Текст книги "Вдребезги"

12

– Ты с дуба рухнул?.. – спросила Сара. Звякнула чашкой кофе о блюдце.

– Ну… так получилось, – сказал Майкл.

– Что получилось? Знаю я, как это получается! – Она скомкала салфетку и бросила на стол. – Господи, ещё и ты… Зачем я вас познакомила… – Она закрыла лицо руками.

Любимая кофейня у Сары была в самом центре города. Здесь всегда играло что-то негромкое, за круглыми белыми столиками сидели девчонки с выпученными розовыми губами, из-под столов друг на друга зырили тявкалки в бантиках, пахло жареными кофейными зёрнами и миндальной пудрой. Не считая девчонок, которые были один в один манекены с витрин универмага «Харродс», Майклу здесь нравилось. И печенье тут было вкусным – он даже однажды захватил половинку с собой, чтобы показать Томми.

– Ну, не реви, – сказал Майкл. – Нормально же всё.

Сара отняла руки от лица.

– Я из-за тебя, козла, реветь не собираюсь, – сказала она. – Тебе-то что сделается. А вот Джеймс…

– А чего Джаймс? – насупился Майкл. – Он сам хотел, ты же видела.

– Ты кретин, – она посмотрела прямо и внимательно. – Так, скажи мне вот что. У тебя это серьёзно?.. Ты влюбился?..

– Ничё я не влюбился, – возмутился Майкл. – Нет, ну он мне нравится, конечно, пиздит интересно, и вообще…

– Если ты разобьёшь ему сердце, я тебе хрен узлом завяжу, – серьёзно пообещала Сара.

– Да не преувеличивай, это просто секс, – хмыкнул Майкл.

– Если для тебя это просто секс, – она даже не улыбнулась, – то остановись прямо сейчас. Ты его не знаешь. А я – знаю. Он не как мы с тобой, он не встречается с теми, к кому ничего не чувствует.

– Да ладно, – с опаской сказал Майкл. – Если б ты его так хорошо знала, сама бы к нему не полезла.

– Я миллион раз пожалела уже!.. – Она сцепила руки в замок, ткнулась в них лбом. Майкл отодвинул блюдце с куском торта, чтоб рукавом не влезла. – С тех пор как мы расстались, он со мной почти не разговаривает, – тихо сказала она. – В день рождения первый раз за пару недель словом перемолвились. Знаю, что сама дура, но мне его так не хватает…

– Может, остынет ещё, – предположил Майкл.

Сара подняла голову.

– Остынет?.. А ты бы быстро остыл?.. Ты хоть раз в своей жизни влюблялся по-настоящему или только хером крутить умеешь?..

– Да не собираюсь я его обижать, – сказал Майкл. – Я ему прямо сказал, что у меня к нему только хер торчком, и всё. Но я сразу с двумя не встречаюсь, потому тебя и позвал на разговор.

– Ну хоть честный, – вздохнула она. – Я-то переживу. Заезжай иногда просто так, по-дружески. А то у меня теперь ни его, ни тебя…

– По-дружески – можно, – кивнул Майкл. – Но у тебя же вечно гостей полон дом, скучать некогда будет.

– Ты кретин, – спокойно сказала она. – Не понимаешь, да?.. Не врубаешься?.. Джеймс мой единственный друг был. Остальные – так, фон создают, – она взмахнула рукой. – Как рыбки в аквариуме. Плавают туда-сюда, рты разевают, в стекло тыкаются. Память – три секунды. А он – не такой. И если ты ему… – Сара не договорила, полезла в сумочку за платочком. Майкл с изумлением увидел мокрую дорожку на щеке. – Я тебя из-под земли достану, – хрипло сказала она.

Открыв рот, аккуратно промокнула накрашенные глаза – на салфетке остались пятна от туши.

– Слушай, – неуверенно сказал Майкл. – Он мне нравится. Но я его не собираюсь замуж звать. Он большой мальчик, сам решает, с кем трахаться. Вот он и решил. А я тока за.

– Я думала, вы просто… – Она отхлебнула остывший кофе, поморщилась. Зачем-то помешала его ложечкой. – Я думала, на вечеринке все просто выпили лишнего, что это шутка такая…

– Не шутка, – сказал Майкл.

Сара вдруг усмехнулась, качнула головой.

