Текст книги "Энни из Грин Гейблз"

– Ну и слава богу! – вздохнула Марилла с явным облегчением.

Глава 11. Энни посещает воскресную школу

– Ну, как они вам? – спросила Марилла. Энни сосредоточенно рассматривала три новых платья, лежавших на кровати в ее комнате. Одно было сшито из льняной ткани табачного цвета. Поддавшись искушению, Марилла купила этот материал прошлым летом у розничного торговца; выглядел он весьма практично.

Второе платье она сшила из сатина в черно-белую клеточку, который отобрала зимой на распродаже.

Темно-голубой цвет третьего платья был ужасен; этот плотный ситец Марилла закупила на прошлой неделе в Кармоди, в местном магазине.

Так как Марилла все сшила сама, все три платья не отличались разнообразием фасонов. Прямая юбка, сужавшаяся к прямой линии талии, прямые рукава, причем зауженные настолько, насколько это вообще оказалось возможным.

– Попытаюсь представить, что они мне нравятся, – уклончиво ответила Энни.

– Но я не хочу, чтобы вы представляли, – обиженно протянула Марилла и добавила: – Ну, я вижу, они вам не пришлись по вкусу! Но что не так? Разве они не аккуратно пошиты? Они же новые и чистые?

– Да.

– Но тогда почему вы не в восторге от них?»

– Они… ну, они не очень красивые. – с неохотой ответила Энни.

– Красивые?! – Марилла фыркнула. – Я не забивала голову подбором сногсшибательных фасонов для вас! Все это – мелочи жизни, сразу должна сказать я вам. Эти платья – добротные, приятные, практичные, безо всяких там финтифлюшек. К тому же это все, что вам предстоит носить этим летом! Льняное и ситцевое вполне подойдут для школы, когда начнутся занятия! А в сатиновом платье вы будете посещать церковь и воскресную школу. Надеюсь, они всегда будут чистыми и опрятными. И не порвите их! А я-то полагала, что вы с благодарностью примите почти все, после тех уродливых обносков, что вы носили в приют.

– О, да, я благодарна! – запротестовала Энни. – Но была бы благодарна еще больше, если б… если хотя бы на одном из них рукава были… пышными. Это сейчас так модно! Я бы тогда точно, Марилла, вся затрепетала! Только бы поносить платье с пышными рукавами!

– Ну, ну, переживете и без этого вашего трепета. Думаете, у меня имеется лишняя материя на пышные рукава? И потом вид-то у них нелепый! Предпочитаю прямые рукава простого покроя. Радует глаз!

– Лучше уж выглядеть «нелепо», раз все так ходят, чем быть «белой вороной» в простом и прямом! – печально вздохнула Энни.

– Уж это вполне в вашем духе! Вот что, повесьте-ка платья как следует в шкаф. Затем сядьте и вызубрите очередной урок воскресной школы. Я держу в курсе мистера Белла, так что завтра утром вы отправляетесь в воскресную школу.

С этими словами Марилла, едва сдерживая негодование, удалилась из комнаты.

Энни всплеснула руками и вновь посмотрела на платья.

– А я так надеялась, что хотя бы одно из них окажется белым с пышными рукавами, – прошептала она грустно и продолжила:

– Я, конечно, молилась об этом, но всерьез не верила, что сбудется. Разве у Господа Бога достаточно времени, чтобы еще заниматься нарядами какой-то маленькой сироты? Да, в этом смысле я полностью завишу от Мариллы. К счастью, можно представить себе, что одно из них – из белоснежного муслина с хорошенькими кружевными оборочками и буфами.

На следующее утро приступы головной боли помешали Марилле сопровождать Энни в воскресную школу.

– Вы должны спуститься вниз и позвать миссис Линд, Энни, – сказала она, – которая поможет отыскать нужный класс. Ведите себя хорошо! Останьтесь на проповедь и попросите миссис Линд показать нашу скамью… Вот цент для пожертвований! Не глазейте на людей и не будьте суетливой! Надеюсь, вы расскажете мне весь текст, когда возвратитесь домой!

