Текст книги "Характер и судьба. Как научиться управлять своими эмоциями и построить счастливые отношения в зависимости от темперамента"

Национальные черты

У многих просвещенных людей издавна вызывает интерес вопрос: а существуют ли национальные особенности характера? То есть варьируются ли типологические особенности человека в зависимости от того, к какому он принадлежит этносу? И какие черты характера присущи рожденному в той или иной стране?

Прекрасный человек, известный ученый Лев Николаевич Гумилев (сын больших поэтов Анны Ахматовой и Николая Гумилева) рассматривал этнос как связующее звено между природой и человеком. А еще раньше – в XVIII веке – Артур Шопенгауэр (именно его Лев Толстой считал самым великим философом) писал о тесной связи природных закономерностей и конкретных условий проживания на Земле с индивидуальными особенностями человека. Психологические исследования разных этносов показали, что есть определенные особенности обобщенного национального характера. То есть в группе лиц, представляющих некое единство с точки зрения единого разговорного языка, географического места проживания и культурно-исторических традиций, может существовать множество людей с самыми разными характерами, но наряду с этим многообразием имеются некие психологические признаки, общие для подавляющего большинства и представляющие собой определенный обобщенный национальный характер. Это не что-то особенное, специальное, специфическое, а лишь усиление некоторых характерологических свойств из ранее перечисленного набора черт характера.

Если читатель познакомится с книгой польского психотерапевта А. Якубика, то он узнает, что в целом «средний поляк» представляет собой эмоционально лабильный типологический вариант с заметными чертами болезненного самолюбия, избыточного тщеславия и демонстративности, то есть выраженный эмотивный тип личности. Так изобразил «гордых шляхтичей» их соотечественник, знаток польской ментальности.

По литературным данным, ведущие тенденции в усредненном характерологическом профиле японцев свидетельствуют о том, что они в большинстве своем отличаются высоким уровнем самосознания, выраженным чувством коллективизма и ответственности, конформностью установок при достаточно высоком уровне иррациональности, оригинальности мышления, нестандартности подхода к решению проблем. В целом они рассудочны и пессимистичны. Сложный баланс между эгоцентрическими побуждениями и социальными требованиями у них реализуется в пользу социума, с проявлением выраженной готовности к отказу от самореализации, что, естественно, повышает уровень тревожности и социальной ответственности. По нашей типологии у них преобладают черты сензитивности, интроверсии и педантизма.

Напротив, живой и веселый нрав итальянцев (очень разных, если рассматривать их поврозь) при усреднении дал профиль, близкий к тому, что в нашей популяции оказалось типичным для группы артистов, исполняющих в основном роли характерных и комедийных персонажей. Думается, такое сходство обусловлено тем, что в характере итальянцев много эмоциональной яркости, артистичности, чувства юмора, беззаботности, общительности и ироничности. В целом же они сверхэмоциональны, оптимистичны, но при этом рациональны. Из приведенных выше черт у них ведущими являются экстраверсия, эмотивность, спонтанность.

Обобщенные психологические профили афганцев и пакистанцев в 70-е годы прошлого века выявили преобладание аффективно окрашенного отношения к другим, инакомыслящим людям, что является почвой для формирования фанатичной одержимости, устойчивой приверженности своим идеалам и враждебной нетерпимости к иным воззрениям и верованиям. В нашей типологии это свойство характера обозначено как аффективно насыщенная ригидность, а выявленные особенности можно отнести к выраженному педантизму, в сочетании со спонтанностью и агрессивностью. Если бы к мнению психологов в те уже далекие годы прислушался кто-либо из высоких политиков, от которых зависело, развертывать афганскую войну или нет, возможно, мы жили бы в другом, более спокойном и устойчивом мире, без терроризма и так называемых локальных войн. Но что могли сделать гонимые в то время психологи, отстаивающие неповторимую индивидуальность каждого человека, если мудрые предостережения такой авторитетной личности, как Андрей Дмитриевич Сахаров, не были приняты во внимание?

