Текст книги "Открытки от одиночества"

– Тут явно теплее, давай сюда!

Я тут же повернул назад. Все-таки до сих пор не по душе мне эти глубины, несмотря на давний урок моего Старика.

Мы забрались на катамаран и развернулись, с новыми силами крутя педали. Теперь плыли не к маячившему на горизонте Альвису, а как бы в сторону от него, зато уже через пять минут вышли из течения и снова сменили курс.

– Вот, другое дело, – удовлетворенно сказала Кана и приналегла на педали.

Жара не стала ждать полчаса, а накрыла нас через десять минут, едва мы вырвались из течения.

– Что ж за расстояния такие непонятные в этом океане! – Возмутился я, чувствуя себя все более виновато. И чем дольше молчала Кана и чем упорнее она давила на педали, тем сильнее меня грызла совесть.

– Да уж.

– Просто с берега казалось, что он рядом – за полчаса можно… А тут, крутишь и крутишь, а он словно и не приближается.

– Есть такое.

– Может, повернем?

– Слушай, молчи уже. До берега сейчас крутить дольше, чем до Альвиса. Дай лучше еще банан и не выбрасывай кожуру, прошу тебя.

Мы съели по последнему банану, и Кана стала натирать кожу внутренней стороной кожуры.

– И ты тоже натрись, хоть какая-то защита, хотя все равно сгорим. И пить хочется, как…

– Прости, пожалуйста, – не выдержал я.

– Да ладно, не ной только и не болтай, горло пересохло.

Я по примеру Каны стал натираться банановой кожурой. Без толку, конечно, все равно уже сгорел. Я ж белый, к солнцу до сих пор чувствительный, это местные могут полдня жариться и – ничего. А у меня работа такая, что солнце не страшно. Днем всегда дома, в мастерской, а на море только рано утром или вечером.

Но раз Кана говорит, что стоит натереться, то хуже не будет.

– Кстати, и правда чуть легче стало. Но пить хочется… – Я в сотый раз наклонился и зачерпнул воды на голову. Волосы давно стали жесткими, казалось, что еще немного, и у меня на голове появится соленая шапка.

– Кожуру на голову полож, хоть что-то.

Я разодрал кожуру так, чтобы получилось три лоскутка. Черенком вверх напялил на голову.

Кана глянула, криво улыбнулась, а потом выругалась:

– Ч-черт, ты ж с севера, солнечный удар схватишь, мы ж тут точно загнемся, без всяких шуток уже! Она сняла майку, намочила в воде и напялила мне поверх банана.

– А ты?.. – Слабо возразил я, темные пятна в глазах, которые что-то стали появляться все чаще последние пять минут, пропали. Я снова увидел бескрайний океан, почувствовал запах водорослей и йода. Увидел Альвиса, который, похоже, стал наконец приближаться.

– Крути, давай, не пропаду, главное, сознание не теряй.

– Слушай, он же нас увидел и к нам плывет, – сказал я и так рассмеялся, что непонятно было, смех это или кашель.

– Не хрипи, крути! – Кана налегала на педали, ее груди ритмично подрагивали.

– Давно надо было майку снять, – сказал я. – И мне легче, и Альвис, похоже, мужик, раз тут же развернулся и поплыл к нам. Он ведь точно к нам плывет, мне не кажется?

– Плывет-плывет… Вис, что с тобой? А ну держись. Перестань, не крути!

Похоже, со мной что-то и правда происходило, но я не чувствовал.

– Да, мужики они такие, готовы променять свободу на си… – Темные пятна в глазах, которые, казалось, пропали, вдруг появились снова, а потом резко, за одно мгновение, слились в одно большое темное пятно.

10

Кожа слазила белыми прозрачными лохмотьями. Появился какой-то извращенный интерес находить отшелушивающиеся края и тянуть их, стараясь снять как можно более широкий и длинный шматок.

Сегодня было намного легче. Температура спала, а крем, сделанный Каной по рецептам жены моего Старика, явно помогал. Кожа, правда, слазила везде, докуда добрались лучи солнца, но ожоги уже перестали болеть, только чесались нестерпимо. Старался отвлекать себя как мог, лишь бы не чесаться.

