Текст книги "Дело чести или «Звезда Бенгалии»"

– Но всё же, прошу вас выслушать меня ещё раз. Честно говоря, хотя я и желаю вам удачи, но не верю в осуществление вашего плана. Я не в состоянии помочь вам деньгами, но сумею помочь, если привлеку к расследованию господина Кромова. Почему не попробовать?

– Но, – сказал Ипполит, – мы придумали план и, если он удастся, то…

– Вот именно, Ипполит, в этом плане слишком много если. Я не сомневаюсь, что вы сможете собрать десять тысяч рублей, а вот потом? Если вам удастся найти ювелира, если он видел «Звезду Бенгалии», если он выполнит работу за сутки, и, наконец, главное, если завтра представители императорского и банкирского домов не распознают подделку, тогда план удастся.

– Но провести расследование и найти «Звезду Бенгалии» за сутки – задача почти невыполнимая, – заметил Дормидонтов.

– Не более невыполнимая, – возразил я, – чем за те же сутки сделать копию алмаза стоимостью в сто двадцать тысяч рублей.

Ипполит и Дормидонтов посмотрели на князя.

– И, главное, – продолжал я, – можно было бы понять ваши сомнения, если бы дело надо было отдавать в посторонние руки, если бы столь щепетильную проблему взялся решать человек, о котором никто из нас ничего бы не знал. Я же знаю Петра Михайловича больше года, он хорошо известен нашим офицерам, и, кроме того, я за него ручаюсь своей честью, а я ей дорожу не меньше, чем вы.

Князь Вышатов поднял голову.

– Хорошо, господин Важин. Мы будем продолжать осуществлять наш план, а вы попросите господина Кромова заняться этим делом. Только объясните ему, что расследование должно носить сугубо конфиденциальный характер, никаких официальных действий я не допущу.

– Не беспокойтесь, – ответил я, и, опасаясь, как бы князь не переменил своего решения, пулей вылетел из кабинета. Я прошёл через зал, где Дарья и Дуняша убирали посуду, спустился вниз по лестнице, накинул своё пальто, выбежал на улицу и оглянулся в поисках свободного извозчика.

В это время на площадь выкатился изящный открытый экипаж. Сначала я не обратил на него внимания, но, когда он проехал прямо передо мной, я узнал одного из пассажиров. В экипаже сидели мужчина и женщина, и мужчина был не кто иной, как Лядов. Он сидел и, как мне показалось, с покорным видом слушал свою спутницу.

– Эй! – крикнул я, поднимая вверх руку, но в этот день мне было не суждено докричаться до своего бывшего ординарца. Экипаж завернул за угол и скрылся из виду. Я остановил извозчика.

– Куда изволите, сударь? – спросил он. Я назвал адрес.

– И вот что милейший, – прибавил я, – Гони во всю прыть!

Часть II. Кромов берётся за дело

Глава 7

Я взлетел по лестнице на второй этаж нашего дома и вошёл в гостиную. Мой сосед по-прежнему сидел в кресле, вытянув ноги, и читал газету.

– Пётр Михайлович! – воскликнул я. – Случилось невообразимое! Срочно нужна ваша помощь!

Он посмотрел на меня поверх газеты и игриво сощурился:

– Что, произошла кража века?

– Представьте себе – да! На балу у князя Вышатова!

Кромов взглянул на меня со смесью удивления и недоверия.

– Вы шутите, друг мой?

– Да что вы! Я совершенно серьёзно! Прошу Вас срочно поехать со мной. У нас в буквальном смысле нет ни минуты. Я все расскажу вам по пути.

Кромов пару секунд смотрел на меня, видимо, размышляя, всерьёз я говорю или нет, потом отложил в сторону газету, молча прошёл в прихожую и снял с вешалки свой форменный мундир.

– Нет, – воскликнул я, – не одевайте фуражку и мундир. Дело неофициальное.

Пётр Михайлович снова посмотрел на меня, потом взял шляпу-котелок, тёмное пальто и последовал за мной.

