Текст книги "Сновидения Ехо (сборник)"

Может быть, и так. Но развивать эту тему мне пока не хотелось. Поэтому я спросил:

– Так о чем ты говорил, пока я не слушал?

– Будешь смеяться, но примерно о том же, о чем ты так крепко задумался. О снах и бодрствовании. В частности, о том, что сон – это свобода сознания от повседневных обязательств. Своего рода отпуск.

– Забавно сформулировано. И действительно похоже.

– Ну да. А отпуском, сам знаешь, все распоряжаются по-разному. Кто-то просто остается дома, кто-то отправляется путешествовать в дальние края, а кто-то – проторенным маршрутом, на какой-нибудь модный курорт. Так вот, с сознанием происходит примерно то же самое. Иногда оно просто перерабатывает дневные впечатления в умеренно фантасмагорические картины – это не очень интересно, и говорить тут нам с тобой не о чем. А иногда спящее сознание кидается в такие запредельные дебри, что проснувшись, мы не можем вспомнить ни единого эпизода. Даже я, уж на что вроде бы опытен в подобных делах, а до сих пор иногда просыпаюсь со смутным ощущением ускользающей тайны и мучаюсь потом от любопытства – что же такое удивительное случилось со мной во сне, если мой бодрствующий ум не способен вместить полученный опыт? Надеюсь, когда-нибудь мне все-таки удастся добраться и до этих тайн. Впрочем, ладно, речь сейчас не о том. А о модных курортах. Это нынче для нас с тобой главная тема.

Я адресовал ему изумленный взгляд. Потому что если сэр Джуффин Халли затеял разговор с целью порекомендовать мне приятную поездку на знаменитые Белые Пляжи Уриуланда или, скажем, в лесные купальни острова Римурех, это будет означать, что в его тело только что вселился какой-нибудь бездомный демон. Или мертвый мятежный Магистр. Или еще какая-нибудь неведомая, подозрительно добродушная хрень. Потому что долгие годы я был знаком с совершенно другим человеком. Способным решительно на все, но только не милосердно отправить меня отдыхать на следующий же день после возвращения в Ехо. Да хоть бы и после ста лет безупречной службы без единого Дня Свободы от Забот – все равно невозможно.

– О модных курортах сознания, – усмехнулся Джуффин. – Есть такие пространства, куда сознание спящего человека устремляется легко и охотно, не особо задумываясь, зачем ему это нужно. Потому что куда-нибудь метнуться все равно надо, а тут такой простой и понятный маршрут. И, в конце концов, так делают все! Тоже, знаешь ли, аргумент.

Я начал понимать.

– Ты имеешь в виду, что есть места, которые снятся очень многим людям, потому что увидеть их во сне проще, чем что-либо другое?

– Ну да.

– Это многое объясняет, – обрадовался я. – Такое, наверное, с кем угодно было – разговорился с незнакомцем, выяснил случайно, что вам иногда снятся одни и те же неведомые города, решил, что обрел родственную душу. А потом выясняется, что душа вовсе не родственная. Совершенно чужой человек! Ходишь как дурак, спрашиваешь себя: «Как же так? Почему? Кто из нас врал?» А никто не врал, просто по этим неведомым городам кроме нас еще полмиллиона человек гуляли. Потому что сны о них чрезвычайно популярны в этом сезоне. Как-то так?

– Именно. Моя аналогия с модным курортом не для красного словца. Просто в любой стране есть такие места, где все нормальные люди хоть раз да побывали. А кто еще не был, рано или поздно там окажется – сам не захочет, так приятели уговорят. Со сновидениями ровно та же история. И вот что особенно интересно: оказывается, увидеть во сне объективно существующую реальность гораздо проще, чем вымысел. Хотя, казалось бы, собственное внутреннее пространство всегда под рукой, вернее, под подушкой у спящего, а все остальное для него в этот момент как бы и вовсе не существует. Но нет. Человеческое сознание обычно так скупится на выдумку, что ему проще преодолеть расстояние между никогда не соприкасавшимися Мирами, чем породить пару-тройку новых иллюзий, хоть плохоньких, да своих. Такой вот удивительный парадокс. Поэтому когда вдруг выясняешь, что куче самого разного народу снилось какое-нибудь залитое водой поле, на краю которого растут белоствольные деревья, или, скажем, город, застроенный высокими зданиями без окон, можешь биться об заклад, что это поле и этот город где-нибудь да есть. И при удачном стечении обстоятельств их можно пощупать руками, в точности, как наш подоконник. – Джуффин для наглядности похлопал по отполированному временем темному дереву, всем своим видом приглашая меня присоединиться.

