Текст книги "М.Ю. Лермонтов художник и поэт"

М.Ю. Лермонтов художник и поэт

П.Е. Заболотский

Портрет поэта Михаила Юрьевича Лермонтова

М.Ю. Лермонтов. Автопортрет

ПРЕДИСЛОВИЕ

Вряд ли кто станет возражать, что такая «мелочь», как рисунки А.С. Пушкина, дают очень много для формирования более яркого представления о его личности. В этом плане «второй из величайших» российских поэтов – Михаил Юрьевич Лермонтов – оставил нам гораздо больше материалов (две с половиной сотни картин, акварелей и рисунков), давая возможность заглянуть в сложный мир своей противоречивой натуры.

Однако не стоит впадать в другую крайность, подходя к его произведениям в области изобразительного искусства с меркой, стандартной для художника. Ведь и Юлия Цезаря как писателя никто не будет сравнивать, например, с Шекспиром. Для Лермонтова рисование не было (или не стало) самой яркой гранью таланта, однако именно в нем проще всего увидеть наглядный отпечаток его романтической личности, обуреваемой разными страстями.

До сих пор тема изобразительного искусства Лермонтова исследована недостаточно. Возможно, отчасти из-за того, что первый научный разбор его принадлежит перу барона Н.Н. Врангеля, брата известного руководителя Белого движения. Естественно, что в XX веке работа человека с такой фамилией не могла быть издана. Также в альбоме использован труд другого известного искусствоведа начала XX века – Б.С. Мосолова, представившего первый обзор картин и рисунков М.Ю. Лермонтова.

Необходимо отметить, что некоторые искусствоведы использовали указанные труды в качестве основы для собственных исследований, но в нашей книге оригинальная статья Врангеля приведена полностью.

Третью часть альбома составляют рисунки М.Ю. Лермонтова, иллюстрирующие его литературные произведения.

М.Ю. Лермонтов. Военно-Грузинская дорога близ Мцхеты

Рисунки, картины, наброски в рукописи – всё это было формой выражения его творческого дара, так же как стихи и проза. Изобразительное творчество Лермонтова нельзя рассматривать отдельно от литературного, они составлены в единое целое гением великого писателя.

В.В. Афанасьев

Неизвестный художник

Портрет М.Ю. Лермонтова в детстве

ЛЕРМОНТОВ – ХУДОЖНИК

Барон Н.Н. Врангель

«Я помню один сон; когда я был еще восьми лет, он сильно подействовал на мою душу. В те же лета я один раз ехал в грозу куда-то; и помню облако, которое небольшое, как бы оторванный клочок черного плаща, быстро неслось по небу; это так живо передо мною, как будто вижу.

Когда я еще был мал, я любил смотреть на луну, на разновидные облака, которые в виде рыцарей со шлемами теснились будто вокруг нее, будто рыцари, сопровождающие Армиду в ее замок, полные ревности и беспокойства».

Это юношеские записи Лермонтова, записи случайные, но знаменательные для поэта-живописца. В образных очерках он сохранил впечатления видимости, которые в ярко живописных чертах зарисовались в его памяти: «облако, как клочок черого плаща», «разновидные облака в виде рыцарей со шлемами»… И эти мотивы «грозовой» романтики постоянно встречаются в его разных рисунках. Но был ли Лермонтов подлинным художником, сделал ли он какой-либо вклад в сокровищницу русской живописи?

Редко кто из людей, одаренных гением, мог в разных образах воплощать свои переживания. Пример Леонардо да Винчи почти единственный в мировой истории, и кроме него, этого всестороннего гения, мало кто может быть назван талантом всеобъемлющим. Одному суждено выразить свое мироощущение в живописных образах, другому это удается в звуках, третьему – в красках или формах. Лермонтов должен быть причислен к гениям слова, и в области изобразительных искусств он не оставил следа. Но как характеристика его мысли и ощущений, как пример разносторонних попыток его воплотить свою мечту, – все многочисленные рисунки и редкие картины Лермонтова должны быть рассматриваемы с величайшим вниманием и интересом. Ибо каждый штрих его хотя и слабое, хотя порой и «косноязычное», но все же – выражение его мысли.

