Текст книги "Про папу"

Делаю вид, что не слушаю. Молча смотрю в одну точку (в фейсбук), я страдаю. Даже щеки надул, типа, заплачу сейчас. На самом деле я так сдерживаю смех.

– Красивый…

– Вот. А ты такое сказал.

– Ну, я не подумал!

Я сегодня снова вечером хочу в клуб. Там мои старые товарищи, там вкусный чай, драки, и мне рады. Силы набираюсь там. Но папа этого не понимает. Туда на маршрутку трать, там с этими старыми кулями трете яйца друг другу без толку, потом на такси (на такси!) обратно.

Но папа хитрый. И он накосячил.

Он сморозил сегодня: «Ненавижу тебя!» Маты я ему прощаю, это его молодит. Но на эту фразу я обиделся. Ну или сделал вид, что обиделся. Я ведь тоже хитрый.

– Максим, а ты разве сегодня не поедешь никуда?

– Не знаю. Настроения нет.

– Ты… это… что ты там один чай, на, съешь что-нибудь.

– Не надо мне. Аппетита нет.

Папа в смятении залез в кровать и накрылся с головой. Потихоньку хихикая, собираюсь в клуб.

Так ему и надо. Пусть думает, что говорит.

11 декабря 2016 г.

Кошка Котася с наступлением ночи занимает свой сторожевой пост и замирает, вся собравшись для прыжка. При этом она совершенно расслаблена, блин, как многому у простой старой кошки можно поучиться. Несколькими ночными воришками она уже похрустела, но одна, видимо последняя, очень осторожна. Котася целится часами напролет, в одной позе, и все зря. Расчистил ей плацдарм. Мышки по пути на кухню из-за холодильника пробираются по тумбочке. Убрал с нее баночку с медом, отодвинул сковородку и пачку с чаем, чтобы врагу негде было укрыться. Котася прекрасно поняла смысл моих действий и слегка передвинулась, оказавшись прямо напротив мышачьего дзота. Взял кусочек пахучего бородинского хлеба, чтобы поскорее выманить противника из укрытия, и хотел положить недалеко от щели, но рука дрогнула. Положил кусочек обратно в хлебницу.

Так нечестно. Просто представил, как эта зимняя мышка, учуяв вкусный запах, оголодавшая настолько, что, презрев опасность, прямо перед глазами кошки на дрожащих лапках потянется за куском хлеба. А тут ее – цап! И убьют. Нет уж, так нельзя. Кошка сторожит, мышь прячется. Кошка догоняет – мышь убегает. Все правильно. Все по законам природы. А подличать и хитрить нельзя. Особенно человеку.

13 декабря 2016 г.

Папа жуткий эконом. Правда, надо отдать должное, экономит он прежде всего на себе. Как я приехал, старается не есть мяса.

Я уж и так и эдак, ни в какую, но я его обхитрил.

Беру уверенной рукой самый лакомый кусочек и, слегка обгрызая, кидаю обратно в чашку. И в холодильник. Когда папа садится обедать, говорю: «Слушай, там я кости оставил какие-то, не знаю, выбросить, нет…» Папа, конечно, выпучив глаза, кричит: «Какое выбросить, с ума сошел! Дай немедленно, я доем, ничего… ха, тут мяса еще с килограмм! Вот вы там, в Германии, зажирели…» Или говорю: «Слушай, этот кусок уже третий день лежит, вон подванивает уже…» – и делаю шаг к мусорному ведру.

Папа, как Котася на мышь, кидается на чашку в моей руке. «Ничего! Ерунда! Оно даже полезно немного, если мясо подпорчено!»

Если упасть на диван без сил и обвинить в этом авитаминоз, он сперва в панике замечется по дому и, найдя таким образом шляпу, сумку, деньги и ключи, умчится на рынок и принесет полные сумки перемороженных фруктов, которые на радостях напихают ему не очень порядочные торговки.

Сам он их есть не будет. «Да ну», «Я не ем такое».

Страдать он будет потом, но молча. Будет ходить по дому грустный и считать дни до срока, когда мы с ним по миру пойдем.

Сперва я папу мучил. Разломлю мандарин при нем, так, чтоб сок ему в глаз брызнул, разложу оранжевые ломтики прямо перед ним и ем.