Я послушно положил ладонь на подоконник. Он был убедительно теплый.

– Ты когда-нибудь задумывался, как, собственно, модный курорт становится модным? – неожиданно спросил Джуффин.

– Не задумывался, – честно сказал я.

– Я, представь себе, тоже, – ухмыльнулся он. – Но это не мешает нам с тобой задуматься прямо сейчас. Взять хотя бы наше Уриуландское побережье. Оно все примерно одинаковое – относительно теплое море, чистый мелкий песок, густые леса и симпатичные рыбацкие деревушки. Однако бешеной популярностью пользуется только относительно небольшой участок, известный как Белые Пляжи. Почему?

– Наверное, там просто все обустроено для удобного отдыха?

– Теперь – да. Но в самом начале к услугам отдыхающих были только скромные комнаты в домах рыбаков. Комфортабельные виллы для гостей стали строить позже. А первый по-настоящему приличный трактир там открыли всего семьдесят с небольшим лет назад. Я почему так хорошо помню – Кофа досадовал, что туда сманили прекрасного повара из «Тряпичной Пумбы». А когда наш сэр Кофа в кои-то веки чем-то всерьез недоволен, это запоминается надолго. Магистры знают, почему – вроде бы ничего особенного он в связи с этим не вытворяет. Однако каждый его вдох и выдох звучат хуже, чем самый безобразный скандал… Впрочем, Магистры с ним. Лучше попробуй догадаться, с чего началась слава Белых Пляжей? Почему столичные жители вдруг толпами повалили именно туда, невзирая на неудобства?

– Реклама? Стали говорить, будто там, например, целебная вода. Или особо мягкий песок. И даже мох на камнях такой вкусный, что никаких трактиров не надо – знай себе обгладывай камни.

– Кстати, да, обычно подобная болтовня отлично работает. Но про Белые Пляжи, насколько я помню, особо не врали. Есть еще версии?

– Дорога? – сообразил я. – Туда по какой-то причине стало легко добраться?

– Именно. Превращение рыбацкой деревушки в модный курорт началось с братьев Буругайсов и их красных амобилеров.

– Анчара Буругайс, Лапта Буругайс и Вейди Буругайс, – не открывая глаз, подсказал Куруш. – Возможно, есть и другие члены этой семьи, но о них я никогда не слышал.

