Текст книги "Место действия – Южный Ливан"

Максим Михайлов
Место действия – Южный Ливан

Е2-Е4. Ход первый

Беспилотник появился над границей, сверкнув серебром фюзеляжа в последних лучах красного валящегося за горизонт солнца. Точно по графику, так же как вчера, позавчера и неделю назад. Евреи народ пунктуальный и дисциплинированный, по крайней мере, те из них, которых здесь называют сабра – коренные израильтяне, а именно они пока что правят бал на основных командных должностях в армии и у пограничников. Поди, пустили бы к рулю бывших соотечественников из СССР и обновленной России, и беспилотник шлялся бы над линией как бог на душу положит, то-то пришлось бы попрыгать, его маршруты вычисляя, а так, любо-дорого, только своевременно на часы глянуть, да укрыться специальной хитрой накидочкой с теплоизолятором, чтобы с серебристой точки-самолетика не засекли тепловизором. Хоть и по свою сторону границы, а лишнюю активность в секторе предстоящей операции демонстрировать, никакого резона нет. Нечего без надобности дразнить гусей, мы не гордые и мородой вниз полежать можем, благо не долго. Беспилотник проходит зону за каких-то пару минут, специально засекали, консультировались у специалистов… Вот, пожалуй, и все… Волк не откидывая прикрывающего его маскировочного полога подтянул к лицу левую руку, глянул на покрытые светящимся составом стрелки массивного хронометра, дождался пока секундная отсчитала контрольный круг, после расчетного времени пролета и осторожно поднял голову, осматриваясь.

Беспилотника видно не было, значит ушел себе дальше вдоль линии. Это было хорошим знаком, если бы ведущий самолет оператор углядел поступивший с его борта тревожный сигнал, наверняка, заставил бы "птичку" пройтись еще пару раз над подозрительным местом. А так выходит не засек ничего вредный. То-то же, на технику надейся, а сам не плошай! А то ишь развелось по ту сторону границы любителей легкой жизни – построили забор с сигнализацией, натыкали камер и датчиков, пустили напичканный аппаратурой слежения беспилотник и решили, что теперь можно спать спокойно. Нет, ребятишки, хрен вы угадали, техника она железо и не больше, главное люди. Человек, он всегда похитрее любой железной хреновины будет…

Технику Волк недолюбливал, можно сказать даже испытывал к ней непреходящее отвращение и на этом основании любой агрегат сложнее электрочайника считал врагом рода человеческого. Не любил и людей, которые разбирались в китайской грамоте диодов, микриков, проводков и прочего говна, что в изобилии встречалось в загадочных внутренностях телевизоров, магнитофонов, а в последнее время даже утюгов и пылесосов. Лично его все эти штучки и деталюшки постоянно погружали в уныние, оттого и человека, с удовольствием возящегося с этой хренью и даже порой удачно ее налаживающего, Волк подсознательно относил к разряду людей себе противоположных, то есть пронырливых, хитрых и по мелочи подловатых. Надо сказать, ошибался при этом редко. Взять хоть вчерашнего спеца. Тоже мне, прислали прыща на ровном месте – технического консультанта. Несуразный маленький человечек с непропорционально большой головой, на котором камуфляжный комбинезон смотрелся как недоразумение, обильно потел и поминутно шмыгал носом. Надо было видеть, как его трясло, когда они еще только подходили к линии. Никакие уговоры не могли успокоить этого технического гения, сколько Волк не объяснял ему, что группа находится на суверенной ливанской территории и бояться здесь абсолютно нечего. А евреи, даже если обнаружат их, все равно ничего не сделают, до тех пор, пока они не полезли через ограждение, или, как вариант, не начали готовить к запуску "катюшу". Нет, никакая логика прикомандированного не брала, техник просто сочился страхом, вонял им, далеко распространяя в удушливом летнем мареве противный кисловатый запах.

