Текст книги "Бесприданник"

Людмила Разумовская
Бесприданник
Комедия в двух действиях

© Текст. Л. Н. Разумовская, 2020

© Агентство ФТМ, Лтд., 2020

⁂

Действующие лица

Иван Кузьмич Чернохвостов – жених, 59 лет.

Баба Паша – бывшая передовая доярка, 75 лет.

Марго (Маргарита Серафимовна Лучезарная) – известная писательница, 60 лет, выглядит на 45.

Фроська (Козодуева, она же Ариадна Сергеевна) – бизнесвумен, 50 лет.

Томусик – школьный библиотекарь, 45 лет.

Вика – сотрудница фирмы «Один плюс», 25 лет.

Действие первое

В зале фирмы «Один плюс» накрыт стол для чаепития.

Вика. А это пирожные. От фирмы. Картошка и буше.

Баба Паша. А где тут, извиняюсь, картошка?

Вика. Здесь одно лишнее. Четвертая кандидатура на похороны укатила.

Марго. Чудесно. На одну конкурентку меньше.

Баба Паша. Картошечки бы сейчас…

Томусик. Вам, Маргарита Серафимовна, никакой конкурент не страшен, хоть какую звезду рядом поставь…

Марго (великодушно). Зовите меня Марго, как все поклонники.

Томусик. Мне совестно…

Марго (удовлетворенно). Знаете, сколько мне лет?

Томусик (шепотом). Знаю… То есть не верю! Чтоб так!..

Вика. Маргарита Серафимовна, наверное, сеансы принимает у этого, мага, как его…

Марго. Что вы, милочка, я же православный человек!

Баба Паша (вздыхает). Сейчас все православные, включая иностранных шпионов в правительстве…

Вика. У вас, Прасковья Фоминична, прям мания какая-то. А вот я этого фанатизма не понимаю. Какая разница? Бог един. И у мусульман, и у буддистов, и у этих…

Баба Паша. Так ты, девка, татарка, что ль будешь?

Вика. Какое это имеет значение? Мы все одной нации – россияне. А скоро будем полноценные европейцы!

Баба Паша. Ох, грехи наши тяжкие… Хоть бы до Антихриста не дожить…

Марго. Меня мои поклонники спрашивают: «Отчего это вы, Маргарита Серафимовна, в молодости писали трагедии, а сейчас сплошные комедии?» – «Оттого, – отвечаю, – что когда человек умирает, ему говорят: «финита ля комедия!» (Смеется.)

Томусик (Вике). Простите, сколько, вы сказали, ему лет?

Вика. Минуточку… (Роется в бумажках.) Так… Чернохвостов…

Баба Паша крестится.

Русский… Без вредных привычек…

Томусик. Все они так говорят…

Вика. Сто шестьдесят, пятьдесят два, семьдесят четыре…

Баба Паша. Это что ж еще за цифири? Не три шестерки, случаем, если сложить?

Вика. Рост, размер, вес. Возраст пятьдесят девять.

Баба Паша (вздыхает). Молоденький совсем…

Томусик (философски). Что ж, я бы и за старика пошла…

Марго. Какая прелесть! Даже еще не шестьдесят! А у меня теория. Муж должен быть непременно моложе своей жены, хотя бы на один год. Да, да, да и не спорьте! В наших суровых условиях женщины гораздо более сохраняют свои мм… потенции (кокетливо), и нам требуется… во всех отношениях…

Томусик. Я, когда родилась, всегда говорю… Чтоб не было потом…

Марго. Вот и напрасно. Поймите, дорогая Томусик, наш возраст – это наша государственная тайна! И пусть ее мужчины отгадывают всю жизнь!

Баба Паша. Если захотят…

Томусик. Как, вы сказали, его фамилия?

Баба Паша. К ночи лучше не поминать…

Марго. Чер-но-хвост-ов. «Хвост» мы убираем и остается просто Чернов. Гениально!

Томусик. Что ж, я бы и с фамилией пошла… Лишь бы порядочный человек.

Вика. Про человека тут ничего не сказано. Трижды разведен.

Томусик. Я бы и за разведенного пошла…

Баба Паша. Ты, девка, гляжу, за всякого горазда пойти, лишь бы выскочить. А на старости лет рассужденье надобно.

Томусик. Вовсе не за всякого, а исключительно за порядочного…

Вика. Ой, смотрю я на вас, бабушка… Вы меня, извините, конечно, вам-то зачем это надо? Живете себе на природе – ручейки-пригорки, петушки-коровки, – и живите на здоровье.

