Текст книги "Теория Гайи"

16

Тим осторожно шел по главной улице с дробовиком на плече. Он искал Эмму. Он нахмурился, заметив клубы черного дыма, обошел навес для зерна и увидел Эмму. Она стояла, опираясь на вилы и обливаясь потом. Перед ней горели облитые бензином и сложенные в кучу трупы собак.

– Что… Что это такое? – спросил он.

– Собаки, – спокойно ответила Эмма. – Их надо сжечь, чтобы они не отравляли воздух.

Тим посмотрел на нее. Никаких эмоций. Она словно спряталась в панцирь и механически выполняла грязную работу.

– Что тут произошло?

Эмма подняла на него холодные, полные отчаяния глаза:

– Их просто истребили, вот и все. Кур изрубили на куски, а собак… Точно не знаю, но, кажется, их кто-то пытался… сожрать.

– Сожалею, что вам пришлось убирать это одной.

– Вам удалось наладить связь?

Тим покачал головой:

– Боюсь, у меня опять плохие новости. Радиопередатчик не работает. Думаю, в него попала вода. Я его разобрал, но дальше дело не пошло. Я мало что смыслю в электричестве.

Эмма вздохнула, ее плечи поникли.

– Час от часу не легче. Что будем делать?

– Есть другая деревня, Ханававе. Наверное, все ушли туда.

– Это далеко?

– Чуть меньше двадцати километров, но дорога каменистая и извилистая. Пешком мы до наступления ночи туда не дойдем. Хорошо бы найти машину…

– А они тут есть?

– Должны быть две или три. У сарая старика Альфреда всегда стоял пикап, это там, наверху. Пойдемте посмотрим.

Эмма кивнула:

– Хорошая мысль.

Куриные перья вспыхнули, запахло горелым мясом и бензином. Лицо Эммы осунулось, ее глаза блестели слишком ярко.

– Как вы? – спросил Тим. – В порядке?

Эмма посмотрела Тиму прямо в глаза:

– Нет. Я совсем не в порядке. Но я справлюсь. Идемте, я вылила в костер достаточно бензина, он будет гореть до вечера.

– Сначала нужно найти воду и какую-нибудь еду.

– На это уйдет не меньше часа, так? Вы действительно хотите, чтобы мы потеряли это время на поиски еды?

– Я вовсе не собираюсь делать запасы, я просто умираю с голода. Сегодня я встал очень рано… И вообще, доктор Де Вонк, я лучше соображаю, когда сыт.

Эмма махнула рукой:

– Хорошо, тогда перерыв на завтрак. Я этим займусь. И пожалуйста, называйте меня Эммануэль или Эмма.

Они вошли в первый попавшийся дом, не пытаясь больше ни стучать, ни звать. Эмма открыла холодильник. Продукты в нем еще не успели испортиться из-за отсутствия электричества. Она нашла лоток с индейкой и положила на разделочный стол. Но тут же вспомнила трупы истерзанных кур и убрала мясо обратно.

Порывшись в шкафах, Эмма нашла банку тунца, консервированные сардины в масле и хлеб, сделала бутерброды и завернула их в фольгу.

Потом позвала Тима:

– Вот, тут есть чем…

Но Тима не было ни в комнате, ни в гостиной.

– Тим? – Эмма убрала в рюкзак бутерброды и бутылку воды и вышла в коридор. – Тим, вы здесь?

В дом они вошли вместе, и Эмма была уверена, что услышала бы, как шуршит москитная сетка, если бы Тим вышел наружу.

– Тим, вы меня пугаете…

Впервые в жизни Эмма пожалела, что у нее нет оружия. Нет, я опять сама себя накручиваю! Он просто вышел, а я не заметила.

Эмма уже собиралась выйти из дома, но вдруг услышала глухой стук в конце коридора. Одна комната, выходившая в коридор, была заперта, но шум послышался из другой. Эмма вошла. Тут тоже было почти темно, на полу лежал круглый ковер, прямо напротив двери стоял открытый платяной шкаф.

– Тим?

