Текст книги "Забытая сторона перемен. Как творческий подход изменяет реальность"

Ключевые идеи этой главы

✓ Великие философы могут вам помочь.

✓ Перемены неизбежны, тут выбирать не приходится.

✓ Выбор только в том, что менять и когда.

✓ Перемены нужно произвести дважды: в восприятии и в реальности.

✓ Новаторство это не творчество!

Если вы хотите почувствовать, что означает оказаться в точке двойного изменения, где ваша реальность, которая долго плелась следом, внезапно делает бросок вперед, взгляните на следующую диаграмму.

Что вы видите? Небольшой кубик в нижнем левом углу? Возможно. А теперь медленно поверните страницу по часовой стрелке. Не отводите взгляд от картинки.

Продолжайте поворачивать страницу. Когда рисунок оказывается перевернут вверх ногами, многие видят другую фигуру.

Этот новый образ бросает вызов нашим установкам – это нарушение постоянства, взвихрение. Небольшое перемещение кубиков не изменяет картины. Мир преображается, и мы не замечаем этого, пока свершившаяся перемена вдруг не встает перед нами во весь рост.

Об этой небольшой геометрически-метафорической манипуляции можно сказать немало:

• Мы видим кубы там, где их нет! Рисунок двухмерен (по определению), но кажется трехмерным.

• Даже если фигура одна и та же, два разных человека увидят ее по-разному.

• Смена одного изображения другим происходит резко и сопровождается небольшим шоком.

• Даже если зритель знает, что должно произойти, невозможно с легкостью перейти от одного изображения к другому. Мы не полностью контролируем то, как и что мы видим.

Вот оно. Перед нами в очередной раз встает древняя как мир проблема: странные взаимоотношения между вселенной и людьми, которые ее населяют, между средой и человеком, ее наблюдающим, между субъектом и объектом. Эта двучленная конструкция – основа философской мысли. С одной стороны, мир, с другой – то, как мы его видим. Иными словами, реальность и ее восприятие.

Глава 2
Незавершенный мир

Экономика объясняет, как люди делают выбор, социология показывает, что они не в состоянии его сделать.

Бертран Рассел

Однажды летом я путешествовал на «Калифорнийском Зефире» через Скалистые горы (мне трудно побороть европейскую привычку путешествовать по железной дороге, а не на автомобиле). Поезд петлял по покрытым снегом вершинам, и вдруг я увидел нечто из ряда вон выходящее: серые, поблекшие руины крупного индустриального комплекса, который явно давно уже отдали на откуп силам природы. Я спросил проводника, и он объяснил, что в здании когда-то размещалась фабрика льда. Лед вырубали из близлежащих озер и снабжали им по железной дороге постоянно прирастающее население западного побережья. Модель этого бизнеса была очень проста: зимой вы ждете начала сезона, весной рубите лед, летом его продаете, а осенью наслаждаетесь жизнью.

Но однажды, или точнее в течение нескольких лет, ледяной бизнес растаял. Были открыты секреты охлаждения воздуха с помощью химических хладагентов и электрической энергии. С тех времен производство льда на студеных просторах Скалистых гор было заброшено.

Хозяева фабрики, я уверен, не могли остаться равнодушными к такому повороту событий. Скорее всего они попытались производить лед более эффективно. Возможно, они даже вложили средства в расширение фабрики, чтобы выгадать от экономии за счет роста производства. Возможно, они завязали отношения с производителями по ту сторону горного массива, чтобы увеличить объем продаж. День, когда хозяева наконец в последний раз заперли двери ледяной фабрики, явно был не самым светлым. Но двери все-таки были заперты, и сооружение пришло в упадок.

Фабрика по производству льда, подумал я, превратилась в привидение, наглядный образ того, насколько бесполезно пытаться двигаться в одну сторону, когда весь остальной мир повернул в другую. Невозможно прикрепить крылья к паровому локомотиву и ждать, что он взлетит, как самолет, – так же невозможно превратить поставщиков озерного льда в предприятие, производящее лед с использованием холодильных агентов на основе хлорфторуглеродов, проходящих через километры медной спирали (то есть в принципе возможно, но делать это так далеко в Скалистых горах было бы невыгодно). Открытие химических хладагентов изменило мир, продолжающий эволюционировать, а ледяная фабрика – как забытая ракушка неизвестного морского животного – осталась лежать на пустом берегу.

