Текст книги "1976—2021. Кусок жизни. А девочка сгорела в красном платье"

1976—2021. Кусок жизни
А девочка сгорела в красном платье
М. Гиршовский

– Ты нарисовал в этом рассказе много картин, – сказал я.

– Да, – кивнул он головой, – но они были без начала и без конца.

Джек Лондон

Путь ложных солнц

Через годы через расстоянья тело твоё чувствую своим,

И ни здравствуй, и ни до свиданья – на пороге вечности стоим.

© М. Гиршовский, 2022

ISBN 978-5-0056-5663-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Приближение к книге

«Веер линий времени обманчив…»

 
Веер линий времени обманчив
И таинственнее языка цветов.
Вроде ясное скольжение по льдинке.
А какие ж льдинки? – Асфальт сентябрьский.
 
 
А ведь точно было есть и будет
И вчера и завтра – тысячи мильонов
И сейчас без счёта – здесь и там сейчасы.
 
 
Руку, дай мне руку, нам не потеряться,
Мы здоровы вечно, улыбайся светло,
Улыбайся горько, только улыбайся
Это наша радуга и мост через все потопы.
 

EPITAPH ON A TYRANT

W. H. Auden

 
Perfection, of a kind, was what he was after,
And the poetry he invented was easy to understand;
He knew human folly like the back of his hand,
And was greatly interested in armies and fleets;
When he laughed, respectable senators burst with laughter,
And when he cried the little children died in the streets.
 

January 1939

– —

У. Х. Оден

 
Какое-то совершенство он преследовал
И поэзию принёс легкую и понятную;
Он знал человечью дурь как кожу с тыла своей ладони
И был увлечён армиями да флотами;
Когда он смеялся, лопались от смеха почтенные сенаторы,
А когда плакал, на улицах умирали дети.
 

«Вредно ли курить? А это важно?..»

 
Вредно ли курить? А это важно?
Обидно быть рабом привычки, это да.
А как же быть с едой, со сном, с работами желудка, сердца,
Походки, почерка, умения читать?
Способность видеть, слышать, чуять – зависимость от них
Наркотиков сильнее самых сильных.
А ведь достаточно поголодать, понекурить – и ты узнаешь о свободе больше, чем дон Жуан, чем кто угодно, кроме
Обколотого галаперидолом протестанта, когда очнулся он – и вдох, и выдох.
Он ещё связан, а живёт свободно. Может быть. И слава Богу.
 

«Все ли уходят из жизни в смерть?..»

 
Все ли уходят из жизни в смерть?
Вряд ли, многие живы, я слышал,
Ходят, едят, а рождались ли? —
Рождались быть живыми.
 
 
Это дело другое совсем, чем то, о котором речь, —
Из линии жизни со мной – ни слова, ни сна,
Ни духа, ни рыла на этой линии, my dearest, dear,
Love and enemy, о, сколько их – тысяча и одна
 
 
И один миллион незамеченных, а всплывающих в памяти
Своим рукавом, походкой, шаркнувшей мимо, тычком в автобусе локтя
Сто лет назад или двести или сто тысяч пядей
По утку вбок, в сторону, далеко – попробуй дотронься,
 
 
Прикоснись!
Ты же есть везде.
 

«И если не найти тебя в сетях, то это память сочинила сказку из звёздной пыли и рассвета, которых не было и нет…»

 
И если не найти тебя в сетях, то это память сочинила сказку из звёздной пыли и рассвета, которых не было и нет.
Как нет ни дней, ни лет.
 

«Для лёгкости понимания текстов изобретены абзацы…»

 
Для лёгкости понимания текстов изобретены абзацы.
Можно каждую фразу отдельным абзацем.
Можно и фразу разбить на несколько строк.
И когда получится столбик – могут получится стихи.
А могут не получиться.
Но ладно, пусть не стихи.
А разбитое в столбик понятнее.
Пусть и каждому читателю по-своему.
А то и стихи.
 

«Он…»

 
«Он
Был
Добр,» —
Сказал мне сослуживец.
 
 
«Он
Был
Очень
Добр,» —
Сказал, чтоб подтвердить свои слова.
 