Но папа смотрит, как я ем, и не ест ни кусочка. Только в конце не удержится и робко возьмет один ломтик. «Я только попробовать… фу, гадость какая, чавк-чавк-чавк». Потом отряхнет руки, оближет пальцы и торжествующе скажет: «Я такое не ем!» И уйдет пить чай с серым хлебом и самым дешевым старым повидлом, которым я по первости чуть ботинки не почистил.

Если я приношу что-то с рынка, чтобы поел по-человечески, – это из дому беги. Скандал будет на два дня, причем папа так кричит, что, боюсь, все вены на лбу полопаются на хрен.

Вот почему мне стало ужасно везти. Как ни выйду вечером, обязательно что-нибудь найду. То пакет с хурмой. То виноград. Прямо россыпью. Валяется, блин, еле собрал, надо только помыть хорошо.

Папа, как все люди, считающие себя очень хитрыми, совершенно простодушен.

И каждый раз счастлив, это ж бешеные деньги сын находит каждый раз.

Сегодня я нашел великолепные гранаты. Разломили в чашку зернистые, упругие жемчужинки, налитые светящимся красным соком, прямо в прохладный белоснежный фарфор. Папа счастливый, грызет их и похож на сухонького глазастого бурундука. А я гранаты эти и вправду не люблю.

За такое бабло – да меня жаба задушит…

14 декабря 2016 г.

Животные всё понимают на энергетическом уровне. Вовсе не надо кричать собаке «Ай, я тебя боюсь!» – она сама это почувствует. Или «а давай дружить!» – тоже почувствует. Слова – это так, для тупых. Людей то есть.

Сегодня я долго орал на собаку Белку. Ночью кто-то ходил по крыше. Я проснулся и с бурчанием «никакого покоя, нельзя воровать днем, что ли, пока никого нет», натянув халат, вышел во двор. На плексигласовой крыше навеса явственно слышалось чье-то топанье. Из будки испуганно смотрели глаза немецкой овчарки.

– Это что, блин, такое? М? – зарычал я, но не на воров, а на собаку.

Воры что – придут и уйдут, а с этой трусихой жить.

– Тебя за что кормят? Я убираю за тобой каждый день – думаешь, за красивые глаза?

Топанье прекратилось. Там, наверху, тоже внимательно слушали. Собака Белка нехотя вылезла из конуры и смущенно сказала: «Гав».

– Кто так лает? Смотри, как надо.

От моего лая собака Белка снова забилась в конуру. Сверху снова затопали и раздалось: «Миа-а-ау!»

– Вы, там, сверху, не можете потише жениться? Зима уже! Опомнились.

Собака Белка, поняв, что это не воры, а всего лишь стерилизованная Котася занимается безопасным сексом, выскочила из будки и залилась безудержным лаем.

– Брехло! Болонка! Дармоедка!

Разгневанный, я зашел в дом, сдирая с себя халат.

Что, мне теперь и сторожевой собакой здесь работать, что ли…

15 декабря 2016 г.

Хотите, я скажу вам, как посмотреть на строительство пирамид? Нет, не инсценировку и даже не реконструкцию, а реальную, как оно было? А хотите, живых неандертальцев покажу? Настоящих.

А динозавров? Любых! Фараона Тутанхамона, пока он не мумия, а живой? Нефертити в юности? А… вознесение Христа увидеть хотите? Не в кино, а своими глазами.

Петр Первый интересует, как он Меньшикова колотит палкой, например?

Дуэль Пушкина?

Я не придумал машину времени. Но я знаю, как все это посмотреть. И это можно будет посмотреть, думаю, в ближайшие лет сто.

Все очень просто.

Вы, конечно, знаете, что звезды, которые мы видим на небе, – это не они сами, а только их свет, изображение, долетевшее до нас через огромные расстояния, а звезд этих самих, может, сейчас уже и нет.

Догадываетесь, о чем я?

Запустите на это же расстояние от земли камеру с огромным телескопическим разрешением, постройте эти спутники в ряд, чтобы снимали разные времена, настраиваем резкость, увеличение и… вот они, динозавры. Вот пирамиды. Вот Моисей бродит в тростниках…

Это вполне возможно. Как только человек, как всегда, раздвигая горизонты, научится преодолевать скорость света.

Но даже не это чудо. Главное чудо в том, что ничего не пропадает. Ничего не исчезает. Радуйтесь.

