Текст книги "Холодная война 2.0. Стратегия русской победы"

Второй пример – аборигены Америки не знали колеса. Империи ацтеков и инков обходились без него. Однако в поселениях инков археологи за последнее столетие нашли множество «колесных» игрушек. Т. е. дети прекрасно играли в колесные игрушки, а взрослые не приспособили колесо к повозке. Такие примеры из коллекции Р.Бартини и П.Кузнецова можно приводить страницами.

Наиболее мощный потенциал в качестве технологического оружия в рамках жестких противоборств имеют так называемые «закрывающие» технологии. Впервые этот термин был введен в оборот в середине 90-х годов безвременно ушедшим оригинальным мыслителем С.Давитая.

Закрывающие технологии представляют собой технологические пакеты, позволяющие удовлетворить различного рода потребности на качественно более высоком уровне, чем это обеспечивают имеющиеся технопакеты, – как правило, с гораздо меньшими (иногда на порядки) затратами ресурсов, а также с блокировкой различного рода негативных последствий, свойственных традиционным технологиям.

Поскольку «закрывающие технологии» по характеру своему разрушительны для господствующего технологического уклада, то они никому, кроме конечных потребителей, будь то население или институциональные структуры, категорически не нужны. Они, по сути, обесценивают имеющийся капитал в самых различных его формах: начиная от оборудования и заканчивая профессиональными компетенциями. Более того, они обладают свойством резко менять конфигурацию политических связей и властных иерархий, силовых балансов и даже элитных взаимодействий. Они вносят дезорганизацию и сумятицу в сложившиеся табели о рангах: не только научные и производственные, но и социально-политические. Наконец, эти технологии, будучи реализованными, значительно увеличивают турбулентность в техникопроизводственных, финансово-экономических и социально-политических компонентах общества. Поэтому всё, что связано с закрывающими технологиями, как правило, долгое время категорически отторгается на всех уровнях социума: от научного сообщества до государственной бюрократии. В предельных случаях разработчики закрывающих технологий подвергаются не только травле или изоляции, но даже уничтожаются физически. И причиной тому – не какие-то загадочные заговоры, а элементарные нужды самосохранения господствующих элит и логика развития техноценозов, финансовой и иных сфер.

В силу ряда обстоятельств, Россия до сих пор располагает определенным набором «закрывающих технологий», в том числе – прошедших тщательные процедуры верификации. При этом наша страна не является монополистом в сфере «закрывающих технологий». Технопакеты, которые после проведения верификации на реальную результативность, воспроизводимость и тиражируемость, могут быть отнесены к «закрывающим технологиям», имеются и во многих других странах мира. Однако при этом, если в России, из-за неразвитости её высокотехнологичной сферы, разработчики «закрывающих технологий» просто попадают в разряд «новых лишних людей», то в высокотехнологичных странах они подвергаются угрозам и преследованию. Это даёт высокие шансы для аккумуляции такого рода технологий именно в России, под государственной защитой.

Поскольку закрывающие технологии являются двойными технологиями в том смысле, что наряду со своим прямым назначением: удовлетворять какие-либо потребности, – они являются мощным оружием нового поколения. Поэтому как сами эти технологии, так и методическая база работы с ними должны подвергаться процедурам засекречивания, а их авторы – находиться под государственной защитой. Кстати, значительная часть разработчиков верифицированных закрывающих технологий, прекрасно понимает эти обстоятельства и сама выражает готовность работать либо полностью в государственных структурах, либо в структурах со значительным государственным влиянием.

В настоящее время имеются все необходимые предпосылки для того, чтобы оперативно развернуть работу по практическому использованию замыкающих, «эдем-» и закрывающих технологий для обеспечения в короткие (не исторические, а календарные) сроки, при небольших по сравнению с возможными результатами, затратах ресурсов, решительного изменения в пользу России баланса сил и возможностей в технологической и иных сферах жесткого конфликта с Западом.