И Энни отправилась в воскресную школу, затянутая в черно-белый сатин; платье, зауженное где только можно по всей длине, казалось, было затем и сшито, чтобы подчеркнуть всю угловатость тоненькой фигурки девочки. Шляпка её – маленькая, плоская, лоснившаяся, чересчур простая, – вероятно принесла немало разочарований бедняжке Энни, которая позволяла себе представлять, что она украшена лентами и цветами. За последними, однако, дело не стало; пока Энни держала путь свой к главной дороге, примерно на середине дорожки она поравнялась с золотоголовыми лютиками, которыми беззаботно играл ветер, и восхитительными дикими розами. Энни искуссно и свободно украсила свою шляпку великолепным букетиком. Что бы ни говорили другие люди об этом «штрихе к портрету», сама Энни осталась весьма довольна результатом. Она весело продолжала спуск, гордо неся свою рыжую головку в шляпке с розовыми и жёлтыми цветами.

Когда она оказалась у дома миссис Линд, обнаружилось, что леди уже ушла. Ничуть не смутившись, Энни отправилась дальше, прямо в церковь. На крыльце толпились нарядные девочки в белых, голубых и розовых платьях. Все они недоуменно воззрились на маленькую незнакомку с весьма экстраординарным украшением на голове, затесавшуюся в их ряды. Девочки Эвонли уже наслушались всяких россказней об Энни. Миссис Линд говорила, что характер у неё – не сахар; Джерри Буоте, мальчуган, которого наняли на лето в Грин Гейблз, рассказывал, что она всё время разговаривает то сама с собой, то с деревьями или цветами, как если бы у неё были «не все дома». Они смотрели на Энни и шушукались над своими тетрадками. Никто так и не выказал ей никаких дружелюбных знаков ни тогда, ни позднее, когда закончились вводные упражнения, и Энни попала в класс мисс Роджерсон. Эта дама бальзаковского возраста преподавала в воскресной школе около двадцати лет. Методика её преподавания сводилась к тому, чтобы задавать напечатанные в журнале вопросы и буравить взглядом, направленным через его край в класс, очередную «жертву», которую она выбрала для ответа. Довольно часто она смотрела на Энни, и та, помня наставления Мариллы, отвечала чётко и быстро; но не таким уж ясным оставался для девочки смысл вопросов и ответов.

Мисс Роджерсон ей не понравилась. А сама она выглядела просто жалко. У всех девочек в классе были платья с пышными рукавами. Энни подумала, что жизнь ничего не стоит, если у тебя нет рукавов такого фасона…

– Ну, как вам понравилась воскресная школа? – живо спросила Марилла, когда Энни возвращалась домой. Букетик увял, и девочка сбросила его где-то на дорожке. Так что какое-то время Марилла ничего не знала о цветах на шляпке…

– Ничуть не понравилась. Там было ужасно!

– Энни Ширли! – в изумлении воскликнула Марилла. Энни уселась в кресло-качалку и тяжело вздохнула; поцеловав один из листьев Бонни, она помахала рукой цветущей фуксии.

– Небось, приуныли, пока меня не было! – сказала она, обращаясь к ним, и уже серьёзно продолжала. – А теперь вернёмся к воскресной школе. Как вы и наставляли меня, вела я себя сносно. Миссис Линд уже ушла, но я нашла дорогу самостоятельно. Прошла прямо в школу, с кучей других девочек, и села в уголок, на скамью возле окна. Там я и сидела, пока продолжались вводные упражнения. Мистер Белл прочёл страшно длинную молитву. Я бы смертельно устала к тому моменту, когда он дочитал её до конца, но меня спасал вид из окна. Он открывался как раз на Озеро Сверкающих вод, так что я смотрела, и воображение моё создавало столько прекрасных образов!

– Нельзя вам этого делать, Энни! Нужно было лучше слушать мистера Белла!

