Текст книги "Огонь на воде"

Мага Даргиев
Огонь на воде

© Мага Даргиев, текст, 2021

© Де'Либри, издание, оформление, 2021

Глава I

Над шиферными крышами, над сонными садами маленького южного села солнце медленно кипело, сжигало себя, согревая жизнь. Висящее низко в пустом небе, оно будто наклонилось над притихшей улицей и пристально всматривалось в одинокую фигуру.

В потоке зноя Амир казался себе муравьем под лупой. Еще раз подергав запертую калитку, он выругался и пнул ее, хмуро глянул на экран мобильника и отправил его в карман длинных шорт.

Тяжелый жар лился с крыш и плыл над асфальтом. Амир наискосок пересек дорогу и вошел в свой двор.

На крыльце одноэтажного кирпичного дома лежала тень от навеса, и ступени здесь оставались прохладными даже после долгих часов бушующего извержения солнца. В открытой двери порхала тонкая ткань занавески, пахло домашней едой и было слышно, как мать хлопочет на кухне.

Маленькая сестра кружилась по двору с бутылкой воды, окропляя через отверстие в крышке раскалившийся гладкий бетон. Загорелая, в намокшей одежде, со спутавшимися, выгоревшими на солнце волосами, Амина запускала в небо освежающий дождь, с визгом забегала в облако капель и замирала от садящейся на горячую кожу прохлады.

При виде сестры Амир добродушно усмехнулся и оставил мрачные мысли за громыхнувшей калиткой. Прошел через двор и уселся на ступенях.

– Полей на меня немного, – Амир откинулся назад, расставив руки и ноги.

Девочка со смехом выпустила в него целую ленту холодных брызг и вылила остатки воды на цветы.

В ворота постучали.

– Посмотри, кто там. Я пока еще наберу. – Амир потянулся, взял у сестры бутылку и зашел в дом.

Кухня шумно дышала парами и щедрыми летними запахами зелени, болгарского перца, жареного лука. Мать задумчиво помешивала что-то на плите и не сразу услышала, как вошел Амир.

– Ну что, сходил? – Она с тревогой обернулась на сына.

– Нет их. – Амир снова нахмурился. – И машины нет. Уехали, наверное.

– Как уехали? А ты ее вещи забрал?

– Двор закрыт. Не через забор же мне лезть.

Амир подставил бутылку под кран и включил воду.

– Ничего не понимаю… Она же вчера мне сказала, что все собрала.

Мать, оперевшись о кухонный стол, задумчиво вслух искала объяснение, которое могло бы ее успокоить. Но с каждой мыслью только глубже врезалась над переносицей тревожная морщинка.

– И телефон у нее выключен… Может, попозже еще сходишь?

– Я что, на побегушках у нее? – огрызнулся Амир и сразу замолчал, сжав губы. Он жалел мать. Жалел и Лену, старшую сестру, но злая мальчишеская обида залегла слишком глубоко.

В кухню вбежала раскрасневшаяся Амина.

– Амир, Амир, иди посмотри, кто к тебе пришел!

– Кто там, дочка? – Мать всполохнулась из-под пелены своих мыслей.

– Не скажу, не скажу, пусть сам посмотрит!

Амир улыбнулся и ущипнул сестру за загорелую щечку.

– Ты, что ли, волшебника увидела?

– Это кое-кто получше! – Амина радостно пританцовывала.

Перед воротами ждала невысокая девушка. Она улыбнулась, и сквозь юную женственность проступили так хорошо знакомые ему детские черты.

– Привет! – Вика засмеялась над его растерянным видом.

– Привет! Ты откуда взялась? – Амир рассмеялся в ответ и обнял ее, оторвав от земли. – Я даже не сразу тебя узнал!

– К своим приехала – каникулы же.

– Вика, ты зайдешь в дом? Маме будет сюрприз, – Амина высунула из калитки белесую голову.

– Да, посиди у нас хоть немного. Сто лет не виделись.

Амина скользнула мимо брата, протянула руки и обняла Вику за талию.

– Как же ты выросла, Амина! – Вика погладила ее спутанные волосы. – Уже в школу ходишь?

Девочка кивнула, не отрываясь от гостьи.

– Наверное, уже и мальчики вовсю бегают? – лукаво спросила Вика, вконец смутив Амину.

– Бегают, только от нее, – усмехнулся Амир. – Каждый день слышу, что она опять с кем-то подралась.