Неотвратимый характер стратегического противоборства Запада против России, «новое лицо» войны и используемых вооружений и полей боя, подвижность и нестабильность конфигурации союзов и коалиций, формирующихся относительно осевого противоборства, позволяют сделать несколько принципиальных выводов. Первое. Ключевая задача Запада – это уничтожение российского субъекта стратегического действия в стадии его формирования. Она решается при помощи «операций на основе эффектов», которые предполагают деструкцию нынешнего политического руководства Российской Федерации. В этой связи системообразующей задачей является наличие устойчивого высшего политического ядра, как несущей конструкции завершения формирования субъекта стратегического действия. Соответственно, во главу угла должно быть поставлено проведение комплекса мер по пресечению разнообразных и разнородных системных мероприятий по деструкции политического ядра.

Второе. Нельзя не учитывать, что жесткий конфликт России с правящими элитами Запада происходит в исторически неблагоприятной для нашей страны ситуации. Наш противник обладает многочисленными качественными и количественными преимуществами по многим позициям. В то же время, наши потенциальные союзники имеют собственные интересы, которые по различным финансово-экономическим и демографическим причинам интегрируют их в глобальную мирохозяйственную систему «финансизма». В этих условиях для России жизненно необходимо максимальное использование всех внутренних ресурсов, а также бережное отношение к уже сложившимся союзам и осуществление разнообразных мер по их укреплению, что должно подкрепляться поиском новых союзников на Западе и на Востоке, на Юге и на Севере.

Третье. В условиях превосходства Запада над Россией, необходимой становится мобилизация всех имеющихся ресурсов на нужды развития страны и создания асимметричных средств сдерживания противника в ходе жесткого противоборства. При этом, отдавая себе отчет в неизбежных тяготах любого противоборства для населения страны, необходимо при проведении мер по всесторонней модернизации учитывать не клановые и элитные предпочтения, а интересы всех основных, в первую очередь, активных и деятельных групп и слоев социума, открыть для них новые возможности и перспективы.

Четвертое. Запад понимает, что нынешний конфликт с Россией носит не только и даже не столько экономический или политический, сколько ценностный характер. Речь идет о выборе перспективы развития человечества. В этой ситуации на первый план выступают вопросы ценностной идентичности, ориентации на производство и творчество, а не на потребление и расхищение ресурсов. По сути, речь идет о выборе, превосходящем даже цивилизационную идентичность. Люди различных систем ценностей сегодня имеются во всех цивилизациях. Соответственно, принадлежность к той или иной стране, группе стран и даже цивилизаций, не является основанием для разделения на «своих» и «чужих». Поэтому на первый план выступают не вопросы формирования каких-то искусственных, придуманных идеологий, или, тем более, юридических и нормативных предписаний, а скрупулезное и коллективное определение ценностной идентичности всех тех, кто выступает за развитие, труд и в конечном счете добро, против стагнации, потребления и индивидуалистического эгоизма.

Виталий Аверьянов и соавторы [64]64
  Основные авторы доклада: В.В. Аверьянов, М.В. Восканян, А.В. Елисеев, Л.Г. Ивашов, В.М. Коровин, О.А. Платонов, К.А. Черемных, В.В. Шурыгин. В докладе также использованы экспертные материалы С.Н. Белкина и А.Ю. Комогорцева. Общая редакция – В.В.Аверьянов


[Закрыть]
Другая «холодная война». Стратегия для россии
(Доклад Изборскому клубу)

«Враждебность, проявляемая к нам Европой, есть величайшая услуга, которую она в состоянии нам оказать…»

Фёдор ТЮТЧЕВ

Предисловие.

Новая старая холодная война

События 2014 года, прежде всего украинский кризис, обозначивший диаметрально противоположные подходы России и Запада, антироссийские меры, санкции, контрсанкции и ужесточение внешнеполитической риторики ряда держав, вновь вывели на первые полосы СМИ термин «холодная война». При этом контролируемые западным финансовым капиталом информационные агентства виновником этой новой старой войны однозначно объявляют Россию и персонально президента Путина: мол, это он вернул мир к состоянию холода в отношениях с США и Западной Европой. Вновь заговорили о возрождении «империи зла», возобновлении гонки вооружений и пр., и пр. Президент США 24 сентября 2014 г. с трибуны Генеральной ассамблеи ООН назвал Россию (российскую агрессию в Европе) в числе трёх главных угроз и вызовов человечеству и призвал мировое сообщество противостоять этой угрозе.