 
Поминки были ли, забыл.
Ограду я поставил широко, есть место матери и мне.
И через десять лет уехал в США.
* * *
«Я – то, что о себе я думаю,» – известное высказывание, с этим соглашаются легко и сходу.
А я, что ни минута, думаю о себе по-разному.
И все думают о себе по-разному, разве что не так часто.
Что же, я – равнодействующая средняя этих многочисленных «я»?
Скорее ствол веток этих «я».
Ствол растёт из корня. А если кустарник, то из корней.
А корни из почвы, укоренены в почве.
И даже подсолнух с одним единственным цветком укоренён в почве.
Продолжая о мыслях, ветвях и листве, почва – что-то в ветви попадающее опосредованно, водой по капиллярам, – бессознательное (не под и не над или и под и над, это о чём-то другом).
Немыслимое.
А где-то центр Земли, [у всех] один.
ДОРОГА
Даосы говорят, что здоровье необходимо для работы. Ещё бы!.
Счастье – необходимо в той же мере.
Нет таких путей, которые ведут к несчастью, есть секты with dead end.
Есть разные критерии счастья-несчастья. По большей части – это критерии сообществ типа «морально-аморально» – моменты разных культур
В советской культуре и многих других западных культурах «морально» отдать жизнь за Отечество,
А Отечество – государственная машина, и в этом счастье.
На Четвертом Пути Гурджиев говорит о врожденной совести, которая ведет человека по жизни единственно верной дорогой для этого человека.
Совесть почти убита «моралью».
И пока совесть в себе от себя спрятана, человек может идти по дороге только вслепую.
У Кастанеды дон Хуан говорит об этом:
Ни один дурак не встанет на путь добровольно.
Сюда можно только заманить, расставив ловушки.
И уже потом человек может понять, что это для него правильно
Выбрать такого человека правильно – это задача для учителя.
«Путь может быть только с сердцем».
Если путь не по душе – всегда можно найти другой.
Путей может быть столько, сколько людей.
Определяет «этот» или «другой» только совесть.
 

«Мечта о тыле – стоп на знаке «стоп…»

 
Мечта о тыле – стоп на знаке «стоп»,
Водитель жмёт на тормоза, не замечая жима.
Ох, как же надоело в рифму, в ямб тянуть словами чёрт-те что не зная сам зачем.
Прёт изнутри, работает движок на стопе на нейтралке.
Дождись пространства, жми на газ, и хватит материться.
И в трафике чужих мечтаний придётся быть внимательней на трассе.
«Куда ж нам плыть?» – построена дорога, которой двигаться автомобилю. —
Пешком и шагом, медленно и верно.
 

«Слышишь, берёшь лист, пишешь, лист не видишь, видишь сквозь…»

 
Слышишь, берёшь лист, пишешь, лист не видишь, видишь сквозь.
Что получилось? – Чёрт-те что. В бумаге дырья, рвань и щели.
Немота. Всё глухо. Ты видишь. А слова? – Ни одного.
Всё тот же гул и вой, что было слышно. Лист бери и рви, шуршаньем заглушая гул. Легчает? – Да…
Пиши сквозь вой хоть что, хоть что попало. Да.
 

«Вышел на пенсию и перестал узнавать себя в зеркале…»

 
Вышел на пенсию и перестал узнавать себя в зеркале.
Изменился? – Вряд ли. Отвык. Изображение в зеркале встречается взгляду случайно: что это, ёлки! – движется, кто такой?
При стрижке – бороду только видишь, волосья, а не лицо.
Вот, так расстаёшься с плотью мало-помалу. С удивлением.
Удивляясь себе, миру в себе, миру с собой, миру.
 

«Мир невидимый соотнесён с миром видимым словарём…»

 
Мир невидимый соотнесён с миром видимым словарём
Листьев, снега, подъездов, замков и звонков, пятен блёклых на старых фото,
Ветром, сдувающим памяти пену – цвет весенний с ранета вдоль Волги,
Слезой
Деда, увидевшего тебя за квартал не в последний ли раз,
Чем-то твердеющим, раньше чем ты прикоснулся, сморщенным личиком, реально тяжёлым в рука…
 
 
Вспышкой или звоночком доктора Павлова – вот в этом весь опыт собачки.
А человек? – То же, тоже. Только одно есть у homo другое – знать, что это звонок, и уметь самому позвонить. —
 
 
Что за басня без морали? —
Это басня без морали.
 