Слева произошло какое-то движение, и Эмма резко по вернулась. Она шагнула на ковер, но он оказался каким-то странным, липким. Эмма поскользнулась и ухватилась за край комода.

Она широко распахнула дверь, чтобы впустить больше света из коридора, и в глубине комнаты увидела Тима, лежавшего поперек кровати. Эмма слышала его тяжелое дыхание. Прошло несколько секунд, прежде чем он смог заговорить.

– Вы должны это сами увидеть, – с ужасом сказал он и протянул ей видеокамеру, которую держал в руках.

Эмма направилась к нему и снова поскользнулась. Вдруг она поняла, что стоит в огромной луже крови.

17

Эмма подпрыгнула как ошпаренная:

– Бежим отсюда! Я больше не могу этого выносить!

Но он даже не пошевелился и продолжал протягивать ей камеру.

– Вы должны это увидеть, – тихо повторил он.

Эмма не могла отвести глаз от лужи на полу.

Сколько в человеческом теле крови? Литров пять?

Черт возьми, что же здесь произошло?

– Вы должны это увидеть, – повторил Тим громче. – Прямо сейчас! – сказал он голосом, полным отчаяния, и Эмма заставила себя опомниться.

Она взяла камеру.

– Просто нажмите кнопку, – сказал Тим.

Экран вспыхнул и погас, внизу появились цифры, дата и время: «17.10», «23:47».

– Это среда, накануне моего приезда, – сказала Эмма.

Тим молчал. Экран оставался черным, ничего не было видно. Слышалось какое-то шипение. Эмма поднесла камеру к уху. Звук стал более отчетливым, и Эмма поня ла, что это чье-то дыхание, прерывистое и испуганное…

Тот, кто снимал, дышал прямо в микрофон. На экране что-то мелькнуло, и Эмма увидела свет, яркие полосы, одна над другой. Полки в шкафу, догадалась она. Тот, кто снимал, сидел внутри.

Раздался громкий хлопок. Это был звук выстрела, и тот, кто снимал, начал рыдать. Было слышно, что он изо всех сил старается сдержаться. Снова раздались выстрелы, потом долгий вопль вдалеке.

Слышно было не очень хорошо, но Эмма различила крики ужаса. Крики множества людей. Камера дрожала.

Раздался треск дерева, изображение снова дернулось. Рыдания усилились. Свет, проникавший сквозь жалюзи, померк, кто-то вошел в комнату.

Что-то большое промелькнуло мимо камеры так быстро, что нельзя было разобрать, что это. Потом тень исчезла, наступила тишина. Прерывистое дыхание, всхлипывания. Тот, кто держал камеру, старался успокоиться, глубоко дышал.

Вдруг изображение стало расплывчатым, в шкафу стало светлее, и перед объективом появилась чья-то огромная фигура. Кто-то громко завыл от ужаса.

Камера упала на пол, покатилась, створки шкафа хлопали, кто-то страшно кричал и хрипел. Хрип сменился пронзительным визгом. Эмма не могла себе представить, что человек способен издавать такие звуки. Ее кожа покрылась мурашками.

Внезапно раздалось какое-то бульканье, стоны оборвались, потом опять возобновились, бесконечные, невыносимые.

Послышался тихий всхлип, и опять наступила тишина.

Все это время камера снимала нижнюю часть шкафа, где стояли коробки с обувью.

– Больше там ничего нет, – сказал Тим. – Я промотал вперед, но там больше ничего…

– Это ужасно…

– Не знаю, что это было, но тут кого-то убили.

– Нужно уносить ноги, – сказала Эмма. – Нам нужна машина. Мы должны немедленно ехать в другую деревню.

– Что это было?

– Не знаю и знать не хочу. Я хочу только одного – уехать отсюда.

Эмма бросила камеру на кровать и вышла на улицу, на свет и свежий воздух. Она долго пыталась оттереть подошвы ботинок о траву, с нее градом катился пот. Тим подошел к ней.

– Пошли, – сказал он, и они двинулись в сторону долины, к дальним строениям.

Заросли становились все гуще, дома встречались все реже.

Тим был начеку, вглядываясь в мелькающие тени, готовый в любой момент открыть огонь.

