Текст книги "Вселенная Ехо. Том 2"

– Это опасно, – заметил Нанка.

– Да, – кивнул я. – И довольно противно. Но иногда очень удобно.

Я так и не заметил, когда адепты Ордена Долгого Пути появились в комнате. Вообще-то, я довольно рассеянный, но проглядеть появление нескольких дюжин человек, даже если они бесшумны, как тени, – это уже как-то слишком.

– Все собрались. Что теперь? – Нанка Ёк вопросительно посмотрел на меня.

– Не знаю, – улыбнулся я. – Поживем – увидим. Соберитесь все вместе – как тогда, в гостиной. И постарайтесь пригласить меня в вашу компанию. А там – как получится…

Я еще не успел захлопнуть рот, а знакомая холодная волна чужих ощущений снова накрыла меня с головой. От меня не осталось ничего – ни грозного сэра Макса из Ехо, ни старого доброго бедняги Макса, который как-то ухитрился отсидеться в одном из потаенных уголков моего сознания, чтобы время от времени высовывать наружу свой любопытный нос.

Наверное, в то пасмурное утро я действительно умер, но ничего не закончилось.

Где-то далеко все еще существовала боль. Знакомая, тупая ноющая боль в груди, где навсегда засел Меч Короля Мёнина, – не слишком высокая плата за неуязвимость. Она не так уж и мешала, особенно сейчас, когда казалась мне чьей-то чужой болью.

Я очень смутно помню, что я тогда вытворял. Кажется, это мистическое оружие все-таки оказалось в моих руках и я дико орал что-то несусветное на неизвестном мне самому, а возможно, и вовсе никогда не существовавшем языке, вычерчивал какие-то загадочные знаки в сгустившемся воздухе, невыносимо горячем от нашего общего дыхания.

Мои жалкие попытки привести в порядок свои впечатления от этой эксцентричной выходки немного похожи на беспомощную ревизию воспоминаний о затянувшейся на неделю вечеринке – в тех особо тяжелых случаях, когда тебе всего семнадцать лет и до тебя добралось первое в жизни серьезное похмелье. Даже набор эмоций примерно тот же: мне до сих пор чуть-чуть стыдно и немного любопытно – что же я все-таки натворил? – но, в общем, почти все равно.

Помню только, что в какой-то момент оконное стекло разлетелось на куски под ударом мощного порыва ветра. Он подхватил – меня? нас? – и унес куда-то, где уже не было унылого пейзажа гугландских окраин и вообще ничего не было.

Следующий эпизод: я смотрю себе под ноги и вижу крошечные, неровные камешки мостовой, темные и мокрые, словно здесь недавно прошел дождь. И пахнет именно так, как должно пахнуть после дождя – свежестью, мокрой травой и еще чем-то головокружительно сладким.

Я поднял голову и увидел, что низкое серое небо причудливо расчерчено ветками цветущих лип. Их запах вполне мог бы заставить меня заплакать от нежности и одиночества, но меня здесь по-прежнему не было.

«Господи, и куда нас занесло?» – одинокая мысль лениво пошевелилась в моей опустевшей голове, потом поняла, что на нее никто не обращает внимания, и послушно затихла.

Я огляделся. Мои спутники обступили меня, как начинающие туристы своего инструктора, им только рюкзаков не хватало.

– Где мы, сэр Макс?

Вопрос задал не кто-то один, это был их общий голос. Кажется, я снова стал самостоятельной человеческой единицей, а ребята из Ордена Долгого Пути все еще оставались каким-то непостижимым единым целым.

– Мы здесь, – глубокомысленно объявил я.

Наконец я узнал местность и рассмеялся от неожиданности и удовольствия. Я отлично знал эту тихую, безлюдную улицу на окраине Восточного Берлина. И как нас сюда занесло?

– В этом Мире я родился, ребята, – сообщил я. – Правда, совсем в другом городе, но это как раз совершенно не важно. Эта улица называется Рейнштейнштрассе, улица Рейнских Камней. Камушки, надо полагать, действительно когда-то лежали на дне глубокой реки. Это хорошее место, словно бы специально созданное для вас. Возможно, лучшее, что можно найти. Здесь теперь много заколоченных домов и заброшенных садов – именно то, что требуется, верно? Правда, я не думаю, что так будет всегда. Скоро эти дома все-таки купят и заселят. Но вам же не составит труда отгородиться от остальных людей, я правильно понимаю?

