Текст книги "Война упущенных возможностей"

Причина неуспеха нашего наступления лежит в том, что сражавшимся южнее Вислы австрийским армиям не удалось перейти через Сан и нанести поражение русским, ослабленным необходимой переброской крупных сил для действий против 9-й армии.

Теперь 9-й армии необходимо было так выйти из соприкосновения с русскими, чтобы они не могли ее быстро преследовать.

Как было сказано выше, штаб армии в начале наступления сознавал, что сил 9-й армии не хватит для достижения решительного успеха, если русские обратятся против нее с превосходными силами. Уже во время наступления были поэтому сделаны приготовления для приведения в негодность железнодорожных и шоссейных путей, на случай если бы 9-я армия потерпела неудачу и вынуждена была бы отступить.

Теперь эти предусмотренные разрушения были выполнены при отступлении самым энергичным образом.

Само по себе отступление, начатое 27-го числа, протекало в полном порядке и без малейших трудностей.

Русские энергично повели преследование на всем фронте. Они перешли в наступление также и в Восточной Пруссии, и в районе Млавы против наших охранявших границу частей. Положение на всем восточном театре войны становилось серьезным.

Я был согласен с мнением интенданта нашей армии, высокоталантливого д-ра Кебера, который говорил, что продвижение любой германской армии должно было бы приостановиться, лишь только она отошла бы на сто километров от линии железных дорог. Принимая во внимание, с одной стороны, большую непритязательность русских, а с другой – беспощадное использование ими конского состава, мы накинули еще двадцать километров и пришли к выводу, что, при условии основательного разрушения железнодорожных путей, продвижение преследующего нас неприятеля неизбежно должно будет на время остановиться еще на русской территории, восточнее германской границы. В результате получилась бы остановка на целый ряд дней. Время, которое 9-я армия получила бы таким образом в свое распоряжение для начала новой операции, должно было бы быть использовано.

Постепенно в штабе армии сложилось убеждение, что такая операция могла состоять в том, чтобы перекинуть одновременно по железной дороге и походным порядком боеспособные части 1-й армии в район южнее Торна, усилить их войсками из Восточной Пруссии или Западного фронта и ударить вдоль Вислы по правому флангу русских войск, продолжавших преследование 9-й армии по направлению на Силезию.

Рельсовые и шоссейные пути удалось основательно разрушить. Главная заслуга в этом принадлежит осмотрительному и энергичному офицеру баварского Генерального штаба капитану Шперру, которого генерал Людендорф наделил полномочиями для выполнения этой задачи.

В конце октября генерал Людендорф вызван был генералом Фалькенгайном на совещание в Берлин, и тут лишь командование нашей армии осведомилось более подробным образом о событиях на западном театре войны.

Глава шестая. Первое упущение

Первоначальному операционному плану графа Шлиф-фена не суждено было осуществиться. Шлиффен предполагал совершенно ослабить левое крыло германского боевого порядка, а в случае французской атаки оттянуть это крыло на линию Мец – Страсбург и на укрепленные позиции Верхнего Рейна.

Изменил ли граф Шлиффен впоследствии сам как-либо свой план, внесены ли были изменения при его преемнике, и притом когда, – этого я не знаю. Об этом могли бы дать сведения только генералы Штейн и Людендорф, бывшие в свое время начальниками отделения, ведавшего сосредоточением и развертыванием войск.

Можно, во всяком случае, установить, что усиление левого германского крыла предпринято было по следующим соображениям. В начале наступления скопление крупных сил на правом германском крыле должно было наткнуться на затруднения. Если не затрагивать нейтралитета Голландии, то было бы затруднительно двигать вперед несколько армий одну за другой. Лишь после захвата Льежа и расширения плацдарма в Бельгии можно бы было во второй и третьей линиях пустить вперед эшелонированные армии. Если бы таким образом решено было с самого начала позади правого крыла продвигать уступами еще две армии, то могло оказаться, что эти войска остались бы в бездействии в первые дни похода. Отсюда легко можно было прийти к решению направить сначала часть предназначенных для правого крыла войск на левое (также и по соображениям равномерного использования всех железнодорожных линий).