Шведы и норвежцы оказались весьма близкими к этносам, проживающим в прибалтийских странах. При этом, в частности, у эстонцев выявлены интровертные черты в сочетании с дистантностью, серьезностью, некоторой эмоциональной холодностью, индивидуализмом, обособленностью, вдумчивостью, немногоречивостью. Из черт, приведенных в нашей типологии, у них преобладающими являются интроверсия и педантизм. Правда, это касается в основном мужской популяции. Женщины практичны, скромны, рассудительны, более гибки в контактах, рациональны, с более выраженным чувством юмора, чем мужчины, а также более адаптивны. Если вернуться к вышеупомянутому глобальному подходу, то в целом прибалтийские и нордические национальности отличаются более скупым проявлением эмоций в сочетании с рассудочностью и дистантностью.

Сравнительный анализ психодиагностики показателей при тестировании американской популяции с усредненным профилем личности русских свидетельствует, что американцы более рациональны и менее эмоциональны, более устойчивы, практичны, не склонны к идеализации, трезвомыслящи, в меру общительны, формальны в контактах, не страдают излишней сентиментальностью, не отличаются ни рефлексией, ни выраженным стремлением к сопереживанию. Заметного преобладания какой-либо черты не отмечено.

В противоположность им русские отличаются повышенной эмоциональностью. Они иррациональны, то есть больше мотивированы эмоциями и интуицией, чем рассудком, значительно в своей массе фрустрированы, то есть почти постоянно находятся в ситуации, близкой к стрессовой, склонны к идеализации, сентиментальны, расточительны, восторженны, в общении проявляют полярные тенденции от любви до ненависти, то есть чрезвычайно пристрастны.

Полученные в процессе научно-практического исследования данные красноречиво свидетельствуют, что «средний русский» самобытен, интуитивен, богат творческой выдумкой, отличается некоторой безалаберностью, вспыльчив, но незлоблив, испытывает склонность к обсуждению разных проблем без серьезных попыток реализовать на практике свои фантазии, недоволен жизнью, но как истинный фаталист ничего менять не намерен; он готов бунтовать на уровне застолья или кухонных разговоров, но всерьез что-либо предпринять или переделать ленится или опасается.

Вспоминаются всем со школьных лет знакомые строки Некрасова, который о русском человеке с грустью писал:

 
…Эх, сердечный!
Что же значит твой стон бесконечный?
Ты проснешься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Все, что мог, ты уже совершил, —
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил?..
 

Нет, он не «почил», но в ином направлении использует свою энергию, растрачивая себя больше эмоциями, чем поступками, больше переживаниями, песнями, танцами, пьянками. У него редко встречается склонность к хорошо спланированному предпринимательству, хозяйствованию, к устойчивости политических воззрений. Он такой, русский человек: то расхристанный буян, то страстотерпец, нерасчетливый, доверчивый идеалист, неприкаянный мечтатель, раб своих душевных терзаний, заложник собственной избыточной эмотивности и нерастраченной творческой силы. Душа его тяготеет к трансцендентности, «перешагивая» через то, что под ногами. Рассудком он принимает лишь то, во что сперва поверит на чисто эмоциональном, иррациональном уровне. Поэтому, наверное, «умом Россию не понять»!

Русские вовсе не отличаются эпилептоидностью, как считает глубокоуважаемый автор книги «О русском национальном характере» К. Касьянова, отмечая при этом, что в психологическом исследовании шкала ригидности в усредненном характерологическом профиле ее выборки не была повышенной. Подробное изучение русской популяции показало, что эпилептоидной последовательности и аккуратности, трезвости и практичности ей очень даже не хватает. По нашей типологии в противоречивом сочетании выявляются такие ведущие тенденции, как сензитивность и спонтанность, компенсированная интроверсия и повышенная тревожность, эмотивность с элементами педантизма, который проявляется в упрямстве и вспыльчивости, – опять-таки по Некрасову:

 
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Колом ее оттудова
Не выбьешь: упираются,
Всяк на своем стоит!
 