– Более того, нам не составит труда сделать так, что люди вовсе не смогут отыскать эту улицу.

Я не мог разобрать, то ли это сказал сам Магистр Нанка, то ли по-прежнему все вместе.

– Тогда ладно, – кивнул я. – Прощайте, ребята.

Я повернулся и пошел прочь, с удовольствием ощущая неровную поверхность крошечных рейнских камней под тонкими подошвами сапог. Мною овладела странная печаль – она не была похожа на обыкновенную грусть или плохое настроение. Я был совершенно один в бесконечном чужом пространстве и отчетливо понимал, что всегда, по большому счету, был один.

Вокруг было пусто, и внутри меня было пусто, и каждая клеточка моего тела знала без тени сомнения, что я уже умер, и все умерли, а может быть, нас и вовсе никогда не было, так что все бессмысленно – абсолютно! Это чувство пришло откуда-то извне и поглотило меня. Нечто похожее я уже испытывал, когда становился на след мертвеца, но тогда я мог просто сойти со следа, а теперь оставалось только ждать.

– Подожди, сэр Макс! – Магистр Нанка Ёк догнал меня и требовательно опустил легкую холодную руку на мое плечо.

Я удивленно посмотрел на его юное лицо, растрепанные волосы, удивительно яркие синие глаза, честно пытаясь припомнить, кто он, собственно говоря, такой? Потом вспомнил, но не испытал того мимолетного, но чертовски приятного чувства, которое обычно приходит в момент узнавания.

– Мы когда-нибудь сможем вернуться обратно? – спросил он. – Не сейчас и не завтра. Просто – когда-нибудь?

– Откуда я знаю? Мы в одной лодке, Нанка. Я – не тот, кто совершает чудеса, я – тот, с кем они происходят, когда им самим заблагорассудится. И я никогда не знаю, что будет на следующей странице.

– На какой странице? – он выглядел окончательно сбитым с толку.

– Это метафора, – вздохнул я. – А может быть, и не метафора. В любом случае я – не тот, кто заказывает музыку. А что касается твоего вопроса… У меня был приятель, такой смешной толстенький поэт. Он очень долго ныл, что хочет уехать в Ташер; наконец я проникся и похлопотал перед судьбой об его отъезде. А за несколько часов до отплытия он пришел ко мне, вполне счастливый, но ужасно перепуганный – так часто бывает с везунчиками, чье заветное желание наконец-то начало исполняться. И тогда я сказал ему, что он, дескать, зря так переживает: если ему не понравится в Ташере, всегда можно будет вернуться. И этот смешной парень ответил: «Все всегда уезжают навсегда», – а потом добавил, что, дескать, вместо нас всегда возвращается кто-то другой. Наверное, он действительно хороший поэт, этот господин Андэ Пу, хотя его стихи мне не слишком нравились. Так что вы никогда не вернетесь, Нанка. И я никогда не вернусь. Но тем, кто остался дома, вполне может показаться, будто мы вернулись, – откуда им знать, что это уже не мы?!

– Ладно. Будем считать, что я понял, – кивнул он. – Жаль, что мне не довелось встретить тебя раньше, сэр Макс. Или наоборот, хорошо, что так получилось. Во всяком случае, после всего, что ты мне сказал, я, пожалуй, не решился бы отправиться в путешествие по Тропам Мертвых. Видишь ли, перед уходом я всерьез рассчитывал вернуться.

– А ведь из этого страшного путешествия тоже вернулся не ты, а кто-то другой, правда? – спросил я.

Нанка Ёк задумчиво кивнул.

– Куда ты теперь? – спросил он. – Или опять скажешь, что сам не знаешь?

– Разумеется, скажу. Потому, что действительно не знаю, – ответил я.

Осторожно снял его руку со своего плеча и зашагал прочь по мокрым, мелким камням мостовой – глаза мои не различали ничего, но чуткие ступни наслаждались соприкосновением с неровной земной твердью.