Можно было предполагать, что французы в первые дни войны сделают попытку ворваться в подлежащие освобождению провинции Эльзас и Лотарингию. Первоначальный при этом успех, несомненно, очень бы поднял настроение во Франции и французском войске. Если бы этому можно было помешать, не спутывая собственных наступательных планов и развертывания войск, то попытка в этом направлении была бы целесообразна. Вполне возможно было сначала направить в Эльзас-Лотарингию часть предназначенных для правого крыла войск, отбить французское наступление, а затем вновь немедленно посадить войска в вагоны и направить их к месту их прямого назначения, то есть в район наступления правого крыла.

Как выше было сказано, мне осталось неизвестным, была ли при этом по-прежнему принята в соображение идея Шлиффена об ослаблении левого крыла германских армий или нет. Судя по поведению германского Верховного командования, идея эта была оставлена, так как крупные силы левого крыла были там надолго задержаны, 6-й и 7-й армиям разрешено было продолжать битву в Лотарингии с переходом в наступление, и одобрена была попытка прорвать французское укрепление линии на Верхнем Мозеле. Это, несомненно, являлось сознательным отступлением от первоначального шлиффеновского плана.

Шлиффен ожидал решения от наступления сильного правого крыла при условии обхода линии французских крепостей. Если бы граф Шлиффен считал прорыв французских крепостей на Мозеле столь же легким делом, как это, судя по книге генерала Таппена «До Марны в 1914 году», считал штаб 6-й армии, то он, наверное, в таком случае представил бы кайзеру иной план операций и избег бы нарушения нейтралитета Бельгии.

Если бы решились придерживаться плана Шлиффена, то, безусловно, следовало бы снять часть сил с левого крыла – лишь только для передвижений их оказалось бы достаточно места – и перебросить их по железной дороге и походным порядком за правое крыло, чтобы следовать за ним уступами. В течение операции только правое крыло действительно находилось под угрозой; от него же зависела развязка.

Основная истина военного искусства гласит, что никогда в решающий момент лишних сил не бывает. Однако Верховное командование не только не подтянуло к правому крылу никаких подкреплений, но, напротив, взяло от него те два корпуса, которые были посланы в Восточную Пруссию 8-й армии, без всякой просьбы с ее стороны.

Если генерал Таппен утверждает, что сведения, полученные Верховным командованием до 25-го числа об успехах всех армий, вызвали уверенность в том, что генеральное сражение на западе уже закончилось успехом для германских войск, то это утверждение представляется непонятным. Пусть армии сообщали преувеличенные данные о достигнутых успехах (это вещь обычная и естественная), но малое число пленных и добычи и состояние путей отступления неприятеля, нигде не являвших следов беспорядочного отхода, – эти признаки должны бы были Верховное командование кое-чему научить. Если в качестве извинения приводится, что само командование расположено было слишком далеко позади и питалось лишь скудными донесениями отдельных армий, то это ведь только его собственная вина. Оно должно было своевременно устроить главный штаб позади правого крыла – если не в полном составе, то хотя бы одно оперативное отделение – и поддерживать постоянную связь при посредстве посылаемых на автомобилях офицеров не только с командующими армиями, но, при случае, и с командирами корпусов. Верховное командование имело ведь достаточно в своем распоряжении офицеров и автомобилей.

Остается затем непонятным, что подполковник Хентш не получил письменного приказа для выполнения своего поручения, которое оказало столь решительное влияние на судьбу германских армий. Неужели у Верховного командования не нашлось десяти минут, нужных опытному офицеру Генерального штаба для изготовления такого приказа? В остальном посылка Хентша достаточно выяснена в работе поручика Мюллер-Лебница, но интересен также поставленный Мюллер-Лебницем вопрос о том, не должны ли были генералы Клюк и Куль уклониться от выполнения приказа подполковника Хентша и обратиться к правильно ими намеченному плану атаки 1-й армией. Если бы они это сделали, они, может быть, стали бы национальными героями Германии в эту войну.

