Текст книги "Летопись Затмения"

– Позвольте нескромный вопрос, – что же вы исследуете?

– Создаю философский камень. Не смею надеяться, что вы сведущи в данном вопросе, но все же вежливость требует от меня дать ответ на поставленный вопрос. Это самое малое, что я могу сделать для вас за доставленные хлопоты.

Тут Готфрид потерял всякий интерес к старику, поняв, что тот все же выжил из ума. Подумать только, а он то уже думал, что этот старец сохранил ясность ума войдя в столь почтенный возраст. Увы, чудес не бывает. Философский камень – это не более чем миф, сказка сродни тем же привидениям. Леон же напротив, заинтересовался, поскольку считал делом достойным и романтичным, корпеть над тайнами природы и поисками чего-то сверхъестественного. В конце концов, многие открытия, сделанные учеными Соляриса, ранее считали лишь бредом или пустым трепом.

– Как ваши успехи, мастер? – поинтересовался Леон.

– По голосу слышу, вы не смеетесь надо мной, кай Леон, рыцарь юности. Моему старому сердцу отрадно познать вашу веру в мое непростое предприятие. За вашу доброту юноша, я отплачу вам искренностью. Я начал создание философского камня… наверное, давно, я сам уже не упомню этого. Однако чувствую, что посвятил сему предприятию всю свою жизнь и как итог – оказался в самом начале пути к его созданию. Результат вы видите перед собой.

– Простите мое невежество, мастер Витторио, но я не понимаю, о чем вы.

– Скажите, кай Леон, что вы слышали о философском камне?

– Наверное то же, что и все, кто имеет хоть какое-то образование: философский камень является пятым элементом, неким реактивом необходимым для создания эликсира жизни и трансмутации металлов.

– Леон, а ты точно из эквиларов? – с сомнением поинтересовалась шэба, потягивающая чай в кресле справа от стола и лишь слушавшая до этого. – Шибко начитанный, если так дело пойдет, скоро каждый второй звездную пыль варить начнет. Мы при таких раскладах по миру пойдем.

– Лягушонок, ты так и не представилась гостям, мы же не варвары какие, будь любезна, – улыбнувшись по-отечески, произнес Витторио.

– Сразу предупреждаю, что если кто-то из вас мальки… – скользкие рыбьи глаза шэбы остановились на каждом из гостей, – …назовет меня лягушонком, получит в спину арбалетный болт. Я такое панибратство позволяю только мастеру Вито. Вы же извольте звать меня как положено – Хэзбарийя, я ассистент и коллега Витторио.

Имя было типично шэбским и стоит отметить, что еще достаточно простым по сравнению с тем, какие носили жители глубин. Шэбы-наземники намерено упрощали или вовсе меняли имена, чтобы им было проще ужиться среди других народов. Витторио довольно кивнул и вытянув ноги в тапочках к камину, продолжил.

– Вы все верно сказали, кай Леон, только прошу простить мое бахвальство, – все мои предшественники или коллеги ошибались, пытаясь создать философский камень вне себя. Философский камень, это не булыжник на столе, но состояние нашего тела и искры, – души, если позволите. Его невозможно создать иначе кроме как взрастить в сплаве собственной искры и собственного тела. Моя теория состоит в том, что первыми симптомами зарождения философского камня становится тело неспособное умереть от старости, что увы, не отменяет саму старость. Затем тайна трансмутации и наконец окончательно достигший состояния, именуемого как «философский камень», обретает вечную молодость, даже если был прежде стар.

– Вы полагаете, что у вас первый симптом? – догадался Готфрид и старик кивнул.

– У вас есть другое объяснение? Я живу столько, что уже сам не помню сколько мне лет. Впрочем, простите мне мою словоохотливость, Гаргуль и лягушонок зачастую возвращаются только к ночи и мне не с кем поговорить. Все о себе говорю, а ведь вы мои гости, спрашивайте сами, что вашей душе угодно.

– Зачем вы навели страху на Луковки? Зачем требовали дань? – поинтересовался Готфрид, беря блюдце с чашкой и пробуя чай.

– Это потешно, – рассмеялся старец.

