Текст книги "Улыбка сорвиголовы"

Приготовившись к уроку, Денни снова вздохнул и опустился на порог рядом с инструктором.

– Кадиган, – торжественно заявил старик, – ты умеешь обращаться с револьвером. Ты стрелял так, словно в каждой жестянке сидел Ланкастер. И если бы это было действительно так, то он умер бы сотню раз. Сегодня ты управляешься с револьвером лучше всех, кого я когда-либо видел. – Денни мог только смотреть на дядюшку Джо. – Потому что, – продолжал Лофтус, – в тебе нет страха. Пугливый джентльмен никогда не научится хорошо стрелять. Когда я увидел тебя в первый раз, то понял, что у тебя есть задатки первоклассного стрелка. Я убедился в этом, наблюдая, как ты здесь стоял и смотрел на мою винтовку. Ты не менялся в лице. Тогда я решил, что из тебя может что-то получиться.

– Тогда вы держались слишком спокойно, – заметил Кадиган, улыбаясь от удовольствия. – Могу я теперь отправиться за Ланкастером?

– В мире нет человека, за которым ты сейчас не мог бы отправиться, – серьезно ответил дядюшка Джо.

Глава 8
Проводы

Когда ранним утром следующего дня Денни Кадиган приготовился к отъезду, дядюшка Джо пришел проводить его и принес два револьвера, чей возраст выдавали истертые пальцами рукоятки.

– Что ты скажешь об этих двух револьверах? – спросил он своего ученика.

– Полагаю, что это старые кольты.

– Возьми их, – протянул оружие старик.

Кадиган торжественно принял его.

– Попробуй, – предложил дядюшка Джо.

Денни оглянулся в поисках подходящей мишени, и, пока он искал, три большие вороны слетели с сосновых вершин и тяжело поплыли через прогалину. Денни вскинул револьверы и выстрелил. Первая птица камнем упала на землю. Вторая перевернулась в воздухе и начала стремительно снижаться, пронзительно жалуясь на судьбу. Кадиган милосердно покончил с ней третьей пулей.

– Очень приятные и точные револьверы, – одобрил он.

– Весьма древние, весьма средние, – покачал головой дядюшка Джо. – Они кажутся тебе похожими на другие револьверы?

– Они немного тяжелее, и у них длиннее стволы.

– Именно так, сынок. Достаточно удлинить ствол, чтобы стрелять в цель на десять ярдов дальше, чем из обычного кольта. А эти десять ярдов бывают нужны, и весьма.

Кадиган кивнул.

– Еще у них хорошие курки, – отметил он, крутя в руках револьверы. – Удерживают равновесие так, словно у них есть мозги.

– Верно, – согласился дядюшка Джо. – Я слышал про эти револьверы, что они слишком тяжелые. Они сделаны не для слабаков.

И он взглянул на округлые запястья Денни, перетянутые стальными сухожилиями.

– Они достаточно тяжелые для того, – уточнил тот, – чтобы джентльмен сразу понял, что у него в руках кое-что есть.

– Кадиган, – торжественно объявил Лофтус, – ты умен. Гораздо умнее, чем я думал. Револьверы дружили со мной много лет. Будь я проклят, если помню, как много! Нет, сэр, они ушли на покой со мной и присматривали за Лофтусом как пара бульдогов. Им никогда не приходилось гавкать и кусать одного и того же джентльмена больше одного или двух раз. – Тут он злобно хихикнул. – Довольно долго я считал, что наверняка придет тот день, когда меня загонят в угол и прикончат.

Старик кивнул, вспоминая те бурные времена.

– И я всегда думал, что когда упаду, то приберегу эту пару на последние полсекунды. Ну вот, Денни, я постарел и покрылся ржавчиной. Теперь у врагов мало шансов меня прикончить. Похоже, те, кто когда-то меня ненавидел, сейчас жалеют старика. – Он снова зло ухмыльнулся. – Как бы то ни было, никто из них меня не побеспокоит, полагаю, что и сам вряд ли кого-нибудь побеспокою, прежде чем через пару лет отдам концы.

– Вы проживете еще лет тридцать, не меньше, – вежливо перебил Кадиган.

