Текст книги "Петербургские сумерки. Часть 1. Морда Принцешная"

Глава 6
Оберег

Сёстры расселись по краям кровати и с тревогой следили за всеми изменениями, происходящими с Катериной. Грудь с ожерельем то бурно вздымалась, то совершенно затихала. Руки лихорадочно метались по одеялу, словно что-то пытались найти. Черты лица едва ли ни поминутно отражали целую гамму разных чувств, а вот блуждающий взгляд не менялся. Глаза будто остекленели и видят нечто, невидимое остальным. Глядя на Катерину создавалось ощущение, что она потерялась и никак не может себя найти. Такое состояние продлилось не более часа. Неожиданно всё резко изменилось. И начались эти изменения с ожерелья. Катерина случайно дотронулась до него рукой. Потом отдёрнула руку, а после не только прикоснулась, но и взяла пальцами один из изумрудов и начала поигрывать с ним. Потом со вторым и третьим изумрудом. Очень скоро она уже обеими руками перебирали камни. И по мере того как она это делала на лице стала появляться… безмятежность. Она успокоилась. А потом даже приподнялась и села в постели. На губах заиграла лёгкая улыбка.

– Такое спокойствие внутри! Как будто на нашу Неву смотрю! – неожиданно призналась она, чем совершенно обескуражила сестёр.

– Ничего такого…странного не чувствуешь? – осторожно спросила Ольга.

Катерина оттянула ожерелье от шеи.

– Потрогай! Понравится!

– Ни за что! – Ольга убрала руки за спину с таким видом, словно кто-то заставлял её дотрагиваться до ожерелья.

– Давай я! – Маша потянулась и взяла один из кристаллов пальчиками, к ужасу старших сестёр. – Ой, какие они тёплые?!

Переместившись поближе к Катерине, она начала одной рукой перебирать зелёные камушки. Да так восторженно, что и Ольга с Анастасией приобщились к игре. Очень скоро все четверо заливались весёлым смехом.

– Маменька с папенькой доктором озаботились…ожерелье снять, – пробормотала сквозь смех Анастасия, и тут случился новый приступ хохота, веселей прежнего.

– Сбежали все с помолвки от испуга! – заливаясь смехом, закричала Маша.

– Да и жених оторопел! – добавила Ольга. – На ведьмовской крестнице собираются женить.

Катерина смеялась так же весело, как и сёстры. Она сама не ожидала, что все эти ужасные слухи являются лишь выдумкой. Сколько лет боялась крёстной. От одного взгляда шарахалась в сторону. А тут ничего и в помине нет.

Прошло немало времени, пока все успокоились. Смех затих, но улыбки никуда не ушли. И уж раз выпала возможность остаться наедине, следовало подумать об обряде.

Первой о нём упомянула Ольга. Анастасия пылко её поддержала. Маша устремила выжидательный взгляд на Катерину. А та отрицательно качнула головой.

– Я не смогу. Когда он поцеловал мою руку, возникло чувство отвращения. А тут сама в губы должна поцеловать. Не смогу, – она снова отрицательно качнула головой.

– Летом после свадьбы в кровать лечь придётся и ножки перед ним раздвинуть, – с философским видом заметила Ольга.

– Я не смогу…

– А кто тебя спрашивать будет?! Потом, это только в первый раз неприятно. А после свыкнешься и супругом управлять научишься.

– Нет! – с решительным видом ответила Катерина.

– Как «нет»? – возмутились в один голос Ольга и Анастасия. – Мы проходили обряд. Мы целовали своих женихов. И ты должна пройти. Мы клятву давали все. Отказываться нельзя.

У Катерины появился беспомощный взгляд.

– Может, в щёчку поцелую?

– В губы! Поцелуешь в губы! – непреклонно заявила Ольга. А Маша с Анастасией поддержали её решительными кивками. – Обряд есть обряд. Вы с Машей его исполните, как положено.

– Я готова. Только у меня жениха нет, – подала голос Маша.

Три сестры разом навалились на Катерину, требуя выполнения клятвы, и одновременно восклицая: «Обряд! Обряд!»