Волк всегда узнавал страх по запаху, еще с раннего детства, проведенного в бурлящей войной молодежных банд Казани, он безошибочно мог сказать боится ли стоящий рядом человек. Даже те, кто безупречно держал маску храбреца все равно источали этот режущий ноздри душок, кто сильнее, кто слабее, и Волк еще с тех пор научился отличать истинную смелость от наносной, играемой на публику. Так вот, прибывший из Бинт-Джебейля техник, страхом просто смердел, забивая все остальные запахи, покрытых разнотравьем ливанских холмов вдоль границы. Но дело свое маленький человечек меж тем знал туго, не больше часа ему понадобилось на то, чтобы, обследовав периметр забора выдать свое заключение. Для Волка оно прозвучало китайской грамотой, что-то про кабельные вибрационные системы, расположенные на самом заборе и радиоволновые в земле за ним… Сам черт ногу сломит, опять китайская грамота, а практической ценности, понятно, никакой… Однако Фашист слушал внимательно, иногда со знанием дела кивал головой, вставлял в путанную речь спеца уточняющие вопросы, в конце-концов хлопнул его по плечу и просветлев лицом обернулся к Волку. "Есть контакт, дело будет!" – сказал по-русски. Будто бы Волк сомневался, что дело в любом случае будет! Что до него, он обошелся бы и без этого прыща из технического подразделения, тупо вырезал бы проход в заборе и рванул путая следы в глубь чужой территории, пока пройдет сработка, пока прибудет на место тревожная группа, пусть потом ищут ветра в поле… Но раз командованию наверху хочется провести акцию тихо, что ж, он не против… Опять же, если Фашист согласен с техником и даже вместе с ним прикопал возле забора какой-то хитрый ящичек с электронной начинкой… Генератор наведенного поля, так кажется…

Фашисту Волк доверял, как-никак не одну передрягу вместе пережили, знали друг друга, как облупленных, уверены были, что товарищ не подведет, не бросит… Редкая эта по нынешним временам уверенность, дорогого она стоит, уж больно сучьи порядки в теперешней жизни подлой. Попробуй, найди человека, на которого в любой ситуации опереться можно… Тяжело это. Но коли уж получилось, значит, повезло тебе по крупной. Беречь такое надо, хранить… Волк и хранил. Хоть Фашист и младше его лет на десять, и школу прошел по жизни совсем другую, не шпанинскую и армейскую, что маячила за плечами у Волка, а уж скорее элитную, предназначенную для золотой московской молодежи, с игрой на скрипке, иностранными языками и бальными танцами, и, казалось бы, не было у них ничего общего и быть не могло. А вот, поди же ты, сошлись, притерлись и уже давно работали в паре, составляя боевую группу Аппарата центральной национальной безопасности Хизбаллы, известную лично его руководителю шейху Халилю и чрезвычайно им ценимую, несмотря на то, что в ядро группы входил неверный, не желавший даже и думать о принятии ислама, хоть и намекали не раз, более чем прозрачно. Неверным был как раз Фашист, сам Волк стал мусульманином давно, не совсем по своей воле, но в силу обстоятельств непреодолимой силы, о которых не любил вспоминать и никогда никому не рассказывал.

Еще двоих членов группы Волк для краткости звал Абдами, а чтобы не путать меж собой: Абд-1 и Абд-2. В выборе личных позывных для двух молодых ливанских парней, пришедших в группу из спецподразделения небезызвестной бригады "Исламбули", вплотную поучаствовал образованный Фашист, чешущий на арабском языке, не хуже, чем на родном. Именно он объяснил Волку, что означают имена Абдрахман и Абдрахим, которые изначально носили бывшие шахиды. До этого момента Волк, даром, что уже несколько лет как правоверный, и не подозревал о существовании девяноста девяти прекрасных имен Аллаха, среди которых ар-Рахман – Милостивый и ар-Рахим – Милосердный. А добавленная впереди частица абд, означает, как оказалось, всего лишь раб. То бишь раб Аллаха Милостивого и раб Аллаха Милосердного. Такая вот расшифровка. "Только Аллаха приплести в наши погоняла еще осталось! – возмутился в тот раз Волк. – Мало того, что и так черти уже сковородку для нас с тобой подсолнечным маслом поливают, так теперь еще и в мусульманском аду, какие-нибудь ифриты, встрепенуться, еще выдачи потребуют за оскорбление монаршей особы! Нет уж, пусть будут просто абды, раз им так уж хочется, но без лишних уточнений!" Фашист промолчал, лишь по всегдашнему обыкновению растянул в тонкой змеиной улыбке сжатые в нитку губы. С тех пор и пошло: Абд-1, Абд-2, а иногда просто: Первый, Второй. Проявляя свойственное арабам философское долготерпение, сами ливанцы никак своего отношения к новым именам не выказали, приняв их со стоическим равнодушием.