Баба Паша. Дак как жить-то девка? В деревне последний мужик года два как опился. А без мужика – что ж? Ни тебе свинью заколоть, ни могилку выкопать. Вот собралися мы бабы, повыли, да и порешили меня как самую молодую в город за мужиком послать. Деньги с пенсии цельный год откладывали, да наказали, что б без мужика и не возвращалась. Так что как хотите, а этого черногривого уж вы мне уступите. Христа ради. Вы тут местные, еще себе кого приглядите, а мне домой пора, в Елыпалыно.

Марго. Не знаю, как вам, Томусик, а мне мужчина тоже, извините, позарез.

Баба Паша. Зачем тебе мужчина, когда ты артистка?

Марго. Во-первых, я не артистка, я известная писательница…

Баба Паша. Да вижу я, что ты за птица.

Марго (волнуясь). А во-вторых напрасно вы думаете, что он только вам. Дело в том, что я купила в прошлом году домик, и оказалось, что к домику совершенно необходим мужчина…

Томусик (волнуясь). Маргарита Серафимовна, не волнуйтесь… Я ваша поклонница… со школьной скамьи… И если Фортуна наконец… мне… Я вам уступлю… за честь почту!..

Марго. Тамара Михайловна! Миленькая! Такая жертва!

Обнимаются.

Баба Паша. Чегой-то они как ошаленные?

Вика (смотрит на часы). Опаздывает. А мне еще сегодня других сватать бежать.

Баба Паша. Веселая у тебя, девка, работа.

Вика. Платили бы еще за веселье.

Баба Паша. Это тебе не в коровник в четыре утра вставать.

Вика. Ой, бабушка! Лучше с парнокопытными в четыре, чем с двуногими до четырех!

Баба Паша. А что, многих уже сосватала?

Вика. Десять пар!

Баба Паша. Смотри-кось, неужто и чернорожего пристроишь?

Вика. Чернохвостого.

Баба Паша (крестясь). Хоть черта в ступе, а придется везти.

Вика. Невесты, внимание! Жених один, вас трое, может, еще которая подскочит. Так что вы тут по-быстрому решайте. Туда-сюда, чаю попили и вперед, в загс. Я ж с вас проценты получаю. А то у меня путевка горит в Бенилюкс.

Баба Паша. Ой, девка, не советую я тебе нынче в горячие точки ехать…

Томусик (Вике). А вы не могли бы нам описать… как он вообще… в смысле интеллектуального обаяния?

Вика. Да не берите в голову. Простой мужик. Веселый. Инвалид.

Марго. Инвалид?

Вика. Ну, да. По общим. Третья группа, рабочая.

Марго. Так это значит… не отражается?

Томусик (задумчиво). Я бы и за инвалида пошла… Лишь бы порядочный человек. Очень хочется порядочного человека. Всю свою жизнь я мечтала о порядочном человеке… и вот мне уже сорок пять, а я еще ни разу не встречала…

В дверь робко постучали, и в проем двери просунулась голова Чернохвостова с тремя гвоздиками в руке.

Вика. А вот и он. Легок на помине. Чернохвостов Иван Кузьмич. Прошу любить и жаловать. Самый порядочный из порядочных данной возрастной категории.

Иван Кузьмич. Здрасьте. (Не знает, кому вручить цветы, наконец, замечает Бабу Пашу.) Мамаша!.. Как вы похожи на мою мать!

Баба Паша. Ну, дак… что мне с ними делать? Чай, не корова, не сжую, да и зубов нет.

Иван Кузьмич (озирается). Тогда вам.

Томусик (испуганно). Что вы! В присутствии такой женщины!.. Не возьму. Не мне, не мне, вот кому! (Указывает на Марго.)

Иван Кузьмич. Мадам!.. Я у ваших ног!

Марго. О, благодарю, шарман…

Вика. Вот и познакомились. А мы вас, Иван Кузьмич, давно уже с невестами поджидаем. Обещала я вам пятерых, но у одной похороны, другая неожиданно ушла из дома и не вернулась. Так что из оставшихся в живых извольте сделать немедленный и нелицеприятный выбор. Времени у нас, товарищи, два часа.

Томусик. То есть вы хотите сказать, чтобы мы за два часа решили нашу судьбу?

Марго. Котам и то, знаете ли, больше времени требуется, девушка.

Баба Паша. То неразумные коты, а то люди. Я-то сразу вижу: мужик, не мужик.

Марго. Ну и как, Прасковья Фоминична, мужик?

Баба Паша. Погоди, девка, к старости-то глаза слезятся.

Вика. Давайте, Иван Кузьмич, к столу, чайку-кофейку…

Иван Кузьмич. Чаек это хорошо, а не мешало бы чего и… Если дамы не возражают… (Ставит на стол бутылку.)