Нанка Ёк еще долго смотрел мне вслед. Его взгляд помогал мне чувствовать себя настоящим. Сейчас казалось, что, пока меня кто-то видит, я есть. А что будет, когда я скроюсь за ближайшим поворотом, – об этом лучше не задумываться.

Впрочем, мне было наплевать.

– …Макс, извини, что я тебя отвлекаю, но я хотел спросить: мне уже можно снять плащ? – вежливо спросил знакомый голос.

Я остановился как вкопанный.

– Как тебя сюда занесло? – восхищенно спросил я Нумминориха, с удовольствием ощущая, что окружающий мир снова становится местом, вполне пригодным для простой человеческой жизни.

Цвета потускнели, исчезли незнакомые тревожные запахи, померкло сияние, очерчивавшее контуры предметов. Зато и пустота, переполнившая мое сердце, тоже отступила. Я знал, что никуда она не делась, а до поры до времени спряталась в дальнем уголке моего существа. Но это была восхитительная передышка, я и мечтать не смел.

– А это плохо, что меня сюда занесло? – виновато спросил Нумминорих.

– Это замечательно! – рассмеялся я, усаживаясь на краешек тротуара.

Я почти машинально достал из кармана Мантии Смерти сигарету, рассеянно покрутил в руках, пытаясь понять, что это такое. Потом сообразил и равнодушно спрятал ее обратно в карман – до лучших времен. Пока мне ничего не хотелось. Вернее, я никак не мог вспомнить, что именно чувствует человек, когда ему чего-нибудь хочется.

– Снимай свое чудесное рубище и садись рядом, – я с улыбкой уставился на Нумминориха, который шел ко мне, небрежно перекинув через руку укумбийский плащ. – И объясни, как тебе удалось за нами увязаться?

– Я просто вылез за вами в окно, – он смущенно пожал плечами.

– В окно?!

– Ну да. Ты велел мне ходить за тобой, слушать, смотреть и не высовываться, вот я и ходил. Честно говоря, все этиваши жуткие разговоры совершенно выбили меня из колеи, но мне было интересно. Так интересно, как никогда в жизни!

– Могу себе представить, – вздохнул я.

– Ну вот, – продолжил он. – Когда все эти люди… существа – уж не знаю, как их называть – собрались вместе, с тобой что-то случилось. Ты стал почти прозрачным, и этот кошмарный меч торчал из твоей груди. Ты его оттуда вытащил, и из раны текла какая-то светящаяся жидкость. Ты разбрызгивал ее по сторонам и что-то кричал – таким жутким голосом! – Нумминорих жалобно посмотрел на меня. – Я знал, что ты могущественный колдун, тысячу раз об этом слышал. Но я даже вообразить не мог…

– Можешь мне поверить, я тоже вообразить не мог. И до сих пор не могу. Не бери в голову, ладно?

– Но это же здорово, что ты так умеешь, – заявил этот оптимист.

– Может быть, и здорово, не знаю. Ладно, а что было потом?

– Потом мне стало по-настоящему страшно, потому что на улице поднялся сильный ветер. Вернее, не так, ветер не поднялся, а просто пришел, и он показался мне живым и очень сердитым – как человек! Он стучался в окно, как пьяный фермер, которого не пускают домой. А потом ветер поступил так, как непременно поступил бы пьяный фермер: разбил окно и ворвался в комнату. В тот момент мне показалось, что нам всем конец, но ты начал кричать на ветер на каком-то непонятном языке, и он почему-то тебя послушался. Немного утих и стал дуть нам в спину, подталкивая к окну. Ты выскочил в окно первым, потом ветер вытолкал всех этих ребят… ну, и меня тоже. Вообще-то он не очень сильно меня толкал. Мне показалось, что я могу выбирать – идти с вами или остаться. Разумеется, я решил идти с вами! Залез на подоконник, спрыгнул и оказался здесь. Вы стояли, оглядывались по сторонам, я тоже огляделся и увидел, что никакого дома поблизости нет, только где-то далеко, за забором. Я так и не понял, куда подевалось окно, из которого мы все вылезли… А мы действительно в другом Мире, Макс?