– Я тоже, дружок. Братьев всего трое. Энергичные рыбацкие сыновья, приехавшие в столицу на заработки сразу после войны за Кодекс. Не знаю толком, чем они тут занимались, но денег скопили изрядно, а друзей-приятелей завели еще больше. И стали возить их к себе на родину в гости – отдохнуть, искупаться, выпить местного мшистого вина. Между нами говоря, удивительная гадость, зато большая редкость, в Ехо такого нигде не достать – что еще нужно настоящему гурману для полного счастья? Столичным друзьям так нравилось на побережье, что в гости стали проситься их родственники и знакомые, прельстившиеся рассказами путешественников. Будучи людьми приличными, на шею сесть не норовили, а предлагали честно оплатить поездку, еду и жилье. Братья отвезли в гости одного, другого, третьего и смекнули, что из этого может выйти неплохой бизнес. Поначалу возили гостей сами, потом им пришлось арендовать новые амобилеры и нанимать помощников. Наконец они как-то договорились с Кепой Шалушухисом, Старшим Магистром Ордена Семилистника, и он проложил на Белые Пляжи открытый Темный Путь – ну, такой, о котором все точно знают, где он начинается, и куда ведет, и место первого шага с обеих сторон помечено, чтобы никто не промахнулся. Событие, на самом деле, выдающееся. Очень мало кто из колдунов старой школы согласится открыть свой Темный Путь даже близкому другу, а уж прокладывать его для всех желающих – это надо быть редким альтруистом. Дело не то чтобы сложное, и вреда от него никакого, просто у нас так не принято. Слишком свежа в памяти Эпоха Орденов, когда каждый был за себя, и это часто помогало выжить. Даже вообразить не могу, сколько братья заплатили Магистру Шалушухису, чтобы его уговорить. Но так или иначе, а дело свое старик сделал на совесть. И благодаря ему число любителей погреть кости на белом песке резко возросло. Ходить чужим Темным Путем, как ты сам не раз убеждался, гораздо легче, чем прокладывать его самостоятельно; это умеют, конечно, далеко не все, но большинство столичных аристократов худо-бедно справляются, их этому матери еще в раннем детстве учили, когда любая наука легко дается. Все-таки семейные традиции – великая вещь! А потом детки взрослеют и не упускают случая похвастать умением, подчеркивающим их принадлежность к высшему обществу, которая тем почетней, чем меньше от нее практической пользы. В общем, благодаря трудам Магистра Шалушухиса Белые Пляжи стали самым престижным местом отдыха столичной знати. На тех, кто никогда не просыпался среди рыбацких сетей с полной головой белоснежного песка и не клевал носом у костра в ожидании позднего ужина, смотрели со снисходительным сочувствием, примерно как сэр Мелифаро на наши с тобой наряды, вышедшие из моды, страшно сказать, еще позавчера. Ну а за аристократами потянулись богачи, эти всегда держат нос по ветру. Благо к услугам тех, кто не может воспользоваться даже чужим Темным Путем, остаются все те же красные амобилеры; они до сих пор курсируют между Ехо и побережьем, и отбор возниц, говорят, даже более строг, чем при Королевском дворе. Кстати, имей в виду, сэр Макс, у тебя никаких шансов. Безопасность пассажиров Буругайсы ценят гораздо выше, чем скорость передвижения.

– Ну вот, вечно так, – пригорюнился я. – Стараешься, спасаешь Мир, а потом тебя в этом спасенном Мире даже возницей в приличную контору не берут!

– Жизнь вообще несправедлива, – согласился Джуффин. – Но это не повод сбивать меня с толку. О чем я рассказывал?

– О том, что богачи рванули на Белые Пляжи вслед за аристократами.

– Именно. И вот тогда там действительно началось строительство роскошных вилл и гостиниц, открылись трактиры и лавки, местные рыбаки переоборудовали свои лодки для романтических прогулок, а пастухи принялись обучать говорящих коз сэйю чтению старинных стихов для просвещения столичной публики. А море, солнце, леса и песок были там с самого начала. Но сам понимаешь, окажись предприимчивые братья Буругайсы родом, скажем, из Куллари, мотались бы сейчас столичные жители отдыхать в Гугланд, хотя песок на том побережье темнее, и летние дожди идут гораздо чаще. Все равно люди с радостью поедут туда, куда их за умеренную плату повезут в удобных красных амобилерах или отведут за ручку Темным Путем. А что где-то погода лучше и вино вкуснее, даже не задумаются. Так вот, со сновидениями – ровно то же самое. Только, конечно, без амобилеров. Зато на чужой Темный Путь более-менее похоже. Уже догадываешься, к чему я веду?

Я кивнул.

– Ты говорил, что Ехо теперь снится куче постороннего народу, дрыхнущего в самых разных концах Вселенной и вообще не подозревающего о нашем существовании. Или даже не только Ехо, а вообще весь Мир. А кстати, действительно весь?

