Текст книги "Чеченская рулетка"

Глава 6

Отход «Рассвета» задержали из-за какой-то певички. Ее с директором подвезли к трапу в самый последний момент на белом лимузине. Лимузин принадлежал тому самому банкиру, который зафрахтовал «Рассвет». Банкир оказался высоким крупным пятидесятилетним мужчиной с лысиной, усами и брюшком.

Несмотря на то что «Рассвет» уже четвертый день находился в его распоряжении, видел Агеев банкира впервые. Еще до того, как из машин сопровождения высыпала охрана, банкир без посторонней помощи выбрался из лимузина и тут же галантно подал ручку певице. Директору певицы никто подать руки не догадался, и выползать на свет божий из кожаных подушек ему пришлось самому.

Десяток охранников в строгих темных костюмах с микроскопическими наушниками в ушах тут же развернули бурную деятельность. Образовав нечто вроде полукруга, они принялись переговариваться друг с другом по рации, несмотря на то, что разделяло их всего несколько метров.

Подведя певицу к узкому трапу, банкир пропустил ее вперед и двинулся следом. За ним по гулким металлическим ступеням начал взбираться директор певицы, а следом гуськом потянулась обливающаяся потом охрана в своих строгих костюмах. Замыкал шествие начальник охраны, тащивший забытый в лимузине белый пиджак банкира.

Мастер встретил прибывших у трапа и доложил, что «Рассвет» к отходу готов. Банкир пожал ему руку, царственным жестом пригласил певицу на борт и приказал сниматься с якоря. Агеев, наблюдавший за происходящим сверху, с крыла мостика, хмыкнул и поднес ко рту микрофон «спикера».

Насчет того, чтобы сниматься с якоря, банкир, конечно, малость «загнул». Ему явно было невдомек, что якоря бросаются в море на рейде, а не у причала. Хотя, конечно, удивительного в этом мало – даже в «Бриллиантовой руке» «Михаил Светлов» бросал якорь, швартуясь у стенки Одесского морвокзала. С точки зрения штурманской науки это примерно то же самое, как если бы самолет перед посадкой отбрасывал шасси. Но фильм смотрели все – и ничего.

Отдавая с крыла мостика команды по «спикеру», Агеев время от времени поглядывал назад, где на прогулочной палубе тусовались и прогуливались около сотни гостей банкира. Публика была разношерстной, но состояла главным образом из любителей выпить и закусить на дармовщину. Это чувствовалось по общему настрою, и Агеев вдруг подумал, что без ЧП сегодняшняя прогулка не обойдется. Или кто-то выпадет за борт, или грохнется с трапа и переломает ноги.

Но это были уже не проблемы Агеева, а головная боль пассажирского помощника «Рассвета». Привезенную раньше аппаратуру певички уже почти установили на открытой эстраде под навесом, и там же мелькнул электромеханик. Агеев, увидев его, негромко выматерился, потом нажал кнопку микрофона и загнал подчиненного в машинное отделение.

Электромеханик на «Рассвете» был молодой и наверняка в популярной певичке души не чаял. Безусловно, это его личное дело, но по расписанию он еще пять минут назад должен был спуститься в «машину». Решив выписать ему «звездюлей» сразу после выхода в море, Агеев взялся за ручку машинного телеграфа и отработал команду «Готовьсь!».

Глава 7

Встав на крылья, «Комета» понеслась над поверхностью воды, и берег тут же стал стремительно удаляться. Одинокая фигура Аслана у пирса вскоре растворилась в темноте. Бухгалтер нырнул в надстройку, открыл дверь ходовой рубки и, поднявшись по лесенке, спросил у Салмана:

– Порядок?

– Ага, – ответил Салман. – Даже радар работает.

– И что он показывает?

– В радиусе действия пять объектов. Какая-то мелочь, кроме одного – в трех милях по курсу.

– Погранцы? – быстро спросил Бухгалтер.

– Похоже. Расстояние от берега для них подходящее. Что делать будем?

– Отворачивай.

– Ага, – кивнул Салман, перекладывая штурвал.