Окончательно убедившись, что беспилотник ушел и возвращаться не думает, Волк тихонько свистнул, оповещая остальных о том, что опасность миновала. Тут же в трех метрах от него шевельнулась запорошенная красноватой пылью земля, вздыбилась, выпуская наверх взъерошенную голову с зеленой повязкой вокруг лба, измазанное камуфляжной краской лицо повернулось к Волку. Фашист заговорщицки подмигнул левым глазом и вопросительно мотнул головой в сторону неба.

– Ушел, – хриплым шепотом выдохнул Волк в ответ на немой вопрос. – Похоже, пронесло…

– Тебя бы так пронесло, – скорчив уморительную рожу, не преминул пошутить Фашист.

Вид его в тот момент был настолько комичен, что Волк не смог удержаться от короткого лающего смешка, тут же поймав на себе удивленные взгляды обоих Абдов, вынырнувших из-под маскировочных накидок рядом. Абды по-русски не рубили абсолютно, потому оценить игру слов естественно не могли, но на всякий случай тоже хихикнули, щеря в ухмылках свои смуглые рожи.

Волк вновь глянул на циферблат часов, солнце уже наполовину скрылось за грядой зеленых холмов на горизонте, до наступления полной темноты оставалось часа полтора не больше. Похоже, пора. Он подтверждающее кивнул вопросительно покосившемуся на него Фашисту. Тот что-то гортанное выдал обоим Абдам, заставив их вновь нырнуть под накидки, потом завозился, вытягивая на свет зеленый ящичек, чем-то напоминающий подрывную машинку. В довершение ассоциации на корпусе имелась ручка запуска, как на полевом телефоне и огромная зеленая кнопка с лампочкой над ней. Волк тяжело вздохнул, наблюдая за этими приготовлениями, действия группы вступали именно в ту фазу, в которой он был напрочь неуверен. Теперь все зависело от того, правильно ли рассчитал привезенный из Бинт-Джебейля спец. Фашист украдкой, чтобы не видели Абды, перекрестился и с силой крутанул ручку, лампочка над кнопкой замигала неуверенным красным огоньком. Еще несколько оборотов и большой палец с тщательно подстриженным ногтем, торчащий из обрезанной кожаной перчатки надавил кнопку. Мигание тут же прекратилось, теперь лампочка горела ровным красным светом.

– Двадцать минут, – коротко произнес Фашист, обернувшись к Волку.

– Ну-ну, – пробурчал тот в ответ, привычно засекая время.

