Текст книги "Павловский вальс"

Глава 17

– Что? – весь облик Ольги Владимировны выражал вопрос. Она стояла в холле и ждала, когда Олег заговорит.

Олег позволил слуге помочь снять с себя куртку. Только после этого он ответил:

– Это Андрей Акатьев. Он ранен. В ногу ранен. Везут домой. Отвоевался. С Петром, Никитой и Артуром всё в порядке. Воюют вместе. Держатся друг друга. Да Андрей сам всё расскажет. А пока только отписал домой, чтобы не беспокоились.

Ольга Владимировна вздохнула с величайшим облегчением. Последние несколько дней, только и носились слухи о гибели кого-то из кадетов, отправленных на службу в Севастополь.

– Слава Богу, Пётр жив и здоров!

– Там ужас что творится, – говорил Олег, направляясь вслед за матерью в гостиную, – французы англичане спешат взять Севастополь. Город осадили. Измором решили взять. Да и этого мало показалось. Каждый день бомбардируют по несколько часов. Но наша армия держится. Да об этом весь город говорит. До чего там город, – Олег махнул рукой и сел в кресло, рядом с камином. – Вся Россия говорит.

– Что будет? Что будет? – взволнованно повторила Ольга Владимировна. – Сил сколько навалилось. Выдержим ли?

– И не такое выдерживали, – уверенно ответил Олег, – но будет нелегко. Вон, французов сколько нашло. Тьма. Да ещё и англичан с турками. Нелегко будет, – повторил Олег.

– Дай-то Бог, – поддержала сына Ольга Владимировна, – уж и годов несколько спокойно прожить невозможно. Всё война да война. Сил нет терпеть.

– То не наша вина!

В дверях показалась Лиза.

– Анна Анчукова пожаловали! – сообщила она.

Ольга Владимировна мгновенно нахмурилась. Олег отвернулся и устремил взгляд на горящий огонь в камине. На пороге появилась Анна Анчукова:

– Я хотела попросить у вас прощения, – не входя в гостиную, сказала Анна, – я пришла попросить прощения. Чтобы вы не сказали, я приму с покорностью.

– Зачем вы здесь? Разве я не запретила вам приходить в наш дом? – резко спросила Ольга Владимировна.

– Прошу прощения за то, что посмела ослушаться вашего приказа, но мне невозможно было не прийти. До нас дошли слухи о ранение Петра…

– Он здоров и прекрасно себя чувствует. А если вы оставите его в покое, будет лучше чувствовать ещё лучше! – тон Ольги Владимировны был всё так же резок.

– С ним всё хорошо? Правда? Я просто хотела убедиться. Простите меня. Позвольте мне хотя бы изредка навещать вас. Мы бы могли разговаривать о Петре. Я так по нему скучаю…

– Прочь! Немедленно! – вскакивая с места, закричала Ольга Владимировна. – Никогда! Слышите? Никогда я не позволю вам приблизиться к моему сыну. Прочь! И не смейте никогда появляться в этом доме.

– Простите меня, простите. Я не знаю, почему вы на меня злитесь, но подчинюсь вашему приказу – сказала Анна и с самым разбитым видом ушла.

– Бессовестная лицемерка! – Ольга Владимировна ходила по гостиной и никак не могла успокоиться. – Как она посмела только явиться в наш дом после всего, что произошло?!

Анна вышла из дома и села в карету. Как только дверца захлопнулась, лицо её искривила злая гримаса:

– Погоди у меня старая ведьма. Я покажу тебе «прочь»! Ты вместе со своим сыном Олегом ещё милостыню просить будете. Уничтожу вас! Уничтожу!

На самом деле, Анна и не собиралась просить прощения. Она устроила весь этот театр единственно для слуг. Они всё слышали и наверняка начнут судачить по всем углам. Скоро весь город узнает, какая она, Ольга Владимировна Азанчеева. Да и будет кому подтвердить её слова когда Пётр вернётся. Анна шаг за шагом окутывала паутиной семью Азанчеевых, но ни Олег, ни Ольга Владимировна этого не замечали.