– Да, но он же не ко мне одной обращался! – запротестовала девочка. – И потом он обращался прежде всего к Богу, но как-то не интересно. Думаю, он считал, что Господь – слишком далеко, чтобы оценить его речь. Я и сама прочла коротенькую молитву. Там, внизу, стояли в ряд белые берёзки; они все, как одна, склонились к озеру, а солнечный свет как бы просвечивал через них и проникал глубоко в воду… О, Марилла, это был просто сказочный, прерванный сон! Тело моё всё охватил трепет, и я трижды произнесла: «Спасибо, Господи!»

– Не слишком громко, надеюсь? – с беспокойством в голосе спросила Марилла.

– О нет, затаив дыхание. Ну вот, когда мистер Белл в конце концов закончил свою речь, мне сказали, что я должна идти в класс мисс Роджерсон. В нём уже было девять других девочек. И они оказались одетыми в платья с пышными рукавами. Я всеми силами пыталась представить себе, что и у меня – пышные рукава, но из этого ничего не вышло. Почему? Легко воображать платье с буфами, когда ты одна в своей комнатке в восточном крыле. А вот когда вокруг собирается множество других девочек, и у всех у них – платья с настоящими пышными рукавами, это уже не так-то просто.

– Энни, нельзя вам было думать о рукавах в воскресной школе. Надо же внимательно относиться к занятиям.

– О да, я и так ответила на кучу вопросов! Мисс Роджерсон просто засыпала меня ими! Да и у меня к ней осталась их тьма! Но не захотелось её ни о чём расспрашивать, так как, увы, мы – не родственные души! Затем все другие девочки излагали парафраз. Она спросила, что знаю я. Я сказала, что не знаю ничего, хотя и могла бы продекламировать, скажем, «Собаку на могиле хозяина». Это проходят в третьем классе. Конечно, это вовсе не религиозный текст, но мог бы сойти за него, так как полон грусти и меланхолии. Но мисс Роджерсон сказала, что читать не нужно, и велела выучить девятнадцатый парафраз к следующему воскресению. Я прочла его в церкви после занятий и нашла его восхитительным. Особенно две следующие фразы приводят меня в трепет:

 
Так же быстро, как падали эскадроны убиенных,
В тот зловещий день в Миди.
 

Не знаю, что такое эскадроны, да и про Мидию не имею ни малейшего представления. Но всё это так трагично! Не могу дождаться следующего воскресения, так хочется скорее декламировать! Всю неделю стану практиковаться! После воскресной школы я попросила мисс Роджерсон, так как миссис Линд не было поблизости, показать мне вашу скамью. Я тихонько сидела и слушала третью главу, вторую и третью строфы «Апокалипсиса». Какой же это длинный текст! На месте пастора я бы отобрала что-нибудь покороче и поярче. Проповедь тоже длилась долго. Думаю, священник должен подгонять её под текст. И вряд ли он особо ею интересовался. Проблема заключалась в том, что ему не хватало воображения. И я не очень-то его слушала. Я дала волю собственным мыслям, и стала мечтать обо всём чудесно.

Конечно, за подобные речи девочке стоило бы задать хорошую трёпку, но у Мариллы язык не поворачивался, чтобы побранить её как следует, отчасти потому, что в глубине души она и сама считала, что проповедь слишком затянута, да и всё справедливо было в отношении молитв мистера Белла. Энни чётко сформулировала то, что скопилось внутри, но никак не находило выражения у самой Мариллы. Эти тайные, крамольные мысли вдруг всплыли наружу и приобрели «плоть и кровь», благодаря этому маленькому, красноречивому веснушчатому созданию с рыжими косами.

Глава 12. Торжественная клятва и обещание

Только в следующую пятницу Марилла услышала историю о разукрашенной цветами шляпке. Она вернулась домой от миссис Линд и призвала девочку к ответу:

– Энни, миссис Линд говорит, что когда вы пришли в церковь в прошлое воскресение, ваша шляпка скорее напоминала пышную клумбу; это что ещё за чудачество – лютики да розочки на нормальной шляпке?! Хорошим же объектом вы стали… для насмешек!

– О, я знаю, розовое и жёлтое мне не к лицу, – сконфуженно начала Энни.