– Вправду люди говорят: «Седина в бороду, бес в ребро». – поразился Зотик, которого уже порядком утомили бредни старика о каком-то там камне.

– Ну разумеется мои дражайшие гости, это не основная причина. Хотя признаюсь, я давно так не смеялся, как в тот день, когда селяне улепетывали со всех ног завидев наши пугала – та еще потеха!

Зотик сжал кулаки, а ноздри его вздулись. Ему пришлось стиснуть челюсти, чтобы не ляпнуть чего-то обидного. Безусловно он был зол и в то же время считал как-то неправильно злиться на того, кто на его взгляд доживает свои последние если не и недели, то уж месяцы точно. Зотик был совершенно уверен, что Витторио выживший из ума старик к которому благосклонно отнеслись боги, даровав более длинную жизнь, чем прочим.

– В соседней комнате я заметил сундук, до отвала набитый златами. Учитывая вашу торговлю звездной пылью, недостатка в деньгах у вас нет. Следовательно, вы можете позволить купить себе любую пищу, так зачем эти хлопоты с вымоганием? Зачем все эти фокусы и уловки с пугалами, надписями, скелетами? Тоже ради потехи? – рассуждал Готфрид.

– В назидание жителям деревни… а еще потому, что я люблю свежую, деревенскую снедь. – Витторио слегка улыбнулся, но тут же нахмурил кустистые брови. – Не скрою, я рад, что здесь присутствует староста Луковок. Мне есть, что ему сказать. Твои люди налетели на медвежий хутор как стервятники на поле брани: сдирали и рвали драпировку, вытоптали пол в гостиной и вынесли статую Дашарской королевы прошлого эона. Ценность, этого произведения искусства в астэрской валюте, в златах, можно измерить десятком деревень лесного княжества. Я хочу, чтобы все это вернули обратно и тогда духи простят вас, – можете не приносить дань, но не раньше, как вернете краденное.

Зотик покраснел как помидор, выслушивая как его отчитывает старец. Молодой староста чувствовал себя мальчишкой, пойманным родителями за мелким хулиганством.

– Все вернем, только вот неурядица вышла с девицей той каменной…

– Это какая же?

– Титьки у нее того… – Зотик почесал затылок, не находя себе места и посмотрел на друзей, ища помощи.

– Прошу прощения?

– Да грудь у нее отколота, вот что он пытается сказать. Я был в деревне, видел эту статую, столь изумительную работу сложно не заметить. – не выдержал Готфрид и выложил все как есть.

– И еще лицо… немного побито, мальчишки с рогаток пуляли. – виновато добавил Зотик.

Повисло неловкое, давящее как толща океана, молчание, нарушаемое лишь шагами Гаргуля, журчанием чая, подливаемого в те чашки, когда он заканчивался и треском дров в камине.

– Верните то, что есть… пока есть что возвращать. – закончил Витторио и голос его даже не пытался скрыть разочарования в жителях Луковок.

– Все вернем, даю слово, – убеждал Зотик.

– Мастер Витторио, не буду лгать, мне не жаль это говорить в виду того, чем вы здесь занимаетесь, но вам придется покинуть усадьбу. Звездная пыль запрещенный дурман в Астэриосе, его производство, равно как и продажа карается заточением в цепи. Полагаюсь на ваш разум и даю вам неделю. Через неделю я сообщу стражам Линденбурга о том, что жители Луковок обнаружили в усадьбе на медвежьем хуторе алхимическое оборудование для варки дурмана.

– Леон, ты же не глупый малек, не дай уму зайти за разум. Ты ведь и сам понимаешь, как устроен рынок? Спрос рождает предложение, не мы так другие. – заметила Хэзбарийя. – Как верно подметил кай Готфрид, у нас тут полно денег. Сколько вам нужно, чтобы морской бриз проветрил ваши горячие на решения головы?

– Хватит лягушонок, изволь немедля прекратить. Мы бы все равно надолго здесь не задержались. Пора двигаться дальше, мы и без того уже перелопатили все средиземное королевство.

– Да знаю, Вито, знаю. Просто… жаль бросать все это, столько труда вложено, верно Гаргуль?