Катерина вынуждена была уступить. А что ещё ей оставалось сделать?! Клятва есть клятва. Две старшие сестры исполнили клятву. И как бы не было неприятно, ей тоже придётся исполнить.

– Слова! Наряды! И дела! – несколько раз таинственно повторили все четыре сестры. Затем слово перешло к Ольге, как к самой старшей по возрасту и по совместительству главной распорядительницы предстоящего обряда.

– В полночь после Рождества мы приведём жениха в твои покои. Вы будете вести крамольные разговоры, а потом ты поцелуешь его в губы. Обряд будет считаться завершённым только после поцелуя. Когда настанет время, ты дашь нам знак, дабы мы могли своими глазами увидеть этот поцелуй. Пусть будет так!

Ольга протянула руку вперёд.

– Пусть будет так! – на её руку легла рука Анастасии.

– Пусть будет так! – поверх руки Анастасии легла рука Маши.

– Пусть будет так! – Катерина положила свою руку поверх всех остальных.

Приблизительно в одно время с таинством, проходившим в покоях Катерины, Герцог пил чай в компании Казарки и деда Макара. Те болтали, о чём ни попадя, а он думал, куда завтреча пойти и где бы разжиться «Шмельками». То бишь кошельками, иль бумажниками. На рынках уже успели примелькаться. Потом, хотелось чего-то остренького, кто до него ещё не делал. Опасно? Да. Но и ощущения от выполненной работы куда приятнее.

Во время чаепития неожиданно в избу ввалился угловатый парень с оттопыренными ушами, вытянутым лицом с маленькими хитрющими глазками и неприлично длинными сапогами. Именно размер ноги и стал причиной появления прозвища Топтун. Топтун обладал не менее примечательными, виртуозными пальчиками, и мог без особого труда обчистить карманы даже самых бдительных горожан. Что с успехом и делал на протяжении последних двух лет. Они с Герцогом считались закадычными дружками, и редко гуляли врозь. Вот и теперь по весёлому лицу гостя стала понятна цель его прихода.

– Баньку приготовь и отравки сообрази на троих. Герцог-то у нас не пьющий! – несколько грубовато бросил он Казарке.

– Чего вдруг? – отпивая чай из блюдца и не трогаясь с места, полюбопытствовала она.

Топтун причмокнул губами.

– Двух «Матрёшек» у Храмовничка прихватил. Высшей пробы. Он их из самой Сибири привёз. Не целованные ещё.

– Так прямо и не целованные? – с иронией поинтересовалась Казарка.

– Мужик рядом не стоял! Четвертной за двух отдал. К утру вернуть надо. А до того попользуем с Герцогом.

– Четвертной?! – поразилась Казарка. – Да за такие деньжата, я б тебе дюжину не целованных привела, так бы и маненько отложила на чёрный день… Где?

Топтун указал рукой себе за спину. Казарка вышла. А тот занял её место и одним глотком опорожнил остатки горячего чая.

Герцог и слова не проронил. Он вообще мало разговаривал. Не особо любил болтать. Через минуту Казарка завела в избу двух девушек с длинными косами, в полушубках и красных сапожками с пунцовыми лицами. Со всех сторон придирчиво осмотрела.

– Красавишны! – признала она. – Стоят четвертной. А ну-ка подол подыми, гляну чего у вас там.

Топтун загоготал.

– Не верит Казарка! Да не целованные они, говорю!

– Сама проверю!

Казарка заставила обеих девушек поднять юбки, а потом тут же, при всех, осмотрела укромные местечки.

– Так и есть! Не тронутые ещё! – подтвердила она после осмотра. Ну, а после, когда новоявленные девки ожидали новых пыток, усадила их за стол и начала подавать им еду, приговаривая и поучая. – Топтун с Герцогом не та швалота, с которой вам придётся знаться. Повезло на первый раз. Дальше хуже будет. Изобьют если, иль по-другому обидят, скажите про тётку Казарку и с косой в охапку ко мне. Ешьте, ешьте, а я пока баньку приготовлю, – девушки и так с аппетитом поедали всё, что им давали. Проголодались с дороги. Второй день не ели. Сами об том сказали.