«Ну как тут спорить с чем тут спорить как ты поспоришь с пустым и может быть не местом…»

 
Ну как тут спорить с чем тут спорить как ты поспоришь с пустым и может быть не местом
Да смысл серьёзный безупречный и правоты три килограмма
А что за этими словами бумажка читанная на ночь
И в полусне полу-обдумав полу-переварив мурчанье
Запомнилось увиденное на ночь потом размножено и голосом и буквой
 
 
И ты своё в ответ провоешь то что тебя чуть не убило
И смехом прервало дыханье
Нунах
 

«– Тяжёлый день закончился легко…»

 
– Тяжёлый день закончился легко.
– Как жизнь?
– Как жизнь.
 

«Жалуются на потерю натуры, на уход гигантов…»

 
Жалуются на потерю натуры, на уход гигантов…
А это уходят Рыбы.
И всё Водолее и Водолее.
Мир орденов большевиков уходит, большевики остаются стадами.
Люди вырастают из кентавров и идут своими ногами.
 

«Где ударенье ставить в слове «чаша»?..»

 
Где ударенье ставить в слове «чаша»?
«ЧашА,» – мы говорим, идёт по кругу как трубка мира в дальней стороне.
У нас – огонь горит, когда мы пьём, а главное одно и то же —
Круг одного и ясного сознанья сквозь химию и быт, стремление к планете живой одной в руках Творца.
 

Текст

«Ты имярек велик и смешон, песни поют в твою честь и ржут…»

 
Ты имярек велик и смешон, песни поют в твою честь и ржут
Кони, кони поют, и ухмыляются люди, как ты ни строй нас в каре.
И компромисты и конформисты смеются – в том сущность вида,
А перестав, не люди они уже, хоть и двуноги, и глазки блестят.
 
 
Это сверх-человеки – кони, волкИ и прочие твари земные и адские,
Нам о них знать зачем? – Они оседают на дно, пусть их.
А нам улыбаться и жить, как ты ни строй нас в каре,
Мы разбредёмся к подругам, к семьям и по домам.
Ты имярек велик и смешон, пустобрёх и кто-то на дне.
 

«Не Мандельштам, так я здесь вставил зубы и уходить буду в зубах…»

 
Не Мандельштам, так я здесь вставил зубы и уходить буду в зубах.
Меняет нас вставная челюсть, респект улыбке придаёт,
А главное – ты можешь мясо теперь разжёванным глотать,
Но мясо – это мелочь, есть такое, что в жизни нужно больше мяса.
Соленья! Кислая капуста! А огурцы?! И боже мой – грибочки!
Теперь мне водка нипочём – всего лишь приправа к квашеной капусте.
Да, русский, русский. Не язык, а алкоголик.
 

«Сходится всё, чему время сойтись. Вспомни – мимо скользило льдинками…»

 
Сходится всё, чему время сойтись. Вспомни – мимо скользило льдинками
Жадно желанное с именем жизнь, видимое и ненавидимое.
Сегодня день и завтра день, ему всегда оставаться завтра,
Там фиолетовое может сойтись и параллельное пересечься,
И ты однажды поймёшь, что «чернь» имя всему, что не светится.
А как же червлёная сталь Луны в чёрной сини небес,
Заплывы и входы в люцидные сны? – Айда, нам пора дальше в лес.
 

«Оторви, говорит, и выбрось, всё должно быть давно по-другому…»

 
Оторви, говорит, и выбрось, всё должно быть давно по-другому.
Ах, мой милый! Заканчивай это, впрочем длится – и пусть себе длится.
Есть ли стороны у плеромы? Есть ли у полноты аспекты? – Что-то есть, а чего-то нету,
Так уж – если надо, поищи, где по-другому.
 
 
В этой интонации теперь по-русски может каждый говорить километры,
Мили, градусы, параллели и меридианы, мол, тоскую, а тоска конечна,
Как случится помереть – не потоскуешь, так тоскуй сейчас, пока есть возможность,
Тоскуй, сука, а то в лоб получишь, и не до тоски тебе будет, дурак учёный.
 