(Из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»)

В характере русских преобладают некоторая безалаберность наряду с богатой фантазией и надежда на русское «авось». Это богатырь со связанными руками, бунтарь, который одновременно и фаталист, – вот характерные национальные черты, которые выявлены психодиагностическими тестами, подтверждающими правильность трактовки русского характера, подмеченной и описанной также многими литераторами.

Эти данные позволяют предположить, что мятущаяся душа россиянина, в которой соседствуют «лед и пламя» (активность противоречиво сочетается с пассивностью, бунтарство – с фатализмом, независимость духа – с конформностью установок), представляет собой сложное образование, базирующееся на евразийской почве. Цивилизованная, прагматичная Европа, руководствующаяся в основном контролем самосознания, опирающаяся на «рацио», радикально отличается от иррационального, с сильной опорой на коллективное бессознательное, пренебрегающего проблемами отдельной личности Востока. А между ними – мы, россияне, русские, раздираемые противоречиями, со своей неприкаянной, не приставшей ни к одному берегу никем не понятой душой. Скифы? Скорее, евроскифы – с особой ментальностью и особой судьбой.

Я и Ты

О любви

Разобравшись с тем, что мы называем характером человека, перейдем к жизни как таковой, в которой каждый человек, мечтая стать счастливым, реализуется по-своему. Однако понятие счастья неодинаково для разных людей. Красота природы, шедевры искусства, технический прогресс, способствующий улучшению качества жизни, а также профессиональные успехи, тепло домашнего уюта и те возможности, которые нам дают материальные блага, радость приобретения нравящихся нам вещей – все это в глазах разных людей имеет неодинаковое значение.

Далеко не всегда счастье человека обусловлено его материальным благополучием. Напротив, пересматривая свою жизнь, большинство людей с радостным чувством вспоминают время, когда, несмотря на неустроенный быт и постоянные денежные проблемы, они переживали незабываемые минуты, дни или годы, наполненные яркими чувствами, любовью, ощущением причастности к совместным порывам в кругу друзей и другими положительными эмоциями, связанными с бесценным даром человеческого общения.

Наиболее значимыми в жизни каждого человека мы привыкли считать такие события, как любовь, супружество, рождение детей, и те ожидания, которые мы с этими событиями связываем. Самыми большими разочарованиями, приравниваемыми к несчастью, к катастрофе, которые приводят иных людей даже к нежеланию жить, самыми драматическими моментами в жизни человека, как правило, являются неразделенное чувство, отверженность любимым человеком, непонимание близкими в семье, разлад с детьми.

Не всегда эти проблемы имеют фатальный характер, когда кажется, что все дело только в невезении или в том, что над человеком довлеет судьба и поэтому тут уж ничего не поделаешь. Многое зависит от самого человека, от того, насколько он знает и понимает себя, в какой мере он способен учиться контролировать свои эмоции, умеет вовремя остановиться, проявить уступчивость и деликатность, что в конечном итоге идет ему же на пользу, или, напротив, настоять на своем, чтобы потом не жалеть об упущенных возможностях. А если в любви повезет, необходимо вести борьбу за сохранение чувств, и начинать при этом следует с себя. Психология накопила немалый опыт и разработала технологии изучения такой сложной и тонкой материи, как человеческие отношения. Об этом можно узнать из научных публикаций.

Те сведения, которые можно подчерпнуть из данной книги, надеюсь, помогут человеку лучше ориентироваться в самом себе, в окружающих людях и в причинах собственных удач и промахов.

Любовь – надструктурное чувство, она вне того, что представляют собой установленные людьми порядки, и с трудом им подчиняется или не подчиняется вовсе.

 
Любовь свободна. Век кочуя,
Законов всех она сильней…
 

– это слова известной арии Кармен (из оперы Ж. Бизе). В то же время из всех ценностей жизни чувство любви у большинства людей занимает центральное место.

Касаясь этой бессмертной темы, трудно избежать опасности повтора избитых истин, возможности впасть в банальность. О любви столько написано, сказано, спето. И все же рискну поговорить с читателем о величайшем чуде, счастье и страдании, которое зовется любовью, опираясь на накопленные наблюдения и результаты проведенных исследований.