Ранний рисунок М.Ю. Лермонтова в альбоме его матери

К.П. Брюллов

Портрет князя Г.Г. Гагарина

М.Ю. Лермонтов

Портрет В.А. Лопухиной

Лермонтовские рисунки, рассеянные по разным альбомам и хранилищам, – характерные образцы «культурного баловства» его времени. В эту эпоху всякий, принадлежавший к известной среде, писал в альбомы стихи и набрасывал рисунки. И незначительные, порой полные огня и дарования, но всегда дилетантские попытки Лермонтова рисовать должны быть отнесены именно к работам такого рода. Но тем не менее при внимательном изучении их, при пытливом их рассматривании, видишь сквозь эти подчас неуклюжие линии и неловкие штрихи романтическую душу поэта. Часто в неумелой композиции, в черством очерке вдруг блеснет какая-нибудь яркая живая черта, одухотворяющая «детский лепет» рисовальщика. Если сопоставлять творчество Лермонтова-живописца с произведениями его современников, то ближе всего примыкает оно к созданиям двух талантливых дилетантов: князя Гагарина и графа де Бальмена. Впрочем, первый из них, друг и ученик Карла Брюллова, несравненно опытнее, более учен, да и более одарен от природы. Граф де Бальмен, оставивший нам восхитительный альбом талантливых набросков жизни помещиков, также более умел, но и он дилетант, и Лермонтов к нему близок. То же внимательное наблюдение житейских типов, тот же бойкий, часто неправильный, но всегда живой и правдивый штрих. Особенно занимательны набросанные им сцены военного быта, столь хорошо знакомые поэту, где каждый росчерк карандаша живо повествует какой-нибудь эпизод. Менее удачны картины в красках, слишком резкие и пестрые, или композиции, где более всего требуется строгая, последовательная школьная выучка. Но там, где художник предоставлен сам себе и не заботится о «компоновке», там его рука легко и непринужденно воспроизводит бег его мыслей. Как хороша и жизненна, например, сцена-набросок пером, хранящийся в рукописном отделении Публичной библиотеки. Здесь изображен какой-то военный скалозубовского типа и нежная тоненькая девушка, сидящие на широчайшем диване, а в отдалении, в стороне, – поникшая фигура молодого офицера, приближающегося к сидящим. Мы не знаем ни темы этого наброска, ни лиц, здесь представленных, но общая схема рисунка, метко схваченные типы и живо зачерченные движения – все это говорит о не заученном, а природном даровании рисовальщика. Столь же хорош отлично распланированный, широко задуманный очерк пером – офицер на коне и фигура женщины. Размах, с которым намечены деревья и лестница, общая спайка фигур с ландшафтом – все это свидетельствует о далеко не заурядном даровании. В этих набросках рука послушна велению мысли, и тут не видна неумелость техники.

Хуже, когда вопрос касается целой композиции картины. Здесь недостаточно наметить, указать главнейшее. Здесь нужно довести до конца, т. е. синтетически наиболее просто и сжато резюмировать все составные элементы художественного произведения, и в картинах дилетант сказывается сейчас же. Оттого и произведения Лермонтова, претендующие на «картинность», всегда очень наивны и почти по-детски выполнены. Таков его так называемый «Предок», таковы же и его батальные композиции.

Если теперь обратиться к рассматриванию последовательных фаз развития таланта Лермонтова-живописца, то мы увидим с юных лет проявлявшееся у него влечение к искусству. Живописность его образов уже сама по себе свидетельствует, что всякое впечатление запоминалось им в красочных уподоблениях. Первые строки настоящего очерка, взятые из его записей, свидетельствуют об этом.

