. Очень разговорный, какой-то дерганный, местами истеричный, и, в то же время, очень литературный, он идеально отражает концепцию единства формы и содержания. От повести к повести картина похожая: первые несколько страниц язык кажется ненормальным, читать сложно - но потом внезапно и незаметно ты с головой погружаешься в текст. Точь-в-точь как пьяный утопленник.

Им не нужна была моя любовь. Вернее, без меня бы они сдохли, но при этом лично я им мешала. Парадокс!

Так и представляю эту фразу в устах моей бабушки... Жутко.

И конечно картины голода, с которым я незнакома и счастлива.

После сказочки мы пировали за отдельным столиком, дети подходили посмотреть на кукол сказительницы, а я под шумок взяла с собой, опуская незаметно в сумку с рукописями, три громадных бутерброда с маслом друг к другу и конфет карамелей: будет пир горой, когда приедем домой. И льстиво выпросила эту огромную, видно с рынка, породистую шершавую картофелину с двумя выковырнутыми ямками, якобы чтобы Тиме устроить тоже повтор сказки, а на самом деле это же на второе! На второе блюдо!

Страшнее всего не то, что эти истории, одна другой ужаснее, про детей. А то, что этот вот пресловутый материнский инстинкт, творит с людьми. Ну, с людьми женского пола. А иногда не случается, и я вот уже не знаю, что хуже, честное слово.

Они объединены темами детства и материнства, тяжёлых семейных отношений и одиночества в семье. Наверное, можно сказать и короче: их тема - Дети и Нелюбовь. Кроме того, их объединяет стиль - недаром в скобках автор замечает, что это "истории из жизни". Только в жизни так и бывает - запутанно, смутно, с оборванными концами, незавершёнными сюжетными линиями, и зло не наказано, и добро не восторжествовало... И речь персонажей (или таинственного рассказчика, как в "Смотровой площадке") перескакивает с одного на другое, цепляется за мелочи, выстраивает сумбурные логические цепочки - сплошной поток сознания. Это прекрасные повести, но очень болезненные.

"Время ночь" Первое впечатление - "Похороните меня за плинтусом" наоборот. История от лица такой вот бабушки, воспитывающей внука, чья дочь живёт неизвестно где неизвестно с кем и сына почти не видит. И столь же глубокая, испепеляющая любовь к нему со стороны бабушки - только вот мама, в отличие от мамы из романа Санаева, вовсе не стремится забрать кровиночку к себе. Она, вообще-то, не против и ещё одну кровиночку скинуть на бабушку. Зато точно так же, как у Санаева, мальчик горячо любит именно эту маму...

Сколько я видела таких матерей-кукушек, и как их любят брошенные дети, в одну секунду отказываясь от тех, кто их воспитал!

Это действительно - взгляд с другой стороны, с другими выводами, совсем другой картиной... Но речь не только и не столько о дележе внука, нет - повесть намного масштабнее, в ней успевает мелькнуть перед читателем история целой семьи, трёх поколений, сложные связи между ненавидящими и любящими друг друга людьми, жертвы во имя и предательства во благо, слепая материнская ревность и детское соперничество...

Повесть наносит раны читателю с первых же страниц, когда главная героиня - с места в карьер! - рассказывает о том, в каких условиях ей приходится растить внука, в каком голоде и нищете. Но:

Есть ли силы, способные остановить женщину, которая стремится накормить ребёнка? Есть ли такие силы?

Со страниц этой книги льётся боль, вечная как мир - огромная материнская любовь не находит себе выхода, обожаемый ребёнок получает одни только пинки, и ненавидит своих родителей, мечтая сбежать и не понимая, КАК его любят, и что все эти пинки - ради него же... Но оправдывает ли это пинающего? В повести есть эпизод, в котором дочь узнаёт, что её бабушка сошла с ума, и мать, чтобы дочурка на этом не зацикливалась, тут же выливает на неё ушат оскорблений. Дело сделано - дочь налилась ненавистью к маме, занялась оплакиванием своей обиды и о бабушке больше не думает... Разве это - единственный выход?..

В сердце главной героини теплится любовь ко всем детям мира - и боль за всех детей мира, ведь детство - самое беззащитное время, самое опасное. Читая, пропускаешь всё это через себя, и это непросто. Но книга - прекрасная, и она стоит всей своей боли.

Под катом - ещё четыре повести

"Свой круг" Очень необычное повествование, в котором спрессованы десятилетия. Читатель знакомится с компанией людей, дружащих (если можно так выразиться) с юных лет; под конец истории у них у всех уже жёны/мужья, причём не первые, и дети, конечно. Все эти люди - действительно "свой круг", а не друзья. Они регулярно общаются, у них своё почти тайное общество, но при этом связывают их любовь, ненависть и соперничество - попрочнее дружбы.

Главная героиня - снова мать, снова в тяжёлой ситуации. Она скоро должна умереть от наследственной болезни, а муж ушёл к другой, и что ждёт сына, на кого его оставлять? Назвать её решение и последующие действия неожиданными - значит, ничего не сказать. Они шокируют. Финал этой повести просто выбивает почву из-под ног, от него заболеваешь. Вот так - можно? Вот так - необходимо? Это - поможет?

И снова любовь к детям, и снова разрушенные судьбы, и снова материнское самопожертвование - но банальной повесть не назовёшь, это уж точно.

"Смотровая площадка" Это цитата из другой повести Петрушевской, но она идеально подходит для описания "Смотровой площадки":

Цель высвечивается только по её достижении, так уж устроено. То есть сам человек с изумлением смотрит и видит, к чему пришёл, - а ведь вроде не хотел ничего плохого, никаких смертей, но жизнь есть дорога, по которой не вернёшься, хотя люди впоследствии и пытаются, ездят на могилки, выращивают там цветочки и т.д.

Нет, в этой повести нет смертей. Во всяком случае, физических. Физических нет, да...

"Маленькая Грозная" Как справедливо замечено в аннотации, это семейная сага в формате повести. Снова десятки лет плотно упакованы в небольшое произведение, подводя итоги человеческой жизни и давая яркую картину, напоминающую некрасовское "живя согласно с строгою моралью, я никому не сделал в жизни зла".

"Конфеты с ликёром" Неожиданно, после всех этих жизненных, очень обыкновенных историй, мы получаем практически детектив - убийства, предательство, сумасшедший муж и безответная жена, совершившая подвиг, чтобы спасти детей; бандиты, отравления, удары ножом - всё как положено по законам жанра, и даже чуть-чуть больше. В эту остросюжетность и поверить-то трудно после первых четырёх повестей, поэтому она кажется выбивающейся из ряда - чуть менее правдоподобной, чуть менее интересной. Но если оставить в стороне бандитов и отравления - останется неприглядная голая правда; сквозь детектив её нагое тело неумолимо просвечивает.