– Не будь лицемером, парень.

– Я слышал рассказы об индейце в Нью-Мексико, дотянувшем до ста двадцати лет. Если на такое способен индеец, то почему это не по плечу белому человеку?

– Почему? – переспросил старик, ухмыляясь шире и радостнее прежнего. – Я продолжаю утверждать, что краснокожий не может сделать ничего такого, чего белый человек не в состоянии сделать лучше. Ты определенно умен, Кадиган! Ну, вернемся к револьверам. Я всегда представлял их в руках какого-нибудь джентльмена, который умеет стрелять и умрет во время драки, простреленный полудюжиной пуль, с израненными ногами, загнанный в угол комнаты. В него стреляет дюжина джентльменов, но он все еще держит по револьверу в каждой руке… все еще сражается… убивает до последней минуты… – Рисуя потрясающую картину, старик пронзительно кричал. Затем, уже тише, добавил: – Точно так умер мой напарник, старина Джеф Джилки, я пришел слишком поздно. Но я видел пятерых джентльменов, истекавших кровью, израненных так, что они никогда этого не забудут. Они лежали на полу рядом с еще тремя мертвыми джентльменами, смотревшими в потолок и думавшими, вероятно, обо всем этом, когда они падали вниз словно утки с неба – падали вниз к дьяволу, как убийцы и мерзавцы, каковыми они, впрочем, и были на самом деле. – Голос старика дрожал. Он откашлялся и добавил: – Мне не придется так умереть.

– Вы умрете богатым, что намного лучше, – предположил Кадиган. – Найдете медь и станете самым богатым в мире. О вас будут помнить, мистер Лофтус.

При этих словах взгляд дядюшки Джо значительно просветлел, но в конце концов старик просто уныло пожал плечами:

– Послушай меня, нет ничего лучше доброй смерти. Я отдал бы всю медь, лишь бы умереть так, как положено умирать настоящему мужчине. И эти револьверы, Кадиган, должны перейти к человеку, который умрет именно так.

Денни встал.

– Я могу быть уверен, что меня убьют? – спросил он с любопытством.

– Конечно. У тебя нет шансов ни на что другое. Вопрос только в том, где это произойдет. Ты сделаешь что-то, что заставит людей говорить о тебе, и умрешь, пока они все еще будут болтать!

– Мне кажется, – мягко возразил Кадиган, – что джентльмен вправе сделать что-то такое, а затем сидеть и думать об этом всю оставшуюся жизнь.

– Среди джентльменов подобных нет. Никто из них не хочет работать. Вот в чем моя проблема. Я всегда стремился к славе. Но упорный труд не по мне. Я никогда не трудился. Только добивался, чтобы обо мне говорили, – со вздохом признал старик.

– Но, дядюшка Джо, в горах нет человека, который бы сделал столько, сколько вы, для поддержки закона. Все это знают.

– Все дураки, – отрезал старатель. – Я кое-что открою тебе, Денни, потому что, полагаю, в твоих интересах пока придержать язык и не трепаться об этом. Так вот, я никогда не совершал успешных акций, если никто этого не видел и не мог затем рассказать остальным. Будучи шерифом, я не меньше дюжины раз имел возможность поймать банду проходимцев. Но я выжидал. Почему? Потому что, в отличие от тебя, я не любил опасность!

– От меня? – пробормотал ошарашенный Кадиган. – Я не люблю ее! Любить опасность? Я никогда не слышал, чтобы джентльмен любил опасность.

– Только очень разумный человек знает, из чего он сделан и почему так поступает. Да, очень разумный человек, сынок. Любить опасность не так-то просто. Это совсем не то, что любовь к выпивке. Но она делает джентльмена похожим на сумасшедшего. Посмотри на джентльменов, которые умудряются затеять перестрелку и остаться в живых. Я таким не был. Довольно скоро я почувствовал, что у меня дрожат руки. Тогда я притащился сюда и стал все делать сам. Поиски меди? Черт побери, парень, я занят только одним – пытаюсь не вспоминать того проклятого труса, от которого сбежал.

Лофтус со вздохом поднял свое морщинистое лицо, и взгляд его маленьких глазок под изборожденными временем веками устремился над верхушками огромных сосен дальше, к горным пикам под нежно-голубым небом.