Казарка пригрозила кулаком Топтуну.

– Обласкаешь их! Пусть мужскую ласку помнят, когда по рублю да по полтиной по рукам пойдут.

– А чего ему не скажешь? – Топтун покосился на Герцога.

– Он не обидит. Да и незачем. Девки-то от него глаз не отводят. На еду смотрят реже.

– Баньку топи! – огрызнулся Герцог. – А мы тут без тебя обрешим утешные дела.

Казарка, широко улыбаясь, ушла. Всё ровно так и обстояло. Гостьи иногда украдкой, а иногда и открыто поглядывали на Герцога. Было заметно, что он им понравился. Тот бросил виноватый взгляд на друга. Топтун махнул рукой.

– Привык ужо. Любить меня всё одно будут. А, дед Макар? – он подмигнул ему. – А давай с нами с тёткой Казаркой?! Тряхнёшь бородкой на посошок!

Дед Макар начал плеваться в ответ. Топтун снова загоготал. Именно загоготал. Смеяться он не мог. Только издавал горлом разные звуки как гусь.

Через полчаса Казарка забрала девок в баню. Коротко объяснила чего и как делать, а потом велела раздеться и мыться. Когда Топтун с Герцогом пришли, обе были нагишом и выглядели радостно. Они ручками помыли своих дружков, прошлись по ним веничками из полыни, а потом и отдались со всей страстью, как и советовала Казарка.

Веселье продолжалось всю ночь. А под утро все четверо так и заснули голыми в бане.

Глава 7
Облава

В Съезжем доме 2-й Адмиралтейской тем же утром готовились взять братьев Петровских. Здесь совсем недавно расположилось сыскное отделение полиции Санкт-Петербурга.

В неубранной комнате с запачканными стенами и четырьмя высокими окнами, сплошь покрытыми инеем, выступал сам начальник сыскной полиции Пётр Андреевич Крамилин. Одиннадцать обер-офицеров полиции располагались на стульях в первых двух рядах. Следующие пять рядов занимали Околоточные надзиратели. Каждый такой надзиратель возглавлял отдельный участок города и имел в подчинение приставов, городовых и дворников. Иными словами говоря, именно эти люди расследовали все значимые преступления в городе.

Крамилин говорил мягко и старался донести до своих подчинённых каждое слово. Впрочем, как и всегда в таких случаях.

– Убийство наглое и жестокое! Убийцы Гайменники. Не так часто нам удаётся вылавливать это зверьё. Поэтому необходима полная собранность. И действовать будем наверняка. Кроме всех прочих мер, установим засаду по дороге от Малинника на Сенной до Горячего Поля в районе Лиговки. Афанасьев!

– Ваше благородь! – с задних рядов поднялся Околоточный надзиратель на вид крепкого сложения с усищами.

– Берёшь с собой двоих, и караулишь дорогу до особого приказа. После двух часов задерживаете каждых двоих мужиков, которые идут вместе. А до того времени, чтоб носа не показывали. Если упустим, к вам подойдёт подкрепление. Выполнять!

Афанасьев козырнул и поспешно бросился выполнять задание начальства.

– Далее, – Крамилин очертил рукой комнату. – Трактир на втором этаже Малинника. Братья Петровские придут туда ровно в два. Пять минут третьего мы должны всё вокруг дома перекрыть. Этим займётся мой помощник, капитан Соколов. Поручик Явский возьмёт на себя трактир. С ним пойдут восемь человек. Этого вполне достаточно. Ну, а мне достаётся Мелочная лавка на первом этаже. По нашим сведениям там есть какой-то скрытый ход. Куда, пока непонятно, но, вроде как, оттуда можно убежать. Я проверю, насколько это донесение соответствует действительности. На этом всё. Выдвигаемся прямо сейчас к Сенной площади и сидим как мыши до двух часов.

Далее всё происходило согласно намеченному плану. Как только часовая стрелка перевалила за цифру два, Соколов с двумя десятками жандармов начал окружать жёлтое трёхэтажное здание с номером «3».

