Текст книги "Кровавый срок"

– Даже если это и было так, – сказал я, – Баркер – садист и идиот. Как он мог заставить вас и вашу маму пройти через этот ад?!

Она стала яростно трясти головой, словно пытаясь освободиться от кошмара этой истории.

– Я не поверила ни единому его слову. Я только все больше и больше приходила в ярость. Но это была холодная ярость.

– Я понимаю. Эти сукины дети оставили вас наконец в покое?

– Еще нет. Баркер нанес завершающий удар: он сказал, что четыре или пять отпечатков пальцев Фредди нашли в спальне у папы.

Я покачал головой.

– Я хочу быть честным с вами, Нэнси: это плохо.

Очень плохо.

Она тяжело вздохнула и кивнула.

– Присяжные просто обожают отпечатки пальцев.

– Но странная вещь, – сказала она, нахмурившись. – Другой детектив, толстый… с южным акцентом…

– Мелчен.

– Точно, Мелчен. Он сказал: «Серьезно? Отпечатки пальцев?» Было ясно, что он слышит о них впервые!

Я приподнялся в кресле.

– А что на это сказал Баркер?

Она пожала плечами.

– Он громко шикнул на него, и они быстро ушли. Мой смех звучал глухо.

– Они летели из Нассау в одном самолете; они вместе занимаются этим делом с самого начала, и все же Баркер даже не сообщил Мелчену, что он нашел отпечатки обвиняемого в комнате убитого!

Она казалась немного сбитой с толку.

– А что это значит?

– Две вещи. Одна огорчает: они решили повесить все на графа. А другая радует: оба – некомпетентные идиоты.

Но она все еще была смущена.

– Но… почему они хотят «подставить» моего мужа?

– Может, это – просто старая добрая полицейская некомпетентность. Хороший детектив собирает доказательства до тех пор, пока они не приведут его к подозреваемому. Паршивый детектив сразу находит «виновного» и собирает только факты, «доказывающие» его вину.

– И даже фальсифицируют доказательства?

– Иногда, – медленно сказал я. – У Фредди есть враги в Нассау?

Она невесело улыбнулась.

– Боюсь, даже больше, чем достаточно. Он не подчиняется ничьим правилам. Он – сам себе хозяин.

Этих шутов, Баркера и Мелчена, пригласил сам герцог. Как относился к нему ваш отец?

– Они были друзьями. Дэвид и Уоллис были частыми гостями в «Вестбурне». Даже жили гам несколько недель, когда только приехали в Нассау, а в Говернмент Хаус по указанию Уоллис совершались кое-какие переделки. Мои родители бывали на многих официальных приемах, где присутствовали и герцог с герцогиней. Папа и герцог часто играли друг с другом в гольф. И, конечно, у них были определенные общие деловые интересы.

– Например?

Она на секунду задумалась.

– Я точно не знаю. По-моему, папа, Гарольд Кристи и герцог заключали вместе какие-то сделки… да, и еще с ними был Аксель Веннер-Грен, он – шведский промышленник.

– Это тот парень, который купил яхту Говарда Хьючэса?

– Да, «Южный крест».

– Аксель Веннер-Грен! – Я снова привстал. – Ведь этот парень, кажется, нацист? Герцог и герцогиня как-то позволили себе рискованный поступок, совершив плавание на его яхте. Об этом много было в газетах – пару раз американские власти запрещали им пристать.

Но она покачала головой и улыбнулась, как будто я был ребенком, только что рассказавшим ей какую-то дикую небылицу.

– Аксель – нацист? Но это же нелепо. Он – очаровательный человек, Нат.

– Ну, если вы так считаете…

Одна ее бровь недоверчиво изогнулась.

– Послушайте, это правда, это на Багамах его на время войны занесли в черный список, но…

Я щелкнул пальцами.

– Вот видите! По подозрению в симпатиях к коллаборационистам, не так ли?

– Да, – поспешно ответила она. – Но это чушь.

– И где же теперь наш очаровательный Аксель, как теперь его фамилия?

– Он – Аксель, и вы же сами прекрасно знаете Куэрнавака. Он пережидает войну в одном из своих поместий.

Я улыбался.

– Так значит, здесь замешаны нацисты… Очень интересно.

– Нат! Оставьте эту мысль – я точно знаю: Аксель – не нацист.