Любовь нередко описывают как некую одержимость, болезненное состояние, когда объект страсти кажется существом ни с кем не сравнимым, совершенно особенным, незаменимым, единственно необходимым, без которого дальнейшая жизнь бессмысленна или даже невозможна. Объекту любовного влечения невольно приписываются особые достоинства, и даже если его недостатки очевидны, то им придается оттенок особого очарования и кажется, что с ними будет не так уж трудно примириться.

Обостряется особенно эта необъяснимая тяга к обожаемому человеку, если на пути к сближению возникают препятствия, и чем их больше, тем сильнее разгораются чувства. В человеческой природе заложено стремление к преодолению препятствий, поэтому все то, что недостижимо, становится особенно привлекательным.

Но бывает и так: достигнув заветной цели, человек остывает и начинает более трезво оценивать ситуацию. На смену ослепленности чувствами приходит трезвое раздумье. И в этот момент становится ясно, что стремление достичь желаемого было лишь погоней за призраком, а то, чего человек так упорно добивался, не так уж ему и нужно или вовсе ни к чему.

Отсутствие взаимности разжигает костер пылких чувств в большей степени, чем позитивная ответная реакция со стороны желанного объекта, а утраченная или несостоявшаяся любовь часто оставляет след на всю жизнь.

Не зря А. И. Куприн писал, что «в любви только надежда и желания составляют настоящее счастье. Удовлетворенная любовь иссякает, а иссякнувши, разочаровывает и оставляет на душе горький осадок». Думаю, он так высказался, имея в виду скорее чувственное влечение, а не любовь в более полном ее понимании. В целом же для Куприна характерен пессимистический взгляд на любовь, и в большинстве своих произведений он был певцом любви, наполненной трагизмом.

Неразделенная любовь может остаться в памяти в романтическом ореоле, незамутненной принижающими бытовыми подробностями. В представлении Куприна такая любовь – тоже счастье. В своих произведениях он воспевал любовь «бескорыстную, самоотверженную, не ждущую награды, для которой совершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучения – вовсе не трудно, а даже радость», о которой сказано «сильна как смерть». Умирая, герой повести «Гранатовый браслет» не считает себя несчастливым и, прощаясь, пишет любимой: «Да святится имя твое!». По мнению Куприна, тот, кого в жизни посетила такая любовь, должен считать себя счастливым человеком.

В отличие от идеалиста и романтика Александра Куприна трезвомыслящий Иван Бунин утверждал, что «любовь – это когда хочется того, чего не бывает вовсе» (чувственной, физиологической стороне любовных отношений он в своем творчестве уделял немало места). Зато в произведениях Антона Чехова любовь чаще всего овеяна тонкими нюансами душевных переживаний, когда, например, сказанная в шутку фраза «Наденька, я люблю Вас», которая едва слышна из-за шума ветра, не только вызывает чувство необъяснимой радости у героини небольшого рассказа, но и на долгие годы запоминается как светлый лучик в серой обыденности жизни.

Чувственность и мораль

В разные периоды развития человеческих отношений и формирования общепринятой морали интимные отношения между мужчиной и женщиной трактовались по-разному. В античные времена, когда мораль была не слишком строгой, создавались бессмертные произведения Апулея, Дж. Боккаччо, воспевающие свободную любовь и неприкрытые проявления чувственности.

Природа человеческих влечений такова, что ей не присуща моногамия. У мужчин тенденция к обновлению ощущений более выражена, у женщин проявляется большая зависимость от чисто человеческой привязанности и социальной морали, но не исключается также и влияние темперамента.

Были времена, когда любовные отношения особенно жестко ограничивались разного рода моральными и правовыми рамками, и в XVIII веке наблюдался резкий контраст между ханжеством социально проповедуемой морали и крайними проявлениями вольности в реализации сексуального инстинкта (маркиз де Сад, именем которого с тех пор называют извращенные формы сексуального насилия – так называемый садизм). В XVIII веке любовь, в том числе чувственная, воспевалась в произведениях П. Лакло («Опасные связи»), жизнеописании Казановы, легендах о Дон-Жуане, «Исповеди» Ж.-Ж. Руссо, романах Вольтера и т. п. В тесном переплетении с законами, которые диктовались социальными отношениями. В XIX веке любовь как высокое чувство вместе с ее чувственными аспектами ярко живописалась Э. Золя, О. де Бальзаком, Г. Флобером, Ги де Мопассаном.