Многочасовая прогулка на катамаране нам с Каной обоим стоила обожженной кожи, а мне еще и солнечного удара, двух дней отлежки и тошноты. Да и облез я везде, тогда как Кана только на плечах и лице.

Впрочем, нам все равно повезло. Я отключился, когда до Альвиса оставалась сотня метров, да к тому же самолет вдруг довольно бойко поплыл к нам, подхваченный встречным ветром. Не знаю уж как меня Кана смогла затащить в кабину, она и сама не помнит. Говорит, все как-то само собой, будто на автопилоте.

В Альвисе была фляжка с пресной водой и аптечка, так что вскоре мы уже летели к острову.

Одним словом, повезло. Легко отделались. Но самое главное – Знак! Я добрался до цели, значит, знак сработал, и мы с папой правы. Я – прав, и теперь – всё! Я полон решимости. Мой следующий брак будет только настоящим, никаких компромиссов, только через обряд и слияние матриц. Может, не обязательно в древнем храме, как настаивает отец, это не принципиально. Если жена будет против, то я согласен и на госрегистрацию, главное, чтобы с соком Священного Дерева, и чтобы уже навсегда…

– Вис, ты проснулся? – голос Каны был так неожиданен, что я дернулся на кровати, и она заколыхалась. – Я тут такой рецепт откапала, написано, что правильно приготовленная настойка позволит понимать язык зверей и птиц, веришь?

– Чему верю? Тому, что такой рецепт есть в книге Уины или тому, работает ли он? Первому – охотно, второму – нет.

Я вспомнил, что дал Кане книжку бабушки Уины, – жены моего мастера. Комнаты старика и его знахарки оставил почти нетронутыми. Места более чем достаточно, а старики для меня много значили.

Впрочем, не давал, Кана сама взяла. Я, вроде, только заикнулся, что в комнате снизу есть кладовка, а в ней всякие снадобья. Кана нашла книгу рецептов и, похоже, очень заинтересовалась, раз до сих пор сидит у меня дома и не выпускает книжку из рук, хотя необходимости уже нет.

– Кани, ты там? – задал я дурацкий вопрос.

– Да. – Она поднялась ко мне и села рядом, не отрываясь взглядом от пергаментных страниц. – Представляешь, тут в составе есть сок Священного Дерева, очень мало, треть самой маленькой мерной ложки, но сам факт!

– Логично, – сказал я. – Будет очень удивительно, если рецепт еще и работает, а не относится к тем фантастическим выдумкам Уины, из-за которых Старик так любил подтрунивать над увлечением жены. Будешь пробовать?

– Да вот еще!.. Зачем мне со зверями разговаривать, я и с людьми-то не умею. Да и где достать сок под такое дело, это лет двести назад пошел в лес, нашел дерево… ну или у друидов попросил, а сейчас каждая капля под контролем, не достанешь. Тут гораздо интереснее вещи есть, и если хотя бы половина работает не хуже мази от ожогов, то книжке такой – цены нет.

– Ты ее не выносила из дома? – Я встревоженно приподнялся. – Не знаю, можно ли вообще давать ее книги и настойки кому, Уина мне ничего не говорила, а вот про то, что нельзя выносить ее записи, – знаю. Я бы, может, и не запомнил, но один раз такой скандал был. Старик взял…

– Если честно, кажется мне, что очень твоя бабка была бы против посторонних рук. Такие вещи передаются в семье. От матери – дочери.

– Так у них два сына.

– А внучки?

– Сейчас есть, а тогда не было еще. Думаешь, стоит связаться и отдать?

– Давай, потом. Двадцать лет пролежала, если бы кому-то была нужна, то забрали бы. Знали же, что мать знахарка. Да в больших городах это уже никому не интересно давно – аптеки есть. А мне – интересно. Честно, давно так не увлекалась ничем, пожалуй, со времен летной школы.

– Ну, не знаю…

– Лежи, выздоравливай, я тебе жизнь спасла, так что имею право на часть наследства твоих стариков.