Естественно, нельзя ожидать, что каждый производитель льда способен изобрести холодильник. В конце концов, факс был придуман не благодаря почте (обычной, электронной или FedEx), а персональный компьютер не детище IBM (сегодняшняя IBM продала весь свой компьютерный бизнес китайской компании Lenovo).

Не было необходимости ехать в Скалистые горы, чтобы увидеть нечто подобное. Аналогичные процессы происходят повсюду. Когда-то я был управляющим Брюссельской фондовой биржи, находящейся в здании неогреческого храма с внушительной мраморной лестницей, ведущей к огромным дверям из дуба и бронзы. Это помещение сегодня тоже пустует. Оно используется время от времени для вечеринок, конференций и семинаров. А биржи в Брюсселе больше нет – она теперь существует в виртуальном пространстве.

Я рассказал в первой главе, что, несмотря на метаморфозы, случившиеся в мире с начала его истории, изменения, которые мы наблюдаем сегодня, гораздо крупнее и сложнее, чем когда бы то ни было. Именно поэтому мы должны обратить на них самое серьезное внимание. Как сказал Фрэнсис Бэкон: «Мы обязаны подчиняться силам, которыми хотим управлять». Если мы хотим оставаться у штурвала своих судеб, то должны научиться предсказывать перемены, происходящие вокруг нас.

В Европе – части света, хорошо мне знакомой по многочисленным путешествиям, – границы стремительно исчезают. Берлинская стена разрушена, пограничный контроль между странами постоянно ослабевает, товары и услуги свободно перемещаются. Студенты переезжают из страны в страну, переходят с одного языка на другой. Рассыпаются даже стены, оберегающие монополии.

Барьеры рушатся не только в Европе. Двадцать пять лет назад три вида информации – код, звук и изображение – требовали отдельных сетей передач – телекса, телефона и кабеля – и различных устройств накопления информации – перфорированных карт, пластинок, кино– и фотопленки. Эти инструменты существовали раздельно, четко отличались друг от друга, тогда как информация, которую они передавали, по своей сути глобальна, цельна и многогранна. Такое разделение, существовавшее в противовес самой природе информации, было технически неизбежно в то время.

На следующем технологическом этапе повсеместно распространился двоичный код, и все изменилось. Этот тезис был представлен в моей первой книге «Infoducs» («Infoducts» по-английски), которую мы с Анной Миколайчак опубликовали в 1984 году. И хотя он нашел свое подтверждение в науке, исчезновение европейских границ также может служить ему ярким примером.

Затем пришла цифровая информация, которая может менять свое состояние, путешествовать по одной и той же сети и храниться на одном носителе. Непосредственным результатом этих ее свойств является преодоление еще одного барьера, того, что устанавливает лимиты в технологии. Где она оказывается неприменима? Где перестает приносить пользу и становится бессмысленной? Все очень просто, осмелюсь заметить, – виртуальное пространство находится повсюду. Невозможно пребывать вне его. Что делает рекламу, приглашающую нас в кибер-пространство, довольно банальной, если не сказать больше.

Интересно размышлять над тем, как цифровой век незаметно преобразовал общество. Например, можете ли вы все еще провести четкую границу между частной и профессиональной жизнью? Для чего вы читаете эту книгу: для работы или из праздного любопытства? Где заканчивается косметика и начинается парфюмерия? Где проходит линия раздела между публичной библиотекой, кафе-читальней и книжным магазином? В чем разница между прикладной наукой и фундаментальными исследованиями? Каково отличие между тем, что внутри, и тем, что снаружи? Больше невозможно свозить свои отходы куда подальше, потому что понятий «далеко» и «вне» больше не существует. У нас одна экологическая система, общий озоновый слой, и мировая деревня не имеет окраин.