– Посмотри по сторонам, – улыбнулся я. – Ты видел у нас такие деревья? И такие дома, и такое небо, если уж на то пошло?

– Да, небо здесь совсем чужое, – согласился Нумминорих. – Деревья и дома – Магистры с ними, я же не знаю, как они выглядят где-нибудь в Тулане или в Суммони. Но небо над нашим Миром совсем другое, это правда. А люди здесь есть?

– Этого добра везде хватает, – кивнул я. – Между прочим, я сам родился под этим небом. Несколько лет я даже жил здесь, неподалеку. Тогда я был совсем маленьким, но я очень хорошо помню эту улицу. Видишь дом через дорогу? Там в палисаднике был крошечный бассейн, в нем жили серебристые рыбки с красными плавниками и хвостиками. А ранней весной вокруг бассейна цвели крокусы – это такие смешные симпатичные цветы, немного похожие на кремовые пирожные мадам Жижинды. Я мог часами стоять у этого дома, уткнувшись носом в щель между прутьями ограды, – смотрел на рыбок и на крокусы. В то время мне казалось, что они – мои самые лучшие друзья.

– Так это правда? – восхищенно спросил Нумминорих. – Ты действительно родился в другом Мире? Я слышал всякие сплетни насчет твоего происхождения, но думал, что это – метафора, просто такой способ пошутить по поводу твоей загадочной силы. Пишут же в древней Книге Безумий, что «Вершители рождаются, когда мертвые занимаются любовью, а звезды гаснут, глядя на это бесчинство». Понятно, что неправда, зато красиво сказано.

– Очень может быть, что правда, – криво ухмыльнулся я. – Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что истина предпочитает выглядывать из самых нелепых утверждений. И, кстати, Магистр Нанка сказал мне, что в дни его молодости люди вообще не умели говорить неправду, даже просто так, ради красного словца. Разве ты не слышал?

– Ну, ты загнул, – с сомнением в голосе протянул Нумминорих. – Мертвецы занимаются любовью – по-моему, это как-то слишком!

– А то, что ты сидишь здесь, это не слишком? – вздохнул я.

– Не знаю, – обезоруживающе улыбнулся он. – До меня пока не доходит, что это действительно случилось. Все как во сне.

– Все всегда как во сне, – меланхолично заметил я. – Ладно, теперь надо бы понять, как отсюда выбраться.

– Прямо сейчас? – Нумминорих был разочарован. – А может быть, можно немного здесь погулять, если уж мы сюда попали?

– Потом, – решительно сказал я. – Уж если ты один раз проскользнул между Мирами, значит, сможешь делать это и после, не сомневайся. А сейчас нам лучше вернуться. Я – не очень надежный спутник. Меня может занести куда угодно. Хуже того, я запросто могу забыть, кто я такой и куда мне нужно вернуться. Мне бы не хотелось, чтобы ты влип. Так что лучше я доставлю тебя домой, чем раньше, тем лучше.

– Ладно, – согласился он. Немного подумал и добавил: – А если ты вдруг забудешь, кто ты и откуда, я тебе все расскажу.

– Договорились. Только не очень завирайся, ладно? – рассмеялся я, выпрямляя затекшие от долгого сидения на тротуаре ноги. – А теперь пошли поищем дверь.

– Какую дверь?

– Любую. Вообще-то я предпочел бы дверь в темноте, но поскольку здесь, кажется, только-только наступило утро… Ничего, мы просто закроем глаза. Это уже не раз работало, сработает и сейчас.

Мы пошли по узкой, совершенно пустой улочке. Оставалось только радоваться, что нас не занесло в какой-нибудь оживленный квартал: вид у нас был тот еще. Все-таки у жителей прекрасной столицы Соединенного Королевства довольно экзотические представления о хорошей одежде. Думаю, даже демократичные берлинцы не смогли бы равнодушно созерцать развевающиеся полы наших лоохи и сногсшибательные очертания тюрбанов, а уж мои сапоги с драконьими мордами на носках вполне могли довести до инфаркта какую-нибудь впечатлительную почтенную фрау.

