Текст книги "Дело тётушки Кеннел"

Глава шестая, в которой на сцене опять появляется профессор Найтли

Профессор Найтли оказался в Брюсселе. Когда Саммерс добыл номер гостиницы и дождался соединения, Найтли перебил извинения на полуслове. Он говорил, говорил, и, кажется, никак не мог остановиться. Саммерс пододвинул стул, оперся коленом о сиденье. Поморщился, машинально проведя рукой по заду, принял небрежную позу. Маллоу фыркнул. Компаньон состроил ему свирепое лицо, показал сначала кулак, потом чтобы ему дали карандаш и бумагу, и, получив то и другое, стал быстро писать.

– Да. Да, – говорил он. – Что? Полезные ископаемые? Не совсем понял, причем тут я. Время? Ну, найду, раз надо. Профессор, если я еще раз услышу слово «деньги», я вам все усы желтой ваксой… Ну конечно, согласен. Через десять дней?! Ах, срочно. Ну, хорошо. Сейчас я передам компаньону…

– Доктор, – вполголоса произнес Маллоу, – как вы думаете, что он на этот раз выкинет? Будем надеяться на лучшее?

Но прежде, чем доктор успела ответить, Д.Э. прикрыл трубку рукой.

– В экспедицию. Какие-то раскопки в Африке. Что вы имеете в виду? – перебил он бормотание в трубке.

И умолк.

– Ну? – поторопил его Маллоу.

Саммерс медленно повернулся к нему. Видно было, что он не на шутку растерян.

– Нужен один человек, – тихо произнес он.

– Что за черт, – возмутился Маллоу. – Мы никогда не работали поодиночке!

Саммерс молчал.

– Ну, что за несправедливость, а? – пожаловался его компаньон.

– Секунду, профессор, – попросил Д.Э. и снова прикрыл трубку. – Говорит, у него уже кто-то есть. Какой-то его ученик. Старый предатель!

– Э-э-э… – тоскливо протянул Дюк.

– Езжай, – распорядился Саммерс. – Я тут все улажу.

Воцарилось молчание.

– Ну, вот что, – произнес затем М.Р. Маллоу. – Я рад, что тебе задним числом вбили что-то, здорово напоминающее совесть. Но, э, надолго тебя не хватит.

Саммерс хотел его перебить, но компаньон не дал.

– Заткнись, – сказал он. – Надолго, говорю, не хватит. Если все останется, как есть, вы, сэр, свихнетесь по-настоящему. Что я, тебя не знаю?

Д.Э. опять открыл рот.

– Как ты надоел со своей привычкой перебивать! – разозлился М.Р. – Слушай меня. Ты не просто едешь проветриться. Это оно, я чувствую.

– Что – оно?

– Головоломка, будь я проклят. Твоя головоломка. Наверное. В общем, похоже, это шанс. Постарайся использовать его на всю катушку. Все. Едешь ты. Давай-давай, нечего на меня пялиться! У тебя всегда лучше получались такие вещи.

И, пока компаньон заканчивал беседу по телефону, сообщил доктору:

– А я поеду плясать кадриль. Эй, слышишь? Чтобы был назад живой, в своем уме и с чем-нибудь…

Он повертел пальцами. Компаньон торопливо закивал.

– Простите, профессор, – сказал он в аппарат, – несколько отвл… да. Да. Да, да, да!

Трубка легла на рычаг. Саммерс стоял и смотрел на компаньона.

– Нужно подумать, что мы скажем Форду, – сказал тот.

Возникла пауза.

– Так, значит… – медленно произнесла доктор.

– Да, – мрачно согласился Саммерс. – По условиям контракта мы обязаны докладывать Форду, если собираемся куда-либо поехать. Точно так же, как это делают все его мэнеджеры и рабочие.

– Боже мой.

– Вот именно.

– Хорошо, – тон доктора звучал ровно. – Что же вы собираетесь ему сказать?

