Текст книги "Вой Фенрира"

– Все это, конечно, хорошо, но как это поможет мне избавиться от приступов.

Она на секунду отвела глаза и легонько выдохнула.

– Никак, мистер Марлоу. Вам с этим придется жить и, скорее всего, умереть. Продукты распада этих наркотических компонентов практически не выводятся из организма человека, а в вашем конкретном случае они стали его частью. Если говорить проще – ваше тело больше не способно жить и нормально работать без них. Вы либо умрете после очередного приступа, либо будете всю жизнь обречены на постоянные инъекции. Весь вопрос лишь во времени: сказать, когда и где ваш организм потребует своей дозы, невозможно. Это может произойти хоть сейчас, здесь в кабинете, или в разгар боя, когда помочь вам никто не сможет. Неутешительно, но, увы, это реальность, с которой вам придется смириться.

Дальше я уже не слушал. Да и был ли смысл. Все самое важное было уже сказано, а остальное были только слова утешения и призывы не сдаваться и бороться до конца как это положено настоящему солдату. Но сейчас все было по-другому. Там, на поле боя жизнь была другой – проще. Ты видел противника, он видел тебя, а дальше побеждал сильнейший. Теперь же, когда мой собственный организм был способен прикончить меня в любой момент, мне показалось, что жизнь поступила со мной несправедливо, ведь она отняла у меня моего самого верного союзника – мое тело. Оно было настроено против меня, и совладать с ним я уже не мог.

– Мне не хотелось огорчать вас, мистер Марлоу, но меня учили всегда говорить правду, какой бы плохой она не была.

Я слегка усмехнулся.

– Огорчили? Нет. Просто вы подвели черту под той жизнью, которую я вел последнее время, отделив то, что было, от того, что будет. Сегодня погибло очень много моих бойцов. Погибло очень плохой смертью, которой не должен умирать солдат: кто-то сгорел заживо, кто-то замерз насмерть, лежа на снегу и не дождавшись долгожданного спасения. У нас работа такая – ходить, держась за руку со смертью и ждать, когда ей это надоест. Огорчаться я перестал уже очень давно. Наверное, сразу, когда впервые оказался в самом центре боя. Когда обувь начинает липнуть к земле от разлившейся крови, когда солдаты замертво падают возле тебя не успев сделать и одного выстрела, тогда перестаешь огорчаться. Просто привыкаешь. Ко всем этим смертям, к этой войне, которая никогда не закончиться. Я уже давно не завожу друзей, у меня даже семьи нет, потому что все это обязывает, а значит мешает.

– А женщина у вас есть?

Этот вопрос оказался очень неожиданным, ведь никто никогда меня об этом не спрашивал и от волнения, я несколько опешил.

– Почему вы спрашиваете?

– Мне интересно. Должен же ведь мужчина иметь женщину. Хотя бы на стороне, ведь без этого просто невозможно.

– Была. Очень давно, когда я еще служил в регулярной армии. Но это не имеет отношение к моей ситуации.

Но она не отступала.

– И все же, мистер Марлоу, я настаиваю. Я ваш лечащий врач и это может помочь мне разобраться в некоторых ваших проблемах. Заодно расскажите мне о себе: где родились, учились, как формировалось ваше мировоззрение к окружающему миру и почему пришли в наемники.

– Хм… очень похоже на допрос с пристрастием… ну раз настаиваете.

Я сделал глубокий вдох и погрузился в воспоминания.