– Чепуха! Не в этом дело. Вообще, испорченный вы ребёнок, цветы не носятся на шляпках! И дело вовсе не в цвете, а в том, что это не принято.

– Но носят же бутоньерки на платьях, это же не чудачество? Какая разница? – запротестовала Энни. – Вот вчера, к примеру, многие девочки прикололи букетики цветов к груди!

Но Марилла не хотела, чтобы Энни уводила её с «накатанной дороги реальности» на «скользкую дорожку» абстракции.

– Не отвечайте вопросом на вопрос, Энни, – погрозила она пальцем девочке, – Глупо было с вашей стороны это делать! Ну, попадитесь вы мне ещё раз!. Миссис Линд сказала, что она чуть не упала в обморок, когда увидела вас всю в живых гирляндах!. Она не могла подойти к вам и предупредить, чтобы вы сняли эти цветы, так как уже всё начиналось. Она рассказывает, что люди просто диву дались! Конечно, теперь все решат, что это я выпустила вас, «упакованную» таким образом!»

– Ой, простите! – воскликнула Энни; на глазах её блестели слёзы. – Никогда бы не подумала, что вам это не понравится! Розы и лютики так чудесно благоухали и были такими великолепными, что мне подумалось, они могут славно украсить мою шляпку! У множества других девочек к шляпкам были приколоты искусственные цветы. Да, видно, я – сущее испытание, ниспосланное вам. Может, лучше отослать меня обратно в приют?! Но нет, этого я уже не вынесу. Тогда уж надо сразу пустить в расход! Впрочем, какой от меня, такой худышки, толк? Но всё лучше, чем доставлять вам столько хлопот.

– Ерунда! – Марилла была раздосадована тем, что снова заставила ребёнка плакать. – Не собираюсь отсылать вас обратно! Всё, чего я хочу, это чтобы вы вели себя, как остальные маленькие девочки, и не делали из себя огородное пугало. Не смейте больше плакать! У меня новости для вас. Диана Берри сегодня днём вернулась домой. Я схожу к миссис Берри за выкройкой юбки, и, если хотите, можете отправляться вместе со мной и познакомиться с Дианой.

Энни вскочила на ноги, всплеснув руками и роняя при этом на пол кухонное полотенце, которое она подшивала. Слёзы мгновенно высохли у неё на щеках.

– О, Марилла, я так боюсь! – воскликнула она. – Теперь, когда встреча уже не за горами, я просто трясусь от страха! А что если я ей не понравлюсь? Я этого не переживу!

– Ну, ну, не суетитесь! И, мой вам совет, не употребляйте так много длинных фраз. В устах девочки это звучит даже забавно! Надеюсь, Диане вы весьма понравитесь! А вот кому вы должны действительно угодить, так это её матушке. Если она вас не примет, то о Диане и говорить нечего. Не дай бог, она прослышала, как вы вспылили в присутствии миссис Линд и обложили шляпку лютиками во время посещения церкви! Не дерзите, ведите себя прилично и оставьте эти ваши сенсационные речи! Господи, да этот ребёнок весь дрожит, словно осиновый лист!

Энни, действительно, колотила мелкая дрожь. Лицо её было бледным и напряжённым.

– И вас бы затрясло, Марилла, если б вы собирались встретиться с девочкой, которая должна стать вашей лучшей подругой, а вот её мама может невзлюбить вас, – сказала она, бросаясь на поиски шляпки.

Они направились в Очард Слоуп короткой дорогой через ручей и ельник на холме. Миссис Берри подошла к кухонной двери на вежливый стук Мариллы. Она оказалась высокой, черноглазой и черноволосой женщиной с весьма решительно сжатыми губами. Считалось, что она очень строга со своими детьми.

– Добрый день, Марилла! – тепло поприветствовала она гостью. – Входите. А это и есть та девочка, которую вы взяли из приюта, полагаю?

– Да, это Энни Ширли, – кивнула Марилла.

– Именно Энни, а не Энн, – выпалила девочка, дрожавшая и возбуждённая, решившая сразу покончить с этим «скользким» вопросом.