16 декабря 2016 г.

– Нельзя так таблетки пополам колоть…

– Да сиди ты, понимаешь ты тут.

У папы желание все делать самому. Я не препятствую не только потому, что ленив, просто знаю, как необходима деятельность и особенно мелкая моторика старикам. Это говно убирать, сумки таскать – работа грубая, сам справлюсь.

Папа колет себе таблетки от давления. Нужно по полтаблетки. Проблема в том, что таблетки российского производства – то есть все сделано человеку назло. Они мало того, что не разделены чатинкой пополам, так еще и округлой формы.

Папа морщится от напряжения, пытаясь кухонным ножом попасть точно в середину и, зафиксировав момент, в одно короткое мгновение резко надавить. Короче, папин результат – сокрушительное фиаско, и это мягко говоря.

– Папа, дай мне.

– Да отстань.

– Папа, ну ты только крошишь, вон уже в порошок три штуки, так нельзя.

– Кто сказал, что нельзя!

– Мой отец говорил, что нельзя так таблетки колоть.

Пока папа впал в сюрреалистический транс, ища в нем подвох, забираю у него нож. Щелк, щелк, щелк по блистеру.

Папа смотрит на минутное дело рук моих, дело, на которые он потратил уже час своей жизни.

– Хе, а твой отец был умный мужик.

– Его надо слушаться, я считаю.

Надо будет впрок наколоть. Дело с оформлением документов слишком долгое, мне еще предстоят путешествия. Без дома, без прописки, без ничего. Фигня вопрос, первый раз, что ли. Все-таки я дурак, дурак, а как вовремя принял решение переехать к отцу. Пока он еще в силе и может пусть худо-бедно, но сам себе таблеток наколоть.

Главное – все делать вовремя. Самое страшное слово на свете – «поздно».

17 декабря 2016 г.

В доме стоит постоянный шум.

Собака Белка со скуки целый день облаивает невидимых мужиков. Но тон лая жизнерадостный, с этим еще можно как-то мириться. Начинает, правда, она с самого рассвета.

Потом просыпается папа и начинает орать на доброе утро. Причем отец высыпается вполне, но, видимо, вся защита от осознания неприятностей, которых в старости куда больше, чем нам тут всем кажется, за ночь выветривается, и он остается с ними один на один.

Поэтому достается всем: провизору в аптеке, Трампу в телевизоре, соседям и мне, само собой. С ним в эти часы лучше не спорить, благо я просыпаюсь полным сил и могу разговаривать четко, спокойно, по-военному. Хорошо, что я у папы еще в пошатнувшемся, но авторитете, поэтому мне прилетает в основном за лишние покупки.

Зачем я мыло купил? Вот зачем? Есть же ведро шампуня, налей во флакончик и мой свои грязные лапы, какая разница? Призываю в помощь Малышеву, интернет и собственную фантазию, описывая разницу между шампунем и мылом для рук. Папа ненадолго мрачно замолкает, предварительно напомнив, что мне надо было идти в адвокаты самого себя и «да заткнись уже». Потом, не найдя более причин для крика под рукой, он вспоминает про сестру в Америке, которая болтается там неизвестно зачем, и заодно поминаются все знакомые женского пола.

Соглашаюсь с ним, все время подчеркивая, что такая наша нелегкая мужская доля – бабьи косяки разруливать. И это надо делать спокойно, мужественно и, главное, молча. Трамп еще ладно, вот если б Клинтон к власти пришла… И Трамп становится сразу лучше. Провизор в аптеке – а голос у нее какой, как она выглядит? Симпатичная, наверное. Ну, сестра у меня герой вообще, ты на нее не гони, она станет там, в этой сраной Америке, когда-нибудь миллионером – всех нас вытащит, и тебе будет стыдно за свои слова. Ну, не стала пока, подождем, это не причина так орать.

Вот это было ошибкой. Кто здесь орет? Он орет? Он не орет!

Беру тайм-аут, сморозил.

Не знаю, похож ли папа на разведчика, но я тут точно стану первоклассным дипломатом. Если с ума не сойду.

К обеду папа что-то придумывает себе, копаясь по дому, и немного успокаивается. Это благостные несколько часов. Ну так, покрикивает, как испуганная чайка, но отрывочно, короткими очередями.

