Текст книги "Устойчивое решение"

Устойчивое решение
Рассказы
Максим Борисович Шинкарёв

© Максим Борисович Шинкарёв, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Disinformation

По мотивам «Disinformation» группы Satin

Кипящее пламя – волны, вскипающие в такт дыханию, языки, мечущиеся в такт ударам в висках.

Пылающие пятна на лице, онемевшие, бесчувственные.

Отереть лоб… Чужие, грубые, бессильные пальцы, как вязкие корни подсохшей, подвявшей моркови…

Сосущая, высасывающая, рвущая боль между висками…

Ледяной, режущий воздух в легких, полных ледяного стекла…

Наждак в горле, пылающая пытка…

Кашель. Хватающее жидкий азот горло.

Холод лижет виски, словно жадный, приблудный пес. Трупоед…

Глубоко, глубоко в вязкую пылающую бездну…

Вниз…

 
…crawling
before the open door…
 

– Рабочий день закончен, Катя. Домой – ноготь постукивает по экрану смартфона – всё, уже пора. Давайте-давайте, Катенька, заканчивайте.

Рыжие волосы медной и пламенной волной.

– Мне немного осталось, Олег. Сейчас добью текст и завтра буду рисовать графики.

Усмешка на губах – почти против воли.

– Ну, труду слава, а отдыху своё. Не перенапрягайтесь. Ещё полчаса и домой. Слышите, Екатерина? Я проверю завтра сводку с замков.

– Хорошо, – огненная волна, – я успею.

– Успехов.

Магнитная карточка лёгким жестом касается замка.

Зелёный сигнал.

Палец лёгким ударом расцвечивает оранжевым кольцо вокруг кнопки лифта.

Усмешка – почти против воли.

Почти.

Огненная девочка.

Мелодичный звон. Раскрывающиеся двери.

 
…tomorrow always comes too slow…
 

Бумажные листы – белый поток, белая пустыня.

Обжигающие вспышки ксероксов, шелестящий шум исторгающих белые курганы принтеров. Бумажный шквал, бумажная вьюга.

Графики, тексты, таблицы, цепочки слов. Цифры, знаки, линии, тени. Черные и серые пятна, пыль, грязь и брызги в белых полях.

Белые блузки, галстуки, пиджаки, сорочки, строгие туфли и шпильки.

Открывающиеся рты, пронзающие стальной висок доски указки, жар и жужжание проекторов.

Накрашенные губы, иссиня-чёрные подбородки.

Лживые серые глаза, пустые голубые глаза, животно-равнодушные карие, оценивающие мёртвые чёрные, развратные кукольно-синие.

Когда, когда, когда он упадёт?

Когда, когда, когда всё закончится?

Стрелка часов движется к шести.

Секунды с равнодушным щёлканьем отгрызают по куску дня, по куску мозга, по куску жизни.

Тупое, равнодушное ожидание.

Когда, когда, когда…

Когда это закончится?

Смешные.

Для вас это не закончится никогда.

Снег хрустит.

 
…so what your life depends on
you inspect
love with no compassion…
job with no respect
 

Господи, как больно… Проклятая нога.

Как же больно…

Нудный, потусторонний шелест. Пальцы… не чувствую…

Как больно…

О Господи!..

Как больно…

 
…the world you belong to
the world you escape from
so lonely deep inside…
 
 
…disinformation invades your mind…
 

– … таким образом, мы видим, что волгоградское подразделение в этом полугодии наиболее эффективно, за ним следует Петербург, за которым, в свою очередь,…

– Так, я всё понял, Екатерина, всё понятно! Отличная работа! У кого-нибудь есть вопросы? Нет? Отлично. Так, все свободны. Обеденный перерыв. Катерина, задержитесь на минутку.

Стук каблуков. Тихий шелест пиджаков. Взвихренная тяжёлая волна запахов духов и одеколона отголоском закрывающейся двери.

Пальцы толкают смартфон по голубоватой столешнице.

– Присядьте, Катя, – пальцы указывают на кресло напротив.

– Что-то не так?

Короткая дробь по стеклу стола.

– Отчёт очень хороший, Катя. Прекрасный. Аналитика прекрасная. Но.

Медные волны вокруг ожидающего лица.

– Но.

Пальцы мягко ударяют по столу. Чуть скрипит отталкиваемое кресло.

– Весь отчёт был бы просто образцовым, если бы не одна вещь.

– Какая?

– Зачем мы тут сидим, Катя?

Взгляд проходит сквозь стеклянную стену офиса, пробегает по опенспейсу, по мерцающим заставками мониторам – все ушли обедать. В стекле мерцают голубым перевёрнутые цифры настольных часов.

– Не совсем понимаю вопроса. Моя должность – аналитик.

Слабая гримаса на лице. Лёгкий вздох.

– Неважно, какая у вас должность, Катя. Подойдите сюда. Встаньте рядом.

Лёгкий скрип, шаги по плитке.