 
Трудно ржать из-под трёх инфарктов наверно, а мне проще – почечуй да подагра – смешные,
То завоешь от боли матом, то смеёшься – как это глупо выть от боли, как-будто поможет,
А тоска – не перетаскать барахла скопившегося, что в мозгах, что на сердце, что в полуподвале —
Целый мир всех людей, с кем жизнь на Земле посожительствовал,
 
 
Вольно дыша и невольно дыша, то дыша, то дыхание сдерживая,
Чтобы не было больно кому-то тоскующему слышать, как можно дышать,
Когда всё пoxyю – от и до, и до ре и так далее. Будь со мною, мой милый, будь.
Просто будь. Есть ли я, нет ли, какая разница – никакой, ни тебе, ни мне, ты будь.
 

«Бессмыслен человек, никчёмен, а так ли это? – Сомневаюсь…»

 
Бессмыслен человек, никчёмен, а так ли это? – Сомневаюсь,
Он ест еду, шаги шагает и словно птица оставляет след,
И даже может тропинку протоптать в снегу, и даже больше
Чего-нибудь такого, а зачем? – Да только ради смысла, зачем ещё?
 
 
Для смеха, который только и может смыслом быть,
Весёлый светлый смех, как у ребёнка, когда он тянется на ручки,
Зная наверняка – сейчас сию минуту так и будет. Взлёт.
И взрослый ждёт подвоха.
 

«Всё со стороны, со стороны, не дай мне, Господи, эксперимент поставить…»

 
Всё со стороны, со стороны, не дай мне, Господи, эксперимент поставить.
Не смерть меня интересует – жизнь, извивы, рукава и память.
 
 
То пробуешь котёнком тычась в поисках дыры наружу,
То по Платону блудишь в идей пространстве, практику считая униженьем
Для человека. А то скрипя и то и то сворачивая в трубку
До боли в центре живота и трудности дышать. О! не забыть бы!
 
 
Тычась лбом, боками в твёрдое идей пространство в поиске дыры наружу,
Пульсируя и обливаясь пульсом, а леший кружит, кружит.
 

* * *

Старая морда, борода рябая противная, глазки красные щурятся,

Одноклассники помнят тот синий цвет, где вы, живы, чьи вы?

И вот смотрю я на фото полвека тому назад – вижу совсем другое,

Глядя из того Мишки, того, полвека тому назад на это самое фото.

И что же вижу, а вижу страшно противного парня, прячущего за улыбкой

Страх, недоверие, кто такого может любить, никчёмный еврей толстозадый,

Всегда как лицом в стекло ударенный дверью наотмашь,

Сплющенный всем, что навстречу, а было навстречу всё.

Лицо не такое, как надо, другое лицо, чем принято,

В общем урод с приоткрытым всегда изумлённым ртом.

И вижу на фото сейчас – красивый улыбчивый парень

С открытым навстречу миру умным внимательным взглядом,

И голова на шее гордо смотрит вперёд.

И что, моя старая морда, живи я ещё полвека, будет выглядеть хуже?

Да к чёрту! Дело ж не в этом, надо дожить и взглянуть.

Это не трубка, это не трубка совсем, художник Рене её рисовал.

«Зачем же ждать полсотни оборотов Земли вокруг светила…»

 
Зачем же ждать полсотни оборотов Земли вокруг светила,
Перемени свой ракурс, перемени источник взора, подвинь его.
Сперва туда-сюда чуть, как говорят в газетах: «Со стороны одной, с другой,» —
Смешно сперва – кто был злодей, тот просто идиот,
 
 
А добрый мудрый дядя – простой мерзавец потихоньку.
И шаг за шагом ты дойдёшь до места, где солнечно и в дождь,
Тепло и в стужу, где ветер неподвижен и свеж,
Откуда в любую сторону пойди, и ты уже на сцене,
 
 
И ты уже не тот, кто в центре был, а только маска,
Лицо, личина лицедея, затейника – ты и Офелия и Гамлет.
Будь, задавая все вопросы… И ты узнаешь, что Борис —
На русский из Шекспира перевод убийцы, что всё одно.
 
 
Что всё оттуда, где мир и покой, все вихри, вся враждебность,
Любовь и дружба, сети и косы всех перипетий, все воплощенья,
Волга, двор в Мэйвуде, экран и клавиш клик и россыпь букв на строчке,
Ты можешь в зеркало смотреть или на фото – всё оттуда.
 