– Несомненно, госпожа, – покорно согласилась горгулья, не проявляя особой тревоги по поводу переезда, а ведь именно Гаргуль сделал большую часть всей работы.

– Я рад, что мы пришли к согласию, – подчеркнул Леон.

– В таком случае, давайте поговорим о чем-нибудь приятном. Как упомянул Вито, мы редко с кем-то общаемся. – примирительно предложила Хэзбарийя.

Двое юных рыцарей, староста деревни Луковки, таинственный долгожитель, полагающий, что он создает из себя философский камень, шэба из морских глубин Бесконечного океана и горгулья со странным именем Горгуль, провели время за беседой до самого рассвета. За полгода, трио охотников за привидениями стали первыми гостями Витторио. Друзья узнали много нового и об усадьбе. Например, почему у дверей и окон капканы. Оказывается, периодически Хэзбарийя уходила на северо-восточные болота близь дубовой чащи и пепелища, где собирала яйца иглачей, – необходимый ингредиент в алхимических изысканиях Витторио. Днем эти амфибии не гуляют по поверхности, так как плохо видят на свету, а вот ночью – запросто. Ночами иглачи шли по следу, желая вернуть яйца и натыкались на суровый оборонительный потенциал усадьбы. От шэбы Готфрид также узнал, что если обычный янтарь проварить в меду, то он приобретает красный цвет. Именно так и были созданы глаза для пугал. Разгадка светящихся рисунков оказалась тоже на деле простой: все дело в соке редкого цветка, на свету совершенно бесцветного, но сияющего во тьме. Чтобы скрыть гул алхимической установки, которая использовалась в варке звездной пыли, Витторио придумал систему труб, искажающих звук. Когда машину запускали, звук шел в трубы и искажаясь, превращался в жуткий вой, а сам агрегат запускали только по ночам. Изначально, чтобы отпугнуть от усадьбы случайных путников, мародеров и иных бандитов Витторио придумал, что нужно обставить все так, словно в доме поселилось нечто потустороннее и свирепое. Так, что вне зависимости от действий жителей Луковок, усадьба стала бы такой, какова она сейчас. Разве что дань никто бы не требовал. С едой проблем не было, Гаргуль регулярно летал в город и иные села, продавая звездную пыль и покупая еду для своего мастера и его ассистентки. Поинтересовались рыцари и о странном ночном стуке, слышимом с запада, но старик и его ассистентка лишь пожали плечами. Прощаясь, Витторио обратился лично к Леону:

– Помните, я сказал, что рожденный ползать – летать не может?

– Помню.

– Это все чушь собачья, юноша. Рожденный с ясным умом и ярым стремлением достичь чего-то, обязательно достигнет этого. Мне не так уж и хотелось стать чтецом, я был юн и брался за все подряд потому, что не знал, чего хочу от жизни. Как можно прийти в желанный город, без понимания какой именно из них таковым окажется? Остается плутать всеми дорогами, путешествуя по разным городам. Но когда ты узнаешь, дело за малым.

– Прошу прощения, я не понимаю, что вы мне хотите сказать, мастер.

Витторио поймал своим взглядом взгляд рыцаря и вцепился в него как сторожевой пес в вора.

– Я по глазам вижу, юноша, что вы мечтатель, такой же как я. Никогда не сдавайтесь, уступая мечту реальности, мечта беззащитна перед ней! Я вижу в вас воплощение решительности, не теряйте это качество. Прощайте. – слова старика оказались столь же внезапны, как и его прощание. Поддерживаемый за руку Гаргулем, Витторио ушел.

На рассвете, когда гроза наконец прекратилась и небо прояснилось, трое гостей покинули усадьбу: сонные и уставшие, от столь бурной на события ночи. Зато в деревню они вернулись счастливые, с улыбкой до ушей. Леона и Готфрида распирало от радостных чувств сопричастности к тому, что чья-то жизнь теперь станет лучше. Готфрид остановил Гермеса рядом со статуей Дашарской королевы – та по-прежнему удерживала сброшенную до пояса тогу. Уже вблизи, рыцарь увидел то, что ранее от него скрыла вуаль дождя: некогда красивое лицо статуи покрывали выщерблины и множественные точки от ударов, нос отколот. Как-будто вечно прищуренные глаза смотрели прямо на рыцаря. За этот необычный, узкий по меркам средиземного королевства, разрез глаз, жителей Дашарского королевства часто называли «узкоглазыми». Кто-то шутил, что всему виной их палящее солнце, из-за которого они всегда щурятся. Насколько Готфрид знал, в Дашаре испокон веков царил матриархат.