К вечеру папа устает, и тут либо мы впадаем в мрачный депрессняк, либо слушаем классическую музыку и впадаем в депрессняк романтический.

Самое время внедрять в папино подсознание позитивные установки. К утру все выветрится. И в доме с приходом ночи воцаряется тишина. Если Котася орать не будет.

У нас проблема – мыши кончились. И она, насидевшись несколько часов в одной позе, приходит под утро в спальню и, сидя на столе, начинает жаловаться прямо в мою спящую голову на скучную жизнь.

Ни у кого нет мышей? Я б купил.

18 декабря 2016 г.

Мелкий дождь зимой – это не только скользкие ботинки у папы (незаметно удрал погулять все-таки), это еще и раскисшие подарки от собаки Белки. Собирая их в целлофановые пакетики, наслаждаясь цветом, ароматом и, простите, консистенцией, я каждый раз медитирую. Ну, иначе сдохнешь потому что.

И сегодня думал: сколько должно пройти времени, чтобы под действием солнца, дождя, мороза и ветра все это само превратилось в цветы и траву? Все-таки природа волшебна: из вот этого воссоздавать не только прекрасное, но делать саму жизнь. И еще я подумал, что мы, люди, суть такие же кусочки дерьма, с семенами, а иногда и с искрами золота внутри, тоже когда-нибудь станем чем-то прекрасным. Травой и цветами как минимум.

Или Творец вырастит, очистит частицы золота в нас и взрастит? На то, может быть, и жизнь. И тоже только так, через ветер, и дождь, и холод…

* * *

Мне кажется, я знаю, отчего такой поток звезд, как Депардье, Орнелла Мути, а теперь и Стивен Сигал, вдруг рванул за российским гражданством. Дело не только в спасенном от налогов бабле, уверен, не только.

На Западе по-своему прекрасная жизнь, но когда все красавицы трахнуты, рестораны исхожены, лучшие шмотки куплены, а Мальдивы давно стали дежурными поездками на дачу, встает вопрос: «И это… всё?»

Да, всё.

Жизнь похожа на приятный развлекательный фильм, но конец тебе известен. И это не Герман и даже не Тарантино в лучшие годы. Это даже не Михалков. Ты смотришь дежурный сериальчик. Неожиданность, непредсказуемость возможна только в случае технических неполадок.

Все, что тебя ждет неожиданного, резкого и непредсказуемого, это инсульт. И это вся перспектива иррациональности и вмешательства судьбы в твою жизнь. Если Бога на Западе нет, то по одной причине – он там не нужен.

Когда у человека в повседневности горят глаза от чувства жизни, жизни как чуда, как трагедии, как ужаса или, бывает и такое, – любви, ты видишь этот огонь, и ему нельзя не позавидовать. Ощущение жизни, чувство ее непредсказуемости, жизнь как творчество возможна только при этом условии. Нет такой жизни на Западе. Там и Голливуд – фабрика.

Даже самый разумный, сухой человек, человек-автомат – насквозь иррационален по природе своей хотя бы потому, что на исходе каждого дня на несколько часов впадает в странное оцепенение, уходя в фантастические миры, цель и смысл которых он не может постичь.

Безалкогольное пиво придумано на Западе. Да, резиновая женщина тоже, более того – она там хорошо продается.

Ты будешь всегда сыт, зад будет в тепле, и так будет завтра и через год. Так будет всегда.

Всегда! Так где взять топливо для огня в твоем глазу?

В России девушка, выходя из дома за хлебом, готовит себя как на праздник. Потому что пошла за хлебом, а вышла замуж.

Мужчина здесь хищен и мачист именно потому, что выскочил вечерком на улицу просто пройтись – покурить, а получил нож в бок или стал миллионером, встретив школьных друзей, а те закричали: «Витек! Сто лет в обед! Где ты был, тут у нас такая тема…» Глаза погасшие только у тех мужиков, кто уже получили свой нож или упустили свои миллионы, да и те на что-то надеются.

Такая земля здесь, такой воздух, что либо действовать, либо пить. Дельные мужики сохраняют пропорцию. Остальные уходят в запой.

Удивили запоем Депардье. Напугали ножом Сигала. Мути влюбится в двадцатилетнего русского мачо, который дерется, пьет и трахается каждый раз как последний. Через год он бросит ее, не спасут бабло и известность, и она будет плакать. Настоящими бабьими слезами. От остальных же превратностей российской жизни звезд прикроют их миллионы, за этих ребят можно не волноваться.