Следующие пятнадцать минут они молча лежали, всматриваясь в протянувшийся вдоль линии трехметровый забор из сетки "рабица" со спиралью "егозы" наверху. Позади этого забора виднелась перепаханная контрольно-следовая полоса. Где-то вдоль нее тянулись два подземных кабеля волновой сигнализации, создающие между собой электромагнитное поле. Когда в окрестностях появлялось тело с диэлектрической, или магнитной проницаемостью, отличной от проницаемости свободного пространства, поле искажалось, искажение детектировалось и проверялось специальным анализатором, и если оно превышало некое пороговое значение, формировался сигнал тревоги. Так объяснял давешний спец, причем, когда он говорил об этом, то настолько увлекался, что даже сочившийся из всех его пор запах страха куда-то пропадал, совершенно растворяясь в воздухе. По его словам, обмануть такую сигнализацию совсем не сложно, слишком чувствительна она к различным изменениям, слишком точной калибровки требует. Зарытый прямо у ограждения им и Фашистом генератор, гарантированно должен был забить ее электромагнитное поле такими помехами, что оператору сидящему где-то на заставе за пультом покажется, будто на контрольно-следовой полосе как минимум резвиться стадо слонов, ну или проводит маневры танковая рота. Перенастроить постоянно вопящую сигнализацию ночью никто не сможет, наверняка, оставят это дело до утра, отключив от греха охранный пульт. Оператор ведь тоже живой человек и вряд ли выдержит несколько часов непрекращающегося тревожного рева прямо в ухо. На этом и строился весь расчет. Преодолеть вибрационную сигнализацию самого забора, для подготовленного диверсанта не составляло труда, тут просто достаточно не касаться его поверхности, избегая лишних вибраций, и все проблемы решены. Непреодолимым охранный рубеж делала исключительно работа обоих типов сигналок в комплексе, отключение хотя бы одной из них сводило на нет весь эффект охраны.

До контрольного прибытия тревожной группы оставалось четыре минуты, Волк махнул рукой Фашисту, показывая, что пора вновь нырять под защитный полог присыпанных сверху землей и дерном накидок. Напарник дисциплинированно исчез, если бы Волк сам не видел в каком точно месте секунду назад торчала его голова, никогда бы не догадался, что совсем рядом с ним присыпанный мелкой ливанской пылью прячется человек. Что-что, а маскироваться на любой местности Фашист умел, хотя никогда не рассказывал, где постиг эту непростую науку. Равно как не распространялся и о том, где научился без промаха стрелять из любого стрелкового, сноровисто управляться с ПТУРами, ставить и самостоятельно мастерить фугасы, бесшумной змеей проскальзывать мимо вражеских секретов, путать следы, уходя от погони и прочим подобным навыкам и умениям отнюдь не свойственным единственному и любимому дитятку из семьи москвичей – профессоров искусствоведения. А кем были родители Фашиста, Волк знал совершенно точно, даже как-то был случай, видел семейное фото. Высокий благообразный джентльмен в строгом костюме-тройке казался сошедшим с пожелтевших фотографий начала прошлого века, настолько вид имел представительный и аристократичный, в каждой черточке строгого, чуть надменного лица так и читалась настоящая порода. Не просто порода, а именно ПОРОДА с большой буквы. При одном взгляде на него так и лезли навязчиво в голову пышные обороты давно канувшего в Лету монархического режима, типа "ваше высокоблагородие" и "милостиво повелеть соизволил". При этом, фамильное сходство с Фашистом, несомненно, проглядывало, хотя напарнику явно не хватало, вот этой монументальной уверенности в собственной значимости, светящегося в глазах непререкаемого превосходства над окружающими. А так многие черты были вполне узнаваемы. Женщина, легко опершаяся на руку мужчины, лишь оттеняла его, она просто присутствовала на снимке, как необходимая деталь антуража, и как короля играет свита, так и она только дополняла запечатленного на фото блистательного супруга. Сейчас Волк поймал себя на том, что даже не может припомнить ее лица, в памяти осталось лишь неясное ощущение гибкости легкой худощавой фигуры, что-то вроде тонкого вьюна обвивающего кряжистый ствол векового дуба. Почему-то у него родились именно такие ассоциации.

