Текст книги "Мальчик из саркофага"

Щелкнул замок. Шаги торопливо пробежали к детской. Штрабер, видимо, опасался, что ребенок плачет, но в комнате было все тихо. Он успокоился и на цыпочках прошел к себе в кабинет, переоделся. Дальше Эрик не прислушивался, а улегся в кровать и задумался.

«Неужели Иван Васильевич сумел оживить мумию? Ведь ребенок – точная копия того, которого я видел в саркофаге. А почему бы и нет? Если он сумел найти противоядие, то почему бы не сумел изобрести „живую“ воду?.. Да, неувязка только в возрасте. Тому год и этому около года, хотя должно быть уже более двух лет. Странно».

На этом парадоксе в возрасте он уснул.

На следующее утро за завтраком Штрабер то и дело бросал на него анализирующие взгляды и, не выдержав, Эрик признался:

– Ну что вы смотрите на меня, как на подопытного кролика? Был я за металлической дверью и видел мальчика, А что делать, если он орал? Вы же ушли на восемь часов, а ребенок голодный. Ну, я не выдержал крика и накормил его.

Штрабер неожиданно широко и приветливо улыбнулся.

– Ладно, не оправдывайся. Ты поступил правильно. Я только зашел в комнату, сразу понял, что в ней кто-то побывал: на спинке кровати висела мокрая пеленка.

– Раз уж мне, Иван Васильевич, известно, что вы скрываете ребенка, то позвольте полюбопытствовать – откуда он? Мне показалось, что мальчик удивительно похож на того, что лежал в саркофаге.

– А ты и там побывал? – усмехнулся Штрабер, но по его лицу чувствовалось, что он доволен своим учеником.

– Да. Увы, я, любопытен.

– Что ж, любопытство помогает в двух случаях: или отправляться на тот свет, или делать открытия. Если же говорить о мумии, то хочу заверить тебя, что мумия и мой мальчик – не одно и то же. К сожалению, наука еще не дошла до того могущества, чтобы оживлять людей через две тысячи лет. Дело здесь в другом. При исследовании кусочка органической ткани забальзамированного тела я обнаружил живые клетки. Из них мне удалось выделить ДНК, которые оказались способны функционировать, И как видишь, генетический материал принес плоды, которых не ожидал даже я. Но мальчик живет и, следовательно, наука торжествует, А чудес на свете без вмешательства человека не бывает. Мне этот ребенок очень дорог. Я его создал своим умом, и я его отец.

– Вы думаете, он будет жить?

– Безусловно.

– А каков смысл всего этого?

– Во-первых, приятно почувствовать себя сильнее природы. Во-вторых, умение воссоздавать по единичным живым клеткам погибшие несколько тысяч лет назад организмы поможет воскресить отдельные вымершие на Земле виды животных и растений. В-третьих, это даст возможность проследить и понять эволюцию видов.

– Но вы не говорите о самом главном: можно ли будет таким точно способом воскрешать умершего человека? Бывает, не всегда удается вовремя оказать помощь, и человек погибает; например, альпинист проваливается в неприступных горах в расщелину, или в тайге замёрзнет путешественник, в безлюдье потерпит катастрофу автомобиль с людьми. Пока их найдут, извлекут и доставят к родственникам, проходят недели. Можно ли будет их воскресить или из их клеток создать те же самые личности, что погибли?

– Ты задаешь два разных вопроса. Отвечу на первый. Пока на воскрешение после месяца гибели надеяться не приходится, многое будет зависеть, как пойдет развитие науки дальше. Кстати, ты можешь посвятить себя работам именно в этом плане. Если говорить о втором, то есть: удастся ли по живым клеткам, а именно – по их ДНК, восстанавливать человека заново, то тоже скажу – нет.

– Но разве ваш опыт – не подтверждение этому? – удивился Эрик.

– Что касается внешности, то – да, но души – никогда. На основании ДНК можно воссоздать полную копию умершего и даже сделать множество копий, но каждый из них будет мыслить и чувствовать по-своему, каждый будет совершенно другой личностью. К сожалению, в душе человека мы пока бродим, как в дремучем лесу. Как два близнеца представляют собой совершенно два различных индивидуума, так и в нашем случае. Перед нами с тобой стоят интересные задачи. И если мы их не сможем решить сами, то хотя бы начнем, чтобы продолжили другие.

