Текст книги "Душа зла"

3

Джульет с трудом сглотнула, горло и голова ужасно болели. Несколькими минутами раньше она полностью пришла в сознание. Ее охватила паника. Сначала она дрожала от страха, на глаза наворачивались слезы. Потом она постепенно стала разбирать, где находится, и ее стойкий характер потребовал: надо успокоиться. Она не могла ничего двигаться: лодыжки и руки за спиной были крепко связаны, и это причиняло ей боль. По крайней мере, напавший не собирался ее убивать, если до сих пор этого не сделал. Зачем ему ждать? Однако внутренний голос нашептывал ей: хватит строить иллюзии, пора побыстрее переключиться на поиск возможностей спастись. Впрочем, легче сказать, чем сделать это. Лежавшая на холодном сыром полу, в темноте, связанная крепкой веревкой, она чувствовала, что находится на грани помешательства.

Джульет повернула голову, огляделась вокруг, стараясь, чтобы от ее внимания не ускользнула ни одна деталь. В янтарном свете пламени по стенам плясали угрожающие тени. Пол в комнате три на четыре метра был земляной, местами неровный, как будто его пытались копать каким-то предметом, мало пригодным для этой цели.

«Словно землю пытались взрыхлить ногами! – подумала она. И тут же добавила: – О, нет! Пусть это будет не так!»

Но воображение уже рисовало ей другую пленницу, дрожащую, почти сходящую с ума от ужаса, пытающуюся вырыть яму под деревянной стеной. Джульет резко тряхнула головой, стараясь прогнать эту мысль, и тут же испытала сильнейшее головокружение – последствие воздействия паров хлороформа. Она медленно выдохнула, потом немного успокоилась и почувствовала, что боль стихает.

«Лучше сосредоточься на том, что вокруг, – давай, постарайся разглядеть все, что сможешь» – скомандовала она себе.

Черные стены были сложены из бревен, как будто Джульет попала в шале или лесную хижину. В комнате не было совершенно никакой мебели, и только в углу, отбрасывая немного света, горела маленькая свеча.

Джульет вздрогнула. Было холодно. Она не знала, который час, любые намеки на время здесь отсутствовали. Может быть, все еще ночь? Возможно, ведь ни один луч света не проникал сквозь бревна. Вдруг ее поразила одна мысль. Она попыталась перекатиться на спину, чтобы получше осмотреть все вокруг, и тогда ее опасение переросло в глухой ужас.

Тут не было никакой двери.

Ни окна, никакого другого намека на то, как она сюда попала. Комната была наглухо закрытой, похожей на большой гроб.

«Только не кричать, ни в коем случае не кричать», – повторяла Джульет про себя, однако этот внутренний голос дрожал, еще чуть-чуть – и с ней случится истерика. Если ее похититель не стал затыкать ей рот, значит, он был уверен: ему нечего бояться. Стало быть, она находилась в каком-то уединенном месте, иначе бы, связав ей запястья, он вставил бы ей кляп. Джульет чувствовала, что ей становится тяжело дышать, ее охватило противное оцепенение, и она из последних сил боролась с подкрадывающейся паникой. Еще несколько часов назад они спокойно болтали, сидя с Камелией, пили пиво и вино, смеялись, а теперь она заперта вдали от всего мира, и ей остается надеяться только на милость неизвестного похитителя. Она начала отчаиваться.

Никто, и в первую очередь сама Джульет, не знал, где она находится. Она оказалась здесь, лишенная малейшего шанса защищаться, благодаря странному стечению обстоятельств. Джульет вспомнила, как беззаботно шла по темной улице, а уже секунду спустя потеряла сознание от удушья и очнулась в подземной тюрьме. Ее жизнь внезапно превратилась в кошмар. По непонятной причине ее вырвали из привычного существования и заперли в гробу. К охватившему ее страху где-то в глубине души стало примешиваться чувство несправедливости. От подобного никто не застрахован, это может случиться с каждым где угодно, и, даже не предполагая, что ты можешь встретить на дороге какого-нибудь психа, ты имеешь все шансы попасть в подобное ужасное положение.