– Откуда такая точность, миссис?

Ее пристальный взгляд снова сверлил меня.

– Папа не стал бы его другом, будь он нацистом. Поймите, хотя папа был очень аполитичен… как и большинство богатых людей, он считал себя выше политики… но он ненавидел нацистов. Да отец скорее связался бы с дьяволом! Он активно занимался нассаускими военными проблемами, а когда Гитлер объявил войну Англии, папа немедленно пожертвовал ВВС Британии пять «Спитфайеров». И он разрешил использовать свой аэродром…

– Хорошо, хорошо, Нэнси. Может, вы и правы. А как насчет парня по имени Мейер Лански? Когда-нибудь слышали о таком?

Она пожала плечами.

– Нет.

Я бегло описал ей его.

– Может, когда-нибудь кто-то похожий приходил к вашему отцу?

– Нет, никогда.

– А может, приходили какие-нибудь американцы… непохожие на тех, кто обычно имел дела с вашим отцом? Кто-нибудь… подозрительный. С телохранителями, например?

– Что, какой-то гангстер? Нет, вряд ли.

Я не хотел углубляться с ней в детали, но все равно мне было интересно, какую связь с убийством имел Мейер Лански? Прошлым вечером он задавал мне колкие и вполне компетентные вопросы. Настолько компетентные, что я подумал, не предупреждает ли он меня, чтобы я держался подальше от этого дела?

Стук в дверь прервал Нэнси. Я тоже поднялся и стоя допивал кофе, глядя на игроков в гольф и обдумывая возможное предостережение Лански, когда услышал голос Нэнси, а потом другой, более высокий голос. Вторая женщина была, очевидно, старше Нэнси, но обе говорили на повышенных тонах.

Я подкрался и осторожно выглянул за дверь. Конечно, это было не мое дело, но по натуре я – шпион. И по профессии тоже.

– Мама, – говорила Нэнси. – Но я не убежала!

Я же оставила тебе записку, где меня искать и под каким именем. Иначе бы ты просто меня не нашла верно?

Леди Юнис оказалась высокой, величественной, красивой и ужасно рассерженной женщиной. Она была чуть полновата, с властными широкими губами и не очень длинными пепельного цвета волосами. Одета, естественно, в черное, но слишком уж стильно: черное норковое манто, черная шляпка, черные очки и очень черные перчатки. Даже нейлоновые чулки – и те были черными.

– Не говори со мной таким тоном, – отрезала она. – Думаешь, мне нравится разыскивать тебя? Нанимать ни свет, ни заря самолет…

– Тебе вовсе не обязательно было разыскивать меня, мама. Я – совершеннолетняя, и я – замужняя женщина.

– В следующий раз напомни мне об этом. – И леди Юнис вынула из своей, тоже черной, сумочки белый (!) носовой платок. Она закрыла им лицо, а Нэнси принялась виновато похлопывать ее по плечу.

– Мама, – сказала она, кивая в мою сторону, – мы не одни…

Леди Оукс быстро отняла платок от лица и сняла солнцезащитные очки. Ее глаза, в которых еще горели искорки гнева, были прозрачнее голубого неба. В свое время она, наверное, могла дать Нэнси сто очков вперед по части внешности.

Как следует изучив меня, она почти без неприязни произнесла:

– Кто вы, молодой человек?

Забавное обращение. Ведь она была всего на пять или шесть лет старше меня.

Я сказал ей и выразил свое почтение.

– Вы – тот детектив, которого нанял мой муж, – сказала она и вдруг просияла. Она повернулась ко мне и протянула руку в перчатке. Я пожал ее, гадая, чем я обязан столь теплому приему. – Вы дали следствию чрезвычайно ценные показания против убийцы моего мужа, – сказала она. – И я хочу лично поблагодарить вас за это.

– Мама! Мистер Геллер теперь работает на меня. Он докажет, что Фредди невиновен.

Леди Оукс резко выпустила мою руку, как нечто отвратительное, но продолжала смотреть на меня тем же теплым взглядом.

– Не вижу в этом юмора, – сказала она.

– И я тоже, – признался я.

– Мистер Геллер, – сказала Нэнси, – получил десять тысяч долларов за слежку за моим мужем. Но я не хочу, чтобы он выходил из дела. Он проведет собственное расследование и докажет невиновность Фредди.