– Да-а, – задумчиво протянул Эрик, – в мире много занимательного. Значит, мальчика мы будем воспитывать вместе?

– Я надеюсь, что ты мне в этом поможешь. Любопытно пронаблюдать за развитием его психики, будет ли она отличаться от психики современных детей, и прочее. Тайна пещеры Гонг раскрыта, но наука продолжает свой поиск.

С этого дня перед домом Штрабера часто встречали двух мужчин, гуляющих попеременно с одной и той же коляской, что разжигаюло любопытство среди жителей соседних домов, никак не способных разрешить простую загадку: почему у младенца два папы и ни одной мамы. Правда, кто-то выдвинул довольно смелую гипотезу, что тот, который постарше – дед, а помоложе – отец, а мать сбежала с другим. Гипотеза вполне удовлетворила любопытных жителей, и Штрабер со своим учеником могли вполне спокойно приобщать двухтысячелетнего младенца к воздуху двадцать первого века. Эксперимент продолжался.

Глава 3

Прошло двенадцать лет. За это время утекло не только много воды, но и химических реактивов в руках Ивана Васильевича Штрабера. В институте биологии он получил в личное распоряжение лабораторию с новейшим оборудованием и собственным штатом сотрудников.

Эрик, закончив институт, работал под непосредственным руководством своего учителя и делал значительные успехи в постижении генной инженерии. В последнее время он занимался тем, что встраивал в бактерии, вырезанные из генетического аппарата человека нужные гены, заставляя таким образом бактерии производить необходимые гормоны, недостающие для некоторых организмов больных. Одновременно с этим вместе с учителем он изолировал клетки отдельных органов человека, создавая необходимые для их жизни условия, и выращивал из отдельных молекул целые клеточные колонии, функционирующие самостоятельно вне организма со всеми вытекающими отсюда последствиями, то есть вырабатывающими тот гормон, который требовался для нормальной жизнедеятельности целого организма, не вызывая при этом у последнего никаких побочных явлений типа широко распространившейся в последнее время аллергии. Клеточные колонии должны были превратиться в настоящие фабрики по производству необходимых для людей гормонов. Кстати, таким образом молодой аспирант мечтал получить гормон молодости, введение которого в организм пожилым людям обновляло бы их и омолаживало, мобилизовывало внутренние силы, а следовательно, и продляло их жизнь.

* * *

Очередной трудовой день в институте биологии подходил к концу. Лаборатория биосинтеза проводила обычные исследования.

Делая какие-то записи в журнале наблюдений, Штрабер оторвался от исписанного листа и задумчиво проговорил, обращаясь к своему ученику:

– Пожалуй, нам пора переходить к клеточному реактору, если мы вообще собираемся освоить промышленное производство продуктов, секретируемых нашими клетками. Малые дозы не дают развернуться в полную силу, замедляют исследование. Пока вырастишь, пока проверишь и убедишься, что получено не то, сколько времени уходит. Потом опять выращиваешь, получаешь мизерные доли…

Зазвенела пробирка, упавшая на пол и рассыпавшаяся на крошечные осколки.

Лаборантка и она же уборщица помещения, тетя Маша, испуганно всплеснула руками и забормотала:

– Ой, надо ж случиться! Разбилась. Хорошо, что пустая.

Штрабер взглянул в её сторону и продолжил прерванную мысль:

– …или тетя Маша разольет ценный продукт по неловкости, а нам его растить несколько недель. Совсем другое дело, когда материала для работы много. Да, пожалуй, я завтра же сделаю заказ на клеточный реактор.

Лаборантка, видя, что ее обвиняют в уничтожении целых научных трудов, заворчала в свое оправдание, не прекращая мыть пробирки:

– Ничего я не разлила, пустая она. Да и бью я редко. Чего зря на меня наговаривать.

