Текст книги "Летопись Затмения"

– Ну естественно, ты себя то со стороны видел? Под тобой любая лодка на дно пойдет, да и океан из берегов выйдет, а коли девку придавишь, ух, даже думать о таких ужасах не хочу! – отозвался Агап и большая часть отряда расхохоталась над шуткой.

– Ивель, а что ты скажешь? Как представитель народа чья душа столь же тонка, как и твоя осиная талия.

– Кто ясно мыслит, тот ясно излагает. В твоем сочинительстве я не пойму, почему воспоминания сведены к кактусам? Хороших совсем нет? Я верно поняла, там не должно быть рифмы?

– Хм-м, – задумался солдат, потирая подбородок. – Ты права, звучит разумно, я выбрал кактусы для подчеркнутого драматизма, а что до рифмы, то я пока над этим не думал, это ведь черновой вариант.

– Жасмин не дает, вот и нет хороших воспоминаний! – вставил охотник Маир и другие члены отряда, снова засмеялись, все кроме Угрюмыча, которому, наверное, если сейчас скажи, что все отменяется и отряд возвращается, и это не понравилось бы. Есть такие люди, которым попросту все не нравится.

Белый и черный рыцарь молчали, чувствуя себя чужими среди давно знакомых людей. Готфрид про себя сокрушался, понося Роже и жалея о том, что в гарнизоне не нашлось ни одного батыра. Уж великан, а лучше пара великанов, пришлась бы им сейчас кстати. Вокруг насколько хватало глаз, тянулся самый заурядный лес. Ничего необычного в нем не было, а вскоре обнаружились и остатки лагеря атабов. Альвийка призвала слезть с лошадей и далее следовать без них, пригнувшись, что все и сделали. Впереди, на одной из опушек, на расстоянии половины полета стрелы, отлично просматривался пустующей лагерь. Небольшие шатры из натянутых на кости шкур, раскрашенных причудливыми изображениями животных, нельзя было ни с чем спутать. Постепенно, шаг за шагом отряд подкрался к лагерю и вскоре уже осматривался там как у себя дома. Тут и там люди наталкивались на языческие тотемы зверобогов, коим поклонялись атабы. Леон узнал атабскую пиктографическую письменность и изображение одного из зверобогов, Буревестника. Юноша знал имена и других: Зверобой, Ястреб и Скрытень.

«Степные племена атабов разрознены и враждуют со всеми расами, включая свой собственный народ. Каждое племя, которое сами атабы именовали как Табат, поклонялось определенному зверобогу. В отличии от настоящих богов или даже канувших ныне в лету монолитов, зверобоги скорее верование, ибо их никто никогда не видел и ничего про них, кроме как от атабов, не слышал. Среди атабов, Табат считался семьей, на деле же, это означало следующее: нет конкретных пар и чьих-то мужей или жен, любой мужчина приходится мужем любой женщине племени и имеет право заводить с ней детей. Атаб покидающий Табат и желавший жить сам по себе или среды прочих рас, нарекался вагусом, то есть «скитальцем» в переводе с альвийского языка, схожего с языком Атабов. Вагусы навсегда теряли право влиться в какой бы то ни было Табат и спариваться с атабскими женщинами. Тревога путешествующих через степь, понятна, – желающих наткнуться на Табат, не было, ведь атабы крупнее, сильнее и живучее любого представителя чужой расы. В основном, они вели степной, кочевой образ жизни, предпочитая изоляцию от других народов и рас» – Хазимир Зулат, заметки из фолианта тысячи дорог.

– В этом лагере уже давно никого не было, но рядом есть и другие, – доложила Ивельетта, единственная девушка в отряде и одна из лучших следопытов южного гарнизона.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовался Трофим.

– Угли холодные, успела поднять голову трава, обычно стоптанная в лагерях, – опередив разведчицу ответил Леон, кроша пальцами кусочек угля в выложенных камнями месте для костра.

Лес молча следил за ними с затянувшимся напряжением, ни пения птиц, ни суеты животных. Лишь шелест листьев на ветру и гонимый им откуда-то издалека стук дятла. Леон обнажил меч и его примеру последовали остальные, переполошившись.