Барьеры сняты. Глухие стены сегодня кажутся эфемерными. Между двумя точками существует тысяча возможных путей. Нужно распрощаться с идеей привилегированного доступа, потому что все мы обладаем привилегией проникать куда угодно. Каковы границы любой деятельности? Что из себя представляют сегмент рынка, финансовый центр, зона ответственности, профессиональный сектор? Планы становятся неясными, изображения размываются, и мы не знаем, как сфокусировать линзу. Кода я был банкиром, финансовые круги состояли из банкиров, страховщиков и брокеров, и каждая профессия была ясно определена. Сегодня между ними нет барьеров.

Мы постоянно слышим, как люди говорят о необходимости «выйти за рамки». Это якобы практическая функция творчества. Но умение выйти за рамки предполагает наличие этих рамок, а сегодня их не существует! Теперь нам требуется удвоить свое воображение или возвести его в квадрат. Дело не в том, как решить проблему. Поскольку вариантов бесконечное множество, мы подчас и не знаем, в чем, собственно, заключается проблема.

За городом у меня была собака, которая любила тайком перепрыгивать через забор и убегать в поля. Однажды я решил убрать уродливую проволочную сетку, огораживающую участок, которая стала уже совершенно бесполезной. Представьте мое удивление, когда на следующий день я увидел, как моя собака подпрыгивала в том же месте, где раньше был забор, с тем же озорным удовольствием (напомнив мне о том, что французские слова «собака» и «цинизм» происходят от одного корня).

Прежде чем потешаться над псом, задумайтесь на минутку! Возможно, он сам смеется над нами, потому что мы не способны вырваться за рамки, в которые сами же себя и загоняем, найти выход из не существующего больше дома, решиться переступить давно отсутствующие ограды, перестать замыкаться в воображаемых четырех стенах.

Незавершенное

Исчезновение барьеров – это только одно из многих изменений. Другое Микеланджело назвал бы non finito – незавершенное.

Многие из скульптур Микеланджело не окончены. К примеру, его «Четыре обнаженных раба», которые предназначались для нижней части гробницы Юлия II и сегодня содержатся во Флорентийской академии. Создается впечатление, что фигуры вырастают из камня. Их головы и торсы снаружи, словно для того, чтобы они могли дышать, все остальное томится в глыбе мрамора.

Существует немало попыток объяснить, почему многие скульптуры Микеланджело остались незаконченными. Некоторые предположения достаточно просты: неожиданный дефект в мраморе, желание скульптора подражать старинным образцам, когда глазам публики представала только одна сторона статуи, изменившийся замысел, смерть финансового покровителя, недостаток времени и даже внезапный переезд в другой город.

По мнению некоторых, состояние незавершенности – non finito – имеет более глубокие причины. Скульптор отчаялся достичь совершенства, о котором мечтал. Говорят, Микеланджело однажды сказал, что о мастерстве великого человека можно судить по тому, насколько он боится не суметь воплотить свой замысел так, как мог бы. А может быть, наоборот, Микеланджело считал, что цель уже достигнута? Или боялся, что, доведя работу до конца, получит не то, чего добивался?

Вероятно, мы так никогда и не узнаем этого еще и потому, что степень и форма незавершенности в каждом случае различны. Намеренно оставляя нетронутой часть мраморного блока, Микеланджело сохранял память о сыром и необработанном материале, из которого были рождены его скульптуры, таким образом еще более подчеркивая хрупкость их форм. Огюст Роден видел в non finito метаморфозу материальной действительности в действительность чисто духовную.

Возможно, что Микеланджело действительно опасался нарушить «свет мрамора» лишним ударом резца, однако незавершенность можно наблюдать не только в скульптуре. Чтобы в этом убедиться, достаточно вспомнить «Незаконченную симфонию» Шуберта.

Гауди не оставил после себя никаких планов строительства собора в Барселоне, начатом в 1882 году и так и не законченном (он умер внезапно и нелепо под колесами трамвая). Французский математик Пьер Ферма посмеялся над потомками, оставив на полях своей «Последней теоремы» следующую запись: «Я отыскал поистине замечательное доказательство, которое здесь не поместится». А сколько писателей бросали работу над своими романами на стадии черновика? Неудивительно, что французский новеллист Даниел Пеннак в свои «десять неоспоримых прав читателя» включил и право не дочитывать книгу до конца.