Тетя Маша работала в лаборатории около года, днем заботилась о чистоте посуды, а после окончания рабочего дня мыла полы в лаборатории, и на этом ее миссия заканчивалась. На вид ей можно было дать около пятидесяти. На работе она появлялась всегда в рабочем синем халате, волосы покрывала косынкой, выглядела угловатой, сутулой, ходила несколько неказисто, как многие женщины ее возраста, обремененные повседневным физическим трудом, и привлекала к себе внимание, только когда разбивала очередную стекляшку, все прочее время она предпочитала помалкивать.

– Не беспокойтесь, это я так, к примеру вас привел, – пояснил Иван Васильевич.

– И к примеру не надо. Я – человек мнительный, ночь спать не буду, – отстаивала свои позиции тетя Маша.

– Хорошо, учту, – согласился Штрабер и продолжил излагать своему ученику прежнюю идею: – Необходимо усовершенствовать и ускорить передачу в производство ряда анализаторов. К тому же, получение популяции клеток того или иного органа в массовом масштабе позволит использовать их для пересадок в больные места. А в будущем мы сможем выращивать целиком и сами органы. Таким образом, дефектные органы можно будет удалять и заменять на целые и здоровые, не отторгаемые тканью каждого конкретного индивидуума, потому что они будут выращены из его же собственных клеток. Человек получит целый магазин запчастей. Превосходно.

– Но при некоторых заболеваниях разрушение организма происходит слишком быстро. Человек может не успеть дождаться, пока специально для него вырастят запчасти, – возразил Эрик.

– Да, конечно, здесь много нюансов, и над каждым стоит поработать. Но попробуем привлечь на помощь космос. Постараемся использовать его специфические условия. В космосе нет тепловой конвекции – перемешивания жидкостей, а значит, в космосе можно получать сверхчистые эталонные препараты. Космос будет способствовать быстрому выделению биологически активных веществ, а это немаловажно для нас. Во всяком случае, в этом направлении стоит поработать.

В стекло окна ударил крошечный камушек, затем второй. Штрабер распахнул створки и, выглянув на улицу, крикнул кому-то:

– Сейчас выхожу, – и, обратившись к Эрику, приказал: – Перед тем, как уходить, добавь в шестую ёмкость смесь аминокислот и витаминов. Старайся, чтобы питательный раствор выдерживался в строгих пропорциях. Кстати, не забудь присовокупить к ним антибиотики: наша питательная среда притягивает к себе и вредные микроорганизмы, а заражение клеток грозит гибелью результатов. А мы с Артуром съездим в магазин.

После его ухода Эрик свесился через подоконник и помахал рукой, стоявшему внизу смуглолицему мальчику, худенькому, стройному, с живыми черными глазами и аккуратно подстриженными темными волосами.

– Артур, посмотри для меня пятицветную авторучку, – крикнул он сверху.

Мальчик ответил приветственным жестом и прокричал:

– Хорошо. Только долго не задерживайся, мы без тебя не начнем.

К нему подошел Штрабер, обнял за плечи, и они вместе направились к темно-синей «Волге», стоявшей неподалеку от центрального входа института.

Сзади Эрика остановилась тетя Маша и, заглянув через плечо, полюбопытствовала:

– Это что – сынок нашего заведующего?

– Да.

– Хороший мальчик. Весь в папу.

Темно-синяя «Волга» скрылась за густой зеленью деревьев, и молодой аспирант вернулся к шестой емкости, чтобы выполнить полученные указания.

Лаборантка продолжила мыть пробирки и колбы у раковины, но спустя минуту поинтересовалась:

– Говорят, матери у них нет?

– Да.

– А куда ж она девалась? Померла, что ли?

– Не знаю. Я в чужую жизнь не лезу.

Эрик притворился, что никакого отношения к семье Штрабера не имеет.

Из сотрудников лаборатории никто не знал, что он живет вместе с Иваном Васильевичем. Скрывали это по той простой причине, чтобы их не обвиняли в несуществующем родстве или какой-то особой предрасположенности учителя к своему ученику.