– В моей жизни не было ничего такого, что могло бы вас удивить. Родился я в обычной семье. Отец был инструктор по плаванию, а мать всю жизнь преподавала музыку в школе. С самого детства, начиная с шести лет, каждый из моих родителей старался привить мне любовь к своей профессии. Отец на выходные брал меня в бассейн и старательно, по несколько часов, тренировал, заставляя проплывать одно и то же расстояние, постепенно улучшая свой результат, а когда мы возвращались домой, мать сразу усаживала меня за пианино, и мы начинали играть. Потом наступали новые выходные, и все опять начиналось сначала. Так продолжалось несколько лет. В двенадцать я уже выступал за молодежную сборную по плаванию, и даже смог выиграть несколько мелких турниров, отчего мой отец чуть не плакал на радостях. В семнадцать лет я прошел отбор на главные соревнования в жизни любого спортсмена. Олимпиада была для меня настоящим вызовом, и мои родители подошли к этому очень ответственно. Каждый день меня настраивали, твердили о необходимости победы в этих соревнованиях. Я буквально жил этим, пока в один прекрасный день все не пошло прахом. Это случилось совершенно неожиданно. Произошел спазм мышц обеих рук в тот момент, когда я находился в самом центре бассейна и тогда, когда там никого не было из посторонних. Руки скрутило так, что я не мог ими пошевелить и постепенно, сам того не осознавая, стал погружаться под воду. Страх, который испытал в тот момент я запомнил на всю жизнь. Не помню как меня достали оттуда, но когда я смог открыть глаза и сделать вдох, скорая помощь уже увозила меня в больницу. То, что сказали врачи, просто убило моих родителей. Они поставили крест на моей карьере пловца: мышцы и сухожилия были как резина, с трудом растягивались и были способны порваться от любой маломальской нагрузки. Поначалу, я думал, что за время лечения меня поставят на ноги и я смогу попасть на олимпиаду, но чем дальше шло лечение, тем печальнее становились выводы врачей. Один старый доктор так прямо и сказал моему отцу: «Забудьте, мистер Марлоу. Плавать как раньше он больше не будет». Сказать, что это был шок, было ничего не сказать. Отец проклял все. Уволившись с работы в тот же день, он больше никогда не возвращался к тренерской деятельности. Мать была огорчена не меньше – тот спазм привел мои пальцы в никудышнее состояние. Они были как бы сами по себе, жесткие, неподатливые. «С такими только на курок нажимать» – сказал один из преподавателей музыкальной школы увидев мои руки. И ведь действительно, только указательный палец правой руки был полностью дееспособный. Ирония судьбы…. Но именно эти слова предопределили мое будущее. Все к чему меня готовили всю сознательную жизнь, рухнуло в один день. Но это была не катастрофа, скорее вынужденное обстоятельство, которое освободило мне путь в настоящее мое предназначение. Никто из них меня не поддержал, ни отец, ни, тем более, мать. Они все были люди другого толка, другого теста, и считали военное дело уделом бездарных и отсталых людишек, отбросов, на которых природа даже не отдыхала, а просто не обратила внимания, но для меня это был единственный шанс. Такой, который судьба подносит только раз в жизни, и я ухватился за него обеими руками. Я собрал все свои вещи и, попрощавшись, ушел. Отец не вышел проводить меня. Мое решение он так и не принял. Дальше была «учебка» и несколько лет в военной академии. Постоянные тренировки и физические нагрузки всего за несколько лет вернули моим мышцам былую эластичность и подвижность. Я снова начал плавать и даже играть на пианино, но теперь все это было просто хобби. Мною были выиграны все соревнования в академии. На выпускном моими руками была сыграна главная партия – мне рукоплескали, жалко, что мать не видела этого, она была бы рада…. Потом была война. Десятки планет, сотни боев, в которых мне пришлось побывать, тысячи убитых. Мне было двадцать лет, когда я впервые увидел настоящую гору трупов, сложенную возле развороченного взрывом блиндажа. Я видел, как огромный бульдозер сгребал их в большую яму, а затем, зарывал, оставляя гнить в сырой земле. Их даже не хоронили. Людьми разменивались как пешками. Порой, из боя не возвращалось больше половины личного состава и это считалось нормой. Нас бросали в такое пекло, что земля горела под ногами, оружие клинило от перегрева, а люди сходили с ума прямо во время боя. И так год за годом, пока судьба вновь не решила все поменять.