«Роль рыцарей и иных военных сил, играли хаджи – женщины, сызмала воспитывающиеся как воины. Эта традиция уходит корнями к эпохе становления Триады. Альвы не нашедшие себе места среди сильвийцев и цинийцев, покинули свой народ, отправившись в великое путешествие на юг Соляриса, в бескрайнюю пустыню Кахад. Большинство полагало, что альвов ждет там неминуемая гибель и не без основания: палящее солнце пустыни, отсутствие воды и еды, все это убивало вернее меча и стрел, пусть и медленнее. Лидер изгнанников пал и остальные уже были готовы принять его участь. Тогда одна альвийка заняла его место и сумела вдохновить прочих. Ее звали Хараксим, и эта женщина смогла придать изнеможенным альвам сил, чтобы идти дальше, в глубины жаркой пустыни. Пустыни, где впоследствии и было основано королевство Дашар. Хараксим верила, что там, за очередными дюнами будет спасение и она оказалась права. После, Хараксим почитали, а ее род правит до сих пор, превознося и славя своих женщин, ставших защитниками народа – хаджи. Изгнанники обрели свою самобытность и назвали свой народ «харенамцы», от альвийского слова «харена», что переводится как песок. В Дашаре круглый год жара, а живущий там народ не знает, что такое снег. Народ Дашара слабо интересовался иноземной жизнью и чужими традициями, рьяно храня свои собственные. Дашар не участвовал в войнах за земли, как прочие государства, ведь он и без того владел самой огромной территорией. Территорией, на которую бы никто не позарился – океан песка под палящим солнцем. Не вмешивался Дашар и в большую политику, предпочитая жить и наслаждаться жизнью в своем собственном солнечном крае. Кое-кто поговаривал, что они слабы из-за того, что там правит женщина, в воинах у Дашара женщины стоят наравне с мужчинами, да и вообще можно было сказать, что в Дашаре имел место настоящий культ женщины. Так это было или нет, неизвестно, однако известно, что далеко не каждый рыцарь согласиться выйти на арену и сразиться со львами и медведями, как это делали Дашарские хаджи» – Хазимир Зулат, заметки из фолианта тысячи дорог

Готфриду нравились Дашарские девушки тем, что их возраст тяжело угадать и дамы за двадцать и старше, все еще могли выглядеть юно. Еще в Дашаре работорговля была чем-то само собой разумеющимся, а еще поговаривали, что там помимо узкоглазых Дашарцев живут люди с совершенно черной кожей и что в Дашаре едят палочками – странный народ, что и говорить! Впрочем, что взять с тех, кто отправился в добровольное изгнание, да еще и в пустыню?

«Когда-нибудь мы побываем там с тобой, Леон. Мы объездим и посмотрим весь мир, весь Солярис!» – подумал сонный Готфрид и направил коня к хате Зотика. Леон и староста дожидались его внутри.

Глава III

КОНЕЦ ГРЕЗАМ

Проспав несколько часов, рыцари позавтракали с семьей Зотика и договорились со старым другом, что отправятся на охоту сразу после посещения небесного гарнизона. Как-будто извиняясь за вчерашнее хмурое настроение, сегодня погода решила порадовать своих детей теплой улыбкой. На небе от непогоды не осталось и следа, лишь на земле: превратившиеся в месиво грязи дороги и блестящая листва на деревьях, еще не стряхнувшая с себя слезы небес. Солнце метнуло золотые копья лучей и те вонзились в плоть мира, разлив по земле свет, подобно крови, а небеса окрасились в цвет морской волны. В воздухе чувствовалось благоухание утренней свежести и запах мокрой травы. Эквилары покинули гостеприимную деревню, выехали на тракт, отправившись на юг.