Томусик (разочарованно). Так он все-таки пьющий?

Вика. В анкете написано: без привычек.

Баба Паша. Ты, Кузьмич, сразу скажи: пьющий ты или непьющий! Как на духу.

Иван Кузьмич. Как на духу?.. Умеренно, мамаша.

Томусик. Умеренно – это как?

Иван Кузьмич. По праздникам. На Новый год, на Пасху… На все советские, двунадесятые… потом эти… демократические… День независимости Российской… Это, как говорится, святое…

Баба Паша. От кого?

Иван Кузьмич. Что?

Баба Паша. День независимости Российской – от кого? Чай, не колония покуда еще.

Марго. Да что вы, Прасковья Фоминична, его сбиваете? Это же каждый школьник объяснит. День Российской независимости от… от этих… от коммунистов!

Баба Паша. Эк, девка, куда хватила! Все твои коммунисты по-прежнему по своим высоким шесткам сидят, золотые зернышки клюют и друг дружку компроматом пугают.

Иван Кузьмич (радостно). Понял! Понял, мамаша! День Российской независимости от российского народа! Эх, дурья голова!

Баба Паша (ласково). Ну, и чего ж тут праздновать, милок?

Марго. А скажите, Иван Кузьмич, раз времени у нас, девушка говорит, в обрез, я сразу быка за рога: вы умеете ммм… крыть?

Иван Кузьмич. Не понял.

Марго. Видите ли, истратив все свои пожизненные сбережения на самиздат, включая приватизированное жилье и золотой крестик, я купила вместо всего маленький такой, с виду прелестный домик, так сказать, скромное писательское поместье… не Ясную Поляну, разумеется, вы понимаете… ха-ха-ха… всего шесть соток… Но оказалось, что к домику совершенно необходим мужчина, а его-то в комплекте как раз и не хватает…

Вика. Послушайте, дорогие невесты, так дело не пойдет. Ввиду дефицита мужчин и времени наша фирма разработала сценарий. Сначала жених рассказывает о себе, дамы задают вопросы, потом дамы рассказывают о себе, жених задает вопросы. Потом быстренько приходим к консенсусу…

Баба Паша. К кому приходим?

Вика. Да в загс, баба Паша, не перебивай. Начинайте, Иван Кузьмич.

Иван Кузьмич. Только я бы для начала рюмочку… если дамы не возражают…

Баба Паша. Наливай, Ваня. За знакомство не грех.

Марго. Эх-ма, жизнь малиновая! Это не я написала, где наша не пропадала!

Чокаются, выпивают.

Иван Кузьмич. Ну, что вам, дорогие россиянки, сказать? Я – бесприданник.

Марго. Какая прелесть! (Записывает в блокнот.)

Томусик. Как бесприданник?

Иван Кузьмич. А так, что пятьдесят девять лет живу на свете, а ничего не накопил, ни кола, ни двора.

Баба Паша. Будет, будет у тебя и кол, и двор, и цельная деревня в придачу.

Иван Кузьмич. С первой моей женой прожили мы три года без детей, после чего она заявила, что поедет по призыву кого-то поднимать целину, причем категорически без меня! Я долго просил и плакал не разбивать мне жизнь, но она не послушалась и вышла там за корейца, после чего родила еще семерых, которые пишут мне теперь письма иероглифами из Казахстана и просят купить им комнату в Петербурге.

Томусик. Всем семерым?

Иван Кузьмич. Включая родителей.

Марго. И что же вы им отвечаете?

Иван Кузьмич. Отвечаю, что с тех пор был еще два раза женат и более никакой жилой площади не имею.

Томусик. Понимаю!.. Как благородный порядочный человек, всю свою площадь вы оставляли последующим женам.

Иван Кузьмич. Ничего я им не оставлял! Вторая моя жена Люся… крашеная блондинка изумительной красоты, работая в общепите, влюбилась там в одного лейтенанта и, несмотря на то, что у нас тоже к тому времени родилась дочь, выгнала меня на лестничную площадку с одним чемоданом и стала жить с лейтенантом в моей квартире. Я долго ходил под окнами на первом этаже и требовал возвратить мне хотя бы ребенка и даже грозился его выкрасть, но они мне сказали, что дочь совсем не моя, а того лейтенанта, и чтобы я вообще замолк и умер, а потом взяли и поменялись в другой город.

Томусик. Какой ужас!