Кана говорила шутливо, но мне показалось, что по сути она права.

– Ладно, пускай. – Я улыбнулся. – Мне сейчас так явно показалось, что если дух Уины где-то здесь еще витает, то он доволен. Но книгу и все остальное из ее комнаты за пределы дома не выноси, хорошо?

– Договорились.

– И… – Я замялся. – Прости меня еще раз за все это глупое приключение с катамараном, я завелся из-за того, что загадал свое, а тебя вовлек, хотя надо было не рисковать, а плыть обратно, потом бы с воздуха нашли спокойно. Есть же у тебя друзья на самолетах?.. Получается, из-за моих глупостей ты тоже рисковала жизнью, я сейчас вот трезвым взглядом смотрю, ведь могли погибнуть. Реально!

– Да вряд ли, конечно. Но… Ты не извиняйся больше. Я про друзей из клуба тоже думала, просто… Понимаешь, когда ты про знак говорил, то… Короче, уже с того момента мы бы не повернули. Потому что для меня тоже стало важным добраться до Альвиса без возвращения. Думаешь, ты один мастак знаки придумывать? Я тоже кое-что загадала. Если мы сможем докрутить до Альвиса сами, то… Кстати, это я должна извиняться. Мы на следующий день все вокруг облетали, но так твой катамаран и не нашли. Я еще, конечно, буду пробовать…

– Да ладно, он уже старый, куплю себе другой. С моторчиком на всякий случай.

– Хм, – Кана с удивлением посмотрела на меня. – Я бы так не смогла про Альвиса… Я думаю, что вернись мы тогда к берегу, то, может, и не нашелся бы он. Потерялся бы, что твой катамаран. Как подумаю об этом, так дурно становится. Я все-таки попробую еще поискать. Раз тебе не надо, то для себя, а то не успокоюсь.

– Понимаю. – Я кивнул, потому что действительно понимал, что она хочет сказать. Но почему-то был уверен, что безымянный катамаран не найдется. Мир любит разбрасываться символами, а именно такой знак был бы для Каны самым лучшим.

– О! Слышишь запах?! Побегу выключать, сейчас будет готов чудо-напиток из книжки твоей бабушки. Написано, что на раз ставит на ноги хоть убитого. – Кана вскочила и бросилась вниз.

– Так я уже не убитый! – крикнул ей вслед. – У меня такое настроение боевое, что готов хоть снова крутить педали… Ну, может, преувеличиваю немного, – добавил уже тихо, тем более что Кана все равно не слышала, гремела чем-то на кухне. – Боюсь, что еще месяц не заставлю себя поехать за новым катамараном.

На душе было и правда хорошо. Светло как-то. Давно уже не чувствовал себя так уютно дома.

Кана вернулась с подносом, на котором дымилась глиняная черепушка.

– Кани, знаешь мне сейчас так комфортно, будто и не болел, на душе словно поет кто-то, и жить хочется, потому что будущее расцвело. Ловишь образ? Мне так хорошо было только дома с родителями, да еще иногда тут, когда старики были живы.

– Про будущее понимаю. Это когда оно кажется надежным, безоблачным и очень приятным. Обещает радужные краски и приятные сюрпризы. Это знакомо, но чем старше, тем реже ловлю такие ощущения.

– Я тут подумал, что есть две причины, почему мне так хорошо сейчас. Одна – это ты, но это я говорю, потому что должен так сказать, но еще одна… Я заметил, что после болезни так бывает. Я раньше думал, зачем люди болеют, борются с какой-то заразой, которая зачем-то вообще, непонятно, а сейчас вдруг придумал, пока ты вниз ходила: болезни специально для того, чтобы человек после них хоть ненадолго вновь увидел, как жизнь прекрасна, увидел эти радужные цвета и свет, которые мы почему-то разучаемся видеть с возрастом. Ребенок же просыпается и для него каждое утро – это надежды и радость открытий, а мы… Но мир-то не изменился, это мы привыкаем к чуду. Вот для того и болезни, чтобы проваляться день или два в бреду и с температурой, а потом вдруг очнуться и снова увидеть мир новым и блестящим.