– Ты ж говорил, что ты гетеро?..

– Говорил, – сказал Майкл.

– Ну, Джеймс, – она тихо засмеялась. – Отбить моего собственного мужика… на моём собственном празднике… практически – в моём собственном доме… да ещё и соперника. Натурала!.. Вот стерва!..

Восхищение у неё в голосе было совершенно искренним.

Под ровным белым небом крыша казалась ржавой. На фасаде прямо под ней было большое круглое окно с железной рамой. Из такого эффектно выломиться, например, на красном «Вранглере», чтоб осколки во все стороны, звон, визг, кто-то стреляет вслед, но, конечно, промахивается.

Вот только приземляться не на что – до лужайки лететь три этажа. Разве что на деревья планировать. В «Сокровищах Амазонки» был чумовой трюк, когда машина сорвалась с обрыва и улетела сквозь деревья. Там было метров десять падения, сняли с первого дубля.

Как они это рассчитывали, черти?.. Это ж физика, вот как в «Разрушителях легенд» или «Топ Гир». Всё можно заранее просчитать. Сидит наверняка там какой-то спец, рисует всякие графики со стрелочками: вектор, ускорение, сила удара. Жалко, на таких спецов в университетах не учат. А то, может, бегал бы щас по кампусу с охапкой книжек наперевес, весь из себя деловой, лапал бы Купидончика в пустых аудиториях…

Майкл вздохнул.

Вчера они вернулись в Лондон уже за полночь.

Ночная дорога – опасное место, особенно когда приходит туман. Полотно трассы возникает из ниоткуда, стелется под колёса и исчезает за спиной, в клочья разорванное рёвом мотора. Порой кажется, что сзади тебя нагоняет бездна, хочется выкрутить газ, чтоб оторваться от её жадной пасти. Фонари тускло подсвечивают жёлтым невидимую водяную пыль, будто боженька как следует облегчился на грешную землю.

Майкл заставлял себя не гнать, подавляя смутное чувство тревоги. Трасса казалась пустой, но в тумане всегда так кажется. Нельзя поддаваться. Он держал крейсерскую скорость, глядел прямо вперёд. Джеймс льнул к спине. Было страшно.

Со страхом Майкл был знаком очень близко. Он испытывал его на прочность и каждый раз усмехался: ну что, бля, выкусил?.. Он знал, что ломать кости очень больно, и знал, что на дороге он уязвим. Если ему в бок прилетит чьё-то крыло, он упорхнёт под колёса первому встречному раньше, чем успеет понять, что случилось. Но это всегда будоражило его, пожалуй, даже слегка возбуждало.

Раньше.

Майкл вздохнул с облегчением, миновав окраины города. На хорошо освещённых улицах, унизанных светофорами, было спокойно. Он пересёк центр по набережной, свернул к Челси, углубился в богатые спящие кварталы.

Заглушил мотор возле знакомых ворот. Непонятная тревога отступила, но не сдалась окончательно – осталась смутным холодком где-то в солнечном сплетении. Майкл стащил шлем, повесил его на руль. Накрыл ладонь Джеймса у себя на поясе. Хотел сказать, что можно уже отцепляться, но так и остался сидеть, молча сжав его руку. Джеймс стукнулся шлемом ему в затылок, высвободился, стащил – и вернул руки на пояс. Упёрся подбородком ему в плечо.

Майкл хотел сказать, что лучше без нежностей, но промолчал. Джеймс поцеловал его за ухом – тепло, щекотно и влажно.

– Вали уже, – буркнул Майкл, не шевелясь.

– Встретимся завтра?

– Я работаю.

– А у меня пары до четырёх. Заберёшь из университета?

Они опять целовались, будто расставались на годы. Джеймс жался к нему, постанывая в губы, порывистый и неловкий.

– Вали уже, – пробормотал Майкл. – Давай, кыш отсюда.

– Ты приедешь?

– Приеду.

– В четыре.

– В четыре.

– Я буду ждать.

– Иди домой.

– Я буду ждать, Майкл…

Майкл стоял на площадке для велосипедов и мотороллеров, прислонившись задом к мотоциклу. Разглядывал студентов, выбегавших из тяжеленных высоких дверей. Университетские корпуса были старинными, из красного кирпича, с финтифлюшками под самой крышей, с белыми оконными рамами.