Совокупность означенных ошибок и упущений Верховного командования привела к неудаче на Марне. Назначенному на место заболевшего генерала Мольтке Фалькенгайну пришлось решать, как вести после неудачи на западе операции германских армий.

Правильным было решение прежде всего достигнуть устойчивого положения на всем фронте. Однако надо было затем разрешить вопрос в целом, как дальше вести кампанию. Я думаю, что была еще возможность вновь вернуться к первоначальному шлиффеновскому плану: перевести с левого крыла на правое десять корпусов и с ними еще раз решительно перейти в наступление. Если бы при этом левое крыло оказалось временно в несколько тяжелом положении, если бы даже значительные части Эльзас-Лотарингии благодаря этому, может быть, временно попали бы в руки французов, то с этим нужно было бы примириться, и к тому же это обстоятельство могло бы, может быть, оказать довольно хорошее влияние на настроение народонаселения.

Генерал Людендорф рассказывал мне в августе 1916 года в Брест-Литовске, что тогдашний начальник военных сообщений генерал Тренер предлагал подробный план генералу Фалькенгайну и представил проект переброски шести корпусов с левого крыла на правое. План этот был, однако, отвергнут.

Таким образом, Верховное командование нового состава отказалось окончательно от выполнения шлиффеновского плана. Но почему же, собственно говоря, граф Шлиффен пришел к мысли обратиться с главной массой войск на запад и искать там развязки? Прежде всего, конечно, потому, что там сразу же, в первые дни войны, он имел бы дело с развернувшейся французской армией, вынужденной принять бой и не имевшей возможности от этого боя уклониться. Для большого германского наступления на востоке в первые недели войны вообще не оказалось бы никакого объекта. Мобилизация и развертывание должны были протекать там гораздо медленнее; первые сосредоточенные на границе русские войска могли бы без особого ущерба для общего положения легко уйти от германского натиска в бесконечные пространства русской империи.

Теперь же Верховное командование должно бы было взвесить, не лучше ли перенести центр тяжести на восток, если силы казались недостаточными для возобновления на западе наступления в больших размерах. Развертывание русских войск было закончено; вопрос был лишь в том, представит ли русская армия в ближайшее время возможность нанесения ей сильного удара с надеждой на успех.

Если бы решились перенести главную операцию на восток, то следовало бы немедленно освободить войска на западе, прекратить бесполезные бои под Ипром и категорически приказать войскам обратиться к созданию там укрепленных позиций. Таким образом, возможно было бы выделить часть сил и выждать момент, когда на восточном театре войны представился бы шанс для успешного введения их в дело. И такой шанс представился.

Глава седьмая. Второе упущение

Не знаю, выдвигал ли и генерал Гецендорф такие же соображения насчет того, что после неудачи германского наступления на западе следует перенести центр тяжести операций на восток, или он просил генерала Фалькенгайна лишь о частичном подкреплении для австрийских армий, оказавшихся в Польше в тяжелом положении. Как бы там ни было, но начальник австрийского Генерального штаба обратился к генералу фон Фалькенгайну с просьбой о переброске крупных сил на восток.

Генерал Людендорф, вернувшись из Берлина, рассказывал тогда, что Фалькенгайн эту просьбу отклонил, сказав, что войска ему нужны под Ипром. Тем временем положение германских войск на русском фронте стало весьма серьезным. В Восточной Пруссии 8-я армия действовала против русских с переменным успехом и пока еще удерживалась на русской территории. Верховное командование придало этой армии один из вновь сформированных корпусов, а именно 25-й, хорошо себя показавший в бою. Этот корпус страдал, подобно другим корпусам новой формации, тем недостатком, что составлен был хотя и из патриотически воодушевленных, но все же малообученных молодых солдат и из старых офицеров, порой плохо переносивших трудности походов. Наше Военное министерство вскорости заметило ошибочность такой организации и стало проводить последующие комплектования на иной основе.