Но после окончания рабочего дня Эрик поспешил в дом Штрабера. Сегодня вечером здесь состоялось торжество: отмечали день рождения Артура. За столом сидели трое: Иван Васильевич, Эрик и сам именинник.

– Сегодня тебе исполнилось тринадцать лет, – торжественно начал приветственную речь отец. – Поздравляем. Это уже очень много. Я не успел оглянуться, как ты из крошечного мальчика превратился в подростка, способного вполне анализировать собственные действия и чужие поступки. Нет, я не хочу читать никаких нравоучений, для этого найдется много других дней в году. Сегодня же хочу только пожелать тебе счастья, здоровья и чтобы ты никогда не забывал о таком простом человеческом качестве, как совесть и соизмерял с ней всю свою дальнейшую жизнь. А теперь позволь мне подарить тебе наручные часы собственного производства. Они особенные: показывают время и одновременно являются микрорацией. У меня будут такие же, и мы с тобой сможем переговариваться, где бы ты ни находился. Никто не снимет их с твоей руки, пока сам не нажмешь вот на это звено в браслете. Я научу тебя, как ими пользоваться. Так что – принимай подарок.

– Спасибо, – черные агатовые глаза именинника сверкнули радостью. – А я смогу переговариваться с Витькой?

– Нет. О том, что они включают в себя рацию, лучше никому не говорить.

– Но почему?

– Объясню позднее, – уклонился от ответа отец.

– А я дарю тебе магнитофон, – подключился к поздравлению и Эрик. – А к нему десять кассет для записей.

Он принес из другой комнаты подарок и вручил мальчику.

– Здорово. Точно такой, как у Витьки, – возликовал Артур. – Будем делать теперь записи вместе. А вас научим отличать «тяжелый рок» от «рок-н-рола», а то в отношении эстрады вы отстали на полвека.

– Ну, не все же знать, – улыбнулся Эрик. – Для твоего папочки нет лучшей музыки, чем таинственные связи клеток. Кстати, если все, что движется, звучит, то надо подозревать, что клетки при своем развитии испускают тоже музыкальные волны, и если их научиться улавливать и записывать, то можно услышать целые симфонии.

– Когда я вырасту, сделаю музыку клеток слышимой, – заверил Артур с чисто детской самоуверенностью и переспросил: – А это точно, что все, что движется – звучит?

– Да. Любое движение, а следовательно, и развитие живого, сопровождается последовательностью гармоничных звуков, – подтвердил Эрик: – Если записывать те звуки, которые сопровождают развитие человека, то наверно, получится очень выразительная симфония.

– Только для этого нужна сверхчувствительная техника, – подчеркнул Иван Васильевич.

– Я изобрету такую аппаратуру, – уверенно заявил Артур, как все дети, верящий в идею как в неизбежную реальность, – и вы услышите, как звучит человек, вырастая от крошечного ребенка до взрослого.

– Одновременно с этим можно будет познакомиться и с музыкой отдельных органов, – улыбнулся Эрик, возбуждая фантазию мальчика. – Они будут играть роль отдельных инструментов в общей симфонии организма, и тогда мы сможем услышать соло печени, арию сердца, какофонию желудка. А между прочим, по тому, будут ли допускать они фальшивые ноты или не будут – станет возможным определять их состояние здоровья.

– Здорово! – восхищенно выдохнул Артур. – Я обязательно постараюсь изобрести такой магнитофон, который сможет делать музыкальную запись человеческих органов.

– Дерзай, сынок, дерзай, – подбодрил его отец. – Нет такой фантазии, которую не в силах был бы осуществить человек. Дело всего лишь времени.

Зазвонил телефон.

Артур выбежал в коридор, с кем-то оживленно поговорил, после чего сообщил:

– Витька звонил. Говорит, что закончил мастерить подводную лодку. Работает на той жидкости, в которой плавает. Правда – это здорово: топлива – целое море или даже океан? – Отец одобрительно кивнул в ответ. – Он приглашает на испытания. Я, пожалуй, пойду?

– Конечно, иди. Только где она будет маневрировать, в ванной что ли? – поинтересовался Иван Васильевич.