– Лев, что ты думаешь о нашем ночном приключении?

– Признаюсь, мне на ум не приходит иных слов, кроме как: невероятно, потрясающе, незабываемо! Сколь бы необычным сталось все произошедшее, сердце мое сейчас терзаемо иным.

– Чем же? – поинтересовался Готфрид, искреннее удивленный этим.

– Слова Лисы о рыцарях, затем ассистентки Витторио… имя ее забыл. Почему они дурного мнения и рыцарях? Разве не должны рыцари ассоциироваться с оплотом добродетели, с защитниками чести и угнетенных?

– Рыцарь – это всего лишь слово, за которым стоит человек, а человек человеку рознь. Безусловно, многие из нас получили блестящее образование и обучение воинскому ремеслу, но многие не значит – все. Из тех же кто по праву достоин называться рыцарем, о ком складывали легенды, как например о рыцаре луны, не все и всегда остаются такими же благородными и отзывчивыми спустя время. Я понимаю тебя, мне и самому хочется, чтобы рыцари не порочили свое имя… нескромно, правда? Но так не будет, потому что такова жизнь, все люди подвержены порокам. – Сказав это, Готфрид сразу вспомнил как освободил Лису.

– Я это понимаю, не сочти меня беспросветно наивным, однако меня гложет горькое чувство досады, а чувства к гласу разума глухи, увы.

За время дальнейшего пути, рыцари останавливались на привал лишь единожды и уже к вечеру добрались до южной границы княжества, где и располагался небесный гарнизон. Беатриче неустанно следовала за Готфридом, есть-пить не просила и то хорошо. Друзья уже воспринимали ее как нечто само собой разумеющееся, разве что Готфрид иногда отчитывал эйдоса, когда тот произвольно менял форму. Готфрид хотел, чтобы эйдос всегда оставался в образе девчушки с плавающими в воздухе волосами. Это выглядело очень трогательно и сказочно.

***

«Что из себя представляет небесный гарнизон? Это сеть аванпостов, возведенных по периметру всей границы Линденбурга. Казалось бы, ничего необычного, аванпостов во всех королевствах хватает. Так-то оно так, вот только гарнизоны лесного княжества не с проста назывались небесными. Гарнизон находился на дереве-великане. Сродни сикомору в Линденбурге, вокруг которого и выстроен город на холме. Деревянные мостки заботливой спиралью огибали старый, массивный ствол дерева и заканчивались в подобии небольшого городка в кроне дерева. Меж веток и древесного ствола проложены деревянные платформы, на которых располагались хижины. Иные секции соединялись меж собой веревочными мостами, которые всегда было легко обрубить в случае чего и остаться вне досягаемости противника. Помимо деревянной лестницы вокруг дерева, был и грузовой, веревочный подъемник, как следовало из названия, он предназначался для груза, не защитников. Капитан южной заставы не давал по мере сил солдатам лениться и заставлял подниматься в гарнизон пешком. На краях ветвей располагались наблюдательные посты, откуда было удобно как наблюдать за округой, так и стрелять по целям внизу. Помимо очевидной стрельбы из лука, был у защитников еще один сюрприз, уходящий своими корнями в азы защиты осаждаемых замков. Если при осадах последних, на головы штурмующих лили вареную смолу, кипяток или сыпали камни, всячески выказывая гостеприимство и радушие, то зодчий небесных гарнизонов в долгу не остался, блеснув смекалкой. Одно только название чего стоит – железный дождь. В каждом небесном гарнизоне имелись десятки ведер, до краев, заполоненных подобием длинных, тонких и крайне острых гвоздей. Центр тяжести гвоздей таков, что при сбросе с высоты, они всегда переворачивались острием вниз. Таким образом, защитники гарнизона могли устраивать железный дождь осаждающим. Иглоподобные гвозди, сброшенные с высоты, с легкостью пробивали все незащищенные участки тела, да что там – даже кольчугу они при удачном раскладе пронзали. Ежели на воине не было шлема, то его ждала неминуемая гибель» – Хазимир Зулат, заметки из фолианта тысячи дорог.