«Комета» плавно отклонилась от первоначального курса и заскользила над серебристой гладью воды, пропуская между крыльями и днищем лунную дорожку. Рев высокооборотных дизелей в рубке почти не ощущался, и зрелище отсюда открывалось фантастическое. Казалось, что «Комета» бесшумно, как гигантская птица, летит над водой, пожирая милю за милей.

Нервно поглядывая на экран радара, Бухгалтер и Салман только пару раз обменялись короткими фразами. Они надеялись, что сегодня удастся избежать встречи с пограничниками.

Примерно через полчаса «Комета» приблизилась к границе двенадцатимильной зоны, и Салман сказал об этом Бухгалтеру. Бухгалтер облегченно вздохнул и провел ладонью по взмокшему затылку. Но именно в этот момент справа что-то ослепительно вспыхнуло, и рубка озарилась нестерпимо ярким светом.

– Что это?! – вскрикнул Бухгалтер, закрывая глаза рукой.

– Погранцы, мать их так! – выдохнул Салман, оглядываясь.

Пограничный катер вылетел из темноты и теперь шел почти параллельным курсом, ощупывая «Комету» прожектором и понемногу отставая.

– Прорвемся? – хриплым голосом спросил Бухгалтер.

– Прорвемся, если не начнут палить. Сейчас мы идем километров семьдесят. Если дизели потянут, можно попробовать выжать девяносто. У погранцов мощи не хватит…

– «Комета-17», «Комета-17»! – вдруг пробасила рация. – Предлагаю остановиться для досмотра!

Испуганно посмотрев на рацию, Бухгалтер снова оглянулся и прошипел:

– Не отстают, суки!..

– Может, остановиться и грохнуть их из гранатометов? – быстро спросил Салман.

– А потом что?! – в бешенстве проорал Бухгалтер. Салман испуганно покосился на него, но Бухгалтер уже взял себя в руки и сказал: – Может, поговорить с ними? Грохнуть всегда успеем.

– А что я скажу?

– Скажешь, что Ардзинбу везешь.

– Я «Комета-17»! Чего? – проговорил в рацию Салман.

– Предлагаю остановиться для досмотра!

– Какого досмотра? Вы чего? Своих досматривайте, российских! У меня президент на борту!

– Что у вас на борту?

– Не что, а кто! Президент Абхазии Ардзинба!

Рация умолкла, в мучительном ожидании прошла секунда, потом вторая, и прожектор вдруг погас. Во внезапно наступившей кромешной темноте Бухгалтер издал какой-то странный хрюкающий звук и наугад хлопнул Салмана по плечу:

– Получилось, Салман, а! Получилось!

– Ага! – радостно крикнул Салман, щуря глаза и пытаясь хоть что-то разглядеть в рубке после слепящего света прожектора.

Глава 8

Расцвеченный яркими гирляндами «Рассвет» все дальше и дальше уходил в море. За кормой полыхало растянувшееся на сто пятьдесят километров зарево Большого Сочи. Город тоже не спал в эту ночь, оттягиваясь по полной программе в предчувствии конца сезона. Но и на «Рассвете» было довольно весело.

Олигарх Лопухин в окружении охраны прохаживался по палубе. Его гладкая лысина отражала блеск гирлянд и топовых огней. Подписание протокола о намерениях с представителем местного муниципалитета прошло на «ура» под аплодисменты разогретой публики. В настоящий момент представитель муниципалитета уже вовсю блевал на корме, стоя на коленях и просунув голову в отверстие для канатов.

Страшного в этом ничего не было. Даже наоборот. Лопухин не поскупился, и недостатка в горячительных напитках не предвиделось. Народное гуляние на прогулочной палубе только набирало обороты, так что у представителя муниципалитета были все шансы присоединиться к нему, зайдя по второму и даже по третьему кругу.

Публика на «Рассвете» подобралась раскованная и в некотором роде даже отчаянная. Состояла она в основном из представителей столичных массмедиа, находившихся в Сочи на отдыхе. Впрочем, следуя указаниям Лопухина, его помощники не погнушались пригласить и околостоличных, и даже совсем не столичных представителей пишущей и снимающей братии. В общем, компания подобралась довольно пестрая, но именно этого Лопухин и добивался.

Он лично поздоровался со многими журналистами, ценя их расположение. Своих телеканалов и газет у Лопухина не было, и их отсутствие он умело компенсировал светскими мероприятиями, где любил порыдать в жилетку о тяготах своей олигархической жизни.