Джульет почувствовала, как ее лицо скривилось, на глаза навернулись слезы. Она надолго забылась плачем.

Затем, ощутив внезапный приступ ярости, девушка вскрикнула и рывком села. Потом, справившись с гневом и рыданиями, Джульет принялась внимательно оглядываться. В трех метрах справа от себя она увидела в земле дыру, ведущую куда-то под стену. Сдерживая слезы, она поползла к этому углублению. Пламя свечи слабо освещало эту часть комнаты, и ей пришлось лечь на землю, согнувшись в три погибели, чтобы осмотреть яму. Диаметром та была чуть больше баскетбольного мяча и напоминала начало подземного хода. Длинные параллельные бороздки на земле возле ямы вызвали у Джульет дрожь. Она сразу же представила себе женщину, в панике роющую землю, не обращая внимания на сломанные ногти.

Быть может, просунув голову внутрь, она сможет увидеть, что там, с той стороны? По крайней мере, понять, где она находится. Однако со связанными руками и ногами просто свеситься вниз означало одно: она не сможет вылезти наружу и останется висеть вниз головой. Но рискнуть стоило.

Извиваясь, словно гусеница, Джульет поползла вниз, в темный проход под стеной. Она принялась ерзать, стараясь перевернуться на спину и высунуть голову с той стороны. Макушка уперлась в камень.

С той стороны ничего не было.

Джульет задрожала, поняв очевидное: в ее тюрьме нет ни двери, ни окон, а стены обложены мощными камнями! Она оказалась в подземелье, в мире мертвых.

Ее снова охватил страх.

Комнату заполнил скрип. Словно наверху открыли крышку люка.

«Ну конечно! Потолок!» – закричала Джульет про себя. Полумрак скрывал эту часть комнаты, и она не могла различить детали. Мысль, что из комнаты есть выход, обрадовала ее, значит, она не полностью отрезана от окружающего мира, с ним есть связь, дающая возможность убежать. Но радость ее была недолгой. Она услышала над собой шорох одежды, и ее вновь охватила паника. Застряв вниз головой в узкой дыре, она не могла видеть того, что происходит в комнате, а ее похититель уже был здесь, рядом, возможно, наслаждаясь тем, как она пытается выползти из ямы обратно.

Подобно погребальному звону, вверху раздался похотливый голос:

– Пришло наше время, дорогая.

Рванувшись, Джульет еще раз попыталась выбраться из дыры, ее охватил приступ безумной паники, на глаза навернулись слезы, и покрывало ужаса затуманило ее взор, подобно смерчу, разрушающему все на своем пути.

* * *

Чтобы бросить курить, Джошуа Бролен стал пить чай.

Возможно, ему надо было бы действовать тайком, потому что, видя, как он глотает горячую ароматизированную воду, многие начали за него беспокоиться. Летом – двумя месяцами ранее – он выбросил последнюю пачку «Winston», дав себе слово завязать навсегда. Первые дни были болезненными в прямом смысле этого слова, и Бролен спрашивал себя, так ли уж вредно курить, по сравнению с тем, что он чувствует теперь: ему казалось, что его легкие пылают, в них как будто происходит самая настоящая «ломка». Однако он быстро обнаружил, что ему не хватает не самих сигарет, а скорее привычных жестов курильщика. Нужно было чем-то занять свободную руку. Лишенная излюбленных жестов рука, казалось, весила целую тонну. Одно лишь воспоминание о том, как прежде он пил кофе, одновременно выкуривая сигарету, чередуя затяжку с глотком кофеина, вызывало у него сильнейший стресс. В свои тридцать Бролен обнаружил, что не выносит вкуса кофе отдельно от вкуса никотина. И, дабы избавиться от регулярных доз табачного дыма, он заменил традиционный капучино на чай. Предпочитая всем остальным ароматизированный, с лесными ягодами, хотя такой сложнее всего было найти – из всех фруктовых вкусов этот оказался наиболее редким.