Они прошли мимо большого дома, который был не похож на другие. К окнам прилеплены скотчем детские рисунки. Школа. Ну конечно, ведь на острове должны быть дети… Эмма покачала головой. Нет, вся деревня не могла быть истреблена, как те несчастные куры. Но собаки!.. Собаки были разорваны на части зубами, длинными, как нож!

– Дом Альфреда за школой, – сказал Тим. – Мы почти пришли. – Вдруг он резко остановился. – Ее там нет! – воскликнул он. – Машины нет!

– У этого Альфреда есть гараж?

Тим покачал головой и вздохнул:

– Ничего не понимаю! Куда они все подевались?! Что здесь, в конце концов, происходит?!

– Тим, не хватало еще, чтобы вы расклеились! Вы уверены, что в Омоа нет другой машины?

– Боюсь, что нет. Их было две или три, и они всегда стояли на улице. Здесь нет ни стоянки, ни гаража…

– Давайте осмотрим все сараи. Если ничего не найдем, пойдем в Ханававе пешком.

– До ночи мы уже не успеем.

– Ну и что? У вас ведь есть фонарь! Как мы можем заблудиться, если на острове только одна дорога?

– Она очень крутая и идет по вершинам утесов. Если опять начнется дождь, нас смоет с высоты в тысячу метров! И потом, не думаю, что нам стоит оставаться ночью на улице. Вы же видели, что было снято на камеру…

– Да, вот поэтому я не хочу оказаться здесь, когда эти психи вернутся.

– Эмма, не хочу показаться вам деревенским дурачком, но… Я не уверен, что это сделали люди.

– Неважно, человек это или животное, но оно убило тут всех!

– Я хочу сказать – возможно, это нечто другое…

– Что?.. Вы думаете, что это… какое-то чудовище, да?

Тим смущенно пожал плечами:

– Я не знаю… Но похоже, что всю деревню жестоко истребили за одну ночь! Вы верите, что люди или животные на это способны?

Эмма кусала губы.

– Не будем больше об этом говорить, – сказала она. – Мы устали, перенесли потрясение, и сейчас нужно думать, что делать дальше. Если мы не можем уехать в Ханававе сейчас, значит, уберемся отсюда завтра рано утром.

– Пойду поищу маленький дом, где мало окон. Мы забаррикадируемся в нем на ночь, – ответил Тим.

– Послушайте, я думаю, не стоит поддаваться панике. Что бы ни произошло в Омоа, похоже, тех, кто это сделал, тут уже нет.

– Я очень надеюсь, что они покинули остров и теперь далеко отсюда, иначе у нас будут проблемы.

– Почему?

Тим указал дробовиком на столб черного дыма, поднимавшийся вверх:

– Потому что ваш костер видно за несколько километров.

18

В метро Фабьен внимательно изучал номер «Паризьен»[30]30
  Ежедневная французская газета.


[Закрыть], который читал пассажир, сидевший рядом: назревает новый политический скандал, эксклюзивное интервью очередного победителя большой телеигры. А на самом верху страницы, над заголовком, последние данные о землетрясении, обрушившемся на Индонезию. Об этом уже два дня писали все газеты: самое мощное землетрясение, которое когда-либо там случалось. Фабьен рассеянно пробежал глазами заметку, думая о том, насколько циничным стало телевидение: в новостях сначала сообщали об экономических убытках Юго-Восточной Азии и лишь потом о сотнях тысяч пострадавших. Япония и Калифорния с тревогой ожидали «Большого толчка». Сейсмологи всего мира предсказывали, что он уничтожит эти регионы.

Поезд замедлил ход. Фабьен уже почти приехал. Никто не обращал на него внимания: полноватый мужчина тридцати лет, плохо выбрит, короткие волосы, очки в тонкой оправе, кожаная куртка, свитер и шарф, намотанный до самого подбородка. Ничего особенного.

За окном проплыла станция «Сент-Огюстен», двери открылись. Фабьен и еще несколько человек вышли на платформу. Утром в субботу народу было мало. Он предпочитал ездить в будни в часы пик: тогда можно быть совершенно уверенным, что никто тебя не заметит – слежка в водовороте метро просто невозможна.