Иван Кузьмич. Я долго горевал по дочке и по Люсе, пока мне не встретилась Рая. Рая была, напротив, брюнетка и с двумя детьми: Жорой и Борей. Я их полюбил как своих, тем более что у Раи однокомнатная квартира. Мы жили счастливо, несмотря на то, что Жора и Боря быстренько выросли и стали выносить из дома хорошие вещи. Но потом у Раи обнаружился рак и родственники за границей, и она уехала в Америку лечиться и спасать мальчиков от армии, предварительно продав квартиру за доллары. Я снова оказался на лестничной площадке без средств и хотел было уже окончательно опуститься и начать продавать газету «На дне», но соседи сказали, чтобы я погодил опускаться, а поискал бы лучше себе еще какую-нибудь жену, потому как неопущенный мужчина сам по себе большой дефицит, к тому же там, где я сейчас живу, появилось объявление насчет вашей фирмы по бракоустройству.

Томусик. А где же вы сейчас живете, Иван Кузьмич?

Иван Кузьмич. Я живу… там… в этом… для временно не живущих… нигде.

Томусик. Ну, ясно… и как?

Иван Кузьмич. Да я, как вошел сюда, мне сразу сказали, такие, как вы, говорят, не валяются на помойке, вас, говорят, с руками и ногами оторвут. Я сказал, рвать меня не надо, я и так много пережил, с надломанной психикой в сплошных стрессах и рад сам к кому-нибудь прислониться, поскольку в моих летах уже хочется вести жизнь в основном вокруг дивана…

Марго. А позвольте вас, Иван Кузьмич, слегка перебить. Отчего вы сказали, что остались без средств? Вы жили на иждивении этой Раи?

Иван Кузьмич. Ничего я на ее не жил. Я работал.

Марго. Где же вы работали?

Иван Кузьмич. Я… вообще… работал. Я работник широкого профиля.

Марго (радостно). Значит, вы и крышу сможете покрыть?

Баба Паша. Да мужик на все руки.

Марго. Вы уверены?

Баба Паша. А то я мужика не видала! (Ласково.) Вань, ты щец давно домашних не ел?

Иван Кузьмич. Кто? Я? Ой, мамаша! Как из дома родного выехал в Советскую Армию служить, так почитай, все на полувоенном положении, в смысле харчей. Никакая жена досыта не кормила.

Баба Паша. А у нас, Вань, кажный день которая баба щи наварит, которая пироги с капустой испечет. И курочек мы, Ваня, держим, и козу, и кроликов. У нас, Вань, сплошной коммунизм, все общее. Вот и мужика хотим одного на всех. Так что предлагаю я тебе, Ваня, к нам, на хорошие условия жизни и экологию.

Вика. Баба Паша, мы сейчас вопросы пока жениху задаем, а выбирать он потом будет.

Томусик (тянет руку). Можно мне… вопрос? Иван Кузьмич, а что вы сейчас читаете?

Иван Кузьмич. Так… что я читаю? А что я сейчас читаю? (Вдруг.) «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте»! Вот то и читаю.

Томусик (восторженно). Шекспир! Вильям! И я его сейчас! По ночам! Сонеты Петрарки!..

Иван Кузьмич. И об нем слыхал. И рабочего нашего поэта Евтушенку тоже… уважаю. Я вообще всех писателей люблю.

Марго (радостно). Значит, вы и меня должны любить! Моя фамилия Лучезарная!

Иван Кузьмич. Очень приятно. Чернохвостов.

Марго (мягко, внушающе). Чер-нов. Лучше Чер-нов.

Иван Кузьмич. Чернохвостов.

Марго. Ну, хорошо, хорошо. Вам моя фамилия ни о чем не напоминает?

Иван Кузьмич. А о чем она должна напоминать?

Томусик (шепчет). Ну, как же, Иван Кузьмич, миленький, ведь это она! Она и есть! Маргарита Лучезарная! Знаменитая наша!

Иван Кузьмич. Не знаю такую.

Томусик. Тише, вы ее смертельно обидите!

Иван Кузьмич. Зачем мне вас обижать? Я на вас жениться хочу. Вы невесты. Я вам гвоздики принес.

Томусик. Про нее все газеты, телевидение… Двадцать шестой канал…

Иван Кузьмич (с опаской). И тоже замуж хотят?

Томусик. А что же они, не люди? Гении-то наши? Им тоже хочется как у всех, чтоб дача, муж… крышу покрыть, понимаете?

Иван Кузьмич. Но… по закону… муж наследует половину… жены.

Марго (прищурившись). Иван Кузьмич, вы намереваетесь меня пережить?