Инспектор сделал глоток горячего чая и поставил кружку на картонную папку с отчетом о вскрытии.

Его взгляд остановился на одной из фотографий, сделанных прежде, чем тело увезли с места происшествия. При взгляде на него почти невозможно было догадаться, что оно принадлежит молодой женщине, настолько лицо это изменилось, пока находилось в воде. Оно раздулось, кожа стала коричнево-зеленой, веки были величиной с техасский орех, а распухшие губы, казалось, застыли в последнем поцелуе. Живущие в воде хищники тоже постарались, испещрив вспухшую кожу многочисленными красными надрезами. Тело вытащили из воды более двух часов назад, но возле ноздрей и на губах не было заметно ни малейших следов коричневатой пенной слизи. Бролен понимал, что это означает – поскольку было известно по другим делам, которые расследовало ФБР. Присутствие слизи, состоящей из частиц воздуха, воды и бронхиальных выделений, образующихся, пока человек пытается дышать под водой, служит явным свидетельством того, что смерть наступила в результате утопления. Однако у этой жертвы подобной слизи не было.

Пиявки.

Итак, она умерла не от ран. Не только от них. Убийца изменил способ действия.

Но больше всего Бролена заинтриговал размытый рисунок, оставленный на лбу кислотой. Кислотой или чем-то подобным – едким веществом типа щелочи или извести.

«Какого хрена он это делает? – спрашивал себя молодой инспектор. – Почему он пытается сжечь лоб своих жертв? Часть ритуала? Возможно, он забирает руки, как трофей, используя их потом в своих низменных целях: смотрит на них, может быть, даже гладит ими себя, трогает везде, чтобы заставить кого-то другого доставлять себе удовольствие. Очень может быть, но тогда почему он не отрезал руки последней жертве? Чем она отличается от двух первых?»

Вероятно, последняя жертва была не такой, как предыдущие. Он не запытал ее до смерти, а заставил медленно задыхаться, что тоже было не самым завидным из возможных финалов. Бролен поднял чашку над столом, прикидывая, остался ли в ней чай. Чашка была пуста. «Как моя голова теперь», – подумал он, ища взглядом чайник.

В расследовании участвовали десять человек: техники из лаборатории, судмедэксперт, работавший с телами в поисках малейшей зацепки, и четыре полицейских инспектора, в обязанности которых входило собрать максимум информации о жертвах. И все же они до сих пор так и не вышли на след подозреваемого. Бролен распорядился проверить все психиатрические больницы штата, но ни один из пациентов, побывавших там за последний год, не соответствовал портрету предполагаемого убийцы. В любом случае это была призрачная мера, рассчитанная более на то, чтобы успокоить начальство, нежели действительно вычислить настоящего преступника.

Взяв небольшое количество спермы из влагалища первой жертвы, следователи располагали теперь образцом генотипа убийцы. Но сравнение с другими образцами, хранившимися в базе данных, не дало никакого результата: тот, кто их интересовал, там не значился.

Бролен обнаружил чайник на заваленной папками этажерке и встал, чтобы снова налить себе чаю, который принялся пить маленькими глотками.

В течение двух лет, проведенных в ФБР, он научился составлять психологический портрет убийцы, анализируя детали, оставленные на месте преступления. Но основные трудности в применении этого «искусства» возникали, если тело извлекали из воды после длительного пребывания в ней. Прежде всего невозможно сделать никаких выводов, опираясь на первоначальное положение тела, и главное, невозможно осмотреть место, где действовал убийца, прежде чем он избавился от трупа. Течение могло отнести тело на несколько километров вниз. Кроме того, пребывание в воде уничтожает почти все отпечатки: смывает любые следы спермы, крови, волосы, принадлежащие преступнику… Но по крайней мере, подобный способ совершения убийства свидетельствует об определенной хитрости и расчетливости преступника, знающего, что малейшая улика может способствовать его поимке. Значит, этот был опытным и просчитывал все свои шаги.