Рыцари преодолели вход, коим гарнизону служила часть давно рухнувшего гигаса. Уже давно полый ствол использовался как коридор, соединяющий территорию вокруг форта с внутренней его частью, защищенной массивной дверью. По углам частокола использовались и другие останки некогда рухнувших гигасов. Самые маленькие стволы использовались точно башни замка. Раскинувшийся у подножия дерева гарнизон, напоминал нечто среднее между деревянным фортом, огороженным частоколом и застоявшимся бивуаком: тут и там понатыканы шатры, дымили костерки, слонялись с унылыми лицами солдаты, кто-то пел, а кто-то пил, играл в кости, травил байки, состязался в армрестлинге. Заскучавшие воины искали себе любое занятия в лагере. Глядя на них, Леон прекрасно видел, что каждый из них хочет забыться за кружкой браги, а то и вокса, чтобы только заняться чем-нибудь кроме натачивания меча и чистки доспехов.

«Вокс – национальный алкогольный напиток в королевстве Астэриос, в его вкусе могут присутствовать приятно-горьковатые, травяные тона и нотки ягод. В лучших сортах вокса встречается сладковатый привкус яблок. Цвет от прозрачного (бесцветного) до зеленовато-лимонного и желтовато-янтарного. Бьет в голову с силой как лягающийся конь. Должен заметить, что средиземному королевству не хватает сладких и не крепких напитков. Я долгое время пытался найти тут что-то сродни родному моему сердцу щарбату, но увы» – Хазимир Зулат, заметки из фолианта тысячи дорог.

Леон же не понимал, как можно скучать, когда вокруг такая прекрасная природа, а над головой, по сути, мечта детства каждого ребенка – домик на дереве! Леон грезил о том, как он мог бы жить в таком вот поселении на дереве и сочинять стихи дни напролет, глядя с высоты на ковер леса, прерываясь на охоту и тренировки. Несущие тут службу солдаты явно думали о другом, например, о том, как свалить к чертовой матери из этой глуши.

Юных эквиларов встретил командир заставы, старый рыцарь по имени Роже, – дозорные загодя доложили о приближающихся всадниках. Роже оказался рыцарем с кустистой бородой, обжитыми сединой висками и недружелюбным взглядом, буравящих глаз. Взглядом, ясно говорящем, что рыцарь устал от всего на свете и прежде всего от такой жизни. Лишь завидев фамильный герб Бертрамов, капитан отсалютовал и пригласил гостей отужинать и отдохнуть с дороги, непосредственно в самом небесном гарнизоне. После чего Роже отправился раздавать нагоняй по лагерю, чтобы солдаты привели все в подобающий вид. Леон весь сиял и улыбался, это не осталось незамеченным его другом. Задрав голову, светловолосый рыцарь смотрел на узкие тоннели света, пробивающиеся сквозь лабиринт ветвей и листвы – так в своих катакомбах черви-тэрране смотрят на свет, пробивающийся с поверхности через разломы в каменной тверди. Но прежде всего, он смотрел на сам гарнизон: деревянные конструкции, раскинувшиеся на ветвях подобно паутине, мостки и веревочные мостики, округлые платформы и площадки среди ветвей. Все это внушало Леону неописуемый восторг.

– Впечатляет? – поинтересовался молодой вояка, нарезающий заготовки для стрел.

– Весьма.

– Всех впечатляет… первый месяц, может два, а потом понимаешь, – один хер, что на земле, что на дереве, – делать-то тут нечего. С кем мы тут сражаемся, так это со скукой. – солдат зевнул и принялся дальше строгать заготовки.

– Скука хотя бы не убивает, – заметил Готфрид, прекрасно знающий, что такое страх и пульсация адреналина в крови, во время неистовой битвы, когда все происходит так быстро, что даже испугаться толком не успеваешь, когда кровь льется как вода, а кости ломаются как ветки. Вчерашняя встреча с иглачом освежила воспоминания, колющим, пронзительным и глубоким, страхом.