– Нет. Пойдем в бассейн.

– Что ж, тогда счастливо.

Когда учитель и ученик остались вдвоем, Штрабер сообщил:

– Из пещеры Гонг исчезла мумия, а пещера снова стала ядовита. Погибло восемь человек. Мне предлагают опять изготовить противоядие. Придется покопаться в старых записях. Думал, что обезвредил пещеру навсегда, а оказывается, раз изготовленные рецепты нельзя забывать и тем более терять, когда-нибудь понадобятся опять. Придется с недельку мне похимичить.

Найдя рецепт, на следующий же день Штрабер приступил к изготовлению требуемого препарата, в то же время не прекращая своей основной работы.

Рассматривая под микроскопом монослой клеток, образовавшихся в питательной среде, он отдал Эрику несколько распоряжений.

– Слей культурную жидкость, а оставшиеся на дне клетки смой в стерильную посуду. Полученную суспензию разлей на пять пробирок и постарайся поточней. У тебя это получается лучше, чем у меня. Все пять пробирок поместим в центрифугу, а после образования осадка уложим клетки в свежую питательную среду.

– Вы не забыли – у нас в три часа заседание, – напомнил Эрик.

– Ах, да! Конечно, забыл, – признался Иван Васильевич. – А мне сегодня отчитываться. Куда я положил свой доклад? – Он порылся у себя в письменном столе. – Да, вот он. Все в порядке.

За десять минут до начала заседания, оба они сидели в огромном актовом зале. Народ уже стал понемногу собираться, Штрабер перелистывал отчет, проверял, всё ли на месте.

– Ох, последней страницы нет, оставил или на столе, или во внутреннем ящике, – спохватился он и попросил Эрика: – Будь любезен, сбегай. Я буду выступать вторым, успеешь принести.

Когда молодой аспирант открыл дверь в лабораторию, его внимание сразу же привлекли торопливые убегающие шаги, затем раздался звон разбитого стекла и громкий хлопок второй, запасной двери.

Помещение лаборатории делилось тонкой перегородкой из матового оргстекла на две комнаты. В одной работали они с Иваном Васильевичем, в другой – младшие научные сотрудники Прохоров и Анечка Борзова. Из второй комнаты дверь вела в длинный общий коридор, а непосредственно их выходила прямо на лестничную клетку. Уходя на заседание, они заперли лабораторию, так как Борзова и Прохоров еще раньше отправились на семинар, а тетя Маша была послана к кладовщику в подвал за новой партией пробирок. Они часто разбивались, поэтому их запасы приходилось регулярно пополнять.

Почувствовав в торопливом беге что-то подозрительное, Эрик бросился следом в соседнюю комнату. Там было пусто. На полу валялась разбитая колба с реактивом; стул, где сидела обычно Борзова, стоял посреди прохода.

Эрик вернулся на свою половину, внимательно осмотрел комнату и обнаружил, что ящик стола заведующего выдвинут, и в нем все перерыто. Не успел он что-либо сообразить, как распахнулась дверь и вбежали двое охранников.

– От вашего сейфа сработала сигнализация. Вы делаете проверку или забыли отключить сигнал? – обратился один из них к аспиранту.

– Я к сейфу не прикасался, но когда вошел сюда, слышал – кто-то убегал. И в столе все перерыто.

– Проверьте сейф, – попросил охранник. – Сообщите, что пропало.

Эрик внимательно осмотрел содержимое секретного ящика и стола. Все оказалось цело лишь потому, что сейф не смогли открыть, а в столе из предосторожности Штрабер, уходя, ничего не оставлял.

Вернулись Борзова и Прохоров. Семинар закончился. Узнав, что кто-то в их отсутствие посягал на содержимое сейфа, они заверили, что в течение часа, пока проводились занятия, сидели на первом ряду, никуда не отлучаясь, и что пропагандист может это подтвердить.

Вслед за ними пришла тетя Маша с пробирками в руках и, обнаружив на полу осколки стекла и лужу, принялась недовольно ворчать:

– Опять намусорили. Ни одного дня, чтоб чего-то не били. Люди вроде бы интеллигентные, а неаккуратные.