– Хм, не знаю, не знаю… – Кана сосредоточенно дула на черепок с напитком, явно считая в уме. – Так, одиннадцать раз, потом ладонью вот так махнуть три раза. И сказать: «горечь, горечь, приходи, силой стань и подними». Все, пей!

– Может, не надо, – сказал я, услышав про горечь. Кое-что из настоек Уины я пил. – Я в самом деле себя чувствую как заново родился!

– Пей!

– Вот ведь, Уины номер два мне только не хватало, – буркнул я, но черепок взял. – Будешь часто приставать, буду звать тебя Куина.

И выпил.

Горечь пришла. Заговор сработал. Похоже, даже слишком хорошо, призвав всю горечь острова в одну плошку.

Я выскочил из кровати и побежал вниз. Все, чего мне сейчас хотелось, это воды. Много холодной, чистой воды!

– Гляди-ка, и правда поднимает! – крикнула мне вдогонку Кана. А потом, видимо, допила остаток, потому что через мгновение тоже оказалась внизу.

Мы напились воды, а потом наелись. Энергии было столько, что неудержимо тянуло прыгать и бегать. Но на улицу не хотелось, – полдень. А солнца мне не захочется как минимум столько же, как и нового катамарана. Кане, думаю, тоже. Поэтому мы за два часа съели все, что оставалось в доме. Я так не объедался уже лет десять. Еда чуть добавила веса, скакать расхотелось, и мы полезли обратно в спальню.

– Уф! Класс! – прокомментировала Кана. – Книга работает. Я тут у тебя буду зависать какое-то время, хорошо? Раз книжку нельзя с собой взять.

– Зависай. Мне приятно, что ты чем-то увлеклась.

– Очень интересно. Я пока простые рецепты пробую. Аккуратная у тебя бабка была, в ее комнате все так разложено, подписано, словно музей, а не знахарская кладовка. По полочкам, по коробочкам, баночкам. Мечта хозяйки! Запас чашек из глины. Палочки, всякие, ложки самодельные… Где сейчас такие взять? А без них нужное варево не сделаешь, посуда – важный ингредиент зелья, как я поняла. Хотя попробую в обычной стальной, вдруг неправда.

– Чашки она тоже сама лепила. Приносила глину откуда-то из глубины острова и во дворе крутила, гончарное колесо до сих пор стоит. Потом там же во дворе сушила на солнце. Обидно будет, если всякие такие вещи тоже важны.

– Почему?

– Там же не только чашки, но и ложки для перемешивания специальные, из разной древесины, по-разному обработанные, венчики из разных трав сушеных… Если все это имеет значение, то как кончатся запасы, то и не сделаешь уже ничего. Потому что записей, как инвентарь делать, она не вела.

– Есть такое. В рецептах просто так и пишется: «…подготовленные и ошпаренные кипятком ингредиенты нагревать в ступке номер четыре помешивая венчиком номер восемь». Ну да ничего, разберемся. Да и запасов каждого номера там… Запасливая старушка была.

– Скорее, практичная. Не любила отвлекаться «на нудятину» – это она так называла необходимость делать инвентарь. Уина любила придумывать, изобретать новые рецепты, а то, что на каждую новинку уходила уйма посуды и прочего, ее раздражало. Вот она и «стряпала» с запасом. Если уж тратила день на черепок номер пять, то уж столько этих номеров пять лежало, что по двору не пройдешь.

– Интересно тут у тебя было.

– Да, наверное, даже немного жалко, что я не придавал значения работе Уины. Мне передалось отношение Старика, который подтрунивал над женой все время. Да и учился я у него, тот тоже мастером своего дела был. Без него мои поделки вообще никому не нужны были б. Так бы и делал одни доски для серфинга… Мне почему-то очень приятно, что ты увлеклась и будешь заниматься тут у меня.

– Да, пока нового почти-мужа не найду, буду часто заглядывать.

– Здорово!

– А ты чем сейчас займешься?