Я сделал небольшой вдох.

– Мы уже несколько часов удерживали узкий проход, отделявший наши отступавшие войска от группировки противника. Я и еще сотня таких же сумасшедших буквально врылись в каменную почву планеты и ждали очередной атаки. Уставшие, мы всматривались вдаль и думали, что скоро все закончится, но противник, раз за разом усиливал натиск и бросал в бой все новые силы. Мы сражались до последнего, но, когда поступил приказ оставить позиции и догонять своих, из сотни добровольцев остались только я и еще три человека. Сражаться было нечем, да и некому, а когда наступление возобновилось, я не нашел другого выхода как вколоть себе «шиву» и пойти в атаку. Остальные выжившие последовали моему примеру и в те последние минуты сражения мы дали противнику свой главный бой. Сколько он продолжался сказать не могу, но, когда мой разум стал возвращаться, вокруг меня лежало не менее двух десятков тел. Сердце билось как бешенное. Ноги подкосились и не в силах больше держаться, я упал на землю. Помню, как подошел их командир и, склонившись надо мной, стал смотреть на меня. Он что-то говорил, время от времени поправляя свое оружие, а потом, встав в полный рост, вскинул руку с оружием вверх и выкрикнул «Гиелла!». Окружившие меня солдаты противника в один голос повторили его. «Гиелла», с языка народа Н`ур переводится как «Воин». Этот клич своего рода дань уважения поверженному противнику, чья храбрость и отвага смогла победить саму смерть. Дальше я уже ничего не помню. Меня обнаружил на следующие сутки разведотряд «Заката». Они спасли меня, отправили к врачам, которые несколько недель выхаживали мое потрепанное тело, а когда я смог вернуться к своим, оказалось, что все наши подразделения покинули планету, даже не удосужившись проверить остался ли кто живой на позициях. Меня бросили – этого я не смог простить. Делать было нечего, и я принял решение, такое же важное и судьбоносное, как и тогда, в больнице, лежа в палате. «Закат» стал для меня новым рассветом, новой семьей, новой жизнью. Здесь я в своей тарелке.

На этом мой рассказ закончился. Хотя сам по себе он был лишь малой толикой того, что действительно мне пришлось пережить, доктор была довольна услышанным. Ее глаза вновь засияли голубым светом, а походка стала расслабленной и больше не сковывала ее.

– Удивительно. Признаюсь честно, я думала услышать куда более сухую историю о том, как в молодости вам захотелось поиграть в героя.

Я улыбнулся.

– Все герои лежат в земле, а на войне хочется жить. Если вы посмотрите на всех наемников, присутствующих на этой станции, то вряд ли сможете найти хоть одного, кто бы мечтал погибнуть смертью героя. Ведь все мы люди и чувство самосохранения нам не чуждо. А сейчас извините, меня ждут на самом верху.

Доктор одобрительно кивнула головой. Довершив последние манипуляции с моим организмом, она отпустила меня, кинув напоследок загадочный взгляд. Я долго смотрел на нее – мне было приятно. И хоть за медицинской маской я видел лишь глаза и скудные очертания лица, ее взгляд был на удивление красив. Уже идя по белоснежному коридору, я поймал себя на мысли, что вся моя голова была полностью заполнена ей – этим загадочным доктором, чье лицо я никогда не смогу увидеть.

Двери закрылись. Запах антисептика и медицинских препаратов тут же сменился на отфильтрованный воздух основного корпуса. Теперь мой путь лежал на самый верх, в кабинет Джозефа Гибкинса. Он ждал меня уже давно, и осознание того, что мне вновь придется встретиться с этим человеком, заставило все мое тело напрячься. Лифт быстро домчал меня до нужного места и, когда за моей спиной захлопнулись двери подъемной машины, я уже стоял перед кабинетом.