– Так им и надо, – Вика подмигнула девочке.

– Кого вы там от меня прячете? – Мать, вытирая руки о фартук, вышла из калитки и от неожиданности ахнула. – Викуля, это ты! А я думаю, чей там голосок?

– Здравствуйте, тёть Оль, – Вика обняла женщину.

– Ну красавица! Совсем взрослая! Ты на все лето?

– Завтра уезжаю на море. Решила зайти, пока есть время.

– Ну проходи, дорогая. Посиди с нами. Я как раз ужин готовлю. – Мать взяла Вику под руку и повела в дом. – Амир, возьми в подвале вина. Там справа, на полке.

* * *

Пока готовился ужин и от сладкого домашнего вина оживали счастливые воспоминания, медленно вечерело. Знойный южный день отступал, и становилось легче дышать. Бледные тени саманных домов, печных труб, фруктовых деревьев потянулись к той стороне горизонта, откуда вливался в марево остывший степной ветер. За открытой дверью вслед отступающему свету нарастал дрожащий хор цикад.

За хлопотами, за расспросами мать на время забыла о гнетущих мыслях. Но от вина она ослабела, и вся усталость, накопившаяся за долгий жаркий день, тяжело навалилась на нее.

Вика беспечно болтала и смеялась, как в прежние времена. В этом доме ее всегда любили, и даже теперь Амир видел в ней ту самую соседскую девочку, за которую заступался в школе и которая без лишних слов приходила на выручку и принималась с трогательной домовитостью хозяйничать в их доме, если матери и старшей сестре случалось надолго уехать в город.

Амир слушал, как она увлеченно рассказывает о студенческой жизни и своих планах, и ощущал, что накрепко врос в этот маленький мир. Когда родители много лет назад открыли магазин, жизнь их семьи сразу твердо укрепилась. После смерти отца, едва начав помогать матери, Амир уже знал, что для него все решилось раз и навсегда, а другого он и не хотел.

Он прятал от Вики свое сочувствие, улыбался, смотрел то на нее, то на Амину, которая возилась с кошкой на кухонном диванчике, и думал, что ни за что не позволит сестре жить так – в неопределенности, в надежде на счастливый случай.

За ужином разговоры стихли, и мать снова стала посматривать на мучительно молчавший телефон. Она то и дело вставала из-за стола подрезать хлеба или заварить чай, каждый раз подносила к уху трубку, потом вздыхала и возвращалась на место.

– Кстати, а как Лена? – спросила Вика, когда мать поставила на стол сладкий пирог. – Она так же с Серегой?

Мать тяжело вздохнула и сразу переменилась. Улыбка сошла с ее загорелого лица, жесткие лучи морщинок обнажили возраст и давнюю боль.

– С Серегой… Пристрелить бы этого скота. – В ее голосе зазвучал глубинный материнский гнев.

– Мам, не начинай, – Амир нахмурился.

– Я и не начинаю! Дождется… Еще хоть раз руку на нее поднимет, возьму ружье и пристрелю!

Она опустилась за стол и залпом запила горечь, засевшую внутри.

– Ну, хватит! – Амир резко оборвал ее, выхватил пустой бокал и отставил в сторону. – Пристрелишь, и что? В тюрьму сядешь?

Она ответила самой себе:

– А что я за мать, если не могу собственную дочку защитить?

– У тебя не одна дочка! С ней что будет, подумала? – Амир махнул головой в сторону притихшей Амины.

Все замолчали.

Амир встал из-за стола, взял с подоконника пачку сигарет, сел в дверном проеме и закурил.

– Я ей еще тогда говорил не связываться с этим мусором.

Мать, подперев лоб рукой, молчала. Амир продолжал:

– Но она же у нас самая умная! Зачем ей кого-то слушать, да? Корчит из себя взрослую, а сама как была дурой, так и осталась.

Слова сорвались с такой злобой, будто их долго держали на цепи. Амир замолчал и несколько раз затянулся, выпуская дым за занавеску.

– Ладно. Провожу Вику и зайду к ним еще раз.

Мать вытерла рукой глаза. Вика посмотрела на нее виновато.

– Опять запил Серега, да? – Ей было не по себе, как если бы закрытая от посторонних дверь случайно распахнулась перед ней.

Мать только молча кивнула.

– Да… – отозвался Амир. – Избивает сестру. Я уже не помню, когда без синяков ее видел.