– Почти. Кроме разве что Арвароха. Там, как ты понимаешь, может происходить только то, что приятно местным буривухам, а птицы обычно не любят, когда на них пялятся, пусть даже во сне. И еще я совершенно уверен, что потомки древних кейифайских родов бдительно охраняют некоторые закрытые города Уандука, куда во сне действительно лучше не соваться. И наяву, кстати, тоже. Впрочем, нас с тобой тамошние дела пока не касаются. Можно сказать, исключительно повезло. А то ходили бы теперь вывернутые наизнанку, забыв все слова кроме своих тайных имен – как назло, совершенно непроизносимых. Древняя Уандукская Магия – это тебе не наша Очевидная, которая неизменно добра ко всякому новичку, а с ума сводит только самых опытных и могущественных колдунов. Своенравная кейифайская наука сперва переделывает ученика по своему вкусу, да так, что мать родная не узнает, а уже потом решает, допускать ли его до настоящего дела, или только на то и сгодится бедняга, что полоумным дурачком на площадях плясать во славу ее. Интереснейшая штука! Настолько, что лично я отложил ее изучение на черный день, когда иных тайн для меня в Мире не останется и я себе смертельно надоем.

Я смотрел на него, открыв рот. Таким невежественным болваном я не ощущал себя даже в самые первые дни жизни в Ехо. Конечно, в ту пору я знал о здешнем мироустройстве гораздо меньше, чем сейчас, зато новую информацию Джуффин вываливал на меня сравнительно небольшими порциями. И, скажем так, несколько преуменьшал степень непознаваемости окружающего мира, щадя мою бедную голову. А теперь, надо понимать, решил, что можно не церемониться.

– Процесс познания бесконечен, – хладнокровно заметил Джуффин. – Причем чем больше узнаешь, тем яснее видишь масштабы своего невежества. Время от времени это вызывает досаду, могу тебя понять. Но вот тебе добрый совет: выброси пока из головы все, что в ней не укладывается. Оно потом как-нибудь само. Ты и не заметишь.

– Потому что буду в этот момент плясать на площади, как полоумный уандукский колдун-неудачник, – ухмыльнулся я. – Ладно, договорились. Поехали дальше. Ваш… Наш Мир стал модным курортом для сновидцев. И что из этого следует?

– Из этого, во-первых, следует, что ты к нам вернулся. И лично я в связи с этим испытываю восторг оборванца, наконец-то сподобившегося заштопать давно прохудившийся карман: была дырка, и нету, ничего не вываливается, и думать больше об этом не надо, дело уже сделано, грешные Магистры, хорошо-то как! Да ради одного этого имело смысл выворачивать наизнанку шапку Датчуха Вахурмаха[2]2
  Это действие, полностью изменившее Мир и сделавшее его привлекательным для сновидцев, проделал сэр Нумминорих Кута, принужденный к тому обстоятельствами, подробно описанными в повести «Тубурская игра».


[Закрыть]. Знал бы, сам давно вывернул бы, не полагаясь на способную молодежь.

– Не знаю, зачем ты все это мне говоришь, – улыбнулся я. – Готов спорить, что с какой-нибудь хитроумной стратегической целью. Но выбираю верить, что ты просто действительно очень рад моему возвращению. Это, во-первых, приятно. А во-вторых, логично. В конце концов, ты же сам убедил меня вернуться. Было бы странно, если бы ты хлопотал лишь затем, чтобы испытывать невыносимые страдания от моего присутствия.

– Правильно делаешь, что веришь. Я вообще крайне редко вру. Просто, как правило, многое недоговариваю. В этом смысле со мной, конечно, нелегко – поди угадай, о чем я промолчал на этот раз? Вот и сейчас – теоретически, я же вполне мог заманить тебя в Ехо, чтобы зажарить и съесть в приятной домашней обстановке. Почему нет? В прежние времена некоторые стареющие колдуны действительно поступали так с вошедшими в силу учениками. Считалось – возможно, не совсем безосновательно – будто подобный режим питания чрезвычайно полезен для здоровья. Но и в этом случае моя радость по поводу твоего возвращения была бы совершенно искренней, никакого притворства. Поэтому мне действительно можно верить, сэр Макс. Запомни это раз и навсегда.

– Теперь точно запомню, – пообещал я. – Кому и верить, если не человеку, всегда готовому с аппетитом меня сожрать.

– Все-таки не всегда, – педантично поправил меня Джуффин. – А только на старости лет. Так что твои шансы на превращение в жаркое не слишком велики, не обольщайся.