Даже философы – вольно или невольно – должны были отказываться от завершения своей работы. «Raynalde, non possum» («Реджинальд, я не могу»), – эти слова стоят в конце главного труда святого Фомы Аквинского, хоть и не завершают его. В любом случае, эти слова обращены к коллеге, который упрекает Фому за то, что тот опустил перо, не закончив свою Summa Teologica. Для святого Фомы философия всегда движется вперед, всегда не закончена. Она есть незнание, которое, однажды став знанием, уже не может быть сообщено.

Какое поразительное утверждение! Сказать, что состояние незавершенности есть признак большого таланта, выражение тонкого искусства и даже явное подтверждение гения. Не доводите до конца то, что вы делаете! Вот он, решительный шаг, вот позиция, которая выделяет вас из толпы. Какая жалость, что мы не знали этого раньше!

Когда мы были детьми, нас не отпускали играть до тех пор, пока мы не сделаем уроки или не пообедаем. Подростками мы мечтали о путешествиях, но нам говорили, что мы должны сперва закончить школу. Так вот в чем дело! Вот как в нас вытравили непосредственность – вместе с нашей природной склонностью намечать планы в общих чертах и мудрым пристрастием откладывать начатое на потом, просто для того, чтобы иметь возможность начать делать что-то еще. Они хотели, чтобы мы доводили все до конца, а мы стремились останавливаться на полпути – non finito.

Какая жалость, что они лишили нас удовольствия приблизительного варианта и черновой версии. В мире, к которому мы сейчас движемся, принцип non finito стал еще более безопасным образом жизни, чем когда бы то ни было в прошлом. Когда будущее неопределенно, когда (как это не парадоксально) единственный резон предсказывать будущее – это иметь возможность его изменить, не будет ли пошло и претенциозно стремиться доводить до конца все то, что вы делаете?

Индустриальные процессы уже взяли на вооружение принцип non finito и назвали его «по заказу». Производство латентно, пока клиент не решает его запустить. Количество опций таково, что машина монтируется или компьютер собирается только после того, как подписан заказ (см. дискуссию о компании Dell в Главе 7).

Концепция non finito удивительно современна. Она сводится к состоянию простой готовности, поскольку мы больше не знаем, как предсказывать. Non finito противостоит зловещему «мы стоим на месте, пока не узнаем, куда направляемся» и утверждает: «давайте в любом случае сделаем то, что необходимо сделать», даже если это нельзя закончить. Non finito – это смирение, которому противостоит твердая уверенность: мы не знаем того, что должно произойти. Non finito – это намерение действовать, оставляя будущее открытым, привычка писать карандашом, а не чернилами, готовность участвовать в становлении мира, не зная, во что этот мир в итоге превратится. Наконец, non finito – это уважение к другим и свобода, которую мы предоставляем им, чтобы закончить начатое так, как они считают нужным.

Давайте расставим все точки над «i». Я не пытаюсь защитить ни тех, кто продает программы, пестрящие ошибками, ни принятую в некоторых странах практику не достраивать верхний этаж дома, чтобы не платить налогов. Не пытаюсь я оправдать и те реформы, которые постоянно откладываются «до лучших времен», или огромные «замороженные» строительные объекты – Вавилонские башни. Нет, non finito не имеет ничего общего с проволочками, ленью и систематической привычкой откладывать все на завтра. Non finito есть результат принятого решения, осознанного выбора в мире, где существует не так уж много неподвижных структур и гораздо больше развивающихся проектов.

Смущены? Не волнуйтесь – то ли еще будет! Я думаю, что убедил вас в том, что доводить все до конца не всегда лучшее решение. Моя следующая задача – убедить вас, что и начать уже невозможно.

Я вспоминаю, например, свой разговор с директором молочного концерна. Он хотел организовать мозговой штурм со своими коллегами, чтобы определить влияние Интернета на сферу их деятельности. «Когда я думаю об Интернете, – сказал он мне, – я даже не знаю, с чего начать».

Можно понять, что он имеет в виду. Что это – новый способ продажи, организации и поиска информации? Благоприятная возможность, угроза или вообще нечто неуместное? Кто должен заниматься базой данных: директор по информационным технологиям или директор по коммуникациям? Да и есть ли такая база? Должен ли директор пытаться продавать электронный сыр или создать йогурт. com? Бедняга совершенно растерялся.