Бролен подошел к покрытой записями черной доске: он делал их, составляя портрет убийцы. Быстро просмотрев все ключевые моменты, касающиеся тройного убийства, он принялся вслух перечислять сделанные выводы:

– Убийца – белый мужчина, потому что серийные убийцы, за редким исключением, выбирают жертв той же расы, что и они сами. Его жестокость свидетельствует о том, что он длительное время пребывает во власти собственных фантазий и научился с ними справляться, что он готов рисковать, оставаясь незамеченным. Более того, он умеет подчинять себе жертв и разбираться в их психологии. И самое худшее – многочисленные гематомы и повреждения в области плеч свидетельствуют о том, что жертвы сопротивлялись, значит, он действовал жестоко, и я склонен думать, что он избивает их, пока насилует, это идеально соответствовало бы его профилю. Значит, речь идет о человеке достаточно взрослом, умеющем до определенного момента управлять своими импульсами. Однако жестокость, с которой он действует, доказывает: он годами копил в себе бешенство и ненависть. Несмотря на это, его нет в базе данных.

Как только ему поручили это дело, Бролен отправил данные по двум убийствам в фэбээровскую базу ViCAP. В ней хранились детали и описания всех насильственных преступлений, совершенных на территории любого полицейского участка в США; программа работала по принципу сопоставления. Например, если в Иллинойсе два года назад свирепствовал, отрубая своим жертвам руки, какой-либо убийца, ViCAP тут же выдала бы Бролену соответствующую информацию, и он смог бы проследить путь серийного убийцы из одного штата в другой. Однако в базе данных не было ни малейших следов потенциального «отрубателя рук». Бролен обозначил на доске возрастные ограничения. Двадцать три – двадцать четыре года.

«Да, – пришел к выводу инспектор, – все-таки ему от двадцати трех до двадцати пяти. У него было время прикинуть в голове все нюансы будущих преступлений, но дольше сдерживаться он не мог. Он хорошо развит физически, поскольку справляется с женщинами спортивного типа. Все они – жертвы из группы «минимального риска» – их внешность, род занятий и окружение не являются источниками опасности, ни одна из них, например, не занималась проституцией. Но они были похищены в самых многолюдных местах – одна на оживленной улице дорогого квартала, другая на переполненной стоянке возле шикарного ночного клуба. И, однако, никаких свидетелей. Этот тип рискует, играет. Он невероятно самоуверен, внутренне организован, подолгу готовится к похищениям. Он испытывает огромный стресс, но жертвы настолько ему доверяются, что он считает себя неуловимым. Со временем он станет все рисковать все больше и больше, начнет совершать ошибки. Но сколько еще жертв должно появиться прежде, чем это случится? Выбор жертвы из группы «минимального риска» в обстановке, ни малейшего риска не предполагающей, тоже говорит о его определенной зрелости. Он не подчиняется самому первому импульсу, потому очень долго испытывает еле сдерживаемое возбуждение, невероятное возбуждение от ситуации, но тем не менее сохраняет хладнокровие. Для него главное – приближение к жертве, фаза соблазнения – вот что дня него самое приятное. Он должен общаться с жертвой, возможно, кадрить ее, прекрасно представляя себе, что уже очень скоро сделает с ней. Именно так он пытается проверить на ней степень своего влияния».

Инспектор записал в блокнот: «25 лет, плюс-минус».

Все возможные детали следствия тщательно проверялись, и, по совету Бролена, персонал ночного клуба и его завсегдатаев допрашивали бесконечно долго и очень тщательно. Однако выяснить не удалось ничего.

Где-то вдали, в другом кабинете, какой-то тип, перейдя на крик, настаивал на своей невиновности. Бролен допил чай и снова уселся за стол.