Леди Юнис улыбнулась быстрой иронической улыбкой.

– Должна ли я так понимать, – спросила она, обращаясь к нам обоим и попеременно глядя то на меня, то на Нэнси, – что ты хочешь оставить мистера Геллера у дел, чтобы он отработал те деньги, которые заплатил ему твой отец?

– Да! – возмущенно сказала Нэнси.

– У меня есть другая идея, – сказала леди Оукс. Она смотрела прямо на меня. – Я поговорю с нашим адвокатом, мистером Фоскеттом, и, думаю, мы решим вашу маленькую проблему, мистер Геллер.

– Подождите минутку! – сказал я. – Вы не можете обе запугивать меня одним и тем же адвокатом!

– Мама, – начала Нэнси, и обе стали спорить. Ни одна из них не кричала, но обе возбужденно говорили одновременно.

Я сунул два пальца в рот и издал такой свист, который заставил бы всю команду «Ринглинг Бразерс» замереть на месте.

Обе женщины вздрогнули и взглянули на меня.

– Есть предложение, – сказал я. Я посмотрел на Нэнси. – Ваша мама в чем-то права. Мой клиент в этом деле, в юридическом смысле слова, – ваш покойный отец.

Леди Оукс довольно улыбнулась и кивнула, подтверждая мои слова. Она крест-накрест сложила руки на своей груди почтенной матроны.

– Предположим, – сказал я леди Оукс. – Я стану работать на вашу дочь на следующих условиях: если я обнаружу улики, подтверждающие вину ее мужа, я не стану их скрывать. Они будут направлены представителям обвинения – прямо Генеральному прокурору.

Вдова одобрительно улыбалась, но Нэнси нахмурилась и сказала:

– Но…

– Иначе, – снова обратился я к очаровательной миссис де Мариньи, – получится конфликт интересов. Мне придется выступить против вашего отца, который все-таки мой клиент.

Нэнси задумалась над моей тирадой.

– Я уверена, что Фредди невиновен. Поэтому вы не станете раскапывать ничего, что можно было бы использовать против него.

– Вы так считаете? – спросил я.

– И вы будете отчитываться передо мной, – продолжала Нэнси. – Теперь я – ваш клиент.

– Да. Но – только с моим условием.

– Что ж… Оно мне подходит, – нерешительно сказала Нэнси.

– Оно подходит и мне, – вмешалась леди Оукс. Она посмотрела на свою дочь смягчившимся взглядом.

– Мы никогда не будем врагами, ты и я. Я защищаю своего мужа, а ты – своего. Я надеюсь, ты поможешь ему.

Теперь у Нэнси на глазах выступили слезы, она обняла свою мать, и та дружески похлопала ее по плечу. Пожалуй, несколько сильнее, чем обычно, но все-таки дружески.

– Все, что мне нужно, – сказал я. – Это чтобы старина Фоскетт сочинил письмо, подтверждающее, что я работаю за мой десятитысячный гонорар. И еще в нем должно быть сказано, что когда я отработаю его, моя зарплата по-прежнему составит три сотни в день плюс расходы.

До сих пор улыбавшаяся леди Оукс нахмурилась.

– Решайте этот вопрос со своим клиентом сами, – она повернулась к дочери. – Увидимся в Нассау, дорогая.

И исчезла за дверью, оставив нас одних.

Глава 10

Такси высадило меня у «Интернейшнл Сиплейн Бейз» на Бискайском заливе, к югу от Майами, и я потащил свою дорожную сумку к тому, что могло бы показаться фешенебельным яхт-клубом с его подстриженными газонами и развевающимися вымпелами ВМФ, если бы не поток входящих и выходящих людей в синей униформе морской авиации. Вдоль дамбы толпились зеваки; некоторые из них, без сомнения, были туристами, но остальные – майамцы – тоже проводили этот солнечный день здесь, созерцая снижающиеся и взлетающие гидросамолеты, проносящиеся над самой водой. Рокот моторов, брызги вспенивавшейся воды и шум толпы на дамбе делали происходящее настоящим авиационным шоу.