 
И это место центра всегда – у рампы ли, на плахе ли и в роли
Всегда с тобой, ты не привязан к центру, когда его нашёл,
«Я-есть» – «Ты есть» теперь как пламя, дерево и воздух,
Соитие, сошествие огня работы мира. И понту – сколько хочешь.
 

«А девочка сгорела в красном платье…»

 
А девочка сгорела в красном платье,
И я пишу одно стихотворенье с тех пор, как стал вышагивать слова,
Рифмуя или не рифмуя, слыша гул и голос, не знаю чей,
Мой, по идее, раз слышу его только я, вот и шизы идея
 
 
Близка мне и понятна. Доктор Джекил и доктор Ватсон,
И доктор Фрейд, и пол-двора друзей из меда уже покойных,
Господи, спаси, я мог бы стать врачом, но мама напугала,
Что анатомию учить с латынью дурачкам не просто.
 
 
Я умненький как вечный Буратино и мне везёт —
мы не утонем
И не сгорим – наш путь между кострами извилист,
Хитр – так вечно перед схваткой кругами и петляя
Танцует хищник, вечный бой диванный наготове
 
 
Стоит над головой звездою рождества. И сам себе
Все три волхва и агнец, и дар, и дождь луча из солнца и отца,
И пафос через край, смешной как пена в кружке с пивом,
Когда туда макаешься всей мордой и фыркаешь кайфуя
 
 
Во всю шестёрку, и одно из направлений – назад вовнутрь
В шизу. Молчат six honest serving-men, ты изучаешь
Расклад, строку, и только так понять есть шанс – что, как, куда и почему
И где, и кто в конце концов! И слава богу, слава богу.
 

И ещё

«Я обратился к Пушкину в стихе по имени и отчеству…»

 
Я обратился к Пушкину в стихе по имени и отчеству,
Что, право, было для меня серьёзно – мы были ровесники,
Те полтораста лет, что разделяли нас в том разговоре,
Были ничтожны. История, сударик мой, всего лишь
 
 
Измеренье взгляда в его движеньи от события к событью,
Чтобы придать последовательности фактов тот смысл,
Какой историку по вкусу. И средний возраст осужденных декабристов
Всё те же двадцать семь, как Пушкину в тот год, как Лермонтову в Пятигорске.
 
 
Как мне в семьдесят восьмом, когда мы все были на «ты»,
Ну разве что чиновники в конторах для понту выкали друг другу,
Так ему до камер-юнкера ещё семь лет – сё целый цикл развития
Для человека – новый круг задач и смыслов жизни. Так зачем
 
 
Мне ткнули, что я нагло фамильярен, сказав «болярин Александр Сергеич…»
И так было всегда, пока не плюнул я на говорящих. А и сейчас
Бывает иногда читаю сочинённое собою и оглянусь, услыша этот голос:
«Нет, так нельзя, куда ты со своим кувшинным рылом прёшь?»
 
 
И трудно хохотнуть, застряла пробка в глотке. Я выкашлял, я вычихал
Затычки. Я обращаюсь к вам, Лександр Сергеич, да вот только
Мне нечего сказать – смотрю влюблёнными глазами и радуюсь —
Мы живы рядом в одной жизни все – и те, кто жив, и остальные.
 

«Недобрых слов скопилось столько, что нету слов…»

 
Недобрых слов скопилось столько, что нету слов.
Сижу, прикрыв глаза, пережигаю.
Дымок косичкой расплетенной туда-сюда по сторонам
Седой. И языками пламя пых изредка.
 
 
Вот так приходит тишина – там где-то прогрохочет электричка, И прикоснётся ветка на прогулке, и тогда
Твой шаг к стволу, обнять, прижаться и опять
Закрыть глаза и слушать сока ток по древесине
 
 
И вверх в листву и вниз к корням и резонанс по телу кровотока
И краниосакрального дыханья, и врастать тихонько
 
 
В мир, где земля добра, и небо тёпло, и ты их свадьба*,
И слова здесь себя сами шепчут, и голова кружится вместе с Землёй.
 

—

* Marriage of Heaven & Earth – Qigong.