Глава 18

Лето набирало силу. Всё время стояла жара. В доме семейства Лукас почти ничего не изменилось. Все дружно готовили запасы на зиму. Это касалось как дров, так и съестных припасов. Впрочем, исключение всё же имелось. Анна всё чаще и чаще проводила время, посещая разные увеселительные места в Павловске. Эти посещения носили достойных характер. Анна всегда возвращалась рано и никогда не позволяла себе ничего лишнего. Она прекрасно понимала, что у неё мало надежды, подыскать достойную партию. А в случае появления слухов она могла лишиться и этой надежды. Ни отец, ни сёстры не мешали ей заниматься поиском мужа, хотя и не одобряли её поведения. Но что ещё оставалось делать? Этот вопрос и заставлял всех мириться с поведением Анны. День проходил в трудах, а вечером вся семья собиралась за чаем и обсуждала следующий день.

Иоганн Лукас почти каждый день по несколько часов проводил в лазарете. Большей частью именно с помощью его усилий эпидемия брюшного тифа не получила распространение. Больше того она медленно уходила из жизни города.

Иоганн Лукас не раз порывался поговорить с Катариной, но она всякий раз уходила от откровенного разговора. И хотя внешне она никак не показывала свои чувства, отец снова оказался прав. День ото дня ей становилось всё хуже и хуже. Её ничего не радовало. Она перестала спорить с сёстрами и говорила только тогда, когда ей задавали вопрос. Мысли о Петре постоянно владели ею и на мгновение не хотели опускать. Порою она вообще никого не замечала. Такое поведение не могло остаться незамеченным. Не только отец, но и сёстры начали догадываться о причинах её постоянной печали. Катарина без устали трудилась весь день, а ночью когда все засыпали, она рисовала. Рисовала снова и снова портрет Петра. Так происходило и этой ночью.

Русская печь едва слышно потрескивала, отбрасывая отблески пламени на деревянный пол и наполняя избу теплом. Рядом с печью лежала охапка дров. На печи весело пыхтел чайник.

Дверь, скрипнув, приоткрылась. На пороге показалась Катарина, облачённая в ночную рубашку, босая с распущенными волосами. В руках она держала подсвечник с одиноко горевшей свечой. Катарина бесшумно выскользнула из комнаты и тихо затворила за собой дверь. Затем крадучись обошла печь и склонилась над сундуком, в котором они хранили старые вещи. Она поставила подсвечник на пол, открыла крышку сундука и покопавшись извлекла оттуда деревянный ларец. Оставив крышку сундука открытой, она прижала ларчик к груди, подняла подсвечник и направилась к столу. Здесь она остановилась и прислушалась. Тишина успокоила её. Катарина поставила подсвечник на стол, затем села и открыла ларчик. Крышка бесшумно откинулась, открывая взгляду стопку ровно нарезанной бумаги, рисунки и несколько карандашей. Первым дело Катарина извлекла карандаши. Вслед за ними, она извлекла рисунки и разложила их перед собой.

Все рисунки выглядели одинаково. Они изображали лицо молодого человека с самых разных сторон. Неизменными оставались только глаза. Они светились от счастья. И это, несомненно, был Пётр. По мере того как Катарина смотрела на рисунки выражение её лица менялось. Проходили минуты, но она смотрела и смотрела на свои рисунки. Смотрела с глубокой нежностью и улыбалась. Пламя свечи освещало глаза Катарины полные любви. В эти мгновения, Пётр был с ней рядом. Рисунки оживали и разговаривали с ней. Катарина слушала и отвечала. Шёпотом отвечала, чтобы никто в доме не мог её услышать. Она долго разговаривала с Петром, а потом достала из шкатулки чистый лист, взяла карандаш и начала рисовать новый образ, который подсказало ей воображение. Лицо Петра появлялось и исчезало среди снежной вьюги. Именно этот образ она хотела запечатлеть.

Катарина настолько увлеклась рисованием, что не услышала шаги отца.

Снаружи хлопнула дверь, а следом раздался грохот. Катарина выбежала в сени и сразу же замерла. Перед дверью лежал отец. Он был без сознания. Катарина бросилась на колени рядом с ним и сразу приложила руку ко лбу. Следом появились заспанные Анна и Мария. Увидев отца лежащим на полу, обе испуганно закричали.

– У него высокая температура, – встревоженно сообщила Катарина, – надо уложить его в постель и накрыть одеялами.

Они втроём не без труда отнесли отца в его комнату и положили на постель. Катарина взяла одеяло, чтобы укрыть отца и тут её взгляд упал на живот. Она отбросила одеяло и стала быстро раздевать отца. Вначале на пол полетел сюртук, потом жилет и рубашка. Обнажив отца до пояса, Катарина издала испуганный крик. Живот был вздут, а на груди виднелась отчётливая сыпь.