Его фигура была неподвижна. Худой, будто передо мной стоял узник концлагеря, он молча смотрел в огромное окно куда-то вдаль, на белоснежные просторы этой ледяной планеты, где в это время власть в свои руки брала морозная ночь.

– Присаживайтесь, мистер Марлоу, разговор будет долгим. – он повернулся ко мне лицом и легким жестом указал на рядом стоящее кресло.

– Хочу сразу же вам принести свои соболезнования по поводу гибели вашего личного состава. Честно, мне очень жаль, что все произошло именно так.

В знак солидарности и принятых соболезнований, я кивнул головой.

– И в то же время я хочу поблагодарить вас за проделанную работу. Эта информация бесценна и гибель ваших людей была отнюдь не напрасной. То, что содержится в отчетах, электронных документах, видео– и аудиозаписях принесет нам огромную пользу и усилит наши позиции с конкурирующими компаниями. Вы спросите: «А какой мне от этого толк?». Вполне логичный вопрос, ведь ваши личные интересы подобная информация нисколько не затрагивает. Так вот, чтобы отбросить все сомнения, и раз и навсегда решить этот вопрос я готов выполнить любую вашу просьбу… в пределах разумного естественно.

Его мертвый взгляд тут же упал на меня.

– Мне не нужно ничего от вас. Все уже оговорено в контракте.

– Хм, – на его лице появилась еле заметная улыбка, – я в вас не ошибся, мистер Марлоу, ни тогда, когда подписывал наш контракт, ни тогда, когда поручил вам это задание. Знаете, вы мне нравитесь, как человек, у вас есть характер, сила воли, способность идти против всего ради достижения цели и при этом беречь собственных людей. Это большая редкость в сегодняшнем мире. Большинство тех, с кем мне доводилось иметь дело, были транжирами: они не считались с потерями, отправляли людей на смерть, думая, что забросать противника «мясом» лучшая тактика. Но вы… вы совершенно другой тип, хотя и носите такие же погоны. Мы с вами похожи, в определенной степени. И вы, и я знаем одну неоспоримую истину, которая и сделала нас такими, какими мы есть сейчас. «Кадры решают все», мистер Марлоу. Многие считают меня безжалостным и жестким человеком, который к другим относится как к вторичному сырью. Нет более далекого от истины определения, чем это. Разве я смог бы достичь всего этого самостоятельно? Смог бы построить империю, в которой задействовано почти двести тысяч человек? Нет! Потому что все это является результатом деятельности всех людей, а не меня одного. Я лишь руковожу, а те кто «снизу» – выполняют. Я без них – пустое место, также, как и они без меня. Мы как Инь и Янь, как две половины симметричной фигуры, которые по отдельности бесполезны, но вместе приобретают истинную форму. И секрет моего успеха в правильности выбора персонала, именно поэтому я отправил на это задание вас, а не кого-то другого. Именно поэтому вы нарушили приказ и заставили пилота сесть в неположенном месте, чтобы забрать рядового Купера. Потому что вы знали ради чего рисковали. В этом мы и похожи с вами, мистер Марлоу, в том, что люди для нас вовсе не вторичное сырье, а главный ресурс.

Гибкинс на секунду замолчал, но вскоре снова заговорил.

– Видите ли в чем проблема, мистер Марлоу. За последние несколько лет работы станции на этой планете, было зафиксировано более сорока случаев утечки информации. Результаты исследований, технологии, новейшие разработки и еще много чего. Все это уходило к нашим конкурентам практически сразу. Поначалу мы даже не обращали на это внимание, ссылаясь на обычный промышленный шпионаж, но вскоре масштаб утечек возрос до абсурдных размеров. Нашим конкурентам сливалось практически все, над чем работали наши ученые и инженеры. В связи с этим мы были вынуждены прекратить все работы, тем самым перекрыть отток информации на сторону.

– Вы намекаете на то, что на нашей станции завелся «крот».