«Руку даю на отсечение, этот говнюк получает невероятное удовольствие, соблазняя своих жертв или как минимум пытаясь разговорить их. Стоит сюда добавить и тот факт, что он убивает, не придерживаясь каких-то одинаковых промежутков времени между убийствами: от первого до второго прошло пять недель, а от второго до третьего – только две. Он ускорился, промежуток между преступлениями становится короче». – От этой мысли Бролена охватило болезненное чувство. Он понимал, что это еще ничего не значит: серийные убийцы могут совершать преступления через короткий промежуток, а потом долго «отдыхать». Однако некоторые из них, охваченные неудержимым желанием сеять смерть, начинают делать это все чаще и чаще, до тех пор, пока дело не заканчивается их арестом или гибелью. Все, на что надеялся инспектор, – выгадать максимум времени, дабы все тщательно взвесить, обдумать. Время было необходимо, чтобы внимательно изучить малейшие детали и помешать этому чокнутому снова совершить непоправимое.

А еще манера избавляться от тел, бросая их в воду…

«Эта сволочь знает, что на него охотятся, очень хорошо знает и не хочет быть арестованным, он желает продолжать еще и еще, нападать вновь, ему это необходимо».

Бролен резко дернул головой, подавляя в себе растущий гнев.

Он просматривал фотографии последней жертвы, когда зазвонил телефон.

– Инспектор Бролен, – сказал Бролен, поднимая трубку.

– Джошуа, это Карл. У меня есть новости, касающиеся результатов патологоанатомической экспертизы.

Карл Диместро работал в судебной лаборатории, временно располагавшейся в большом здании Отдела биологических исследований, в сотрудничестве с командой судмедэкспертов.

– Личность жертвы установили? – спросил Бролен, сгорая от нетерпения.

– Нет, но мы над этим работаем, изучаем ее зубы. Зато у меня кое-что для тебя есть, я нашел в ее тканях частицы диатомей.

– Частицы чего? – переспросил Бролен, пытаясь освежить в памяти прослушанный в Квантико курс криминалистики.

– Диатомей. Это содержащие кремнезем микроскопические водоросли, которые обитают в любых источниках воды, как пресной, так и соленой. У нее в легких была вода, но это ни о чем не говорит, однако микроанализ выявил наличие диатомей в легких, печени и сердце. Это означает, что она вдохнула воду перед смертью. То есть она, очевидно, умерла, задохнувшись из-за пиявок, но убийца решил ускорить события, окунув ее голову в воду – то есть она и задохнулась, и захлебнулась почти одновременно. В любом случае, можно не сомневаться: это – вода не из-под крана, а из какого-то естественного водоема, со своей флорой и фауной.

Бролен ждал продолжения – чего-то, что позволит выйти на след убийцы. То, о чем говорил Диместро, было лишь свидетельством пыток ante mortem, варварским поступком, своеобразной визитной карточкой Портлендского палача.

Немного разочарованный, Бролен довольствовался тем, что молча выслушал все сказанное.

– Но это еще не все, – вдруг продолжил доктор Диместро, – водоросли могут дать нам и другую очень интересную информацию.

Бролен относился к Карлу Диместро, умевшему радоваться любой микроскопической детали, с некоторым подозрением, потому что эта деталь вообще могла быть абсолютно никак не связана с расследованием.

– Необходимо знать, что диатомеи обладают оригинальным строением, различающимся в зависимости от места их обитания.

– Так-так, подожди, – прервал его Бролен, – ты хочешь сказать, что сможешь установить, является ли найденная в легких жертвы вода той самой, в которой ее нашли?

– Точно, именно благодаря исследованию диатомей. В нашем случае диатомеи, обнаруженные в тканях жертвы, не похожи на тех, которые обитают в том месте, где было обнаружено тело. Можешь быть уверен: жертва утонула не там, где ее нашли. Более того, могу тебя уверить на семьдесят процентов, что она вдохнула не воду Туалатин – диатомеи, найденные у нее внутри, имеют строение, совершенно отличное от строения речных водорослей.