И, чувствуя себя Кисой Воробьяниновым перед дверью отца Федора, приготовившего цветочный горшок, тихо скажу: «И за меня тоже».

У меня нет миллионов.

Да и хрен с ними.

Скоро вечер – пойду пройдусь.

19 декабря 2016

Папа пишет письмо старой подруге мамы. Она ему всегда нравилась.

Я хожу вокруг, как кот по цепи, направо пойду – песнь завожу, вот бы папа женился на ней, порадовался бы старик, а налево пойду – страшная сказка, мало мне, блин, тут одного старика. Да и детки ее: еще дом отберут, на фиг.

Поэтому, бродя кругами вокруг старательно пишущего отца, только мурлыкаю: «Пап, а пап, дай почитать письмо?» – «Гр-р-р! Вот еще!» – «Вот так, да? А я тебе фото своих бывших показывал…» – «Ну и что!» – «Прячь, прячь хлеб от лучшего друга, от единственного сына». – «Это не хлеб, это письмо».

Папа аккуратно надписывает конверт своим красивым почерком и старательно, я бы даже сказал любовно, ставит точку.

– На, отправь.

Сказал – как выдохнул, это вот неспроста.

– Папа, а может, мы с тобой без баб проживем, вот на фига? Один пилёж от них. Мне вот сорок четыре, и зачем мне они? Будем жить вдвоем, как Шерлок Холмс с доктором Ватсоном, и никого нам не надо…

– Да какие бабы, выдумываешь тут еще. Идиот. Чтоб сегодня же отправил, а то я сам до почты пойду…

Конечно, отправлю. И смотреть, что в письме, не буду. Я не такой. И папа это знает. Но довольно это бесчестно с его стороны. Попросишь ты еще фоточку моей бывшей, попросишь…

20 декабря 2016 г.

Папа – это энергетический вампир. Я его понял. Надо будет его чесноком закидать.

С утра ныл, кричал и ругался. Днем – то же самое, только громче. Причины нет. Настоящие мужчины не ждут милостей от природы.

Я занимаюсь важными делами. Реально очень важными, ничего нельзя перепутать. Мне предстоит долгая дорога со всеми вытекающими, по законам я должен выехать до утверждения решения о моем пребывании в России, плюс еще много вопросов надо решить.

Папе скучно. Ходит по дому, ищет немного радости. С этим сложно, я очень внимателен и стараюсь никакой радости старику не доставлять.

Так, это прилет, значит, во Внуково или Шереметьево… а, ответ пришел, землю в кадастровый реестр… господи, кто же названия такие выдумывает… Внезапно я подпрыгиваю от неожиданности.

По дому разносится протяжный, торжествующий вопль медведя-шатуна, обнаружившего беззаботно спящего зайчика после того, как в заячье говно наступил.

– Ты! Опять! Не закрыл! Крышку! У своего! Фи-зи-о-раствор-р-ра!

Последнее слово папа просто выдавливает из себя, весь воздух и мощь голосовых связок он потратил на первую часть тирады, однако договорить нужно обязательно, иначе кайф не тот.

Да, я иногда забываю закрыть крышечку у раствора для своих контактных линз.

– Папа, что ты так кричишь, я занят, возьми да закрой…

– А-а-а!!! О-о-о!!!

– Ну дай поработать…

– Осталось, чтобы кошка все опрокинула и я поскользнулся на этой луже. И сломал ногу!

– Папа, хватит.

– И руку!

– Да ядрит…

– Голову разбил!

Я захлопываю ноутбук. Набираю в грудь воздуху.

Вы просите жестких мер? Их есть у меня!

…Через пять минут я падаю в кресло совершенно опустошенный, а папа, напевая, садится проверять чертежи.

Я в унынии. Наверное, я переборщил. К тому же я клялся не материться, тем более в почтительном разговоре с собственным отцом. Короче – стыдобище. Однако еще подвываю, как побитый пес.

– Представь вот, я сейчас начну у тебя из-под носа чертежи выхватывать.

– В лоб получишь, хи-хи-хи!

Пораженно смотрю на отца. Счастлив! Расслаблен и счастлив. Ему сказали, что он плохой, обосновали и подписали: «Расстрелять». Значит, можно больше ни о чем не беспокоиться, хуже уже ничего не будет.