Через пару минут мы уже ехали в экипаже, и я, стараясь не упустить ни малейшей детали, рассказывал ему о происшествии на балу. Он молча слушал меня, опершись подбородком о набалдашник трости, и лишь когда я сказал, что объектом обожания Бехтерева является княжна Мария Вышатова, Кромов удивленно поднял брови.

– Что вы сказали?

– Когда?

– Только что.

– Что объектом обожания Бехтерева является Мария Вышатова, дочь нашего князя.

– Ах, вот оно как, – задумчиво протянул Кромов, – интересно.

– Что интересно?

– Нет-нет, ничего, продолжайте, я вас внимательно слушаю.

Я закончил свой рассказ как раз в тот момент, когда экипаж подъехал к Набережному дворцу. Мы вышли, и я намеревался войти, однако Кромов остановил меня.

– Прошу вас, Важин, подождите пару минут. Вы прекрасно рассказали суть дела, и в целом картина мне ясна.

Но прежде, чем мы войдём, я хотел бы уточнить некоторые детали.

– Спрашивайте, я готов ответить на любой ваш вопрос.

– Во-первых, мне бы хотелось выяснить отношение князя к этому делу и моему участию в нём. Как я понял, вы чуть ли не силой навязали мои услуги, и князь принял их на своих условиях, то есть полной конфиденциальности?

– Да.

– И, как я понимаю, если бы не ваша настойчивость, то князь Вышатов не согласился бы на расследование?

– Да, это так. Но поймите, князь – человек, дорожащий своей честью и репутацией, и для него это нелёгкий шаг. Для меня, для многих из нас он весьма уважаемый человек, и я прошу вас приложить все свои силы, чтобы помочь ему в этом деле.

– Хорошо. А теперь скажите мне, как вы думаете, что для него важнее: раскрыть преступление или найти алмаз?

– А разве одно не подразумевает другого?

– Возможно, что нет. Например, если мы сейчас зайдём в дом и случайно найдём этот камень, ну, например, в коридоре перед кабинетом, поймите это чисто гипотетическое предположение, будет ли князь полностью доволен таким результатом?

– Ну, естественно! Найти этот алмаз – на данный момент это самое заветное его желание. Но я не совсем понимаю ваш вопрос…

– Я поясню. Потребовал бы он в этом случае продолжения дела, чтобы выяснить все детали случившегося и разоблачить вора?

Я задумался.

– Право не знаю. Наверное, он бы был так рад, что нашли его пропажу, что в первые минуты ни о чем другом бы и не думал, а вот потом.… Потом, возможно, он и не захотел бы, чтобы это дело разбиралось дальше. Но что значит разоблачить вора? Разве здесь надо кого-то разоблачать? Ведь Бехтерев украл алмаз совершенно в открытую. Или вы про его сообщника, которому он бросил алмаз в окно?

В ответ Кромов пожал плечами, опёрся обеими руками на трость и уставился на ряд домов на другой стороне площади.

– Помилуйте! – я дёрнул его за руку. – Вы долго собираетесь так стоять? У нас каждая минута на счету!!!

– Я прошу, успокойтесь, друг мой. В этом деле дождь не смоет следы на земле, преступник не скроется от нас, так как он сидит под замком, так что несколько минут, чтобы сделать кое-какие выводы, у нас имеются. Сейчас в этом деле есть два момента, которые мы должны выяснить, чтобы двигаться дальше.

– Какие?

– Первое. Что Бехтерев сказал князю Вышатову во время их разговора наедине, когда вы и вся остальная компания ждали в коридоре? Второе. Мы должны определиться, какова роль Григория Бехтерева в этом деле, то есть, какова его настоящая роль. Повторите, что вы слышали, стоя в коридоре?

– Из того, что говорил князь, я расслышал только фразу «не может быть», а Бехтерев говорил то ли о каких-то бумагах, то ли о письме, которое предложил тому прочитать. Но потом, в разговоре со мной, князь назвал это предложение гнусным шантажом и больше не дал никаких пояснений, сказав, что это затрагивает честь его семьи.