– Мы скажем, – почти совсем спокойно произнес Джейк, – скажем мы примерно вот что…

– Что вы уехали в санаторий подлечить нервы? – подсказала доктор Бэнкс. – Куда-нибудь во Францию, Швейцарию или…

– Ни за что! – хором воскликнули компаньоны.

– Но почему?

Саммерс усмехнулся.

– Потому что тогда я окажусь в «Центре Здоровья Автомобильного Общества «Форд Мотор», – он оперся кулаками о стол. – И отказаться невозможно. Форд примет это как оскорбление и отомстит.

– Но за что? На каком основании?

– Обвинит меня в изнеженности. Знаете, как он любит искоренять изнеженность? Он станет говорить это на каждом углу, пока не сделает из меня прокаженного. Все знают, что если Форд кого-нибудь критикует, то лучше не иметь с этим человеком никаких дел. А поскольку все деловые люди в Детройте так или иначе связаны с Фордом…

Доктор в недоумении смотрела на него.

– Вы тут упоминали «простые, физически обременительные занятия», которые вернут мне радость жизни? – продолжал коммерсант. – Хотел бы я слышать, что вы скажете, увидев, как я прикручиваю винты к болтам в палате больницы Форда!

– Ах, да. Социальный эксперимент. Я читала о нем в газетах.

– Социальный – социальный. Пациенты «Центра» получают «простую, необременительную работу». Чтобы ни одной секунды не провести без пользы. Более того, вы не сделаете там ни одного лишнего шага, ни одного лишнего движения. Все, что вам нужно – уже посчитано, записано и утверждено. Остальное должно быть уничтожено потому что социологическая комиссия «Форд Мотор» пришла к выводу, что вам это не нужно.

– Подождите, – остановила его доктор. – Не кажется ли вам, что вы горячитесь? В его методе есть здравое зерно. Кроме того, социологическая комиссия знает свое дело. С формальной точки зрения это выглядит ужасно, но фактически – не так уж сильно отличается от обычной жизни.

– Откуда вы знаете?

– Я знаю, что люди боятся всего нового. И также знаю, что вам свойственно демонизировать то, что вам не нравится. Это просто ваши страхи, мистер Саммерс. Страхи – и больше ничего.

Коммерсант отвел глаза. Не догадаться, на что намекает доктор мог только круглый идиот. Если бы она не додумалась в конце концов сообщать предварительно, насколько будет болезненной процедура и сколько займет времени, ей пришлось бы каждую их встречу нанимать санитаров. И не старенького дедушку Христодуло в компании долговязого прыщавого юноши – сына мистера и миссис Х.Х. Харви, помогавших при необходимости с пациентами. Эти бы не справились. Доктору Бэнкс, вероятно, понадобилась бы пара здоровых и сильных молодчиков из тех, кого держат в больницах на случай, если пациент сопротивляется.

Новый метод доктора показал себя с хорошей стороны. Но даже так выходило с переменным успехом, потому что у пациента страдала то скромность, то гордость, то еще какие-нибудь тонкие чувства – в общем, Д.Э. Саммерс страдал.

– Естественно, – усмехнулся он. – Я знал, что вы это скажете. Еще бы. Кто же, как не вы.

– Стоп, сэр, – оборвал его Маллоу. – Стоп. Опять тебя поперло. Ни один бык так не бесится от красной тряпки, как ты от Форда. Мисс Бэнкс, а что бы вы сказали, если бы узнали, что участие в эксперименте совсем не добровольно, как вы это читали в газетах?

– Но вы же не хотите сказать, что рабочие не могут отказаться участвовать в эксперименте?

– Могут, – не стал спорить Маллоу. – И тогда очень скоро какая-нибудь трудовая комиссия выявит в их работе нарушения, за которое их и уволят.

– Неужели вы верите словам Форда? – добавил Саммерс. – Вы? Да это самая большая свол…

Тут он поймал взгляд доктора, осекся и произнес:

– Да поймите же вы: у людей на «Форд Мотор» нет выбора.

– Выбор есть всегда, – заметила доктор.