Но беда была в том, что лучшая часть молодых наших возрастов все-таки погибла, и гневное чувство охватывает всякого при воспоминании о том, как наши пылающие любовью к родине юноши шли под Ипром с песнями на бесцельную гибель.

В остальном 8-я армия усилена была частями, сформированными в крепости Кенигсберг. В районе Сольдау выставлен был также корпус Застрова, силой около двух дивизий, составленных из гарнизонов привислинских крепостей и ландштурма.

Для усиления 9-й армии генерал Людендорф, не останавливаясь ни перед чем, взял из восточных крепостей все, что можно было взять. Из крепости Познань взят был, кроме главного ее резерва, уже стоявшего в поле в качестве 18-й ланд верной дивизии, еще целый корпус под начальством генерала Коха. Это удалось, и притом в столь короткий срок, благодаря исключительной заслуге начальника штаба познанского укрепленного района полковника Маркварда, к сожалению, рано скончавшегося. Торнская крепость, главный резерв которой, а именно 35-я резервная дивизия, участвовал уже в боевых операциях, должна была также представить свой второочередной резерв, бригаду Вестерхагена. Во время наступления 9-й армии эта бригада выдвинута была на реку Бзуру; при отступлении она опять пошла к крепости Торн. Из этой бригады впоследствии образован был корпус генерала Дикгута.

Крепость Бреславль, так же как и Познань, тоже должна была выставить один корпус, но формирование его шло медленно, так что достигнуть предположенной численности не удалось.

На всем протяжении восточной границы нам предстояли новые бои, так как наше отступление от Варшавы, которое русскими, естественно, прославлялось как результат их победы, придало всем русским армиям импульс к энергическим наступательным операциям.

Русские наступали вслед за 9-й армией с такой скоростью, какую только позволяло состояние разрушенных дорог. В Восточной Пруссии они наступали энергичнее; боевые действия имели место также и под Млавой, где стоял корпус Застрова.

Генерал Людендорф не скрыл от Фалькенгайна серьезности положения и подчеркнул, что, по его мнению, русские будут теперь на всем фронте стремиться к решительному сражению. Необходимо прежде всего единство командования на Восточном фронте, чтобы при данных слабых силах иметь, по крайней мере, возможность сосредоточить в решительном пункте максимум резервов.

Результатом доклада Людендорфа явилось учреждение звания «главнокомандующего на востоке». 1 октября кайзер назначил на этот пост генерал-полковника Гинденбурга с Людендорфом в качестве начальника штаба. Я сохранил в новом штабе свою прежнюю должность. Во главе 9-й армии стал Макензен; генерал Грюнерт сделался начальником его штаба. На мое место в штабе 9-й армии вступил подполковник Кундт.

Тем временем выяснилось, что наше предположение о пределах русского продвижения от Варшавы оказалось правильным. Отойдя на сто двадцать километров от железнодорожной базы, русские корпуса по радио доложили своему начальству о невозможности продолжать преследование.

Таким образом, мы получили несколько дней сроку для перегруппировки перед новой операцией.

* * *

Между тем новая операция, в процессе подробных обсуждений, была к этому времени выяснена.

Предстояло выступить по направлению Торн – левый берег Вислы и атаковать во фланг и тыл правое крыло главных русских сил, следовавших за нами со стороны Варшавы. Для этого надо было перебросить большую часть 9-й армии на север по железным дорогам и походным порядком, по возможности подкрепив ее силами 8-й армии из Восточной Пруссии. На место 9-й армии необходимо было поставить какие-нибудь другие части, иначе Силезии с ее горнозаводскими предприятиями угрожало бы вторжение русских, хотя и кратковременное. Тут нам помог генерал Гецендорф.