– А заявление писали? – спросила Вика с беспомощным сочувствием.

Мать со вздохом поднялась, оперевшись обеими руками о столешницу.

– А что толку? Там же все его собутыльники. Он и раньше с ними закладывал, а как землей занялся – они вообще спаивать его начали. Деньги же есть, значит, и друзья тут как тут. А он от водки дуреет… в скотину превращается. Уже и лечиться уговаривали и… – Она мотнула головой. – В отделение только один раз его забирали, в район. Так дружки его все равно вытащили, а он на Ленке потом злость выместил.

Амир докурил, бросил окурок в пепельницу на крыльце и повернулся к Вике.

– Короче, никому наши проблемы не нужны, Вик. Сама знаешь, как здесь все делается.

* * *

Уже почти стемнело, только полоса над горизонтом мягко освещала улицу, когда все четверо вышли за ворота.

– Как вернешься, приходи к нам еще. – Мать обняла Вику.

– Приду обязательно. Амина, пока, – Вика поцеловала девочку.

Мать тронула Амира за руку.

– Не забудь, хорошо?

– Да зайду я. Не переживай.

Солнце теряло последние силы и уходило за плавную линию далеких холмов, чтобы зажечь где-то новый рассвет. Уставшая земля выдыхала накопившийся жар, и в темнеющем воздухе теплыми волнами растворялись остатки дня.

Амир и Вика не спеша шли по тихой пустой улице.

– Извини, что при тебе начали, – сказал Амир.

– Да все нормально. Мы же не чужие.

– Мать просто весь день на нервах… Ленку с утра ждем – должна была вещи домой перенести и пропала. Телефон выключен, дом закрыт. Не знаем, что думать. Достало уже это все.

Вика сочувствующе кивнула. Какое-то время они шли молча.

– С Марикой видишься? – спросила Вика.

– Она уехала. Ты не знала?

– Нет. – Вика пристально посмотрела на друга, стараясь разглядеть что-то сквозь сумерки. – Почему вы не поженились? Уехали бы вместе.

Амир дернул плечами и полез в карман за сигаретами.

– Как мне уехать? Ты сама все видела. – Он затянулся и посмотрел на бледные звезды.

Небо загустело. В домах загорался свет. В беззаботности летнего вечера сливались доносившиеся издалека музыка, рев мотоциклов и смех.

Они подошли к дому Вики.

– С кем на море едешь?

– С подругой. Поехали с нами?

– Не, спасибо. Я малую обещал свозить. Через месяц собираемся.

Вика усмехнулась и грустно посмотрела на него.

– Ну а сам ты как вообще?

– Нормально. Занимаюсь магазином. Все как обычно.

– Я после моря зайду к вам, хорошо? Еще поболтаем.

– Конечно, приходи.

Они обнялись, и Вика зашла во двор.

Амир проводил ее взглядом и какое-то время молча стоял перед домом. Казалось, Вика появилась только для того, чтобы напомнить, что за ним тянется еще одна вина. Будто следы побоев на лице сестры еще недостаточно разъели его гордость. О Марике он почти забыл, почти поверил, что не уехал с ней, потому что был нужен здесь. И вот все, чем он себя упрекал и чему сопротивлялся, разом отчетливо встало перед ним.

* * *

Амир неторопливо шел по тускло освещенной дороге. Он вспомнил перекошенную пьяную рожу своего зятя. Тот всегда кривился и подергивался, глотая водку, но упивался своей безнаказанностью, и стоило тряхнуть его за шиворот – самодовольно скалился, уверенный, что Амир не ударит. Беспомощность перед этим подонком въедалась, как ржавчина, и казалось, что однажды не останется сил даже сжать кулак. Он зло сплюнул и вздохнул. Хоть бы получилось спокойно забрать ее домой.

Из темноты обочины навстречу ему двинулось светлое пятно. Амир присел и протянул руки.

– Барон, Барон, – тихо позвал он. В ладонь уткнулся влажный нос, собака завиляла хвостом. Он потрепал соседского пса за ухом. – Хороший.

Громыхнула калитка, и послышались шаги. Амир похлопал собаку по лохматой холке.

– Ну, иди домой.

Он поднялся и разглядел фигуру, идущую к дому Лены. Силуэт двигался быстро, держа в руке что-то длинное.

Амира окатило холодом.

– Мам! Мама, стой! – Он кинулся вдогонку.

