Текст книги "В поисках острых ощущений"

7

Бывшая супруга Олега Павловича Лукьянова утверждала, будто он ничуть не способен делать несколько дел одновременно, куда уж, мол, ему до Юлия Цезаря. Если уж взялся читать газету, насмехалась жена, то обращаться к нему с каким-либо пустяковым вопросом бесполезно – просто не услышит. Ерунда, конечно. Вот сейчас, например, Олег Павлович, вел оживленную светскую беседу с Мозесом, при этом прокручивал в памяти утреннее совещание с руководством, но и далеко своего собеседника не отпускал, лениво перебирал различные варианты – что, собственно, понадобилось Мозесу, ведь именно им инициирована нынешняя внеплановая встреча.

Абу Умар Муджали в секретном файле полковника Лукьянова значился под позывным или, если угодно, под псевдонимом Мозес. Вот любопытно, если бы Умар узнал об этом, как бы он отреагировал? Имя-то не мусульманское.

Полковник и его агент Мозес, ласково улыбаясь друг другу, обменивались любезностями. Достойная внешность, модная одежда, изысканное угощение, которое так приятно разделить с хорошим человеком. Они встретились в ресторане, в отдаленной части Крестовского острова и расположились в глубине помещения, вне поля зрения случайных посетителей. Впрочем, посетителей было мало. Неподалеку от входа, у больших витринных окон сидела парочка увлеченных собою молодых людей, по виду студентов – кофе, мороженное, бутылка шампанского (и откуда только у студентов деньги!), а по соседству двое мрачноватых мужчин с широкими накачанными торсами пили чай; это, легко догадаться, охрана Умара.

Ресторан специализировался на кухне Прованса. Лукьянов даже на время потерял нить разговора, даже позабыл разгадывать причину, по которой Умар вызвал его на встречу – так увлекся рыбным супом буйабес. А что касается самого Умара, то во многом его можно было бы обвинить, но только не в отсутствии аппетита. Все же что-то мешало полковнику, ощущение, что он забыл что-то сказать своему агенту, что-то важное. Ну, конечно, черт возьми, праздник, куйран-байрам, дни, когда повсеместно режут баранов. В изысканной манере Лукьянов принес свои запоздалые поздравления. Дорогой друг, с натянутой улыбкой отвечал Умар, поднимая бокал, ты наверное, удивлен, что я пью вино в такое время, когда это категорически запрещено, но, увы, я уже столько раз совершал постыдное, абе, и даже запретное, харам, что мне остается лишь смиренно уповать на милосердие Всемогущего Аллаха. Лукьянов хотел было возразить, что в его поздравлении с праздником не было и ноты какой-либо язвительности, но агент остановил его жестом. Я хотел бы добавить, сказал он, что слишком далеко и рьяно продвигаться по праведному пути небезопасно – легко превратиться в религиозного фанатика.

Абу Умар Муджали – не фанатик. Он – представитель запрещенной в России террористической организации ИГИЛ (или, по-другому, ДАИШ), главный по Северо-Западу. С Лукьяновым они знакомы более двух лет. Умар не скрывает своих взглядов. Он, можно сказать, ученый. Автор трудов по этнопсихологическому, политическому и языковому состоянию России и бывших республик Советского Союза. Умар ни в коем случае не враг, он противник крайних форм насилия. То, что радикалы рубят головы пленным, ему не нравится. В относительно близкой перспективе, убежден Умар, вся Европа и Россия (ведь Россия – это часть Европы, разве не так?) сделается мусульманской. Переход в ислам будет постепенным, безо всякого излишнего насилия в духе Гитлера. И европейцы, и русские толпами станут переходить в новую веру, все, включая священнослужителей. Не только потому, что во всех странах Европы, и в России, и в Татарстане, в частности, государственные чиновники спустя рукава работают с мусульманским населением, не умея уберечь его от радикалов. Но главное, потому что энергетика ислама непреодолима.