Чуть ранее Крамилин вошёл в Мелочную лавку на первом этаже. За полками с самоварами в дальней левой части действительно виднелись мешки. Он их сразу заметил, однако тщательно осмотрел все остальные товары, включая мешки с мукой и крупой, что стояли справа от двери и ворох одежды развешанной на стенах. За прилавком стоял сам хозяин в грубом фартучке из кожи. Крамилин сначала указал рукой на мешки, а потом себе под ноги.

– Затруднитесь перенести мешки сюда или же проводите меня в ту комнатку, которая находится за ними. Могу документик показать за надобностью!

– Да вас каждая собака в городе знает! – с хмурым видом ответил хозяин лавки. А потом вышел и поплёлся в сторону мешков. Крамилин последовал за ним. Тот убрал справа несколько мешков, освобождая проход, затем прошёл дальше и открыл маленькую дверь.

– Здесь!

– Благодарствую! Стойте за прилавком и никому ни слова лишнего. Не то придётся с нами поехать.

Крамилин вошёл в комнатку и осмотрелся. В ней-то и развернуться негде. Деревянная лестница приставлена к стене и уходит под потолок. Над ней квадратная крышка. Тоже из дерева. Такая же крышка, но только с кольцом в левом углу прямо на полу. Судя по всему, подпол. А вот куда ведёт, одному Богу известно. Да и времени нет выяснять. Он посмотрел на часы. Четырнадцать минут третьего. Ровно через минуту Явский должен был начать. Крамилин достал из кармана пистолет и отошёл к двери, одновременно держа в поле зрения лестницу и крышку подпола.

Сзади послышался топот ног. «Начали», – понял Крамилин.

Топот ног по лестнице всё ещё раздавался, как откуда-то сверху раздался зычный голос Явского.

– Где братья Петровские? – и тут же: – Стоять! Стоять! Кому говорю!

Но какой там «стоять»?! Над головой Крамилина поднялся невообразимый шум: крики, звон разбито стекла, что-то всё время с грохотом падало, да так, что потолок над головой осыпался. Ну, а потом наступила кульминация. Крышка над лестницей распахнулась. Показался один сапог. Потом второй. Сапоги неожиданно соскользнули с поперечинки, и к ногам Крамилина свалился здоровенный мужик и застонал от боли.

– Балда! – раздался сверху злой голос. Показалось ещё два сапога. Они тоже соскользнули с поперечинки, и второй мужик, такой же здоровый свалился на первого, который уже, было, поднимался, но после такого удара сверху растянулся и перестал подавать признаки жизни.

– Какой гад лестницу маслом смазал? – зарычал второй мужик, пытаясь слезть с первого.

Крамилин с любопытством наблюдал за всей этой сценой.

– Прям как яблочки к ногам упали. Только корзинку подставляй! – он наставил дуло пистолета на второго мужика, который стоял на четвереньках и собирался подняться. Услышав голос, тот с удивлением воззрился на Крамилина. Одновременно, услышав грохот, прибежал Явский с двумя жандармами.

– Сам брата понесёшь иль подсобить? – поинтересовался Крамилин.

– А я ничего не знаю! И он тоже ничего не знает! – мужик ткнул рукой в спину брата, который всё ещё находился в беспамятстве.

– Ничего страшного, – успокоил его Крамилин. – Знания приходят со временем. Посидите несколько месяцев, авось поумнеете.

– В Съезжатник?! И чего такого мы сотворили?

Все преступники называли камеры в Съезжих домах либо так, либо «Клоповник».

– Молодуху на Сенной площади убили!

– Так это не мы! – мужик несколько раз осенил себя крестом. – Знать с братом не знаем, об чём речь.

– Вот когда узнаете, тогда и расскажете. А мы подождём! – Крамилин отошёл и кивнул. Сзади ещё подтянулись жандармы. Они связали обоих братьев. Одного поволокли, а другого унесли.

С чувством выполненного долга и находясь в превосходнейшем настроении, Крамилин покинул здание.