Судя по информации на доске объявлений в зале ожидания, мой самолет не опаздывал. Я знал, что Нэнси де Мариньи уже улетела предыдущим рейсом, но все равно оглядывался по сторонам, выясняя, нет ли среди тридцати пассажиров тринадцатичасового «Карибиан Клиппера» леди Оукс. Похоже, нет, и я был этому рад. Не то чтобы я испытывал к ней антипатию, нет – она была умной расчетливой женщиной с развитым чувством своего превосходства над другими, которое обычно появляется у продавщицы, вышедшей замуж за большие деньги, но перспектива провести рядом с ней час в салоне самолета меня не привлекала.

Прокомпостировав свой билет и предъявив для проверки сумку, я вслед за маленьким широкоплечим мужчиной в ковбойке и твидовых штанах вышел из тоннеля на залитый солнцем причал. Я прошел за этим провинциалом в самолет, и оказалось, что его место было рядом – через салон, напротив моего. Он улыбнулся открытой улыбкой фермера или ранчера и спросил:

– В первый раз летите на Багамы?

У него оказался немного скрипучий, но все же располагающий к себе голос. Для человека, перешагнувшего за пятьдесят – об этом свидетельствовали морщины на его широком загорелом лице – у него был по-мальчишески энергичный взгляд. Глаза за золотой оправой очков щурились, когда он улыбался. Его темно-русые, седые на висках волосы были зачесаны назад.

– Во второй за две недели, – ответил я.

– Ого! Частенько летаете туда, а? По делам?

– Я лечу туда второй раз в жизни, но – да, по делам.

– Да нет, я так спросил, – сказал он, неловко улыбнувшись, и отвернулся, глядя в иллюминатор рядом с собой.

Четыре двигателя взревели, люк закрылся, самолет сдвинулся с места и заскользил по воде. С полмили пилот вел его, рассекая волны залива в ожидании благоприятного ветра, а потом самолет вздрогнул и рванулся в небо. Я взглянул в боковой иллюминатор, но ничего не увидел: с лицевой стороны он был забрызган водой.

В салоне находились в основном мужчины, с виду – бизнесмены. Я наклонился через проход и сказал провинциалу:

– Интересно, много здесь репортеров?

Он усмехнулся.

– Летящих в Нассау освещать дело Оукса, имеете в виду? Да почти все. Включая и меня.

– Вы – репортер?

– В какой-то степени, – он протянул мне руку. – Гарднер. Друзья зовут меня Эрл.

– Нат Геллер, – сказал я и обменялся с ним сильным рукопожатием. Пару секунд я рылся в памяти, а потом спросил:

– Не Эрл Стенли Гарднер?

– Он самый, – просиял он, явно польщенный тем, что я слышал его имя. – Читали что-нибудь из моего?

– Извините, – сказал я. – Никогда не читаю детективные романы.

– Что, не нравится?

– Да нет, просто я занимаюсь расследованиями в жизни.

– Серьезно?

Мы оба говорили чуть громче обычного, перекрывая шум двигателей.

– Я – президент «Детективного суперагентства» в Чикаго, – сказал я.

Он сощурился, вспоминая. Потом он указал на меня пальцем:

– Вы – Нат Геллер! Черт! Я должен был сразу вспомнить ваше имя.

– Ну что вы.

Но он лишь сокрушенно качал головой, криво улыбаясь.

– Нет, я должен был вспомнить. О вас столько писали в связи с делом Линдберга. Вы же почти разделали Хауптмана!

– "Почти" не считается.

– Но они все же поджарили того парня на электрическом стуле. А еще вы были с теми, кто застрелил Диллинджера… и потом, тот скандал в профсоюзе киноактеров – он до сих пор еще в газетах. Да вы – ходячая сенсация! Я – чертов халтурщик, хотел бы я заполучить твои мозги, сынок.

– Если вы и заполучите чьи-то мозги, мистер Гарднер, – это будут не мои. Поверьте.

Он от души рассмеялся.

– А почему автор детективов собирается освещать настоящее преступление?

– Я – дрессированный тюлень «Хирст», – сказал он с усмешкой.

– Дрессированный тюлень?

– Знаете, эти многотиражные газеты всегда норовят заполучить какого-нибудь известного «эксперта» – но не газетчика – чтобы он живописал с их страниц такие крутые истории, как убийство Оукса. Они хотят, чтобы я все время оставался в Нассау, и во время суда рассказывал их читателям, как бы вел это дело Перри Мейсон.

– Кто?