Ну а пока, на теперешнем этапе, Абу Умар Муджали готов сотрудничать с полковником Лукьяновым. Оба они рассматривают свои тайные контакты как взаимно полезные. И в самом деле, если ячейка ИГИЛ на Северо-Западе, о которой полковнику достаточно много известно, будет разгромлена, то нет ведь никакой уверенности, что она не возродится вновь под руководством более опасного, фанатичного руководителя. Кто, скажите, станет снабжать правоохранительные органы сведениями о возвращающихся из Сирии исламистах? А ведь на стороне ИГИЛ воюют по разным данным от десяти до двадцати тысяч выходцев из России и соседних республик. Именно благодаря получаемой от Умара информации полковник Лукьянов сделался признанным авторитетом в деле отслеживания экстремистов и предотвращения террористической деятельности. И его генеральская должность тому подтверждение.

– Я-то вот про что хотел спросить, – заговорил, наконец, агент, подбираясь к давно ожидаемому главному. Самое сладкое – на десерт. – Знаком ли тебе этот человек?

Умар, он же Мозес, извлек из кармана свой айфон и продемонстрировал изображение. Полковник, сохраняя покер-фэйс, внутренне напрягся. Он разумеется, узнал Ахмета, злосчастного вербовщика, но ответил неопределенно. В том смысле, что что-то знакомое, черт его знает, и пожал плечами.

– Это Ахмет. Вербовщик запрещенной в России ИГИЛ, – сказал Мозес. – Самодеятельный. Создал сайт, заманил нескольких добровольцев. Вышел на моего человека, тот дал ему контакт в Турции.

– И что? Давно он в деле?

– Полгода.

– Полгода! Странно получается, Умар. Ты всегда говоришь, что самодеятельность тебе не нужна, что такие энтузиасты, как Ахмет, портят дело. И я полагаю, ты прав. Со своей стороны, разумеется. Тогда вопрос. Почему же ты до сих пор не сдал этого Ахмета? У нас же договоренность, ты же знаешь, мне надо демонстрировать успешность…

– Смотри дальше, – Умар шевельнул пальцем, и на экране возникло изображение Ахмета, выходящего из здания, отлично знакомого Лукьянову.

– Ну, что же, – улыбнулся полковник. – Ты прав. Очевидно, этот тип в контакте с кем-то из наших.

– Возможно, с этим? – агент показал новый снимок, на котором Ахмет запечатлен был вместе с капитаном Власенковым.

– Сдаюсь, – притворно огорчился Лукьянов. – С Ахметом работает мой сотрудник. Ну и что? Только не грузи меня, будто я хотел таким способом забраться на твою кухню. Я, честно сказать, даже не знал, что ты с этим энтузиастом знаком.

– А я с ним и не знаком. Но поскольку он вышел на моего человека, и сам такой весь активный, я приказал за ним понаблюдать. Не все время, а так, от случая к случаю. И нам, надо признать, повезло.

Полковник приготовился выслушать упреки и сочинил в уме строгую отповедь, но, оказалось, напрасно.

– Дело, Олег Палыч, не в тебе и не в твоем сотруднике. Думаю, это лицо тебе тоже знакомо?

Лукьянов посмотрел на снимок Влада, встретившегося с Ахметом в аэропорту, и молча кивнул.

– Ваша служба полагает, что этот тип, назвавший себя Владом, приехал к Ахмету с поручением от ИГИЛ? Но это не так. То есть, я допускаю, что какая-то группировка из Сирии, Ливии или Ирака действует помимо центра. Но это маловероятно. Там у нас все за всеми следят, и мне сообщили бы о таком визите.

– Тогда, значит…

– Значит, на площадке появились какие-то другие игроки. И это может быть очень опасно.

8

«Подпольный кружок революционных анархистов собирался обычно в поместительной квартире, что во втором этаже нарядного доходного дома по набережной Фонтанки. Квартиру нанимал полковник Невельский Иван Александрович. Летом господин полковник обычно отсутствовал, он бывал подолгу в лагерях, со своим полком, где в это время проводились интенсивные учения. Дома оставалась дочь Лидия, а также прислуга Глаша, девица двадцати с небольшим лет, из крестьян. Супруга Ивана Александровича, мать Лиды, умерла, когда девочка была еще в младенчестве. Нынче же Лидия в свои двадцать три года оформилась в удивительную красавицу, чертами лица весьма похожую на покойную мать. На семейной фотографической карточке они запечатлены втроем: Лида, тогда еще подросток, ее мать и Иван Александрович – мужчина в военном кителе, совершенно нестрашной внешности, с обыкновенными усами и в пенсне.