О родителях Фашист говорил много и охотно. А Волк любил слушать эти истории, погружаясь на досуге в реалии совершенно незнакомого ему, недоступного и прекрасного мира аристократического высшего света, удивляясь и восторгаясь тем, что для рассказчика было понятным и привычным. Но больше всего его поражало то, что получивший блестящее образование Фашист, имевший все возможности для карьеры в мире больших денег и дорогих пиджаков, вдруг по непонятным причинам оказался здесь, среди боевиков "Хизбаллы". Там, куда самого Волка привела попытка спасти свою жизнь ценой чужой и дикое, просто животное желание вырваться из постоянной нужды, всегда шедшей рядом с ним по жизни. Все чего пытался достичь Волк, ползая под пулями израильтян по приграничью, Фашист имел от рождения. Так спрашивается, какого же тогда хрена? Однако на эту тему напарник говорить отказывался наотрез. Еще и это прозвище, оно ведь тоже появилось не просто так, он сам так назвался при знакомстве. А когда удивленный Волк поинтересовался причиной получения столь одиозного позывного, лишь улыбнулся своей фирменной змеиной улыбкой, не разжимая губ, и сообщил, не вдаваясь в подробности: "А я на самом деле фашист, самый настоящий". Уточнять, чтобы это значило, Волк не стал. Да ему в принципе, тогда и не было до этого дела, он воспринимал знакомство, чисто утилитарно – знаем, как друг к другу обращаться и ладно, сделаем дело и разбежимся, как говорится, бабки получили, а потом жопа к жопе и кто дальше прыгнет. Однако вышло все по-другому, не так, как думалось, и вот уже второй год их дорожки сплетены между собой в тугую косу, такую, что не расплести и не разъединить, не разорвав.

Тяжело вздохнув, Волк накинул себе на голову защитную накидку, оставив лишь небольшую, в ладонь шириной, щель между ее пологом и землей. Повозившись, извлек притороченный сбоку бинокль, старую артиллерийскую восьмикратку со специальными вставками из прозрачного зеленого пластика на окулярах. Они надежно погасят любой случайный луч заходящего солнца, не давая ему сверкнуть ярким бликом на стеклах. Тревожная группа прибудет не в том настроении, чтобы ее лишний раз дразнить, изображая из себя затаившегося на сопредельной стороне снайпера. Хоть и граница, а пальнуть все равно могут, нервы у всех на взводе. К тому же мирные соглашения по Южному Ливану реально существуют только у дипломатов на бумаге. У тех, кто далек от кондиционированного воздуха кабинетов послов и консулов, но близок к пропыленной, выжженной солнцем ливанской земле, по этому поводу совсем другое мнение, и огражденный забором с сигнализацией периметр здесь мало что меняет.

Тревожная группа подкатила с опозданием в полторы минуты, скрупулезно зафиксированным невидимыми наблюдателями по ту сторону границы. Два "хаммера" настороженно ползли по вьющейся вдоль контрольно-следовой полосы грунтовой дороге, будто принюхиваясь к земле. Шли, не торопясь, давая максимум километров тридцать в час, даже пыль, поднятая колесами, не вилась столбом за машинами, как обычно бывает при езде по пересохшей грунтовке, а степенно клубилась, оседая где-то на уровне покрытых броней крыльев колес. Волк знал, что "хаммеры" Израиль закупает в Штатах, но броню на них навешивает свою собственную, разработанную местными конструкторами. Видно считает, что еврею за еврейской броней воевать комфортнее и безопаснее. Вот только от выстрела из гранатомета она не спасает, точно так же, как штатовская, это ему тоже было известно абсолютно точно. Лично наблюдал, и не раз.

Дистанцию между собой машины выдерживали почти в сотню метров. "Грамотно, – мысленно одобрил невидимых водителей Волк. – Если бы мы махнули через забор, то поставить минную косу на подъездном пути, нам тоже времени хватило бы. Вот только обеспечить такой участок поражения не выйдет даже с помощью тяжелой инженерной техники, не то что вручную. Так что подорвать сразу обе машины, никакой возможности нет. Одна все равно останется неповрежденной и примет бой, по возможности выручая и прикрывая пострадавших товарищей. Умные, жизнь научила…". Он представил себе, как сейчас вертят головами, впиваясь глазами в перепаханную КСП сидящие внутри металлических коробок солдаты, как настороженно всматриваются в тянущийся по правую руку пограничный забор, выискивая пролом, отогнутую проволоку, или следы подкопа. Представил и злорадно ухмыльнулся: "Нет, жидята, на этот раз не все так просто!"