– Так-с. Ну, с этим вопросом все, в общем-то, ясно. Все эти великосветские тайны князя Вышатова, что называется, шиты белыми нитками. Ему придётся либо подтвердить моё предположение, либо продолжать молчать, но я думаю двух объяснений тем словам, которые вы слышали, быть не может. А вот второй вопрос нам сможет разъяснить только сам господин Бехтерев.

– Не понимаю, что вы хотите узнать? Нам не удалось вытянуть из него буквально ни слова.

– Хочу получить объяснения его действиям. Они довольно таки странные.

– Странные? Да он действует как совершенный идиот, каким он, в момент совершения кражи, видимо и являлся.

– Где-то вы правы, а где-то нет. Он, как идиот, ворвался в дом, набросился на вас и секретаря, а потом ловко избавился от алмаза и, будь открыта дверь на первом этаже, убежал бы. Но это частности. В его поведении меня волнует главный вопрос – зачем он украл алмаз?

– Как зачем? Затем, чтобы… видимо, затем, чтобы… чтобы насолить князю Вышатову!

– Странный способ. Я так понимаю, вы не допускаете мысль о краже по корыстным соображениям?

– Не знаю, о такой возможности я не задумывался.

– Ну, да ладно.

Кромов оглянулся, подошёл к уличному торговцу газетами, купил сегодняшние выпуски «Ведомостей», «Московского вестника» и «Телеграфа» и вернулся ко мне.

– Думаю это, – он похлопал рукой по газетам, – будет хорошим доводом в нашем разговоре с господином Бехтеревым.

– Каким образом? – недоуменно спросил я.

Кромов улыбнулся.

– То время, что вы танцевали, господин капитан, я провёл за чтением прессы. Это даёт мне преимущество. Ну что ж, пойдёмте в дом. Поговорим с князем Вышатовым и господином поручиком, а потом решим, как нам поступать дальше.

Мы подошли к двери и позвонили. Открыл Брюсов.

– Это снова я, Яков Иванович. Привёл господина Кромова, которому его превосходительство поручил заняться этим делом.

Брюсов посторонился и пропустил нас в дом.

– Как продвигаются дела у нашей компании? – спросил я, пока мы снимали верхнюю одежду.

– Прошу вас, господа, – произнес Брюсов. – Князь в своём кабинете, я провожу вас.

Мы двинулись по знакомому мне пути в кабинет, где недавно проходило наше совещание.

– Так как дела с изготовлением подделки? – снова спросил я. – Дормидонтову и Ипполиту удалось найти того ювелира?

Брюсов бросил на Кромова, который шёл чуть позади, недоверчивый взгляд.

– Право, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

– Да бросьте вы. Князь согласился на участие господина Кромова в этом деле, и я уже посвятил его во все обстоятельства произошедшего, так что при нём можете говорить совершено спокойно.

– Князь ничего не сказал мне. Возможно, он ещё не принял окончательного решения. Но, впрочем, я в любом случае считаю, что не следовало бы разглашать это дело за пределы того круга людей, который и так, по воле случая, оказался в курсе.

Мы подошли к двери кабинета.

– Но, думаю, я имею право ответить на ваш вопрос. Наши дела пока никак не продвигаются. Все господа разошлись, и ещё никто не вернулся. Когда кто-нибудь из них прибудет, возможно, мы сможем получить более радостные известия о наших делах. А теперь, прошу вас подождать здесь. Я доложу о вашем прибытии.

Дворецкий вошёл в кабинет.

– Ну что поделаешь, – я повернулся к Кромову, – от высокомерия господина Брюсова нам никуда не деться.

– Да. Видно, что ему наше участие в этом деле совсем не по душе.

– Прошу вас смириться с этим. Кто ещё, кроме вас, сможет здесь разобраться? А иначе они так и будут выполнять свой план, в который я совершенно не верю. И если ничего не удастся, то завтра, сами понимаете, будет полный крах.

– Понимаю, и на мой счёт можете не волноваться. Я обещал вам заняться этим делом и, пусть это и не совсем мой профиль работы, я приложу все силы, чтобы довести его до конца, какие бы недовольные физиономии не строил дворецкий князя или кто-нибудь ещё.