Ограничивающее влияние социальных норм на отношения полов нельзя считать однозначно отрицательным. С одной стороны, в связи с проблемой социального неравенства или узаконенных клановых предрассудков складывались драматические и даже трагические ситуации, обусловленные невозможностью соединиться любящим сердцам. Но, с другой стороны, какой накал чувств можно было наблюдать в те далекие времена! Каких высот достигала любовь, находя свое отражение в произведениях искусства! Ромео и Джульетта, Франческа Да Римини и Паоло, Тристан и Изольда, бессмертные сонеты Петрарки, посвященные вечно любимой им Лауре, которая в большей степени была его мечтой, чем реально существовавшей женщиной. Хотя такая женщина действительно была, она выходила замуж, рожала детей, старилась и наконец умерла. А он продолжал сочинять в ее честь прекрасные стихи, полные восхищения и любви, так, как если бы она была вечно юной и прекрасной. Эти и многие другие чудесные образы на века стали символом высочайших чувств, украшающих и возвышающих человека.

Безусловно, не может быть и речи о том, чтобы искусственно создавать преграды на пути у любви. Но следует заметить, что прямолинейность и обнаженность чувств, а тем более голый прагматизм в любовных отношениях снимают тот флер романтизма и таинственности, который продлевает как преамбулу любви, так и сохраняет плавное ее течение.

Вот какие строки мы находим в бессмертных стихах известного поэта эпохи Серебряного века – С. Я. Надсона:

 
Только утро любви хорошо: хороши
Только первые, робкие речи,
Трепет девственно-чистой, стыдливой души,
Недомолвки и беглые встречи,
Перекрестных намеков и взглядов игра,
То надежда, то ревность слепая;
Незабвенная, полная счастья пора,
На земле – наслаждения рая!..
Поцелуй – первый шаг к охлажденью: мечта
И возможной, и близкою стала;
С поцелуем роняет венок чистота,
И кумир низведен с пьедестала;
Голос сердца чуть слышен, зато говорит
Голос крови и мысль опьяняет:
Любит тот, кто безумней желаньем кипит,
Любит тот, кто безумней лобзает…
Светлый храм в сладострастный гарем обращен.
Смолкли звуки священных молений,
И греховно-пылающий жрец распален
Знойной жаждой земных наслаждений.
Взгляд, прикованный прежде к прекрасным очам
И горевший стыдливой мольбою,
Нагло бродит теперь по открытым плечам,
Обнаженным бесстыдной рукою…
Дальше – миг наслажденья, и пышный цветок
Смят и дерзостно сорван, и снова
Не отдаст его жизни кипучий поток,
Беспощадные волны былого…
Праздник чувства окончен… погасли огни,
Сняты маски и смыты румяна;
И томительно тянутся скучные дни
Пошлой прозы, тоски и обмана!..
 

Иногда, просматривая экранизацию старинного романа, где герой, не имея возможности преодолеть социальные предрассудки, завоевывает возможность лишь поцеловать любимой женщине руку, мы понимаем, что переполняющие их чувства гораздо богаче, чем те, что испытывают люди, легко получившие согласие на большую близость, что стало характерным для современного стиля отношений, обедняющего духовную составляющую любви.

Обожествление объекта любовного влечения само по себе не является непременным атрибутом многогранного чувства. Однако эта тенденция в преувеличенном виде послужила почвой для развития романтизма в искусстве, но одновременно вызвала прямо противоположное отношение к интимной стороне любви. Развеяв миф о полубожественном образе человека и сняв флер ханжества, наброшенный на плотскую любовь лицемерами-святошами, Зигмунд Фрейд повернул людей лицом к их неосознаваемому, живущему инстинктами бессознательному «Оно». Он представил человеческое «Я» как конструкт, формирующийся в процессе вечной борьбы животного инстинкта с социализированным, духовно насыщенным «Я» человека.

