Текст книги "Мертвый Город"

– Раз ты так просишь, – мои слова падают сухо, как прошлогодние листья. А потом одной очередью, не снимая пальца со спускового крючка, расстреливаю в упор весь барабан, все двадцать патронов. Звон в ушах и звезды в глазах от ярких в темноте дульных вспышек. Тварь больше не шевелится. Мертвое тело исчезает, когда я уже практически дохожу до выхода из помещения. Проклятые нематериальные твари несут самую настоящую смерть.

Глава 2

В фонарике уже нет необходимости. Света достаточно, и я выключаю его. Звук передергиваемого затвора застает меня в дверном проеме, а резкий электрический свет слепит, не давая толком рассмотреть, что происходит.

– Стоять! – резкий крик.

Кто это еще? Ах да, со мной же был еще кто-то, и кричит, похоже, Клаус. Поднимаю руку, закрываясь от света, который после темного помещения кажется просто ослепляющим.

– Макс, ты?! – снова обращаются ко мне, но уже другим голосом.

Свет меркнет и больше не слепит глаза. С каким-то вялым интересом осматриваюсь вокруг, ищу глазами тех, кто называет меня по имени.

Пустота внутри. Мысли, словно заторможенные, не спеша шевелятся в голове. Пустота в сердце. Я ничего не чувствую. Я устал.

– Опусти ствол, – снова говорит молодой парень с зелеными глазами. Это Семен. Он обращается к Клаусу. Значит выжил. Я рад, но радости не ощущаю.

На полу рядом с ним лежит девушка. Это Соня. Она без чувств. Надеюсь, с ней все в порядке, но у меня нет желания проверять ее состояние. Мне все равно.

Прямо передо мной, в нескольких метрах, широко расставив ноги, стоит Клаус. Он не спеша опускает ствол своего дробовика. Как-то на автомате фиксирую, что это все же Бенелли. Ну и видок и парня. Грязное, в разводах, лицо. Белки глаз сверкают на почти черном лице. Он внимательно оглядывает меня. Пусть смотрит. Мне все равно.

Рыжий выглядит почище, но все равно чумазый, как шахтер. Он уже не смотрит на меня. Вообще отворачивается, сильно ссутулившись. Что с ним? Не знаю. Мне все равно.

Клаус что-то говорит мне, но смысл его слов ускользает от меня. Он опять обращается ко мне и, видя, что я никак не реагирую, подходит. Берет меня за плечи и начинает трясти. Зачем так грубо?

– Да очнись ты наконец! – доносятся до меня его слова, и я, словно, водолаз, выныриваю на поверхность собственного сознания. Нехотя, через силу, осмысленность возвращается ко мне. Мысли начинают шевелиться, оживать.

Клаус все еще трясет меня, держа за плечи, и я, наконец, отвечаю:

– Хватит, – мой голос звучит мертво и глухо.

Он сразу отпускает меня и, всматриваясь в лицо, спрашивает:

– Ты цел?

– Да, – отвечаю все тем же незнакомым бесцветным и глухим голосом.

Он как-то странно смотрит на меня, а потом говорит:

– Мне очень жаль…

Что ему жаль, я не понимаю. О чем он вообще?

– Катя, – еле слышно роняет он, опуская голову.

Катя… Катя! Мои мысли, мое сознание замирают на миг, а потом взрываются яркими образами и картинками, запечатленными будто на фотопленке. Катя…

Хриплый стон вырывается у меня из горла, и я окончательно прихожу в себя. В бессилии сжимаю кулаки. Мы потеряли ее. Теперь, когда мой мозг снова заработал после кратковременной отключки, я вспомнил. Но почему Клаус…?

Я резко хватаю его за грудки.

– Ты знал? – рычу ему в лицо. – Ты знал?! Отвечай!

Трясу его так, как он тряс меня еще минуту назад. Он не сопротивляется и не пытается вырваться. Я что-то ору ему прямо в лицо. Злость. Злость и обида душат меня.

– Отвечай!

– Нет! – наконец произносит он. – Нет! Я не знал!

Я перестаю его дергать, но продолжаю держать, не отпуская.

– Тогда почему? Объясни мне, почему ты так громко кричал, что нельзя входить в эту проклятую дверь?! Откуда ты знал это?! Откуда ты знал, что там нас ждет?!