Иван Кузьмич. Ни в коем случае, уважаемая! Это я так… может, это вы подумаете, что я намереваюсь…

Марго. Нормальный мужчина в нашей стране умирает в пятьдесят семь лет. А моя бабушка прожила до девяносто трех. Вот такие у нас с вами гены, Иван Кузьмич. Вы и так, насколько мне известно, два года лишних уже, ну, сколько вы хотите еще протянуть?

Иван Кузьмич (несколько обижен). Это, как говорится, как Бог даст. Ему виднее.

Марго. С Богом я, конечно, не спорю, а только все наследство в виде домика и собрания сочинений посмертно отдаю в благотворительный фонд Горбачева. Надо же наконец привести всех к единому демократическому идеалу и положить предел всему тоталитарному злу.

Баба Паша. Свят, свят, свят, хоть бы до единого-то не дожить…

Вика. Маргарита Серафимовна, зачем вам какой-то сомнительный фонд, если наша фирма за право наследования оказывает похоронные услуги.

Марго. Похоронные услуги, девушка, мне окажет вся читающая Россия!

Вика. К тому времени, когда вы соберетесь их получить, ваша Россия уже никого не будет читать.

Томусик. Кассандра! Вы пророчите некий апокалиптический ужас!

Марго (оскорбленно). Девушка не знает, кто такая Кассандра.

Вика. А вот и знаю! Это такая Пенелопа, которая всю жизнь дожидалась слепого Геракла!

Марго. Если бы не Иван Кузьмич, я сказала бы: карету мне, карету! Хотя это и не я написала.

Баба Паша. Так вот, Ваня, решайся. Рай там у нас, в Елыпалыно, мужика только не хватает.

Марго. У меня такое глубинное родственное чувство к Ивану Кузьмичу, будто мы знакомы сто лет…

Томусик. Главное, порядочный человек. И начитанный. Будет о чем поговорить долгими зимними вечерами.

Иван Кузьмич. А я, извиняюсь… вы не с телевизором живете?

Томусик (строго). Я глубоко презираю и этот наркотик и тех, кто его употребляет.

Иван Кузьмич. Понял. Это я так, к слову… футбол иногда… бывает.

Томусик. Лучше я вам два билета в филармонию куплю. Мне крышу не надо и свиней забивать тоже, мне муж для духовной радости необходим.

Марго. Ну, что вам рассказать о себе, дорогой Иван Кузьмич? Я генетический диссидент. Моя бабушка была социал-демократка, дедушка – меньшевик. А отец с матерью сражались в свое время с опиумом для народа. Я продолжила семейную традицию, предпочтя общественную деятельность личному счастью. В то время как другие мои коллеги спокойно печатались, рожали детей и строили кооперативные квартиры, я распространяла у себя на кухне «Архипелаг ГУЛаг» и даже провела однажды целую ночь в застенках милиции по причине проживания без прописки в северной столице… А как я боролась за права Сахарова и его семьи! О, это целый роман!..

Вика. Маргарита Серафимовна, вы бы лучше конкретнее. Сколько у вас метров, какая пенсия…

Марго. Какие метры? Вы с ума сошли! Я творческий человек! Я ведь, Иван Кузьмич, представляете, – ни дня без строчки! Уже двадцать томов настрочила, если все, конечно, издать. Но – дорого. Я уж и так все с себя продала и осталась с одной текущей кровлей, только чтобы напечатать свои мысли вслух. Вот такая у меня страсть к издательству себя.

Иван Кузьмич. А… квартиры у вас, что ли, нет?

Марго. Зачем нам квартира в загазованном месте? Мы будем жить на лоне природы. После того, конечно, как вы все покроете.

Иван Кузьмич. На лоно я лучше к мамаше поеду…

Баба Паша. И правильно, Ваня, не сомневайся. Откормим, что нашего борова Ваську.

Марго (обиженно). Мы вам, Иван Кузьмич, духовное предлагаем, а вы прямо какой-то материалист.

Вика. Послушайте, невесты! Еще раз русским языком объясняю. Иван Кузьмич заинтересован в вашем материальном благосостоянии. Что вы, Маргарита Серафимовна, как жена, можете ему предложить? Кроме ваших двадцати томов?

Марго. Руку и сердце.

Вика. Это у него и у самого есть. Вы должны ему дать гарантии, что, если он на вас женится, он не будет ни в чем нуждаться.

Марго. Смотря в чем – «ни в чем»!

Иван Кузьмич. Потребности у меня самые скромные. На завтрак я ем овсянку. На ужин могу тоже. Обед отдаю врагу. В смысле, могу без обеда.