– Только не это, – прошептала Катарина и тут же радостно вскричала, – язык, надо ещё посмотреть язык… если не будет сыпи…свечи, принесите свечи…

Мария бросилась вон и почти сразу же вернулась с подсвечником в руках. Она встала с ним над головой отца, а Катарина приоткрыла его рот и заглянула внутрь. В глаза бросился тёмный налёт на языке.

– Брюшной тиф… – Катарина без сил опустилась на край постели и бессильно опустила руки на колени.

– Папа, папа, – Анна и Мария одновременно зарыдали.

– Замолчите, – закричала на них Катарина, – он ещё не умер и не умрёт. – она оглянулась по сторонам, – конечно, у нас есть корни «Аира». Разбавьте уксус с водой, оботрите им всё тело и переоденьте в тёплую одежду. А я пока приготовлю лекарство.

Анна и Мария бросились выполнять указания Катарины. Несмотря на глубокую ночь всё в доме завертелось с невероятной быстротой. Сёстры постоянно сновали из одной комнаты в другую, что-то заносили и выносили. При этом едва ли не каждую минуту они надеялись, что отец придёт в себя.

Ближе к утру всё успокоилось. Всё необходимое было сделано. Катарина напоила отца отваром против брюшного тифа и села возле изголовья, ежеминутно прикладывая руку ко лбу. Несмотря на все старания, температура не спадала. Это был плохой признак, но она не хотела верить собственным знаниям. Катарина беспокоилась всё больше. И под конец попросила сестёр сходить за врачом в город.

– А я пока присмотрю за отцом!

Сёстры вернулись ближе к полудню. С ним вместе пришёл пожилой врач. Он внимательно выслушал рассказ Катарины. Она рассказала, что делалось и как. Потом врач внимательно обследовал Иоганна Лукаса. Закончив обследование, он обратился к Катарине.

– Милочка моя, – сказал врач, – вы сделали всё возможное в этой ситуации. Я не в состояние сделать больше. Болезнь протекает тяжело, но хуже всего, что она запущена до невозможности. У вашего отца не первый день такая высокая температура. Это очевидно.

– Он лечил больных брюшным тифом последний месяц, – тихо ответила на это Катарина.

– Видимо, он сразу заразился. Организм долго находился под воздействием высокой температуры и совершенно ослаб. Вам надо готовиться к самому худшему. Исход может наступить в самое ближайшее время. Сегодня или завтра. Он много не протянет. Сожалею.

Откланявшись, доктор ушёл. Как он и говорил, Иоганн Лукас умер следующей ночью оставив трёх дочерей сиротами и без каких-либо средств к существованию.

Глава 19

Артур продумал всё, вплоть до самой мельчайших деталей. Он уйдёт вместе с другими в ночную вылазку. По пути отстанет и отсидится в одной из воронок, которыми усеяны все подступы ко второму бастиону. Просидит там часа три, а потом… выстрелит себе в ногу. Если выстрел окажется неудачным, он выстрелит и во второй раз, уже в другую ногу. Для этой цели он припас второй пистолет. Всё, что угодно, – думал Артур, – лишь бы не оставаться среди всего это кошмара. Месяц непрерывных боёв. Каждый день рядом с ним умирали люди. Он считал чудом, что всё ещё остаётся в живых. Далее испытывать судьбу уже было опасно.

Как следствие этих размышлений, спустя чуть больше месяца после прибытия на второй бастион, Артур решил осуществить затею, которая позволила бы ему с достоинством вернуться домой. Следовало изначально пресечь любые возможные сомнения. По этой причине, он сделал то, чего никогда не делал за всё время пребывание на войне. А именно, рискнул повести себя так, как и все остальные его товарищи. Он с самого утра и до вечера, метался по всему бастиону и появлялся везде, где только можно. И при этом даже не пытался спрятаться от огня неприятеля. Как следствие, его действия не остались незамеченными.