Клаус вытирает лицо от капелек моей слюны, но все также не делает попыток освободиться.

– Я не могу объяснить. Я просто чувствовал… – произносит он тихо.

Гляжу на него. Шлема на нем нет, видимо, успел снять. Его серо-стальные волосы всклокочены и покрыты слоем пыли и грязи. Его глаза не смотрят на меня, но все равно я вижу, какие они усталые, и как они налиты кровью от полопавшихся кровяных сосудов.

– Не верю тебе. Ты врешь.

Отпускаю его одежду, потом резко вскидываю руку, хватая его за горло, толкаю и одновременно делаю подсечку. Клаус падает, будто подкошенный. Я сразу же наваливаюсь сверху, вытягивая из кобуры пистолет. Взвожу курок и упираю ствол ему в горло под самый подбородок. Руки у Клауса свободны, но он не шевелится, сперва испуганно, а после зло, глядя на меня.

– Говори! – приказываю я.

– Что тебе говорить?

– Не играй со мной словами, Клаус. Я сейчас серьезен, как никогда, и если ты мне не расскажешь все, что я хочу знать, я убью тебя.

Он молчит и смотрит на меня. Ни тени его вечной усмешки в глазах. Но и ни тени страха.

– Ты уверен? – спрашивает он.

– Говори, – отвечаю, – откуда ты знал, что нельзя входить в зеленую дверь.

Клаус не спешит отвечать и тянет время.

– Эй, вы что устроили? – слышу голос Рыжего за спиной, но не оборачиваюсь. – Парни! Успокойтесь!

Я молчу, как молчит и Клаус. Мы глядим в глаза друг другу.

– Да, – наконец произносит он негромко, – я знал, что дверь – это ловушка.

– Откуда? – быстро спрашиваю я.

– Я не могу сказать, – совсем тихо отвечает он.

– Ты не оставляешь мне выбора, – не уверен, готов ли убить Клауса, да и вообще я вдруг нахожу, что веду себя чересчур неадекватно, что ли. Тем не менее, я делаю вид, что собираюсь выстрелить. Отстраняюсь от Клауса и раскрываю ладонью вторую руку, чтобы меня не забрызгало кровью.

– Подожди! – вскрикивает Клаус.

– Макс! Ты спятил?! – надрывается за моей спиной Рыжий. – Убери пушку!

– Давай договоримся…

– Ты не в том положении, чтобы торговаться со мной, – обрываю я зло.

– Тем не менее, – настаивает Клаус, – давай все же договоримся, что когда мы найдем точку выхода, я расскажу тебе все, что ты хочешь знать из того, что знаю я сам, – он делает короткую паузу и добавляет, – а ты расскажешь мне то, что обещал еще там, у фонтана. Но одно ты должен знать – я сделаю все, чтобы мы смогли без потерь добраться до цели. Я сам этого очень хочу. А насчет Кати… Мне действительно очень жаль. Я старался удержать ее и остальных от опрометчивых действий. Я предупреждал, но меня не слушали. Даже ты.

Мне нечего возразить на последние слова. Да, он предупреждал. Мало того, едва стрельбу не устроил. А Катя… Я прекрасно помню, как она держала пистолет у его головы, и как она требовала не мешать ей, и как сильно она хотела поскорее выбраться отсюда.

Глупо. И обидно. И винить некого, потому что сама виновная погибла. А вина Клауса…

– Кто такая Наталья?

– Откуда мне знать? – у него получается в таком положении пожать плечами.

– Ты знал, что она тварь?

– Практически был уверен в этом, но проверить не мог. Все мои попытки «созерцать» проваливались.

Ярость вдруг пропадает, исчезает и злоба, оставляя после себя горькое послевкусие и усталое разочарование.

– Так как, мы договорились? – очень серьезно спрашивает Клаус.

Прячу пистолет в кобуру и встаю на ноги.

– Договорились, – киваю, – но с одним условием. – Если кто-нибудь из нас пострадает по твоей вине, тебе не сдобровать.

– Но я же сказал, что…

– Клаус, – перебиваю его на полуслове, – ты можешь говорить, что угодно, но запомни то, что сказал я.