Почему-то это позабавило его.

– Главный герой моих романов.

– А… – Теперь я вспомнил. – По-моему, я смотрел фильм, снятый по одной из ваших книг.

– Очень плохой?

– Да.

– Старая история. Эти сукины дети в Голливуде сначала платят хорошие деньги за хорошую книгу, а потом придумывают тысячу разных штук, чтобы испортить ее.

– Не думал, что такой удачливый писатель, как вы, захочет связываться с газетами.

Он фыркнул от смеха.

– Да я и не хотел. Когда они обратились к моему агентству, там знали, что я не стану заниматься такой чепухой, и сразу запросили неприемлемую цену. Но эта чертова «Хирст» надула нас и приняла условия!

Что ж, «Хирст» посылает одного из популярнейших писателей Америки освещать дело Оукса не случайно. Значит, они полагают, что убийство сэра Гарри – не обычная дешевая сенсация, и рассчитывают, что процесс де Мариньи привлечет к себе немало внимания.

Гарднер оказался энергичным, общительным человеком и составил мне хорошую компанию во время полета. Его ковбойское одеяние и загорелое лицо объяснялось просто: оказалось, у него было 400 акров земли и ранчо в Южной Калифорнии. Чаще всего он писал в небольшом автоприцепе, объезжая свои владения или путешествуя по Аризоне или Нью-Мексико.

– Я – вольный писатель, – говорил он. – Это одна из редких профессий, когда можно делать свое дело и в дороге, куда бы ты ни направлялся.

Когда-то я встречался с кое-какими литературными львами Чикаго, и некоторые из них, вроде Нелсона Альгрена или Уилларда Мотли, действительно опровергали богемные стереотипы. Но этот Гарднер откровенно считал свою работу писателя ремеслом, а не искусством.

Он сказал, что в ближайшее время собирается вести в «Хирст» ежедневную рубрику о деле Оукса и одновременно работать над романом и готовить сценарий для одной из радиопостановок о Перри Мейсоне. Как и его вымышленный герой, Гарднер, несмотря на свою провинциальную внешность, был адвокатом, хотя и не практиковал больше.

– Романы, радиопостановки, статьи в газетах… Черт, Эрл, как же вы справитесь со всем этим один?

– Не знаю, как вначале, – сказал он. – Но через несколько дней ко мне приедут мои девочки.

– ??

– Мои секретарши. Их трое, и они – сестры. Прекрасные, как бутон розы, и быстрые, как удар бича. Я все диктую, Нат. Уже и не помню, когда последний раз печатал что-то сам.

Мимо прошла стюардесса, и мы оба взяли кофе. Я раздумывал, сказать ему или нет, что я работаю над делом Оукса. Прежде чем я решил, он снова заговорил.

– Итак, вы собираетесь защищать де Мариньи?

– Но откуда вы…

– Все просто, сынок. Ясно, что вы работаете не на обвинение. Для этого у них вроде есть двое майамских детективов. Зачем же еще Нат Геллер может лететь в Нассау, если не помогать защите де Мариньи, собирать доказательства его невиновности?

Я только посмотрел на его широкое простое лицо фермера и покачал головой. Кто из нас двоих был детективом, черт возьми?

– Правда, – я старался говорить как можно тише, чтобы меня не услышал ни один из репортеров. – Я работаю на Нэнси де Мариньи.

– Бедная маленькая богатая девочка! Она правда так красива, как говорят?

– Как бутон розы.

Его брови взлетели вверх, но он продолжал улыбаться. Он всегда улыбался.

– Как же чикагский коп ввязался в такое экзотическое дело, как это?

Я рассказал ему сжатую версию событий, которую он с жадностью выслушал.

Теперь выражение его лица стало скорее задумчивым.

– Если бы я был втянут в такое… золотоискатель становится самым богатым парнем в Канаде… убийство в тропический шторм… ритуальное убийство… соблазнитель-граф и прекрасная юная жена… Я бы или прославился, или вылетел бы к черту из своего бизнеса.

– Не забывайте и о том, что лучший друг жертвы спал в комнате в двух шагах от спальни, где произошло убийство.

– Да, я помню. Я прочитал каждый репортаж из Нассау об этом деле и думаю, что эта часть его – самая подозрительная. А что вы скажете, если я предложу нам объединиться?