Ершов не стал возражать, когда Артур попросился пойти в ночную вылазку. А перед самым уходом, к нему подошёл Никита и впервые попросил беречь себя. Здесь, на войне, Артур даже ему завидовал. Этот добродушный толстячок оказался на удивление стойким. Он ни в чём не отставал от Петра. Бился с ним плечом к плечу и так же как он брался за самые опасные задания. Они оба в равной мере заслужили уважение своих товарищей. Кто бы подумал? – задавался вопросом Артур, пожимая руку Никите. Это был хороший знак. Никита больше остальных мог заподозрить его. Теперь же подозрения отпали. Он на мгновение представил, как расстроится Никита его ранению. Время шло. Надо было уходить. Снаружи уже стояла группа из шести человек. Все были вооружены пистолетами, ножами и несли на себя мины. Как только Артур вышел, к нему поднесли мину и стали осторожно подвязывать верёвками к спине. Взгляд Артура выхватил Петра. Пётр сидел возле костра и читал письмо. На плечи была накинута шинель. Артур знал, что это письмо от Анны. Пётр его уже несколько дней читал. Это было первое и единственное письмо от Анны. Сам же он успел отправить ей дюжину писем. Вид письма разозлил Артура. Но, ничего, – думал он, сжимая зубы, – скоро я буду рядом с Анной. Ты будешь продолжать читать письма, а я буду держать её руку.

Приготовления закончились. Ершов лично всех напутствовал:

– Никакого геройства, – предостерёг он, – и если вас обнаружат, расходитесь и идите по одному.

Как кстати! – со злорадством подумал Артур. Он снова бросил взгляд на Петра. Тот не обращал на него ни малейшего внимания.

Прозвучал приглушённый сигнал. Семеро человек, один за другим, перебрались за насыпь и поползли к укреплениям врага. Артур полз первым. Он хотел, чтобы все его видели. Он полз и молил французов открыть огонь. Без него вся его затея была обречена на провал. Его чаяния вскоре оправдались. С той стороны начали интенсивно стрелять. Пуля засвистели над головой. До уха Артура донеслось отрывистое: «расходимся». Артур сразу взял левее. Там больше всего было воронок, а значит и возможность оставаться незамеченным была больше. Только следовало, отползи подальше от насыпи и поближе к окопам противника. Но не настолько близко, чтобы подвергать свою жизнь опасности. Спустя четверть часа он нашёл такое место. Скатившись в воронку, Артур привалился плечом к земле. Потом достал два пистолета и положил рядом с собой. Оставалось только выстрелить в себя.

Пётр действительно читал письмо Анны третий вечер подряд. Он пребывал в гневе по поводу действий матери. Как она может так плохо вести себя с Анной в моё отсутствие? – поражался он. – Разве она не знает, как сильно я её люблю? Пётр хотел в первый же день отписать матери гневное письмо, но не стал делать из-за просьбы Анны. Он прекрасно понимал, что тем самым поставит её в неловкое положение. Поговорю с ней по поводу Анны после возвращения, – решил он. Посему он отписал матери письмо, не упоминая об Анне. Но Пётр даже матери не мог позволить встать между ним и Анной.

Дочитав письмо, Пётр отправился спать. Утро обещало стать тяжёлым. Впрочем, как и во все предыдущие дни.

А вот Никите не спалось. Он всё тревожней вглядывался в сторону противника. Никита беспокоился за…Артура.

Спустя около двух часов после ухода группы, вдали прогремели несколько взрывов. Никита подбежал к насыпи. А вместе с ним ещё несколько человек. Задание было выполнено. Оставалось ждать возвращение группы. Почти сразу после взрывов противник открыл ожесточённый огонь. Второй бастион не отвечал. За редким исключением, они никогда не отвечали ночью. Снарядов всегда не хватало, поэтому их приходилось беречь.

Спустя около получаса после взрыва, на насыпи появились двое из группы. Один из них был ранен в руку. Его сразу же стащили вниз и перевязали. Потом появились ещё двое, целые и невредимые. Прошло ещё около часа, но больше никто не появлялся. Приходилось предполагать самое худшее насчёт трёх последних участников группы.

Недолго думая. Никита прихватил пистолет и полез на насыпь.

– Ты куда? – закричали на него.

– У меня там друг! – не оборачиваясь, ответил Никита.

Артур никак не мог решиться выстрелить в ногу. Он приложил дуло пистолета к внутренней стороне бедра, но никак не мог нажать на курок.

– Ну же, будет совсем не больно. Там нет костей, значит, будет совсем не больно. Ну же… – он зажмурил глаза и заставил нажать на курок. Прогрохотал выстрел. Мгновенно появилась боль и кровь. Он застонал и в этот миг над его головой раздался крик полный ярости.