– Смотри в оба, Беатриче, прикроешь меня девочка? – проговорил едва слышно Готфрид.

Эйдос подлетел к его лицу и охотно закивал маленькой головкой. Прежнее желание солдат поработать мечами, потихоньку выветривалось, а скучный лагерь гарнизона, внезапно показался не таким уж и унылым местом. Не иначе запах жаренной крольчатины и аромат Виданского вина, вкупе с мамзельками, захаживающими в гарнизон скрасить одиночество воинов, начали манить обратно.

– Тут ничего, идем дальше, – обратился Леон к Ивель.

Та кивнула и повела людей вперед, углубляясь на Лиранскую территорию.

– Чего спрашивается лагеря тут разбивали, коли не напали, а отступили? – озвучил свои мысли Агап.

– Может поняли, что на Линденбургской земле им делать нечего и просто ушли? – заметил толстяк Осий, быстро моргая глазами.

– Ага, а то эти степняки не знали этого раньше, – вставил Трофим.

– А может испугались? – предположил Осий.

– Жди, как же! Чтобы убийцы омадов испугались нас, людей? – обреченным голосом, как у бросившегося со скалы самоубийцы, что переломал все руки-ноги, но выжил, произнес угрюмый Исаак.

– А я слыхивал из пограничной Лиранской крепости давно не было вестей. Может атабы ее захватили и сейчас тама основалися? – вновь предположил Осий, по комплекции которого можно было предположить, что он на своем веку прикончил больше окорочков, нежели атабов.

– Не нравится мне это затишье, всяк лучше, когда ясность какая есть, – впервые подал голос Верманд, старый эквилар.

«И это лучшие люди Роже? Похоже, капитан нам отомстил: один уже хочет обратно, другой вот-вот меж деревьев застрянет, болтают без умолка. Кроме Верманда, Трофима и альвийской бабенки, тут все в прошлом мещане. Ухты! Как же хорошо, когда хоть в мыслях меня никто не поправляет, когда я говорю бабенки. Даже и непривычно как-то!» – подумалось Готфриду, и он улыбнулся своей внутренней, языковой свободе.

– Прекратите трепаться, немедленно! – не выдержал Леон, приказывать людям много взрослее него, неловко и непривычно, но выбора не было. – Мы здесь как раз для того, чтобы понять, что к чему. Лучше уж дурные вести, чем неизвестность, а теперь тихо. – добавил молодой рыцарь и Верманд впервые взглянул на него с толикой уважения, до сего момента считая молокососом возомнившим себя рыцарем.

Спешившись и осмотрев второй лагерь, отряд так ничего нового и не узнал. Очевидно одно, – атабы ушли. В осмотренных лагерях не было ни вещей, ни домашнего скота, ни следов боя, а это значило, что атабы не бежали в спешке, они просто ушли. Вопрос только в том – куда и почему? Внезапно Беатриче опустилась к земле и засуетилась, рьяно летая кругами и размахивая руками, при этом глядя на рыцаря.

– Что с тобой, девочка? – Готфрид наклонился к эйдосу и это действие спасло ему жизнь.

Над его головой просвистела стрела, угодившая в горло Агапу. Облаченный лишь в вареную кожу, Агап безотчетно схватился за стрелу, кряхтя и булькая, оседая на землю. Будь на нем бувигер, все сложилось бы иначе. Остальные проявили чудеса сноровки и попрятались, кто куда: за ближайшие деревья или в низины. Еще одна стрела угодила в грудь Верманду, который высунулся из-за дерева, чтобы выстрелить в ответ, в раскрывшего свою позицию стрелка. Леон схватил раненного за шиворот и оттащил за массивный пень на небольшом бугре. Верманд сначала обломил древко стрелы, а потом выдернул оставшуюся часть из раны. Стрела оказалась длинной, гораздо длиннее обычных, такие использовали атабы, луки у них тоже были под стать их комплекции. На наконечнике рыцарь обнаружил длинную иглу, именно она позволяла проникать меж колец кольчуги и наносить рану. Старый рыцарь взмахом руки прогнал от себя Леона, как бы говоря: «иди, я не вчера родился, разберусь», отправляя его в бой, а сам пополз к походной сумке, найти там что-то, чем можно бы было перевязать рану.