С точки зрения «школьной», Лермонтов ближе всего примыкает к Брюллову, т. е. отражает, как и все дилетанты вообще, наиболее яркое и господствующее течение в искусстве. Учителями его были А.С. Солоницкий, малоизвестный художник, а позже, по выходе Лермонтова в офицеры, давал ему уроки рисования художник П.Е. Заболотский (1803–1866), оставивший нам два портрета Лермонтова. Заболотский был весьма умелым живописцем, отразившим в своем творчестве романтический дух Кипренского и Жерико… Сохранившийся в собрании Е.Г. Швартца «Солдат» Заболотского написан в густых, темных, «затуманенных» тонах, смелой и широкой кистью. Этот героический дух был, несомненно, близок миропониманию Лермонтова, и естественно, что ученик следовал за наставником как в самом отношении к природе, так и в технике мастерства.

В письмах и стихотворениях Лермонтова можно найти немало указаний на интерес, который он с ранних лет проявлял к искусству рисования. «Милая тетенька, – писал он в 1827 г. М.А. Шан-Гирей. – …Заставьте, пожалуйста, Ефима рисовать контуры; мой учитель говорит, что я еще буду их рисовать с полгода; но я лучше стал рисовать, однако ж мне запрещено рисовать свое».

Альбом матери М.Ю. Лермонтова Марии Михайловны

П.Е. Заболотский

Унтер-офицер лейб-гвардии Московского полка

Рафаэль Санти. Сикстинская Мадонна

М.Ю. Лермонтов. Мадонна с младенцем

Через год, в декабре 1828 г., он пишет той же Шан-Гирей: «Папенька сюда приехал, и вот уже две картины извлечены из моего portefeuille11
  Портфеля (фр.)


[Закрыть], слава Богу, что такими любезными мне руками!.. Скоро я начну рисовать с (buste) бюстов… Какое удовольствие!.. К тому же Александр Степанович мне показывает также, как должно рисовать пейзажи… Я прилагаю вам, милая тетенька, – пишет он дальше, – стихи, кои прошу поместить к себе в альбом, а картинку я еще не нарисовал. На вакацию надеюсь исполнить свое обещание. Вот стихи:

Поэт

 
Когда Рафаэль вдохновенный
Пречистой Девы лик священный
Живою кистью окончал,
Своим искусством восхищенный,
Он пред картиною упал!
Но скоро сей порыв чудесный
Слабел в груди его младой,
И утомленный и немой,
Он забывал огонь небесный.
 

В этих стихах упоминание о Рафаэле и Мадонне в живописном образе явно свидетельствуют, как занимало Лермонтова все, что касалось искусства. В позднейших прозаических и поэтических произведениях его также не раз встречаются указания на картины и имена Рафаэля, Гвидо Рени и Рембрандта. Первые два являются только данью времени, ибо в эту эпоху это были имена, пред которыми преклонялись все. Но упоминание о Рембрандте, которого тогда еще знали и любили немногие, уже гораздо более индивидуально; здесь сказались симпатии самого Лермонтова: любовь к загадочному, таинственному – черты его «героического романтизма». А это упоминание Рембрандта встречается у него и в отдельном стихотворении «На картину Рембрандта» (1832), и в поэме «Сашка» (1836). Наконец, находящийся в Публичной библиотеке рисунок сепией, представляющий взлохмаченного человека с фонарем, несомненно, исполнен под влиянием Рембрандта. В других стихотворных произведениях Лермонтова также встречаются те или иные описания картин:

 
Взгляни на этот лик; искусством он
Небрежно на холсте изображен,
Как отголосок мысли неземной,
Не вовсе мертвый, не совсем живой;
Холодной взор не видит, но глядит
И всякого, не нравясь, удивит.
В устах нет слов, но быть они должны:
Для слов уста такие рождены.
Смотри: лицо как будто отошло
От полотна, – и бледное чело
Лишь потому не страшно для очей,
Что нам известно: не гроза страстей
Ему дала болезненный тот цвет,
И что в груди сей чувств и сердца нет.
О боже, сколько я видал людей,
Ничтожных – пред картиною моей,
Душа которых менее жила,
Чем обещает вид сего чела.
 