– Ты настолько мне не доверяешь? – он поднимается и начинает оттряхиваться.

– Настолько, – отвечаю холодно.

– Почему?

«Потому что ты уже пятнадцать лет, как мертв», – едва не вырывается у меня, и его вопрос остается без ответа. Все, больше не хочу с ним разговаривать.

Способность ясно мыслить окончательно возвращается ко мне. Способность рассуждать трезво не отстает, и теперь собственная вспышка ярости, направленная на Клауса, кажется мне чересчур эмоциональной. Однако, должен признать, его реакция на мою агрессию оказалась более чем спокойной. Почему? О чем он не может рассказать? Что он может знать? Новые вопросы, и ни одного ответа. Лишь догадки, полные предположений и гипотез. Надеюсь только, что Клаус искренне хочет выбраться из этого мира, как и все мы. Все мы… Нас осталось уже четверо…

Семен помогает Соне подняться с пола. Она уже пришла в себя и, держась за парня, встает на ноги. Оглядывается вокруг беспокойным взглядом, спрашивает негромко о чем-то Рыжего. Тот, опустив голову, качает ею из стороны в сторону, и лицо девушки сводит гримасой скорби. Ее большие синие глаза наливаются влагой, и слезы, прочерчивая светлые дорожки, катятся по грязному лицу. Она опускается на колени, придерживаемая Семеном, и закрывает лицо руками, содрогаемая беззвучным плачем. Шлем ее где-то потерялся, и сейчас бывшие некогда светлыми длинные волосы лохматыми прядями скрывают ее лик.

Я не расскажу своим друзьям о том, что видел там, за дверью Я не расскажу, что видел Катю. И о том, что она была еще жива. Я просто не смогу этого сделать.

Рыжий стоит подле Сони, растерянно оглядывается на нас, не зная, что ему делать, как успокоить девушку. Наконец, он наклоняется к ней, что-то тихо говоря. Пытается помочь справиться. Внезапно Соня вскидывает голову, уставившись на него, и что-то спрашивает. Я шагаю в их сторону, чтобы сделать хоть что-нибудь, чтобы она не плакала. Рыжий отвечает на ее вопросы, и Соня вдруг резко переводит взгляд на меня. Я замираю на полушаге, уже догадавшись, что последует дальше. Не спуская с меня ставших внезапно злых глаз, она довольно живо поднимается на ноги и неожиданно стремительно преодолевает разделяющее нас с ней расстояние.

Я не закрываюсь. Она кидается на меня с кулаками и яростным криком:

– Это ты! Это все ты виноват! Это ты завел нас сюда!

Мое сердце сжимается от боли, но эмоции заметно поутихли и не так неистово рвут мою душу. Я не сопротивляюсь ее злому напору. Соня бьет своими кулачками мне в грудь и несколько раз попадает по лицу.

– Сволочь! Скотина! Из-за тебя Катя погибла!

Ее ногти впиваются мне в кожу лица и шеи, наверное, оставляя следы. От ненависти, исходящей от Сони, дышать становится тяжелее. Нет, это моя собственная боль душит меня. Я судорожно пытаюсь вдохнуть полной грудью, и у меня это даже получается. Поднимаю руки и молча притягиваю к себе Соню

– Гад! Гад! Гад…

Она прячет лицо у меня на груди, продолжая руками. Рыдания сотрясают ее тело. Я держу девушку крепко, боясь отпустить и стараясь оградить, закрыть от окружающего мира, не дать забрать ему еще и Соню.

Не знаю, да и не хочу знать, сколько прошло времени, пока девушка постепенно не успокоилась. Теперь только короткие и редкие всхлипы заставляют ее вздрагивать. Наконец, она отстраняется от меня и спрашивает просто:

– Почему?

Ее огромные синие глаза опухли и покраснели от слез. Она задала самый главный вопрос всех времен, и что я могу ответить ей? Что мне жаль?

– Я не знаю, – отвечаю честно, а слова с трудом даются мне.

Она не сводит с меня глаз.

– Ты убил эту тварь? – она делает ударение на «убил».

– Да. Я убил ее.

Глаза Сони полны боли и ненависти.

– Я взорвал тварь гранатами, а потом рубил на части.