«Вот мерзавцы!» – подумал Леон, радуясь тому, что на нем и Готфриде пластинчатый доспех.

Появляясь подобно язвам у прокаженных, атабы возникли внезапно, вскочив с земли. Выглядело это весьма эффектно, как если бы они выныривали прямо из-под земли. Леон насчитал троих. Третий, а точнее третья, пряталась за деревом, она показалась самой первой и пустила стрелы в людей. Как ни прискорбно это признавать, но атабы заметили, а вероятнее всего услышали людей загодя. Двое спряталась на земле, среди травы и листьев, а третья просто скрывалась за стволом дерева.

«Атабы, – вторая из пяти рас, созданных монолитами, в противовес сотворенной богами, расе омадов. По крайней мере с этой расой, монолитам удалось уязвить богов тем, что атабы подчистую уничтожили омадов. Обе расы могучие и воинственные, отличались своеобразной первобытностью и дикостью. Учиненный атабами пару столетий назад геноцид, закончился тем, что омады были стерты с лица земли. В Солярисе оставались лишь кресенты, рожденные в парах, где один из родителей омад, однако полукровка есть полукровка. Согласно историям самих атабов, родом они не с основного материка, а с далекого, даже не нанесенного на карту острова. Несколько эонов назад, на их острове произошло извержение вулкана. Предвидя катастрофу загодя, атабы начали строить судна колоссальных размеров – Ковчеги. Не все они были завершены, прежде чем началось извержение и еще меньше уцелели в суровых объятиях морской пучины. Эти монолитные, похожие скорее на гигантский гроб, суда, бросили вызов неизвестности. Лишь самая малая их часть достигла восточных берегов материка, где жили прочие расы. Судьба как будто насмехалась над атабами и выбравшись из ковчега на берег, первым, что они увидели, стал огромный вулкан Шабас. Не желая оставаться рядом с ним ни дня и желая исследовать новые земли, Табаты атабов разбрелись по всему континенту. Доподлинно известно, что атабы сакрализировали свои ковчеги и разобрали их, забрав их доски как реликвии, впоследствии использованные для создания тотемов и иных реликвий.

Итак, атабы, едва ли не звери в человеческом обличье, степняки и дикари, крайне суеверные, словно вышедшие из давних эпох, когда люди еще ютились по пещерам. Любители войн, драк и буйных забав, и ритуалов, начисто лишенные тяги к науке и искусству, превыше всего чтящие традиции. Таков вкратце можно описать их быт, а что касается телесных особенностей, то стоит отметить их крайнюю выносливость. Атабы не подверженные большинству известных болезней (может у них есть свои, которые другие расы не болеют, но я об этом ничего не знаю), легко переносящие как сильную жару, так и холод. Помимо этого, атабы обладают серьезной физической силой, а также двумя сердцами, одно из которых томиться в правой части груди, а второе, в области живота. Даже у самого заурядного атаба вне зависимости от пола, весьма развита мускулатура, а при их обычном росте, в два с половиной метра, не мудрено, что те, кого среди людей называют лишенным всякого изящества, словом «бугай», у атабов составляют почти весь народ. Несомненно, самыми броскими чертами этой расы, являются следующие приметы: бордовый цвет кожи, прямой, закрученный спиралью рог, выходящий изо лба и достигающий порой до двадцати-пяти сантиметров, яркие, золотые глаза со зрачком в форме косого креста, отсутствие бровей и черные как смоль волосы, закрученные в множество жестких локонов, под стать морским канатам. Особое значение атабы придают боевой раскраске, покрывая себя ею с ног до головы, часто окрашивая и часть своих сплетенных локонов, в цвета родного племени. Еще, атабы всегда красили свое оружие в устрашающий, красный цвет. Если атабы выступали против своих же сородичей, то мечи окрашивали в золотой. «Кровавый» меч уже сам по себе выглядел устрашающе, так как заставлял думать, что его владелец совсем недавно кого-то убил. Помимо альвов, атабы единственные, кого слушаются единороги и альвы находили это оскорбительным. Одно дело, утонченные и изящные альвы, верхом на этих благородных животных и совершенно другое дело, варварские, начисто лишенные изящества атабы. К счастью для альвов, атабы все же отдавали предпочтение иным ездовым животным – унгулаям. Это ездовые животные, которых разводят атабы. Телом эти животные похожи на крупных лошадей, за той лишь разницей, что голова у унгулаев баранья. Как и бараны, унгулаи носят свои рога не для красоты и применяют их по прямому назначению, бодаясь друг с другом за самку или же используя в бою. Всадники на унгулаях, зачастую таранят соперников на лошадях, опрокидывая на землю не только наездника, но и его лошадь.