Этот гениальный человек сразу усмотрел целесообразность удара со стороны Торна и необходимость использовать для этого силы 9-й германской армии. Он заявил о своей готовности поддержать всеми силами задуманное предприятие. На смену 9-й армии он перекинул с Карпат в район севернее Ченстохова всю армию Бем-Ермолли. Если бы задуманная Восточным фронтом операция встретила такое же сочувствие со стороны нашего Верховного командования, то тогда, наверное, удалось бы нанести решительное поражение русским армиям.

Помимо непосредственного усиления удара со стороны Торна представлялось особенно желательным увеличение войск Застрова у Млавы. Если бы удалось также и отсюда (при одновременной атаке со стороны Торна) перейти в наступление, то, по крайней мере, были бы скованы и удержаны вдали от места главных действий русские силы, стоявшие к северу от Вислы. В действительности же с Западного фронта получено было сначала лишь несколько дивизий кавалерии.

Освободить все силы 9-й армии, как этого хотелось командующему Восточным фронтом, не удалось. Настроение в австрийских частях было не очень надежное. Поэтому генерал Гецендорф высказался за оставление в районе Ченстохова бывших там германских войск.

1 ноября штаб Восточного фронта перешел в Познань; штаб 9-й армии – в Гогензальцу. 10 ноября 9-я армия готова была начать операции.

Тем временем атаки русских в Восточной Пруссии и у Млавы продолжались. Ослабленная на два корпуса, 8-я армия не смогла удержаться на границе. Генерал фон Белов, сменивший в командовании этой армией генерала Франсуа, отвел ее на укрепленную линию река Ангерап – Мазурские озера и отбил здесь все русские атаки. Корпус Застрова вынужден был также отойти на линию Сольдау – Нейденбург; здесь он закрепился. Противник, следовавший от Варшавы, занимал в это время частью своих сил район Влоцлавска, а главными силами – линию Серадзь – Ново-Радомск к востоку от Кракова. По причинам порчи путей он пока не переходил еще в новое наступление, но, судя по происходившим переговорам по радио, оно должно было начаться в ближайшие дни. Поэтому 9-я армия должна была спешить с началом операции.

Генерал Людендорф вновь обратился к Верховному командованию, представил выгоды намеченной операции и просил Фалькенгайна, под условием прекращения боев под Ипром, о присылке подкреплений на Восточный фронт. Подкрепления были нам обещаны, но сколько и когда – об этом нам ничего сразу не было сказано. Как ни желательно было бы выждать до прибытия обещанных сил, чтобы нанести решительный и полновесный удар, все же медлить более было нельзя. Русское наступление должно было возобновиться в ближайшие дни. Срок, данный нам судьбой для подготовки новой операции, уже прошел – нам предстояло выступить лишь с наличными силами.

11 ноября командование армией дало приказ о переходе в наступление. Русские были захвачены совершенно врасплох. Под Влоцлавском, Кутно и Домбе последовали горячие бои, в которых наши войска одержали верх и отбросили неприятеля, причинив ему тяжелые потери. Затем левое крыло армии было направлено в атаку во фланг и тыл русских сил, расположенных у Лодзи. В то время как Макензен и Плюсков наступали фронтально на Лодзь, генералы Лицман, Шольц, Рихттофен и Шефер-Боядель прорвались через линию Лович – Лодзь и победоносно продвинулись в тылу русских до Бжезин.

В районе севернее Ловича левый фланг нашей армии охранялся 1-м резервным корпусом генерала Моргена. Моргену пришлось вступить в бой с русскими частями, взятыми с северного берега Вислы и перешедшими реку у Ново-Георгиевска. Части эти одна за другой вступали в бой, и генерал Морген их одну за другой разбивал. Но все же Моргену не удалось, вследствие их натиска, своевременно достичь Ловича и занять местность к югу от этого города для прикрытия охвата со стороны Варшавы.