Но сегодня рыдать Лопухин не собирался. Цель у него была другая. Он просто хотел напомнить всем, что по-прежнему жив, здоров, бодр и энергичен, несмотря на кризис, нападки недругов и прочие катаклизмы. Отошедший на некоторое время в тень, Лопухин планировал в ближайшее время вернуться на финансовый небосклон и провернуть одну остроумную операцию. А в сферах, где он обитал, положительный имидж преуспевающего дельца ценился едва ли не больше реальных денег. Именно такой имидж позволил Лопухину в свое время по локоть засунуть руки в казенные деньги и стать тем, кем он был сейчас.

Лопухин не спеша передвигался по прогулочной палубе, без устали раскланиваясь, пожимая потные руки и лобызаясь с окосевшими дамами. Завершив очередной круг, Лопухин украдкой оглянулся и решил, что немного музыки будет в самый раз. Во всяком случае, он надеялся, что танцы со скачками слегка протрезвят публику. Он повернулся в сторону директора певицы и тут же узрел вконец помятого субъекта, вынырнувшего из-за надстройки.

Судя по блуждающему взгляду, товарищ уже успел не только набраться, но и проспаться. И теперь «трубы» у него внутри не то что горели, а прямо лопались.

– О боже! – негромко проговорил Лопухин. – А этот откуда?..

Вопрос, конечно, был чисто риторическим, но стоявший позади помощник его услышал и тут же наклонился к уху шефа:

– Кажется, с Екатеринбургского телевидения, из новых. Уточнить?

– Да нет, – пожал плечами Лопухин. – Зачем мешать человеку? Пусть отдыхает.

– Понял, – кивнул помощник.

Пока Лопухин разговаривал с директором певицы, Костя Кудинов – а вынырнул из-за надстройки именно он – спустился по невысокому трапу и затесался в толпу. Здесь после недолгих поисков он и припал к живительному роднику в виде подноса с шампанским. Уже после второго бокала Косте заметно полегчало, и он даже смог оглянуться по сторонам.

Агеев по-прежнему был на мостике, и именно это позволило Косте совершить столь удачный маневр. Несмотря на шесть месяцев беспробудного пьянства, здоровье у него по-прежнему было хоть куда, что могло поставить в тупик не одно медицинское светило. Поэтому усвоить сто пятьдесят граммов выпитой в баре водки и бутылку коньяка оказалось для Костиного организма сущим пустяком.

Другое дело, что результатом такого разгула явилось катастрофическое обезвоживание тела, в просторечии именуемое «сушняком», и проснулся Костя в таком жутком состоянии, что другой на его месте, наверное, не смог бы подняться, не то что выбраться из каюты. Но Кудинов был тренированным бойцом, приученным держать и не такие удары судьбы.

Сделав несколько специальных дыхательных упражнений по системе самореанимации, Костя наконец смог подняться. Понять, где он находится, ему, правда, удалось не сразу. Ударившись по очереди о все четыре переборки, он кое-как обследовал каюту, но холодильника так и не нашел. Потом случайно влетел в дверь санузла и припал к крану.

Некоторое облегчение это принесло, но градусов в воде не было, а изможденный Костин организм их требовал. Дверь каюты оказалась запертой на ключ, и Косте пришлось десантироваться в иллюминатор. Грохнувшись на палубу, он здорово помешал какой-то парочке, но тут же извинился.

В общем и целом Костя уже сориентировался в ситуации, а остальное было делом техники. После трех бокалов шампанского он очень быстро пошел на поправку. Даже чересчур быстро, хотя Костя этого, конечно, уже не осознавал, поскольку находился как раз в том блаженном состоянии между жесточайшим похмельем и очередной «отключкой», ради которого, собственно, и живут пьяницы.

Настроение было прекрасное, пелена наконец спала с глаз, и он просто наслаждался чудесной ночью и замечательным пароходом. Умело подсвеченная и расцвеченная прогулочная палуба просто заворожила Костю буйством красок, уютом и атмосферой непринужденного веселья.