При всей своей воинственности, атабы встречаются самые разные, что, конечно, можно сказать о представителе любой другой расы. Вы спросите, зачем же я тогда почем зря мараю пергамент, излагая очевидное? Что ж, друзья, я объясню, – чтобы разрушить сложившейся стереотип о том, что это бешенные звери, начисто лишенные приемлемых для нашей цивилизации, черт. Большая часть атабов живет в степных Табатах и несмотря на их скованную оковами традиций жизнь, среди них постоянно находится немало тех, кто желает сбросить племенные оковы и вырваться из изоляции, дабы влиться в идущую широкими шагами цивилизацию. Таких атабов нарекали вагусами, скитальцами – в переводе с языка атабов. Их навсегда изгоняют из Табата с позором. Процедура изгнания сопровождается спиливанием рога, после чего атаб теряет возможность укрощать любых животных, в том числе и единорогов. Безусловно, были и те, кто не желал с этим мириться. Ренегаты просто сбегали, но горе им, если когда-нибудь в степи или лесах, им встретится любой Табат – жестокая расправа ждала вагусов-беглецов. В лице атаба можно найти как преданного друга, так и безжалостного, кровного врага. Одним словом, это был примитивный на первый взгляд народ, но на деле несущий в себе массу сложных и строгих традиций, порой не лишенных как мудрости, так и нелепых заблуждений» – Хазимир Зулат, заметки из фолианта тысячи дорог.

– Проклятые козлотрахи, зарылись в листве! – ругался охотник Маир, перезаряжая арбалет, из которого уже успел разок пальнуть.

Глядя на солдата со стрелой в горле, Леон безотчетно прощупал пальцами собственный бувигер и опустил «воробьиное» забрало своего закрытого шлема.

«Я ведь даже не запомнил, как его зовут!» – голос Леона даже в мыслях пронизывала скрипучая тоска. На мир перед глазами рыцаря опустилась железная решетка забрала, запирая чувства внутри.

– Рассредоточиться и вперед! – скомандовал Леон, выставив перед собой щит и вышел на поляну так, словно тут был его лагерь, а не Табатский бивуак.

В щит Леона с гулким треском врезалось две стрелы, прощупавшие его на прочность. Было бы и больше, но девушка-атаб нырнула за дерево, словив плечом арбалетный болт Маира. Сейчас и ребенку стало бы ясно, что никакого разговора не будет, раз уж встреча началась с убийства, то теперь на этом же языке будет вестись весь дальнейший разговор. Казалось, еще немного и внутреннее пламя ярости подожжет траву под ногами солдат небесного гарнизона, желающих отомстить за своего товарища.

Перед мускулистыми, высокими фигурами атабов, Леон казался хрупкой девушкой, случайно спутавшей платье с доспехами. К нему тут же присоединился Готфрид, встав неподалеку и остальные шесть солдат разбрелись как звенья растянувшейся цепи, неумолимо сгибаясь в подкову, которой они хотели зажать врага. Ивель к ним не присоединилась по понятным причинам, – у нее не было щита, лишь шпага и лук. Альвийка держалась за широкими спинами солдат и уповала на слаженность их действий, выжидая шанс отплатить стрелой, за стрелу, той сучке, что убила старину Агапа. Того самого Агапа, что прослыл первоклассным грибником, но не потому, что он хорошо знал грибы, коих в лесном княжестве сотни видов, а потому, что Агап умел их находить едва ли не на каждом шагу и так же умело готовить. Благодаря нему, в южном гарнизоне всегда находился грибной гарнир к любому блюду.