Вообще, само происхождение термина «холодная война» теснейшим образом связано с изобретением атомной бомбы. Собственно, впервые в печати это словосочетание встречается у Джорджа Оруэлла, которого можно считать автором термина, в статье «Ты и атомная бомба» (Tribune, октябрь 1945 г.). В ней он даёт свой прогноз о наступлении эпохи «ужасающей стабильности»: «По ряду причин можно сделать вывод, что у русских пока нет секрета изготовления атомной бомбы, с другой же стороны, всё указывает на то, что они получат её в течение нескольких лет. Таким образом, перед нами стоит перспектива образования двух-трёх чудовищных сверхдержав, каждая из которых обладает оружием, с помощью которого миллионы людей могут быть уничтожены за несколько секунд в ходе разделения мира. Было бы довольно поспешно полагать, что это приведёт к более масштабным и кровавым войнам и, возможно, фактическому уничтожению цивилизации. Но предположим – и это действительно вероятно, – что развитые нации примут негласное соглашение никогда не использовать атомную бомбу друг против друга. ‹…› Раз невозможно победить друг друга, они, скорее всего, продолжат править миром порознь, и трудно предугадать, что сможет нарушить этот баланс. ‹…› Мы, может быть, стремимся не к всеобщему самоуничтожению, но к эпохе такой же ужасающе стабильной, как рабовладельческие строи древности. Теория Джеймса Бёрнхэма активно обсуждается, но пока мало кто смог просчитать идеологическую подоплеку – то есть мировоззрение, вид верований и социальную структуру, которые будут в государстве непобедимом и находящемся в состоянии перманентной холодной войны с соседями». Первым из политиков выражение «холодная война» употребил вовсе не Черчилль, а Бернард Барух, советник президента США Трумэна, в речи перед палатой представителей штата Южная Каролина [65]65
  Барух являлся миллионером, успешным биржевым спекулянтом, носившим прозвище «одинокий волк Уолл-стрит», советником пяти президентов США – от В. Вильсона до Г. Трумэна. Он был одним из авторов «плана Баруха» (1946), отвергнутого СССР. В 40-50-е годы Барух стал одним из конструкторов послевоенной внешней политики США на основании превосходства во владении атомным оружием.


[Закрыть] 16 апреля 1947 года. На тот момент это был новый термин в политическом лексиконе. Обобщая определения из различных энциклопедических источников, можно прийти к выводу, что холодная война – это глобальная геополитическая конфронтация между СССР и США и возглавляемыми ими системами (в геополитической терминологии: суши и моря; в терминологии классического обществоведения: социализма и капитализма) в период с середины 40-х до начала 90-х гг. ХХ столетия. При этом обычно подчёркивается, что данный тип противоборства связан с отсутствием у агрессивной стороны превосходства в военной силе для разгрома или подчинения геополитического соперника вооружённым путём.

Однако чисто энциклопедический подход освещает лишь употребление того или иного термина в рамках определённой исторической эпохи и в характерной для неё концептуализации. Возникает резонный вопрос: разве до 1945 г. у нас не было геополитического противоборства с Западом? А что такое взращивание Гитлера, поощрение движения Германии на Восток, Мюнхенский сговор? И это только примеры из истории XX века. Автор лучших в России учебников по геополитике Н.А. Нартов утверждает: «Первые залпы «холодной войны» по Российской империи прозвучали в конце ХIХ в. Парадокс состоит в том, что эти залпы были беззвучными… Последний генерал-фельдмаршал России Милютин, генералы и полковники русского Генерального штаба (А. Вандам, В. Семёнов-Тянь-Шанский и др.) утверждали, что Англия, а в меньшей степени Франция вели против России дипломатическую, информационную, экономическую войны» [66]66
  Нартов Н.А. Информационная война: история и современность. М., 2014. С. 61


[Закрыть]. И это закономерный процесс геополитического противоборства в периоды, когда не ведутся войны классического типа.

Анализ каждой эпохи должен опираться на учёт и оценку факторов, имеющих важное значение именно для данной эпохи. Однако это не отменяет наличия констант и стратегических целей, актуальных в разные века и преемственных по отношению друг к другу. Можно наглядно показать, что противостояние двух цивилизаций продолжалось несколько веков, то обостряясь, вплоть до «горячей» войны, то затухая, то проявляясь со всей очевидностью, то уходя в плоскость тайных, закулисных союзов и интриг против России. Даже союзнические отношения в мировых войнах (Антанта, антигитлеровская коалиция) не опровергали этих закономерностей. Запад никогда не останавливал своей тайной подрывной деятельности внутри нашей страны, финансирования врагов России как в её границах, так и за рубежом, выработки проектов расчленения нашего Отечества на несколько зависимых территорий.