– Буду потихоньку продолжать работать. Пока болел, несколько идей интересных появилось, да и «птичий дом» хочу закончить вырезать. Сейчас Тара ушла, так что досок, – это моя «нудятина», – можно будет меньше делать.

– Подожди, а как же Знак?! Зря мы с тобой что ли жарились и педали крутили?

– А что?

– Ну, я думала, ты сейчас займешься поиском жены, полностью все силы на это направишь, а ты собрался работать, как ни в чем не бывало!

– А как тут силы прикладывать? – Я удивленно посмотрел на Кану. – В работе – понятно. Если дурака валять, то одну доску за неделю или две делаешь, а если напрячься по-настоящему, то и за день можно. А как в поиске напрягаться?.. Я решение принял. Все, дальше время решает. Как только попадется любая женщина, которая согласится на настоящий брак, так и будем…

– Ну ты даешь! Прямолинейно и тупо, как баран в ворота. – Кана возмущено фыркнула. – Так ты до скончания века будешь сидеть и вырезать свои игрушки! И это в лучшем случае. В худшем: долбанешься в такие ворота, что лоб разобьешь.

– Что-то я не улавливаю образ… – обиделся я.

– И не надо. Ты помнишь наше плавание? Вначале мы тупо плыли к цели, рассчитывая только на силу. Получилось?.. Нет. Потом остановились и разобрались. Так вот, разве не символизирует то, что мы не прямо ехали, как раз необходимость действовать умно, гибко, а не ломиться напролом, как…

– Может и символизирует, но как искать-то?..

– Да хоть через сеть попробовать. Но уж точно не сидеть и ждать!

– Сеть? Мне почти-сын что-то про нее рассказывал. Он все компьютер просил купить, но я компьютеры не люблю. Игрушки эти… Только время и жизнь из человека высасывают, а взамен ничего не дают.

– Давно не обязателен компьютер для сети. У тебя ж экран есть?.. Ну, вот, сейчас к нему можно подключить сеть. Запросто.

– Не помню я, что это, зачем?

– Это такая штука… Как бы тебе объяснить? Ее эти… которые не из семей, придумали. Все говорят, что слияние матриц – анахронизм, а ведь не хватает, раз подобия технические придумывают. Короче, сеть – это что-то вроде замены слияния матриц, только глобальное. Сеть связывает всех подключенных к ней. И там можно все что угодно найти. Множество людей со всего мира, все возможные хобби и увлечения, новости…

– Так новости и так по экрану идут пять раз в день.

– Да нет, в сети там сам ищешь, а экран готовые дает. В общем, нам все это не надо. Даже не знаю, как объяснить, показать бы. Я последних нескольких своих почти-мужей по сети нашла. Там здорово. Я тебя подключу. А потом покажу.

– Как скажешь. – Я пожал плечами. Вдохновения идея Каны у меня не вызвала. Как и агитации почти-сына, которых пришлось выслушать немало. Но мне нравилось, что Кана рядом, и что ее глаза горят. Пусть подключает, варит зелья и отдыхает от своих почти-мужей. Может, тоже решится с ними завязать. Я знал, что она в глубине души мечтает о семье, как и любой из наших. Вслух я ничего такого говорить не решался, деликатная тема, но вот образы посылал регулярно. Каждый раз, когда мы встречались. Но что-то никак пока…

– Вот и здорово! – обрадовалась Кана. – Все, я тебе буду помогать, а там, если у тебя получится, глядишь, и сама решусь…

Я рассмеялся. Мне показалось, что я уже догадался, о чем загадала Кана там, в море.

11

– Уютно тут у тебя, – сказал Килан.

Я огляделся. И правда, не замечал. Да и не надолго это. Я в этой комнате не был, как Тара ушла. Она любила порядок и практичный комфорт, который Килан по ошибке назвал «уютом».

Килана прислала Кана. Это был ее бывший почти-муж, причем, не просто бывший, а очень давно бывший. Мужчина слегка тяжелый… Впрочем, что я говорю, словно меня кто-то слышит. Просто жирный. Не знаю, давно ли, но похудеть бы ему не помешало. Едва ж ходит. Принес сумку с разной мелкой электроникой, а запыхался, словно большой ящик непросушенной древесины из леса припер.