Трое атабов против восьмерых солдат (Агап погиб, а Ивельетта солдатом не являлась), включая Леона и Готфрида, однако это не утешало. Имея два с половиной метра в росте, атабы смотрели на людей сверху вниз, как на животных, как на низшую расу, суетящуюся под ногами, в прямом и переносном смысле. Голая грудь, покрытая черными полосами краски, стоявшего впереди всех атаба мощно вздымалась, точно смеясь над людьми и одновременно от нетерпения, сойтись с ними в битве. Вероятно, вышедший вперед атаб, лидер их небольшого отряда. Он стоял напротив Леона, вооруженный массивным и тяжелым двуручным мечом с двойной гардой. Второй атаб, в своих сильных руках, которым позавидовал бы любой кузнец, держал массивный боевой молот, – таким можно было колоть как орехи любые латы. Третий воин, женщина-атаб, с легкой, зазубренной саблей и луком, именно она и убила Агапа. Женщины атабов сражались наравне с мужчинами, обладая мускулатурой превосходящей заурядного представителя мужской половины прочих рас. Хоть их женщина получила ранение, а ее левая рука повисла плетью, в здоровой она уверенно держала зазубренную саблю и явно намеревалась наступать, вместе с мужчинами. На всех трех атабах были черные шаровары, массивные браслеты на руках, из темного как обсидиан металла и голый торс, покрытый лишь боевой раскраской и боевой обвязкой. Разве, что торс женщины помимо обвязки, покрывали два куска ткани, натянутых косым крестом, чтобы прикрыть грудь.

«Разведчики!» – догадался Леон, поскольку знал какие устрашающие доспехи обычно одевают атабские воины, сражающиеся в авангарде, – каменные доспехи.

«Милостивые боги! Ну ни хрена себе разведчик, с двуручным мечом!» – изумился Готфрид, глядя на мечника атабов, от визуальной тяжести меча пробирал мороз по коже.

– Поделим их по два-три на каждого…! – едва успел выкрикнуть Леон, как атабы беспощадным тараном ринулись на людей.

В золотых глазах атабов расклад был в их пользу. Вот выставили бы против них дюжину людей, тогда другое дело. Высокие и мощные фигуры, опрометью ринулись в бой без какой-либо тактики и ухищрений, намереваясь сокрушить врага мощью своего тела и оружия. Убийцам омадов не пристало бояться людишек и тем паче, какой-то жалкой альвийки. Двуручным мечом атаба, равно как и молотом, не смогла бы орудовать ни одна другая раса. Поднять бы подняли, но махать ими, – нет. Атаб с молотом наступал на двоих обступивших его людей – Афинея и Маира. Взмах и он выбивает меч из рук Афинея. Второй взмах и Афиней едва успевает отскочить, прежде чем нечто напоминающее больше скалу на палке, ударило в землю, как кулак самого верховного бога, Лар Вагота. Толстые, черные локоны, подобно щупальцам осьминога ударились друг о друга, застилая хмурое лицо воина и пряча его суровый взгляд. Отскочивший в сторону Афиней, с ужасом отползал, не сводя с противника глаз и попутно пытаясь на ощупь найти свой меч в траве. Воспользовавшись моментом, Маир тут же атаковал, сделав выпад в торс противника. Атаб в этот момент взметнул с земли молот, подняв в воздух землю и листья, прилипшие ранее к зубчатому бойку. Отбитый древком молота меч, скользнул по руке атаба, лизнув его сталью и отскочив от браслета. Землю окропила золотая кровь, яркая и сверкающая как расплавленная злать в лучах солнца, едва пробивающегося через листву. Атаб сделал выпад молотом как тараном и Маир выставил перед собой щит, в жалкой попытке защититься, но от удара солдата опрокинуло на землю. Делали люди все правильно и умело, в бою против людей или даже альвов, их приемы были бы к месту, но не в бою с атабами.