Было волнительно искать глазами Джеймса в толпе. Вот показалось – знакомые кудряшки? Но нет, это кто-то другой. Майкл скрестил руки на груди, дежурно улыбнулся проходящей мимо паре девчонок. Те хихикнули, зашептались, ускорили шаг. Майкл проводил их глазами, даже не подмигнув.

Скамейки в сквере между зданиями занимали группы парней. Сидели рядом, пили кофе из картонных стаканчиков, листали тетради. Смотрели друг другу в глаза, смеялись. Хлопали друг друга по плечам, по затылку.

По виду ничего не понять – не целуются и как будто приятели. Обычные студенты. А если не друзья, а любовники, которые могут обняться просто так, взяться за руки, не прячась в углу? Вот сидят двое, один положил другому руку на плечо. Что это? Дружеский жест или что-то большее?

Сколько раз Майкл сам обнимался и с Томми, и с Браном – и за плечи держал, и сидел на тесной лавке в баре колено к колену, бедро к бедру. Случалось, пьяно дремал головой на плече, а уж сколько раз приходилось тащить каждого до постели – и не сосчитаешь. И тут уж не смотришь, за что хватаешься, особенно если тот выворачивается из рук и хоть на карачках, хоть ползком утекает под стол, чтоб присосаться к закатившейся в угол бутылке. А сколько раз подростками купались голышом, спали вповалку кто на ком, сравнивали, у кого длиннее отросло…

И никогда не хотелось поцеловать Томми в пухлые губы, не тянуло украдкой пощупать Брана под столом за коленку.

Что же случилось? Откуда это всё?..

Джеймс выскользнул из дверей, закинул на плечо сумку. Покрутил головой.

«Ищет меня», – подумал Майкл. Внутри всё зажглось. Он выпрямился. Сейчас повернёт голову, сейчас вглядится и заметит…

Заметил.

Что нужно сделать, чтобы ты всегда вот так искал меня взглядом? Чтобы шёл ко мне сквозь поток людей, мимо журчащих фонтанов, зелёных скамеек, мимо роллеров и скейтбордов, мимо цветочных клумб и клетчатых пледов, брошенных на газон, мимо кованых фонарей, мимо преподавателей, мимо осенних деревьев, мимо низких железных оград – шёл ко мне, не отрывая взгляда, улыбаясь, ускоряя шаг – что сделать, чтобы так было всегда?..

Джеймс закинул обе руки ему на шею, привстал на цыпочки, приложился к губам. Майкл обхватил, прижал к себе – тут ведь можно? Тебе виднее, Джаймс, можно ли тут целоваться, – накрыл своим ртом. Пусть все видят, завидуют, шепчутся. Рот Джеймса пах кофе и сладкой выпечкой. А ещё он пах самим Джеймсом, и этот запах Майкл не перепутал бы ни с чем, этот вкус проштамповался на языке, как серийный номер, и всё теперь было – «Джаймс» и «не Джаймс». Майкл бы вылизал его изнутри, чтоб навсегда, чтоб ничего больше не помнить…

– Ого, – раскрасневшись, выдохнул Джеймс, отодвинулся, удерживая Майкла за локти. Посмотрел с опаской, в глазах сгустился пьяный сумрак. – Скучал по мне?..

Майкл потянулся за новым поцелуем, Джеймс со смешком отдёрнул голову, губы ткнулись в шею над воротом пиджака. Он ахнул, отстранился ещё дальше.

– Майкл!.. На нас уже смотрят, – он стрельнул глазами в сторону, улыбнулся, обнажая зубы. – Перестань.

Перестань!.. Брось спичку в лужу бензина и скажи огню: «Перестань». Сильно поможет?..

– Куда едем? – севшим голосом спросил Майкл, прижавшись носом к его скуле. Куда скажешь. Куда захочешь. В сердечном моторе что-то ослабло и начало стучать. Надо бы открыть, проверить, что не в порядке. Того и гляди – разболтаются все крепежи, сердце проломит рёбра и вывалится наружу.

– Хочу познакомить тебя с Бобби, – сказал Джеймс, подставляя скулу под поцелуй.

– Это который твой лучший друг? – вспомнил Майкл. – А он не ревнивый?