– Конечно, есть! – воскликнул Саммерс. – У рабочих есть выбор! Единственный выбор: работать или не работать на Форда! Черт возьми, они могут уволиться! Они счастливее нас!

Компаньон сделал ему знак заткнуться.

– Этого не может быть, – твердо сказала доктор. – Я уверена, что подобные слухи – выдумка журналистов. Ваша неприязнь к Форду представляется мне более или менее обоснованной, но все-таки…

– Нет, доктор, это не выдумка, – вздохнул Маллоу. – Он говорит правду. Все, кто работает на Форда и отказывается от социальных экспериментов, быстро оказываются на улице.

– Но ведь из ваших слов получается, – доктор не находила слов, – что это опыты на людях!

– На больных людях, которые находятся от него в полной зависимости, – уточнил Саммерс. – Представляете, как бы он обрадовался, сообщи я ему, что мне нужно поправить здоровье? Какая возможность для эксперимента! Да еще с кем! Какие эвенты из этого можно сотворить! Какое паблисити! Да я бы не просто скручивал шурупы на больничной койке – я бы делал это под прицелом фото– и кинокамер. На каждый мой шаг выскакивал бы идиот с табличкой: «7.30 – 8.10 – первое занятие: сорок шурупов за сорок минут! Отличный результат!» – и пусть бы я попробовал сказать: «Не хочу. Почему я даже больным должен думать только о пользе компании?». «9.00 – 9.30 – посещение близких» – и пусть бы я попросил: «Хочу, чтобы они приходили неожиданно, люблю сюрпризы». Или там: «Дайте нам еще немного времени, я соскучился.» Или: «10.30–10.35 – отправление естественных надобностей»! Да не дай бог, чтобы я чувствовал бы себя действительно не совсем хорошо. Лучше сдохнуть по-человечески, чем оказаться в его «Центре здоровья»!

– Но не может же он всерьез верить, что можно полностью просчитать человеческую жизнь? Ведь это чушь. Механистическая утопия!

– А он верит, – с усмешкой произнес Саммерс. – От всей своей конвейерной души верит. Он гордится своей лечебницей! Возит туда экскурсии. Вы думаете, откуда нам все известно? Он говорит, что это будущее всего человечества. Думает, что нашел средство спасти мир! Маньяк. Фанатик. Буйнопоме…

Маллоу испугался. Последние полгода в таких случаях следовали яростные вопли, а следом летел в стену подвернувшийся под руку предмет.

Доктор мгновенно оказалась перед пациентом.

– Будьте добры, успокойтесь, – велела она. – Держите себя в руках. Поезжайте и придумайте, как с этим покончить. У вас должно получиться.

– А Форду мы скажем, что ты поехал в Вермонт, – как мог, бодро добавил Маллоу. – Навестить наши основы государственности.

– Да, – сказал Саммерс.

– Что? – удивилась доктор Бэнкс.

– Родителей, мисс Бэнкс, родителей! – засмеялся Маллоу.

– А! – догадалась доктор. – Институт семьи!

– Он самый, – подтвердил Саммерс.

– Действительно, как иначе это может называться у Форда!

Все трое расхохотались.

– А ведь это, – заметила доктор, – совершенно не смешно.

– Нет, – согласился Маллоу. – Все, сэр. Езжайте и добудьте нам спасение. Иначе в нашей богадельне будет два чокнутых. Сам не знаю, как до сих пор держусь.

Он посмотрел на компаньона и спросил:

– Ну, что?

– Думаю, – ответил Джейк. – Сэр, не забыли ли мы чего важного?

– Непохоже, сэр.

– Коммерческая тайна.

– Я понял.

– Начнет опять душить – говори, что без меня не можешь принять никаких решений.

– Естественно.

– Если что-нибудь пойдет не так…

– Ты, надеюсь, не успел вычеркнуть меня из завещания? – поинтересовался М.Р. Маллоу.

– Завещания? – переспросила доктор.

– Завещания, – подтвердил Маллоу.

– Я вам удивляюсь, мисс Адлер, – съехидничал Саммерс. – Могли бы догадаться. Это же просто.