Свежий воздух на бульваре Осман хлестнул его по лицу, и он слегка втянул голову в плечи. Фабьен не помнил такого холода в октябре с… С какого же года? А снег в Париже? Кажется, он видел его только на картинках и старых открытках. Его родители помнили, какие снежные битвы они устраивали в детстве на Рождество в их южном предместье около Эври. Но Фабьен был из поколения, не знавшего снега. Из поколения пандемий, СПИДа, птичьего гриппа, смертельных разновидностей других прежде относительно безобидных болезней. Он вспоминал бабушку, которая два года назад перед самой смертью сказала ему:

– Бедный ты мой, какую планету мы тебе оставляем…

Фабьен взял ее за руку и улыбнулся:

– Бабушка, я уже вырос и научился принимать и плохое, и хорошее. Мир, который ты знала, для тебя стал воспоминанием, а для меня – историей. Не волнуйся за меня, я вовсе не чувствую себя несчастным. Каждому поколению выпадают свои испытания.

Он говорил это искренне, хотя рост числа природных катастроф и изменение климата беспокоили его, как и многих других.

Фабьен свернул на улицу Анжу, набрал на воротах код. Пройдя через темный двор, поднялся на второй этаж по лестнице, покрытой красным ковром, и нажал кнопку звонка рядом с табличкой «GERIC». Дверь открылась. Внутри за стойкой сидел мужчина в костюме и с телефонной гарнитурой за ухом. Он встал и поздоровался.

– У меня встреча с господином Де Бреем, – сказал Фабьен.

– Он ждет вас. Следуйте за мной.

Широкоплечий мужчина с суровым взглядом, больше похожий на головореза, чем на секретаря, проводил его в кабинет с высоким потолком, лепниной на стенах и камином, в котором потрескивал огонь.

Высокий человек, сидевший за письменным столом, встал и шагнул навстречу Фабьену. Секретарь исчез.

– Фабьен, ваше утреннее сообщение меня ошеломило! – воскликнул Де Брей.

Фабьен покачал головой:

– Впервые вижу в Париже огонь в камине!

Де Брей молча указал ему на одно из двух глубоких кожаных кресел. У Де Брея были длинные седые волосы, бледное осунувшееся лицо, изборожденное глубокими морщинами, хищный нос и тонкие губы. Его фигура в слишком просторном темно-сером костюме была под стать лицу: худая, с острыми, выпирающими плечами. Но при этом в нем чувствовалась скрытая сила. Фабьен нервничал. Он чувствовал, что Де Брей способен на всё. Вероятно, его длинные узловатые пальцы подписали не один смертный приговор.

– Итак, по какому поводу вы заставили меня покинуть семью субботним утром?

Фабьен потерял дар речи. Невозможно было представить себе, что у Де Брея есть жена и дети.

– Проблемы в обсерватории на Пик-дю-Миди, – произнес он наконец.

Де Брей прищурился: теперь он понимал, почему об этом нельзя было говорить по телефону.

– Мы потеряли контроль над ситуацией.

– Что?! – рявкнул Де Брей. – Нельзя ли поподробней?!

– В четверг после полудня туда явились люди из Еврокомиссии.

– Я уверен, что Ле Молль не проговорился! Я лично заверил Грэма, что он ничем не рискует!

– Мы ошиблись.

Де Брей вскочил:

– Ошиблись?! Вы что, издеваетесь? Мы ошиблись? Кажется, вы не понимаете, что может случиться!

– Прекрасно понимаю. Мы рискуем головой.

– И вы так спокойно об этом говорите? Почему, черт побери, вы сообщаете мне об этом только сегодня?

– Группа, прибывшая туда, заблокировала объект. Они никого туда не пускают, и связь в их руках.

– И что, эти люди действительно из Еврокомиссии? Вы уверены?

– Похоже, это правда. С ними ученые, генетик и социолог.

Де Брей потер лоб.

– Но как они могли узнать?.. – спросил он уже другим тоном.