И Косте вдруг ужасно захотелось, чтобы все это никогда не заканчивалось, а продолжалось вечно. Тем более что в толпе непрерывно сновали с подносами отменно вышколенные, а для кого-то и отменно сексапильные стюарды. На их сексапильность Косте было наплевать, а вот от их услужливости он был просто в восторге.

Вскинув руку с пустым бокалом, он уже через несколько секунд стал счастливым обладателем нового – наполненного до краев – и сделал приличный глоток. Тут в динамике что-то протяжно прогудело, Костя посмотрел на сцену и недоверчиво моргнул. У микрофона с опущенной головой стояла та самая молодая певица, которой в последние два месяца заслушивались все. Костя даже знал, как ее зовут – Серафима.

Выглядела она, конечно, странно. Ощущение было такое, что на сцену выскочила прямо из джунглей. Хотя, судя по всему, ее визажисты с имиджмейкерами именно такого эффекта и добивались. Прическа Серафимы была точь-в-точь скопирована из старого мультика про Маугли – вплоть до спадающей на глаза пряди черных волос. Дополняла этот диковатый образ татуировка в виде знака доллара на оголенном плече. Обозначала она, конечно, не доллар, а первую букву имени на английском языке.

Это Костя понял, но дело было в другом. Дело было в том, что Серафима запела совсем новую песню, которую Костя слышал первый раз. И песня эта Косте жутко понравилась. Да что там понравилась – Костя от нее просто обалдел. Слова там были такие:

 
Ночь. Фонарь. Долька месяца.
От тоски бы повеситься.
Тени город одели в темное.
Надоели прогулки стремные.
Так и тянет завыть на луну.
 

Дальше шел припев:

 
Не будите собаку спящую,
Безобразную и рычащую.
Не будите собаку стремную,
Одичалую и бездомную.
Но почему?.. Но почему?..
 

Слова, конечно, дурацкие. И смысла в них не было почти никакого. И все равно эти дурацкие слова настолько понравились Косте, что у него даже слезы выступили на глазах. А Серафима тем временем продолжала:

 
Утро смоет плевки на месяце.
Загудят голосами лестницы.
Вновь открою окно постылое.
Город в глянце, а я унылая.
Я ему объявляю войну.
 

В общем, второй припев Костя орал уже вместе со всеми, а в перерыве между песнями умудрился заглотить сразу два бокала. Кончилось все тем, что он вдруг «поплыл». Но перед тем как вырубиться окончательно, его еще понесло к сцене. То ли он хотел расцеловать Серафиму, то ли спеть с ней дуэтом – никто так и не понял.

– О господи! – вздохнул Лопухин. – Ну Екатеринбург и дает! Уберите его, пусть проспится где-нибудь…

Двое охранников в строгих костюмах метнулись к сцене и сноровисто подхватили Костю под руки. В этот момент выглядел Кудинов, конечно, по-свински. Особенно на фоне подтянутых, безукоризненно выбритых и опрятных телохранителей Лопухина.

Дотащив Костю до лифта, они спустили его вниз и бросили на койку в двухместной каюте третьего класса. Каюту эту пассажирский помощник заблаговременно приготовил именно для таких случаев. Правда, сказать, что Костя был признателен за такую заботу о себе, было нельзя.

По дороге он мычал припев, брыкался и порывался куда-то бежать. За что и получил пару раз по ребрам от крутых охранников Лопухина.

Глава 9

– Ничего не пойму, – растерянно сказал Салман, посмотрев на Бухгалтера. «Комета» уже около часа кружила далеко в море напротив Сочи, но большого пассажирского судна, о котором говорил Бухгалтер, засечь радаром не удавалось. – Может, никакого парохода тут нет, а? Может, он и не выходил из порта?

– Выходил, – процедил сквозь зубы Бухгалтер. – Артур сам видел. Ищи.

– Тогда, может, попробовать еще отойти от берега?

– Пробуй, – мрачно проговорил Бухгалтер. – Не найдешь – пеняй на себя.

В голосе Бухгалтера чувствовалась неприкрытая угроза, и его слова не были пустым звуком. После случая с пограничным катером Бухгалтер настолько уверился в конечном успехе, что теперь готов был прикончить Салмана, даже не дожидаясь возвращения на берег. Салман это понимал, и в рубке повисла зловещая тишина.