Анархисты собирались в те дни, когда у прислуги Глаши случался выходной. Состав кружка был весьма пестрым. Более всего наличествовали студенты, правильнее сказать, бывшие студенты, по каким-либо причинам оставившие учебу. Имелись приказчики, телеграфист, журналисты, артисты цирка. Недавнее пополнение – двое подпольщиков из рабочих. В просторных апартаментах Невельских эти двое терялись, чувствовали себя не в своей тарелке, хотя, заметно было, приготавливались к визиту заранее и со всей возможной серьезностью. Одежда их всегда выглядела новою, отглаженною, сапоги блестели, волосы на голове и усы бывали аккуратно подстрижены.

Сергей Сергеевич был едва ли не самый великовозрастный член кружка, постарше его только телеграфист Бородин, плешивый господин с чрезмерно сосредоточенным лицом. Посещая раз за разом собрания анархистов, слушая их словоблудия о справедливости, о путях революционной борьбы за счастье угнетенного народа и прочее, отмечая их неумение предпринять какие-либо реальные действия или, как минимум, неготовность установить контакты с другими подпольными группами, Сергей Сергеевич воспринимал все это как неопасные для отечества детские забавы, и в первое время именно в таком ключе и докладывал по начальству. Вместе с тем, как человек практически мыслящий, Сергей Сергеевич не хотел допустить, чтобы ему было приказано оставить всю эту пустую затею и прекратить наблюдение за «анархистами». По двум причинам. Во-первых, тайная жизнь агента охранного учреждения – это, что ни говори, двойная жизнь, это две жизни в течение одного времени, и это воистину подарок. Но присутствовало и во-вторых. Что это было – это можно было назвать одним словом. Лидия!

Группа анархистов, собиравшихся в квартире Невельских, из соображений конспирации маскировалась под кружок любителей пения. Лидия имела музыкальное образование, играла на рояле, прекрасно пела, знала наизусть множество арий из итальянских опер. Сергей Сергеевич, хотя и нигде не учился, обладал, однако, музыкальными способностями, недурно исполнял модные романсы. На пару с Лидией они сделались главным содержанием музыкального прикрытия революционно-анархического кружка. Приходилось репетировать. Обычно вдвоем. Иногда к ним присоединялась еще одна пара: тощий длинноволосый студент с гитарой и Татьяна, некрасивая, тусклая, широкая в кости девица, предназначенная, скорее, не для вокала, а для того, чтобы оттенять эффектную внешность Лидии. Однако нарушение уединения двух главных музыкальных персонажей происходило нечасто. И мало помалу завязалось.

Сергей Сергеевич стал замечать, что собственная супруга все чаще вызывает у него раздражение, и напротив, визиты к Невельским, в особенности репетиции, когда он с Лидией подолгу остается наедине, приносят наслаждение. Будучи почти на двенадцать лет старше Лиды и довольно скромно оценивая свой мужской потенциал, Сергей Сергеевич ни на что особенно не рассчитывал. Пожалуй, он имел приятную наружность, если не считать глубоких морщин на мясистом лбу и намечающихся залысин. Но надо оставаться реалистом. Куда ему, например, до Ярослава! Тот обладал выраженной красотой самца, одинаково пригодной как для рекламы конфет «монпасье», так и для плаката с изображением жеребца чистокровной породы английская скаковая. В их группе, хотя здесь и декларировалось (согласно с принципами анархизма) отсутствие единоначалия, в силу негласного сговора Ярослав признавался безусловным лидером. Смешно сказать, поначалу Сергей Сергеевич подозревал, что Лида, его Лида неравнодушна к Ярославу. Это было мучительно. Чуть позже выяснилось, что есть и другой соперник – некто Семенов-Дальский, из состоятельной дворянской семьи. Он служит в полку Ивана Александровича, и отцу нравится, поговаривали о свадьбе. Известно было, что в числе увлечений потенциального жениха помимо верховой езды имеется и не вполне замечательное пристрастие к кокаину. Короче говоря, не прошло и полугода, как все соперники исчезли, растаяли как дым. Сделалось очевидным – он, Сергей Сергеевич, любит и любим. Чего же может быть превосходнее этого!