Мне, откровенно говоря, хотелось, чтобы наша прогулка была долгой. Я успел здорово отвыкнуть от Мира, в котором родился. Сейчас обыкновенное посещение какой-нибудь задрипанной забегаловки – вряд ли в этом заброшенном районе могла найтись иная – показалось бы настоящим приключением не только Нумминориху, но и мне самому. Но я придушил соблазнительную мыслишку в зародыше, слишком уж хорошо помнил, чем закончился мой последний визит на историческую родину.

Если бы я был один, я бы, пожалуй, все-таки раздобыл какие-нибудь нормальные шмотки и прогулялся по Берлину: очень уж любил когда-то этот восхитительный уродливый город. Но со мной был Нумминорих, и я решил, что, если этот симпатичный парень по моей вине навсегда застрянет в чужом, не слишком уютном Мире, это окажется каким-то уж совершенно неземным свинством с моей стороны.

Я внимательно посмотрел по сторонам. Мне хотелось найти дом, в котором точно никого нет. Таких здесь оказалось немало, но двери были не просто заперты или заколочены – сумрачный тевтонский гений надоумил местных жителей закрывать двери пустого дома металлическими ставнями. Я здорово сомневался, что смогу справиться с этими конструкциями.

– Тебе не нравятся все эти двери? – спросил Нумминорих.

– Мне не нравится, что до них практически невозможно добраться.

– А вон там? – он показал на большой двухэтажный дом немного в стороне от дороги.

Я одобрительно кивнул: двери этого дома были заколочены тремя листами обыкновенной фанеры.

– Раньше тут был магазин. Родители иногда посылали меня сюда за хлебом, – тоном экскурсовода сообщил я и небрежно стукнул кончиками пальцев по листу фанеры.

Он тут же вспыхнул холодным синеватым огнем новогоднего фейерверка. Через несколько секунд никакой фанеры не осталось и в помине, а наши лица были перепачканы серебристым пеплом.

– А когда я вел себя хорошо, мама давала мне одну марку, чтобы я купил себе шоколадного зайца, – флегматично добавил я. – Но это случалось довольно редко. В детстве я был немногим лучше твоего Фило.

Честно говоря, я сам не очень-то верил в реальность собственных воспоминаний. Как-то уж слишком нелепо получалось. Стоит на пороге заколоченного дома жуткий, черт знает во что одетый тип, только что прибывший сюда из другого Мира во главе нескольких дюжин бессмертных вампиров-вегетарианцев. И это чудище доверительно рассказывает своему приятелю какую-то сентиментальную ерунду насчет шоколадных зайцев, которые якобы доставались ему в награду за хорошее поведение.

Нумминорих тоже это почувствовал. Во всяком случае, он недоверчиво уставился на меня, потом тихонько рассмеялся. Наверное, представил себе, как я с озверевшим лицом отгрызаю ухо у огромного шоколадного монстра, который отчаянно пытается сопротивляться.

– Мы чего-то ждем, Макс? – наконец спросил он.

– Моего звездного часа, – сварливо сказал я. – Того чудесного момента, когда я наконец пойму, что можно сделать с этим грешным замком. Вообще-то, мне ничего не стоит превратить эту дверь в горстку пепла, но что мы в таком случае будем открывать?

– Что же ты сразу не сказал? – обрадовался Нумминорих. – Я умею открывать замки – любые! У меня был хороший учитель. В юности моя мама стала Мастером Открывающим Двери в Ордене Часов Попятного Времени. Она действительно открывала для них все двери, когда это было нужно, – и обыкновенные, и Тайные, и даже двери, расположенные на Темных Путях. В то смутное время это было очень полезное искусство. А потом Магистр Маба Калох распустил Орден, и маме пришлось зажить более-менее обыкновенной жизнью… Ты ведь знаешь, что Орден Часов Попятного Времени распустили еще до начала Войны за Кодекс?

– Знаю. Я и самого Магистра Мабу знаю, – улыбнулся я. – Самое удивительное существо в нашем и без того не слишком скучном Мире. Не удивлюсь, если выяснится, что он за нами подсматривает… и вот прямо сейчас даст мне по морде за то, что я слишком много болтаю.

«Делать мне нечего – с тобой драться. Хотя твой язык действительно мог бы быть немного короче. И кстати, я не подсматриваю, а наблюдаю – это разные вещи». – Безмолвная речь Мабы Калоха чуть не сбила меня с ног.