– Ле Молль ничего не сказал. Я лично занимался им… Но, может быть, где-то остались документы, которых я не нашел.

Де Брей раздраженно вздохнул:

– Мы в дерьме, дорогой мой. Неприятно это говорить, но это именно так. Если они что-нибудь найдут и предадут огласке…

– Я работаю над этой проблемой, – сказал Фабьен. – Я связался с моей группой, они готовы действовать в любой момент.

– Как вы узнали о том, что представители Комиссии на объекте?

– Одному из наших людей в обсерватории удалось усыпить их бдительность. Он вышел в Интернет и сегодня рано утром предупредил меня по электронной почте.

Де Брей съежился, рука, которой он опирался на спинку кресла, побелела.

– Если они на Пик-дю-Миди, тогда им известно и о Фату Хиве! Возможно, это объясняет, почему связь с островом пропала примерно в это же время!

Глаза Де Брея метались из стороны в сторону, он обдумывал последствия.

– С Фату Хивы до сих пор никаких известий? – удивился Фабьен.

– Никаких. Похоже, все идет по худшему из возможных сценариев. Если документы на Пик-дю-Миди будут обнаружены, произойдет катастрофа. А если найдут наше оборудование на Фату Хива, это полный крах…

– Мне кажется, все еще можно исправить. В прессу пока ничего не просочилось, а это значит, что Европейская комиссия решила подождать несколько дней и сама во всем разобраться. Если нам удастся снова заполучить контроль над ситуацией, спрятав или уничтожив документы, они ничего не смогут сделать.

– Займитесь обсерваторией, остров я возьму на себя, – приказал Де Брей. Его губы дрожали.

– Обсерватория изолирована, я думаю, мы справимся.

– Выведите из строя связь, чтобы они ничего не могли оттуда передать. И постарайтесь задержать их там, наверху. Нам нужно время.

– Погода на нашей стороне. В ближайшие дни будет передано штормовое предупреждение, я видел прогноз сегодня утром.

– Делайте все что нужно, Фабьен. Но делайте быстро и хорошо!

– Я здесь как раз для этого.

Де Брей сел в кресло, почти вплотную приблизил свое лицо к Фабьену и прошептал:

– Мы рискуем не только нашими головами. Если то, что мы узнали, станет достоянием гласности, общество погрузится в пучину хаоса прежде, чем ваши дети достигнут возраста, когда смогут постоять за себя.

Де Брей нервно сглотнул. Глядя на Фабьена покрасневшими глазами и положив на его колено мокрую от пота ладонь, он добавил:

– А вы, сидя в одиночной камере, не сможете защитить их от того, что обрушится на мир.

19

В субботу Петер проснулся рано и с ясной головой. Он был полон решимости как следует поработать, чтоб не застрять тут и на Рождество.

Без четверти восемь в столовой было еще пусто. Сунув хлеб в тостер, он направился к телефону, висевшему на стене. Родители Эммы вставали рано даже в субботу. Он набрал их номер, подождал несколько секунд и понял, что связи нет. Петер трижды снимал трубку, надеясь, что телефон заработает. Вздохнув, он вернулся к своему кофе.

В дверях появился Жерлан. Его лицо осунулось от усталости.

– О, да вы ранняя пташка, – сказал он, заметив Петера.

– Я смотрю, вы тоже.

– Я, между прочим, рад, что у нас есть работа! Ну как, вы продвинулись вперед? Есть что рассказать? – спросил Жерлан.

– Пока нет. Надеюсь, ближайшие два дня будут решающими.

– Я рассчитываю на вас. Грэм неприступен как скала. Посылает меня куда подальше, как только я пытаюсь хоть что-то из него вытрясти. Его послушать, так они тут просто невинные овечки, занимаются подтверждением патентов, и всё…

Петер нахмурился:

– Послушайте, у нас проблемы с телефоном. Я хотел позвонить родителям Эммы, чтобы узнать, как там дети, и не смог.

– Я провожу вас к телефону, который работает, – сказал Жерлан. – Это я вывел из строя линии, которые мы не можем контролировать. Из соображений безопасности.