Можно не называть эту долгоиграющую войну «холодной» ради чистоты историографического диагноза. Но уже в XV–XVI веках многие перечисленные выше виды враждебной деятельности использовались западными державами и институтами против нашей страны. В течение пяти веков Рим, Лондон, Париж, Берлин, Стокгольм рассматривали Россию как объект возможной колонизации. К нам присылали разведчиков, которые искали слабые места нашего государства, составляли планы военной интервенции. За западное золото готовились агенты влияния, формировалась «пятая колонна».

Иван Грозный в ходе двух волн реформ (земские реформы и затем опричные реформы) заложил иммунные механизмы, которые не позволили государству погибнуть в ходе первого Смутного времени в начале XVII века. Верхушка самых активных сторонников Запада и польских «шляхетских свобод» была уничтожена в опричнине, а оставшиеся «западники» не имели достаточно влияния, чтобы заставить русское общество смириться с принятием унии и вхождением в орбиту западных держав.

Перед лицом растущей и усиливающейся России Западный мир создавал и поддерживал на своих восточных рубежах державы-форпосты (термин Арнольда Тойнби) для оказания давления на Восток. В моменты ослабления Русского государства в ход пускался весь арсенал средств для его покорения, расчленения и колонизации. Такой державой-форпостом стало объединённое польско-литовское государство Речь Посполитая, возникшее во время Ливонской войны с Россией и аккумулировавшее весь опыт западного мира для ведения первой квази-холодной войны против России. Эта война вылилась в Смутное время, в котором были использованы специально подготовленные «самозванцы», наносился одновременный удар по России с севера, запада, юга и изнутри, а затем, после неудачи с самозванцами, была осуществлена неприкрытая польская интервенция с претензией на захват московского престола. Безусловно, первое Смутное время в России было бы невозможно без инспирации его западными державами и папским Римом.

По мере ослабления Польши как форпоста Запада на первый план в этой роли выдвигается Шведское королевство, разгром которого Петром I в начале XVIII века знаменовал прекращение морской военной и торговой изоляции России. После этого достижения Россия надолго вошла во внутриевропейский политический «концерт держав» как мощный и нежеланный фактор. Иными словами, Запад был силой принужден признавать мощь и значение России.

В то же время в XVIII веке продолжились попытки использовать механизмы влияния на Россию с целью её нейтрализации. Наша страна всё чаще рассматривалась западными державами как угроза. При этом в качестве «форпостов сдерживания» выступали то Австрия, то Пруссия, то Турция. Однако наибольших успехов Западу удавалось достичь не военными, а дипломатическими и конспиративными методами (устранение в интересах Британской империи императора Павла; активность подрывных масонских структур, вылившаяся в восстание декабристов).

Буквальной репетицией холодной войны XX века можно считать события XIX века, в которых мы видим циклическое воспроизведение того же механизма. После ликвидации всеевропейского континентального диктатора-объединителя (Наполеона и Гитлера), мощь которого сокрушена Россией, наступает период дипломатической и пропагандистской войны. Россия пытается противопоставить западному блоку идею гармонизации мира (Священный союз Александра I, сталинский проект обустройства Европы), однако в ответ получает жёсткую модель «сдерживания» и осуждения. В XIX веке это ползучее противостояние приводит к поражению в Крымской войне, что заставило русскую власть глубоко осознать своё одиночество в Европе. Фактически события, предшествующие Крымской войне, были самой настоящей квази-холодной войной против России: со всем набором лукавства, дипломатических уловок, изощрённой лжи и двойных стандартов.

Во второй половине XX века масштаб этого «сдерживания» и давления оказывается уже всеобъемлющим, сама же холодная война – затяжной, причиной чего становится уязвимость Запада перед русским ядерным оружием. Запад избирает стратегию войны на истощение (war of attrition), и эта стратегия, несмотря на её неоднозначность и большие риски, а также огромные ресурсные затраты, приводит в итоге к сходному результату с победой в Крымской войне, при этом с гораздо более катастрофическими последствиями для России.