За матерью из ворот выбежала Амина, а следом за ней Лена – она хромала и придерживала правую руку. Амир побежал быстрее, но мать уже скрылась во дворе.

– Мама! Не заходи туда! – Он подбежал к воротам одновременно с сестрами. – Почему ты ее не остановила? – Он рывком повернул Лену к себе, и увидел свежие кровоподтеки.

Лицо налилось, в голове загудело, и стало тяжело дышать. Амир бросился во двор, споткнулся, рухнул руками на острый щебень, из последних сил рванул в дом.

Лена прижала Амину к себе и замерла. Вдруг обе дернулись: вспышка, хлопок, и темные окна на секунду полыхнули.

* * *

Ноги не слушались. Казалось, вся кровь хлынула в голову и застыла свинцом. Сердце било тяжелыми ударами в грудную клетку.

Мать молча вжалась в угол, уставившись на неподвижное тело. Темная лужа ползла по узкому коридору.

Амир вырвал дымящееся ружье из рук матери, вывалился в дверной проем, пошатнулся и повис на перилах.

От едкого дыма, смешавшегося с металлическим запахом, его затошнило. Амир несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Лицо горело, и воздух показался ледяным. Он глотал этот холод, пока тяжелый туман не рассеялся. В голове с оглушающим звоном повисла пустота. Только одна отчетливая мысль заполнила сознание. И он понял, что уже давно все решил.

Он вернулся в дом. С силой поднял мать и затащил в темную кухню. Включил холодную воду и зачерпывая ладонью, несколько раз обмыл ей лицо. Ее трясло. Наконец она глубоко задышала и начала приходить в себя.

– Мама, теперь слушай меня, только очень внимательно. – Он как будто со стороны услышал свой срывающийся голос. Голова была тяжелой, и язык прилипал к небу.

Мать дрожала, ее ноги ослабли. Судорожно глотая воздух, она смотрела на сына с ужасом, и наконец, осмыслив его слова, закивала.

– Выстрел слышали все соседи, скоро менты приедут. Если тебя заберут, Амина останется без матери лет на десять. Ты понимаешь, что я говорю?

Мать задыхалась от слез. Она обхватила голову руками и не могла сказать ни слова.

– Мама, никто не видел, кто стрелял, на улице были только мы. Поэтому скажем, что стрелял я. Поняла? Я скажу, что это я его застрелил. – Он схватил ружье и начал вытирать его полотенцем.

– Нет, сынок, ты что, – мать беспомощно хватала его за руки.

– Молчи! Приди в себя, мама! – Амир схватил ее за плечо и посмотрел в лицо. – Выбора у нас нет! Понимаешь ты? Нет!

Мать совсем ослабела и опустилась на пол.

Он надел широкую футболку матери, отдал ей свою, и, переведя дыхание, с ружьем в руках вышел во двор.

Лена сидела на земле, закрыв лицо руками. Она вздрагивала, сдавливая рыдания. Амина беспомощно обнимала сестру. Лена подняла голову и обернулась: в темноте нарастал вой сирены.

– Едут.

Амир обессиленно сел рядом с ними.

– Обе смотрите на меня и запоминайте, что я говорю.

Глава II

За окном покачивались верхушки деревьев, осыпанные молодой зеленью, а над ними громоздились ряды серых панельных домов. Сотни, а может, и тысячи окон – бетонных клеток с пойманными жизнями. Кому-нибудь там нужна эта правда?

Дома равнодушно молчали. Чуть слышно отзывалась надежда. Амина со вздохом отвернулась от окна и застучала по клавиатуре. Она и сама не смогла бы ответить, для кого пишет, но точно знала, почему делает это. Она должна вернуть ему хоть каплю неизмеримой утраты. И еще, наверное, попытаться простить саму себя.

В замке скрипнул ключ и дверь открылась.

– Ты дома? – крикнул Саша из прихожей.

– Да, – отозвалась Амина. В лице затеплилась улыбка, смягчив угловатые черты.

Саша вошел в кухню с пакетом, поцеловал Амину и направился к холодильнику.

– Как тренировка? – Амина с нежностью смотрела на него, пока он раскладывал по полкам продукты.

– Нормально. А ты чем занимаешься? – Он бросил взгляд на экран.

– Да так. Писала кое-что, – Амина захлопнула ноутбук.

Саша притянул ее к себе и обнял.