Вообще, в отличие от того же Фашиста, никакой особой ненависти к евреям Волк не испытывал. Даже удивлялся порой, когда натыкался на очередного оголтелого антисемита. Правда и общаться с представителями этой национальности особо близко ему не доводилось, так, было несколько шапочных знакомств, не произведших на него особого впечатления. Так что может быть, у него просто не было достаточно информации для анализа. Тем не менее, свое мнение по этому поводу наемник имел. Еврейский вопрос представлялся ему грандиозной мистификацией, явно высосанной кем-то из пальца. Ну, возможно, евреи хитрее и изворотливее по жизни, чем большинство обычных сограждан. Ну, может быть, лучше других умеют пристроиться на тепленькое место и, в силу некоей свойственной отнюдь не только им национальной взаимовыручки, тут же начинают тянуть вверх многочисленных единоверцев. Пусть так… Но обвинять их в неком всемирном заговоре с целью закабаления и порабощения всего остального человечества, наверняка, явная паранойя… Да и обобщать, огульно заявляя, что любой еврей это продувная бестия, озабоченная лишь тем, как бы нажиться на чужом горе, однозначно не правильно. Иначе кто бы сейчас сидел в ползущих за забором "хаммерх"? Или там сплошь одни ростовщики, да зубные техники? Ага, как же, эти ребята так при случае могут зубки вылечить, что больше никаких проблем с ними не будет, никогда, навечно. Уж он-то не раз прочувствовал на своей собственной шкуре, что евреи умеют не только торговать, протезировать зубы и играть на скрипке.

Так что никакой особой разницы между евреями и остальным населением земного шара Волк принципиально не видел. Почему же в таком случае он лежал сейчас под маскировочной накидкой, отслеживая, как тяжело переваливается на неровных колдобинах, проверяя ограждение поднятый по тревоге пограничный патруль? Ответ банален: не мы выбираем, в конечном счете, жизненные дороги, а дороги выбирают нас. Точно с таким же успехом родившийся в провинциальной российской глубинке Волк, мог бы сейчас сам трястись, изнывая от жары в железной коробке "хаммера". Все дело случая, ну и еще, конечно, деньги, куда же без них? И пока "Хизбалла" платит он остается по эту сторону забора, а то, что деньги, которыми с ним рассчитываются, получены от продажи наркотиков, в том числе и в его страну Волка трогало мало. Он вообще считал себя человеком без национальности, веры, семьи, друзей и прочих условностей обычно тяжким бременем ложащихся на человека и мешающих ему идти вперед по пути к жизненному успеху, который в его понимании измерялся все теми же зелеными бумажками с рожами американских президентов. Ведь, как известно, счастье не в деньгах, а в их количестве… Хотя нет, насчет друзей он, пожалуй, погорячился. Друзья у него были, точнее один друг – вжавшийся в землю под маскировочной накидкой Фашист.

Волк и сам не отдавал себе до конца отчета, насколько привязался к этому жилистому, обманчиво тонкокостному парню с умным интеллигентным лицом и несколько нарочитыми, отдающими снобизмом, аристократическими манерами. Они работали в паре уже второй год. А на войне, пусть даже необъявленной вялотекущей это очень большой срок. За это время человек помимо собственной воли полностью раскрывается, обнажая истинную свою суть. Нет, конечно, детали биографии, факты из прошлого, при желании всегда можно скрыть. Но вот это глубинное еще с Раскольникова живущее внутри: "Тварь я дрожащая, или право имею?" Оно прет наружу со страшной силой, и никакими артистическими способностями не скрыть человеку от боевых товарищей внутреннее свое содержание, то, настоящее, что в повседневной жизни мы старательно прячем, запихивая под придуманные маски и образы, боясь показать, выпустить наружу. Та самая суть, что составляет наше истинное естество, открыв которую мы пускаем человека в свой внутренний мир, становясь беззащитными и уязвимыми.