Новая Новая Экономика

Когда-то все было легко: было начало, и был конец, и жизнь была линейна. После Ветхого Завета был Новый Завет. После геометрии плоскостей пришла пространственная геометрия. Математика начинается с того, что ребенок считает на пальцах. Учась писать, осваивает прежде всего алфавит. Истории Рима не было бы без Ромула и Рема. Истории крестовых походов – без Готфрида Бульонского. Изучать латынь принимаются с первого склонения, и Менделеев классифицировал атомы согласно увеличивающемуся числу электронов.

Третий принцип французского философа Декарта ясно говорит об этом: «Располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с простейших предметов, тех, которые легче всего познать, и подниматься понемногу – ступень за ступенью – к познанию более сложных понятий».

Сегодня проблема заключается в том, что виртуальное пространство и реальное время требуют иного подхода. Сегодня сети и системы переплетены между собой, телевидение и радио вещают круглосуточно, и перекрестки превратились либо в узловые развязки, либо в кольцевые дороги. Когда мы говорим, что в конце очереди никого нет, это происходит не потому, что там в действительности пусто, а потому, что у очереди нет конца. Думайте глобально, поступайте глобально. Все движется по кругу. Многие уже запутались, то ли это NGO против GMO, то ли наоборот (NGO – неправительственная организация, GMO – генетически модифицированный организм. – Прим. пер.).

Сегодня необходимо выйти за пределы, обозначенные принципами Декарта. Нужно целостное, всеобъемлющее мышление, принимающее в расчет элементы и взаимоотношения между ними, действия и противодействия.

Именно так – в смысле non finito – мы должны понять, что мир меняется и продолжает меняться. Возникла новая Новая Экономика. Невзирая на то, что много надежд и денег было растрачено по мелочам, это ни в коем случае не означает возвращения к тому, с чего начинали. Старая Экономика закончилась.

На похоронах Ньютона Лаплас заявил, что второго Ньютона никогда не будет, потому что существует всего один мир, в котором можно совершать открытия! В самом деле, есть чему поразиться. Какая смелость! Английский гений не побоялся разрушить принципы двухтысячелетней давности! Отважился заявить, что падающее яблоко и не падающая луна подчиняются одному и тому же закону в одной и той же физической системе! Это шло совершенно вразрез тому, что утверждал Аристотель, – будто бы мир разделен надвое: совершенный и вечный рай, и тленную и смертную землю.

При Ньютоне метафора «мир как машина» оказалось точной как никогда. Очки и часы, которые для Галилея и Гюйгенса (Хейгенса) были инструментами, превратились в модели. Наука, которая первой начала использовать механизмы с целью познания мира, стала смотреть на сам мир, как на машину.

Мир действительно казался машиной, но машиной несложной, с зубцами и рычагами, только и умеющими, что симметрично двигаться взад и вперед. Замените в уравнениях Ньютона плюс на минус, и вы получите яблоко, падающее вверх, и луну, которая поворачивается обратной стороной к самой себе.

Следствием этого механического и механистического взгляда на вещи является возможность предсказывать будущее и заглядывать в прошлое. Для этого необходимо только осознавать сегодняшнюю реальность и понимать законы, которые управляют вселенной.

Такое восприятие физики наводит на философские вопросы.

• Кто создал саму машину?

• Для чего машина предназначена?

• Что происходит со свободой человека внутри машины?

Если в попытке ответить на первый вопрос Ньютон отправился на поиски Бога, то двух других он предпочел вообще не касаться.

Только в XIX веке образ мира-машины уступил место другому: мир-система. Карно с его теорией тепла и Дарвин с его взглядами на живой мир привнесли в науку новые слова: эволюция, распространение, необратимость.

Вечное движение в том виде, в каком его определил Ньютон, было отвергнуто как практически невозможное. Время отныне имеет только одно направление – заднего хода не существует без соответствующих энергетических затрат. Мир – система, которая поглощает энергию и изнашивается. Если в этой метафоре и осталось место для машины, то это скорей не хорошо смазанные часы, а шумный, дымный паровой двигатель, который в один прекрасный день либо остановится, либо взорвется.