– Мистер Гарднер… Эрл… Я думаю, это вряд ли возможно. Я думаю, мой клиент не поймет, если я стану работать рука об руку с прессой.

Он нахмурился, но даже сейчас выражение его лица оставалось в чем-то приветливым.

– Я – не чертова пресса! Посмотрите: всем этим репортерам лишь бы быстрее пройти таможенный досмотр, скорее попасть в бары своих отелей и надраться там. Но мы – вы и я – мы вместе могли бы сразу поехать в «Вестбурн» и все там осмотреть. Спорю с вами нас пустят туда без проблем.

Я подумал об этом.

– Я поеду туда в любом случае – с вами или без вас, – сказал он, искоса глядя на меня.

– У вас есть здесь машина? – спросил я. К завтрашнему утру Нэнси обещала арендовать для меня автомобиль или предоставить машину из семейного гаража, но сегодня я был без колес.

– Да, «Хирст» обещала подогнать ее к отелю. Я остановлюсь в «Ройал Виктория», а вы?

– В «Британском Колониальном».

– То есть в отеле сэра Гарри, – он хлопнул в ладоши, как султан, созывающий свой гарем. – Хорошо. После того как мы пройдем досмотр, я слетаю за машиной, и мы отправимся посмотреть на «Вестбурн».

В остроконечном белом шлеме багамского полицейского, стоящего у ворот «Вестбурна», отражалось яркое полуденное солнце. Гарднер не выключил мотор и остался за рулем черного «Форда», а я отправился поговорить с копом.

– Эй, полковник Линдоп в доме? – спросил я.

– Нет, сэр.

– Черт!

– Что-нибудь случилось, сэр?

– Я должен был встретиться с ним здесь.

– Встретиться здесь, сэр?

– Я – один из американских детективов, работающих над делом. Черт!

– Но его здесь нет, сэр.

– Дьявол. Тогда… я зайду и подожду его внутри.

Он переваривал мою фразу целую вечность, а потом кивнул и настежь распахнул ворота. Еще несколько чернокожих полицейских стояло у парадного входа. Я сказал им, что должен встретиться с Линдопом, и они тоже купились на это. Потом я сказал, что мне нужно еще раз взглянуть на место убийства.

Один из них спросил, кто такой Гарднер, и я сказал: «Это мой ассистент».

Такого объяснения оказалось вполне достаточно.

Даже после смерти сэра Гарри охрана здесь оставалась поганой.

Внутри в воздухе больше не пахло дымом; через неделю после убийства помещения основательно проветрили, и в доме оставались лишь незначительные следы огня. Гарднер, поднимавшийся за мной по крутой лестнице, широко раскрытыми глазами смотрел на опаленные ступени и стены.

Китайская ширма исчезла, но в остальном в комнате сэра Гарри ничего не изменилось: те же пятна сажи чернели на белой двери и платяном шкафу, та же кровь рыжела на телефонной книге и телефоне на письменном столе; даже ветер по-прежнему развевал кружевные занавески у открытого окна.

Но когда мы подошли к кровати убитого, мы узрели совершенно невероятную сцену: я не был бы так удивлен – или взбешен – даже если бы вдруг увидел, как снова убивают сэра Гарри. На полу за кроватью на четвереньках стояли двое багамских копов в своих выглаженных мундирах и дурацких остроконечных шлемах. В руках у них были губки, а рядом стояло ведро с пенной водой.

Они вытирали кровь со стен.

Особенно тщательно они стирали маленькие высохшие отпечатки ладоней на раме окна, выходящего к северному крыльцу.

– Черт, что вы делаете! – заорал я.

Казалось, Гарднер тоже остолбенел: по-моему он был в ужасе от происходящего. Мы как будто обнаружили детей, стирающих ластиком «Тайную вечерю» да Винчи.

Они спокойно смотрели на нас. Мы даже не испугали их.

– Мы удаляем вот эти кровавые пятна, – сказал один из них, не отрываясь от своего занятия.

– Но почему, черт возьми?

– Потому, что эта не отпечатки де Мариньи. Слишком маленький.

Он был прав, конечно: они выглядели как отпечатки ладоней женщины или ребенка.

– И что? – оцепенело спросил я.

Тут снова заговорил первый.