– Я попрошу вас не называть меня «мисс Адлер». Что за фамильярность, – холодно ответила доктор Бэнкс. – Вы тоже могли бы догадаться, что я задала этот вопрос из вежливости. Дальняя поездка – совершенно достаточная причина для завещания. Кроме того, вам не сообщили ни цели, ни точного места.

– И вообще, – добавил М.Р. Маллоу. – Бумаги должны быть в порядке. А что ты молчишь, собственно? Ну, вычеркнул? Признавайся.

– Нет, – сказал Саммерс. – Не успел. А ты меня?

– Я перепишу.

– В какой раз?

– Я пошутил.

– Я тоже.

– Звони нотариусу.

– Сам звони.

Маллоу потемнел лицом, но, тем не менее, пошел к телефону.

– Соедините Пьемон-226, – сказал он. – Здравствуйте, мистер Дули. У нас тут опять пертурбации. Мой компаньон на днях… Что значит, как наши дела? Давно не было слышно?…

Повисла пауза.

– Что-нибудь случилось? – с интересом спросил Д.Э. Саммерс.

Маллоу сообщил в трубку, что произошло недоразумение, наскоро извинился перед нотариусом и, цапнув со стола журнал, стал сворачивать его в трубку. То же самое сделал его компаньон.

В следующие несколько минут доктор Бэнкс наблюдала сначала дуэль на журнальных трубках, потом бой диванными подушками и, наконец, бег с препятствиями. Препятствие представлял из себя стул, которым Д.Э. Саммерс пытался спасти свою жалкую жизнь прежде, чем пробрался за диван, из-да дивана – под стол, из-под стола – на книжную стремянку, по которой и забрался на шкаф. Пока все это происходило, в библиотеке содрали со стола скатерть, полетели с каминной полки кубки за победы в ралли, опрокинулось кресло, рассыпались по полу газеты.

– Удивительно, – сказал М.Р. Маллоу, выбираясь из под стола, – просто удивительно, как такой здоровенный конь умудряется проскакать галопом и ничего не сломать! Почему-то все время я!

И он сел тосковать на стремянку.

– Ты освободишь лестницу или прыгать тебе на голову? – поинтересовался сверху Саммерс. – Меня уборка ждет.

Маллоу обменялся взглядами с доктором.

– Вот это я понимаю, профессионализм высокого класса! Патентуйте метод, мисс Бэнкс.

– Обязательно, – пообещала доктор. – И обратите внимание, как выгодно.

– По тройной цене! – сказал Саммерс. – Бутлегер в юбке.

– Монополист, – с уважением отозвался Маллоу. – Может себе позволить.

– Постоянным клиентам – скидка пятнадцать процентов, – сообщила доктор. – В следующий раз будет дешевле, мистер Саммерс.

– Пятнадцать – много, – возразил Дюк. – Хватит и десяти. Зато к Рождеству скинете двадцать пять!

Он поднял голову и нежно улыбнулся молчавшему на шкафу компаньону.

– Какая неприятность, – ответил, подумав, тот, – пропускаю рождественские скидки этого сезона.

– Кстати, – спохватился Дюк уже серьезно, – как долго-то тебя не будет?

Джейк улегся на шкафу.

– Профессор говорит, зависит от результатов.

– В чем же, – поинтересовалась доктор, – будут заключаться ваши обязанности? Вы хоть что-нибудь знаете?

– Не знаю, – ответил ей коммерсант.

– Похоже, Найтли принес что – то интересное, – не без зависти произнес Дюк.

– Похоже, – щурясь, согласился компаньон. – Отдай лестницу, гад!

* * *

Тем вечером в доме профессора Найтли раздался еще один звонок.

– Алло? – профессор схватил трубку. – Мой дорогой мальчик, это вы! Какое счастье! Где вы? В Нью-Йорке? Но…

Ученый умолк, не договорив. Трубка, кажется, настаивала.

– Вы просто сорвиголова, больше ничего!

Невидимый собеседник, похоже, не согласился.