Брат Бухгалтера, Артур, в его отряде не воевал и в розыске никогда не числился. Это позволяло ему длительное время довольно успешно заниматься финансовыми делами Бухгалтера. Именно Артур получал выкупы за освобождение заложников и продавал нефтепродукты, полученные на кустарном мини-заводе Бухгалтера.

Сейчас Артур находился в Сочи и сообщал по сотовому телефону всю необходимую информацию. Именно Артур вел предварительные переговоры с Хромым Гиви и утрясал с ним все детали. Знакомы они были давно – настоящий абхазский паспорт, с которым Артур совершенно официально разгуливал по Сочи, тоже в свое время выправлял Гиви.

Артуру Бухгалтер доверял как самому себе. И вся операция строилась именно на этом доверии. Поэтому Бухгалтер не допускал даже мысли, что Артур мог его подвести.

Салман, который своими рассказами о прежней работе на Каспии и надоумил Бухгалтера захватить именно судно, стоял сейчас в полумраке рубки и отчаянно вглядывался в светящийся экран радара. Он чувствовал настрой Бухгалтера и понимал, что в случае чего именно ему уготована роль козла отпущения. Как происходят казни, Салман за время пребывания в отряде видел не раз. От одной мысли об этом у него все холодело внутри…

Он настолько не хотел умирать, что заметил показавшиеся далеко впереди огни «Рассвета» еще до того, как его засек радар.

– Вижу! Я вижу его, Бухгалтер! – истерично заорал он.

– Где? – подался Бухгалтер к экрану.

– Да нет! Вон там! Слева! Я его нашел! Я нашел его!

– Молодец! – кивнул Бухгалтер, и Салман понял, что его помиловали.

– Что? Сбрасывать ход? – глазами преданного пса посмотрел он на Бухгалтера.

– Да. Все, как договорились. Я пошел вниз готовить людей. Покажешь гранатометчикам антенны. И смотри ничего не перепутай! Понял?

– Понял, Бухгалтер! Понял! – возбужденно закивал Салман, еще не отошедший от пережитого испуга. – Ты же знаешь, я всегда…

– Знаю, знаю, – проговорил Бухгалтер, скрываясь в люке.

Глава 10

– Откуда тут «Комета»? – пробормотал себе под нос второй помощник, вглядываясь в бинокль. – Что, не отвечают?

– Нет, – покачал головой вахтенный рулевой от рации.

«Рассвет» лег в дрейф, главный двигатель заглушили, и из-за этого подходящую на малом ходу «Комету» заметили только тогда, когда она показалась в зоне прямой видимости.

– Доложу мастеру, – отложил бинокль второй помощник.

Капитана в каюте не оказалось, и тогда второй помощник отправил на его поиски рулевого. Было уже за полночь, но веселье на прогулочной палубе не только не затихало, а вроде бы даже усиливалось. Сменившийся двадцать минут назад Агеев пытался разыскать Кудинова.

Делать это было непросто. Дважды обойдя прогулочную палубу по периметру, он спустился ниже, но среди купающихся голышом в бассейне Кости тоже не оказалось. И тогда Агеев решил попытать счастья на главной палубе.

Обогнув пароход по правому борту, Агеев нырнул в надстройку, осмотрел оба холла и закоулки. Костя как в воду канул, и Агеев начал волноваться.

Выйдя из надстройки, он скользнул взглядом вдоль левого борта и вдруг увидел подкрадывающуюся к пароходу «Комету». До нее было уже рукой подать. Агеев даже не успел удивиться, потому что в следующий миг на переходной площадке «Кометы» что-то ослепительно вспыхнуло, и вверх к надстройке устремились два огненных снопа. Следом донесся двойной хлопок.

Поверить в происходящее было трудно, настолько оно казалось нереальным. Наверху оглушительно грохнуло, и на палубу сразу посыпались искры. Невольно пригнувшись, Агеев быстро задрал голову. Мостик был цел, и в первый момент он удивился. А потом увидел летящие вниз обломки антенн и все понял.