В этот 1830 год еще не раз встречаются у Лермонтова и другие образы, посвященные живописным произведениям, или упоминания о великих мастерах: «Есть у меня твой силуэт, // Как мил его печальный цвет», или образное выражение «Как у Мадонны Рафаэля // Ее молчанье говорит». Или, наконец, в повести «Вадим» (1832) – описание девушки: «…женская, розовая, фантастическая головка, достойная кисти Рафаэля, с детской полусонной, полупечальной, полурадостной, невыразимой улыбкой на устах». Еще большего внимания заслуживает стихотворение «На картину Рембрандта»:

 
Ты понимал, о мрачный гений,
Тот грустный безотчетный сон,
Порыв страстей и вдохновений, –
Все то, чем удивил Байрон.
Я вижу – лик полуоткрытый
Означен резкою чертой;
То не беглец ли знаменитый
В одежде инока святой?
Быть может, тайным преступленьем
Высокий ум его убит;
Все темно вкруг: тоской, сомненьем
Надменный взгляд его горит.
Быть может, ты писал с природы,
И этот лик не идеал!
Или в страдальческие годы
Ты сам себя изображал?
Но никогда великой тайны
Холодный не проникнет взор,
И этот труд необычайный
Бездушным будет злой укор.
 

Рембрандт ван Рейн

Портрет Титуса в монашеском одеянии

На какую картину написано это стихотворение – нам не известно. Ни одно из многочисленных произведений Рембрандта в Эрмитаже не подходит к этому описанию, и портреты его, принадлежащие частным русским владельцам, каталогизированные В. Боде, не могли послужить темой для этого стихотворения. Вернее, что оно относится либо к картине, ныне не существующей, либо – что гораздо вероятнее – написано на портрет, который считался за Рембрандтов. А таковых в русских богатых домах было немало, и много ложных легенд сложилось вокруг картин с этим ошибочным наименованием.

В прозаических произведениях Лермонтова мы также можем указать несколько примеров. Так, в повести «Вадим» (1832) находим художественное описание комнаты XVIII века с картиной «Петр I после Полтавы», а далее и романтическую картину действительности с постоянными сравнениями чисто живописного порядка: «Вокруг яркого огня, разведенного прямо против ворот монастырских, больше всех кричали и коверкались нищие. Их радость была исступление; озаренные трепетным, багровым отблеском огня, они составляли первый план картины; за ними все было мрачнее и неопределеннее; люди двигались, как резкие, грубые тени; казалось, неизвестный живописец назначил этим нищим, этим отвратительным лохмотьям приличное место; казалось, он выставил их на свет как главную мысль, главную черту характера своей картины…»

М.Ю. Лермонтов

Испанец с кинжалом

Столь же многочисленные художественные уподобления встречаются и в других произведениях Лермонтова. Так, в романе «Княгиня Лиговская» (1836) мы находим подробное описание всех художественных мелочей комнатного убранства и среди них особенно внимательный разбор картины, висящей на стене. «Одна единственная картина привлекала взоры, – она висела над дверьми, ведущими в спальню; она изображала неизвестное мужское лицо, писанное неизвестным русским художником, человеком, не знавшим своего гения и которому никто о нем не позаботился намекнуть. Картина эта была фантазия глубокая, мрачная. Лицо это было написано прямо безо всякого искусственного наклонения или оборота; свет падал сверху, платье было набросано грубо, темно и неотчетливо; казалось, вся мысль художника сосредоточилась в глазах и улыбке. Голова была больше натуральной величины, волосы гладко упадали по обеим сторонам лба, который кругло и сильно выдавался и, казалось, имел в устройстве своем что-то необыкновенное. Глаза, устремленные вперед, блистали тем страшным блеском, которым иногда блещут живые глаза сквозь прорези черной маски. Испытующий и укоризненный луч их, казалось, следовал за вами во все углы комнаты, и улыбка, растягивая узкие и старые губы, была более презрительная, чем насмешливая». Разве нехарактерен для Лермонтова этот портрет – таинственный, загадочный и страшный?