Таким образом, открываются возможности для философской дискуссии: ибо если существует случайность, то детерминизм уже невозможен. В результате появляется некое незанятое пространство, допускающее определенную свободу человека, и дебаты о целях системы и машины.

Так что не на Ньютона, с его жесткими и обратимыми законами, нам нужно ориентироваться. Нет, мы должны взять в проводники не его, так как революция, которую произвел Интернет, необратима. Время и пространство окончательно изменились, число точек доступа и пользователей Интернетом продолжает расти, и целые секторы экономики – реклама, воздушный транспорт, аукционы, почта – больше не будут такими, как раньше. Целое поколение заново открыло истинное значение предпринимательства, и миллионы подростков никогда не станут такими потребителями, как мы.

Новая Экономика бурлит недалеко от поверхности – Интернет, Акт III. Пузыри надувались и лопались, и вот наконец начинают происходить серьезные вещи. Интернет-машина должна освободить дорогу интернет-системе. Это странный новый мир, и нам необходимо слегка подладить наши психологические настройки.

Поколение, идущее на смену моему, к примеру, копируя что-то, почти не ощущает, что совершает воровство. Является ли собственность воровством, или воровство – присвоением собственности? Ни один закон не может считаться разумным, если большинство не видит для него моральных оснований. В экосистеме Интернета существуют миллиарды идей, потому что они в принципе существуют. Книгу написать можно только после того, как прочтешь сотни других. А возможно ли сочинить песню, если вы никогда не слышали, как кто-то поет?

Amazon.com сегодня предлагает покупателям возможность заказать книгу, используя не ключевое слово, а ключевую фразу. Это может быть фраза из книги, которую разыскивает читатель. Это означает, что Amazon.com хранит цифровые копии сотен тысяч книг.

В противоположность традиционной экономике здесь изобилие порождает изобилие, и потребление увеличивает запасы. Раритетность не повышает ценности, скорее наоборот. Культура не является более частной собственностью. Певец только выигрывает в глазах других, если всевозможные пираты распространяют его музыку бесплатно. Возможно, нам нужно начать смотреть на творчество как на услугу, почти подарок, а не как на продукт.

Вполне может быть, что Новая Экономика просто вместит в себя Старую, не разрушая ее. Возможно, что без культуры, щедрости, помощи людей друг другу – непонятными в рыночной экономике – этот новый рынок просто не сможет работать. А вдруг артисты счастливы когда общаются напрямую со своей аудиторией посредством Интернета, освобождаясь тем самым от агентов, посредников и дистрибьюторов?

Наверное, все законы, относящиеся к интеллектуальной собственности, мешают творчеству – или Энди Уорхолл все равно бы экспроприировал торговые марки крупнейших международных компаний, превращая их в произведения искусства? Возможно, рынок не может расти без того, чтобы какая-то часть товаров не проваливалась сквозь щели системы. Весьма вероятно, что прибыль теперь будет идти рука об руку со свободой, и нам придется заменить слово «собственность» словом «отношения».

Сегодня мы говорим об «открытых источниках». Что же на самом деле происходит? Будет ли открытость идеальным подходом? Все началось, когда финский программист по имени Линус Торвальд решил, что информационная технология пошла неправильным путем. Он был убежден в том, что общество, замкнутое на себе, не имеет будущего и что монополия на незаменимую программу не более этична – и не более осуществима на практике – чем, например, владение правами на разговорный язык, человеческий генотип или философию.

Поэтому Линус написал «открытую» операционную систему, чтобы противостоять монополиям (операционная система в компьютере является базисной программой, которая позволяет использовать все остальные; во многих смыслах это источник источника). В своем историческом электронном письме, датированном 25 августа 1991 года, Линус Торвальд предложил гипотетическому сообществу сделать шаг вперед, ознакомиться с его работой и принять ее. Он, конечно, имел на это право (авторское право). Можно себе представить, как веселились в Microsoft, когда до них дошли слухи о благородном начинании Линуса!

Описывая систему, Торвальд использовал слово «free» (свободная, бесплатная), чтобы отличить ее от запатентованных программ. С тех пор термины «открытый источник» и «свободное программное обеспечение» стали практически нераздельны. Но тогда же возникла и двусмысленность, потому что это слово означает не только «свободное», но и «не обложенное платой». Линус скорее всего имел в виду первое значение.