– И уже о-очень давно. Та засада, устроенная наемниками из «Рубикона» была хорошо спланирована. Не сумев попасть внутрь лагеря или побоявшись, что система, в случае проникновения, уничтожит данные, они решили, что проще будет дождаться вас и забрать информацию уже из ваших мертвых рук. Однако все пошло не так как они планировали. Кто-то успел предупредить диверсионную группу о вашем подходе и сделал это с нашей станции. Мы уже очень давно пытаемся выявить этого человека, но поток людей на станции слишком большой, определить нам его так и не удалось… до недавнего времени. Последний сигнал шел глубокой ночью и из подсобных помещений. Мои люди обнаружили там замаскированный передатчик. Очень мощный. Сигналы, передаваемые им, очень напоминали старую азбуку Морзе, только многократно сложнее. Набор коротких импульсов, длившихся чуть более одной сотой секунды каждый, было невозможно обнаружить встроенными системами безопасности, так как имели слишком малую частоту передачи и терялись среди множества электронных приборов нашей большой станции. Однако этого было достаточно, чтобы с той стороны могли его поймать и спокойно начинать расшифровку.

Я заинтересованно посмотрел на Джозефа.

– Вижу вас это заинтриговало. Скорее всего, так бы это и продолжалось, если бы шпиона не подвела спешка. Видимо, ему как-то стало известно о вашем вылете к лагерю ученых и он, пренебрегая собственной безопасностью, не зашифровывая, отправил сообщение вручную. Суть его была такова: «Вылет организован, скоро будут в вашем районе…». «Рубикон» появился там не потому что им удалось перехватить сигнал о помощи из лагеря, а потому, что их предупредили об этом. Конечно, они могли не дожидаться вас, но система безопасности лагеря была настроена очень точно и проникновение посторонних людей вызвало бы уничтожение всей имеющейся информации, тем самым свела бы на «нет» всю операцию. Вы были нужны им только лишь для того, чтобы попасть внутрь и забрать информацию, а дальше… ну вы сами понимаете.

– Если все уже выяснилось, может, скажите кто этот «крот».

Гибкинс вновь ненадолго замолк.

– Конечно, но перед этим мне хотелось бы задать вам один вопрос: если я поручу вам ликвидировать этого человека, вы возьметесь за это дело? Я понимаю, что подобного пункта в контракте нет, и убийства по найму в «Закате» запрещены, но все же… Это останется только между нами, никто, ни Свиридов, ни руководство «Заката» знать об этом не будут, а я, в случае положительного исхода этого маленького недоразумения, обещаю вам утроить ваш оклад и вытащить из «Заката», назначив главой своей охраны. Что скажите?

Эти слова стали для меня неожиданностью. Убийства на заказ в «Закате» были строго запрещены, а в отдельных случаях могли караться смертью. Это считалось подлым и низким даже для наемников. Но запреты и угрозы не действовали – время от времени вскрывались случаи подобных дел. Убийства наместников, расстрелы мирных жителей и гуманитарных миссий – это было табу, но деньги, которые платились за такие грязные дела были слишком огромными, чтобы совладать с соблазном и не взяться за дело. Запрет на все это и отличал «Закат» от «Рубикона», эти парни брались за все, невзирая на последствия. Там, где были деньги, и деньги шальные, там всегда был «Рубикон». Если где-то умирали непричастные к военному конфликту люди, можно было всегда найти след этих наемников. Сброд, безбашенный и беспощадный. Этот наемнический контингент формировался из тех, кому больше нечего было терять: беглые преступники, помешанные на войне и убийствах солдаты, авантюристы. Они не знали, что такое честь и конечный результат их волновал меньше всего. Деньги – это был их девиз. Они убивали из-за них и ради них, остальное их не волновало. Но я был другим.

– А что будет если я откажусь?