Карл Диместро говорил хорошо поставленным голосом, в котором, тем не менее, сквозила огромная усталость.

– Скажи, если взять пробы воды из большинства рек и озер в окрестностях Туалатин, мы смогли бы установить точное место, где ее утопили?

Ни секунды не раздумывая, доктор ответил утвердительно. Тон его голоса изменился, теперь он стал еще более уверенным.

– Вместе с моим ассистентом Питером мы побывали на юге Портленда, стараясь взять максимум образцов воды из всех озер, прудов и рек, расположенных на удалении в тридцать километров от реки Туалатин. Сравнение диатомей дало положительный результат. Я нашел воду, которую она вдохнула. Это вода из небольшого прудика на юго-востоке Стаффорда.

Бролен молчал. Вначале разочаровавшись, теперь он был просто ошеломлен. Кропотливая работа двух человек из лаборатории в самые краткие сроки дала результат.

– Но… это точно? – пробормотал он.

– Примерно на девяносто пять процентов.

– Это гениально, Карл, отличная работа, правда! – воскликнул Бролен. – Теперь попробуй немного отдохнуть, ты это заслужил.

– Действительно, я не спал всю ночь. Вчера мы весь день исследовали имеющиеся у нас образцы, а потом стали сравнивать их и закончили только сегодня в полдень. Мы могли запросто упустить из вида этот пруд. Это место в лесу, крошечное пятно на карте района. Я готовлю для тебя полный отчет и включу в него все свои выводы.

– Поспи несколько часов, отчет может подождать до завтра. Только скажи, как называется этот пруд, я бы хотел как можно скорее на него взглянуть.

Еще раз поблагодарив Карла Диместро за отличную работу, Бролен положил трубку. Он размышлял так быстро, как только мог, сопоставляя свои знания из области криминалистики с тем, что услышал сейчас.

Тело было перевезено из одного места в другое, это объясняло отсутствие пенной слизи на губах жертвы: речная вода смыла ее.

«Никто не станет бесцельно перевозить труп. Убийца делает это по какой-то веской причине. Если он утопил женщину подальше от случайных свидетелей, зачем он взял на себя риск перевозить тело на расстояние в несколько километров, чтобы бросить его в другой водоем? Почему не оставил его в пруду среди деревьев, где никто в течение долгого времени его бы не обнаружил?

Потому что между прудом и убийцей есть связь! Это место имеет какое-то непосредственное отношение к тому, кого мы ищем».

Этот след однозначно требовал проверки.

Джошуа Бролен встал, взял куртку и набрал четыре цифры коммутатора Криминального отдела. В трубке раздался женский голос.

– Кэти, это инспектор Бролен, предупредите, пожалуйста, шерифа округа Клакамас, что я скоро к нему заеду, попросите его, чтобы на въезде в Стаффорд меня ждала машина. Спасибо, Кэти.

Итак, он вышел на след, который след вел «в поля» – как раз этого Бролену и не хватало в ФБР. Может быть, однажды он начнет считать свою неудачу в Бюро лучшим, что могло с ним случиться.

Значит, они продвинулись вперед; этот успех заставил выходившего из кабинета Бролена испытать возбуждение. Он чувствовал, что находится на правильном пути, и ощущение, что вот-вот должно произойти нечто важное, подогревало его.

Он даже не мог представить, как будут развиваться события.

Ужас медленно подползал все ближе.

* * *

В панике Джульет делала лихорадочные движения, пытаясь толчками как можно скорее вытащить себя из дыры, в которой она застряла. За ее спиной что-то происходило.

Через несколько секунд она все же сумела вытащить голову из темного отверстия. Сразу же перевернувшись, она увидела высокую фигуру человека, разглядывавшего ее. Отсутствие света не позволяло рассмотреть черты его лица, но она прямо-таки ощущала устремленный на нее взгляд.

– Обычно я выбираю их не так, – медленно и уверенно произнес человек.