«Грешные Магистры, вы действительно здесь?» – опешил я.

«Разумеется, нет. Я в Ехо, чего и тебе желаю. И не отвлекайся на разговоры со мной, ладно? Будем считать, что тебе померещилось».

Продолжения не последовало, Маба Калох умолк. Насколько я успел его изучить, можно было не сомневаться, что больше я не дождусь ни слова.

– Что-то случилось? – встревожился Нумминорих.

– Ничего. – Я тряхнул головой, чтобы прийти в себя. – Давай-ка открывай этот грешный замок, если умеешь.

– Легко.

Нумминорих положил правую руку на замок, озабоченно нахмурился и накрыл ее левой ладонью. Я заметил, что его лицо раскраснелось, а на лбу появились капельки пота.

– Готово, – наконец сообщил он. – Еле справился. Вроде бы совсем простой замок, но, оказывается, в другом Мире очень трудно колдовать.

– Да, наверное, – согласился я, берясь за ручку двери. – А теперь дай мне руку и закрой глаза. И не открывай, пока я не скажу, что можно. Попробуем вернуться домой.

Я и сам закрыл глаза, решительно распахнул дверь и на ощупь перешагнул порог. Земля ушла из-под ног, потом исчезли и сами ноги, и вообще все исчезло, даже я. Остались только влажные от напряжения пальцы Нумминориха, стиснувшие мою лапу – его железную хватку я ощущал даже в Коридоре между Мирами.

«Это и есть Хумгат, парень. Здесь нет ничего, в том числе и нас. Только двери между Мирами, и одна из них приведет нас домой, – подумал я. – Ты уж постарайся запомнить, как это бывает – пригодится».

Я даже не пытался говорить вслух. Знал, что Нумминорих и так меня услышит. Здесь, в абсолютной пустоте, чужая мысль звучит громче, чем истошный крик в чистом поле.

А потом отведенная нам вечность закончилась, и мои ступни снова ощутили под собой твердую опору.

Я открыл глаза и обнаружил, что мы стоим в знакомом уже подземелье, а смешной, почти игрушечный паровозик и два крошечных вагона услужливо ждут, когда мы соизволим прокатиться. Недолго думая, я устремился туда, волоча за собой Нумминориха.

Я немного не рассчитал свои силы; дело кончилось тем, что мы оба оказались на полу. Двери закрылись, и беленые стены подземелья медленно поплыли мимо окон. Я сердито потер ушибленное колено, Нумминорих держался за локоть.

– А теперь-то можно открыть глаза? – жалобно спросилон.

– Ох, уже давно можно, – вздохнул я. – Забыл тебе сказать, за что и поплатился.

– Мы оба поплатились, – улыбнулся он, поглаживая свой ушибленный локоть. Потом открыл глаза и заморгал, щурясь от света.

– Мы что, уже едем в Нунду? Или еще куда-то?

– Надеюсь, что в Нунду, – я пожал плечами. – Там разберемся. Главное, что мы вернулись.

– А что, могли и не вернуться? – запоздало испугался Нумминорих.

– Разумеется, могли, – зевнул я. – Я же честно сказал, что тебе достался не самый надежный попутчик. Тем не менее мы вернулись, так что и говорить не о чем… Слушай, я посплю чуть-чуть, пока мы едем, ладно? Я устал как… Даже не знаю, как кто. А в Нунде мне предстоит как следует порезвиться.

– Порезвиться?!

– Ну да. Нужно ведь как-то разобраться с господином комендантом, возжаждавшим дармового бессмертия.

– А я о нем уже забыл, – смутился Нумминорих. – Спи, Макс. Я тебя разбужу, когда мы приедем.

– Боюсь, что на такое чудо твоего могущества не хватит, – мечтательно сказал я, сворачиваясь калачиком на коротком, но мягком сиденье. – Меня даже сам сэр Джуффин иногда не может разбудить – представляешь, как это круто?

Тем не менее, когда пришло время, Нумминорих каким-то образом сумел меня растолкать. Я проснулся как миленький и неохотно оторвал зад от мягкого сиденья. Ватные ноги кое-как вынесли меня из вагона, крошечный поезд медленно уполз в темноту.