Вопреки демагогии западных пропагандистов, стратегической задачей СССР и его союзников было не установление социализма во всем мире: это провозглашалось лишь в теории (как неотвратимый результат «законов объективного развития»), – а сохранение собственного статуса в рамках доктрины «мирного сосуществования двух систем». Иной стратегии придерживались страны Запада. Их целью вовсе не являлось «мирное сосуществование двух систем», их цели носили наступательный характер: установление политического, идеологического и экономического контроля над всеми странами [67]67
  Показательно, что в первые послевоенные годы на Западе много говорили о необходимости создания «мирового правительства». В США развернулось мощнейшее «движение мировых федералистов» (лидер – Корд Мейер). Под его давлением законодательные собрания 17 штатов США приняли резолюции, предлагающие конгрессу внести решение о пересмотре устава ООН в сторону наделения его полномочиями «мирового правительства». Возможно, что это правительство и было бы создано, если бы не принципиальная позиция Сталина. Сегодня протранснациональные элиты серьёзно рассчитывают на демонтаж всей системы национальных государств в пользу «мирового правительства», о необходимости создания которого открыто говорят многие известные деятели. Так, в 1991 году (что весьма символично, если учесть, что этот год был последним для СССР) Дэвид Рокфеллер сделал следующее заявление: «Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».


[Закрыть].

В XIX веке поражение России в Крымской войне привело отечественную общественную мысль к парадоксальному выводу: равновесие внутри западной системы вредно для России, неравновесная модель Запада, с борющимися в нем полюсами, полезна России. «Поход против России во время нарушенного равновесия, под руководством одного из величайших военных гениев, державшего в своих руках силы и судьбы Европы, оканчивается полным поражением врагов, – писал Николай Данилевский. – Поход против России во время равновесия, руководимый самыми отъявленными посредственностями, оканчивается полным их успехом, несмотря на то, что Россия стала (материально, по крайней мере) вдвое сильнее, чем в 1812 году» [68]68
  Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991. С. 447.


[Закрыть].

Поскольку противостояние силовыми методами приводило, в лучшем случае, лишь к временной приостановке экспансии России, а порою даже и ускоряло эту экспансию, Запад к XX веку окончательно предпочел силовым и военным методам борьбы методы подрывные, нацеленные на формирование внутри России, в её обществе и элите мощного союзника, который помог бы Западу разложить страну изнутри. В этом смысле технологии «холодной войны» прошли поистине многовековую эволюцию.

Если ещё в конце XVIII века «пятая колонна» в России была незначительной величиной, то к началу XX века она становится влиятельной силой, приобретая опасный для Русского государства характер. История повторилась в конце XX века, когда внутри советской системы вызрел целый слой политической и интеллектуальной элиты, полностью зависимой от западной цивилизации, падкой на целенаправленно проводимую Западом пропаганду их образа и стиля жизни. И в 1917-м, и в 1991 году заказчиком и идейным вдохновителем крушения державы выступили институты Запада, а главной разрушительной силой стали сами правящие элиты нашей страны, без поддержки которых Запад оказался бы бессильным (даже с учётом таких факторов, как усталость нашего народа от Первой мировой войны или измотанность СССР гонкой вооружений).

Сталин ещё в конце 40-х годов был обеспокоен фактами нравственной зависимости и ущербности советской интеллигенции пред лицом держав Запада. Эта обеспокоенность вылилась в кампанию по борьбе с «низкопоклонством перед Западом» и с «безродным космополитизмом». Эти кампании были дезавуированы вместе с «культом личности» Сталина, что послужило для части гуманитарной интеллигенции прямым оправданием космополитизма.

США, десятилетиями бившиеся о систему глухой советской обороны, практически не влияли на умонастроения большинства граждан СССР. Очень узкий слой «диссидентствующих» интуитивно отторгался обществом, осуществляя свою деятельность в основном в рамках внешнего агентурного контура и не оказывая существенного воздействия на государство. После гибели СССР отдельные его представители пытались приписывать себе особые заслуги, опять же в основном перед внешней аудиторией. Однако исход холодной войны 1945–1991 гг. решила другая, более мощная сила внутри СССР – верхушка КПСС, которая, по нашему мнению, и в одиночку справилась бы с разрушением страны [69]69
  Более опасные для СССР проекты, чем открытое диссидентство, зародились в недрах партийной элиты и в КГБ. В качестве примера можно привести созданный в 1976 году Всесоюзный научно-исследовательский институт системных исследований (ВНИИСИ), ставший кузницей кадров будущих либеральных реформ. ВНИИСИ являлся советским филиалом Международного института прикладного системного анализа (МИПСА), основанного в 1972 году в Австрии.