– Ладно, – согласился я. – Жизнь полна разочарований. Не хочешь, не ешь, кто ж тебя заставит. Но тогда придется вернуться к моему вопросу. Мир стал новым модным курортом для спящих сознаний, а вся наша здешняя жизнь – фоном для чужих сновидений. Отлично. Но что в связи с этим следует делать мне? Вот прямо сейчас и в ближайшие сто лет, которые я опрометчиво проиграл тебе в карты?

– Скорее уж чрезвычайно дальновидно проиграл. Жить в Ехо стало гораздо интересней, чем раньше. А ты, насколько я помню, и тогда не особо жаловался.

– Не особо, да, – невольно улыбнулся я.

На какое-то время в кабинете воцарилось умиротворенное молчание. Не знаю, как Джуффину, а мне было о чем вспомнить.

– Ты вот спрашиваешь, с чего начать, – сказал наконец Джуффин. – А я и сам в растерянности. Потому что начинать, по-хорошему, следует со всего сразу. Жду не дождусь, когда ты вступишь в игру. Но все равно какой-то шаг должен быть самым первым. Ладно. Для начала тебе следует узнать вот что. Обычно сновидцы и порожденные их сознанием фантасмагорические образы остаются невидимыми, неслышимыми и неосязаемыми для обитателей реальности, которую видят во сне. И, следовательно, никому не мешают. Ну, то есть существует специальная методика, позволяющая вести за ними наблюдение, но ее прикладное значение столь невелико, что специалистов по пальцам пересчитать можно, причем большинство их проживает в Уандуке. Потомки кейифайев почему-то любят подобные развлечения.

– Да что ж такое! – изумился я. – Все самое интересное, оказывается, происходит в Уандуке. Переехать, что ли?

– Обойдешься. Да и незачем: у нас, в Ехо, спящих визитеров может увидеть и даже потрогать вообще кто угодно. Причина, как ты, наверное, сам догадываешься, в близости Сердца Мира: оно, особо не разбираясь, дает силу всему, что окажется рядом. Вот и люди, чье внимание устремилось сюда во сне, обрастают тут плотью – недолговечной, тонкой, почти призрачной, но на первый взгляд практически неотличимой от настоящей. И было бы неплохо, если бы для начала ты научился отличать тех, кому мы снимся, от обычных людей. Как по мне, нет ничего проще… Кстати, будет смешно, если вдруг окажется, что именно для тебя это проблема. Ты у нас всегда был с причудами.

Я слушал его, смотрел в окно и думал, что на самом деле для начала мне придется научиться спокойно дышать воздухом Ехо, не захлебываясь на каждом вдохе от счастья, столь острого, что менее опытный человек счел бы его сердечным приступом. Причем, похоже, на освоение этого искусства у меня уйдут годы.

Но не говорить же все это вслух. Проще одарить собеседника самой лучезарной ухмылкой из своего арсенала.

– Заранее уверен, что справлюсь. Как правило, спящий человек не способен контролировать свой внешний вид. Следовательно, выглядеть должен максимально нелепо. Поэтому вон тот чудак в коротком золотом лоохи, расшитом ужасающими лиловыми медузами, наверняка и есть искомый объект. Изловить его немедленно? Будем ставить опыты?

– Не хочу разбивать тебе сердце, но это просто наш сэр Мелифаро решил выгулять на службу свой наряд, сшитый по самой последней моде. А теперь благоразумно уходит в нем домой, осознав, что медузам в Управлении Полного Порядка не место. Тебя слишком долго не было в Ехо, и ты не в курсе новейших модных тенденций. Что, впрочем, к лучшему. Меньше знаешь, крепче спишь.

– Это точно. Но вообще-то я пошутил.

– Я на это втайне надеялся. Но решил, лучше вот прямо сейчас показаться занудой, чем пару лет спустя случайно обнаружить, что ты действительно пользуешься именно этим критерием.

Ну кстати да. С меня бы сталось.

– На самом деле, – заметил я, – научиться отличать одних людей от других на абсолютно пустой улице несколько затруднительно, ты не находишь?