– Такой могущественный дядя, а просыпаться легко и с удовольствием до сих пор не умею, в отличие от тебя, – мрачно сказал я Нумминориху. – Научил бы, что ли.

– Я бы научил, – растерялся он. – Только сам не знаю, как этому можно научить.

– Ладно, тогда обойдемся бальзамом Кахара, – вздохнул я. Порылся в карманах Мантии Смерти, нашел бутылку, сделал хороший глоток и удовлетворенно кивнул: жизнь снова стала вполне прекрасной и удивительной. По крайней мере, спать больше не хотелось.

– Всего-то восьмая ступень Черной магии, а какая сильная штука, – заметил я. – И что бы я без него делал все эти годы? Сдох бы как собака. Ладно уж, пошли наверх.

По дороге я тупо считал ступеньки. Выяснилось, что их было сто девяносто две – не больше и не меньше. Эта бесценная информация не показалась мне слишком полезной, тем не менее она прочно засела в моей голове и сидит там до сих пор.

– А теперь давай кутаться в укумбийский плащ. Думаю, утро уже давным-давно наступило, и здесь ошивается куча народу, – сказал я, когда мы завершили восхождение и остановились у двери, ведущей в кухню. – Пойдем поищем господина коменданта. Учти, вся надежда на твой нос.

– А я все время чувствую его запах, – кивнул Нумминорих. – По-моему, он прошел здесь совсем недавно. Может быть, никакое утро еще и не думало наступать?

– Все может быть, – согласился я. – Тем не менее давай замаскируемся.

Мы вышли в коридор, такой же безлюдный, как ночью. Нумминорих тут же куда-то свернул и уверенно устремился в неизвестном направлении. Мне оставалось только следить за тем, чтобы шагать с ним в ногу: когда два человека надевают один плащ, обычная ходьба сразу же превращается в какой-то дурацкий аттракцион.

Мы бродили по коридорам минут десять. Дважды нам навстречу попадались небольшие группы молодых людей в коротких форменных лоохи, но они нас, хвала Магистрам, не замечали.

– Вот здесь он и сидит, – шепнул Нумминорих, останавливаясь перед массивной дверью темного дерева.

Ее поверхность была украшена искусной резьбой. На нас сердито уставились диковинные морды каких-то экзотических зверюг. Зеленоватые камни, заменяющие им глаза, казались мне живыми. Они смотрели на нас настороженным взглядом внезапно разбуженных хищников.

– Это Стражи дверей, – уважительно сказал Нумминорих. – Редкая штука, сорок первая ступень Черной магии. Наверное, остались с прежних времен, сейчас таких не делают.

– Они не дадут нам войти? – спросил я.

– Вообще-то именно для того они и существуют, чтобы никого не пускать. Но я знаю, как с ними договориться.

– Правда? – обрадовался я.

– Ну да. Я же говорил тебе, что моя мама раньше была Мастером Открывающим Двери. Она многому меня научила. Мы часто играли во взломщиков – это была моя любимая игра. Мы жили в очень старом доме, который достался нам по наследству от ее деда, и на дверях маминого кабинета тоже были такие Стражи. Мне было всего пятнадцать лет, когда я научился сам заходить в эту комнату.

– Здорово! – восхитился я.

Я быстро подсчитал в уме и понял, что в пятнадцать лет жители этого неторопливого Мира еще совсем малыши, вроде наших четырехлетних карапузов. Выходит, Нумминорих был вундеркиндом…

Бывший вундеркинд тем временем ласково поглаживал тонкие контуры резьбы. В конце концов он выскользнул из-под полы укумбийского плаща, присел на корточки и доверительно прижался лбом к одному из рисунков. Он что-то говорил этим нарисованным тварям, так тихо, что я ничего не мог разобрать.

– Вот и все, – улыбнулся он, оборачиваясь ко мне. – Мы договорились. Они нас пропустят.

– И какую сумму ты теперь должен перевести на их счет в швейцарском банке? – прыснул я.

– Чего? – изумился он. – Какая еще банка?