– Взгляните, Катя. Что видите?

– Я вижу офис. Но это не тот ответ, который вы от меня ждёте, правда?

Усмешка.

– Верно. Вы читали «S. N. U. F. F.» Пелевина, Катя?

– Нет. Не люблю дешёвого мистицизма.

– Ну-ну, вы слишком суровы к старику. Тем более, что этот роман совсем без мистики. Она там ни к чему.

Толчок фалангой пальцев в стеклянную стену.

– Он говорит там о мониторах, боге Маниту и деньгах. В этом мире все эти слова звучат совершенно одинаково и значат одно и то же. Игра слов, пустячок, но мудрый пустячок, Катя.

Ещё лёгкий стук в стекло стены.

– У нас тут нет бога Маниту, а мониторы есть. Вместо бога у нас тут бумага. Видите, на каждом столе, в каждом лотке, в каждой корзине для мусора. А теперь дополните мою мысль, Катя. Что мы видим?

Огненное отражение в стекле, медный призрак.

– Если продолжить игру, то мы видим тут деньги.

– Именно! Именно, Катенька! Именно деньги. Здесь всё – деньги. Они светятся в экранах, их печатают, черкают, комкают, рвут и швыряют под ноги, промахнувшись мимо корзины.

Короткий энергичный вздох.

– Тут всё – деньги. Деньги компании. А значит, и наши. В меру, конечно, но наши. Наши зарплаты, премии, наши рестораны, квартиры, машины, курорты, отдых и развлечения. Вы чувствуете мою мысль?

– Не совсем.

– Мне кажется, вы лукавите, Катенька. Ну что ж, я вам подыграю.

Щелчок ногтем в стекло.

– Присаживайтесь.

Лёгкий скрип.

На смартфоне – жёлтый квадрат смс.

В сторону.

– Так вот, Катя, если мы хотим денег, а мы их хотим, иначе зачем мы сюда ходим, верно? так вот, если мы их хотим, мы должны их получить. Кто получит больше всего премий, Катенька, если следовать вашему докладу?

Рыжая волна отражается в столешнице.

– Больше всего должны получить Волгоград и Питер. Мы четвёртые.

Страдальческая гримаса.

– Стоп, стоп, Катя! Что за «должны»? Кому должны?

Серые глаза упираются в лицо.

– Что вы хотите сказать?

– О Господи, Катя, не притворяйтесь дурой! Уже не надо, честное слово. Всё ведь ясно – мы должны получить максимум. И уж по крайней мере всегда быть в тройке. Не далее её середины. Сейчас закрытие года, Катя, декабрь. А это значит что? Ну-ка?

– Бонус.

Голос безучастный.

– Верно, Катенька, бонус. Всё верно. А теперь – внимание! Главный вопрос.

– Я не буду этого делать.

Пальцы правой руки легко приподымаются и мягко падают на стеклянную столешницу.

– Не понял.

– Я не буду подделывать отчёт.

Голубые цифры на мгновение оторопело застывают. Потом вздрагивают и продолжают ход.

– Вот как. Хорошо, я понял, Екатерина. Вы свободны. Мы с вами задержались, так что даю вам пятнадцать минут к обеду. Прошу.

Медь и пламя в стекле и за стеклом.

Взгляд вправо.

Смска на экране смартфона.

Палец мягко сдвигает «замок» блокировки.

«Лю тебя, мой котик! Чмоки-чмоки:)»

Усмешка.

«Покупай.»

Пальцы блокируют смартфон привычным жестом, опускают во внутренний карман пиджака.

Война войной…

Лёгкий звон стеклянной двери. Писк замка.

 
…you keep moving in the maze to the base…
 

Вечер.

– Екатерина, – стук пальцем по перегородке между столами.

– Да, Олег.

Подчёркнуто нейтрально.

– Знаете, Екатерина, пойдёмте-ка поужинаем. Я угощаю.

– Я замужем, Олег Борисович.

Усмешка. Поворот кольца на пальце.

– Так и я женат, Катя. Не путайте столик с постелью. Я хочу извиниться перед вами за свою просьбу.

– Если вы хотите прощения, то оно у вас есть.

Покачивание головой.

– Господи, Катерина, не заставляйте меня становиться перед вами на колени. Не так поймут.

– Хорошо. А как следует понимать мне?

– Как ужин с коллегой, который хочет загладить свою вину. Нам ведь ещё работать, и трата на ужин – минимальное вложение по сравнению с результатами, которые вы принесёте. И мне в том числе.

Поднятый палец.

– И перед тем как вы мне откажете снова, предупреждаю – это будет уже невежливо. Идёмте, Екатерина Александровна. Если вас уж так напрягает, можете заплатить за себя сами, хотя это и поразит меня в самое сердце и я искренне надеюсь, что вы этого не допустите. Ну так как?

 
…it’s a dull race…
 

– Добрый вечер, господа! Что будете пить?