Глажу ее по волосам, успокаивая, а перед глазами мелькают образы, как я точно так же гладил по остаткам волос Катю за мгновенье до ее смерти. Соня уже практически успокоилась, хотя слезы все еще текут по ее лицу.

– Прости, – тихо говорит она. – Прости мне…

Я лишь киваю в ответ, не в силах подобрать слова. Замечаю, что Рыжий и Клаус стоят возле нас. Семен трет кулаками глаза, часто отворачиваясь, а Клаус смотрит на меня, удивленно вскинув брови. Поймав мой взгляд, бормочет, почти не размыкая губ:

– Не ожидал… – но я все равно слышу.

Потом он отворачивается и направляется в помещение, откуда явилась тварь.

– Ты куда? – бросает ему в спину Рыжий.

– Проверю, – отвечает тот, не оборачиваясь.

Он включает фонарь на шлеме. Аккуратно переступая через особо крупные осколки бетона, упавшие с потолка, Клаус скрывается в дверном проеме. С громким треском поднимая тучу пыли, валится распахнутая дверь, висевшая до того, на одной петле.

– Подстрахуй, – киваю Семену на дверной проем. Парень кивает и направляется туда, включая свет на своем фонаре и перехватывая автомат.

Похоже, Соня уже успокоилась – она не всхлипывает и дышит спокойно. «Достаю» бутылку с водой.

– Выпей.

Девушка отстраняется от меня, какое-то время глядит в глаза, потом принимает бутылку и, открутив крышку, надолго приникает к горлышку. Остатками воды она умывается, смывая с лица грязь и слезы.

Я отхожу к двери, ведущей в соседнее помещение, откуда мы попали сюда, и осторожно выглядываю, чуть приоткрыв дверь. Никого. И это хорошо, потому что нашумели мы сильно, и кто знает, что могло явиться сюда, привлеченное шумом. Стены, облицованные деревянными панелями, стол, компьютер на нем, принтер, продолжающий что-то печатать, окно во всю стену – здесь все, как прежде, не хватает только «секретарши». Что за монстр скрывался под ее личиной? Не знаю, и знать не хочу. Однако назойливая мысль о том, что это была не обычная тварь, настойчиво крутится у меня в голове. Слишком уверенно и слишком спокойно она себя вела. И слишком осторожно, настолько осторожно, что лишь чистая случайность помогла распознать в ней монстра. Боюсь даже думать о том, что было бы, прими и она участие в схватке. А она естественно должна была напасть на нас. Насколько я опередил ее?

Невольно вздрагиваю от неожиданности, когда на столе «секретарши» начинает звонить телефон. В неестественной тишине его звонок звучит пугающе и заставляет моментально собраться. Эхо звонка гуляет по помещению, и я подаюсь к столу, но сразу останавливаюсь. Нет. Хватит с нас непонятного. Еще и телефон этот. Нет уж… Я уже у стола, а рука ложится на трубку. Проклятое любопытство заставляет делать то, против чего яростно сопротивляется разум. А что если…

– Стой!!! – дикий крик из-за спины заставляет меня отдернуть руку от белой трубки.

– Не поднимай трубку! Стой! – это Клаус. Он врывается в помещение, буквально подлетает ко мне сбоку и едва не сбивает с ног, еще что-то крича при этом, какой я идиот.

– Все! Хватит, – обрываю я его. – Признаю, едва не сглупил.

Он смотрит на меня зло и говорит:

– Здесь ничего нельзя трогать, ничего брать, ничего…

– И откуда у тебя эта информация, ты мне снова не можешь сказать?

Клаус мрачно смотрит на меня и выдает:

– Если ты погибнешь, не выживет никто, – разворачивается на каблуках и исчезает за дверью, где остались Соня и Семен.

Телефон умолкает и больше не звонит. Еще раз окидываю помещение взглядом и возвращаюсь к ребятам.

– Что там? – Соня встревожена.

– Все хорошо, – успокаиваю ее.

Девушка недоверчиво глядит на меня, но вслух ничего не говорит. Рыжий стоит рядом с ней, и с его головы текут настоящие водопады. Похоже, водные процедуры в самом разгаре. Соня поднимает с пола большую бутыль с водой, оставляя в покое свой автомат, который она схватила, видимо, услышав крики Клауса, и продолжает прерванное занятие – поливание Рыжего. Тот склоняется, подставляя голову и, громко фыркая, моет волосы, лицо и шею.