Страшно подумать, во что бы превратил упавшего, следующий удар. Чудовищный молот с клиновидными зубцами опустился на землю и этот удар почувствовали все те, кто был рядом. Маир спасся, резво перекатившись в сторону, но тут же зацепился кольчугой за коренья. Атаб взмахнул молотом снова, а лежащий солдат с глазами, захлебнувшимися ужасом, понял, что это конец. С яростным криком на атаба с молотом кинулся несостоявшийся трубадур Афиней, ранее потерявший меч. Афиней уже нашел его и тут же им воспользовался. Вогнав клинок в бок атаба почти что на половину, Афиней в страхе выпустил его из рук и едва сохраняя равновесие, отошел на ватных ногах. Атаб понял, что не согнется с клинком меж ребер и изменил траекторию движения молота, разворачивая корпус. Афиней издал странный звук, смесь того, что могло получиться от звона кольчуги, хруста ребер и беспомощного звука, похожего на утиное «кря». С грудью превратившейся в кашу плоти и костей, Афиней отлетел в траву и умер прежде, чем коснулся земли. Паре, сошедшейся в бою с этим атабом, повезло меньше всего, ведь на оставшихся двух пришлось по три бойца. Увы, времени выбрать цели и занять подходящие позиции, не было. Бой завязался молниеносно и пришлось сражаться с теми, кто оказался рядом. Текущий расклад еще можно было расценить как удачу. Ведь не прикажи Леон рассредоточится, атаб с молотом и двуручным мечом сейчас размели как листья всю группу бойцов, которая бы только путалась у друг друга под ногами. Вооруженный молотом атаб выронил свое оружие, затем ухватился за вогнанный в бок меч и вытащил его из своего тела как из ножен, лишь едва заметно поморщившись. Золотым маслом кровь сочилась по черным шароварам. Этим же мечом атаб заколол запутавшегося в кореньях Маира, заколол как беспомощную свинью и в нем же оставил чужой меч, поскольку атабы презирали оружие прочих рас.

С правого фланга, Леон, Ивель и Трофим, сражались с атабкой, тесня раненную своими ударами. Главарь, с огромным двуручным мечом, от которого не спас бы ни один щит, отгоняя от себя трио наступавших, попытался дорваться до раненной и помочь, но Розалинда, на пару с клинком Трофима, настигли ее прежде этого. Розалинда пробила верхнее сердце атабки, а клинок Трофима, сражавшегося рядом, застрял в животе, так и не найдя второе сердце. Однако даже этой раны было достаточно, чтобы воительница ослабла и осев на колени, выронила саблю. Она стряхнула с лица пучок толстых локонов, поднимая голову без тени страха, глядя смерти в лицо, как заведено в ее племени.

«Умереть правильно, считалось едва ли не самым важным в жизни каждого атаба. По их поверью, лишь глядя в глаза своего убийцы, превзошедшего тебя в битве, можно заслужить право, попасть после смерти в Атар-Табат – великий шатер всеобщего племени, расположенный в степи зверобогов. Бескрайняя степь зверобогов – Атарат, простирается между небом и землей, не находясь при этом ни на небесах, ни на земле, как гласит поверье. Ваш покорный слуга должен отметить, что при всей кажущейся простоте и прямолинейности этого народа, атабы имеют если не самые, то одни из самых любопытных верований» – Хазимир Зулат, заметки из фолианта тысячи дорог.

– Тварь, – сквозь зубы бросила лучница и с превеликим удовольствием пустила стрелу в горло атабке.

Она с легкостью могла выстрелить ей прямо в глаз, но не желала дарить милосердную смерть убийце Агапа. Тем временем, главарь атабов понял, что их стрелка уже не спасти и вернулся к прежней тактике – наступлению. На людей обрушился холодный душ из грубой силы. Атаб вспарывал шелковую ткань воздуха, от чего последний возмущенной ревел. Мечник размахивал своим громоздким оружием так, словно собирался порубить сам мир на равные куски, дабы поделить его как куски пирога. Готфрид едва ли не растерялся, видя перед собой гиганта с таким огромным мечом. Сказывалось отсутствие опыта сражений с атабами. Даже несмотря на то, что рядом с ним находилось еще двое, Осий и Исаак, подступиться к мечнику они не могли. Длина и широта меча позволяла атабу не подпускать к себе хоть с десяток противников, что и говорить о троих. Ко всему прочему, к нему на помощь спешил еще и воин с молотом, пусть раненный, но все еще боеспособный. К счастью для трио солдат, во главе которых стоял Готфрид, Леон и двое его напарников взяли на себя атаба с молотом. Раненный атаб держал перед собой боевой молот как щит, защищая самим молотом лицо, а древком, часть груди и пах. Атаб спешно сокращал дистанцию между собой и людьми. Трофим и Леон зашли с разных сторон, чтобы боец с молотом всегда находился спиной к одному из рыцарей. Рыцари пытались ужалить его клинками, но крайне неуверенно, осторожно. Атаб совершал круговые взмахи молотом, способные пришибить любого, кто оказался бы рядом. Между ударами он вновь вставал в защитную стойку, выставляя молот перед собой.