Гибкинс нисколько не изменился

– Ничего. Мы просто забудем этот разговор и продолжим наше сотрудничество. Но в результате вашего отказа я буду вынужден придержать имя шпиона при себе, дабы избежать нежелательной огласки.

– В таком случае, я отказываюсь.

Он замолчал, но спустя буквально несколько секунд продолжил как ни в чем не бывало.

– Что ж, это ваше право, мистер Марлоу и я ценю его. Мне даже в определенной степени приятно, что еще существуют люди, способные иметь собственное мнение и не бежать за высокими должностями. Теперь перейдем ко второй части нашего разговора, – он легонько присел в свое кресло и, скрестив костлявые руки, посмотрел на меня, – Я очень долго думал, мистер Марлоу, по поводу результатов той спасательной операции, и пришел к выводу, что все-таки вас надо посвятить в более подробные детали всей этой проблемы. Не хочу даже спрашивать вас, смотрели ли вы записи профессора Циммермана, когда попали на станцию, или нет. Потому что я уверен, что смотрели – это читается в ваших глазах. Еще мне стало известно об одном случае, который произошел с вашими людьми во время боя с бойцами "Рубикона".

Он прижмурил глаза.

– Понимаете о чем я говорю?

– Не совсем.

– Хм. А вот рядовой Маккловски говорил совершенно иное. С его слов нечто очень большое и сильное буквально разорвало солдат противника, когда те открыли по вам огонь. Всего за несколько десятков секунд несколько огневых точек были подавлены, что позволило вам беспрепятственно выбраться из этой засады и вернуться на станцию, – Гибкинс ехидно заулыбался, – Бросьте, мистер Марлоу, вы прекрасно знаете, о чем идет речь, просто не хотите признаваться себе в этом.

– Я не могу сказать точно, что я видел, но факт уничтожения вражеских огневых точек неизвестной третьей стороной не отрицаю.

Джозеф Гибкинс буквально вскочил со стула и стал нервно ходить вдоль огромного окна.