Я «достаю» раскладной стул и усаживаюсь на него в углу, где белая стена сходится с огромным окном, выходящим на ночной город, продолжающим жить своей ночной жизнью.

Нам действительно повезло, что монстр под обликом секретарши Натальи так неожиданно раскрылся. Да, тварь действительно была сильна. Сильна настолько, что могла частично контролировать эмоции и желания сразу нескольких людей. Сейчас у меня нет сомнений в том, что так и было, иначе объяснить наше поведение нельзя, да и не нужно, если честно. Тварь смогла одновременно вызвать агрессию, острое желание вернуться домой и ступор, в который впали Рыжий и Соня, когда Катя всего в нескольких шагах от них открыла зеленую дверь. Я зло сжал зубы и горько сплюнул. Прокручивая в голове события и различные варианты их развития, прихожу к выводу, что, как бы цинично это не звучало, мы отделались малой кровью. Все могло сложится гораздо хуже. Не блесни так ярко вспышка молнии за окном, не отразись от нее в мраморных плитах пола истинный облик твари, я бы не выстрелил и не уничтожил ее. Тем временем из-за зеленой двери. на нас напал бы монстр. Естественно, мы с Клаусом отвлеклись бы на него, и тварь, скрывавшаяся под личиной секретарши, на нас тут же напала. А Семен и Соня… Не хочу даже думать о том, что бы с ними было. Они стояли ближе всех к зеленой двери и вряд ли бы смогли вовремя среагировать на угрозу, да и что бы они могли сделать? Я вздрагиваю невольно, когда вспоминаю тот приступ ярости и жажду смерти, охватившие меня.

Клаус стоит у другой стороны огромного окна и в угрюмом молчании глядит за стекло. Словно почувствовав мой взгляд, он ежится, но так и не поворачивает головы. Что он скрывает? Насколько он для нас опасен? Сколь много он знает и о сколь многом молчит? Могло ли все повернуться по-другому, если бы он повел себя иначе? Не знаю. Кажущаяся ясность собственного сознания, наступившая после временного помутнения рассудка, затуманивается усталой обидой и нешуточным утомлением, как физическим, так и моральным. Нам действительно нужен отдых, пусть небольшой, но отдых. А потом мы решим, что делать дальше, где искать выход из этого мира.

Не взирая на почти половину разбитых плафонов на потолке, в помещении достаточно светло. А за огромным окном во всю стену живет своей жизнью ночной город. Насколько обычной и обыденной, будь это в любом другом месте, настолько странной и чуждой здесь, в этом мертвом мире. Город играет яркими красками неона вывесок, огромных освещенных витрин. Горят фонари на улицах, горят окна в домах. Сверкают фарами проезжающие автомобили. И не смотря на сильный дождь и сопутствующую ему грозу, людей на улице много. Широкие карнизы, навесы, даже козырьки остановок общественного транспорта помогают им укрыться от льющей с неба воды. Тем временем гроза заметно стихает. Молнии все еще сверкают, но уже не так яростно и часто. Дождевые струи стекают по стеклу бесчисленными ручьями, впрочем, благодаря размерам окна, они не создают проблем с обзором. Ливень слабеет и уже не льет с неба целыми водопадами. Водяная пелена в воздухе редеет, и из дождливой ночи проявляется простирающийся во все стороны город.

Соня и Рыжий уже закончили водные процедуры и теперь сидят у окна, расположившись на раскладных стульях. Они с неподдельным интересом наблюдают за городом. Сказываются усталость и напряжение последних часов, и ребята откровенно клюют носами. Небольшой отдых нам не повредит.

Помещение, откуда на нас напал чудовищный монстр-осьминог, зияет темным провалом. Из него нет выхода, там только глухие стены. За дверью, ведущей в приемную, поглядываю я и Клаус. Да и Семен что-то там наворотил, прежде чем усесться на стул – обмотал тросом дверные ручки обеих створок и вбил под них в пол клинья, лишая кого бы то ни было возможности неожиданно к нам ворваться.