Первая стрела впилась в его правую руку, обхватившую древко вверху, вторая в левую. Лучница рассчитывала на то, что атаб выронит молот и откроется, а уж тогда она плюнет ему в лицо парой дерзких стрел, безоружному, униженному. Следующая стрела впилась атабу в колено, затем еще одна и еще, а затем лучницу разрезало на две равные дольки, каждая со своей косичкой и эти дольки рухнули на землю как старая вывеска. Войдя в неистовый раж и увлекаемая водоворотом жажды мести в багровые, грозовые пучины, лучница не слышала, как ей что есть мочи орали, предупреждая об опасности. Мечник оттеснил Готфрида и двух солдат в сторону, скашивая кусты и мелкие деревца подобно мельнице смерти, а Леон и еще один солдат, уже ввязались в бой против атаба, вооруженного молотом. Лишь лучница считала, что все под контролем, что оба атаба заняты битвой и один из них перед ней, а значит она сейчас нашпигует его стрелами как подушечку для иголок. Широкое, огромное по человеческим меркам, лезвие двуручного меча, обрушилось на голову девушки, как гром среди ясного неба. Под остротой, весом клинка и силой, вложенной в удар, меч не встретил сопротивления в своем чудовищном, полном крови и костей путешествии, от макушки меж косичек, до самого паха лучницы, остановившись лишь в земле под ее ногами. Две части тела рухнули на землю, а на разделенном надвое лице, так и застыло выражение ненависти к атабу, которого лучница нашпиговывала стрелами. Как бы дико это ни было, но единорог Ивель не пришел хозяйке на помощь, ведь ее врагами были Атабы, те, кому эти животные подчинялись как сильвийцам. Трофим согнулся пополам и его стошнило. Воин с молотом тут же воспользовался этим моментом и нанес сокрушительный удар по спине бывшего стражника.

– ТРОФИМ БЕРЕГИСЬ! – выкрикнул Леон, имя само собой внезапно всплыло в памяти.

Отбросив щит и хватаясь за рукоять меча, как за канат, брошенный падающему в бездонную пропасть, Леон бросился на атаба. Рыцарь готов был поклясться, что видел, как грудь Трофима взорвалась, выбрасывая наружу все свое содержимое так же стремительно как старый пропойца прощается с содержимым своего желудка, когда тот уже не может сносить алкоголь. Сейчас все это было неважно, не помня себя от гнева из-за погибших, Леон ударил атаба по ногам со всей силы и того подкосило достаточно, чтобы следующий удар смог впиться в его шею. С того момента как атаба ранил Афиней, степняк потерял немало крови и его движения стали непростительно заторможенными для быстротечной сечи. Когда атаковал Леон, атаб как раз собирался вскинуть молот, погрязший в месиве из вареной кожи, разорванных колец кольчуги и плоти Трофима. Но не успел, – после удара по ногам, атаб оперся на молот, чтобы не рухнуть на землю, согнувшись и едва не встав на колени. Розалинда впилась в шею атаба как дикий зверь, застряв на половине пути. Атаб выронил молот и полностью упал на колени. Степняк схватился рукой за шею, пытаясь зажать рукой разрез, глубиной в половину шеи. Сквозь четыре пальца струилось жидкое золото, яркое, на фоне голого торса бордового цвета, с черными полосами боевой раскраски. Покачиваясь, прежде чем упасть, воин атабов последние свои силы вложил в то, чтобы повернуть торс и взглянуть на того, кто забрал его жизнь. Он увидел, как «человек металла» – так атабы называли рыцарей, с криком устремляет свой жалкий меч с каким-то женским украшением в виде цветка, к его голове. Со второго удара Леон снес голову противника, и та упала ему под ноги.