[Закрыть].

Специфика современной ситуации заключается в том, что Запад, уточнив и усовершенствовав свой опыт «холодной войны» против СССР, обогатив его новейшими разработками, направил полученные социальные и информационные технологии массированно по всем ключевым направлениям своей сетевой геополитической активности. Моделирование, планирование и осуществление субверсий, в том числе готовившихся в прежние периоды, переходит на «поточный метод» («цветные революции» 1.0, «твиттерреволюции 2.0») [70]70
  Опыт демонтажа СССР служит примером для воспроизведения на новом уровне технологий массового информационно-психологического воздействия: об этом говорил прямым текстом президент Национального фонда демократии (NED) Карл Гершман, предсказывая в 2003 году повторение арабскими странами пути СССР, а уже после достижения результата – Барак Обама, на саммите стран Центральной и Восточной Европы 2011 года «поручающий» элитам бывших стран соцлагеря обучать арабских революционеров.


[Закрыть]. Номинально носителем революций (на этапе «1.0» приуроченных к выборам) обозначается средний класс. Фактически ореолом субъекта перемен наделяется молодёжь (youth, juventud, аш-шабаб), общим свойством которой является «клиповое мышление», особенно характерное для поколения «родившихся в интернете».

В тот же период непосредственный аппарат «фабрики революций» преобразуется из отдельных экспериментальных институтов в дифференцированную иерархию, где интеллектуальные центры при высших школах (Oксфорд и Кембридж в Великобритании, Гарвард, Йель, Стэнфорд, Columbia University, Tufts University в США) и военно-стратегических институтах (RAND Corp., Santa Fe Institute, Los Alamos National Laboratories, Lawrence Livermore National Laboratories) осуществляют сбор и анализ информации об уязвимых сообществах, в том числе в рамках партнёрств со структурами диаспор и институтами стран-мишеней, специальные программы при этих центрах (напр. программа «Технологии освобождения» в Стэнфорде) и методические институты (напр. Albert Einstein Institution, Academy of Change, CANVAS) готовят инструкторов; межведомственные целевые структуры (напр. Emergency Action Task Force) вовлекают волонтёров-студентов; специализированные разоблачительные структуры (Transparency International, Center for Public Integrity, Organized Crime amp; Corruption Report) занимаются сбором досье на элиты для их презентации массам. Обработкой самих элит (политических, научных и культурных) занята другая группа структур, включая международные клубы (The Elders, Mont Pelerin Society, Римский и Мадридский клубы и дочерние структуры), центры межрелигиозного диалога (Inter-Faith Center при Джорджтауне, Abraham’s Vision, Ashoka Foundation), номинально консультативные фонды (Asia Society, Carnegie Endowment), номинально благотворительные движения (ONE, ASMA), спецпрограммы при государственных ведомствах.

Несмотря на неуспешность «белоленточного» протеста в 2011–2012 годах, нет никаких оснований полагать, что методы «революционного» натиска на российскую власть не будут использоваться в дальнейшем. В своих докладах члены и эксперты Изборского клуба занимаются систематической реконструкцией той сетевой и информационной войны, которая не просто готовится, но в неявном режиме уже не один год ведётся против РФ [71]71
  Черемных К., Восканян М., Кобяков А. Анонимная война // Изборский клуб, 2013, № 6; Дугин А., Коровин В., Бовдунов А. Сетевые войны // Изборский клуб, 2013, № 10 и др.


[Закрыть]. На данном этапе мы подготовили цикл докладов по новой холодной войне, один из которых освещает технологический контекст обостряющегося противостояния [72]72
  Овчинский В., Ларина Е. Холодная война 2.0 (доклад Изборскому клубу) // Изборский клуб, 2014, № 9 (21).