Так что если люди сходятся на войне в пограничных условиях каждодневной борьбы жизни и смерти, то это действительно судьба. Нет в такой дружбе места ни корысти, ни расчету, одно лишь таинственное и непредсказуемое сродство душ, таких разных и непохожих на первый взгляд и, тем не менее, тянущихся друг к другу. Так произошло и у Волка с Фашистом. Вначале вроде работали вместе лишь в рамках одной конкретной операции, а потом как-то незаметно сложился их постоянный тандем, удачный надо сказать, несмотря на явную разницу и в характерах, и в возрасте, и в мотивах побудивших обоих участвовать в этой странной войне… В отличие от Волка, Фашист был бойцом идейным, деньги его интересовали в последнюю очередь. Нет, конечно, никому их дарить он не собирался, но Волка при этом не оставляло ощущение, что перестань сейчас "хизбаллоны" вдруг платить его напарнику, тот все равно никуда отсюда не уедет, а придется, так еще и сам будет приплачивать за возможность безнаказанно стрелять в евреев. Уж очень сильно их Фашист ненавидел. Самих ливанцев, иранских инструкторов и всех прочих арабов он тоже недолюбливал, относился к ним свысока, презрительно и брезгливо, не стесняясь, порой демонстрировать это в открытую. Недолюбливал, но терпел, до поры, до времени… Терпел, потому что они давали ему возможность бороться с теми, кого он считал корнем всего мирового зла, с евреями…

"Хаммеры" меж тем пропылили мимо, удаляясь в сторону кибуца Зарьит, огни которого уже можно было смутно различить в закатной дымке, чуть дальше в западном направлении. Где-то там же, совсем рядом находилась контрольная точка пограничников номер сто пять, там располагался стационарный наблюдательный пост, и там "хаммеры" должны были по всем расчетам развернуться обратно. Наверняка у них есть специалист с приборами для полевой засечки точного места, вызвавшей срабатывание сигнализации магнитной аномалии, а генератор наведенного поля, врубленный Фашистом, исправно пашет и сейчас. Так что конкретную точку они должны локализовать довольно быстро. Вот только сделать при этом ничего не смогут, даже если сообразят, чем вызвано вдруг возникшее искажение поля, все равно, выходов только два: лезть через границу в поисках генератора, или перенастраивать механизм селекции помех под новые условия. Ни то, ни другое сейчас не реально. На ливанскую территорию погранцы не полезут, не их это дело. Если примут такое решение, то привезут сюда бойцов из какого-нибудь специального подразделения, типа "Эгоза", а может, чем черт не шутит и "Сайерет МАТКАЛ". И дело это отнюдь не одного дня: пока разработают план, пока все согласуют, пока проведут предварительное наблюдение и разведку… Не меньше недели уйдет. А перенастроить аппаратуру тоже не фунт изюму съесть: нужно связываться с вышестоящим штабом, выпрашивать специалистов, оформлять им командировки, везти на местность… В общем что так, что этак – хлопот полон рот. Так что, скорее всего, пограничники не станут возиться с этой проблемой на ночь глядя, отложат до утра, а утром все это не будет иметь уже никакого значения.

Патруль действительно вернулся через пятнадцать минут, на этот раз машины ползли еще медленнее, а когда замыкающая поравнялась с местом закладки генератора, вообще встали. Это было нехорошим признаком, и Волк внутренне напрягся, неосознанно стараясь усилием воли, внушить патрульным, что нечего тут возиться, надо двигаться домой и доложить о неисправности сигнализации начальству. Пусть командиры думают у них жопа-то больше.