Томусик (радостно). Это мне подходит! (Смущаясь.) Зарплата у нас в школе, сами знаете…

Баба Паша. Эх, Ваня, Ваня… заморят они тебя здесь, а ты мужик еще хоть куда. Тебе б и мясца по праздничкам, и молочка по будням. Куры – свои, гуси – свои, козы – свои…

Вика. Тамара Михайловна, ваша очередь, говорите.

Томусик. Моя?.. Так неожиданно… Я буду волноваться. Если можно, я издалека… Родилась я в семье офицера на далеком севере в Магадане. Папочка мой был исключительно порядочный человек, но погиб при исполнении, и мамочка в молодости лет осталась одна. Ей все говорили, что же вы все одна да одна и ни за кого не выходите, но мамочка отвечала, что и не выйдет, потому что порядочных больше нет, а мне советовала только одно: Томусик, ищи порядочного человека! И я стала искать. В девятом классе я влюбилась в одного мальчика из десятого и написала ему об этом в письме, но он прочел его всем мальчишкам и они стали надо мной смеяться, а мамочка мне сказала: оставь о нем мечтать, он непорядочный, и я его оставила. Потом в институте я влюбилась в одного профессора, и он мне сказал, что бросать жену не собирается, а давай так, будем совмещать, как все. Но мамочка пришла в ужас и сказала, что это ужасно непорядочно, и мне пришлось профессора тоже бросить. Потом я познакомилась на курорте с одним очень порядочным человеком, но он почему-то не захотел на мне жениться, а мамочка сказала: значит, он непорядочный и не стоит о нем жалеть, и мы расстались. А был еще один случай в моей жизни. Ехала я в метро, и один, с виду очень порядочный человек, всю дорогу на меня смотрел. Я естественно подумала, что я ему понравилась, и хотела с ним познакомиться для продолжения романа, но когда мы вместе вышли из метро и остались одни, он почему-то стал отнимать у меня сумочку, а потом резко убежал. И мамочка сказала, что он супернепорядочный человек и чтобы я прекратила поиск. Я прекратила… А тут вдруг прочла объявление про вашу фирму… что вы предлагаете только порядочных людей, и подумала… может, попытаться… в последний раз.

Иван Кузьмич. А…ваша мамочка… все еще, я хотел сказать, жива?

Томусик. Моя мамочка не только жива, а ей уже восемьдесят шесть лет, и… врачи говорят, у нее на редкость здоровое сердце…

Иван Кузьмич. И… и какая у вас, уважаемая, с мамочкой жилплощадь?

Томусик. У нас с мамочкой прекрасная комната восемнадцать метров, окна на юг, в сквер, в многонаселенной коммунальной квартире с телефоном и всеми удобствами. (Пауза.) А что? Я вам, наверное, не подхожу?.. Только скажите прямо…

Иван Кузьмич. Что вы, что вы!.. Я… Просто… все ж таки… мужской пол… э… в одной комнате… с мамочкой…

Томусик. Мы с мамочкой это уже давно все обсудили. В тесноте, да не в обиде. Лишь бы порядочный человек. А комнату можно перегородить на три. Получится две спальни и гостиная… без окна.

Баба Паша. Ох, девка… Приезжай-ка ты к нам в Елыпалыно. Мы тебе отдельную избу расколотим, будете там с мамочкой аукаться.

Томусик (жалобно). Так ведь я ж замуж хочу, Прасковья Фоминична.

Баба Паша. А замуж все хотят. А как поживут годик-другой, все обратно почему-то от своих мужиков бегут врассыпную. А мужики – от жен. Такой народ нынче нетерпеливый пошел.

Марго. Зато раньше чего только от них не терпели. И побои, и притеснения свободы и прав личности!

Баба Паша. Ты, девка, молода еще об ентом судить.

Марго. Ничего себе, молода! Да мы с вами ровесницы почти! Иван Кузьмич, закройте уши!

В дверь заглядывает Фроська, она в ярком наряде и траурном платке. Навеселе.

Фроська. А где это у нас тут мужчин бесплатно дают, а?..

Вика. Ой, Ариадна Сергеевна! Какими судьбами? Что, похороны отменились?

Фроська. Отменишь их, как же! Здрасьте всем. По-быстрому, – говорю, – давай, ребята, закапывай, у меня смотрины в три часа. Так что я прямо с поминок, не жрамши.

Вика. Знакомьтесь, это Ариадна Сергеевна. Бизнесмен.

Марго. Бизнесвумен.

Фроська. Ой, а кто это тут у нас такой умный?… Мужчины умных не любят, правильно, товарищ жених? (Подсаживается к Ивану Кузьмичу.) Как тебя звать, парень?

Иван Кузьмич. Меня?

Фроська. Меня я и сама знаю.