Он снял с руки перчатку, набрал пригоршню снега и обтёр им лицо. Потом стряхнул несколько раз мокрую ладонь и снова надел перчатку. К нему подбежал Соколов и сообщил, что оцепление вокруг дома снимается. Чуть позже подъехала двуколка. Они с Соколовым сели, и в этот миг Крамилин заметил знакомое лицо в конце переулка.

– Побудь здесь! – попросил он.

Как только Соколов сошёл, жандарм на козлах дёрнул поводья. Лошадь рысью понеслась вперёд. Лицо исчезло, но Крамилин не сомневался, что его ждут. Иначе, зачем показываться?! Он попросил жандарма притормозить возле угла. Тот выполнил просьбу. Из-за угла появился Герцог, вскочил на подножку и через мгновение опустился рядом с Крамилиным. Шапка, глубоко надвинутая на лоб, и поднятый воротник надёжно скрывали лицо от посторонних глаз.

– А я тут давеча подумывал, как бы с тобой встретиться! – негромко и не глядя на Герцога проронил Крамилин.

– Вот и встретился, – прозвучал ровный голос.

– Это ты маслом лестницу смазал?

– А то кто же?!

– И почему нам решил помочь?

– Девку ради нескольких целковых изувечили насмерть. Ненавижу такой народ. Потому и помог. Не ищи другого. И тебе я не помощник. Помощь мне твоя тоже не нужна. О том и пришёл сказать. Если что надумаю дам знать. А того и гляди сам справлюсь. И вот ещё, Свистковый! Поберегись. И жинку с дитём побереги. На тебя Гайменники топор заточили. Больно не любим ты у них. После сегодняшнего будет только хуже.

Герцог на ходу соскочил с кареты и почти мгновенно исчез из виду. Двуколка вернулась обратно. Соколов ждал там же, где его и оставили.

– Убили купчиху Игнатьеву с Невского. Только весть пришла! – сообщил он, как только двуколка остановилась.

– Едем! – отрывисто бросил Крамилин.

Через полчаса Крамилин уже осматривал место очередного убийства. Там уже находились два жандарма. Один из них отвёл его в чулан и показал место убийства: женщина лет сорока пяти лежала на разном скарбе, раскинув руки. Серое платье стало почти красным от крови. Отчётливо виднелись несколько продольных порезов, которые могли быть оставленным чем-то острым. Крамилин одним взглядом выхватили все эти детали. Куда больше, чем тело, привлекла его сломанная дверь. Её сначала сломали, но, видимо, открыть не смогли, поэтому вырвали вместе с петлями. Он очень внимательно её осмотрел, а потом ушёл, чтобы осмотреться в купеческом доме. Местами валялась сломанная мебель. Но как-то слишком правильно валялась. И больше всего поразил Крамилина стул с богатой красно-золотистой отделкой. Такой стоит не меньше двадцати пяти рублей. А может и дороже. Стул с тремя ножками валялся на боку, а четвёртая сломанная ножка, аккуратно лежала сверху.

Он прошёл в гостиную. Там Соколов опрашивал купца Игнатьева, чья супруга была убита. Крамилин не стал вмешиваться, а просто осмотрелся. На полированном комоде лежала инкрустированная шкатулка. Он подошёл к комоду и открыл шкатулку. Она оказалась наполовину заполненной золотыми украшениями. Он закрыл шкатулку и, не оборачиваясь, спросил у Игнатьева:

– Стул-то дорогой. Жаль. Выбросить придётся!

– Не придётся! – уверенно ответил Игнатьев. – На раз починить можно. Как новенький будет.

– Так чем вам жинка не угодила, господин Игнатьев? – Крамилин обернулся и бросил испытывающий взгляд на вроде как безутешного супруга. Тот вытер платком сначала шею, а потом и лицо.

– Не понимаю, о чём вы! – ответил Игнатьев глубоко печальным голосом. – Ко мне в дом ворвались…страшные бандиты, перевернули всё вверх дном…забрали пятьсот сорок семь рублей тридцать копеек. Убили жену и ушли.

– Вместе с ними считали или по отдельности?

– Над моим горем издеваетесь?