Но миссис Берри, казалось, пропустила эту реплику мимо ушей. Она просто пожала им руки и приветливо спросила: «Ну, как дела?»

– С телом моим всё в порядке, а вот душа – в смятении, мэм! – заунывным голосом произнесла Энни и громким шёпотом спросила Мариллу:

– Кажется, ничего такого в этой фразе нет, ведь правда, Марилла?

Диана сидела на софе и читала книжку, которая выскользнула у неё из рук в тот момент, когда вошли гостьи. Девочка действительно оказалась очень хорошенькой. Чёрные глаза и волосы она унаследовала от матери, а розовые щёки и мягкие черты лица – от отца.

– А это моя маленькая Диана, – сказала миссис Берри. – Диана, ты можешь проводить Энни в сад и показать ей свои цветы. Это лучше, чем ломать глаза над книгой.

Миссис Берри пожаловалась Марилле, когда девочки вышли, что Диана и без того читает слишком много.

– Ничего не могу поделать: отец поощряет это. Вечно она сидит, уткнувшись носом в книгу. Хорошо, что у неё появляется возможность завести подружку. Хоть будут гулять вместе!

Тем временем в саду девочки застенчиво рассматривали друг друга, стоя среди роскошных тигровых лилий. Закатный свет – вестник с запада – освещал толстые стволы старых елей.

В тенистом саду семейства Берри росло великое множество цветов. Энни непременно оценила бы всё это великолепие, если б не ответственность момента. Сад был окружён огромными ветлами и высокими елями, под которыми произрастали тенелюбивые цветы. Прямые аккуратные дорожки пересекали его наподобие красных лент, а на клумбах между ними благоухало цветочное царство. Здесь росли кроваво-красные розы и шикарные малиновые пионы; белые, ароматные нарциссы сменялись колючим шиповником; здесь можно было увидеть розовый, голубой или белый водосбор и сиреневый цветок Бетса, множество полыни, спаржи и мяты; пурпурные Адам-и-Ева, бледно-жёлтые нарциссы, скопления сладкого клевера, такого белого, с пушистыми головками… Багрянец заката окрасил роскошные цветки мальв. Это был сад, с которым неохотно прощалось закатное солнце; в нём не смолкало жужжание пчёл, а ветры прилетали сюда отдохнуть, поиграть и улетали, очищенными и умиротворёнными.

– О, Диана! – воскликнула, наконец, Энни, всплеснув руками. – Вы могли бы… могли бы хоть немножко полюбить меня, чтобы мы стали лучшими друзьями?

Диана рассмеялась. Она всегда смеялась, прежде чем заговорить.

– Ну, наверное, – подумав, откровенно призналась она. – Я страшно счастлива, что вы перебрались в Грин Гейблз! Наконец-то нашлась мне подружка для игр! Здесь поблизости не живёт ни одна из девочек, а достаточно взрослых сестёр у меня нет!

– Давайте, принесём друг другу клятву в вечной дружбе! – немедленно потребовала Энни.

Диана остолбенела.

– А если мы её нарушим?! Нет, это как-то… не вполне хорошо! – заявила Диана.

– Но это не относится к моей клятве! – заверила её Энни и спросила: – Вы ведь знаете, есть два вида клятв?

– А я думала, – только один, – с сомнением в голосе сказала Диана.

– На самом деле есть ещё. И вовсе это не дурно! Просто нужно серьёзно пообещать друг другу.

– Ну, вообще-то я не возражаю, – с облегчением вздохнула Диана. – А что нужно делать?

– Мы должны соединить руки. Вот так! – произнесла Энни таинственно. – И сделать это нужно над бегущими водами. Ну, можно представить, что эта дорожка – текущий ручеёк. Я начну первая. Итак, клянусь быть всегда честной с моей лучшей подругой, Дианой Берри, пока светит Солнце и сияет Луна… А теперь – ваш черёд. Не забудьте произнести моё имя!