«Дни проходят то быстро, то медленно…»

 
Дни проходят то быстро, то медленно,
А всё те же двадцать четыре,
А и каждый из них всех своей длины —
Смешно
 
 
И удивительно. Шевельнул рукой и настал вечер,
Прочёл книгу, задумался глубоко,
Очнулся, прошло полтора часа – проголодался
Едва ли.
 
 
Забудь и стрелки и моргание цифр. У них своё,
У тебя своё. Проживание переживаний ощути —
Ноги, стопы, кости, суставы, ногти. Кожу и мясо —
Связь с землёй.
 
 
Пульс. Пульс корней от щиколотки вглубь почвы
И от щиколотки в крестец, и вспышкой пламени
В мозг через ствол мозга, и выше в небо.
 
 
В тишину.
 
 
И пережита каждая клетка тела. – Ядра и цитоплазма,
Органы в цвете – чёрные почки, белые лёгкие, красное сердце, Печень – зелёная, и нет синонима для жёлтой селезёнки.
Нет – и всё.
 
 
И у всех своё время, своя скорость его течения,
Режим дня. Утром на работу, днём ланч и встреча,
Вечером обед, стакан вина и ласки, и спать, спать,
А если нет —
 
 
То бессонница, и божемой! как жить!?
Надо же ночью спать!
 
 
А красное сердце горит,
А лёгкие белые дышат двадцать четыре часа.
Это же смех один.
Или два.
 

«– Об чём воешь, красавица? Об чём воешь, царевишна?..»

 
– Об чём воешь, красавица? Об чём воешь, царевишна?
– Об родине вою сгноенной, об царстве своём украденном, о Волге-матушке, Днепре-батюшке, о людях, не эмигрировавших…
 

«Пондеромоторно, от руки в душу или от души …»

 
Пондеромоторно, от руки в душу или от души
Пиши, автор, игра в слова начнётся, когда
Рука уже отдыхать легла.
 
 
Пондеромоторно, когда рука сама из базы данных словаря
Верёвку слов вытягивает, вервие словно,
 
 
И опоясывает.
 
 
Словно чётки слова перебираешь потом —
То, не то, но как же не то? Раз вытащил – то,
Пойми только что.
 
 
Очередью автоматом пондеромоторно.
 

«О, можно радоваться Волге и стону нежной плоти…»

 
О, можно радоваться Волге и стону нежной плоти,
Шагам к тебе, шагам своим, пружинной почве,
Страстям отрывисто-недолгим – Всему, что было, есть. И что же
конец умоет?
 
 
Всё одинако человеку, он одинаков, чуть иначе —
Он предназначен,
Он венец, он сотворён, и заключённый в тварность,
ПринУжден он.
 
 
Ему осталось
Здесь пребывать и изгаляться
Тем, чем досталось.
Венец,
Рассыпься на растущём.
Куда? – Кто знает, куда ведёт дорога в куще
Сквозь эту чащу войн, эпидемий, масок
Уродов
И прекрасных
Нас.
 
 
Туда, где ничего не ясно, надежда, радость.
 

«Что такое поэзия?..»

 
Что такое поэзия?
Письмо себе в стол-
Бик.
 

«Со-чи-нять…»

 
Со-чи-нять.
Вот же словцо. Со-чи-нять.
И сочиняют зачем-то чего-то.
А можно записывать всё, в голову пришло само – пишу.
И только и надо ему звучать звуком тем. Вот.
 
 
Звук канавой звучит или скелетом, и приходят к нему слова и текут умещаясь в канаве,
Нарастая мясом на кости.
Да хоть как. Дело дрянь.
 

«Живые шахматы играют в шашки…»

 
Живые шахматы играют в шашки.
Всё на одной доске.
И залпы тысячи орудий готовы на протяжный вой.
Молчи, Земля. Вдохни – и все фигурки осыпятся – так листья в свой сезон с деревьев исчезают насовсем.
И игроки в живые шахматы останутся без дела.
За них не беспокойся.
 

2022, февраль, 13

«Кто переводит с тишины, кто с гула…»

 
Кто переводит с тишины, кто с гула.
И жизнь показывает сны звучащие.
А явь прозрачна и тиха – я верю памяти,
Прикосновенью пуха мха у корня дерева,
Парила крона в небесах – сейчас там синева,
И всё плывёт за взмахом взмах в паденье неподвижное.