В это время дверь отворилась, Брюсов встал сбоку от прохода и объявил:

– Его превосходительство ожидает вас, господа.

Мы вошли. Князь сидел за письменным столом и просматривал какие-то бумаги.

– Прошу вас, проходите. Яков Иванович, можете идти. Прошу вас садиться. Рад с вами познакомиться, господин Кромов. Господин Важин рекомендовал вас как отличного профессионала и деликатного человека. Такого человека, которому можно доверить дело, не боясь его ненужной огласки.

В ответ Кромов кивнул головой.

– Господин Важин рассказал вам о краже?

Снова кивок в ответ.

– Признаться, после ухода господина Важина, я ещё думал, стоит ли привлекать вас к участию. У нас есть план, как выпутаться из создавшегося положения. Несколько офицеров и я сейчас предпринимаем все возможные усилия, чтобы реализовать его, впрочем, господин Важин, наверное, рассказал вам о нашем замысле. Так что, возможно, нам удастся выпутаться и не находя алмаза. Правда, это будет стоить больших финансовых затрат.

– Скажите, как продвигаются дела? – спросил я.

– Уваров и Гриневский отправились за деньгами и ещё не вернулись. Мы собрали все драгоценности и ценные бумаги, всё у меня здесь, на столе. Потом Дормидонтов с Ипполитом отправились на поиски ювелира. Дел у них много, так что на быстрое их возвращение я не рассчитываю.

– Ну что ж, значит, мы пришли первыми, – сказал я, поворачиваясь к Кромову, – самое время браться за расследование.

– Да, господа. И я хочу ещё раз напомнить вам о недопустимости малейшей огласки обстоятельств этого дела. Здесь речь идёт о престиже русского мундира, репутации фонда, который я имею честь возглавлять, и, как это ни прискорбно, о моей собственной репутации. Я ещё и ещё раз готов повторить, что пойду на любые затраты и лишения, вы можете требовать от меня любой помощи, которая только будет в моих силах, но никогда я не соглашусь на скандал, на официальное полицейское расследование, и, конечно же, совершенно недопустимо, чтобы хоть что-нибудь разнюхали газетчики. Вы видите, на кону стоит очень много. Для меня это дело чести, господа, дело чести!!! И я скажу больше. Может, в нынешний момент, столь напряжённый момент в международных отношениях, такой удар по русской армии может не только задеть лично меня, но и отразиться на высших сферах власти, на престиже нашей страны на международной арене, и тут, надо сказать, что это, конечно же, требует…

Мне стало казаться, что князь Вышатов уже никогда не закончит свою речь, но в дело вмешался Кромов.

– Ваше превосходительство! – его голос буквально оборвал нашего собеседника на полуслове, – ответьте мне на один вопрос. Какова роль вашей дочери, Марии Вышатовой, в этом деле?

Глава 8

Вопрос буквально пригвоздил нашего собеседника к месту. Он стоял, раскрыв рот и уставившись на Кромова, не произнося ни слова.

– Впрочем, наверное, вы правы, – продолжил тот, – вопрос поставлен не совсем правильно и должен звучать так: какую роль в этом деле играет ваша дочь, по мнению Григория Бехтерева?

Князь провёл ладонью по лбу и медленно опустился в кресло. Он посмотрел на Кромова, потом на меня, снова перевёл взгляд на Кромова, но ответа так и не последовало.