– Ничего, – вздохнул я. – Не банка, а просто очередная идиотская шутка, годная исключительно для личного пользования, не обращай внимания… Зато ты у нас действительно гений.

Он еще несколько секунд повозился с замком, и дверь бесшумно открылась. Мы вошли в полутемный холл и снова затормозили: теперь нужно было понять, за какой из четырех одинаковых белых дверей скрывается комендант.

– Он там, – Нумминорих уверенно ткнул указательным пальцем в направлении одной из них.

– Хорошо, – кивнул я. – Подожди здесь. Думаю, я быстро управлюсь. Пусть плащ остается у тебя.

– А может, лучше вместе? – возразил Нумминорих. – Мало ли что.

– Вот именно, – усмехнулся я. – Я буду метать Смертные шары и вообще творить Магистры знают что. Не нужны мне несчастные случаи на производстве.

– Где? – переспросил он.

– Потом!

Я набросил на него укумбийский плащ и решительно распахнул дверь.

Сэр Капук Андагума сидел в массивном кресле у окна и задумчиво перебирал в руках маленькие самопишущие таблички.

Мое появление оказалось для него сюрпризом. Я еще никогда в жизни не видел столь стремительной смены чувств на человеческом лице. Изумление сменилось пониманием, а потом в его глазах появилось такое отчаяние, что моя рука, приготовившаяся метать Смертный шар, начала безвольно опускаться. Думаю, его чары тут были ни при чем: я попался в сети обыкновенной жалости, простенькой, но эффективной ловушки, в которую то и дело попадаются отборные экземпляры хороших, в сущности, охотников.

Это была бесконечно длинная секунда. Я успел задохнуться от ужаса и гнева Капука Андагумы, понять, что мы, в сущности, очень похожи: наверняка я бы и сам на его месте испытывал именно такую гремучую смесь мощных, но бесполезных чувств. Но пришлось взять себя в руки – в конце концов, я пришел сюда не для того, чтобы насладиться своими сверхъестественными способностями к сопереживанию. Я считал своим долгом наказать человека, которому взбрело в голову, будто он может распоряжаться чужими жизнями, как собственным банковским счетом. Служебные обязанности – дело десятое. Я не мог обманывать себя, это была глубоко личная месть. Если бы мне предстояло заплатить за свое решение сотней-другой лет в Холоми, это, пожалуй, ничего бы не изменило.

Поэтому на исходе тягучей, как лакричная конфета, паузы мои пальцы снова сложились в щепоть, и крошечная пронзительно-зеленая шаровая молния с противным чавкающим звуком впилась в лоб коменданта Нунды.

Уже потом я понял, что чудом успел его опередить. Красивые ухоженные руки коменданта как раз взмыли вверх, а губы разомкнулись, чтобы выплюнуть мне в лицо какое-нибудь смертоносное древнее заклинание. Но мне так и не удалось узнать, что за сюрприз был для меня приготовлен. Передать не могу, как меня это радует.

– Я с тобой, хозяин, – голос звучал так тихо, словно сэр Капук Андагума прилагал чудовищные усилия, чтобы вовсе не произносить этих слов.

– Пошли, – лаконично сказал я.

Моя жертва послушно поднялась из кресла и зашагала к двери. На коменданте была только тонкая домашняя скаба, но он не стал оглядываться в поисках лоохи. «Все правильно, приказа одеваться от меня не поступало, а собственных соображений у него больше нет», – с отвращением подумал я. Я часто говорю, что меня тошнит от собственного могущества, но сегодня это чувство впервые оказалось не душевным переживанием, а настоящей телесной, почти похмельной мутью.

Откровенно говоря, мне было наплевать, подцепит ли сэр Капук Андагума насморк. Но я подумал, что его легкомысленный костюм может вызвать подозрения – мало ли кто встретится нам по дороге.

– Сначала оденьтесь, – велел я.

А сам остановился у двери и машинально потерся затылком о прохладное дерево обшивки. Это оказалось чертовски приятно. Можно было подумать, что я всю жизнь мечтал именно о таком удовольствии, и вот сбылось наконец-то.

Господин Андагума тем временем поспешно закутался в тонкое темно-красное лоохи, которое извлек из почти невидимого, встроенного в стену платяного шкафа.