– Хорошо, мистер Марлоу, давайте вскроем карты и будем откровенны друг с другом. Наверняка вы и многие те кто здесь работают, либо работали раньше, часто задавались вопросом о целесообразности нахождения здесь такого огромного комплекса, снабженного первоклассной техникой и аппаратурой. Вполне логично, ведь все предварительные анализы, в том числе и орбитальное сканирование не выявило здесь практически ничего. Скудные запасы минералов и полезных ископаемых, ради которых не стоило сюда даже высаживаться, но вот, всего за несколько лет, из небольшой колонии здесь выросла огромная станция. Зачем? Что тут можно найти кроме триллионов тонн снега и льда? Такие вопросы сыпались на меня, когда я только-только начал разрабатывать эту планету. Мои конкуренты смеялись надо мной и ждали того момента, когда я объявлю о банкротстве и сверну все работы. Жалкие неудачники! Ха-ха. Они не знали и сотой части того, что было известно мне и еще нескольким моим подчиненным. Эта планета, мистер Марлоу, обладает невиданной силой. Поначалу я сам в это не поверил, но чем дальше мы продвигались в исследованиях, тем великолепней и сенсационней становились результаты. Внутри этой планеты, где-то глубоко под землей, находится огромный сгусток энергии, способный влиять на все окружающее. Мы провели огромное количество исследований и нашли множество закономерностей, связанных с активностью этого "источника". Например, период самых лютых морозов и метелей, которые здесь называют сезоном бурь, приходятся на самый пик активности "источника". Вся электроника, техника, чьи системы были плохо защищены, выходили из строя практически сразу и были неспособны работать. Люди, попавшие в самый эпицентр бурь, рассказывали о странных голосах, доносившихся со всех сторон, о многочисленных галлюцинациях, видениях и еще кое о чем. Один из тех, кто смог выжить после четырехчасовой бури, утверждал, что видел нечто огромное, силуэт, двигавшийся вокруг него с огромной скоростью и издававшего странные звуки. К сожалению, он был единственным, кто более-менее мог выразить то, что видел, так как остальные полностью сошли с ума и были неспособны дать какие-либо ответы. Все это очень сильно заинтересовало меня и я стал наращивать присутствие в этом регионе и увеличил финансирование. Помимо всего прочего, чтобы не привлекать лишнего внимания, я отдал распоряжение на проведения совершенно иных исследований, дабы скрыть истинную причину моего присутствия на этой планете. И чего греха таить, за все время мои ученые смогли сделать ряд открытий, за которые я смог выручить немалую прибыль. Хах, видели б вы лица моих конкурентов после этого. Но чтобы не происходило, основной задачей всей станции был именно этот "источник". Все это время исследования не прекращались и, чтобы ускорить весь процесс я пошел на рискованный шаг. В это время мои "коллеги по бизнесу" уже вовсю досаждали мне своими колониями, которые росли на поверхности этой планеты как грибы после дождя. Я понимал, что промедли я сейчас, в будущем это могло очень печально сказаться на всем, что мы здесь раскопали. Я собрал по всей галактике лучших ученых, до которых смог добраться, и начал их подготовку, затем, когда команда была сформирована, под строжайшим секретом мы высадили их на том месте, где вы и обнаружили лагерь. Это был риск, но другого варианта у меня просто не было. И как оказалось, риск был оправдан. Одного только взгляда на те данные, что вы обнаружили в лагере ученых, хватит, чтобы разорвать конкурентов на части и свести на "нет" их присутствие не только на этой планете, но и во всей этой системе на ближайшие десятки лет. Однако мои «партнеры» не сидели сложа руки. Им как-то удалось внедрить в наши ряды своего агента, который планомерно сливал информацию на сторону. До недавнего времени, они даже не подозревали об истинных целях моего присутствия здесь, но, постепенно, крупица за крупицей картина сама сложилась в один большой пазл и теперь они готовы на все, чтобы первыми завладеть этим «источником». Надеюсь, вы понимаете мою озабоченность в этом вопросе и в том, что от шпиона надо избавиться. Эта информация досталась мне слишком большой ценой, и я не могу просто так взять и отдать ее конкурентам.

Он напряженно посмотрел на меня.

– Чего вы хотите от меня. Мой контракт у вас на руках. Все, что там написано я строго выполняю. Зачем эти откровения?

Гибкинс медленно вышел из-за стола и подошел ко мне.

– Если бы вы могли оценить, хотя бы приблизительно, масштаб изучаемого объекта и ту пользу, которую он может принести человечеству, вы бы так не говорили. Просто мне хотелось убедиться, что вы пойдете за мной до конца, ну или, в крайнем случае, до окончания контракта. Если мои «партнеры» решились на такой шаг, устроив засаду под самым лагерем, и не побоялись возможных ответных мер с моей стороны, это может означать лишь одно – они ни перед чем не остановятся. Подумайте сами – сегодня засада, а завтра открытое нападение на нашу станцию. Каковы шансы того, что они сейчас не думают об этом и не строят планы в отношении всех нас. Насколько безопасна наша станция?

– Она в полной безопасности, мистер Гибкинс. Автоматическая охранная система и личный состав под командованием генерала Свиридова не допустят уничтожения станции и смогут отбить любую атаку.

После этих слов напряжение в кабинете несколько спало, а лицо генерального директора приняло обычный мертво-безразличный вид. Развернувшись и обогнув край огромного стола, он подошел к окну и, стиснув руки за спиной, устремил свой взгляд в белоснежную даль.

– Вы должны понять меня, мистер Марлоу. Этот «источник» – Святой Грааль этой планеты. Нельзя допустить, чтобы он попал в руки моих конкурентов.