– Хорошо, – сказал Кромов. – Позвольте тогда мне кое-что объяснить вам. Когда вы разговаривали с Бехтеревым в этой комнате, находящиеся в коридоре услышали несколько слов из вашего с ним разговора. Сначала вы сказали про завтра. Тут всё понятно. Вы уговаривали Бехтерев сказать, где алмаз, объясняя ту ситуацию, в которую он ставит вас в связи с завтрашним приёмом, визитом банкиров и особы императорского дома. Потом был слышен ваш возглас. Вы сказали: «Не может быть!», и ответ Бехтерева с предложением вам прочесть какой-то документ. В разговоре же с господином Важиным вы заявили, что Бехтерев сказал что-то, что вы считаете шантажом, и что теперь это дело касается чести вашей семьи. Вывод здесь может быть только один. В вашей семье Бехтерев близко общался только с княжной Марией Владимировной и вами. Я не думаю, что ваша достопочтенная супруга, княгиня Вышатова, стала объектом сбора каких-то компрометирующих сведений со стороны господина Бехтерева, это маловероятно. Если бы Бехтерев сказал, что знает о каких-либо ваших проступках, или обвинил бы вас, то вы не сказали бы в ответ, что этого не может быть. Человек не говорит: «Этого не может быть», если его обвиняют в каком-то преступлении или проступке. Он говорит, вы врёте, вы говорите неправду и так далее. Вы же громко, так, что было слышно даже через дверь, воскликнули «не может быть». Ясно, что речь шла о ком-то другом, не о вас. Поэтому я считаю, что Бехтерев рассказал вам о каком-то соучастии госпожи Вышатовой и показал документ, – скорее всего, это было письмо, подтверждающий его слова. Вот эти-то его действия вы и назвали в разговоре с господином Важиным враньём и шантажом. И я понимаю, почему.

С этими словами Кромов достал из внутреннего кармана пиджака газеты, которые он купил на улице, и бросил их на стол. Князь посмотрел на газеты, потом перевёл взгляд на меня.

– Вы были правы, – он заговорил немного осевшим голосом, – когда сказали, что господин Кромов один из лучших чиновников департамента полиции. Это действительно так.

– Эта похвала, ваше превосходительство, пока мною совершенно не заслужена. Понять то, что произошло между вами и Бехтеревым, было несложно. Но, – Кромов перегнулся через стол в сторону князя, – нам необходимо знать, что конкретно говорил Бехтерев при разговоре с вами, что за документ он вам показал, что там было написано, что он говорил о Марии Владимировне?

Князь тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. Потом взял в руки одну из газет со стола и пролистал несколько страниц.

– Да, вы правы, господин Кромов, именно поэтому, – он постучал пальцем по одной из страниц, – я и не сомневаюсь в том, что слова Бехтерева – это нелепый вздор. Вы хотите, чтобы я передал наш с ним разговор?

– Да.

– Хорошо. Подождите минуту.

Князь подошёл к бюро, открыл ключом верхний ящик и стал перебирать какие-то бумаги.

– Что там написано в этих газетах? – моё любопытство разгорелось до предела. Я взял со стола номер «Ведомостей».

– Смотрите раздел «Светская хроника», – подсказал Кромов.

Я раскрыл нужную страницу. Под заголовком «Главное событие дня», набранного крупным шрифтом, была помещена следующая статья:

«Как нам стало известно, в загородной усадьбе “Зелёные холмы”, принадлежащем графу Демидову, объявлено о помолвке его сына, Ивана Демидова, и княжны Марии Вышатовой. Свадьба состоится через три месяца, после чего молодые отправятся в путешествие, и, скорее всего, по уверению самого графа, проведут какое-то время на лазурном берегу». После этого следовало ещё с полколонки текста, а под ним была дана большая фотография помолвленной пары, стоящей друг с другом под руку, и подпись: «Граф Иван Демидов и княжна Мария Вышатова на террасе усадьбы “Зелёные холмы”».

– Так значит, она помолвлена, – произнес я, – и, если об этом напечатали в сегодняшней газете, значит, событие произошло дня два-три назад.

– О помолвке было объявлено вчера, господин Важин, – сказал князь Вышатов. Он вернулся от бюро, держа в руках какую-то бумагу. – Моя жена с дочерью и частью прислуги уехали в имение к графу Демидову три дня назад. Теперь вы понимаете, что у меня не было никаких оснований считать, что в словах господина Бехтерева содержится хоть капля правды.