Диана повторила «клятву», давясь от смеха. Затем она задумчиво сказала:

– Вы такая странная, Энни! Я слышала об этом, но не придала значения и подумала, что в жизни вы мне понравитесь.

Когда Марилла и Энни отправились домой, Диана провожала их до самого моста из брёвен. Две девочки держались за руки, и у ручья они расстались, заверив друг друга, что непременно проведут следующий день вместе.

– Ну как, вы открыли в Диане родственную душу? – спросила Марилла, когда они шли наверх через сад в Грин Гейблз.

– О, да! – восторженно воскликнула Энни, не замечая сокрытого в вопросе Мариллы сарказма. – Марилла, я – счастливейшая девочка на Принс-Эдвард-Айленде, в данный момент! Уверяю вас, сегодня я так охотно произнесу свои молитвы, как никогда! Завтра мы собираемся поиграть с Дианой в берёзовой роще мистера Уильяма Белла. А можно мне взять с собой кусочки разбитой фарфоровой посуды, которые лежат в сарае? Дианин день рождения в феврале, а мой – в марте. Не странное ли это совпадение? Диана даст мне книжку почитать! Она говорит, это такая удивительная и увлекательная история! Она покажет мне место в лесу, где растут рисовые лилии. По-моему, у Дианы очень вдумчивый взгляд. И мне бы хотелось иметь такой же!.. Она научит меня песенке: «Нелли в орешнике среди лощины»! Она ещё даст картинку, и я повешу её в своей комнате. Диана говорит, это просто чудо-картина; на ней – одна леди в голубом… Агент по продаже швейных машинок презентовал её Диане. Жаль, мне нечего подарить ей! Я на один дюйм выше своей подруги, но она гораздо полнее. Она сказала, что ей хотелось бы быть худенькой и изящной, но это говорилось в моё утешение, я знаю! В один из дней мы с ней хотим поехать на побережье собирать раковины. А ручей у моста мы решили назвать Потоком Дриады. Правда, элегантное имя? Однажды я уже читала какую-то историю, в которой ручей назывался именно так. А дриада – это взрослая волшебница, кажется.

– Всё, на что я надеюсь, это что вы не заговорите бедняжечку Диану до полусмерти, – усмехнулась Марилла и добавила:

– И помните, Энни, это – ваши прожекты. Всё время вы не будете играть. Ведь у вас есть и обязанности! Сделал дело – гуляй смело, как говорится!

Если чаша радости Энни стала полна, то Мэтью Катберт вмиг переполнил её. Он только что вернулся из магазина в Кармоди и застенчиво извлёк маленький пакетик из кармана; вручая его Энни, он покосился на Мариллу.

– Слышал, что вы любите шоколадки, так что вот! – сказал он.

– Гм, – фыркнула Марилла. – Это – удар по её зубам и желудку! Ладно вам дуться, Энни! Раз уж он купил и принёс для вас, – так съешьте! Лучше б он купил вам мятных пряников! Они гораздо полезнее. Не переешьте конфет, не съедайте их все сразу!

– О, нет, нет! – заверила Энни с жаром. – Я съем лишь одну сегодня вечером, Марилла! А потом я могу поделиться ими с Дианой, ведь правда? Ей – половина, и мне половина! От этого шоколадки, что останутся у меня, покажутся мне ещё более сладкими. Хорошо, что хоть что-то я могу ей дать!

– Скажу я тебе, ребёнок этот не вредный, – сказала Марилла, когда Энни ушла к себе в комнату. – Конечно, в ней масса недостатков, но вот вредности я, к счастью, не обнаружила. Надо же, прошло всего три недели, а у меня такое чувство, как если бы она всегда жила только здесь! Я уже не представляю нашу усадьбу без неё! Ну, не смотри на меня так, Мэтью! Да, знаю, это тебе всегда хотелось оставить её! Но подобное… напоминание не пристало женщинам и уж вовсе недопустимо для мужчин. Но я определённо признаю, что это была хорошая идея, оставить её у нас. Рада, что согласилась, и с каждым днём люблю её всё сильнее, но… ни слова больше, Мэтью Катберт!