– Потому, что детективы из Майами говорить, они только путай доказательства. Зачем подставляй невиновный людей? Они говорить, вытирай стены.

– Господи Боже! – закричал я. – Да прекратите же.

Но было уже поздно.

– А кто вы? – спросил один из них, поднимаясь.

Другой сказал:

– Он не из Майами. Это тот парень, который видел де Мариньи. Что вы здесь делаете, сэр?

– Я должен встретиться с полковником Линдопом, – соврал я.

– Но его здесь нет.

– Я знаю. Сейчас он едет сюда.

Они посмотрели друг на друга, и второй полицейский тоже поднялся на ноги. На их мундирах не было ни пятнышка. Как и на стенах, впрочем. Когда они выходили из комнаты, тот, который нес ведро, сказал:

– Ничего здесь не трогайте.

– Ну что вы, – сказал я. – Я сойду с ума, если вы снова здесь что-нибудь вымоете.

Они лишь посмотрели на меня вежливыми пустыми взглядами и вышли.

– Нам надо поспешить, – сказал я Гарднеру. – Думаю, они скоро меня расколют.

Он все еще был в шоке.

– Что все это значит, Геллер? Что это за расследование преступления?

– На днях увидите Баркера с Мелченом и все поймете.

Я стал рассказывать ему, как выглядело место убийства в мое прошлое посещение. Я рассказал ему про китайскую ширму и наполовину сгоревшее тело Оукса в перьях, не забывая и о таких деталях, как четыре раны над левым ухом и обрывки синей полосатой пижамы, свисавшие с обожженной плоти.

Гарднер встал на колени, заглядывая под кровать, как муж в поисках любовника жены.

– Ткань, покрывавшая пружины, вся сожжена посмотрите сами.

Я нагнулся и посмотрел.

– Да, вы правы – полностью сгорела…

Мы поднялись.

– Значит, – сказал Гарднер, его широкое лицо светилось ликованием. – В какой-то момент кровать горела. И эти обрывки пижамы тоже должны были сгореть!

Почти вся деревянная часть кровати была черной, кроме небольшого участка, над которым разорвался мочевой пузырь сэра Оукса, погасив огонь.

– Заметьте, – сказал я, указывая на кровать. – Нельзя понять, как лежало тело Оукса. Ведь если его тело было на кровати до того, как она вспыхнула, простыня и матрас под его телом не должны были обгореть.

Гарднер кивнул, соглашаясь.

– Из-за такого положения тела доступ кислорода, конечно, прекратился бы.

Я обошел обугленную кровать кругом, изучая ее.

– Я думаю, он сидел на краю кровати, беседуя с кем-нибудь, а, может, споря.

Я поднес палец к левому уху Гарднера и сказал:

– А потом – банг, банг, банг – и он убит… или оглушен… но все равно, он падает на пол.

– А кровать в это время поджигают!

– Похоже, – я прищурился. – Посмотрите на потолок, у окна, прямо над кроватью. Что вы видите?

– Обуглившуюся раму сетки от москитов.

– Сама сетка сгорела, верно?

– Верно, – сказал он.

– Но что не обгорело?

Гарднер задумался. Потом его глаза быстро заморгали.

– Чертов потолок!

Я улыбнулся.

– Точно. Посмотрите на эти странные круглые пятна на полу… вот там… и здесь… да и сам сэр Гарри был обожжен точно так же… местами.

– Это значит, что его обжигали газовой горелкой. Чем-то несерийным?

– Возможно. Я думаю, паяльной лампой. Чем-то, что можно направить так, чтобы поджечь кровать, сжечь сетку от москитов и даже не задеть потолок.

Теперь глаза Гарднера превратились в узкие щелки.

– Это уже кое-что, Геллер. Это уже кое-что.

– Эта кровать уже горела, когда сэра Гарри бросили на нее. Он был уже мертв, или почти мертв из-за тех ран возле уха. Убийца…

– Убийцы, – вставил Гарднер. – Их должно было быть по крайней мере двое, чтобы все это проделать.

– Возможно, вы правы. Убийцы не торопились. Они обожгли тело сэра Гарри, особенно его глаза и пах. А потом вспомнили обычаи туземных шаманов, раскидав над ним перья.

Он указал на небольшой вентилятор на полу у кровати.

– Как насчет этого? Перья разлетелись из-за него.