Иван Кузьмич. Меня Иван Кузьмич, а вас?

Фроська. Фроська.

Иван Кузьмич. А Виктория Ивановна… вас как-то по-другому…

Фроська. А это псевдоним. Я когда в светском обществе вращаюсь, Ариадной зовусь. Ну, вроде кликуха такая.

Иван Кузьмич. Понятно.

Фроська. А чегой-то, бабы, у нас невесело. Что пьем? (Оценивает бутылку.) Ты, Кузьмич, самогон уважаешь?

Томусик. Примите наши соболезнования… насчет покойника.

Фроська. Насчет такого покойника, как у меня, не принимаю. Об этих или хорошо, или ничего. Поговорка такая. А я молчу, понял?

Иван Кузьмич. А кого вы изволили схоронить?

Фроська. Да мужа своего бывшего.

Иван Кузьмич (поперхнулся). Кого?.. А от чего он скончался?

Фроська. Да отравила! (Захохотала.)

Иван Кузьмич. К-как?

Фроська. Да самогоном! (Хохочет.) Да шучу я, Кузьмич, шучу! Водкой я торгую, понял? А тут завезли, понимаешь, черт-те что! Я выпила – ничего, а он, бедолага, с катушек, царство ему небесное. Ну, будем живы, бабы. (Выпивает.) А закусить, что ль, нечем у вас?

Баба Паша. Вон картошка, грят на столе. А что за картошка такая? Может, она как твой самогон, не знамо из чего.

Фроська. А ты, бабка, кто? Тоже, что ль, невеста?

Баба Паша. Невеста! А что тебе не ндравится?

Фроська. Да много мне чего, бабка, если хочешь знать, «не ндравится»! Давай, Виктория, как там у тебя полагается, сватай!

Вика. У нас полагается, чтобы невеста все о себе рассказала, а жених будет вопросы задавать.

Фроська. Да я уж все о себе рассказала. Заводик у меня, сами понимаете, ликеро-водочный. Первый мужик мой сам помер, второго только что отравила, то бишь, схоронила в смысле. Женщина я не старая, СПИДа боюсь, потому по-честному, хочу замуж. Парень, ты мне подходишь.

Иван Кузьмич (скромно). Я бесприданник.

Фроська. Это как?

Иван Кузьмич. У меня ничего нет.

Фроська. В каком смысле?

Иван Кузьмич. В смысле квартиры и денег.

Фроська (облегченно). А… Это дело наживное. Будешь хорошо себя вести, в долю возьму. Капиталами будешь ворочать. Капиталы любишь?

Иван Кузьмич (зажмурившись). Это чего такое?

Фроська. Деньги, деньги, мани, тугрики зеленые любишь?

Иван Кузьмич. Не знаю, не пробовал.

Фроська. Ничего, попробуешь – за уши не оттащишь. Ну, бабы, ариведерчи Рома. По-русски значит гудбай. Прощайтесь с женихом, приглашаю всех на свадьбу через сорок дней. А может, завтра? Чего кота за хвост тянуть, верно, Кузьмич?

Томусик (на ухо Марго, возмущенно). «И башмаков еще не износила»! Вот она, живая классика и современность!

Марго (Фроське). Позвольте, любезная, вы у себя там в лавке распоряжайтесь, а здесь государственная фирма! Мы все тут заранее записывались, выясняли, готовились. А вы появились без очереди. Последняя!..

Фроська. Ну и что? Последние станут первыми. Понял?

Марго. Деньги, между прочим, платили! Для вас, олигархов, возможно, это пустяк…

Фроська. Так я ж вам отступного даю. Сколько тебе нужно?

Марго. Мне ничего не нужно! Мне много чего нужно! Мне нужно крышу покрыть!

Фроська. Ну… тыщу баксов хватит?

Пауза

Марго. Я любовь за деньги не продаю!

Фроська. Ну и сиди без крыши. И без мужика.

Марго. Позвольте…

Фроська. Кто хочет отступного, бабы? Пользуйтесь, пока я добрая.

Баба Паша. Слушай, девка! Ты чего раскуражилась? Денег, что ль, много нахалявила, не знаешь, куда девать? Дак ты оглянись вокруг себя – стон услышишь по всей Руси. А как стон услышишь – так у тебя сердце и ёкнет. Потому как баба ты добрая, хоть и непутевая. А Ваню я тебе не отдам. Он еще пожить может!

Фроська. Ты откуда такая взялась?

Баба Паша. Да баба Паша я, из Елыпалыно.

Фроська (задумчиво). И что у тебя в этом Елыпалыно – ларек есть?

Баба Паша. А зачем он нам?