– Даже если все, что вы говорите о себе, правда, – произнес Кадиган с благоговейным страхом, – какое это имеет значение? Предположим, вы хотели прославиться в глазах других людей. Ну вот, дядюшка Джо, вы получили то, к чему стремились. Все говорят, что вы самый смелый, самый честный, самый ловкий и меткий джентльмен, когда-либо носивший оружие в этих краях.

Радость вспыхнула в глазах Джо Лофтуса словно отраженный свет, и старик стиснул худые кулаки. Тем не менее он медленно покачал головой, отвечая Кадигану.

– Это бесполезно. Я знаю. Ты можешь дурачить нескольких или многих людей, пока жив. Но после твоей смерти правда выходит наружу и вползает в уши. И все сперва начинают тебя проклинать, потом просто забывают. Но, Кадиган, как сравнить краткость жизни джентльмена с вечностью его смерти? И разве может минутное восхваление сравниться с забвением на сотни лет? Нет, сэр, – мрачно продолжил он. – Я думал о себе, а не о своей работе. Я думал об известности, которую получу, а не о помощи закону. Но люди, которые восхищались моими подвигами, продолжают говорить о них, потому что я пока жив. Когда умру, все, что я сделал, умрет вместе со мной. Те, кто любит свою работу, совершают значительно больше, чем им кажется. И те, кто любит опасность… – Лофтус замолчал.

– Те, кто любит опасность?… – мягко подсказал Кадиган. – Кто они?

– Ну те, кто идет на Северный полюс, и тому подобное. Думаешь, они ищут там что-то ценное? Нет, сэр. Там нет ничего, кроме снега и льда. Они скажут вам, что у них есть цель. Нет, сэр, у них нет никакой цели. Только поиск опасности. Каждый раз, когда они устремляются вперед, искушая судьбу. И вот ради этого они идут на полюс. Им нравится делать крупные ставки. Понимаешь? И ты такой же. Ты преследуешь Билла Ланкастера. Почему?

– Потому что он использовал револьвер, когда я дрался голыми руками.

– Нет, не поэтому. Ты собираешься его преследовать потому, что он очень опасен. И однажды ты, возможно, его поймаешь или он поймает тебя. Но если ты победишь, то будешь искать что-нибудь еще, что потребует от тебя полной отдачи сил, а найдя, снова пустишься по следу. Закончив с этим, ты попытаешься найти еще что-то. И, наконец, задолго до того, как ты состаришься, они поймают тебя и загонят в угол, и ты умрешь, сражаясь с двумя револьверами в руках, убивая человека всякий раз, когда спустишь курок. Ну, бери револьверы, парень!

Таким было прощальное напутствие дядюшки Джо Лофтуса. Он не пожал руку Кадигану, а повернулся спиной и шел к хижине, пока парень садился на мустанга и медленно ехал вниз по склону. Когда Денни обернулся, то увидел, что вышедший из хижины с киркой на плече и молотком в руке старатель в шляпе, сбитой на затылок, снова отправлялся на поиск затерянного медного рудника.

Глава 9
Своевременное прибытие Кадигана

Невозможно представить себе, чтобы Уильям Прентис Ланкастер (а именно так окрестила его мать) не находился в центре любого действия, в котором только решил принять участие. Сейчас, когда лицо Сэма Босвика, напоминавшее свиное рыло, вспыхнуло и исказилось от ярости, а огромные мышцы на его руках пришли в движение и когда Красавчик Мэлони и даже Чес Морган спорили на повышенных тонах, Билл Ланкастер, молча сидевший у окна, производил внушительное впечатление именно своим спокойствием. Даже если бы Билл орал громче всех, это послужило бы менее веским аргументом.