– К этому экрану цеплять? – зачем-то уточнил Килан, хотя другого в комнате не было.

Я кивнул. Неприязнь какая-то дурацкая, нормальный же мужик, хоть наверняка и не из семьи. Профессионал высокого класса, если верить Кане. Что ж так напрягает?

Килан вынул из пакета небольшую черную коробку и любовно обтер, за одним вытягивая клубок проводов. «Словно дохлые змеи», – подумалось мне, и настроение совсем пропало. Не люблю, когда люди не нравятся. Чувствуешь себя каким-то уродом, в котором где-то глубоко сидит непонятный анализатор непонятно чего, и этот анализатор периодически включается и без всяких видимых причин вдруг сообщает, что вот он тебе не нравится, и так настырно сообщает, что никуда не денешься. Конечно, тот же самый анализатор иногда сообщает и другое, внушает симпатию, которая тоже неизвестно откуда и почему берется. Но у меня такое ощущение, что раньше он чаще на симпатию работал, а вот последние лет десять все больше неприязнь выдавливает. Тара говорила, что это из-за моего отшельничества. Что я только со своими деревяшками дома все время сижу да на катамаране вокруг острова плаваю. А надо ходить в гости, на вечеринки, людей видеть и чувствовать, тогда все будут милы, пока они милы, и противны, когда противны. И анализатор этот будет сидеть глубоко и тихо, пока его не спросят.

Может, она и права.

Килан какое-то время возился молча, разглядывая заднюю панель моего экрана и сверяясь с документацией своей коробочки. Потом сказал «ага» и занялся распутыванием проводов. Работа, видимо, не требовала интеллектуального напряжения, поэтому Килан счел необходимым развлекать клиента светской беседой.

– Значит, это ты сейчас у Каны муж?

– С чего это? – Меня передернуло. Почти-мужа называют мужем только интернатовские. Значит, точно не из семьи, хотя кто бы сомневался, по нему же видно, ему лет шестьдесят всего, а выглядит хуже, чем мой Старик в двести. Не хуже, вернее, а поношеннее что ли.

– А разве нет? – Он оторвался от проводов и удивленно глянул на меня. – А что она тогда так… У женщин же глаза по-особому горят, когда они про своих мужчин говорят. Я подумал…

– Мы друзья детства, – сказал я почти правду. Мы и в самом деле почти детьми были, когда познакомились.

– Понятно. – Кивнул он и вернулся к работе. – Хорошая она, но чокнутая немного, как и все из семей. Ты в курсе, что она из этих?.. Сейчас уже не говорят, а когда мы с ней жили, то не скрывали еще.

Вот идиот, неужели можно быть настолько тупым, чтобы не сообразить: если мы «друзья детства», то скорее всего, оба из семей.

– В самом деле? – процедил я максимально нейтрально. К счастью, Килан был уже весь в разъемах и переходниках, поэтому не посмотрел на мое лицо.

– Ага, я после нее первым делом у девушки узнаю, не из семьи ли она, чтобы больше не нарваться. Ты не подумай, я ничего против традиций не имею, но у всех семейных девчонок внутри сидит ген что ли какой. Вначале и не заметно ничего, а потом начинает такое вылазить… И ты вдруг понимаешь, что и у тебя самого вылазит нечто давнее и глубокое, и пугаешься так, что бежишь словно…

– В давние времена обычно женщины бежали от мужчин, когда чувствовали это «нечто», – сказал я, безуспешно стараясь скрыть сарказм.

– Ну да, ну да… – пробормотал Килан, что-то внимательно изучая в инструкции. – Вот я и говорю, что теперь живу только с теми, кто изучал и принял осознанное одиночество. После Каны так решил. И правильно сделал, хотя иногда вспоминаю наш месяц вместе… Не поверишь, но ни с кем больше не вспоминаю, а…

– Страх усиливает запоминание.