Крамилин бросил на него насмешливый взгляд и указал рукой на шкатулку.

– Вас не тронули. Золотишко тоже не взяли, хотя и лежит на виду. А вот дверь в чулане выломали, чтобы убить жену. Господин Игнатьев, у нас имеются два вида кровососущих в Съезжих домах. Одни в белье, другие – изуверы с Горячего поля. С кем бы желали квартировать?

Игнатьев поник и выдавил из себя.

– Грех на душу взял!

Крамилин отвёл Соколова в сторону и очень тихо сказал:

– Поговори с Игнатьевым, всё объясни, а потом посади вместе с братьями Петровскими. Пусть выведает, чего ещё они сделали. А у меня срочные семейные обстоятельства. На службе сегодня не ждите.

Соколов понятливо кивнул. А Крамилин сразу поехал домой и попросил жену наскоро собрать самые необходимые вещи.

– Пока брат в Москве, поживём у него! – добавил он.

Крамилин со всей серьёзностью отнёсся к предупреждению Герцога. Он отвёз жену с сыном на квартиру брата, которая находилась на Лиговке, и там с ними заночевал.

Наутро он вернулся в свою квартиру. Дверь была выломана. В комнатах царил страшный беспорядок, вещи разбросаны, некоторые даже изодраны в клочья, а в столешнице торчал топор. Так ему давали понять, что всё равно убьют.

Глава 8
О многом

Уже на второй день газеты разразились восхищёнными публикациями в адрес Крамилина. Раскрытие убийства сложнейшая из задач. А тут сразу два раскрытия одновременно с задержанием преступников. И разница всего в несколько часов. Соколов сам лично принёс Крамилину газету с кричащим заголовком: «Берегитесь, Преступники». Но тот даже читать её не стал. Просто отмахнулся и всё. Пока город с восторгом обсуждал его великие деяния, сам Крамилин с прилежностью студента рылся в архивах, пытаясь найти хоть что-то, что помогло бы ухватиться за дело графини Кочергиной. Он не только не забыл о разговоре с ней, но и намеревался в самое ближайшее время заняться раскрытием далёкого преступления. Для него это дело стало новым вызовом, который он собирался принять.

Следующие два дня прошли в относительном спокойствии, если не считать появления родственников убитой на Сенной площади. Оказалось, что Светлана, так звали ныне покойницу, доводилась им племянницей. Родителей у неё не было. Крамилин выслушал их, принёс соболезнования, сообщил, что преступники задержаны, а потом распорядился отдать тело. На этом история с убийством для него закончилась. Оставалось дождаться лишь признательных показаний братьев Петровских. С ними уже работал Игнатьев. Его подсадили к ним в камеру. И, как ни странно, он с ними поладил. Верно, слово «купец» расположило братьев к новому знакомому. Рано или поздно, они должны были заговорить. Крамилин не без основания подозревал, что Светлана не единственная их жертва, поэтому никак не торопил события. Дело было поручено Явскому.

Но если Крамилин не обращал внимания на происходящие события, то этого нельзя было сказать о газетах. Как только выяснилось, что жертва сирота, появились новые публикации и такие жалостливые, что дамы плакали навзрыд.

Всё это вместе привело к закономерному итогу. Крамилин был приглашён к самому генералу Трепову на приём.

Высшее начальство приняло его благожелательно и высказало несколько лестных слов по поводу достигнутых успехов. Далее было сказано, что Крамилину выделена денежная награда в размере ста двадцати рублей.

Улучив минутку и пользуясь возможностью отблагодарить своего спасителя, Крамилин обратился к Его Превосходительству с просьбой.

– Прошу вас! – поощрил Трепов. – Всё, что в моих силах.

– Ваше Превосходительство! – почтительно обратился к нему Крамилин. – Нижайше прошу снисхождения для вора и преступника по прозвищу Герцог.

– Герцог?! Не слышал о таком! – Трепов нахмурился. – И в чём заслуги оного?

– Это он помог арестовать братьев Петровских. А ещё спас меня с семьёй от смертоубийства. Мой долг пред ним…

– Я подумаю! – Трепов сделал жест рукой. Он терпеть не мог подобных просьб, и Крамилину было об этом известно. Но раз уж представился случай, обязан был ответить благодарностью.