– Это как посмотреть, кай рыцарь, – философски заметил все тот же солдат. – Был у нас тут один, мастак ныть, все маялся от безделья, а как-то раз после смены, на посту его не обнаружили. Искали значится наверху, а он был под ногами, на земле бишь, разбился. Вот и думай теперь, сам сиганул от безысходности или оступился? Кстати, меня зовут Агап.

Рыцари представились в ответ.

– Хорош щи сгущать, затвердеют – грызть будешь! Ганнар на дежурстве был сонный и свалился в темноте, потому что факела не сменили на его ветке. – вмешался другой солдат, полирующий свой нагрудник.

– Может и так, – уступил солдат с заготовками. – В любом случае, нам это только на пользу пошло. Капитан с тех пор на мамзелек в лагере сквозь пальцы смотрит, да и за выпивку уже так не дрючит… естественно если ты не на смене.

– Ты забыл про ограду, – важно добавил полирующий нагрудник.

– Точняк! С того самого раза как Ганнар шмякнулся, в верхней крепости ограды налепили, с ней как-то надежнее, что ли.

– О! Кай рыцарь, а что это у вас за мамзелька ручная? Умеет какие фокусы показывать, танцевать, петь? – поинтересовался солдат, тыча пальцем в Беатриче.

Эйдос спрятался за воротник Готфрида, опасливо выглядывая оттуда бирюзовыми бусинками на кукольном личике.

– Она что тебе скоморох, бард или фокусник? Беатриче – мой спутник.

– Хто? Вы этой штуке еще и имя дали, хы-хы, забавно.

– Хотел бы я себе такую, да только вот покрупнее бы… не потрогать, так хоть прелестями ее полюбоваться, а эта мелюзга какая-то, ничего не разглядишь толком…

– Боги в помощь, эйдосов полно вокруг, попробуйте приручить какого-нибудь, – предложил Готфрид и дал понять, что разговор окончен.

Эквилары осмотрели еще раз форт и начали восхождение вокруг ствола дерева, поднимаясь в главную крепость.

– Вижу твоя детская мечта не позабыта, – подметил Готфрид, наблюдая, как сияет Леон, изнемогающий от нетерпения оказаться на высоте, среди ветвей, но в обжитой среде.

– Всегда мечтал о домике на дереве, а тут целый городок!

– Хмм, а что? Идея – отбирать в небесный гарнизон, исключительно тех, кто мечтал о доме на дереве, будут счастливы на службе.

– Это вряд ли. Когда мечта становится обыденностью, она уже не доставляет прежнего удовольствия. Хорошего помаленьку.

– Ты говоришь, как старый дед или человек, чьи грезы давно исполнились.

– Если подумать, то так и есть: я мечтал вырасти, мечтал стать пажем, оруженосцем, а затем рыцарем. Каждый раз я гонюсь за мечтой как за хитрой лисицей, но ухватив ее за хвост, понимаю, что это была лишь ступень и мне нужна следующая цель, куда сложнее прежней, недосягаемая так просто, если досягаемая вообще. Возможно, мечта изначально должна быть нереальной, недостижимой как солнце и луна.

– Я всегда считал, что надо выбирать невозможную мечту, – заметил Готфрид.

– Например? Какая у тебя сейчас мечта? Не считая мечты о нескончаемом кутеже? – Леон остановился перевести дыхание, Готфрид последовал его примеру.

– Хех, – Готфрид почесал затылок и слегка покраснел. – Если без кутежа, то у меня их несколько: побывать в Поднебесном и взглянуть на дворцы широи, среди клубящихся облаков, прогуляться в обители богов и заглянуть хоть глазком в Затмение, мир которым испокон веков пугают в самых жутких легендах. Вот это на мой взгляд действительно мечты, далекие и неосуществимые.

– И это меня еще называют мечтателем? – рассмеялся Леон. – Мне теперь стыдно говорить о своей мечте, тебя мне не переплюнуть, куда там – даже не подобраться!

– Давай колись уже, пока никто не слышит! – дружески хлопнув по локтю друга, заметил Готфрид, на всякий случай осмотревшись и убедившись, что рядом и правда никого нет.