Он же предпочитал пока праздно разглядывать окрестности из номера отеля, словно спор его совершенно не интересовал, а внимание привлекали только густые черно-зеленые заросли хвойных деревьев на холмах вокруг городка Горман. Ланкастер окинул их взглядом и отметил, как силуэты деревьев четко вырисовываются на фоне неба и как маленький ручеек несется вниз по склону, а тропинка позади ручейка то пропадает из виду, то вновь появляется, покуда ручеек, наконец, не выравнивается и не расширяется, превращаясь в неторопливую тихую речушку, протекавшую через самый центр Гормана справа от окна, возле которого сидел Билл. Тропинка также стала шире и превратилась в дорогу с глубокими колеями от телег и фургонов, привозивших в город одних работников и увозивших других, поставлявших свежие припасы к подножию гор. Но хотя взгляд Билла Ланкастера лениво блуждал вдалеке от сцены, которая разворачивалась возле него, он все же внимательно за ней следил. Порывистый мустанг боком поднимался по тропинке, взбрыкивая на каждом дюйме пути, пока плеть со свистом гуляла по его бокам, но даже эта картина не вызвала у Ланкастера соответствующих эмоций. Спор в комнате поглотил его целиком.

Суть спора заключалась в том, что Сэм Босвик, ездивший в Канзас-Сити, чтобы раздобыть информацию, с помощью которой они смогли бы ограбить очередной поезд и получить двадцать пять тысяч долларов чистой прибыли, заявил, что выполнил в этот раз тройную или, по крайней мере, двойную работу и имеет право, соответственно, как минимум на две доли вместо одной. Возражения Чеса Моргана и молодого щеголя Красавчика Мэлони заключались в том, что каждый из них в прошлом брал на себя гораздо больше, чем другие, риска и ответственности при различных обстоятельствах, но они никогда не претендовали на дополнительную оплату при дележе.

Их возражения настолько разозлили Сэма Босвика, что тот буквально раздулся от ярости. Сэм относился к типу чрезвычайно сильных мужчин, чаще встречающихся в цирке или варьете, где они держали зубами ремни, на которые, в свою очередь, цепляли пианино, или поднимали огромные тяжести, или удерживали пирамиду из восьми или десяти взрослых силачей. Сами они не всегда были великанами. Их расслабленные мускулы напоминали дряблый жир, но в случае нужды они становились твердыми, как канаты, и обвивали тело противника, словно стальные обручи. Таков был Сэм Босвик. Его лицо напоминало свиное рыло, а интеллект отличался от поросячьего только изощренным коварством. Но его безрассудные непоколебимые порывы и могучие мускулы, способные двигаться с ошеломляющей скоростью, внушали страх людям на тысячи миль вокруг.

Красавчик Мэлони вполне соответствовал своему прозвищу. Этот изящный юноша с большими карими глазами и мягкой улыбкой заставлял трепетать девичьи сердца. Одевался он ярко, как мексиканский кабальеро. Однако истинным организатором трио, мозгом, разработавшим все наиболее прибыльные операции, являлся Чес Морган. Он оставался честным, как и любой мужчина в горах, до тех пор, пока злосчастная ошибка правосудия не превратила его в бандита. Чеса объявили вне закона, и пришлось ему попробовать на вкус и полюбить вольную жизнь. Он выглядел так всегда: человек с серьезным лицом, усталыми глазами и седеющими волосами. Говорил грубо, и в зубах у него торчала неизменная трубка. Чес славился тем, что медленно попыхивал ею, стреляя из винтовки в отдаленную цель. Причем в человека. Таков был Чес, который всерьез взялся за дело и наконец выступил с речью от своего имени и от имени Красавчика Мэлони:

– Кто тебя просил ехать? Ты сказал, что готов в путь и что, по твоему мнению, один прекрасно управишься в Канзас-Сити. Ведь у тебя там есть знакомые. Но, Сэм, на твоем месте я сделал бы то же самое. И когда мы удирали от Хуареса в Огэст и под тобой пристрелили лошадь, я остановился и подобрал тебя… Разве я просил после этого двойную долю за то, что сделал для тебя?

– Я много раз об этом слышал, – резко бросил Сэм Босвик. – Но разве я не отплатил тебе вдвойне в паре случаев?

– Когда же?

– Не я ли поддержал тебя, когда ты проигрался в покер?

– Можно заплатить за это наличными?

– Деньгами можно заплатить за то, что я сделал, – горько парировал Сэм. – И, возможно, в этом вся разница.

– Деньги, – холодно ответил Чес Морган, – не самое важное, и ради них не стоит жить.