Женить, срочно женить. На какой-нибудь карге.

В Германии я бы, честное слово, какую-нибудь строгую госпожу с хлыстом вызвал на дом. Пока она за ним бы бегала, а он с хихиканьем удирал, я бы понаслаждался, наконец, спокойной, цивилизованной обстановкой в доме.

21 декабря 2016 г.

От треволнений и стрессов последнего времени я таки заболел. Не простужался, не простужался, носясь по холоду, и вот на тебе. Сижу целый день, закутанный во все мягкое, и ем поддельный липовый мед. Поддельный, потому что папа-эконом купил его в медовой лавке, в которой он самый дешевый в городе.

Я точно знаю, что липовый мед зимой должен засахариться. Если он жидкий, то это значит, его перетапливали, и это уже не целебный продукт, а обычная карамель с запахом липы.

Слава богу, утряслось с регистрацией земли, Россия безоговорочно признала все правовые акты Украины.

Целый день под окнами работает экскаватор, рабочие орут друг на друга, как обозленные хоббиты. Воду по случаю ремонта отключили.

Я похудел за время пребывания в Крыму на шесть с половиной килограмм, и нервы немного порасшатались. Зато дом стал похож на дом, с документами разобрались, папа ходит с тросточкой, стриженный и помолодевший.

Сейчас папа хозяйничает по дому и радуется, что все утряслось с землей. Котася заполучила меня в полное владение и не слезает с колен. Собака Белка протиснулась в щель неплотно закрытых ворот и целый день бегала по поселку, соседи загнали ее домой, застигнув возле сберкассы.

За окном мороз и солнце.

Я счастлив, за все слава богу. Вот только кашляю, но это пустяки.

* * *

Котасе прилетело. У меня куча дел с утра, утренний массаж ее шкурки мы пропустили. Сейчас время дневных поглаживаний. Но я сижу за ноутбуком, ни фига не получается, печатаю быстро и двумя руками. Эта мохнатая баба лезет головой мне подмышку.

– Пошла вон, не до тебя сейчас.

– Бе-е-е!

– Да что это такое, утром отец свиной голове зубы выбивал долотом, теперь вот это вот!

– Бе-е-е!

– Мне покой будет или нет?

Смахиваю кошку с кресла, она, как на резинке, тут же отталкивается лапами от пола и прилетает обратно.

– Бе-е-е…

– Котася, убью.

Кошка серьезно смотрит мне в лицо. Кажется, поняла. Снова пытаюсь погрузиться в текст.

– Б-Е-Е-Е!!!

Котася, видимо, решив, что я не плохой, а просто оглох, уже встала передними лапами на стол и, щекоча усами мне мочку уха, орет мне прямо туда.

Шлеп! – это по тощей жопе. Молча и совершенно спокойно спрыгивает с кресла и исчезает. Интересно, какова будет ее месть? Все-таки я восхищаюсь кошками. Все эмоции под контролем. Так, без паники, расстановка сил поменялась, пора отступать на ранее подготовленные позиции. Теперь нам положено поссать на Максимову куртку. И ведь сделает это с таким же спокойным, сосредоточенным выражением лица.

Ничего личного, просто бизнес.

22 декабря 2016 г.

Что-то же осталось в этом вечно раздраженном, постоянно бурчащем человеке от моего легкого, юморного, всегда такого беспечного папы? Выражение лица которого постоянно было таким, словно он когда-то увидел что-то прекрасное и не может об этом забыть.

Того, что рассказывал мне на ночь сказки, которые тут же на ходу выдумывал. Что играл со мной в солдатики и в разведчика. Баловал меня всегда, когда мамы не было дома. Смиренно терпел меня, подростка, которого можно было отнести даже не к трудным, а к «мать вашу, это вообще что такое?».

Конечно, отец остался прежним. Только теперь его нужно искать, находить и извлекать, как семечко, из скорлупы возраста.

Когда папа улыбнется своей прежней, тихой, чуть растерянной улыбкой, у меня в душе все сразу успокаивается. «Здравствуй, наконец-то это ты».

Улыбка прячется почти сразу за мрачной раздраженной маской старости. Но я знаю, она жива и есть.