– Так вот, господа, – продолжил князь, – когда я попросил всех выйти и оставить нас с ним наедине, я надеялся уговорить его объясниться, сказать, что за представление он устроил, и куда спрятал алмаз. Я объяснил ему, в какую безвыходную ситуацию мы попали, но он в ответ лишь молчал. И только на мои слова, что этим своим поступком он поставит себя вне приличного общества, даже если не попадёт в тюрьму, заявил, что мне следовало бы лучше подумать о своей репутации, потому что в том, что случилось, виноват я. По его словам, я – жестокий тиран, доведший свою дочь до того, что она попросила поручика освободить её из-под моей власти, добыв для неё этот алмаз, который обеспечит ей независимость от меня. И, как сказал Бехтерев, окрыленная этими мыслями Мария и разработала план похищения алмаза, который он должен был осуществить. В этот момент я и сказал ему, что этого не может быть. На что он протянул мне это письмо.

Князь передал Кромову небольшой конверт. Тот достал письмо, прочитал и протянул мне. В нём было следующее:

«Дорогой мой Григорий! Сегодня я точно узнала, что алмаз будет привезён на бал к нам, в Набережный дворец. Я верю, ты сможешь достать его. Теперь моя свобода и наше счастье в твоих руках. Я верю в тебя, мой неустрашимый рыцарь. Твоя любящая Мария Вышатова».

– Это её почерк? – спросил Кромов.

– Дело в том, что я не очень хорошо знаю почерк своей дочери. У нас редко возникала необходимость обмениваться письмами, она ведь живёт с нами в одном доме. Моя жена, или горничная Марии, Вероника, могли бы определить, её это почерк или нет. Но они все вместе уехали в «Зелёные холмы». Но поверьте мне, господин Кромов, Мария не могла написать этого письма, это совершенно бессмысленно. Помолвка между ней и графом была решена месяц назад. Отец жениха, граф Демидов один из богатейших людей России, и поверьте, этот брак заключается отнюдь не против воли моей дочери. Когда Мария выйдет замуж за Ивана Демидова, она станет одной из самых знатных и богатых женщин нашей страны. И главное, господа. Назвать меня деспотом и жестоким тираном по отношению к моей дочери, я вам скажу, это просто абсурд. Скорее, меня можно обвинить в том, что я, наоборот, слишком потакаю её капризам, и, откровенно говоря, большая к ней строгость с моей стороны была бы только на пользу.

Я взял газету и снова взглянул на фотографию. Мне не давало покоя странное чувство, что, глядя на неё, я должен вспомнить что-то, связанное с этим делом, но я никак не мог понять что. Граф Демидов на фотографии выглядел довольно тщедушным молодым человеком с рассеянным взглядом и весьма неопределенным выражением на лице. Княжна стояла, гордо подняв голову, которую украшала шляпка с перьями в стиле «Морской Бриз», самая последняя модель, которая лишь недавно появилась в продаже и тут же стала пределом мечтаний многих модниц.

– То есть вы считаете, – спросил я князя, продолжая разглядывать фотографию и пытаясь понять, что же в ней так привлекло моё внимание, – что между вашей дочерью и Григорием Бехтеревым не могло быть сговора?

– Конечно, нет! Они давно не видятся. Мария уже несколько месяцев не приглашала его на приёмы и не просила меня включать его в списки приглашенных. А что касается Бехтерева, я чувствовал за него некую ответственность. Я даже поручил Лядову понаблюдать за ним, чтобы он не встрял в какую-либо историю, хотя сам Бехтерев вёл себя по отношению ко мне совершенно возмутительно.

– Вам нечего больше сказать нам? – спросил Кромов.

– Нет. Клянусь вам, я рассказал обо всём, что произошло между мной и поручиком в этой комнате.

– А вы сказали ему о помолвке?

– Сказал. Он усмехнулся и довольно грубо обвинил меня во лжи. Очередная его выходка в мой адрес, которых, за последнее время, я перенёс от него немало.

– И какое ваше мнение о случившемся? Если ваша дочь не причём, зачем Бехтерев похитил алмаз, зачем ему это письмо?