На этом наш разговор был окончен. Гибкинс еще раз принес свои соболезнования по поводу погибших и попросил оставить его одного. Я не стал испытывать его терпение и удалился сразу, как только услышал его просьбу. Даже, когда я уходил, его лицо по-прежнему смотрело куда-то вдаль. Туда, где бушевала метель, и тонны снега падали на замерзшую планету, накрывая ее своим белым одеялом.

5.

Наступило утро. Очередное и обыденное, во всем этом огромном круговороте неутихающих и непрекращающихся военных конфликтов, дежурств, патрулей и боевых вылетов. Я уже потерял счет им, но тело, оно помнило все. Каждая мышца, каждый сантиметр моей кожи был пропитан памятью всех сражений, в которых мне довелось принимать участие. Они помнили их и непременно напоминали мне об этом каждый раз, когда утром я пытался быстро подняться с кровати. Ноги ломило так, что в первые минуты бодрствования они подкашивались и напоминали огромные куски пластилина, слепленные неумелым мастером и прикрепленные к тяжелому основанию. Руки были ватными. Еле сжимаясь, они были неспособны держать даже полотенце, которое всегда висело у моего изголовья на случай приступов или рвотных рефлексов, которые случались со мной во время продолжительного пребывания в закрытых помещениях. Все мое тело напоминало жалкое подобие того, что когда-то было способно проплывать огромные дистанции и держать неимоверные физические нагрузки. Теперь же это было в прошлом. Оно дряхлело, как все, что находилось внутри него. Каждое утро мне приходилось делать несложные физические упражнения, чтобы привести себя в норму, заставить тело работать как положено, а затем глотать десятки таблеток, чтобы оно, в конце концов, не убило меня очередным наркотическим приступом. Я превращался в огромный мешок, напичканный антибиотиками и медицинскими препаратами, порой, мне казалось, что по моим венам течет вовсе не кровь, а одна сплошная «шива», выжимавшая из меня все соки.

Тяжело вздохнув, я, наконец, смог встать на ноги. Опираясь на край кровати, они смогли донести меня до шкафа с «повседневкой». Боль и усталость понемногу уходили. Сила, которая когда-то наполняла все мое тело, стала медленно возвращаться в мышцы, заставляя их непроизвольно сокращаться. Наконец, спустя несколько минут тяжелых движений, форма полностью облепила мое тело. Непривычно легкая, по сравнению с боевой броней, она казалась просто пушинкой, едва прикрывавшей меня. Привыкшие к тяжелой ноше, плечи странно напряглись, но не дождавшись тяжелой нагрузки, расслабились.

– Странное ощущение, правда?

Голос генерала появился буквально из неоткуда. Он стоял в дверях, одетый в такую же повседневную форму, которая никак не выдавала его высокого чина.

– Да, генерал. Броня мне больше нравится.

Он улыбнулся. Слегка натянуто, но все же искренне. Затем, кивнув головой в сторону выхода, стал ждать, когда я выйду. Мы шли медленно, проходя по спирали весь этаж и заглядывая в каждую казарму, где в это время никого не было. Все солдаты завтракали в общей столовой, но привычка осталась такой же неискоренимой, генерал строго осматривал все помещения и за малейшее несоответствие нормам, карал по всей строгости. Бойцы боялись его, но при этом уважали. Дисциплина была основополагающим принципом, которым руководствовался генерал. Ведь без нее, бойцы превращались в вооруженный сброд, несущий опасность для всей станции. Тем более в такое время, когда погодные условия не давали возможности хоть как-то проявить себя и давили на психику всего личного состава.

– Я разговаривал с твоими бойцами. Хорошие парни, держаться просто отлично. Давненько не видел такого.

Он одобрительно похлопал меня по плечу.

– Просто выполняю свои обязанности, только и всего.

– Что будешь делать дальше?

– Не знаю, Гибкинс ничего конкретного не сказал, думаю, в ближайшее время боевых вылетов не предвидится. Но мне надо заглянуть в мастерскую, кое-что уточнить.