– Трус! Ничтожный трус!

Никита спрыгнул в воронку и схватив Артура за грудь, заорал:

– Мразь. Ничтожество! Под офицерский суд пойдёшь… – прогрохотал второй выстрел. Никита отпустил руки и опрокинулся спиной на землю. Не выпуская из рук дымящийся пистолет, Артур быстро выбрался из воронки и пополз в сторону насыпи. Потом поднялся и, пригнувшись, побежал.

Петра разбудила артиллерийская канонада. Ещё не открыв как следует глаза, он схватил шинель, выбежал из землянки и помчался к «левому борту». Там уже находился Семён Постов. Подтягивались и другие солдаты. Орудие Петра сделал несколько выстрелов в сторону противника. Огонь с той стороны сразу прекратился, поэтому и они перестали стрелять. Только наблюдали, ожидая атаки пехоты.

– Вашего друга увезли. Ранен в ногу.

Пётр встрепенулся и устремил взгляд на Семёна. Тот прислонился к насыпи и копался в карманах шинели, видимо в поисках табака.

– Кого?

– Лейтенанта Астольца.

– Ранение тяжёлое?

– Не особо!

Пётр облегчённо выдохнул.

– А Никита где? У него спрошу, что там с Артуром случилось.

– Анчуков? Не знаю. Не видел.

Пётр побежал на поиски Никиты. Того нигде не было. Пётр забеспокоился и начал расспрашивать сослуживцев. Очень скоро он узнал, что Никита побежал спасать Артура и больше не вернулся. В это время снова начали раздаваться выстрелы. Забыв обо всём на свете, Пётр бросился к насыпи.

– Куда? – заорал ему вслед Ершов, но Пётр его не слышал. Он перебрался через насыпь и с криком: «Никита», побежал навстречу артиллерийским залпам.

Он ещё издали услышал стоны. Пётр побежал на эти звуки. Стоны становились всё явственнее. Он подбежал к воронке и с криком «Никита» скатился вниз. Никита стонал, зажимая руками окровавленную грудь. Глаза его были полузакрыты. Губы стали почти белыми.

– Сейчас, сейчас, потерпи, – Пётр сбросил свою шинель, быстро расстегнул пуговицы и снял мундир. Он тут же приложил мундир внутренней стороной к груди Никиты, потом приподнял его и затянул рукава мундира за его спиной. Затянул так сильно, как только мог.

– Это…Артур в меня стрелял… – раздался прерывистый шёпот.

Пётр замер.

– Артур выстрелил…себе в ногу…я увидел…поэтому он выстрелил в меня…я говорю чтобы ты знал…Пётр не трогай его…пусть живёт…мразь…пусть живёт…я прошу…не трогай его…обещай…обещай…

На глаза помимо воли наворачивались слёзы. Пётр вытер их рукавом рубашки и несколько раз кивнул.

– Просто знай…какая это мразь…но не трогай его, – снова прошептал Никита, – я хочу чтобы ты был счастлив…и ещё…Анна, – он закашлялся и сразу громко застонал.

В воронку скатился Семён. Пётр оглянулся на него. Тот без слов всё понял. Они вдвоём вытащили Никиту из воронки и понесли в сторону насыпи. Их сразу увидели свои. Они открыли огонь, по противнику прикрывая их отход.

Как только они перенесли Никиту через насыпь, его подхватили санитары. Никиту быстро перевязали, положили в повозку и повезли в лазарет, в Севастополе.

Вечером этого же дня, Ершов подошёл и положив руку на плечо Петра, сказал:

– Крепитесь! Никита Анчуков умер! Мне только что об этом сообщили!

Глава 20

В середине августа, Азанчеевых навестил Андрей Акатьев. Он почти вылечился. Только прихрамывал на правую ногу. Хромота осталась после ранения и на всю жизнь. Ольга Владимировна и Олег очень тепло приняли Андрея. Андрей недолго пробыл на войне, но впечатлений, суд по всему, хватила надолго. Сейчас на фронте наступило затишье. И это не могло не радовать.

Андрей рассказал, что начал работать вместе с родителем. Родитель его являлся поверенным лицом и вёл дела крупных промышленников.

– Знакомлюсь с новыми людьми, завожу связи. Работаю словом, – рассказывал Андрей за чашкой чая, – флота мне уже не видать. Так что, приходится на суше трудиться.

– Родитель ваш, наверное, как рад?! – спросила Ольга Владимировна.