– Право, не знаю. Разобраться, что творится в его больном воображении – это свыше моих сил. Впрочем, свою версию я сказал. Он выбросил алмаз в окно своему сообщнику, а сам попытался скрыться через дверь на первом этаже. Это самое разумное, что можно предположить. Да и потом не это для меня сейчас главная забота.

– Но в вашей версии есть слабое место. Зачем Бехтереву тратить время и бросать алмаз кому-то из окна, если он сам планировал скрыться из дому?

– Не знаю. Как я слышал, воры всегда так поступают, сбрасывают украденные вещи своим сообщникам. И, потом, может, он не был уверен, что сможет выбраться из дома, что на самом деле и произошло.

– Хорошо. Это всё версии, их мы можем строить до бесконечности, ясность может внести только сам господин Бехтерев. Мне надо поговорить с ним, чтобы составить собственное мнение.

– Пожалуйста. Он в соседней комнате под охраной моего кучера. Передайте Захару, что я разрешил вам разговор с поручиком, и он вас впустит. Я прошу вас, господин Кромов, сообщать мне обо всем, что вам удастся разузнать.

Кромов в ответ кивнул, и мы вышли в коридор.

– Вот что, – обратился он ко мне, – с поручиком лучше пойти поговорить мне одному. Разговор предстоит нелёгкий, мне надо сбить спесь с этого упрямца и разговорить его.

– Вы думаете, на него подействует это? – я указал на газеты.

– Да. По правде говоря, сообщение о помолвке – это единственный способ раскачать его и вызвать на откровенность. Если моё предположение верно, и Бехтерев ничего не знает об этом, то сообщения в газетах должны его поразить как гром среди ясного неба. Слова князя он, конечно, пропустил мимо ушей, ведь он считает, что тот его злейший враг. Сообщения в трёх ведущих газетах – это более веский аргумент.

– И на что вы рассчитываете дальше?

– Дальше? Если он, действительно, считает, что действует по велению княжны Марии Вышатовой, после такой новости он может сказать мне правду. Если дело обстоит сложней, чем мне кажется, и статьи в газетах его не заинтересуют, тогда…, – Кромов пожал плечами, – тогда нам с вами придётся придумать, как подойти к этому делу с какой-нибудь другой стороны. Но если мой план удастся, Бехтереву придётся делать весьма неприятные для него признания, а это лучше получится, если мы будем с ним наедине. Поэтому я прошу вас подождать меня здесь.

– Хорошо. Вы знаете, – я взял газету из рук Кромова, – глядя на эту фотографию, мне кажется, что я что-то упустил, когда рассказывал вам о произошедшем, но никак не могу понять, что именно.

– Вот как? Что-то, связанное с графом Демидовым?

– Нет-нет. Что-то, связанное с княжной Вышатовой. То ли дело в её шляпке, то ли ещё в чем-то, не могу понять. Но эта мысль буквально витает у меня в голове, а поймать её я не могу.

– Вы раньше её видели?

– Нет. Но сегодня, когда мы бегали по дому и искали Бехтерева, я мельком видел её фотографию. По-моему, в комнате… Да. Когда я с Олсуфьевым зашёл в одну из комнат, на комоде стояла фотография княжны Вышатовой. Но дело не в той фотографии. Чувство, о котором я вам говорю, появилось у меня после того, как я увидел фотографию в газете, а не на комоде.

Кромов взял у меня газету и посмотрел на изображение графа Демидова с невестой.

– Странно. Не вижу ничего примечательного, кроме того, конечно, что госпожа Вышатова очень красивая девушка, – он взглянул на меня с улыбкой, – а, может, дело именно в этом? Вы так поражены её красотой, что не находите себе места?

– Ваша логика что-то подводит вас, Пётр Михайлович. Если бы я был поражен её красотой, то, как вы изволили выразиться, не находил бы себе места уже полдня, с тех пор как впервые увидел её фотографию.

– Значит, дело в чем-то другом. Сейчас у нас нет времени обсуждать это. Я пойду, поговорю с Бехтеревым, а вы подумайте, что вас так тревожит. Потом мы все обсудим.

Я пожелал ему удачи, и Кромов вошёл в комнату рядом с кабинетом князя.