– Да, да! – настаивал профессор. – Это безумие, чистое безумие. Я отбываю ровно через три недели. Роквуд, Южный вокзал. И умоляю вас: будьте максимально осторожны.

Глава седьмая, в которой доктор Бэнкс оказывается в безвыходном положении

За сутки до того, как Саммерс должен был отправиться в Нью-Йорк, чтобы сесть там на пароход, М.Р. Маллоу с самого утра умчался по делам.

В обед он позвонил в офис, сообщил, что будет назад только назавтра и пожелал компаньону удачи. Джейк, который ждал его, чтобы вместе пообедать перед отъездом, расстроился, но постарался не подать вида. Он просмотрел бумаги, выпил две чашки кофе и сделал несколько звонков. Больше тянуть было нельзя: предстояло мириться с механиком. Механик разговаривал, правда, мало и чуть ли не сквозь зубы, зато Мики был счастлив.

– Есть, шеф! – молодой Фрейшнер так и рвался принести, унести, подать, забрать, протереть, позвонить, встретить с запиской, сбегать за обедом в китайскую лавочку – все, что угодно, как будто не был управляющим весом в двести фунтов.

В конце концов, ему опять досталось: от механика, который лежал под автомобилем и которому мистер Фрейшнер отдавил пальцы каблуками ботинок. Потом оказалось, что он ползает, как черепаха. Потом – что его не дозовешься. После того, как управляющий указал механику на некоторое различие в положении, Халло сделался похож на злого верблюда. Он плюнул и ушел к себе.

Саммерс взбежал на второй этаж.

– Мистер Халло, – произнес он, стоя на ступеньках, – вы злитесь на меня, вот и выпускайте пар по адресу. Я был груб с вами. Можете высказать все, что обо мне думаете.

Но механик отчего-то не спешил высказываться.

– Тогда так, – продолжил коммерсант. – Во-первых, мне бы хотелось, чтобы вы помнили: возраст мистера Фрейшнера – не ваша забота. Он управляющий, а не вы, и обсуждать тут нечего. А во-вторых, если я еще раз услышу «коммунистический террор – микстура от капитала», «жиды», «масонский заговор» или славы и осанны в адрес Форда – вы уволены. Думать что угодно – ваше право, но пока вы работаете на меня, потрудитесь придерживать свой язык.

Терпение механика лопнуло.

– Я все скажу Форду! – и он потряс грязным кулаком.

– Что вы ему скажете? – поинтересовался Саммерс.

– Все! Все, что вы тут наговорили!

Саммерс пожал плечами.

– Идите. Вам же будет хуже.

– Что?! Угроза? Форд и это узнает!

– Не думаю, мистер Халло, – спокойно сказал Саммерс и зевнул.

– А! Вы меня убьете! – механик адски захохотал. – Я давно этого жду! И момент выбрали! Вашего компаньона, единственного порядочного человека во всем заведении, здесь нет. Фрейшнер, этот ж-ж-ж…

Тут Халло поперхнулся и умолк.

– …ж-ж-жестокий управляющий? – предложил коммерсант. – Да, он бы меня не выдал, тут вы правы. Фрейшнер – стоящий парень. Но убивать вас, мистер Халло, никакого интереса.

– Вы не имеете права! Я буду жа… – начал механик по привычке и спохватился. – Как – никакого интереса?

– Да никакого, – улыбнулся коммерсант. – Вы погубите себя сами. Изложить дело: «Саммерс сказал то-то и то-то» и сразу заткнуться вы все равно не сможете.

– Почему?

– Потому что это выше ваших сил. Вы начнете разглагольствовать, вплетете евреев, масонов, Маркса, мировой заговор, собьете всех с толку и вас просто выкинут вон.

Самерс подумал и добавил:

– Ябеда.

– Вы не имеете права меня оскорблять! – закричал механик. – Я уволюсь! Вам придется нанять вместо меня троих! Четверых! Пятерых!