В основе этой философии (потому что это именно философия) лежат три основных постулата:

1. Цель. Потребность идентифицируется, и группа принимает участие в проекте.

2. Работа. Задача разделяется на сегменты или преобразуется в структуру с множественным участием.

3. Результаты. Продукт сотрудничества доступен для всех, и каждый участник вправе его улучшить.

Беспрецедентное поведение этих программистов, вероятно, изменит мир, потому что их отважное начинание вдохновит другие компании. Метод «открытого источника» может быть использован для создания кулинарной книги, романа, или (почему бы и нет) целой энциклопедии.

Математики могут попытаться совместно доказать, что каждое четное число больше 2 можно представить как сумму двух простых чисел (насколько я знаю, гипотеза Гольдбаха продолжает оставаться недоказанной). Следователи вместе раскроют преступление. Но зачем останавливаться на этом? NASA использует множество добровольцев для изучения поверхности Марса. Так почему не может быть «открытого источника» для поиска вакцин или строительства самолетов?

Возможно, концепция «открытого источника» не так нова, как нам кажется. В течение столетий большинство мудрецов от Евклида до Ньютона разделяли схожие идеалы. Первая версия Оксфордского словаря английского языка рождалась в результате интенсивной переписки между многочисленными этимологами.

Не следует воспринимать метод «открытого источника» как антикапиталистический, антиприбыльный или как проявление Иного мира (даже если так отчасти и есть). Возможно, совсем наоборот, это – результат истинной рыночной экономики, примиряющий свободу и скорость.

Мы привыкли видеть выражение «Все права защищены» в начале каждой книги. А не придет ли на смену этой формуле фраза «Некоторые права защищены»?

Проблема интеллектуальной собственности и излишней интеллектуальной собственности выносится на обсуждение как спорный вопрос. В Главе 6 мы рассматриваем открытие, изобретение и создание как нечто, уже бывшее, то, что еще только будет, и то, что может быть, соответственно. Эти три измерения вызывают множество новых вопросов:

• Может ли открытие принести доход тому, кто его совершает?

• Поощряет ли система патентования изобретений процесс нововведения или, наоборот, тормозит его?

• Компьютерные программы изобретаются или создаются? Если создаются, то должны ли они быть объектом защиты авторских прав?

Поскольку законы патентования отличаются от законов авторского права, можно предположить, что, защищая свою собственность, интеллектуалы выберут либо одни, либо другие.

Патент – это документ, дающий его владельцу эксклюзивные права на его использование в течение определенного времени, но он же и обязывает изобретателя со временем сделать детали своего открытия достоянием широкой общественности. Поэтому неудивительно, что компании, занимающиеся программным обеспечением, предпочитают получение авторских прав, являющихся формой юридической защиты, которые превращают работу в интеллектуальное или художественное произведение и позволяют автору взимать за нее плату.

При сравнении авторского права во французском понимании этого термина с авторским правом в американском толковании возникает один важный нюанс. В первом случае внимание сфокусировано на авторе, во втором – на самой работе. В первом случае права действительно принадлежат автору, и он уступает их за плату, позволяя другим использовать свой труд. Со смертью автора права переходят к наследникам, и спустя семьдесят лет становятся достоянием публики.

Табл. 2.1. Патент и авторское право

© Алан Строуэл

Сравнение компьютерной программы с продуктом интеллектуального труда поначалу кажется бессмысленным. За новой информацией по этой теме трудно уследить. К тому времени, когда вы будете читать эти строки, законы могут уже опять измениться. В дополнение к авторским правам, защищающим литературные произведения, компании хотят патентовать идеи, сами концепции, лежащие в основе их компьютерных программ.

Это похоже на ситуацию, где издатель книг о Гарри Поттере захотел бы, начиная с сегодняшнего дня, запретить всем остальным писать повести, в которых главный герой – начинающий волшебник. Чрезмерная активность в области авторского права (копирайт) может вызвать только противодействие со стороны авторского лева (копилефт). Ричард Столлман, возможно, истинный создатель «открытого источника», практически неизвестный солдат в войне против монополий и наставник Линуса Торвальда, не устоял против этого каламбура.