– В отличие от некоторых, – надменно ответствовал Джуффин, – я никогда не пасую перед трудностями.

И тут же, махнув рукой, рассмеялся.

– Это я, конечно, молодец, ничего не скажешь! Ладно, пошли.

– Куда?

– Да куда угодно. На первую попавшуюся людную улицу. Или на вторую попавшуюся. Да хоть на третью. Как пожелаешь.

– А если, к примеру, на Гребень Ехо? И практиковаться там всласть с видом на всю столичную красоту сразу.

Джуффин укоризненно покачал головой.

– Ты говоришь, как турист.

– И чувствую себя соответственно. Подозреваю, любой иноземный матрос уже через пару дней после прибытия ориентируется в Ехо более уверенно, чем я. Все так изменилось! Одни только прохожие, идущие по своим делам в полуметре от земли, чего стоят. Тоже небось просто новая мода, вроде коротких блестящих лоохи?

– Что-то вроде. Но шика в манере ходить, не касаясь земли, гораздо больше, чем в любых тряпках, поскольку это все-таки далеко не каждому по плечу. Впрочем, настоящие мастера полагают подобный выпендреж вульгарным. Поэтому если ходить обычным образом, по земле, но при этом глядеть на окружающих достаточно высокомерно, есть шанс сойти за совсем уж могущественного колдуна, брезгующего фокусничать на глазах у публики. В общем, все сложно.

– Всегда знал, что денди мне не бывать. Не умею ни того ни другого. Даже немного обидно.

– Ну, этому горю помочь нетрудно. Насчет выражения лица проконсультируйся у своего приятеля, Великого Магистра Семилистника, в этом искусстве ему до сих пор нет равных. А ходить, не касаясь земли, я и сам тебя научу, причем за пару минут. Техника-то несложная, а сил у тебя теперь, пожалуй, побольше, чем прежде.

– А знаешь, не откажусь. Пара-тройка простых, но эффектных фокусов мне сейчас не повредит. А то прошелся сегодня по городу, посмотрел, как детишки запускают в небо драконов прямо из рукавов, а их мамаши посылают на улицу толпы веселых разноцветных зверей, чтобы убедить чада вернуться домой пообедать, и почувствовал себя безнадежным провинциалом. Тем самым одичавшим варваром из Пустых Земель, за которого ты с переменным успехом выдавал меня поначалу… Слушай, а ты уверен, что меня не было в Ехо всего шесть лет? А не полторы тысячи?

– Я считал на пальцах, – совершенно серьезно ответил Джуффин. – Их у меня, как несложно заметить, гораздо меньше полутора тысяч, и в процессе подсчета они даже не успели закончиться. Просто это были довольно насыщенные событиями годы, сэр Макс. Так уж тебе повезло. Возвращаешься вроде бы просто домой, а тут – сюрприз, сюрприз! – совершенно новехонькая реальность, как специально для тебя старались.

– Я бы, честно говоря, предпочел быть свидетелем всех этих перемен. А еще лучше – деятельным участником. К чему угодно можно привыкнуть, пока делаешь это своими руками.

– Так-то оно так. Но быть Тайным сыщиком в тот момент, когда часть запретов на применение магии внезапно отменилась, часть осталась в силе, а регламентирующие этот бардак поправки к законодательству все еще редактируются и дописываются – незавидная доля. Окажись ты в Ехо, я бы практически каждый день будил тебя на рассвете. Причем не по злобе, а просто от безысходности. Ты не представляешь, что у нас тут творилось! При этом хитрый сэр Шурф, без которого я как без рук, заперся в Иафахе, завернулся в магистерскую мантию и наотрез отказался подрабатывать в Тайном Сыске в свободное от собственного величия время. Причем со свойственной ему злопамятностью утверждал, что стал Великим Магистром Ордена Семилистника не по собственному капризу, а по моей настоятельной просьбе. Что, к сожалению, чистая правда. Я, впрочем, с самого начала понимал, что он – отрезанный ломоть. В Иафахе к его услугам лучшая библиотека этого Мира и моя любезная подружка Сотофа, всегда готовая обучить любого желающего высокому искусству забивать на чужие проблемы. А сэр Шурф любит учиться, ты знаешь.