– Да, придется, – коммерсант наклонился к нему так, что их лица едва не соприкасались, и произнес вполголоса: – Зато вас никто не возьмет. Найметесь простым рабочим на консервную фабрику, вылетите через месяц, год проищете другое место, отсидите за бродяжничество и так до глубокой старости, пока вас не выкинут уже отовсюду. Вы станете немощны.

Халло квакнул.

– А профсоюз не поможет, – коммерсант зевнул. – Потому что и там вы мутите воду своими митингами. Придется вам откинуть копыта под забором. Ну, как?

Халло неразборчиво буркнул и отвернулся.

– А? – переспросил коммерсант.

И, подождав, добавил:

– Я вижу, относительно вашего непосредственного начальства вы уже усвоили. Я рад, мистер Халло. Масонов и мировой заговор я вам прощу. Это ваше проклятье. К тому же, оно мне выгодно. Теперь вот что.

Саммерс оперся о деревянные перила.

– Мистер Халло, я уезжаю. Мне хочется верить, что пока меня не будет, вы не выведете мистера Фрейшнера из себя. Я уповаю, что он не займется придумыванием необычных и жестоких наказаний за саботаж, как это делается на «Форд Мотор». Я питаю надежды, что вашими трудами нигде не произойдет революции. И я рассчитываю, что в мое отсутствие вас самого не зашибет какой-нибудь еще борец за мировую справедливость.

С этими словами коммерсант нагнулся, поднял гирю и вручил ее механику.

– Уберите это в свою комнату. Устроили здесь склад.

А потом пошел не то дождь, не то снег. К обеду он превратился в бурю, дорогу замело ко всем чертям. Саммерс взял книгу и устроился в библиотеке. Время от времени он вставал и ходил из угла в угол. Он маялся.

Час проходил за часом. К полуночи сырые хлопья повалили сплошной стеной, застилая все и на лету превращаясь в воду. Ветер хлестал по стеклам ветками деревьев. Было совершенно темно, тихо – только где-то у соседей буксовал мотор, с пола сквозняк шевелил шторы, но пламя камина и зеленая лампа делали комнату уютным убежищем.

Внизу хлопнула дверь. С трубкой в зубах, в халате Саммерс вышел в коридор и съехал по перилам в гостиную.

Но это был не Маллоу.

– Заглохла, – сообщила доктор Бэнкс. – Ужасная чепуха. Забыла про лужу.

Ее твидовый жакет и шляпа потемнели от влаги, с юбки текло, коричневые ботинки – по лодыжки в глиняной каше. Губы доктора были бледными, нос – красным, перчатки – грязными, и тут к гадалке не ходи – в грязь шлепнулась, пока пешком бежала; словом, было ясно, что доктор потеряла черт знает, сколько времени, пытаясь решить проблему сама.

– Совсем свихнулись с этой вашей независимостью, – сказал Саммерс. – Знаете же, что из этой чертовой ямы без буксира не выбраться. Зачем было дурака валять?

Лужа, о которой шла речь, была местной достопримечательностью, известной под именем Блинвилльского каньона. Она появилась в незапамятные времена, когда еще не автомобилисты, но фермеры проклинали чертову яму, погоняя своих кляч на рынок. Мистер Саммерс встречался с ней значительно чаще доктора Бэнкс потому, что она находилась в каких-то двухстах футах от его дома. Он знал, о чем говорил.

– Придержите ваш язык, – отрезала доктор. – Вы, как я вижу, без машины? Нельзя ли попросить вас позвонить мистеру Халло, чтобы отбуксировать мой авто?

Но мистер Халло, которого разбудили телефонным звонком, брюзгливо сообщил, что не видит причин, чтобы дело не могло подождать до утра. Только полоумный мог решиться украсть консервную банку пятнадцатилетней давности, которую глупая баба уделала, как бог черепаху. К тому же, если бы кому сдуру захотелось возиться с жестянкой в луже, так этот благородный человек имел право на вознаграждение. Тем более, что если бы вору удалось ускользнуть незамеченным, Халло готов съесть свои носки.

Утром, клятвенно заверил механик, «Форд» доктора не только будет отбуксирован к ее дому, но и исправлен в лучшем виде.