– Вы шутите?! Где мы, по-вашему? Это что, филиал Гуантанамо? Вы же не можете запретить людям передвигаться и общаться!

– Разумеется. Если вы или кто-то из ученых захочет позвонить, пожалуйста! Но я пока не могу предоставить свободу действий Грэму и его людям.

– Не думаю, что это законно…

– Вы правы. Но то, что мы делаем, профессор, не вписывается в обычные правила.

– Это уж слишком! Какие-то тайны, мания преследования, телохранители! Мне это все…

– Я просто запер кабинеты и стал задавать вопросы, – перебил его Жерлан. – И знаете что? Никто из них даже не пожаловался! Никто не возмущался дольше пяти минут, и знаете почему? Потому что то, что они делают, незаконно, и они это знают! Они не хотят, чтобы в их дела кто-то вмешивался. Меньше всего им улыбается объясняться с представителями закона!

– Когда ваше расследование станет достоянием гласности, вам придется объяснить ваши действия. У вас будут неприятности.

– Это уже моя проблема. А сейчас я прошу вас помочь мне – узнать, чем они занимаются.

Внезапно выражение его лица изменилось, морщины на лбу разгладились, и он положил руку на плечо Петера:

– Ну ладно, пойдемте. Мы найдем вам телефон, и вы сможете позвонить домой.

– Я хочу знать, что с моей женой. Я не могу больше ждать.

– Сейчас в Полинезии десять часов вечера. Сомневаюсь, что мы сможем с ней связаться.

– Постарайтесь.

Жерлан кивнул:

– Я посмотрю, что можно сделать.

Бенжамен Кларен, в рубашке с короткими рукавами поверх майки с длинными рукавами и в джинсах, вошел в комнату Петера.

– Я пролистал почти восемьдесят процентов папок – и не нашел лаборатории, которая чем-нибудь выделялась бы из ряда других, – сказал он.

Петер помотал головой. Он сидел в кресле, обложившись кипами отчетов.

– Все нормально? – спросил Бен, заметив, что Петер чем-то озабочен.

– Я искал везде, где только можно, но не могу найти никакой связи между снимками черепов и томограммами мозга.

– Ты уже все просмотрел? – удивился Бен.

– Нет, конечно, но все-таки это странно…

– Наверняка что-нибудь есть. Наткнешься, когда уже перестанешь искать. Так всегда бывает. Скажи, ты уже смотрел в компьютерах?

– Еще нет. Кстати, раз уж ты здесь…

Петер включил компьютер. Появилась голубая заставка с двумя иконками: шахматная пешка «Пользователь: Эстевенар» и изображение пальца «Вход по отпечатку пальца».

– Нужен пароль, – вздохнул Петер.

– Вряд ли они нам его дадут. А вот отпечатки… Думаю, это не так уж сложно. Есть одна идея…

– Какая?

– Я этим займусь, а ты продолжай копаться в бумажках. Я вернусь до полудня.

И Бен пулей вылетел из комнаты.

– Похоже, он никогда не изменится… – пробормотал Петер себе под нос.

Он посмотрел на часы. Половина одиннадцатого. Он долго сидел, изучая досье и пытаясь понять, зачем нужны эти томографии и рентгеновские снимки. В отличие от Бена, он не верил, что случайно обнаружит то, что ищет. Мне кажется, здесь чего-то не хватает! Грэм и его люди успели что-то спрятать? Маловероятно. Мы приехали слишком внезапно. Петер оглядел комнату, поворачиваясь в крутящемся кресле.

– Где же вы это спрятали? – спросил он вслух.

В комнате у кого-то из ученых? Надеюсь, что не на «мостике», там наверху. Вдруг Петер подумал, что не знает, для чего служит этот большой зал со множеством компьютеров. «Мостик» возвышается над всем объектом, над ним торчит огромная антенна – вот всё, что известно. Жерлан сказал бы, если бы сам нашел важную информацию, – значит, то, что они ищут, находится не там…

Петер встал, прошел по коридору, запер за собой дверь, набросил тяжелую цепь и закрыл замок. Поднялся по лестнице к двери, разделяющей обсерваторию на две части, ввел свой персональный код, поднялся еще выше и толкнул дверь, за которой находился «мостик». Полукруглый зал, одна стена которого представляла собой огромное окно, был залит бледным светом. Жерлан разговаривал с Матиасом, а Грэм с безразличным видом читал журнал, сидя в углу и положив ноги на ящик.