– Я хочу помогать людям, вселять в них оптимизм и добро, хочу путешествовать по миру и знакомиться с чужой культурой и… – теперь пришел черед Леона краснеть. – Я хочу встретить любовь всей жизни, свою одну единственную и быть с ней вместе до конца. Чтобы мы были первыми друг у друга и так оставалось, пока смерть не разлучит нас.

«Леон-Леон, ты мечтаешь о том, что дается многим само собой, без особого труда». – подумал Готфрид, однако в слух сказал иное:

– Можешь на меня рассчитывать, лев, я помогу тебе всем чем помогу, чтобы достичь желаемого.

– Прости, что не могу ответить тебе тем же. Горю желанием стать для тебя надежной опорой и другом на пути к твоим мечтам, но даже не представляю с какого края подойти к столь великим целям.

– Не бери в голову! – Готфрид отмахнулся. – Ну что, передохнули и пора дальше? – ответом ему стал кивок друга и его яркая, полная оптимизма улыбка.

После пятисотой ступеньки рыцарям уже было не до разговоров, учитывая вес доспехов. Местный воздух был пропитан запахом смолы, листвы и древесины. С непривычки такой подъем дался не с проста даже столь юным и полным сил юношам. Зато, как Леон радовался, когда они наконец ступили на деревянную платформу среди ветвей. Леон тут же поспешил подойти к перилам и посмотреть вниз. Форт отсюда казался игрушечным.

– Только вниз не плюйте! – внезапно раздался чей-то голос.

Леон обернулся и увидел совсем еще мальчишку, но при оружии и в форме небесного гарнизона.

– Я и не думал, – признался Леон.

– Вы не подумайте только, что я о вас плохо думаю, кай рыцарь. Я это всем новеньким говорю, так, на всякий случай, а то было дело, повадились некоторые так развлекаться…

– Думаю, что плевками дело не ограничилось, – предположил Готфрид.

– Верно… ой, а как вы догадались, кай?

– Хорошо людей знаю, малец! – улыбнувшись, ответил Готфрид, а про себя подумал: «По себе знаю, чего уж там!» – рыцарь зашелся внутренним смехом, вспоминая свои отроческие хулиганства.

«Как правило, небесный гарнизон охватывал несколько гигасов за раз, от трех до четырех. Прежде всего, это конечно же зависит от удачи, – если рядом есть деревья-великаны, чьи массивные ветви находятся по соседству, то гарнизон строят и на них. Особенность небесных гарнизонов заключалась в том, что лестничный подъем располагался лишь под одним деревом, у подножия которого и располагался форт. Другие сообщались с ним исключительно посредством веревочных мостов меж ветвями. Первый и избитый вопрос, который задают все приезжие, как я, например, касается того, какой прок в деревянных крепостях, которые можно поджечь? Для любой другой территории это замечание вполне уместно, но только не для Линденбурга, прозванного лесным княжеством не от нечего делать. Метать горящие стрелы при местной флоре, затея сродни самоубийству – пожар в считанные минуты распространится так быстро и неконтролируемо, что оцепит и нападающих, которые погибнут, задохнувшись в дыму прежде, чем до них доберется огонь. С таким обилием деревьев и растительности вообще, поджог ничем не лучше пиления ветки, на которой сидишь. Думаю, стоит сказать, что уроженцы Линденбурга периодически неизбежно сталкиваются с пожарами и обуздать стихию им помогают чтецы» – Хазимир Зулат, заметки из фолианта тысячи дорог.

Сняв доспехи, друзья вдоволь нагулялись среди ветвей, по древесному военному городку, после чего встретились с капитаном за ужином. На столе их ждала жаренная оленина, сыр, хлеб и вино.

– Трепаться не люблю, скажу все как есть, Гидеон это ценит, как и я. Никаких нападений нет, все спокойно, хотя есть и кое-что подозрительное. Около двух месяцев назад атабы начали покидать свои бивуаки, уходить и вот, что самое странное – уходили они частями, а не всем Табатом сразу, как у них заведено. Изо дня в день их становилось все меньше. Теперь их у южной границы их можно сказать и нет. Все бы ничего, но наземные разведчики не смогли отследить их направление. В лесах еще рыскают их разведчики, но и только.