Располагались антенны в передней и средней частях надстройки «Рассвета». И когда раздались взрывы, перепившаяся публика на прогулочной палубе приняла их за фейерверк. В пьяных восторженных воплях, свисте и улюлюканье утонули крики нескольких раненых. Но продолжалось это недолго. До того момента, когда на освещенную сцену откуда-то сзади выскочил окровавленный человек и, сделав два или три шага, вдруг рухнул вниз как подкошенный.

На прогулочной палубе началась самая настоящая паника. Люди с криками и визгами бросались в разные стороны, сшибались, падали и снова вскакивали, топча друг друга.

Агеев всего этого не видел. Сообразив, что нападавшие специально стреляли по антеннам, он метнулся обратно в надстройку и выглянул в иллюминатор.

На боковой площадке подходившей «Кометы» он увидел бородачей с повязками на головах. Агеев ходил на торговых судах не первый год и давно мыслил категориями гражданского моряка, хотя, возможно, и не отдавал себе в этом отчета. По всем инструкциям, при нападении на судно экипажу во избежание жертв строжайшим образом запрещалось оказывать сопротивление.

Это было разумно.

Но Агеев был настоящим моряком, хоть и гражданским. Инструкции предписывали также немедленно сообщать о нападении судовладельцу или властям, и Агеев понял, что нужно делать. Бросившись к внутреннему трапу, он начал выбираться наверх навстречу хлынувшему с прогулочной палубы потоку обезумевших людей. Дважды Агеева сшибали с ног, но он снова поднимался и упрямо двигался вперед.

В конце концов ему все-таки удалось выбраться на шлюпочную палубу. Народу наверху уже почти не было – только раненые осколками и те, кого затоптали. За то время, что прошло от начала внезапной атаки, Агеев услышал только два или три пистолетных выстрела и несколько автоматных очередей.

Крутые с виду охранники Лопухина оказались крутыми только с виду. Лишь один из них попытался преградить путь чеченцам, но его тут же убили, и мальчики в строгих костюмах дружно поджали хвосты, побросав пистолеты за борт.

Правда, Агеев об этом не думал. Высунувшись из-за надстройки шлюпочной палубы, он подождал пару минут и метнулся к мотоботу. Крутым себя Агеев не считал, но свое дело знал хорошо. Он не задумывался о том, рискует или нет, просто выполнял свою работу и оставался, пожалуй, единственным, кто смог сохранить самообладание.

У многих были спутниковые телефоны, но никто не догадался позвонить на берег и сообщить о захвате судна. Ни один человек. Во время возникшей паники это было неудивительно. У Агеева спутникового телефона никогда не имелось, и он такую возможность тоже как-то упустил из вида.

Зато Агеев придумал кое-что получше. Бросившись к мотоботу, он взобрался наверх, с трудом открыл люк и начал подтягиваться в него. Внутри мотобота вместе с другим снаряжением находился аварийный буй. Мощность его передатчика была небольшой, и Агеев не знал, смогут ли услышать сигнал «SOS» на берегу или других судах.

Но если бы ему удалось включить буй, то сигнал наверняка засекли бы спутники глобальной системы слежения «КОСПАС-САРСАТ». И не только засекли, но и определили бы координаты терпящего бедствие судна с точностью до нескольких метров.

Подтянувшись на руках, Агеев попытался закинуть в люк ногу, но сорвался. Вторая попытка оказалась удачной, он зацепился ногой и уже начал переваливаться внутрь ярко-красного мотобота. Не хватило какой-то секунды.

Засевший внизу на «Комете» снайпер зафиксировал Агеева в перекрестье прицела и плавно нажал на спуск. Раскатисто грохнул выстрел. Пуля попала Агееву в голову и снесла полчерепа, забрызгав внутренности мотобота белесой жижей и желтоватыми осколками кости. Бездыханное тело полетело вниз, ударилось о леерное ограждение шлюпочной палубы, зацепило перила прогулочной и после этого скатилось прямо под ноги Бухгалтеру. Только-только поднявшийся на борт захваченного «Рассвета», Бухгалтер вытер с лица брызги крови, перевернул тело Агеева ботинком и с хищной улыбкой произнес:

– Ай да молодец, Казбек! Классный выстрел! Любая телка твоя! Какая захочешь!

– Я двух хочу! – отозвался снизу снайпер.

– Можно и двух! – оглянулся Бухгалтер. – Все они теперь наши!