А еще – конечно, его любовь ко мне. Она осталась прежней. У меня нет ни малейшего сомнения, что, если перед отцом поставить выбор – кому шагнуть в огонь, ему или мне, он молча и сразу сделает шаг.

Ну, может быть, только чуть растерянно улыбнется сперва.

23 декабря 2016 г.

Вышел погулять с собакой Белкой. То-то радость собачья – снегу привалило. Зарывается носом в наст, нюхает. Мышей ищет? Да нет, наверное, ей нравится этот свежий запах чистоты. Мимо проходит грузный мужик лет пятидесяти, типично симферопольский, то есть что-то вроде артиста Смирнова в роли хулигана и тунеядца из «Приключений Шурика». Как и положено, слегка навеселе. Смесь силового добродушия и полного отсутствия поиска смысла жизни в глазах.

– О! Хо! Какая собака! Это твоя собака? Ха!

Собака Белка, чувствуя прикрытый мной зад, начинает картинно ставить уши и даже рычать.

– Ох, овчарка! Настоящая овчарка! Колбасу будешь?

Это он не мне, само собой, это он с Белкой разговаривает. На равных.

– Можно я ей колбасы дам? Меня тут друзья угостили…

Белка, сложив уши, вся, как ртуть, влилась в собственный нос.

– Она не берет у чужих, может кинуться.

Белка удивленно смотрит на меня.

– Да нет, отчего же, я беру!

Снова дергаю за поводок.

– Сиди.

– Да беру же я!

Мужик, пряча сверток за пазуху:

– О, какая собака, немецкая овчарка, одно слово. Уши, глаза! Не берет у чужих – правильно!

– Не слушай его, мужик, ты куда, я беру!

Мужик, помахав нам рукой, переваливаясь, удаляется. Я смотрю на собаку Белку.

– Да я бы не кинулась! Куда вот он пошел теперь?

– Не знаю, куда он пошел, а мы идем домой. Попрошайка. Болонка. Позорище.

Белка понуро идет за мной.

– …Такой мужик был хороший, колбасой угощал…

Мужик был хороший, да. И день хороший. И собака у нас с папой хорошая. Бесполезная только. На симферопольском рынке ее сестра купила, что еще ожидать. Немецкая овчарка, ага. Подделка ты китайская.

24 декабря 2016 г.

После того как приболел, я стал наблюдать очень интересные вещи. Папа делает все сам, пытается заботиться обо мне. И он посветлел лицом, ушло постоянное напряжение из бровей.

Выходит, отец должен о ком-то заботиться для комфорта?

Наверное, все-таки нет. Известно, как пожилому человеку порой необходимо чувство, что он нужен, что без него никак. А это чувствуется не тогда, когда хлопочут вокруг него, а когда нуждаются в нем.

Интересная мысль, простая, но когда это проявляется так очевидно…

* * *

Однозначно, заболел я не зря.

Папа накупил мне кучу булок, как раз тех, из-за которых скандалил пару недель назад. По левую руку теперь банка хорошего меда, по правую – малиновое варенье.

Папа на меня больше не кричит. Только наберет воздуху и откроет рот, я строю мину «прощаю всех», и он сразу делает вид, что зевает, поэтому похож на очень худого сома, вытащенного на берег.

Температура прошла, завтра вернусь в строй. Жизнь идет, йог спокоен.

25 декабря 2016 г.

Невзирая на мороз, снег и гололед, папа снова удрал погулять с утра пораньше. Опять напялил на голову шляпу, зимнюю шапку носить не хочет. Хорошо хоть меховые ботинки надел, еле упросил. Уже обед близится, где этот несносный старик?

* * *

О, явился шатало, с обмерзшими до манекенно-белого цвета ушами. Счастливый еще такой, с кульком конфеток в таких же белых руках. Привезенные мной из Германии лайковые перчатки папа уже успел посеять на улицах Симферополя, к весне вырастет перчаточное дерево. Впрочем, это вряд ли – папа потерял не одну перчатку, как все нормальные люди, а сразу две. Так что, скорее всего, не дадут добрые люди семенам прорасти.

Но раньше я сдохну тут.

– Где ты был так долго?

– В город ездил. Смотри, там конфеты уценили…

– Почему ты шапку не носишь?

– Опять? Не хочу.

– Холодно же!

– Да не холодно ни фига!

– Ты опять со мной препираешься?

– Та иди ты на хрен уже.