Ошеломленный гибелью Ивель, неуклюжий Осий бросил меч и пустился наутек к своему мерину. Он неловко взобрался на лошадь и уже собирался ее пришпорить. Подобно упавшему небу, железная плита рухнула ему на плечо и глаза толстяка закатились, как у испуганной лошади. Что-то хрустнуло, но Осий только это и успел услышать, потому как огромный меч, с гнетущим гудением раздробил все его кости и органы, перерубив всадника и лошадь под ним надвое.

– Чтоб его в Затмение затянуло! Как нам уложить это мудло!? – взревел Исаак истеричным, срывающимся голосом, выпучив глаза от увиденного.

Когда мечник развернулся, орошая кровью, капающей с меча землю вокруг себя, и посмотрел на эквилара, взглядом в котором почти что угадывалась жалость, Готфрид понял, что у него трясутся ноги, а все нутро вот-вот сведут судороги. От страха у него прихватило живот. Все его мечты пронеслись разом в голове, отравив мысли горечью от того, что он может быть разлучен с другом смертью. Да что он! Они оба могут погибнуть здесь, на этой опушке! Окрашенный в красное, клинок атаба освежил краску, кровь с него брызнула на доспехи и лица солдат, когда он сделал очередной взмах, чтобы перерубить их. Атаб смерил Готфрида и его напарника взглядом, холодным как свет далеких звезд. Мечник знал, что сейчас эти люди погибнут так же, как и альвийка с толстяком и даже панцирь из металла не защитит человека с черным плащом. Единственный уцелевший из троицы, воин атабов провел кончиками четырех пальцев по широкому лезвию меча, а затем проделал то же движение, но у себя на лице. На лице воина остались кровавые полоски, перечеркивающие лицо по диагонали, сродни боевой раскраске на торсе. Мечник сохранял непоколебимую безмятежность. Готфрид был уверен, что взорвись сейчас небо или разорвись земля, а может и все разом – атаб и глазом не поведет, не спустит глаз с врага. Еще Готфрид знал, что атабы никогда не бегут с поля боя. Будь он даже один, а против него тысяча, атаб не отступит. Страх вышел на новый уровень, поглощая, утягивая с собой в бездну ужаса как водоворот. Вера в собственную неуязвимость пала первой. Теперь Готфрид понял, почему люди хулили атабов, говоря о том, как те тупы и что им чужда тактика, боевые построения и прочие премудрости ратного боя. Хуление боевой мощи этой расы, ничто иное как попытка отвести внимание от собственной слабости перед ними. Да, любая дисциплинированная армия без труда разгромит разрозненные толпы атабов, но в стычках вроде этой, преимущество не считало должным занимать сторону людей.

«Боги праведные, да если бы атабы были умнее, они бы вырезали не только омадов, но и всех нас!» – вдруг понял Готфрид.

– Ко мне! – крикнул Леон, подзывая жестом товарищей и отступая из лагеря в лес.

Пот заливал глаза, а тело источало жар, ходить и сражаться в полных доспехах длительное время, сущая пытка. Леон так взмок, что уже подумывал о том, как жара прикончит его раньше свирепого мечника. Готфрид не задавал вопросов и жестом позвав за собой Исаака, ринулся к Леону. Атаб счел ниже своего достоинства бежать за людьми. Степняк закинул меч на плечо, тяжелый, как взгляд владельца и небрежно придерживая его одной рукой, пошел следом за своими жертвами, длинными шагами, в угрюмом, разрушительном триумфе – это его охота. Проходя мимо останков альвийки, атаб презрительно сплюнул, выражая свое презрение самой слабой, на его взгляд, расе. Атабы считали мортов слабаками, надо ли говорить за кого они держали альвов, проигравших свою империю людям? Даже шебов атабы ставили превыше людей, из-за их изворотливости и мастерского обращения с духовыми трубками, с их ядовитыми дротиками, а также за способности дышать под водой. Атабы вообще всячески боготворили различного рода физические преимущества и способности.