Регулярные собрания анархистов-революционеров продолжались, музыкальные репетиции продолжались. Все члены подпольного кружка, обделенные слухом, которым, как говорится, медведь на ухо наступил, готовы были в случае неожиданного появления полиции затянуть хором кое-как разученные песни, и в том числе, «Боже, царя храни!». Сергей Сергеевич составлял свои отчеты, раз за разом добавляя в них некоторую толику художественно сочиненной небезопасности для власть предержащих. Все шло как по маслу. До этого самого дня.

Нарушил благостное течение процесса Ярослав. Он принес на собрание напечатанный на пишущей машине документ, который назвал меморандумом. И зачитал его. Неизбежная преамбула о счастье народа была короткой. После чего Ярослав сделал паузу, обвел взглядом подпольщиков и торжественно изрек, что период выжидания окончен, и их группе следует перейти к самым решительным шагам. Группа, продолжал их бесспорный лидер, громко заявит о себе и заставит с собою считаться. То, что проделывают единомышленники, совершая единичные акты против разного рода царских чиновников, никак их группе не подходит. Ведь революционер, стреляя в чиновника из револьвера или швыряя в него бомбу, как правило жертвует собой, своей молодой жизнью. Стоит ли уничтожение одного из царских сатрапов таких жертв? Нет, возгласил Ярослав, и еще раз нет! Мы пойдем другим путем.

Из сказанного в дальнейшем вырисовывался следующий план действий. Группа арендует небольшую булочную, удачно расположенную на улице, по которой регулярно перемещаются правительственные чиновники самого высокого ранга, направляясь в царскую резиденцию и обратно. Если повезет, чем черт не шутит, то по улице может проследовать экипаж самодержца. Из помещения булочной будет сделан подкоп (это, разумеется, потребует времени), под проезжей частью будет заложена мощная бомба, и в нужный момент взрывом будет уничтожена намеченная цель. Бомбу сделает один из членов группы – студент химик, он сумеет все рассчитать. Собравшиеся притихли. Паузу нарушил телеграфист Бородин. Он и прежде демонстрировал способность задавать дурацкие вопросы, не подкачал и на сей раз. А где взять деньги, чтобы оплатить аренду булочной? Других вопросов у него не было. Ярослав снисходительно заметил, что деньги есть.

Теперь для Сергея Сергеевича настало время задуматься. Известить начальство о готовящемся террористическом акте? Но что же тогда будет с Лидой? А если утаить – не окажется ли среди членов группы добровольного информатора? За сокрытие подобных сведений Сергея Сергеевича по головке не погладят. Каторга, это минимум, на что можно рассчитывать. В то, что заявленный план удастся осуществить, Сергей Сергеевич нимало не верил – уж слишком нереалистичным казалось замысленное».

9

Полковник Павленко возглавлял совершенно секретный и совершенно закрытый отдел специальных операций СБУ (Службы безопасности Украины). В его кабинет на шестом этаже можно было попасть только отдельным лифтом, и рядовые сотрудники службы не имели туда доступа. А вот Петр Грицай получил приказ и в назначенное время стоял у дверей этого кабинета. Внутри, впрочем, не заметно было ничего особенного, разве что размеры помещения поражали воображение. Хозяин кабинета, высокий, подтянутый, с благообразными чертами лица, замер на фоне одного из трех больших окон, затянутых мягкими кремовыми шторами. Петр едва начал произносить заготовленное, положенное по уставу, приветствие на украинской мове, но тут же был остановлен жестом полковника.

– Говорите по-русски, – сказал он. – Мы ведь не в телевизоре. А что до патриотизма, – Павленко усмехнулся, – вспомните, русские дворяне в начале девятнадцатого века все поголовно говорили на французском, но это не помешало им разгромить Наполеона. Прошу вас, Петр Иванович, присаживайтесь к столу. Угощайтесь!

Речь, понятно, шла не о рабочем столе в стиле хай-тек, а о низком столике с мягкими креслами, уставленном тарелками с фруктами, бутербродами с икрой, сыром и тоненькими ломтиками сала.