– Мария Николаевна, вы уходили последней? – обратился к лаборантке охранник.

– Почему? Прохоров и Анечка еще работали, – возразила она. – Я ушла при них и пришла при вас.

– А вы никого в коридоре не встречали, бегущего или спешащего? – снова задал вопрос охранник.

– Я шла не коридором, а по лестнице, – поправила тетя Маша. – А что случилось?

– Да нет, ничего. Продолжайте работать.

* * *

Вернувшись в зал заседаний, Эрик увидел, что Иван Васильевич стоит на сцене за трибуной и читает свой отчет. Осторожно пробравшись за кулисы, он схватил горшок с цветами, стоявший на окне, и, выйдя к трибуне, поставил его на краешек, как бы с целью эстетики, и заодно сунул докладчику недостающий лист.

Выступление прошло вполне успешно и, вернувшись в зал, Штрабер первым делом поинтересовался, почему задержался посланец. Эрик рассказал о случившемся. Не дождавшись окончания заседания, Иван Васильевич помчался в лабораторию и самолично проверил, всё ли на месте. Убедившись, что ничего не пропало, он с облегчением вздохнул и сказал:

– Как хорошо, что я не отключаю сигнализацию днем. Вот здесь злоумышленники просчитались. Моя предосторожность помогла. Никогда не стоит забывать о бдительности.

Вечером их ждала еще одна неприятность – не вернулся Артур.

По четвергам вместе с другом он посещал секцию бокса, но в семь вечера, к ужину, всегда был дома. Отец приучил его точности. А здесь часовая стрелка достигла восьми часов, пробежалась по кругу и пересекла цифру девять, потом десять. Штрабер несколько раз звонил Витьке, но и тот довольно долго не являлся домой. Наконец, трубку подняли, и послышался детский голос:

– Да, я слушаю.

– Витя, это папа Артура. Он не у тебя?

– Нет. Мы разошлись в шесть часов. Как только занятия закончились, он сразу же отправился домой.

– Вы вместе шли?

– Нет. Я встретил знакомых ребят и решил поиграть с ними в футбол.

– А где вы расстались?

– У магазина «Радиотовары».

– И его никто не сопровождал?

– Нет. Он один пошел домой, а я с ребятами – на стадион. Но когда я оглянулся – Колька мне на пятку наступил, я хотел дать ему затрещину – то увидел, что к Артуру подошла какая-то женщина, и они о чем-то разговаривали.

– А дальше что было? – забеспокоился Иван Васильевич.

– Дальше не знаю. Я дал Кольке затрещину и больше не оглядывался.

Волнение Штрабера достигло максимума, он позвонил в милицию и сообщил, что пропал сын и пересказал последний разговор с его другом. Дежурный пообещал позвонить, как только что-нибудь прояснится. Ждать пришлось всю ночь, но звонка так и не последовало: мальчик исчез бесследно.

Иван Васильевич метался по комнате, то ругаясь, то сетуя, что не доглядел, а последнее следовало предвидеть. Эрик сидел в кресле, сосредоточенно размышляя, кому понадобился Артур, для каких целей и есть ли связь между покушением на сейф и исчезновением мальчика, которого он привык считать своим младшим братом и любил, как родного. Их всех троих связывала прочная мужская дружба, и каждый не пожалел бы жизни ради другого, поэтому исчезновение самого младшего и самого беззащитного выбило обоих старших из обычной колеи, заставив жить в томительном ожидании.

– Я этого всегда опасался, – рассуждал горестно Штрабер, – знал, что мне не дадут спокойно жить. Раз исчезла мумия, значит кто-то начал охоту. Хорошо, что я успел надеть ему на руку часы. Рано или поздно он просигналит.

– Просигналит-то просигналит, но ваши собственные часы не закончены, – напомнил Эрик.

– Ах, да! Как же это я забыл! – Иван Васильевич ударил себя по лбу, – Немедленно за работу. Остался пустяк. Иди в институт без меня, возьму сегодня творческий день. К вечеру во что бы то ни стало должен закончить монтаж рации.