Затем он прибавил несколько темпераментных эпитетов касательно состояния автомобиля доктора и отключился.

– Ржавый якорь тебе в… – коммерсант, все еще стоявший с трубкой в руке, придержал язык. – Ну, в общем, да. Он прав. Завтра будете развлекать местное общество.

– Это же ваш персонал! – возмутилась доктор Бэнкс.

– Мой. И что?

– Позвоните ему еще раз!

– И что?

– Распорядитесь, чтобы…

Доктор тоже умолкла. Лицо коммерсанта самым недвусмысленным образом свидетельствовало: дело безнадежно.

– Нечего было отказываться менять ваши ржавые потроха, – буркнул он.

Он повесил трубку, прошелся туда-сюда, побарабанил пальцами по подоконнику.

– Дождался удобного момента, старый осьминог. Теперь ваша песенка спета. Попались в его щупальца.

От возмущения доктор лишилась дара речи.

– Послушайте, – выговорила она, наконец, – но так нельзя!

– Можно, – отмахнулся коммерсант. – Халло лучший механик в штате. А может, и в Америке.

– Это не причина позволять ему так себя вести! Вы просто его распустили.

– Почему это распустили? – обиделся коммерсант. – Я бы и сам на его месте сказал то же самое.

– Вот именно. Делаете, что хотите, позволяете себе выходки, и удивляетесь, что ваши служащие ведут себя хамски.

– Я? Удивляюсь? Еще чего. Халло всегда таким был.

– У меня слов нет.

– Вот и слава богу.

– Да сделайте же что – нибудь!

– А что мне с ним сделать? Могу оштрафовать. Будет вам от этого легче? Нет? Больше ничего не могу. Хотя стоп, – Саммерс уселся в кресло. – Могу натравить на него вас.

– С какой целью?

– Не знаю, – коммерсант любовался потолком. – Вы такая изобретательная – придумаете что-нибудь. Можете выпороть его тоже. Скажете, что я вас вызвал для… м-м-м… вот, знаю: что Форд распорядился ввести новые меры трудовой дисциплины. Можем даже на машинке напечатать бумагу. У нас есть с клеймом «Форд Мотор». Что? Мне перестать паясничать? Ну, и звоните ему сами.

Доктор Бэнкс помолчала.

– Очень жаль, что вы так плохо бросили в него гирей.

– Что делать, все-таки шестнадцать фунтов, – Саммерс со вздохом встал, приблизился к полкам, запустил руку за книги и вынул плоскую бутылку. – Ерунда, разберемся.

В бутылке плескался виски.

– Я не буду пить, – сказала доктор.

– Как знаете, – Саммерс звякнул рюмками, ставя их на стол. – Ладно, ладно. Сейчас вызову вам мотор.

Он просил соединить с «Элькок Такси» шесть раз, но там, похоже, попросту никого не было.

Коммерсант тупо смотрел на телефонный аппарат. Двенадцать лет трижды в год он писал рекламные воззвания для таксомоторов Элькока, но ни разу в жизни не пользовался этими моторами сам.

– Собственно говоря, что вы хотели ночью? – пробормотал он, не глядя на доктора. – Времени – без четверти час. Здесь вам не Детройт.

Он помолчал некоторое время, затем пожал плечами.

– Ну, идемте. Покажу вашу комнату.

Взгляд доктора стал взглядом принцессы, которой оттоптал подол свинопас.

– Благодарю, – отрезала она. – Я здесь не…

И ахнула: коммерсант потащил ее за локоть.

– Что вы себе позволяете! – но Саммерс быстро вел ее по коридору. – Отпустите меня! Куда вы меня тащите!

– В гостевую спальню. Вы, надеюсь, не в библиотеке намерены раздеваться?

И прежде, чем доктор Бэнкс успела достойно ответить, распахнул дверь своей комнаты, втащил туда доктора и спустя пять минут выволок ее в коридор с халатом наперевес. Затем они задержались у бельевого шкафа – Саммерс искал полотенце. Потом прошли (вернее, пробежали) еще немного, пока, наконец, он не отпер дверь в дальнем конце коридора.