– Еще не обедала?

– Нет. Тебя ждала.

Пока Саша переодевался, Амина накрывала на стол. Стоило ей остаться одной, и опять подступила мучительная душащая тоска.

Уже два года она жила как бы наполовину. Даже первые яркие чувства снова и снова заслоняла тень. Тогда ей казалось, что у нее нет права жить и радоваться жизни. Весь мир тускнел и превращался в плоскую, шаткую декорацию, из-за которой отчетливо проступали обломки реальности.

Ее книга поглотила бы и скорбь, и чувство вины – Амина изливала на бумагу все и была готова сама броситься следом, но боль не утихала.

Саша еще не знал о книге. Он искренне сочувствовал, оберегал, избегал разговоров об Амире, но сопереживать прошлому легче, чем принимать настоящее, поэтому Амина колебалась и спрашивала себя: что станет с их миром, и что останется от них самих, если с новой силой вспыхнет так долго тлевшая внутри нее злоба?

Саша с аппетитом ел, а Амина всматривалась в его добродушное лицо, в любящие глаза. Он не мог не понять.

– Саш, я решила написать о брате.

– Что написать?

– Правду.

Он отодвинул тарелку и какое-то время смотрел на Амину задумчиво, пока в ее неожиданном признании постепенно проступал смысл.

– Даже не знаю, что сказать… – Он опустил глаза. – А ты хорошо подумала?

– Я думала очень долго. Конечно, это тяжело, но я должна разобраться во всем. Иначе буду мучиться всю жизнь.

Саша молчал. Амина продолжила.

– Невозможно спокойно жить, когда с самым близким твоим человеком случилось такое. Я не знаю, как это принять, я, наверное, так не умею. И боль сама не пройдет. Я должна хотя бы память о нем отмыть от этой грязи. Он не был таким, как о нем писали и врали в новостях. Ты мне веришь?

– Конечно. Я всегда тебе верил. Просто мне казалось, что ты с этим справилась.

– Я пыталась.

Немного помолчав, Саша спросил:

– А что это будет? Книга?

– Надеюсь, да.

– Много уже написала?

– Пока только наброски. Столько всего в душе, а вытащить из себя не можешь. Все это бездонное горе исчерпывается в нескольких словах. Но даже не в этом дело. Писать нужно о нем, а не обо мне, но я ничего не знаю о его жизни там. Как это началось? Что он чувствовал? Он ничего не рассказывал, а мы и не догадывались.

– Может, есть статьи по этой теме?

– Я искала, но их очень мало.

Они вернулись к еде.

Саша обдумывал что-то.

– А если поговорить с фээсбэшниками? У них же есть специальный отдел?

– Сомневаюсь, что они что-то расскажут. Кто я такая? Студентка журфака – смешно. Наверняка такие дела сразу засекречивают.

– Скорее всего, так и есть…

Оба замолчали. Амине стало немного легче.

* * *

Через несколько дней, когда они шли домой по вечернему бульвару, Амина сказала:

– Слушай… я все думаю насчет книги… Что, если найти кого-нибудь в Интернете? Пообщаться напрямую?

– С кем? – Саша остановился.

Он редко выходил из себя, но поняв ответ по ее взгляду, не выдержал.

– С этими ненормальными?! Я надеюсь, ты не серьезно?!

Амина сердито дернула бровями, но ответила спокойно:

– Мне нужно все выяснить. Другого способа я не вижу.

– Послушай, они очень опасные люди…

– Я знаю, Саш, – перебила Амина.

Он запрокинул голову и со стоном выдохнул.

– Пожалуйста, пойми, из статей я ничего не узнаю. Как он с ними связался? Что они внушали ему? Я уверена, что он это сделал не сам, и хочу понять, как можно заставить человека решиться на такое.

– Слушай, я очень хорошо понимаю, как тебе тяжело. Но ты не должна так рисковать даже ради брата. Подумай, он бы это одобрил?

От последних слов сжалось сердце. Амина с горечью поджала губы и отвернулась. Немного помолчав, сдавленно ответила:

– Амир ради меня и не такое бы сделал. А я, по-твоему, должна обо всем забыть? Как будто ничего не было?

Саша вздохнул и обнял Амину за плечи.

– Я просто очень за тебя боюсь. И не знаю, чем помочь. Не могу даже подумать, что ты станешь с ними общаться.

– Но это ведь только переписка. Я буду осторожна.