Идеи З. Фрейда оказали огромное влияние на человеческие умы и произвели буквально революцию в сфере отношений полов. Это сказалось в первую очередь на творчестве писателей нового поколения – 30–40-х годов XX века. Книги итальянского классика Альберто Моравиа и их многочисленные экранизации, а также произведения других приверженцев неореалистического направления внесли новую струю в искусство многостороннего отображения любви, в котором не игнорировалась ее чувственная составляющая.

Однако Фрейд был прав не во всем: он слишком «застрял» на той мысли, что отсутствие реализации сексуальной потребности, заложенной природой как необходимый инстинкт, обеспечивающий продолжение человеческого рода, может привести к невротическим расстройствам. Сама жизнь показывает, что провозглашение значимости сексуальной потребности нельзя понимать как призыв к беспредельному высвобождению полового инстинкта. Это лишь один из факторов, который не следует игнорировать, рассматривая физиологическую сторону вопроса, в то время как, обсуждая проблему всесторонне, нельзя упускать из виду и сложность такого психологического явления, как любовь.

В древнегреческой мифологии Эрос – бог любви – воплощает в себе не только низменные страсти и вожделение, ведущее к размножению (как считал Платон), но и возвышенность духа, ищущего чистой красоты. Стремление к высшему Эросу означает подавление низшего. Отечественный ученый, создатель теории деятельности, психолог А. Н. Леонтьев утверждал, что биологические влечения и свойства темперамента должны у человека подавляться и контролироваться высшими уровнями его психического устройства – личностью.

Американский психолог Фридрих Перлз, создатель гештальтпсихологии, был убежден, что целостный, внутренне согласованный образ «Я-Гештальт» может быть гармоничным лишь в том случае, если и высшее, и низшее «Я» не стараются победить друг друга, а стремятся примириться и сосуществовать взаимосогласованно.

И все же они редко находятся в полном гармоничном единении, чаще – в беспрерывном противоборстве. Так постепенно, веками происходит уход от полуживотной особи, живущей только инстинктами, в сторону высокоорганизованного человеческого существа. Это не столько поступательное продвижение вверх в процессе самосовершенствования, сколько зигзагообразные скачки. Человеку свойственно временами впадать в соблазн, в искушение, находить удовлетворение в неразборчивом сексуальном сближении, наслаждаться пошлыми, скабрезными выражениями (это тоже скрытая форма сексуальной озабоченности) – словом, опускаться до низменных страстишек на грани «фола». Важно при этом не перейти грань, не остаться там, внизу, барахтаясь в грязи. Даже упав низко, человек способен вновь подняться во весь рост и устремиться к более высоким, духовно насыщенным отношениям, наполняющим смыслом саму жизнь.

У человека, как существа высшего порядка (Homo sapiens), сексуальная потребность в процессе культурного развития вида обрела новые формы проявления, иные, чем диктует заложенный природой инстинкт.

Появились вторичные потребности – забота о внешнем виде, стремление к достижению более высокого социоэкономического статуса, желание заявить о своей индивидуальности, реализовать талант, способности, показать себя в лучшем свете и тем самым понравиться, привлечь к себе внимание.

Секс – это сладкая ловушка, поставленная природой ради продолжения рода человеческого, сеть, в которую так легко и охотно попадается человек.

Сами по себе сексуальные отношения чаще всего не предполагают осознанного желания создать семью, завести детей. Но, как сказал наш известный острослов Михаил Жванецкий, – «одно неосторожное движение – и вы отец!»

Не будь неосознанного влечения мужской и женской половин друг к другу, отношения их носили бы исключительно абстрактный характер и основными ориентирами в контактах между мужчиной и женщиной были бы у одних – душевная близость, у других – меркантильные интересы.

Сексуальное влечение более всего затрудняет разумный подход к выбору партнера. Не говоря уже о том, что сексуальность может принимать уродливые и даже опасные для жизни и здоровья формы в случае неправильного полового воспитания (или отсутствия такового вообще). Отклоняющиеся от нормы сексуальные проявления возникают под воздействием определенной среды, в вынужденных, принижающих человеческое достоинство обстоятельствах, а также у лиц с выраженным своеобразием влечения или психическими отклонениями.