– Ну так надо было сперва сотворить его двойника, а потом отпускать, – рассудительно заметил я. – Уверен, у тебя получилось бы.

– Наверняка, – согласился Джуффин. – Однако некоторые особо чудесные предметы и явления должны всегда оставаться в единственном экземпляре, просто ради равновесия Мира и моего личного спокойствия. И сэр Шурф Лонли-Локли, безусловно, из их числа. Что весьма досадно: нам его до сих пор здорово не хватает, особенно в черные дни подготовки очередного годового отчета. А поначалу был просто кошмар. Сэр Мелифаро то и дело пытался подать в отставку, порой трижды на дню. Счастье еще, что он человек легкомысленный и быстро забывает о собственных решениях. Кофа угрожал навек удрать от нас в Куманский Халифат, а леди Кекки Туотли обещала в отместку выйти замуж за первого попавшегося красивого придворного; пока они спорили, город оставался без присмотра, и чего только там не творилось! Меламори же просто спала круглые сутки, то с закрытыми глазами, то с открытыми; впрочем, положение ее век мало что меняло. Никогда прежде не видел, чтобы чьи-то блестящие успехи в постижении Истинной Магии оказались настолько несвоевременными. Чем больше она училась, тем меньше пользы от нее было на службе, и тем хуже приходилось нам всем. Энтузиазм сохранял только Нумминорих. Он, по-моему, так и не понял, что работы стало слишком много. Решил, просто я наконец-то любезно согласился посвящать его в некоторые серьезные дела. Очень радовался, бедняга. Без него мы бы, пожалуй, совсем пропали. Но и с ним уцелели только чудом.

– Сейчас заплачу от зависти, – пригрозил я. – Чудом они уцелели, как же. Так и представляю летающие в воздухе пирожки, курьеров с кувшинами камры в два часа пополуночи и звон оконных стекол от вашего общего хохота.

– Не без того. А все-таки мы очень уставали, да и дела были по большей части самые что ни на есть рутинные. Очередной энтузиаст получил лицензию и тут же принялся досаждать ворожбой соседям, как будто разрешение применять магию автоматически позволяет использовать ее во вред другим людям; компания студенток отметила будущую свадьбу подружки совместным полетом над городом, применив на радостях восемьдесят первую ступень Черной Магии, которую пока даже теоретически никто не собирался разрешать; юный музыкант сочинил новую колыбельную, сыграл ее, сидя на крыльце, и целый квартал спит уже четвертый день кряду. Все редкостные молодцы, просто сердце радуется, и всех надо срочно арестовать, похвалить за успехи, отдать под суд и оштрафовать – а как еще наглядно продемонстрировать горожанам, что внесение поправок в Кодекс Хрембера вовсе не равносильно его полной отмене? Подобной рутины внезапно стало слишком много, а нас – несколько меньше, чем хотелось бы. Ты бы в такой обстановке быстро заскучал и испепелил столицу, а может, и весь Угуланд в придачу – просто чтобы тебе дали выспаться. Так что все к лучшему, сэр Макс. Город уцелел, ты не возненавидел всех его жителей разом, а я не свихнулся, расхлебывая еще и эту проблему. Прекрасный результат.

На радостях он вскочил со стула и жестом великодушного хозяина сокровищницы, решившего одарить гостя, распахнул дверь кабинета.

– Гребень Ехо, говоришь? Ладно, будь по-твоему. Пошли.

– Удивительные все-таки существа вы, люди, – укоризненно сказал Куруш, недовольный вынужденным перемещением с моего плеча на спинку кресла. – Почему вам необходимо снова и снова ходить туда, где вы уже однажды побывали?

– Ну, видишь ли, мы, люди, довольно привязчивы, – серьезно ответил Джуффин. – И когда нам нравится какое-то место, мы стараемся возвращаться туда почаще, желая убедиться, что оно никуда не исчезло.