Джульет не шевелилась, скованная страхом, она даже не думала о попытке бегства.

– Но моя последняя подруга, побывавшая здесь, оказалась не совсем чистой. – Он произнес слово «подруга» так, словно речь шла о чем-то важном. –  Да, я прекрасно знаю, это моя ошибка. Мне не следовало кадрить женщин где попало. А уж соблазняя девушку на стоянке у ночного клуба, смешно было ожидать, что она окажется паинькой. Надо было подумать заранее.

Впервые с того момента, как этот человек спустился к ней в подвал, Джульет рискнула отвести от него взгляд и заметила позади незнакомца какой-то вытянутый предмет. Двухметровая лестница, опущенная в люк!

– С тобой все будет по-другому, ты ведь это знаешь. Мы давно знакомы, и я не сомневаюсь, ты – девушка порядочная.

Джульет почувствовала в горле комок, но все же попыталась что-то ответить. Ей надо выиграть время, у парня совершенно съехала крыша, и в глубине души Джульет понимала, что нельзя дать возможность психу вести монолог. Медленно, с трудом подбирая слова, она заговорила хриплым голосом:

– Что… вам… надо?..

Силуэт резко выпрямился, словно незнакомец удивился, что она еще способна произносить хоть какие-то слова.

– Ну, ты же отлично знаешь, – ответил он, помолчав несколько секунд, – я тебе уже писал в Интернете, что хочу открыть тебя.

Джульет вздрогнула. В ее голове пронеслись десятки мыслей, образов и догадок, а потом возникло имя.

Оберон.

– Ты не всегда была милой, когда общалась со мной, – произнес он тоном наставника, – но мы можем это исправить. – Он медленно приблизился. Джульет отпрянула к стене. –  Нет-нет-нет, – торжественно покачав головой, сказал незнакомец. – Чтобы я был с тобой ласков, тебе нужно быть мудрее. Иначе мне придется тебя наказать.

Его голос напоминал голос того человека, который предложил подвезти ее, когда она вышла из дома Камелии. Но тогда он старался выглядеть соблазнительно, а сейчас им владели жестокость и безумие. Не было никакого сомнения, это один и тот же человек. То же атлетическое телосложение, тембр голоса.

Он наклонился и взял Джульет за плечи. Она почувствовала, как в ноздри ей ударил запах средства после бритья.

– Позволь-ка, я не причиню тебе никакой боли.

Через мгновение похититель поднял ее и потащил к лестнице. Джульет попыталась сопротивляться, но что-то в голосе психа парализовало все ее усилия. Словно в его интонациях, если она не будет повиноваться, сквозило обещание бесконечных страданий. Находившийся рядом с ней человек не шутил. Он не был похож на простого преступника, стремящегося получить деньги в обмен на заложника. Здесь было что-то другое, более мрачное, скрытое желание причинять боль. Джульет изо всех сил старалась не дать страху овладеть собой, она во что бы то ни стало должна найти способ выиграть время. Что-то сказать или сделать.

Незнакомец положил ее у подножия лестницы.

– Не двигайся.

Он поднялся наверх и спустил оттуда трос с крюком на конце, закрепленный на лебедке. Металлический крюк блеснул в пламени свечи.

– Что вы собираетесь со мной делать? – осторожно спросила Джульет, не сумев скрыть страх, отчего ее голос задрожал.

Мучитель ответил не сразу, сначала размотал трос. Потом зацепил крюк за веревки, связывавшие Джульет. Приспособление, которым он пользовался, было хорошо смазано, тщательно отлажено, и Джульет даже показалось, что она находится на конвейере какого-то завода. Незнакомец словно разыгрывал тысячу раз отрепетированную сцену. В жестах мучителя сквозило спокойствие, подземелье было заботливо подготовлено к спектаклю, лебедка и крюк работали идеально.

«Как будто он делает это постоянно», – подумала Джульет, чувствуя, как ее накрывает волна ужаса. Девушка учащенно задышала.