Он невольно усмехнулся про себя, вспомнив давний случай еще времен своей службы в рядах родной Краснознаменной. Старый замшелый командир батальона распекал в штабе вызванных туда ротных, особо упирая на то, что из-за плохо подготовившей технику к смотру третьей роты ему, комбату лично, комиссия из Москвы вставила стержень размером от земли до неба, а молодой и зеленый ротный отделался на первый раз легким испугом. Ротный третьей роты Сашка Переведенцев, признанный заводила всех офицерских мероприятий, пьяница и балагур, с выражением глубокой скорби на лице считал бьющихся в плену оконной рамы мух и упорно не проявлял никаких приличествующих случаю признаков раскаяния. А когда отчаявшийся достучаться до лейтенантской совести комбат, наконец, прекратил причитать и заорал ему прямо в лицо, брызгая слюной: "Объясните, товарищ старший лейтенант, почему меня за вас должны постоянно дрючить?!" ответил гениально просто:

– Правильно, у Вас жопа-то больше!

Комбата от такой вопиющей наглости чуть не хватил удар, широко разевая рот, будто выброшенная на песок рыбина, он несколько секунд молча переваривал услышанное, после чего вкрадчивым, но готовым тут же взорваться звериным воплем голосом попросил:

– Повторите, что Вы сейчас сказали, товарищ старший лейтенант, я что-то не расслышал…

Сашка, глядя ему в глаза невинным васильковым взглядом, громко и членораздельно повторил:

– Я сказал, у Вас ЖЕ ОПЫТА больше. Потому они с Вами общались, а не со мной.

Крыть было нечем, комбат в сердцах махнул рукой и выгнал всех из кабинета. Зато уже к вечеру вся часть точно знала, что у начальства жопа всегда больше, чем у простых смертных.

Шутки шутками, но "хаммеры" все продолжали стоять на одном месте будто приклеенные. Похоже, старший патрульной группы напряженно решал, что же теперь делать. "Докладывай уже начальству, и вали отсюда!" – почти взмолился Волк. Ну, в самом деле, что тут такого? Технические проблемы случаются всегда и везде… Мало ли, какие накладки могли их вызвать? В конце концов, ведь вибрационная сигналка, тянущаяся по самому забору не повреждена, так что путь возможным нарушителям все равно закрыт. А в том, что никто не пробрался нелегально на израильскую территорию до их объезда можно быть совершенно уверенным: никаких следов на КСП, никаких повреждений забора… Так ведь? Так чего же вы такие въедливые, на мою голову? Все, успокойтесь и валите домой в теплые коечки, ночь уже на дворе…

Однако уговоры Волка никакого практического эффекта не возымели. Хлопнула, открываясь, задняя дверца "хаммера" и на дорогу спрыгнул нескладный солдат в круглых профессорских очках. Из салона машины ему подали какой-то утыканный рычажками и кнопочками ящик, после чего это чудо заковыляло, смешно подволакивая левую ногу к границе контрольно-следовой полосы, прямо напротив того места, где на ливанской территории был зарыт генератор. Волк бесшумно выматерился сквозь зубы, плотнее вжимая в глазницы бинокль. Солдат присел вместе со своим ящиком на обочине и принялся колдовать над ним, щелкая тумблерами и внимательно отслеживая показания то и дело вспыхивающих лампочек и отклоняющихся стрелок. "У, жиды! Наберут яйцеголовых в армию, расхлебывай потом!" – со злостью процедил сквозь зубы Волк. Тщательно продуманный и взвешенный план операции неожиданно начал трещать по швам, а работа на этот раз контролировалась на самом верху. Заказ был не простой, а имеющий весьма важную подоплеку, неприятности на границе должны были произойти именно в указанный день, чтобы отвлечь внимание мирового сообщества от не в меру обострившейся в последнее время критики иранской ядерной программы, а также сорвать какое-то важное совещание в ООН с участием США и Великобритании. По-крайней мере именно так в общих чертах обрисовал это все шейх Халиль, при постановке задачи. А точнее Волку и не надо было знать, лишь бы платили, хотя по возбуждению Фашиста, несвойственному последнему в обычной жизни, он понял, что порученное дело действительно весьма важно для судеб всего остального человечества и будет иметь поистине глобальные последствия. Впрочем, ему все равно было плевать на это с высокой башни, чисто военная часть вопроса, как казалось тогда, особой сложности не представляла, деньги платили немалые, а что там, в смысле глобальных последствий для человечества, так это неинтересно…