Внимательно начертаны и другие художественные описания на страницах «Княгини Лиговской» – столовая князя и украшающие ее картины, причем некоторые из них разбираются с особенной тщательностью. Наконец, в «Отрывке из начатой повести» (1841) Лермонтов говорит о художественном даровании и вкусах своего героя Лугина и останавливается на портретах, находящихся в нанятой им квартире. И здесь мы опять встречаем те же черты «невообразимой красоты», «страшной жизни» и «неизъяснимого», что так характерны для Лермонтова.

М.Ю. Лермонтов

А.А. Столыпин в костюме курда

Указания на увлечение Лермонтова рисованием и живописью встречаются не только в его сочинениях, но и во многих письмах. Так, 2 сентября 1832 г. он писал М.А. Лопухиной: «Dans ce moment mиme je commence а dessiner quelque chose pour vous, et je vous l’enverrai peut кtre dans cette lettre… <…> Mademoiselle Annette m’a dit qu’on n’avait pas effacй la cйlиbre tкte sur la muraille – pauvre ambition! Cela m’a rejoui… et encore comment! – Cette drфle de passion de laisser partout des traces de son passage!..»22
  Сейчас я начал рисовать кое-что для вас и, может быть, пошлю вам рисунок с этим же письмом… <…> Мадемуазель Аннет сообщила мне, что еще не стерли со стены знаменитую голову! – Жалкое честолюбие! это меня обрадовало, да еще как! Что за глупая страсть – оставлять везде следы своего пребывания!


[Закрыть] Эта «cйlиbre tкte sur la muraille» и есть так называемая «Голова предка Лерма», которая была вторично написана Лермонтовым на холсте и ныне находится в Лермонтовском музее. Картина эта написана черно и плохо, но романтический замысел портрета и таинственное освещение лица очень характерны для исканий Лермонтова. В 1836 г. в «нравственной поэме» «Сашка» у Лермонтова не раз встречаются образы из области живописи, и герой поэта воспроизводит в рисунках предмет своей мечты:

 
Рассеянно в тетради над строками
Его рука чертила здесь и там
Какой-то женский профиль, и очами,
Горящими подобно двум звездам,
Он долго на него взирал и нежно
Вздыхал и хоронил его прилежно
Между листов, как тайный милый клад,
Залог надежд и будущих наград…
 

Потом в этой же поэме говорится про «силуэт рубчатый //Старухи, из картин Рембрандта взятый», «И кто бы смел изобразить в словах, // Что дышит жизнью в красках Гвидо Рени?» И в конце «Сашки» опять чисто художественное отношение Лермонтова к архитектуре старого барского дома и портретам предков:

 
И старый дом, куда привел я вас,
Его паденья был свидетель хладный.
На изразцах кой-где встречает глаз
Черты карандаша, стихи и жадно
В них ищет мысли – и бесплодный час
Проходит… Кто писал? С какою целью?
Грустил ли он иль предан был веселью?
Как надписи надгробные, оне
Рисуются узором на стене –
Следы давно погибших чувств и мнений,
Эпиграфы неведомых творений.
 
 
И образы языческих богов –
Без рук, без ног, с отбитыми носами–
Лежат в углах, низвергнуты с столбов,
Раскрашенных под мрамор. Над дверями
Висят портреты дедовских веков,
В померкших рамах и глядят сурово…
 

В другом письме Лермонтова – к С.А. Раевскому (1837) – встречается уже упоминание о рисовании его с натуры. «Я снял на скорую руку, – пишет он, – виды всех примечательных мест, которые посещал, и везу с собой порядочную коллекцию». По одному из рисунков пером, находящемуся в альбоме Публичной библиотеки, и по рисункам, имеющимся в собрании П.П. Заболотского, следует заключить, что Лермонтов рисовал виды Кавказа с натуры: так точно и метко нарисован им пейзаж, на котором каждый домик и каждое дерево кажутся «портретными». Как часто Лермонтов пытался запечатлеть им виденное, можно судить и по некоторым его записям.