Чем ниже культура среды, тем примитивнее реализуется сексуальное влечение. У несформировавшихся, незрелых в личностном плане подростков половой инстинкт может проявляться карикатурной сексуальной озабоченностью, которая тем меньше похожа на любовь, чем менее подросток развит духовно. И наоборот, чем выше духовное развитие человека, тем сложнее опосредуется половой инстинкт, тем дальше его проявление от примитивных, животных форм.

Секс, безусловно, играет важную роль в гармонизации супружеских отношений. Известный психотерапевт С. И. Консторум говорил, что «в любви нет недозволенного», то есть любящие друг друга мужчина и женщина могут быть настолько смелыми и изобретательными в своих сексуальных играх, насколько им позволяют их страсть и фантазия. Однако в наши дни то избыточное внимание, которое уделяется этой стороне отношений между полами, совсем заслонило иные, весьма важные проблемы.

Нередко высоким именем «любовь» называют сексуальные контакты, в которых взаимное обожание, нежность и сострадание попросту отсутствуют. Прагматизм таких отношений, спортивный интерес к этой сфере (кто больше, кто чаще, кто разнообразнее) не оставляют места тому, что на самом деле есть любовь.

«Разве так суждено меж людьми?» – писал Александр Блок. Его коробил цинизм откровенной пошлости в отношениях между мужчиной и женщиной: «Разве это мы звали любовью?..» (из стихотворения, названо «Унижение»).

Секс без любви – это удовлетворение примитивной биологической потребности, которая сближает человека с его предками из мира животных.

Другая крайность в понимании любви, другой ее полюс, противопоставляемый сексу, – любовь платоническая. Такого рода чувства питаются лишь тонкими нюансами взаимопонимания, сентиментальной атрибутикой любви в виде нежных писем, сбереженного платка или оброненной перчатки, локона волос или засушенного цветка, хранящегося между страницами книги. Стихотворения или романы, родившиеся в душе поэтичной натуры под влиянием нахлынувших чувств, – это обожествление объекта любви, идиллия, которую сближение может разрушить. Поэтому дистанция в таких отношениях часто бывает оправданной, оберегающей влюбленных от разочарований.

О таких чувствах, лишенных плотской составляющей, писали многие философы и литераторы: это и Платон, и Ж.-Ж. Руссо, и И.-В. Гете («Пир», «Юлия, или Новая Элоиза», «Страдания молодого Вертера»).

Вера Павловна, героиня романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?», плохо зная себя и саму жизнь, увлеченная идеалами равенства, соглашается на чисто партнерские, товарищеские отношения в совместной жизни со своим другом. После трудового дня, каждый вечер они через разделяющую их ширму желали друг другу спокойной ночи. Однако вскоре она сама разрушает эту идиллию и сходится с человеком, к которому ее влекут не только принципиальные убеждения, но и пробудившаяся чувственность.

Певец романтической любви Александр Блок, автор стихов о Прекрасной Даме, пытался построить свой брак с очаровательной Любовью Менделеевой без сексуальных отношений, которые, как он считал, принижают высокие чувства, но не встретил понимания с ее стороны. В конце концов их ждали разочарования, измены, боль и тоска по утраченной любви.

Из сказанного понятно, что избыточный романтизм уводит от реальности, а излишний реализм оборачивается цинизмом. И все же те, кто мечтает о большом чувстве и настоящей любви, не должны спешить разменивать крупную купюру того, что зовется любовью, на медяки неразборчивого секса. К тому же человек, не контролирующий свою чувственность, выхолащивает душу, все больше сокращая вероятность встречи с настоящей любовью. Почитайте повесть Людмилы Улицкой «Искренне Ваш, Шурик»: на всех его хватило, этого милого Шурика, идущего на поводу у обстоятельств, но, когда пришла настоящая любовь, оказалось, что вместе с безлюбовным сексом он разменял на мелочь свою душу и уже нечего было принести в дар той, которую он полюбил по-настоящему.