– Ужасно ревнивый! – засмеялся Джеймс, и Майклу сразу стало не до шуток.

Домик был старенький, благообразный, со стенами из серо-коричневого кирпича, пожелтевшими от времени оконными рамами. За оградой не выше колена был жухлый осенний сад. Старая кривая лиственница склонялась над входом, бросая густую тень. В доме зашлась лаем собака.

Джеймс соскочил с мотоцикла, сунул шлем Майклу в руки и торопливо бросился к двери.

Это что ещё были за штучки? Что ещё за ревнивый друг? Пока Джеймс стучал в дверь, Майкл твёрдо решил, что, если там сейчас образуется такой друг, к которому Джеймс кинется обниматься, он начистит морды обоим, и пусть потом целуются друг с другом сколько влезет.

В дверях показался пожилой мужчина в пижамных штанах и растянутом зелёном свитере. Серая мохнатая туша вильнула у него между ног и с отчаянным лаем набросилась на Джеймса. Тот присел, обхватил голову чудовища обеими руками, засмеялся, отворачиваясь от слюнявого языка. Здоровый пёс прыгал вокруг, повизгивая, молотя хвостом по ногам и гавкая так, что закладывало уши.

– Бобби, – смеясь, повторял Джеймс. – Бобби, Бобби…

Майкл стащил с головы шлем, глубоко вздохнул. Подошёл ближе.

– Это и есть твой лучший друг? – недоверчиво спросил он.

– Бобби, это Майкл. – Джеймс развернул голову пса, тот настороженно уставился на нового человека, кося глазом на хозяина. – Мы вместе пойдём гулять.

При слове «гулять» пёс нетерпеливо заскулил, виляя задом. Майкл протянул Бобби открытую ладонь. Тот обнюхал её, небрежно лизнул и с обожанием во взгляде обернулся к Джеймсу.

– Я принёс деньги за октябрь, – Джеймс встал, вытащил из кармана конверт, передал хозяину дома. – Как вы тут, мистер Сайрус? Всё в порядке?

– В порядке, сынок, – тот улыбнулся, пряча деньги в карман штанов. – Бобби по тебе очень скучает. Как и всегда.

Джеймс достал из сумки поводок, прицепил к ошейнику. Бобби потянулся к белой калитке, упираясь лапами в землю.

– Тихо, тихо, – ласково сказал Джеймс. – Рядом.

Пёс послушно вернулся, шумно вздохнул, пошёл возле ноги.

По небу тянулись длинные белые облака, солнце играло на облетающих листьях сирени в палисадниках, на пышных пепельно-фиолетовых шапках хризантем.

– Твой лучший друг – псина, – сказал Майкл.

В голове не укладывалось. Что, никогда никому не хотелось позвать Купидончика выпить, футбол посмотреть?.. Ну ладно, не футбол – что они там у себя смотрят?.. хоккей? балет? Мажоры ведь народ башковитый, образованный – давным-давно должны были просечь, что это за брульянт.

– Ну да, – просто сказал брульянт. – У меня больше никого нет.

– А почему он живёт здесь?

– Мама против животных в доме, – Джеймс грустно улыбнулся. – Я всегда хотел собаку, но она не позволяла.

– И как же он у тебя завёлся?..

– У нас недалеко от дома есть приют. Я ходил туда. Приносил деньги, а иногда, если разрешали, помогал что-то делать: выгуливал, играл с ними, клеил объявления о найденной собаке. А потом туда привезли Бобби… И я влюбился с первого взгляда.

Длинноногая мохнатая тварь, семенившая рядом с Джеймсом, выглядела как пиздец. Влюбился он. В эту страхомордию. Бобби с первого взгляда вызывал разве что недоумение, а у особо чувствительных – лёгкую панику. Он был метисом ирландского волкодава и обещал вырасти в настоящую лошадь.

Майкл отвёл глаза. Богатенький мальчик приходит в собачий приют, потому что ему больше не с кем играть. Ну ёбаный в рот. Как это вообще возможно?..

– Я не мог думать, что он достанется кому-то ещё, – сказал Джеймс. – И забрал себе. Прятал в спальне целую неделю. Он был ещё щенком – маленький, косолапый и ужасно ласковый. Спал со мной под одним одеялом. Но потом мама узнала и устроила настоящий скандал.