Дождь за окном уже практически прекратился, оставив после себя легкую водяную взвесь в воздухе. Умытые улицы сверкают чистотой в свете фонарей и неоновых вывесок. Люди на улице покидают свои убежища от дождя и теперь старательно обходят многочисленные лужи на асфальте. Только теперь видно, что снаружи лето, а именно поздний летний вечер или ночь. Женщины и девушки одеты в легкие яркие платья, а мужчины – в шорты, светлые брюки и футболки. Люди прячут зонты и снимают плащи и ветровки.

Наше окно выходит на большую площадь. Ярко освещенные здания, подсвечиваемые снизу мощными лампами, окружают ее со всех сторон. Несмотря на позднее время, автомобилей довольно много, они медленным, тягучим потоком двигаются по площади, въезжая и уезжая с нее. А в самом центре находится красивый фонтан. Незаметный ранее из-за дождя, сейчас он сразу бросается в глаза. Круглыми чашами он возносится вверх и кажется больше, чем я помню. Подсвечиваемые разноцветными огнями, которые только что зажглись, бьют вверх из нижней, самой большой чаши тугие струи воды, они достигают самого верха и уже оттуда каскадами, переливаясь с яруса на ярус, стекают вниз. Несколько минут я просто любуюсь удивительным фонтаном.

Несмотря недавно закончившийся дождь, на улице немало людей. Кажется, даже вспышки фотоаппаратов сверкают там внизу. Небольшое летнее кафе расположилось неподалеку от фонтана. Официанты, парни и девушки, в белоснежных блузах снуют между столиками, часто и услужливо наклоняясь к многочисленным посетителям, разместившихся в плетенных креслах. Широкие и массивные навесы скрывают их от непогоды, но с нашего ракурса кафе видно хорошо. Потом появляются голуби. Поодиночке и небольшими стайками они слетаются к фонтану в поисках пищи. Люди кидают им какие-то крошки, создавая среди птиц настоящий ажиотаж.

Погода становится все лучше. Ветер разгоняет остатки туч на небе, но звезд еще не видно. Где-то справа мне даже удается разглядеть багровеющее в закате небо. Тротуары и улицы за окном сохнут быстро, и лужи на земле исчезают буквально на глазах.

Фонтан на площади выглядит совершенно нормальным. Нет в нем ничего опасного и сверхъестественного. Единственное, что в нем необычно – это его завораживающая красота. Жители этого города, должно быть, гордятся им. Ловлю себя на мысли, что хотел бы сейчас оказаться там, внизу. Полной грудью вдохнуть свежий воздух, присесть в одно из плетенных кресел кафе и насладиться покоем. Покормить голубей и выпить свежевыжатого апельсинового сока. Или просто прогуляться. Я даже глаза прикрываю, представляя, как иду по этим чистым улицам, разглядывая вывески и витрины. Вдыхаю полной грудью прозрачный воздух. И теплый ласковый ветер обдувает мое лицо, приятно холодя его…

– Эй, Макс! – недовольный вскрик заставляет меня открыть глаза. – Перестань!

– Максим, хватит пыль поднимать! – вторит Рыжему Соня.

Оглядываюсь недоуменно. Чего они там раскричались? И едва не задыхаюсь от пыли, сразу попавшей в нос. Несколько раз чихаю, сразу же «достаю» респиратор и натягиваю его на лицо. Пыль, много пыли стоит в воздухе плотной завесой, а ребята зажимают носы, кашляют и громко чихают. Что вообще происходит?

Клаус сидит на своем месте у противоположного от меня края окна и, давясь пылью, смеется. Привычным, исключительно рефлекторным усилием мысли я заставляю воздух увлажниться настолько, насколько это необходимо, чтобы потяжелевшая от влаги пыль осела на пол. Совсем скоро воздух очищается достаточно, чтобы можно было снять с лица маску.

– И кто может сказать, что здесь произошло? – мой вопрос повисает в воздухе, как и давешняя пыль.