Так разговаривают современные отцы со своими родными сыновьями.

Вот что с ним делать. Я строгий противник телесных наказаний. С детства крайнее отвращение имею. В угол не поставишь. Мультики он не смотрит. А сладкого лишить у меня рука не поднимется, что я, фашист, что ли. Вы бы смогли вырвать у кого-нибудь из рук кулек карамелек? Вот то-то.

26 декабря 2016 г.

Сколько может выдержать человек? Я не знаю. Наверное, пока жив. Жизнь с тобой не считается. Ей не важно, как ты себя чувствуешь, болен ты или нет, сколько в тебе осталось сил, – несешь один мешок, бери и второй. Еле стоишь? А вот тебе еще и под дых сапогом. Нечаянно, жизнь не зла – просто ей все равно.

И ничего нельзя противопоставить ей, кроме своей выдержки и ума. Душа тут не поможет – ей только нести все это. Не озлобиться – одна задача.

Но одно хорошо: оказывается, я очень умный мужик.

Раньше мне ум просто не был нужен, мне и без него было хорошо. Потом – привычки не было. А теперь просто не нарадуюсь на себя. Как женщина ради дорогой ей цели может снести страшную физическую боль, так и мужчина снесет любую тяжесть души.

Главное – чтобы организм не сдал.

* * *

Интересная особенность пожилых людей: им нужно вмешаться во все твои дела и знать всё.

– Максим, а почему? А как? А может, так? Не, а я подумал, и вот что…

– Папа, не дергай меня, пожалуйста.

Правда, так я отвечаю, когда у отца слишком много идей на час времени. Обычно я мягче: «Папа, все нормально, все под контролем, пойдем лучше чаю…» Или: «Виктор Васильевич, оставьте этих мелочей…»

Теперь папе пришла идея, что я тяжело болен и попаду в больницу.

– Ты вот сидишь и не знаешь, как это бывает.

Парировать нечем, слава богу, действительно не знаю.

– Иди поешь чего-нибудь.

Есть не хочется. Но папа успокоится, вид жующего человека всегда очень жизнеутверждающий, но как можно есть, когда не хочется этого делать? «Ложка за маму, ложка за папу…»

– Да я лучше чаю.

– Ты так скоро умрешь. И мне еще больше хлопот…

Тяжелая была ночь, вечером почувствовал себя нехорошо. К утру я совсем выздоровел, но, видимо, организм в борьбе спалил все витамины.

– Папа, я пойду вздремну полчаса, не хулигань.

«Это были его последние слова, – мелькает в голове, – интересно, сколько людей на моих похоронах заплачет?» И вдруг понимаю, что будет-то народу всего ничего – одной бутылкой водки помянут.

Тьфу, что за фигня.

А это папа на меня смотрит так, будто прощается. Это на самом деле очень хороший взгляд. Но вытягивает все соки.

И папа оказался прав. Прикрыл глаза на час – проснулся в пустом доме. Убежал куда-то опять без спросу.

У меня до сих пор такое чувство, что мама вышла в магазин и задерживается где-то. Третий год уже.

27 декабря 2016 г.

Котася хотела сома. Очень хотела. Но ее выставили за дверь и не дали ни кусочка. Интересно, что она обо мне думает теперь? Соленой рыбы кошкам нельзя категорически. Я слышал – вот сразу подохнуть может. Боженька нам тоже дает не все, к чему лапы тянем. Плачь, не плачь… Вот поэтому роптание – грех.

И ты, Котася, не ропщи на меня.

28 декабря 2016 г.

Удивительно, как проявляются гены. Я, вообще, похож на мать физически. Это я душой и лучшей частью мозгов – в отца. Говорят, дети, внешне похожие на мать, счастливы – пусть говорят, приятно.

Но что интересно, когда отец меня таки допечет и ему прилетает сдачи, становится ясно, почему он успокаивается и даже счастлив. Интонации, жесты, даже выражение лица у меня в такие минуты становятся точь-в-точь такие, как у матери, мне это еще бывшая жена говорила.

Может, папа поэтому неосознанно третий месяц ходит вокруг меня и просит, просит разборок себе на радость?

Он прожил с этой женщиной сорок лет. Моисей бы и то, учитывая характер моей мамы, за это время с ума сошел. Ну, папа не сошел. Так, слегка.