Джеймс потрепал Бобби по ушам, не наклоняясь. Тот деловито перебирал лапами, притормаживая только для того, чтобы помочиться на почтовый ящик, кучу листьев или фонарный столб.

– Она велела отвести его обратно в приют, но папа предложил компромисс. Он сказал, что я могу найти для Бобби того, кто возьмёт его жить к себе, и что я могу оплачивать его содержание из своих карманных денег, если хочу видеться с ним.

– И твоя мама согласилась?

– Ну, зато никто не грыз её мебель, – Джеймс усмехнулся. – Если у меня есть собака, которую она не видит, её это устраивает.

– Мама у тебя с характером, – хмыкнул Майкл.

– Она… сложный человек. Она меня очень любит, но иногда с ней тяжело.

– А что не так?

– Ну… – Джеймс вздохнул. – Неважно.

В парке Джеймс отцепил поводок. Бобби помчался вперёд. Они медленно шли за ним по желтеющей траве, усыпанной листьями. Горьковатый запах прелой листвы разливался между деревьями.

Здесь недалеко была конечная станция железной дороги, и через парк всё время тянулись люди. Бобби носился, не обращая на них внимания. Он облаивал белок, нагло цокающих высоко в ветвях, шнырял под кустами, цепляя листья на хвост, совал нос в кротовые норы. Возвращался назад, подбегал к Джеймсу, поскуливая, заглядывал в глаза: любишь?.. любишь?..

– Странные у тебя родители, – сказал Майкл. – Против собаки в доме, но не против, чтоб ты чпокался с парнем.

Джеймс сбился с шага, покосился на Майкла.

– Ты всегда такой… прямолинейный?

– Я чё-то не так сказал? – насторожился Майкл.

– Да нет… я думаю, всё так.

Джеймс замолчал, потом заговорил снова.

– Слушай, Майкл. Давай проясним. Я, в общем, ничего от тебя не жду.

Майкл нахмурился. Стало вдруг как-то гадко.

– Да чё прояснять, – буркнул он. – Всё ж нормально.

– Мне просто хочется, чтобы между нами не было недопонимания. – Джеймс смотрел себе под ноги. – Я не специалист в отношениях, у меня их было-то… – он прикусил губу. – Давай сразу договоримся. Когда тебе надоест, скажи мне сразу.

– Чё надоест? – Майкл не мог оторвать взгляд от его лица: глаза потемнели, спрятались за ресницами, брови сошлись над переносицей.

– Когда я тебе надоем, – сказал Джеймс. Бледные осенние веснушки проступили на коже, будто кто-то кофе брызнул в лицо. – Когда тебе захочется кого-то ещё, не тяни, сразу скажи мне.

Да что за херня. Майкл чувствовал себя виноватым. А что сказал-то? Всё ж так и есть, ну? Чё тогда тянет оправдываться? Да и что тут скажешь, что, блин, говорят в таких случаях? В любви признаются, что ли?

Да есть ли она вообще, эта любовь. Вот чтоб в жизни, а не в кино. С сексом-то всё понятно. Но любовь – это ж выдумка. Мало ли что в кино показывают. Там и лобовое стекло можно кулаком разбить, и дыхание под водой задержать минут на десять.

А ещё было страшно обидно. Будто ткнулся в подставленную ладонь, прям как Бобби, только вместо ласки получил болезненный щелчок по носу.

– Ну ладно, – ответил Майкл с кривой усмешкой. – Скажу. А ты тоже… Когда скучно станет. С кем поумнее поговорить захочется. Я ж всё понимаю.

– Ты обиделся? – удивлённо спросил Джеймс.

– А чё на правду обижаться, – сердито сказал Майкл. – Ты всё верно нарисовал. Я ж вставить тебе хочу, вот и подкатываю с разных сторон. Я, правда, ухаживать не умею, мне обычно сразу дают. Но с тобой это даже увлекательно. За ручки подержаться, прокатиться туда-сюда, с собачиной твоей погулять, – он кивнул на Бобби, мелькавшего в кустах. – Чё только не сделаешь ради секса.

Джеймс смотрел на него, молча моргая.

– Значит, всё это – только ради секса?.. – наконец спросил он.

Хотелось заскулить и закрыть морду лапами.