Ребята продолжают кашлять и временами чихать, но умудряются бросать при этом на меня взгляды, полные удивления. Думаю, они бы многое сейчас сказали, если бы могли. Все еще не веря в происшедшее, я, тем не менее, привычным усилием воли формирую мысль, заставляя подчиниться ткань сна, и в дальнем от нас углу комнаты появляется небольшая лужа воды, она расширяется и увеличивается в границах. Хватит. Новая мысль заставляет жидкость покрыться тоненькой корочкой льда, а потом и вовсе замерзнуть полностью. Все происходит так, как и должно, но все равно как-то слишком медленно, что ли, будто с задержкой. Невероятное чувство, ощущение силы, словно вернувшейся ко мне или заново приобретенной, охватывает меня. Не останавливаясь и боясь поверить, что силы вернулись, я продолжаю плести. До боли знакомая, досконально изученная и тысячи раз повторяемая за многие годы последовательность мысли и ее материализация заставляет воду испаряться. Моя воля заставляет атомы воды двигаться все быстрее, быстрее, еще быстрее… Облачко пара взмывает в воздух и растворяется без следа. Но снова все происходит как-то медленно, будто через силу. Тем не менее, я ликую! Как же здорово снова чувствовать свою силу!

– Ну как, получается? – Клаус уже не кашляет и не чихает, он пристально и почему-то насмешливо следит за мной и результатом моих манипуляций с лужей воды. Нельзя сказать, что мою радость, как ножом отрезало под взглядом его серых глаз, в которых еще секунду назад не было этой тени грусти, но я сразу успокоился, оставив все ликования на потом.

– Получается, – отвечаю ему осторожно.

Он отворачивается к окну, опуская взгляд на город внизу. Слышу радостные возгласы Сони, а потом и Семена. Чему это они там радуются? Возле ног девушки, словно из ниоткуда, прямо на мраморе пола появилась горстка земли, а из нее уже показались зеленые ростки. Соня снова кричит что-то радостное, не в силах сдержать ликование. А Семен радуется от того, что прямо на него падают редкие снежные хлопья, появляющиеся из миниатюрного облака под самым потолком. Снова перевожу взгляд на Клауса, но тот так и наблюдает молча за ночным городом за окном, не обращая внимания на происходящее. А что же происходит? В перипетии схваток и боев, в суматохе событий у нас ведь даже не было времени нормально и без спешки поговорить, обсудить общую проблему, связанную с невозможностью работать с тканью сна. Есть ли оно у нас сейчас? Мой взгляд скользит по городу внизу, цепляясь за удивительный фонтан, перебегает на здания вокруг площади, потом устремляется дальше, постепенно теряя фокус.

Багровый закат в небе над городом виден теперь совершенно отчетливо – туч на небе не осталось. Высота зданий, насколько мне отсюда видно, не превышает шести-семи этажей. Хотя мы находимся на пятом этаже, но, благодаря более высоким потолкам, из окна виден город на довольно значительное расстояние. Наверное, в километре или чуть дальше от нас как раз на фоне багровеющего неба видны два весьма высоких здания. Небоскребами их, конечно, назвать трудно, но над окружающими домами они возвышаются, как взрослые над детьми.

– Клаус? – негромко зову я, и он поворачивается ко мне. – Как поживают твои способности?

Он как-то неопределенно пожимает плечами.

– Судя по всему, лучше, чем час назад.

– И что ты думаешь по этому поводу? – мне не очень нравится его показное равнодушие. Или оно не показное?

– Не знаю, – он снова пожимает плечами.

Молчим. Рыжий и Соня уже не шумят и лишь о чем-то вполголоса оживленно беседуют.

– Расскажи мне.

– Что именно? – он поднимает брови.

– На что твои способности распространялись, а что было не по силам.

Он поджимает губы и отводит взгляд куда-то в сторону.

– Не знаю, Оружейник. С самого начала, как я здесь оказался, у меня ничего не получалось, – он ненадолго замолкает, хмуря брови. – Получалось только «доставать» оружие, еду, воду, ну и по мелочи. На большее я был не способен, и как ни старался, будто в стену упирался.

– А сейчас?

Он переводит взгляд на Соню и Семена и произносит:

– А сейчас, наверное, получится.

– Ты что-то не рад.

– А чему тут радоваться?

Смотрю на него удивленно

– Нет, конечно, есть чему радоваться, – сразу поправляется он, но добавляет. – Только знаешь, у меня такое ощущение, что нам это не поможет или поможет мало.