– Амина, они вербовщики. Ты даже не заметишь, как тебе промоют мозги. Как ты не понимаешь?

– Не может это внушение действовать на всех, иначе вербовали бы каждого второго. Они же не случайно выбирают неблагополучных, депрессивных людей, работают с заключенными – к слабым проще втереться в доверие. Те, у кого в жизни все хорошо, туда не попадают.

– Этого я и боюсь, Амина. У тебя не все хорошо. Ты очень страдаешь, я же вижу.

Амина опустила глаза.

– Это видишь ты. Они не увидят.

Саша притянул ее к себе и крепко обнял.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Глава III

Все, что кажется несокрушимым – монумент повседневности с обжитыми местами, привычными делами и людьми, незыблемый фундамент, на котором держится вся конструкция жизни, может всего от одного решения, одного поступка пошатнуться и обрушиться, оставив тебя задыхаться под руинами.

От желтого кухонного света резало глаза. Амир сидел молча, безучастно, обхватив руками тяжелую голову. Вокруг все мелькало и сливалось в один гудящий поток людей, голосов и красно-синих вспышек. Казалось, что мир отслоился и равнодушно поплыл мимо, оставив его здесь, как отмершую часть.

Он не видел, как мужчины в белых халатах пронесли мимо тяжелые носилки, не слышал, как на улице громко заплакала сестра, не замечал мать, беспомощно рыдающую в углу и людей в форме.

Память вспышками фиксировала отдельные фрагменты, которые потом еще долго всплывали один за другим и складывались в смазанную картину того вечера – неразборчиво исписанный лист и его собственная рука, машинально ставящая подпись, холодный металл наручников, мамины заплаканные глаза и Амина, выбежавшая на дорогу. Все остальное утонуло в темноте и исчезло.

Ночь разбудила его запахом сырости и монотонным металлическим стуком где-то за стеной. Амир ощутил, что лежит щекой на холодных досках. Он медленно поднялся и сел, всматриваясь в полутьму. Слабый свет из коридора начертил на сером полу темные полосы решетки. От противоположной стены доносился прерывистый храп и запах прокисшего алкоголя. В полумраке все вокруг – камера, решетка, холодные скамейки вдоль стен и спящий пьяница, – казалось нереальным.

Когда тяжелый болезненный сон отступил, Амир почувствовал, что замерз. Он встал и несколько раз прошелся по камере, потом остановился у решетки и заглянул в конец коридора, откуда тянулась полоса желтого света. Послышался стук дверей и быстрые шаги. На бетонном полу вытянулись тени двух сотрудников и арестанта.

Замок тяжело щелкнул, и в камеру втолкнули худого невысокого человека. Он молча постоял у входа, осмотрелся и медленно прошел к свободной скамейке.

– Сказали, тут за убийство кто-то заехал. – Он сел и уставился на Амира. – Ты, что ли, Седого завалил?

– А ты меня допросить решил? – Амир ответил, не поворачиваясь.

– Да не, че ты. Я просто. Нормальный был мужик, когда не пил.

Амир промолчал. От реальности накатывала тошнота. Сосед еще что-то говорил, но Амир не слышал, только закрыл глаза и прислонился к стене. Он вспомнил, как проснулся сегодня утром. Солнце лилось в открытое окно, Амина играла во дворе, в доме пахло горячим завтраком. Или это было не сегодня… Целую жизнь назад.

* * *

Уже почти стемнело, только полоса над горизонтом мягко освещала улицу, когда все четверо вышли за ворота.

– Как вернешься, приходи к нам еще. – Мать обняла Вику.

– Приду обязательно. Амина, пока, – Вика поцеловала девочку.

Мать тронула Амира за руку.

– Не забудь, хорошо?

– Да зайду я. Не переживай.

Солнце теряло последние силы и уходило за плавную линию далеких холмов, чтобы зажечь где-то новый рассвет. Уставшая земля выдыхала накопившийся жар, и в темнеющем воздухе теплыми волнами растворялись остатки дня.

Амир и Вика не спеша шли по тихой пустой улице.

– Извини, что при тебе начали, – сказал Амир.

– Да все нормально. Мы же не чужие.

– Мать просто весь день на нервах… Ленку с утра ждем – должна была вещи домой перенести и пропала. Телефон выключен, дом закрыт. Не знаем, что думать. Достало уже это все.

Вика сочувствующе кивнула. Какое-то время они шли молча.