– Нет, – сказал я. – Перья были разбросаны по всему телу, и с другой стороны от вентилятора тоже.

Гарднер, казалось, был сбит с толку.

– Они что, хотели вообще поджечь дом?

– Не уверен. Может, они просто хотели оставить визитную карточку в виде этого шаманского ритуала. А, может, один из них обжигал тело сэра Гарри и рассыпал над ним перья, пока тело еще было на полу, а другой в это время поджигал кровать, а потом они вместе бросили на нее тело.

– И потом спокойно ушли, рассчитывая, что все сгорит!

Я нерешительно кивнул.

– Возможно. Но ветер погасил пламя. Знаете, когда человек убивает кого-нибудь из-за денег, – а де Мариньи обвиняют именно в этом – он обычно делает это простым способом, а потом как можно скорее уходит с места преступления.

– Ну, эти убийцы не спешили, – сказал Гарднер. – Они либо ненавидели сэра Гарри, либо хотели представить все как ритуальное убийство. Если только это действительно не было ритуальным убийством…

– Как бы то ни было, – сказал я, – здесь поработали люди со стальными нервами.

– Может, вам нужна помощь, джентльмены? спросил из-за двери голос. Знакомый голос.

Полковник Линдоп вошел в комнату, на его длинном лице под громоздким шлемом было суровое выражение. Руки он держал перед собой.

– Вы тут рассказывали моим людям сказки, сухо сказал он. Его улыбка была надменной и неприятной.

– Я только сказал им, что встречусь здесь с вами, – сказал я. – И вот – мы снова в старой доброй компании.

– Вы недооцениваете моих людей, – сказал он. – Цветные или нет, они – хорошие полицейские. У них хватило ума позвонить мне.

Но не остановить меня, однако.

– Между прочим, они тут уничтожили улики, – сказал я. – Они стирали кровавые отпечатки пальцев со стен, когда мы вошли.

Линдоп близоруко прищурился на стену, потом мрачно посмотрел на меня.

– Это – не моя работа, – уже мягче сказал он.

– Я знаю.

– Должен сказать, я не ожидал снова увидеть вас в Нассау так скоро, – он сказал это слишком любопытным тоном для человека, собирающегося сразу выгнать меня из спальни.

– Я теперь работаю на защиту, – сказал я.

Невозмутимый Линдоп в первый раз казался удивленным.

– Правда? На мистера Хиггса?

– Меня наняла миссис де Мариньи.

Его лицо все больше мрачнело, пока он пытался переварить эту новость. Потом он взглянул на Гарднера и спросил:

– А кто этот джентльмен?

– Это Эрл Стенли Гарднер, знаменитый писатель. Он – мой старый друг и сейчас рассказывал мне свою версию событий.

– Сочиняя, я уверен, – заметил Линдоп с чуть заметной усмешкой. – Вы не станете освещать это дело в прессе, не так ли?

– Сознаюсь, стану, – с покорной улыбкой сказал Гарднер. – Очень приятно познакомиться с вами, полковник.

Линдоп как будто не замечал протянутой ему руки. Он сказал:

– Я вынужден попросить вас уйти. Пресса будет допущена сюда на днях.

– Отлично, – сказал Гарднер.

– Прежде, чем мы уйдем, – сказал я, – мне хотелось бы, чтобы вы позволили мне взять образцы в качестве улик защиты.

Линдоп изумленно посмотрел на меня.

– Образцы? К примеру?

– Кусочки простыней, одеяла и ковра.

– Чтобы проводить эксперименты со скоростью горения.

– А… ну, я не знаю…

– Уверен, – сказал я. – Майамским копам не понравится, если вы разрешите мне это.

Он слабо улыбнулся.

– Вы думаете? Ладно, действуйте. Можете забрать ваши «образцы».

Я так и сделал. Линдоп молча проводил нас до двери. Он почти дружески смотрел на меня.

– Да, полковник, – сказал я, едва выйдя за порог спальни. – Не могли бы вы показать тот забор, откуда предположительно было взято орудие убийства?

Линдоп снова усмехнулся.

– Я полагаю, вы захотите взять с собой и кол из изгороди, тоже? – спросил он. – Для ваших научных экспериментов?

Я обменялся заговорщической улыбкой с Эрлом Стенли Гарднером.

– Вы сами предложили мне, полковник.