– Почему ты так думаешь?

– Не знаю, мне просто так кажется. Такое чувство… – он запинается, подбирая слова.

– Будто на нас объявили охоту, – заканчиваю я за него.

– Да, – кивает он медленно, – точнее и не скажешь.

Я «достаю» сигарету и закуриваю, выпуская облачко дыма в сторону окна. Оно сталкивается со стеклом и расплескивается по нему плоским блином, а потом тает в воздухе. Только узкая багровая полоска в небе на западе. Жаль, что нельзя разглядеть звезды.

– И все-таки ты неправ, касательно того, что наши вернувшиеся способности не смогут помочь нам, – нарушаю я затянувшееся молчание.

– Может быть, – он твердо встречает мой недоуменный взгляд.

– Что ты об этом знаешь?

– Ты не пытался проверить предел своей власти? – отвечает он вопросом, вызывая во мне еще большее удивление.

– Где? В этой комнатке?

– Что-нибудь самое простое, – кивает он.

В самом деле, почему бы и нет? Если Клаус уже пробовал работать с тканью сна на более серьезном уровне, значит нужно просто проверить его слова. Я обращаю взор на пол в то место, где совсем недавно была созданная мною же лужа воды. Расстояние до него достаточное, чтобы никто из нас не пострадал. Привычно формулирую мысль, представляя физические процессы … Ничего. Я пытаюсь снова. И снова… Нет, никаких видимых результатов не наблюдается. Пол в том месте, на которое направлено мое внимание, остался прежним. Он не расплавился и не растекся раскаленной лужей. Прекращаю работать и пытаюсь повторить свои манипуляции с водой. Все получается, как и несколько минут назад: появляется лужа, замерзает, а потом испаряется. Но снова, как и до этого, все происходит с ощутимой задержкой, будто нехотя. Работать с высокими температурами почему-то не получается.

– Я уже пробовал, – говорит Клаус. – Как ты, пытался расплавить мрамор, но ничего у меня не получилось.

Некая мысль, что-то крутится в голове…

– Тебе не кажется странным такое вот, – кручу в воздухе пальцем, – частичное возвращение способностей?

– Более чем, – спокойно соглашается Клаус.

– И с чем это связано… – говорю уже я, но говорю тихо и скорее самому себе, но парень меня услышал.

– Да, это хотелось бы знать больше всего, – он делает паузу. – У меня есть одна версия, но проверить ее совершенно нет возможности.

– Что за версия? – поднимаю на него глаза.

– Да это не версия даже, – запинается он. – Извини, не хочу об этом говорить.

Смотрю на него подозрительно.

– Не хочешь?

– Не могу, – слишком жестко отрезает он и снова вперяет взгляд в окно.

– В таком случае, не следовало даже говорить об этом, – мне плохо удается скрыть злость.

Он не отвечает, только передергивает плечами. Отворачиваюсь от него и замечаю, что Семен и Соня внимательно нас слушают. Под ногами у девушки уже целая лужайка зеленой травы с какими-то яркими цветами. Семен же стоит в луже тающего снега.

– Знаешь, Макс, – задумчиво тянет он, – у меня тоже не получается что-то серьезное. Эта мелочь, – он кивает на снег, – не считается.

– Аналогично, – кивает Соня, – ничего больше и выше одуванчика вырастить не получается. Даже куст не лезет из земли. Про дерево вообще молчу. И все как-то тяжело, не так, как раньше.

Что-то в ее словах цепляет, заставляет мысли замереть. Я заново прокручиваю в голове все сказанное Соней. А что она сказала?

Зашипев от внезапной и острой боли в руке, гляжу на нее и, ругая себя, выкидываю дотлевший до фильтра окурок. Бросок оказался слишком силен, и кусочек тлеющей ваты почти долетает до заклиненной двери, ведущей в соседнее помещение. Я смотрю на нее несколько секунд, а потом понимаю, что же заставило меня задуматься над словами Сони. Она говорила, что не может вырастить даже куст, не то что дерево. Дерево, дерево… Это может оказаться не таким уж и важным, но проверить все равно нужно. Необходимо знать свои настоящие возможности и реальные способности. К тому же, мне кажется, я начинаю что-то понимать.