Закончив прилаживать крюк за ее спиной, незнакомец обжег ее шею своим дыханием, и Джульет услышала его слова:

– Сейчас я покажу тебе, как сильно я тебя люблю…

Она ясно почувствовала, что погружается в бесконечный кошмар. И догадалась, что никогда не выйдет отсюда живой.

Это отвратительное подземелье было ничем иным, как бойней.

* * *

Шериф округа Клакамас приехал встречать Бролена вместе с одним из своих помощников. Джошуа Бролен, как положено, обозначил цель приезда, и они вместе направились в лес на юго-востоке от Стаффорда. Там они съехали с шоссе и двинулись по извилистой тропе, по которой старый «Мустанг» Бролена проехал с большим трудом, и наконец остановились у маленького пруда посреди деревьев. Пруд был мелким и небольшим, едва ли сотня метров в длину, полностью заросшим травой и камышом.

Оказавшись на берегу, Болен был потрясен уединением и тишиной. «Идеальное место для совершения преступления, никто ничего не узнает», – подумал он.

Тогда зачем преступник перевез тело в Туалатин?!

В этом не было ни малейшего смысла. Все в поступках убийцы говорило о его изощренности и очевидном интеллекте, тогда зачем ему нужно было рисковать и перетаскивать тело, если он мог просто бросить его здесь?

– Часто тут бывают люди? – спросил он шерифа, оглядывавшего заросли.

– О, очень редко, – ответил шериф, – может быть, только несколько рыбаков, которые ничего не понимают в рыбной ловле, потому что в этом пруду рыбы нет. Даже не знаю. Ну, еще молодежь, которая иногда приезжает сюда порезвиться по вечерам, вот, пожалуй, и все. Вашингтонский парк у местного населения гораздо более популярен.

Бролен кивнул. Пруд отлично подходил для того, чтобы оставить в нем тело. Но что-то не клеилось. «Должно быть какое-то объяснение, – думал Бролен, – деталь, позволяющая понять, зачем убийца рискнул переместить тело».

– Вы сказали, что это связано с недавними убийствами, – произнес шериф, – с действиями Портлендского палача. Вы полагаете, он был здесь?

– Типа того, – прошептал инспектор.

Не удовлетворившись его ответом, шериф отошел, всматриваясь в поверхность воды так, словно ждал скорого прибытия корабля. Его помощник стоял поодаль, не произнося ни слова с того самого момента, как они приехали сюда.

Бролен обошел пруд, чтобы рассмотреть поляну на другом берегу. Временами он бросал быстрые взгляды в чащу леса и внезапно заметил небольшую тропинку, уводившую туда. Шериф находился на другом конце пруда, в сотне метрах от Бролена, когда инспектор крикнул, обращаясь к нему:

– Здесь есть тропинка! Вы знаете, куда она ведет?

Шериф сделал знак, что плохо слышит, и не торопясь направился к Бролену. Будучи моложе и здоровее, инспектор предположил, что шериф глуховат, но не стал заострять на этом внимание. Как только шериф подошел к нему, он повторил вопрос.

– А, простая тропа, наверное, охотники протоптали.

– Здесь разрешена охота?

– Скажем так, с ней мирятся. В этом местах нет егеря, если вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. А у меня есть дела поважнее, чем наблюдать за такими лесами, как этот!

– Кто-нибудь живет поблизости? – спросил Бролен.

– Нет, это очень уединенный уголок, и если хотите знать мое мнение, жить здесь никто не захочет. Все запущено, – добавил шериф, поправив шляпу.

Бролен оглядел опушку, убедившись, что тропинка пересекает ее и уходит дальше в глубь леса. Лес был густым, в нем росли самые разные деревья, высокий папоротник, кусты ежевики; на земле лежали бесчисленные стволы, обреченные на медленное гниение.

Пронзительный крик какого-то хищника раздался над верхушками деревьев. Мужчины одновременно подняли головы.