– А чё люди вообще встречаются? – Майкл пожал плечами. Всё было правдой, но почему-то от правды тошнило. – Чтоб потрахаться.

– Спасибо за откровенность, – глухо сказал Джеймс. – И как ты думаешь, сколько раз тебе понадобится трахнуть меня, чтобы успокоиться?.. Один?.. Пять?..

– Откуда я знаю, – бросил Майкл. И вдруг добавил: – Я с Сарой расстался.

– Когда?.. – Джеймс аж глаза раскрыл. – Почему?..

– Сегодня, – буркнул он. – Я сразу с двумя не сплю. Ну… если только не с двумя сразу, – он усмехнулся.

Джеймс отвернулся, свистом подозвал Бобби к себе. Подобрал палку из-под ног, зашвырнул на другую сторону лужайки. Бобби, счастливый, помчался за ней. Майкл двинулся следом за ними, ссутулившись и сунув руки в карманы.

Джеймс валял своего пса по траве, дёргал за уши, обнимал, целовал длинную морду с клочковатой шерстью. Майкл бродил рядом. Чёрт с ними, со всеми этими глупыми чувствами. Надо просто меньше думать о них. Любовь-морковь, кого это вообще волнует, кроме девчонок?..

– Джаймс, – он кинул ему в спину дикое яблочко размером с орех. – Чё скажу.

Тот развернулся, сел в траве, настороженно поднял глаза. Бобби напрыгнул ему на плечи, сунул нос в ухо, замер, нетерпеливо колотя хвостом по ногам. Майкл присел рядом на корточки.

– Слушай, ты мне нравишься. Я ничего в тебе не понимаю, твоей жизни не нюхал. Ты на выходные вон в Париж катаешься, а мне в Чидеок выбраться – уже путешествие. Зато я дружить умею. Если так сложится, что мы разбежимся – ты, главное, запомни, что, если тебя обидят, я кому угодно щи вправлю. Вот просто звякни мне и скажи, мол, тут один мудак залупается – я приеду и посмотрю на него. Пусть он хоть кто. Пусть попробует на тебя при мне наехать – улетит на хер, тока ботинки останутся.

У Джеймса был этот его проникновенный взгляд, будто ангел крылом взмахнул. Майкл ещё что-то хотел сказать, но забыл, засмотревшись.

Джеймс протянул руку, накрыл ладонь Майкла, переплёл пальцы.

– Странный ты человек… То говоришь, что ухаживаешь за мной только ради секса… То теперь заступаться за меня хочешь. Я не понимаю, как у тебя одно с другим связывается.

– Да я просто только три вещи в жизни хорошо умею, – серьёзно ответил Майкл. – Байк водить, дружить и трахаться. Вот и предлагаю, что есть.

– Я не знаю, чем могу тебе ответить. У меня, как говорят, ничего за душой нет, только Бобби и какие-нибудь развалины.

– Да мне, кроме тебя самого, ничего и не нужно.

Джеймс поднял глаза.

– Поцелуй меня, – тихо сказал он.

Майкла дважды приглашать было не надо – опрокинул Джеймса в траву, так что Бобби зашёлся тревожным лаем, навис, выдохнул в губы. Джеймс упёрся ладонью ему в грудь, отодвинул, посмотрел в глаза. Прикоснулся кончиками пальцев к виску, скользнул по линии челюсти к губам. Майкл попробовал поймать палец – Джеймс отдёрнул руку, игриво поднял бровь.

Бобби всунул мокрую морду между их лицами, облизал каждого, шумно сопя. Джеймс расхохотался, спихнул Майкла, бросился ловить пса, чтобы выдрать его за уши. Тот с радостным лаем носился по лужайке, взрывая землю когтями.

Обратно шли уже в сумерках. Держались за руки.

– Не могу поверить, что у тебя нет друзей, – сказал Майкл. – А как же Сара и её компашка? Ты ж такой умный, с тобой должно быть пиздец интересно дружить. Столько всего знаешь. Про историю, про это вот всё.

– У нас разные интересы. Мне скучно на вечеринках, и я не люблю разговоры о том, кто с кем спит.

– Про тебя-то теперь точно разговоры пойдут, – Майкл пихнул его локтем. – Не боишься?

– Нет, – Джеймс отвёл волосы с глаз, посмотрел на него. – Пусть говорят.