Гостевая спальня была когда-то комнатой мистера Мацумаги. Все, что осталось от секретаря страхового общества – ширма с красивыми японками, между которыми цвела сакура и летали ласточки.

– Приводите себя в порядок, я буду в библиотеке, – распорядился коммерсант.

– Мистер Саммерс!

– Что?

– Я не буду с вами пить.

– Могу выйти, раз вам так противно. Пойду к себе. Будете пить одна.

– Да кто вам дал право!

– Доктор, не тяните резину. Мне еще нужно затопить вам камин.

– Нет.

– Что – «нет»?

– Не нужно.

– Я говорю, камин.

– Мне ничего от вас не нужно.

– Слушайте, мне равно вставать! – обозлился коммерсант. – Надевайте халат и бегом в библиотеку. В другой раз будете выделываться.

Доктор загородила ему дорогу.

– Нет, это вы послушайте. Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне?!

– А что, по-вашему, я должен делать? – рявкнул он. – Слушать, как вы несете чепуху? Выкинуть вас топать пешком, ночью, в виде мокрой курицы, когда до вашего дома около часа ходу? Может, вас уговаривать, стоя на коленях? Имейте совесть, через пять часов Халло будет здесь! Я уезжаю первым поездом!

– Хорошо, – сказала, сжав губы, доктор. – Пожалуйста, позовите мисс Дэрроу и…

Но коммерсант уже удрал.

– Мисс Дэрроу уехала кого-то крестить, – сообщил он из коридора. – Надеюсь, что она соврала и ударилась на самом деле в загул.

Доктор мрачно взглянула на стенные часы: без девяти минут час ночи. По полу тянуло сквозняком и она почувствовала, что готова щелкать зубами: затопить здесь и самом деле было необходимо. Она задвинула щеколду на двери. Повернулась в поисках зеркала. Зеркала не было.

Тогда доктор решительно прошла к шкафу и распахнула дверцы.

Откуда ей было знать, что Найтли как-то испытывал здесь свою новую жидкость для мытья зеркал, позволяющую ворсинкам с тряпки остаться на тряпке, а не на зеркале, и по рассеянности схватил распылитель для мгновенной чистки ржавчины? Двое джентльменов сами еще не знали об этом.

Поняв, что придется обойтись без зеркала, доктор Бэнкс потрогала прическу и пришла к неутешительным выводам. Коверкотовое английское полукепи, «специально для дам-автомобилисток», которое она обычно носила, представляло собой нечто среднее между устойчиво модным последние десять лет беретом с узкими, завернутыми на лоб полями, и охотничьим дирстокером-двухкозыркой, какой обычно рисуют художники, изображая знаменитого детектива. Это не препятствовало видимости с одной стороны, и прикрывало шею сзади – с другой. Красиво и практично. Однако, по бокам часть прически оставалась открытой, и три часа непрерывного нахождения под валящим с неба мокрым снегом обратили это достоинство в недостаток.

Ущерб не был слишком велик: прическу доктор тоже предпочитала практичную.

Она вынула и зажала во рту шпильки, как следует вытерла и расчесала сырые волосы, осторожно помяла руками, затем скрутила в жгуты и свернула свой обычный греческий узел.

Потом избавилась от мокрой одежды и облачилась в халат. Рукава пришлось подвернуть, пояс затянуть изо всех сил. С огромными шерстяными носками, которые нашлись в карманах, следовало смириться: риск простудиться действительно был, и подвергаться ему специально было просто глупо. Кроме того, доктор всегда критически относилась к своему размеру обуви. Иллюзия, которая возникла по сравнению с одиннадцатым номером коммерсанта, volens-nolens ей польстила.

В таком виде доктор постояла, прислушиваясь, затем поставила ботинки к камину, развесила свои вещи на ширме, стараясь сделать это так, чтобы некоторые детали остались незаметны снаружи, повесила полотенце на спинку стула и направилась в библиотеку.