У дома Лены Амир остановился.

– Извини, что дальше не провожаю. Надо к сестре.

– Не извиняйся. Я все понимаю.

– Я подожду здесь, пока ты дойдешь.

Они еще немного постояли вместе и обнялись на прощание.

Вика удалялась, как будто скользила через сумерки. Она повернулась вдалеке и махнула рукой. Он помахал в ответ и посмотрел на окна дома. В кухне, где горел яркий свет, сквозь тонкие шторы различалась фигура сестры. В дверях показался темный силуэт, и Амир услышал срывающийся голос Лены.

Он втоптал окурок в землю и быстро пошел в дом. Сергей, сутулый и коренастый, шатаясь, стоял в дверях кухни к нему спиной. Амир двумя руками схватил его за футболку и с силой швырнул к стене. Тот глухо ударился затылком, упал и забормотал что-то бессвязное.

Лена стояла неподвижно, от неожиданности закрыв ладонью рот.

– Бери вещи, мы уходим.

– Да… Я сейчас. – Она с благодарностью посмотрела на брата и быстро вышла из кухни.

Амир присел на корточки напротив Сергея, пьяно мотающего разбитой головой.

– Сунешься к нам хоть раз, сука, – пристрелю. Понял?

Лена вернулась с сумкой и торопливо сняла несколько вещей с вешалки в коридоре. Амир пропустил ее вперед и еще раз посмотрел на красное одутловатое лицо сидящего у стены Сергея. Тот отвел глаза.

Они вышли из двора и быстро направились в сторону дома. Амир видел, как сестра несколько раз обернулась, и крепко обнял ее за плечо.

Мать уже стояла у ворот и побежала навстречу, как только их силуэты появились в сумерках.

Амир открыл глаза. Камера, решетка, тусклый свет теперь стали осязаемы, и он почувствовал себя вдавленным в эту реальность. Оба соседа спали на лавках вдоль стен. Амир не знал, спал ли он сам, но ощутил пробуждение с такой силой, словно не проснулся, а вынырнул на поверхность бездонной глубины.

Падая под откос судьбы, с каждым ударом отчаянно цепляешься за мысль, что жизнь могла и дальше тянуться ровной, прямой дорогой, если бы не поворот, за которым она вдруг криво соскользнула и полетела в пропасть. И та минута кажется еще такой близкой, что можно ухватиться рукой, вернуться и поступить иначе. Но время не обратить. Оно неподкупно, глухо, безжалостно и движется только вперед.

Необратимость наступала, давила, пульсировала в висках, и задыхающаяся под ее натиском свобода кричала и билась с такой силой, что Амир и сам не мог больше молчать. Он то вскакивал с места, метался от стены к стене, сжимал прутья решетки, то измученно закрывал глаза и видел, как солнечный свет вплетается в белесые спутанные волосы Амины, как ее смех дрожит в брызгах воды, и мать ласково перебирает ее выгоревшие пряди. Ему хотелось, чтобы они оставались в том далеком солнечном дне и дождались там его.

* * *

Внезапно громыхнула железная дверь, раздался топот и неразборчивые голоса. Амир вздрогнул и очнулся от тревожного сна.

– Салам, брат. – Из серой темноты выступило знакомое небритое лицо.

Амир вскочил на ноги. Мучившие его мысли сразу рассеялись, как ночной бред. Он пожал протянутую руку и обнял Тагира через решетку.

– Твоя мать позвонила – я сразу помчался сюда. Как ты?

– Даже не знаю. В шоке, наверное.

Тагир похлопал брата по плечу.

– Она утром поедет к прокурору и к судье. Здесь к начальнику милиции ездили уже – он в отказ, короче. Походу, Седой его кентом был.

Амир понимающе кивнул и сразу поник. Тагир заметил это и виновато отвел взгляд, но сразу спохватился:

– Вот, возьми. – Он просунул между прутьями пакет. – Здесь еда и чай. Мать к тебе не пустили.

– Спасибо.

– Ты, главное, держись. Может, получится замять. Мы всё сделаем, что можем, ты знаешь.

Они немного помолчали.

– Пока на все вопросы отвечай, что ничего не помнишь. Понял?

– Да.

Амир постарался улыбнуться. Из пакета пахло домом. Ему захотелось, чтобы Тагир ушел – было невыносимо смотреть через решетку на прежнюю жизнь.