[Закрыть], ряд других докладов подробно описывают социально-экономические и экономико-политические составляющие новой холодной войны [73]73
  Доклады Изборскому клубу: Момент истины: Россия и санкции Запада // Изборский клуб, 2014, № 5 (17); Глазьев С. Майдан: последняя ставка Америки // Изборский клуб, 2014, № 7 (19); Глазьев С. Предотвратить войну – победить в войне // Изборский клуб, 2014, № 8 (20); Глазьев С., Батчиков С., Кобяков А. Встать в полный рост // Изборский клуб, 2014, № 10 (22).


[Закрыть]. Кроме того, целый ряд важных аспектов этой темы освещён в авторских статьях данного цикла, написанных членами и экспертами Изборского клуба. Не устарел также и подход к комплексной стратегии развития России и запуска в ней мобилизационного проекта «большого рывка», изложенный в первом докладе Изборского клуба74. Поэтому в данном докладе мы не будем останавливаться на глубоко проработанных нами и нашими коллегами моментах, но сосредоточимся на методологии начинающейся холодной войны и ключевых направлениях политической контрстратегии России.

Наша задача – не упустить главные отличия новой ситуации. С другой стороны, не стоит и преувеличивать эти отличия, потому что опыт нашей истории, в том числе недавнего прошлого, чрезвычайно ценен для нас. Сегодня мы способны зафиксировать ключевые выводы из опыта своих поражений не в последнюю очередь потому, что живо поколение людей, на себе испытавших поражение собственной цивилизации в глобальном геополитическом противостоянии. Дело не в комплексе реваншизма как таковом – дело в остром осознании несправедливости как этого поражения, так и того миропорядка, который победители попытались построить на руинах двухполярной системы. Безусловно, это другая холодная война, и в то же время это всё та же, старая-новая, исторически перманентная холодная война, в которой нам противостоит тот же субъект, носитель родовых черт англосаксонской политики, наследник западной финансовой олигархии и корпоратократии. Меняются способы воздействия на умы, орг-оружейные технологии, «ловушки»; содержание холодной войны, её цели и стратегемы остаются прежними.

О генезисе холодной войны

Нынешняя ситуация действительно похожа на ситуацию 1945–1946 годов по крайней мере одним обстоятельством: понижением порога адекватности у американских политических элит. Насколько серьёзно обстоит сегодня дело, покажет время. Однако складывающееся положение вызывает опасения даже у многих западных аналитиков [74]74
  Профессор Стивен Коэн в своей статье в «Новой газете» отметил: «Опасность заключается в том, что в новой холодной войне нет сдерживающих правил, которые появились за сорок лет предыдущей холодной войны, и особенно после Карибского кризиса. На самом деле, из-за исключительно сильных подозрений, недовольства, превратных представлений и дезинформации со стороны Вашингтона и Москвы добиться такой взаимной сдержанности будет ещё труднее. То же самое касается сюрреалистической демонизации российского руководителя Владимира Путина. ‹…› Наконец, новая холодная война может оказаться более опасной, потому что, в отличие от предыдущей холодной войны, длившейся 40 лет, она не встречает действенной американской оппозиции – ни в администрации, ни в конгрессе, ни в ведущих средствах массовой информации, ни в университетах, ни в аналитических центрах, ни в обществе».


[Закрыть].

Обратимся ещё раз к обстоятельствам 1945 года. В тот момент одним из роковых событий, ускоривших начало холодной войны, стала смерть в апреле президента Франклина Рузвельта. Новым главой США должен был стать вице-президент Трумэн, которого Рузвельт не посвящал в тонкости своей дипломатической стратегии. Сложный баланс, который годами оттачивали Рузвельт и Сталин и который был воплощён в решениях Ялтинской конференции, Трумэн не вполне постигал, не принимал, а после вступления на пост президента начал стремительно разрушать [75]75
  Вероятно, холодная война началась бы и при живом Рузвельте, однако это произошло бы позже и, безусловно, не приобрело бы на первых порах столь острой и жёсткой формы.


[Закрыть]. В этом разрушении достигнутого консенсуса ему помогал многоопытный британский премьер Черчилль, воспринимавший результаты Ялтинской конференции как оттеснение двумя супердержавами и Британии, и его собственной политической фигуры на второй план мировой политики. Черчилль явился более активным инициатором «холодной войны», нежели американцы. Именно Черчиллем, находившимся на тот момент уже в отставке, было оглашено фактическое объявление «холодной войны» в марте 1946 года в Фултоне в присутствии президента Трумэна. Черчилль в самых ярких чертах выразил мессианские претензии на управление миром. Утверждая, что США находятся на «вершине мирового могущества», Черчилль призвал создать «братскую ассоциацию народов, говорящих на английском языке». Употребил он и выражение «железный занавес», восходящее к Геббельсу.