М.Ю. Лермонтов. Портрет А.П. Муравьева

М.Ю. Лермонтов. Лезгинка

Кроме других мелких стихотворений («Расстались мы, но твой портрет //Я на груди своей храню»), особенно яркое и живописное уподобление встречается в «Сказке для детей» (1839):

 
Влюбился я… И точно, хороша
Была не в шутку маленькая Нина.
Нет, никогда свинец карандаша
Рафа́эля иль кисти Перуджина
Не начертали, пламенем дыша,
Подобный профиль…
 

Вот те «слова», которыми Лермонтов, как видим, неоднократно пытался выражать свои красочные и живописные восприятия жизни. Однако и по сохранившимся сравнительно многочисленным рисункам и картинам мы можем судить о Лермонтове– художнике. Среди этих произведений, конечно, самыми значительными должны быть признаны те, которые отражают пребывание поэта на Кавказе. Ибо все остальное является уже совершенно любительским и случайным, и подобного рода грифонажи и рисунки на клочках бумажек еще не давали бы права причислять Лермонтова к художникам. Но красоты и живописная жизнь Кавказа, которые, по словам самого поэта, «были для него с детства священны», оставили неизгладимый след на его творчестве. Знакомство его с князем Г.Г. Гагариным было также, несомненно, причиной того, что Лермонтов стал более серьезно заниматься живописью. Впрочем, быть может, еще у него в Петербурге Лермонтов имел случай познакомиться с другом и учителем Гагарина – знаменитым Карлом Брюлловым. Об этом свидетельствует один из рисунков Лермонтова, хранящихся в Публичной библиотеке. Здесь на листке бумаги, рядом с головой какого-то неизвестного господина в очках, нарисован очень четко и метко характерный профиль Брюллова. К этой же группе может быть отнесен акварельный автопортрет (1837) Лермонтова, исполненный, однако, довольно неумело и робко и важный для нас скорее в иконографическом отношении.

М.Ю. Лермонтов. Близ Пятигорска. 1837

Из других многочисленных рисунков поэта, разбросанных по разным хранилищам и в частных собраниях, особенного внимания заслуживают рисунки с натуры. Лермонтов был внимательным наблюдателем и метко и жизненно схватывал движения и характеризовал окружающую его действительность. Несомненно, «портретными» могут быть названы его многочисленные рисунки из жизни кавказских войск, пейзажи (особенно хороши четыре кавказских вида, уцелевших в собрании П.П. Заболотского), какая-то дуэль двух офицеров, мужичок, сидящий в тени дерева, тройка, везущая возок, и множество других набросков. Вторую категорию выдуманных композиций надо признать гораздо менее удачной. Лермонтов, как дилетант, не мог свободно распоряжаться своими подчас весьма живописными замыслами и не имел достаточных знаний художественного ремесла. Поэтому картины, подсказанные ему его фантазией, всегда неуклюжи по выполнению и несколько наивны по компоновке. Таково подражание Рембрандту – бородатый мужчина с фонарем и «портрет» предка. Таковы же его батальные композиции: «Валерик», законченный Гагариным, «Гусары при штурме Варшавы в 1831 г.» и «Перестрелка в горах Кавказа», хотя и заимствованные из жизни, но не списанные с природы и потому являющиеся скорее картинами, а не «портретами жизни».

Что же касается рисунков Лермонтова, иллюстрирующих его же писательское творчество, то, к сожалению, о них мы ничего сказать не можем, ибо серьезных попыток Лермонтова конкретно выразить графическим путем какую-либо мысль или образ, высказанный им как поэтом слова, кажется, не существует. К таким попыткам позволительно лишь отнести его большой рисунок, где на одном листе, тесно прижатые друг к другу, помещены образы как будто бы некоторых лермонтовских произведений; между прочим, среди этих набросков можно заметить иллюстрацию к «Песне о купце Калашникове». Вообще же все живописные создания Лермонтова являются скорее баловством его досугов и, конечно, не играют существенной роли в его биографии.

М.Ю. Лермонтов

Вид Пятигорска с большим гротом. 1837

М.Ю. Лермонтов. Вид Тифлиса