– Да, это можно понять, – подумав, согласился буривух. – Ваш человеческий мир действительно не настолько постоянен и надежен, как того требует здравый смысл.

Я был с ним согласен, как никогда.

Мы шли по городу, и я снова, уже который раз за день, глядел по сторонам, разинув рот, как будто попал в Ехо впервые в жизни. Впрочем, если бы я действительно только что приехал в столицу Соединенного Королевства, удивлялся бы гораздо меньше. Сказал бы себе, что именно так и должны обстоять дела в городе, где магия доступна даже младенцам, и быстро перестал бы обращать внимание на местные странности.

Но штука в том, что я прожил в Ехо несколько лет и знал этот город, как свои ладони. Ну, то есть считал, будто знаю.

А теперь глазел на уличного фокусника, жонглирующего пузырями воды, внутри которых шевелили жабрами ошалевшие от такого обращения рыбы. Слушал, как негромко напевает под нос старое дерево вахари, не то заколдованное каким-то шутником, не то, напротив, наконец-то расколдованное – и тогда оно нам, конечно, еще покажет. Пересчитывал парящие в небе детские игрушки, то и дело уступал дорогу корзинам, самостоятельно ковыляющим с рынка вслед за беззаботными хозяевами, уворачивался от подносов с пирогами, летящими из трактиров прямо в распахнутые окна клиентов, невольно прикидывал – это сколько же курьеров потеряли работу с момента принятия поправок к Кодексу? Впрочем, вряд ли стоило о них горевать: с голоду в столице Соединенного Королевства захочешь не помрешь, зато интересных способов коротать досуг у горожан в последние годы явно прибавилось.

Я смотрел под ноги, на мелкие камешки, которыми вымощены тротуары улицы Медных Горшков, и чувствовал, что пропадаю. Влюбляюсь заново. По уши. И как всегда, навек. Любовь не лечится временем, и новой любовью она тоже не лечится. Вообще ничем, и, наверное, хорошо, что так. Этот город всегда имел надо мной куда больше власти, чем любой из людей, а теперь он, похоже, намеревался захватить еще несколько стратегически важных участков моего сердца. Или – чего мелочиться? – отобрать его целиком. И я не собирался сопротивляться.

Да и толку-то.

Чудеса были Ехо к лицу. Хорошо, что официальный запрет на них отменили. И как же все-таки жаль, что это случилось не при мне. Но тут уж ничего не поделаешь.

– На самом деле, это только начало, – сказал Джуффин.

Я не дрогнул. Даже не стал переспрашивать: «Начало чего?» Давно привык получать ответы на мысли, не высказанные вслух. Вокруг вечно толпятся ясновидцы, готовые читать меня как открытую книгу, то и дело беспардонно подглядывая в конец, а уж сэр Джуффин Халли, безусловно, абсолютный чемпион в этом виде спорта.

– Ты жалеешь, что не присутствовал в начале перемен, а на самом деле вот прямо сейчас и есть начало, – повторил Джуффин. – Оно еще на добрую сотню лет растянется. За годы, прошедшие со дня принятия Кодекса Хрембера, у нас выросло несколько поколений, почти не умеющих колдовать. А те, что постарше, утратили сноровку. Магия, как всякое искусство, не терпит отступничества, и многим законопослушным старикам теперь приходится начинать чуть ли не с нуля. Поэтому все, что ты видишь сейчас, – это еще цветочки. Оно к лучшему, будем привыкать понемногу. Все вместе. Я, знаешь ли, тоже постепенно забыл, каков этот город на самом деле. Что здесь считается нормой, и как эта, с позволения сказать, норма выглядит со стороны. И до сих пор глазам своим не верю. То есть верю, но через раз. Как в первые годы после переезда из Кеттари. Все эти милые мелочи, составляющие фон обыденной столичной жизни, совершенно меня тогда заворожили. И даже отчасти шокировали. Нечего и говорить, что я был сбит с толку и счастлив. Примерно как ты сейчас. И тоже влюбился в этот город по уши. Так что не переживай, ты не первая его жертва.

– Ни на секунду не сомневаюсь, что не первая. Кто ж перед таким устоит?