Жерлан заметил Петера и подошел к нему:

– Новости?

Петер обвел помещение рукой:

– Вы поселили нас внизу, но я хочу знать, что находится здесь. Зачем нужен этот… «мостик»?

– Это как на авианосце – отсюда командуют всем кораблем. На Пик-дю-Миди установлено несколько камер видеонаблюдения, записи с них передаются сюда.

В зале действительно находилось несколько экранов, на большинство из них транслировалось изображение с камер наружного наблюдения.

– Для чего нужны эти камеры? Здесь же все-таки не Форт Нокс.[31]31
  Военная база в штате Кентукки, где хранится золотой запас США.


[Закрыть]

Жерлан ткнул пальцем в Грэма:

– Спросите его! По официальной версии, они были установлены, когда сюда стали пускать туристов. Якобы из соображений безопасности – чтобы заметить, если кто-то решит перелезть через барьер или сделать еще что-нибудь в том же роде.

Жерлан повторил слова Грэма так, что было ясно: он совершенно ему не верит. Грэм, не отрываясь от журнала, заметил:

– Ваш начальник думает, что я сам дьявол…

Жерлан отвел Петера в сторону, к компьютерам:

– Здесь центр связи, доступ в Интернет. У них, кстати, свой сервер. Еще тут факс, телекс, сканер… всё что угодно…

Петер заметил ноутбук – более массивный, чем обычный, с веб-камерой, укрепленной сбоку от экрана.

– А это что такое? – спросил он.

– Спутниковая связь!

– И можно связаться с кем угодно?

– Нет, это закрытая цепь. Отсюда можно выйти на связь только с другим таким же пунктом. Грэм сказал, что это Брюссель, но я не верю.

– Вы проверили?..

– Да, но связи нет. На всякий случай мы оставили его включенным. А вон там оборудование для видеоконференций…

Жерлан потащил его к столу, вокруг которого стояло восемь стульев, у стены стоял видеопроектор, а сверху можно было опустить экран.

– А что за документы сложены там, в глубине зала? – спросил Петер.

– Я просмотрел уже целые горы бумаг. И мне кажется, что это все бутафория.

– Мне тоже кажется, что какие-то документы хранятся где-то еще. Здесь так много места… Вы уверены, что все обошли? А нет ли тут других кабинетов?

– Нет, больше ничего. Но если хотите, проверьте сами, хотя на это уйдет немало времени.

Петер глубоко вздохнул, прежде чем ответить:

– Нет, пожалуй, с меня хватит. Послушайте, я начинаю сомневаться, что мы можем быть вам полезны. Абсолютно непонятно, что здесь происходит, никакой определенной информации. Скорее всего, мы ничем вам не поможем.

– Ваши имена не случайно были связаны с этими местами, – перебил его Жерлан. – Обязательно должна быть информация, которую вы сможете проанализировать. Ищите, я полностью вам доверяю.

– А моя жена? Вы пытались связаться с вашим помощником, который… как вы сказали, его зовут?

– Монговиц. Профессор, я узнавал… Над Полинезией прошла буря. Но не волнуйтесь! В последнем выпуске новостей сказали, что ничего серьезного. Я думаю, им просто нужно время, чтобы восстановить связь.

То, что Петер услышал, очень ему не понравилось. Его охватил гнев, и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не дать ему вырваться наружу. Собственная беспомощность сводила его с ума. Но что толку орать на Жерлана, это все равно не поможет что-то узнать об Эмме.

– Как все удачно, – сказал он. – Одна буря здесь, другая там! Скажите мне, как только что-нибудь узнаете о моей жене. Если завтра вечером новостей не будет, в понедельник утром мы с Беном возвращаемся в Париж. Работает подъемник или нет, делайте что хотите, чтобы спустить нас вниз!