Командовавший под Лодзью русский генерал Шейдеман в подробных радио сообщал о своем отчаянном положении, но сам тем не менее отбивался изо всех сил.

18 ноября, если я не ошибаюсь, нами перехвачено было одно русское радио, содержавшее приказ к отступлению от Лодзи. Немедленно мы дали войскам распоряжения о преследовании, но, к сожалению, вышло иначе: великий князь Николай Николаевич отменил приказ и, в свою очередь, приказал армии Шейдемана держаться во что бы то ни стало.

Корпус Плюскова, начав преследование и наткнувшись вдруг на вновь наступавших русских, попал временно в затруднительное положение.

Тем временем победоносное обходное крыло нашей армии проникло к юго-западу от Бжезин, повернуло фронтом на запад и направилось в тыл противнику у Лодзи. Кавалерия генерала Рихтгофена почти достигла линии Петроков – Ченстохов. Предстоял крупный успех при условии, что со стороны Варшавы все будет спокойно.

Командующий Восточным фронтом много раз указывал 9-й армии на угрозу со стороны Варшавы и советовал оставить гвардейскую дивизию Лицмана у Скерневиц, но штаб армии, по-видимому, надеялся, что генерал Морген, прорвавшись к Ловичу, успеет прикрыть операцию со стороны Варшавы. Обходящему крылу также было указано выставить заслон против Варшавы у Скерневиц, но приказ об этом, очевидно, запоздал и не дошел до командующего обходным крылом. Надо заметить, что штаб 9-й армии остался слишком далеко позади в Гогензальце, вместо того чтобы находиться вблизи обходящего крыла.

Таким образом, вместо ожидавшегося большого успеха мы потерпели чувствительную неудачу. Между левым крылом войск Шольца и войсками, проникшими в тыл неприятеля, связь внезапно оборвалась. В образовавшийся промежуток продвинулись русские силы. Одновременно русским удалось притянуть со стороны Скерневиц еще одну дивизию, которая соединилась с отступившими передними частями и продвинулась к Бжезинам. Конница Рихтгофена была отброшена частями 5-й русской армии, подошедшими с юга на поддержку армии Шейдемана. 25-й резервный корпус, 3-я гвардейская дивизия и конница Рихтгофена были отрезаны и окружены русскими. Русские радио с триумфом сообщали об успехе. Пленение этих частей представлялось русским верным делом. По радио также был передан приказ о приготовлении шестидесяти поездов для отправки предполагавшихся германских пленных, но тут в ночь с 24 на 25 ноября наши войска победоносно прорвались на север. Заслуга прорыва должна быть безусловно приписана 3-й гвардейской дивизии и ее командиру, генералу Лицману.

После прорыва фронт между войсками Шольца и Моргена вновь сомкнулся. Мы подтянули сюда еще 1-ю пехотную дивизию из 8-й армии из Восточной Пруссии. Атаки русских против новой линии фронта закончились неудачей. Таким образом, мы избежали большой беды, но намечавшийся крупный успех не был достигнут.

В середине ноября австро-венгерские армии вместе с отрядом Войрша также начали к югу от нас наступление. Оно развивалось сначала успешно, но потом русские перешли в контрнаступление, прекратившее наступательную попытку австрийцев.

С начала декабря к нам с запада начали поступать наконец обещанные подкрепления. Введены они были, к сожалению, не сразу, а по частям, по мере прибытия. 17-ю резервную дивизию из корпуса генерала Герока пришлось передать на австрийский фронт. Там она много содействовала успеху австрийцев под Лимановом.

Введение подкреплений придало фронту новый наступательный импульс. Лодзь была взята 6 декабря, и затем русские были оттеснены за Равку и Бзуру.

Мне хотелось бы здесь вкратце коснуться одного эпизода, хотя и не военного характера, но все же заслуживающего быть отмеченным. В день взятия Лодзи нас навестил в Познани рейхсканцлер Бетман-Гольвег. После обеда зашел разговор о мире и о том, как его добиться.