Андрей улыбнулся.

– Рад. Только и повторяет: Молодец. А если ещё и внуков мне подаришь, счастливым умру!

Ольга Владимировна и Олег рассмеялись. Правда, Олег сразу же перестал смеяться. И причиной тому стал укоризненный взгляд матери. Она ему повторяла те же слова несколько лет подряд, но Олег и не думал жениться.

– Как там, у Анчуковых? – спросил Олег.

– А как может быть? – тихо ответил Андрей, – плохо им. Родители ещё держатся, а вот Анна…всё время убивается по брату. И не думал даже, что она так сильно любила Никиту. Они всегда ссорились. Анна всё время повторяла, что терпеть его не может. А вот потеряла его и в себя прийти не может. Смотреть на неё невозможно. Да чего тут говорить…я сам никак не опомнюсь. Всегда думал, что из нас четверых, если и уцелеет, так только Никита. Никто не верил, что выдержит на флоте. В кадетах-то едва мог выдержать. А как попал на войну, сразу изменился. Вон и Артур говорит, геройски воевал Никита.

– Артур Астольц? – спросил Олег. Он знал друга Петра.

– Он самый. Неделю назад приехал. Его тоже в ногу ранило. Он уволился со службы после ранения. Не хочет больше служить. Говорит: не могу видеть, как мои друзья на войне погибают. Как приехал, так каждый день у Анчуковых. И помогает, и поддерживает. Я больше с Петром дружил, а он с Никитой. Вот такие дела.

Андрей замолчал, а потом засобирался идти.

– Останьтесь ещё немного, – попросила Ольга Владимировна.

– С радостью, да не могу. Дела ждут. Сообщите, как весточка от Петра придёт.

Откланявшись, Андрей ушёл.

– Зря мы не пошли! – подал голос Олег. – Следовало пособолезновать. Горе ведь.

– Я не могу туда пойти после всего, что случилось, – ответила Ольга Владимировна, – мне всей душой жаль Никиту, но это ничего не меняет в наших отношениях.

– Да, и правда, жаль Анну! – пробормотал Олег. – Он сел у камина и начал набивать трубку табаком. А потом затянулся и выпустив дым, добавил. – Хотя чего там жалеть. Не пошли, так не пошли.

Андрей был прав. Анна действительно находилась ужасном состояние. Она всегда относилась к Никите свысока, и даже с некоторым презрением. Но его смерть потрясла её до основания. До его гибели, Анна и не осознавала, что Никита был единственным человеком, которого она по-настоящему и всей душой любила.

Слёзы так и наворачивались на глаза. Анна сидела в своей комнате, у тумбы с зеркалом и не переставая плакала. В комнате появился Артур. Он бесшумно вошёл и так же бесшумно затворил за собой дверь. Потом опустился на колени рядом с Анной и с чувством прошептал:

– Анна, не плачьте! Вы разрываете мне сердце своим плачем! – он прижался губами к её руке. Потом ещё и ещё раз. Анна плакала, ничего не замечала. Артур развернул её руку и начала покрывать поцелуями ладонь и запястье. Потом он остановился и посмотрел на Анну. Анна была настолько поглощена горем, что ни на что не обращала внимания. Артур приподнял край платья и прижался губами к её ноге. Он поднимал платье всё выше и выше, и целовал ногу Анну. Его руки заскользили по бёдрам Анны. Она продолжала плакать и не останавливала его. Помедлив мгновение, Артур подхватил Анну на руки и покрывая поцелуями заплаканное лицо, понёс к кровати. Он уложил Анна на постель и впился в её шею страстным поцелуем. Анна застонала. Услышав стон, Артур совсем голову потерял. Он лёг на Анну и начал покрывать страстными поцелуями шею и плечи, а потом впился в её губы. Она извивалась перед ним и всё время шептала:

– Не надо, пожалуйста не надо, остановись, я люблю Петра… – Анна попыталась оттолкнуть Артура, но он убрал её руки и резко задрал платье.

Служанка несла поднос с графином воды в комнату Анны. Когда она открыла дверь, она увидела, как Артур раз за разом вторгается в Анну. Служанка сразу закрыла дверь ушла.

Артур тяжело дыша поднялся с постели и начал быстро одеваться.

– Ты мне омерзителен – равнодушно сказала Анна, – но всё равно приезжай в Павловск в субботу… вечером.