– Здесь, наверное, церковь или воскресная школа! – проворчал мистер Босвик. – Я хочу только свою законную долю, и будь я проклят, если ее не получу!

– Не знаю, как ты собираешься ее получить.

– Я требую справедливости!

– Так говорит каждый проходимец.

– Ты назвал меня проходимцем, Чес? – Босвик устрашающе вперился в Моргана, но тот не отвел взгляда.

Чес продолжал спокойно и почти с жалостью разглядывать своего компаньона; на лице его отсутствовали малейшие следы интереса.

– Я не упоминал имен, – ровным голосом произнес Морган. – Когда дело доходит до таких разборок, то я уступаю место своим револьверам. Тебе, Босвик, все равно окажется мало, даже если твоя доля превысит долю босса.

Такие слова внезапно привлекли внимание к Ланкастеру, но тот, казалось, никак на них не отреагировал.

– Послушай, – продолжил Босвик, понизив голос. – Не нужно втягивать Ланкастера. Ты знаешь и я знаю, что он ничего для нас не сделал, просто околачивался поблизости и никогда не рисковал. У него так мало опыта, что он даже не мог отдавать приказы. Ланкастер всего лишь фикция, и тебе прекрасно об этом известно. Главное, для чего мы его взяли… – продолжал он смелее, так как отсутствующий взгляд Ланкастера задержался на деревьях за окном, не проявляя интереса к разговору, происходившему рядом, – главное, для чего мы его взяли, – охранять нас от всех, кто болтается вокруг и может упасть нам на хвост. Но будь я проклят, если Билл способен даже на это! Я спрашиваю тебя откровенно, напарник, какое право имеет босс, если уж тебе нравится так его называть, получать двойную долю?

– Спроси его! – вмешался Красавчик Мэлони со злобной ухмылкой.

Сэм Босвик встал. Хоть он и чувствовал себя дерзким и сильным, было очевидно, что ввязываться в драку с Ланкастером один на один он вовсе не собирается.

– Обратись к Ланкастеру за своей двойной долей, – предложил Чес Морган. – Может, он тебе ее и отдаст.

– Хорошо, старина. Я попытаюсь, – пробормотал Босвик и резко повернулся к окну. – Эй, Билл!

Тот прекрасно его услышал, но виду не подал, а продолжал сидеть, отвернувшись, с отсутствующим выражением лица. Более того, именно теперь, когда его окликнули, Билл как раз принялся внимательно разглядывать всадника, спускавшегося мимо сосен и только что свернувшего с узкой тропы на более широкую, изрытую колеями дорогу; всадник направлял своего уродливого птицеголового мустанга прямо к городу. Тут Ланкастер резко выпрямился и вспышка злобной ярости мелькнула в его глазах: он в конце концов узнал наездника, издали показавшегося ему странно знакомым. Кадиган собственной персоной ехал прямо к нему в руки! После стольких месяцев тщательных расспросов, после сотен миль, проведенных в седле в поисках парня, – вот он сам явился к Ланкастеру. Билл чувствовал, как весь гнев, поднявшийся после непотребной болтовни Босвика, мгновенно улетучился и мысли успокоились. Наконец-то он заполучил Кадигана!

Никто не понимал, как много это для него значило. Ланкастер никогда не говорил об этом с друзьями. Но о том, насколько важна для Билла была встреча с противником, свидетельствовало хотя бы то, что каждый их трех крутых парней, сидевших в комнате, постоянно помнил имя Кадигана. Дело в том, что среди скотоводов, лесорубов и старателей, давно усвоивших прославленное имя Ланкастера, имя Кадигана также приобрело известность. Точно так же, как неизвестный, выстоявший четыре раунда против чемпиона из чемпионов, становится знаменитым за ночь, потому что его схватка завершилась вничью, так и человек, выступивший против непобедимого Билла Ланкастера и сбивший его первым ударом, человек, осмелившийся голыми руками атаковать прославленного бойца, считался едва ли не более великим, чем сам Ланкастер!