Когда рейхсканцлер спросил меня об этом, я ответил, что, по-моему, главным условием мира является открытый отказ Германии от какой бы то ни было аннексии Бельгии, так как Англия германской Бельгии не потерпит и будет из-за этого с нами биться не на живот, а на смерть.

«Кроме того, – сказал я, – увеличение числа бельгийских подданных не может быть выгодно для Германии».

На это рейхсканцлер мне ответил: «Вы первый военный, от которого я слышу это, и я с вами совершенно согласен. Но если бы я решился сказать такую вещь в рейхстаге, я был бы сметен со своего места бурей общественного возмущения».

Меня глубоко поразило то, что германский канцлер не решается сказать правду своему народу из боязни потерять свое место.

Командованию Восточным фронтом поставлено было в вину то, что оно вводило частями в бой прибывавшие с запада подкрепления; считали, что оно сделало бы лучше, если бы дружно бросило их в повторную атаку против северного русского фланга. Я думаю, что, после того как прошел момент неожиданности нашей атаки со стороны Торна, мы от такого возобновления ничего бы не выиграли, тогда как прибывавшие по частям подкрепления необходимо было направлять на угрожаемые участки фронта 9-й армии.

Совершенно иначе, конечно, обстояло бы дело, если бы наше Верховное командование поняло бы, что судьбе угодно было предоставить нам возможность нанести русским такой сокрушительный удар, от которого они никогда не могли бы оправиться. Если бы Верховное командование своевременно прекратило бойню под Ипром и направило бы все свободные силы на наш фронт для большой операции, то успех был бы верный. Если бы подкрепления с запада прибыли своевременно, то не последовало бы неудачи под Бжезинами, и, главное, русские силы в излучине Вислы были бы смяты. Успех был бы еще больше, если бы одновременно с Лодзинской операцией предпринято было бы движение двумя-тремя корпусами на Варшаву со стороны Млавы. В это время большинство русских сил с северного берега Вислы было взято на южный для отражения атаки нашей 9-й армии. Ведь удалось же тогда корпусу Застрова при поддержке только 2-й и 4-й кавалерийских дивизий достичь линии Цеханов – Прасныш. Таким образом, наступление двух-трех боеспособных армейских корпусов легко могло привести к занятию Варшавы и примыкающих к ней железных дорог, обслуживающих весь русский фронт.

Последствия такой операции даже трудно себе представить. Во время пребывания в Познани полковника Таппена, начальника оперативного отдела Ставки, я чуть ли не коленопреклоненно умолял его дать командующему Восточным фронтом, сверх обещанных подкреплений, еще два корпуса для удара по линии Млава – Варшава, но получил категорический отказ.

Наш поход в Южной Польше представляется мне самой блестящей операцией за всю войну. Наш натиск со стороны Кракова на Вислу для поддержки союзника, отход к Ченстохову, переброска армии оттуда к Торну и новый натиск против правого фланга преследующего неприятеля следует в оперативном отношении расценивать гораздо выше, чем дело под Танненбергом или какую-либо иную победу на Восточном фронте.

Крайне жалко, что Верховное командование упустило тогда возможность развить нашу блестящую операцию до степени решительного успеха. Хотя операции 9-й армии и австрийских войск не достигли таких успехов, под влиянием которых царь, может быть, склонился бы к миру, все же «русская грозовая туча» была отогнана от Силезии и Познани.

Противник был оттеснен на ту линию, с которой ему более не суждено было двинуться вперед. К сожалению, некоторое пространство Восточной Пруссии все же пришлось опять оставить в русских руках.

Попытка наступления с карпатских перевалов между Дунайцем и Саном, предпринятая генералом Бороевичем, успеха не имела вследствие контрнаступления русских, в свою очередь начавших на своем левом фланге операцию по овладению Карпатским хребтом.