– Хм, думаешь? – Он закончил возню, повесил экран на место и посмотрел на меня. – Может, ты и прав, отношения те были приправлены… не страхом, конечно, ощущением опасности, приключения, боязни слияния и какого-то подсознательного…

Он замялся, а я попробовал подсказать:

– …подсознательного желания слиться.

– Хм?.. А ведь может ты и прав! Самое сладкое желание – это то, которого и хочешь, и боишься. Я ж говорил, нечто из глубины. Но снова я бы такой пытки, хоть и сладострастной, не хотел… Короче, тут я все доделал, завтра привезу спутниковую «тарелку», закреплю снаружи и будет у тебя вполне сносная сеть. Контракт тоже завтра привезу. Какой нужен?

– Контракт?

– Доступ в сеть бывает безлимитный и по трафику. Первый – очень дорогой, особенно через «тарелку», так что для начала рекомендую взять контракт с лимитом по трафику и разобраться, нужна ли тебе вообще сеть и в каких объемах. Хотя… Первый месяц как раз лучше брать безлимитный тариф, так как вначале опыта мало и можно от незнания таких объемов накачать! Но тут на островах полный безлимит совсем уж нереальных денег стоит. Так что советую контракт с ограничением трафика и обязательной блокировкой счета после использования нормы. Иначе можно влететь.

– Выбери сам с учетом своего опыта. Я ничего не понял из того, что ты только что сказал. Даже слова такого не знаю – «тр-рафик». Что оно означает?

– Может, ты и прав. Выберу сам. Трафик – это ограничение, объем чего-либо, который ты сможешь получать за единицу времени. В сети трафик – это объем информации, которую можно получить за месяц. Чем дороже контракт, тем больше объем информации. Но вообще сейчас это слово как только не склоняют. Читал роман «Трафик любви»?

– Нет. Чей?

– Э… Как же автор? У меня жена зачитывается. Я тоже прочитал. Здорово пишет. А! Тана Водопад. Точно. «Трафик любви» Таны Водопад.

– Чей роман?! Таны?! Не может быть, нет у нее такого романа.

Мы с Тарой перечитали все ее книги. Все три. «Белый зов» про одного человека, он родился со способностью генерировать желание, которое слышали все люди на земле и невольно начинали делать все, чтобы это желание исполнилось. И получалось, что весь мир крутился вокруг этого мутанта. И сам герой понял это где-то к подростковому возрасту. Начал пользоваться, но потом изменился, и в конце перестал генерировать свой зов, чтобы люди могли быть сами по себе, а не кусочками его желаний. И он очень трудно шел к этому. Роман – просто супер, я его два раза перечитывал. И название такое хитрое, не каждый поймет. А я понял: «Белый зов» – намекает на «белый шум». То есть… А еще роман «Защити свою любовь». Не такой здоровский, как «Белый зов», немного женский, Тара от него без ума, а мне не очень, хотя увлекательно. И третий роман, самый новый, год назад его купил, сразу две книжки. Для себя и Тары, чтобы не ссориться вечером, кто будет читать. Мы всегда перед сном читали. Первый и последний раз я покупал две одинаковые книжки сразу. Это о многом говорит! Третий роман тоже ни про какой не про трафик, так что я уверенно повторил:

– Нет у нее такого романа!

– Может, ты и пра… – начал свою присказку Килан, которая меня уже стала раздражать, но не договорил. – Как же нет, я его на днях читать закончил. Точно тебе говорю, Тана Водопад. И именно «Трафик любви».

– Я все ее романы читал. И каждый раз, когда езжу на главный остров в книжный, то всегда спрашиваю, нет ли чего нового у Таны. А был я там всего месяц назад.

– Месяц?! Тогда понятно. Он же всего неделю назад вышел.

– Как неделю? И как же ты его прочитал? До нас новинки полгода идут…

– А сеть на что? В сети прочитал. На следующий же день после выхода для жены скачал, она за три дня проглотила, потом меня заставила.

– В смысле? В этой вашей сети не только знакомства и игры? И книжки есть?..

Килан рассмеялся.

– Приятель, тебя ждут такие открытия, что мне даже завидно! Есть книжки.