Исчезновение неизвестного стало приятной частью загадки. Почему он уехал? Почему ему пришлось отступить? Как бы то ни было, Кадиган исчез из обитаемого мира. Кое-кто в поисках наиболее вероятного объяснения такого исчезновения мрачно вещал, что Ланкастер, должно быть, знает намного больше, чем говорит.

Тем временем знаменитый бандит был вынужден поддерживать свою репутацию, непрерывно разъезжая по горам и демонстрируя всем, что он готов и стремится к встрече с парнем, которого ненавидел и которому, по несправедливым слухам, причинил зло. Такая самоуверенность весьма ему помогла и поддержала пошатнувшуюся славу. Но ничто не могло вполне достоверно объяснить исчезновение Кадигана. Или его убили, или он уехал с какой-то целью и когда вернется, то сразу же проявится. Вот такое сложилось общее мнение. Что касается стычки между Кадиганом и Ланкастером, то о ней никогда не рассказывали правильно. Даже ковбои, присутствовавшие при том, не смогли прийти к соглашению друг с другом. Потому что все дело было исключительно простым. Примечательна лишь перемена в самом Кадигане. Он превратился в другого человека.

И повествуя о схватке, ковбои не могли не сосредоточиться на Кадигане. Говорили о нем так, что сделанное им казалось более значительным, чем было.

В результате имя Кадигана стало так же известно в округе, как и имя Ланкастера. Вот почему Билл радостно улыбался, увидев врага, улыбался, как кот, собравшийся броситься на птицу, – голодной улыбкой, без тени веселья.

Затем он повернулся к Сэму Босвику, который уже в третий раз повторял вопрос с некоторым раздражением.

– Послушай, Ланкастер, я хочу, чтобы ты сказал мне, как, по-твоему, нужно поступить! Я получу две доли или нет?

– Разве ты получал две доли раньше? – поинтересовался Ланкастер.

– Нет.

– Когда ты уезжал в Канзас-Сити, разве ты говорил ребятам, что потребуешь две доли за свою работу и работу своих друзей?

– Нет, не говорил, – мрачно ответил Сэм Босвик.

– Ну вот. Мне кажется, что джентльмен, нарушивший законы банды или пытающийся нарушить законы банды, должен быть каким-то образом наказан. Как мы поступим, чтобы заставить Босвика понять, что нас не следует дурачить?

– Наказан? – загремел Сэм. – Я?

И он раздулся как жаба, так что пуговицы с жилета разлетелись в разные стороны, – настолько велика оказалась ярость, охватившая силача.

– Наказан, я сказал, – зловеще продолжал Ланкастер. – Но есть две вещи, которые помогут тебе избежать наказания. Во-первых, до сегодняшнего дня вы, джентльмены, никогда не помышляли о наказании для тех, кто нарушает законы банды. А во-вторых, ты много работал ради этого дела. Так что, старина, я считаю, что тебе повезло и ты легко отделался.

– А дополнительная доля? – пробормотал немного напуганный Сэм Босвик.

– Ты держишь нас за дураков, Сэм? – заорал Ланкастер.

Босвик покачался из стороны в сторону, как бык перед тореадором, но атаковать не стал. Он был вне себя, но в последний момент вдруг сообразил, что не стремится вступать в схватку с самым лучшим стрелком в горах. Поэтому он остановился, тяжело дыша. Ланкастер отвернулся к окну, демонстрируя отсутствие интереса к недавней ссоре и собственному решению.

– Посмотрите на подъезжающего молодого джентльмена, – указал он. – Полагаю, вы все о нем слышали. Узнаёте его?

– Ланкастер демонстрирует нам, чего он стоит, – прошептал Красавчик Мэлони старику Чесу.

– Стоит? Он на вес золота. Кто этот парень? – спросил Чес, выглядывая из окна.

– Где он только раздобыл такую жуткую клячу! – воскликнул Мэлони.

– Так вот, друзья, это молодой Кадиган. Похоже, что он смог одолеть меня, как заявляют некоторые вруны?

Остальные проворчали себе под нос:

– Кадиган!

Услышав свое имя, произнесенное сразу несколькими голосами, парень поднял голову и увидел трех мужчин, выглядывавших из окна и пристально его рассматривавших. А за ними в тени едва маячило мрачное лицо. Ланкастер!