Фроська. Как зачем? Культура требует в кажной отсталой деревне ларек чтоб. Пивной. Понял?

Баба Паша. Дак у нас ежели бабам скучно станет, брагу наварят, да пьем.

Фроська. Это неправильно. Так мы в Европу еще долго не попадем. Ты мне адресок оставь, я к вам Кузьмича своего пришлю на разведку. Поставим ларек, не боись, баба Паша. А крыша у меня есть – во, класс!

Марго (не удержавшись). Простите, у вас из ондулина или из шифера?

Фроська. Моя крыша из гашиша, понял? (Захохотала.)

Марго. Нет.

Фроська. Ну и отойди. Ты свою крышу прокукарекала.

Марго. Какая вы все же грубая…

Фроська. Не ты ж меня замуж берешь. А кто берет – с тем я нежная… как перина. (Улыбаясь Ивану Кузьмичу.) Да, Вань?

Иван Кузьмич. Ой, Фро… Ар…

Фроська (просто). Да зови меня Машей.

Иван Кузьмич (сбит с толку). Машей?

Фроська. Ну, да, так меня все мужья мои зовут.

Иван Кузьмич. Звали… Вы сказали… двое и оба померли.

Фроська (в сердцах). Да кто ж их, Ваня, сосчитал! А Машей меня зовут, потому что я – Снегурочка. Невостребованная!

Марго (снисходительно). Снегурочка – это Снегурочка, а никакая она не Маша.

Фроська. Много ты понимаешь, крыша ты моя непокрытая.

Марго. Нет, вы меня извините, но больше я в одной компании с этой вульгарной женщиной… Нога моя здесь!..

Томусик. Маргарита Серафимовна! Постойте!.. Не уходите! Умоляю!.. Неужели вы думаете, что он предпочтет эту… я даже не знаю, как ее назвать!

Марго. Вы не знаете мужчин, милочка. Именно ее и предпочтет!

Томусик. Какой ужас! Неужели они все все-таки такие непорядочные?

Марго. Все!

Томусик. Я покончу с собой!

Марго. Ни в коем случае! Будем бороться до конца.

Томусик. Вы – мой духовный учитель, скажите, разве можно бороться за непорядочных?

Марго. А что делать, если все порядочные полегли в семнадцатом году? Не вымирать же нам из-за этого несчастья как вид! Возьмемся за руки и вперед – на эту гидру перестройки.

Фроська. Бабы, я все слыхала, вы опоздали.

Марго. Почему это мы опоздали?

Фроська. Да Иван Кузьмич мне предложение сделал. Только что. А я приняла. Завтра свадьба. Вас уже не зову. И не компенсирую. Вы мне обе «разондравились». Лучше возьму да бабе Паше всю ее пенсию за десять лет вперед заплачу, знай Фроську Козодуеву!

Томусик. Иван Кузьмич, скажите, что это неправда! Наглая ложь! Вы не могли!..

Баба Паша. Не надо мне твоей пенсии, Фроська. Мне государство в лице президента кажный месяц, чтоб я с голода не померла, до прожиточного минимума не доплачивает. А я за него Богу молюсь.

Фроська. Иди, Ваня, ко мне, не бойсь, мне тебя к мужикам моим отправлять нет резону. Пить ты у меня будешь только проверенное, а от тебя, бабка, я так и быть, президенту нашему привет передам.

Баба Паша. Ой, девка, ты, будто с ним знакома!

Фроська. А то! Как прием какой в Кремле, так все телефоны оборвут. Где Фроська? Подавай Фроську! У Фроськи самая вкусная водка! И – министры, министры, министры! На мерседесах! Все ко мне и с черного входа. А я что? Я что президенту, что своему мужику налью, мне не жалко.

Баба Паша. Так вон от чего наш-то главный все опухший ходил! А я все в толк не могла взять, такой с виду здоровый мужчина! К нам в Елыпалыно приезжал – с бабами нашими под ручку плясал.

Фроська. Это двойник.

Баба Паша. Чего?

Фроська. Плясал. А сам он в это время в Кремле над нашей разрухой трудился.

Баба Паша. Ну и правильно. Неча, понимаешь, с кажной бабой не напрыгаисси, когда вся страна с голодухи да с Фроськиной водки бездыханна лежить!

Марго. Иван Кузьмич, не слушайте вы эту сирену. Хотите, я вам лучше билет на «Пиковую даму» с Доминго достану.

Иван Кузьмич (комплексуя). Вы со мной лучше так не разговаривайте. Я таких слов не помню.

Баба Паша. Поедем, Вань, от греха в Елыпалыно.