Бен нашел Петера в кабинете, примыкающем к библиотеке. На вытянутых руках он держал лист фольги. Вид у него был такой, словно он нес Святой Грааль.

– Та-дам!

– Что это у тебя?

– Соленое тесто.

– Соленое тесто? – переспросил Петер.

– Да, из этой штуки дети лепят всякие фигурки. Я сделал немножко, а потом заглянул к Луи Эстевенару. Он, как всегда, был в прекрасном настроении, но как только я попросил его сунуть палец в тесто, он чуть не озверел! Мне пришлось сделать это почти насильно. Он и моргнуть не успел, как я сунул его палец в соленое тесто! Потом я высушил это в духовке, и вот!..

Он показал продолговатый кусок теста с четким отпечатком пальца.

– Как ты думаешь, это нам поможет?

– Надеюсь!

Бен сел за компьютер, открыл «Подключение по отпечатку пальца» и как можно аккуратнее приложил вылепленный из теста палец к экрану. Появилось сообщение: «Ошибка. Слишком быстро, попробуйте еще раз». Со второй попытки все получилось.

– Ты гений, – прошептал Петер, не сводя глаз с экрана.

На рабочем столе были только ярлыки «Компьютер», «Корзина» и «Патенты». В папке «Патенты» оказалось более пятидесяти других папок с названиями лабораторий.

– Нам этого не показывали, – заметил он.

Названия стояли в алфавитном порядке. Петер попросил просмотреть их одно за другим.

– Подожди-ка, вернись назад! – приказал он. – Там, в самом начале, «GERIC»!

– Я уже несколько раз видел это название, но это не лаборатория…

Бен попытался открыть папку, но компьютер потребовал ввести пароль.

– Это должно быть что-нибудь простое, – сказал Петер. – В лабораториях тоже используют пароли, и это всегда что-нибудь очень простое, чтобы легче было запомнить.

Он достал ноутбук, который дал им Жерлан, и стал просматривать карточки, которые они заполнили на каждого ученого из команды Грэма. В карточке Луи Эстевенара было указано: «Холост, детей нет».

– Н-да, искать будет сложнее, – заметил Петер. – Давай попробуем его год рождения.

Опять не получилось.

Бен перебрал разные варианты: ввел не все цифры, дату в обратном порядке, – но результат был все тот же: «В доступе отказано».

– Одиннадцатое октября – какой это знак зодиака?

– Весы, кажется. Опять ошибка.

– Введи «Луи». Быстро и просто, – сказал Петер. – Это очень на него похоже.

Он оказался прав. Все содержимое папки «GERIC» оказалось перед ними. В основном там были какие-то тексты, несколько PDF-файлов и изображения.

– Что это за ерунда?

Петер указал на три первые файла: «Люди-вампиры», «Люди-оборотни» и «Демоны».

Другие названия тоже были очень странными. Бен открыл «Выводы», надеясь увидеть большой текст, обобщающий результаты работы, проделанной Эстевенаром. Однако на экране появилось всего несколько строк, и что было удивительнее всего, религиозного характера.

Увидев, к чему мы пришли, мне в голову приходят только мысли о борьбе добра и зла. Зло обрушится на землю, теперь я в этом не сомневаюсь. Если Бог существует, Он должен быть милостив и всемогущ. Если бы Он был всемогущ, он мог бы уничтожить Зло. А если бы Он был милостив, то ЗАХОТЕЛ бы его уничтожить.

Но Зло уже здесь.

Я думаю о первых людях, об Адаме и Еве: их изгнали из рая за то, что они ослушались Бога. Их дети, Авель и Каин, стали жертвой и убийцей. Следующие поколения погибли во время потопа, потому что тоже плохо себя вели. А на что надеяться нам?

Зло здесь, несмотря на всемогущество и милость Бога.

Значит, Бога нет.

Или Ему наплевать на нас.

И на наши несчастья.

Потому что Он сам создал нас несовершенными. Обреченными на провал.

Мы просто игрушка в руках жестокой космической силы.

И то, что мы сотворили здесь, только подтверждает это.