– Некоторые коньяк не закусывают. Я привык закусывать, причем не долькой лимона, а как добрую старую горилку. А вы? – поинтересовался полковник, щедро наполняя куполообразные рюмки. Коньяк, естественно, французский.

Петя Грицай взволновано обдумывал то, что сейчас с ним происходило – он волею судьбы оказался вознесен на высоту, о которой мог только осторожно мечтать. Ну, а почему бы и нет? Не такой уж он простофиля, как могло бы показаться с первого взгляда. И то, что он выглядит этаким простачком – это просто маска. Может быть такое? Наверное. Петя ведь очень давно работает в системе, в кругу ловких специалистов подковерной борьбы, обладающих способностью улавливать, откуда ветер дует. Тот еще зоопарк! Притом, ни с какими влиятельными персонами Петр Грицай в родстве не состоит, никаким боком. И то, что наверху, похоже, готовы по достоинству оценить его профессиональные качества, это, собственно, его самого, Пети Грицая, заслуга.

– Позвольте небольшой экскурс в историю. Примерно два года назад на одной из улиц Петербурга производилась замена тротуарной плитки и асфальтового покрытия проезжей части. Надо заметить, что особой нужды в этом не было, состояние асфальта и плитки оставалось вполне достойным, особенно на фоне соседних улиц. Дело, однако, заключалась в том, что именно здесь в далеком детстве обитал, назовем его так, нынешний самый главный чиновник Российской Федерации. Была получена информация, что в предстоящий визит в северную столицу этот чиновник проедет по улице своего детства. В Петербург была отправлена группа наших военнослужащих татарской национальности, изначально проживавших на территории аннексированного Крыма. Смелые, инициативные люди, преданность делу безусловная. Эта группа под видом дорожных рабочих установила в канализационных колодцах два взрывных устройства направленного действия. Мощность заложенных зарядов была рассчитана на гарантированное уничтожение бронированного автомобиля.

Полковник Павленко сделал паузу, наполнил коньячные рюмки.

– Как вы понимаете, операция не завершилась успехом. Увы, господь в тот раз уберег важную персону. В последний момент маршрут следования кортежа был изменен. Но мы приняли решение повторить попытку, и на этот раз осечки быть не должно. Почему, Петр Иванович, я вам об этом рассказываю? Почему вам позволено проникнуть за крепостную стену, окружающую эту тайну, как вы полагаете?

Это был открытый вопрос, на который нельзя было ответить коротким «да» или «нет».

– Предполагается мое участие в операции, – твердо сказал Грицай.

– Именно! – воскликнул полковник, обнаруживая глубочайшее удовлетворение. – Именно. Ваше участие в качестве руководителя группы. Вопросы есть?

– Состав участников тот же? Крымчане?

– Увы, нет. За прошедшее время группа рассеялась.

– Сколько человек изначально участвовали в операции?

– Восемнадцать.

– И никого не осталось? – не унимался Грицай.

– Кто-то погиб, с другими членами команды связи утеряны, – терпеливо объяснил Павленко.

Петр не сомневался, что все участники группы ликвидированы. И подобный конец может ожидать и его самого. Но он не стал демонстрировать свою проницательность.

Полковник пообещал более подробно поговорить о предстоящей операции позднее. Пока же он остановился на статусе ее особой секретности. Непосредственный начальник Грицая, подполковник Калюжный, ничего не знает, он и не должен ничего знать. Никто ничего не должен знать. Ни какие-либо сотрудники СБУ, ни даже высшие руководители страны, никто, никаких исключений. Все, что касается мероприятия, обсуждается только здесь и не должно выходить за стены кабинета. И последнее, сказал Павленко, провожая Петра Грицая до дверей. Он, полковник Павленко, рассчитывает на безоговорочную преданность. Не на преданность незалежной или каким-то абстрактным идеалам. На преданность лично ему, полковнику Павленко, руководителю секретной операции.

Едва за посетителем закрылась дверь, полковник позвонил по внутренней связи Калюжному. Вашего сотрудника Грицая Петра Ивановича незамедлительно выведите из штатного расписания, распорядился Павленко. Но так, чтобы он об этом не узнал. Причину увольнения придумайте сами.