На чём же базировались архитекторы холодной войны в 1945–1946 годах?

Вокруг Трумэна сложилась группа людей, которые достаточно сплочённо и организованно подвели президента к его новой линии. Эти же люди в первые годы «холодной войны» фактически руководили ею, разрабатывая политику «сдерживания», создавая НАТО, Мировой банк и проводя «план Маршалла». Эта группа получила название «мудрецов», в число которых входили Дин Ачесон, Чарлз Болен, Аверелл Гарриман, Джордж Кеннан, Роберт Ловетт, Джон Макклой [76]76
  Isaacson W., Thomas E. The Wise Men: Six Friends and the World They Made. Simon & Schuster. 2012.


[Закрыть]. Так ли мудры были эти «мудрецы» и насколько хорошо они понимали, к чему подталкивают США и весь западный мир?

На поверку «холодная война» в том виде, как она зарождалась в умах западных политиков, была не только недостаточно мудрой, но и откровенно самонадеянной и прямолинейной, с явными чертами самоослепления и нежелания признавать объективные вещи. К этим ошибкам и самообманам, из которых складывалась новая политика администрации Трумэна, можно отнести следующие:

1. Ставка на монопольное владение атомным оружием (первое испытание плутониевой бомбы прошло во время Потсдамской конференции в июле 1945 года, в ходе которой окрылённый этой новостью Трумэн резко меняет тон в переговорах со Сталиным). Собственно, сама «холодная война», как отмечалось выше, родилась в значительной мере на основании этой самоуверенности, о которой имеются такие яркие свидетельства, как высказывание американского министра сельского хозяйства Андерсена [77]77
  Он заявил, что русские вряд ли смогут быстро повторить американский успех, поскольку «в производстве атомной бомбы присутствовал определённый элемент американского математического и механического гения, который дал нам автомобильную промышленность, огромные достижения в телефонной индустрии, бесчисленные достижения многих лет механизации промышленности внутри Соединённых Штатов. Хотелось бы продемонстрировать слова Киплинга, что «они могут скопировать всё, что можно скопировать, но они не смогут скопировать наши умы». Русские знают секреты производства автомобилей и самолётов, но они всё же зависят от нас в производстве машинного оборудования, приборов, технологических процессов» (цитата приводится по книге: Уткин А. СССР в осаде. – М., 2010. С. 98).


[Закрыть].

2. Неверная оценка СССР как стратегического субъекта, советской элиты – как чрезвычайно агрессивной и идеологически зашоренной. Согласно так называемой «рижской аксиоме», доктрине, созданной в Риге до признания Америкой Советского Союза, СССР являлся мессианским государством, нацеленным на мировую революцию, исключающим политические и дипломатические методы для достижения партнёрства с ним и предопределяющим войну на уничтожение. В то же время советология того времени зашла в гносеологический тупик: ожидания советской агрессии отражали страх перед непознанным. Эта своего рода беспомощность перед русскими, признание несовместимости двух миров отражены по-своему у двух современников: писателя Аркадия Гайдара, вложившего в уста «главного буржуина» слова про «непонятную страну, в которой даже такие малыши знают Военную Тайну», и одного из трумэновских «мудрецов» Чарльза Болена, прославившегося афоризмом: «В двух случаях можно определённо утверждать, что мы имеем дело с лжецом: если человек говорит, что может всю ночь пить шампанское, не пьянея, и если он говорит, что понимает русских». Эта чрезвычайно красноречивое признание со стороны джентльмена, который изучал Россию в течение многих лет.

3. Своего рода зеркальным отражением этого упрощённого представления о советском проекте стал американский транснациональный либерализм, или «вильсонизм», предполагающий всемирное победоносное шествие американских ценностей и американского образа жизни, обаянию которого другие культуры ничего не смогут противопоставить. В сочетании с манией величия, порождённой обладанием атомной бомбой, такая вера в американское мессианство уже даёт ясное представление о генезисе ранней «холодной войны».