– И я тоже могу прочитать новый роман Таны не дожидаясь пока его завезут в наш тормозной книжный?! А это сильно дороже, чем подождать и книжку купить?

– Ну, как тебе сказать… – Килан молчал-молчал, словно сдерживаясь, а потом почему-то расхохотался. – Ладно, я тебе потом покажу, как до конца работу доделаю.

Я по-настоящему заинтересовался. Боюсь, это было видно даже со стороны. Если честно, то вся эта идея Каны с сетью мне была не понятна и не особо интересна. Чем она поможет в моем поиски жены и семьи? Но вот теперь мне захотелось побыстрее узнать, что это за штука такая, которая позволяет увидеть новый роман любимого писателя еще до того, как про него рассказали по экрану и в газетах!

– Килан, а ты можешь сегодня же подключить и показать? – спросил я.

– Вот, другое дело! А то даже как-то обидно видеть настолько кислую мину клиента, когда ему сеть подключаю. Вернее, даже не обидно, а непривычно. Сейчас нормально стало – глаза горят, а руки сами хотят погрузиться в трясинку.

– Куда?

– Манипулятор для сети. Его все называют трясинкой.

– Потому что затягивает? – поделился я крохами своих знаний о сети, почерпнутых из вечно недовольной прессы.

– Хм, может ты и прав… Но вообще-то, думаю, из-за того, что манипулятор похож на маленькое болотце. Сам увидишь.

– Сможешь сегодня до вечера подключить? Еще даже не обед!

– Теоретически, можно и сегодня. Только тогда доплата нужна. За срочность. Извини. Это ж надо опять с транспортом передоговариваться и с продавцом «тарелки», беготня опять же, контракт выбирать…

– Без проблем, сколько?

Он сказал.

Я полез наверх и обнаружил, что денег у меня нет. Тара забрала всю наличку вместе со своей косметикой.

– Слушай, Килан, – я спустился вниз и прошел в мастерскую, – у меня деньги кончились. Возьмешь работой?

– О, давай! Слышал, ты хороший мастер по дереву.

Я смотрел на полки с игрушками. Наконец выбрал медведя размером в ладонь. Очень редкое дерево, которое словно само разогревается изнутри при трении. Говорят, если держать брусочек такой древесины в руке и все время поглаживать, то нервы успокаиваются. Словно в транс входишь. А я еще сделал медведя стилизовано, без острых частей, все закруглил и не покрасил, чтобы и красиво, и тереть можно было. Одним словом, дорогая игрушка. Они у меня нарасхват идут. И не только туристы покупают, но и местные – это повод для особой гордости.

Подкинул медведя на руке, потом подошел к стене и с неприятной мне самому ухмылкой взял одну из досок для серфинга. Красивую, большую, раскрашенную как попугай.

Пошел обратно в комнату.

– Выбирай! – Я положил на стол доску, а рядом поставил маленького и невзрачного медведя. Уверен, что этот тип выберет дурацкую доску, которую я сделал за день, а не медведя, на которого потратил две недели. Вот ведь, опять эта неприязнь изнутри лезет, хоть плачь!

Килан взял доску, хмыкнул и аккуратно водрузил на место, потом положил медведя на ладонь и стал рассматривать.

– Супер! Такая тонкая резьба, на морде даже словно эмоции видны. А сзади! Ничего себе! Тут же каждая шерстинка выдавлена и сглажена. Это ж, наверное, как в руке держать приятно… – Он обхватил медведя и непроизвольно стал тереть так, словно прочитал инструкцию к игрушке. – Беру его, однозначно. А эта работа точно не дороже стоит, чем я тебе сказал в монетах?..

Я прикинул в уме. Дороже, раза в четыре. Или пять.

– Да нет, в самый раз, – сказал я и в первый раз улыбнулся вполне искренне. – Рад, что понравилось, приятно встретить ценителя.

Все-таки, он, пожалуй, не такой уж и неприятный тип. Даже не знаю, чего я взъелся с утра. Ладно, пусть переплата будет за дурные мыли…