Слегка подпортив отношения с высшим начальством, Крамилин поехал домой. Со дня покушения он старался как можно чаще бывать с семьёй.

А в доме Белозёровых кипели нешуточные страсти. И были они связаны с Катериной. Вернее, с её нежеланием видеть жениха. Граф Эссен приезжал четвёртый день подряд. Предыдущие три раза ему так и не удалось дождаться невесту. Она попросту к нему не вышла. Сначала благородные родители связывали состояние дочери с некими неприятными последствиями, связанными с ожерельем, но затем осознали своё заблуждение. Произошло это утром, накануне четвёртого визита. Они направлялись в покои дочери, когда услышали звонкий смех. Вскоре им представились дочери Катерина и Маша. Они играли в так называемые «обменялки», писали коротенькие записочки, а потом менялись и читали, чего там написано. Таких записочек на ковре валялось не меньше двух дюжин. Чета Белозёровых сподобилась прочитать некоторые из них. Истина предстала перед ними в самом неприглядном свете. Речь, не в самых лестных выражениях, шла о графе Эссене. Подобное легкомыслие?! Подобное неуважение к жениху? Подобное коварство?! Даже подобная низость! Да, именно эти выражения использовал Белозёров в своей гневной речи, обращённой Катерине. После чего потребовал принесения немедленных извинений жениху. Нет. Не за использование непозволительных слов. А в виду нездоровья, вызванного временной лихорадкой. Белозёров, как человек щепетильный, не мог допустить любого рода замечаний в адрес своей семьи. Другое дело болезнь. И придраться не к чему.

– Немедленно спустишься и попросишь прощения! – со всей строгостью приказал он.

Едва глава семьи ушёл, матушка подошла к Катерине, взяла за руку и, заглядывая в глаза, мягко спросила:

– Катенька, душа моя, об чём волнуешься? Чем сердечко полно?

На что Катерина со всей откровенностью ответила:

– Отвращение чувствую к нему. Пытаюсь совладать с собой, но только хуже становится. Рядом с ним даже минутка в тягость.

– Им ведь немного надобно. Послушания вершок да терпения сажень. Отдай. Иначе покоя не будет, а жизнь тяжкой станет.

Катерина молча кивнула. Матушка поцеловала её в лоб.

– Смени платье и приходи в гостиную. А я озабочусь гостем. Чаем китайским недавно привезённым угощу. И ты подарочек возьми. Безделушечку. Цены никакой, а глаз порадует. Быть тебе с ним отныне. И заступником тебе будет и врагом. Кого сама выберешь. Запомни, и «держи за косой».

Белозёрова спустилась в гостиную, и в полной мере позаботилась о зяте. Ему было оказано столько внимания, что дурное впечатления от прошлых визитов стало понемногу проходить. А уж когда явилась Катерина во всей красе и преподнесла ему в подарочек миниатюрное деревянное корытце в глазури, настроение и вовсе стало прекрасным. Позже Катерина самолично налила жениху чая. А далее со всем вниманием слушала всякую глупость им сказанную. И даже поддакивала ей. Чаепитие прошло удачно. Граф Эссен решили откланяться, но изволили попросить позволения пригласить невесту на Святочные гуляния. Разрешение было немедленно даровано. Белозёров лично проводил зятя до дверей и, выразив надежду на новый визит, попрощался.

Вернувшись в гостиную, он похвалил Катерину, а затем отправился в свой кабинет, чтобы за трубкой табака почитать газеты. Их доставляли ему каждое утро.

Оставшись наедине с дочерью, Белозёрова с необидчивой лёгкостью пожурила её.

– Видишь, как просто. Улыбнулась, корытце дала, послушала, и он уж души в тебе не чает. Вот и «держи за косой» своё корытце. Не сможешь любить, так хоть спокойна будешь.

Катерина осознавала правоту матери. Ей очень не нравился жених, но чего ещё сделать, как не подчиниться судьбе? Все так живут. И она будет.