– Добрый вечер, Жозеф. Для начала давайте Кьянти.

– Отлично. Что будете кушать?

– Пасту болоньезе мне и…

– То же.

– …пасту болоньезе даме.

– Отлично! Сию минуту!

Струнный квартет тихо звучит из-под потолка.

– Как вам, Катя?

Взгляд поверх фужера с минеральной водой.

– Ресторан красивый. Дорогой.

Усмешка.

– Господи, что вы, Катя, что вы, какие деньги! Ресторан хороший. Тихий, вкусный. Музыка вон пиликает. Уж на что я терпеть не могу классики, а здесь она совершенно переносима. Чудесный стиль.

– Действительно. Место приятное.

– Прошу, господа!

Маленький услужливый смерч. Вино тихо льётся в бокалы.

– Благодарю, Жозеф, всё превосходно.

Смерч с поклоном исчезает.

– Как вам вино?

Тонкие пальцы крутят чуть початый бокал.

– Неплохое.

– Ну как же вы категоричны! Вино превосходное. Здесь с этим строго.

– Это радует.

– Скажите, Катя, откуда вы?

– Вы читали моё резюме, Олег. Неужели вы его забыли?

– Да, у меня хорошая память, Катя, вы правы.

– Тогда вы должны понимать, что я вам не девочка-секретутка.

Взметнувшийся палец.

– Я это прекрасно понимаю, Катя! Как вы могли такое подумать!

– Я аналитик, как вы помните. И я этого не думаю.

– Превосходно!

– Я это знаю.

Рука сгибает крыло салфетки.

– И? Продолжайте.

– И я терпеть не могу, когда меня покупают.

Второе крыло.

– Хорошо. А что вы можете терпеть?

– Честность.

Острые тонкие крылья.

– Вы поборница искренности и чести, не так ли? Несгибаемы и светлы?

– Почему же. Я способна договариваться. Как бы я иначе добилась того, что имею, как вы думаете?

Тонкий нос.

– Тогда делайте ваше предложение, Екатерина Александровна.

– Мой отчёт должен быть таким, как он есть.

Пальцы возвращаются к бокалу.

– И что вы от этого получите?

– Я заявлю о себе.

– И порушите при этом весь конец года всем остальным?

– У всех остальных нет ничего, чтобы получить этот конец года. Ничего, кроме приписок. Судя по отчётам, головной офис уже пару лет ничем не занимается, кроме подтасовки отчётности и приписывания себе заслуг дочерних подразделений. На каком основании они должны это получить?

Глоток вина.

– Вы жестоки, Екатерина Александровна.

– Это бывает.

– Бывает, конечно. Много чего бывает. Тогда у меня только один вопрос – что может заставить вас передумать?

– Вы готовы что-то предложить?

Пальцы медленно вращают бокал.

– Давайте так, Екатерина. До срока сдачи доклада ещё два дня. Один у нас есть. Давайте завтра поужинаем снова, и я сделаю своё предложение. Дневное перемирие?

– Дневное перемирие. И да, учтите – я замужем и в любовницы не стремлюсь.

Усмешка.

– Спорю, ваш муж – очень сильный человек и с ним сложно конкурировать.

– Вы выиграли бы, если бы мы спорили.

– Ну что ж, хорошо. О, а вот и ужин!

– Прошу прощения, но я тороплюсь. Муж ждёт.

Стук отодвинутого стула.

Маленький смерч кланяется.

– Жаль, что вы не попробовали болоньезе, очень жаль! Приходите к нам ещё!

– Благодарю вас. Быть может, завтра.

– Будем ждать!

Удаляющиеся шаги.

– Как поступить с порцией мадам?

– Верните на кухню, Жозеф. Я поужинаю один.

Звон серебряного колпака.

– Прошу!

Рука поглаживает свёрнутую из накрахмаленной салфетки птицу. Берёт за клюв.

Взмах – и салфетка расправляется с лёгким хлопком.

Заправляется за ворот.

Глоток вина.

Вилка вонзается в пасту.

 
…networks
channels and mobiles…
 

Звонок.

Рука откладывает вилку, сдвигает замок.

– Да.

– Здравствуй, Олег.

– Здравствуй, Виктор.

– Ты далеко?

– Ужинаю.

– Тогда зайди, как закончишь.

– Ты ещё на посту?

– Доедай. Есть дело.

Тишина в трубке.

 
…create illusion
that no one ever dies…
 

Лёгкий стук костяшек в притолоку.

– Добрый вечер, Оксана! Виктор Константинович не занят? Могу зайти?

Внимательный взгляд хищных голубых глаз. Взгляд сиамской кошки.

– Секундочку, я узнаю. Присядьте, будьте добры.

Тренированная улыбка.

– Да, конечно.

Скрипящая кожа дивана.

– Виктор Константинович, к Вам Олег Борисович. Да, хорошо.

Кивок золотистой чёлки.

– Виктор Константинович ждёт вас.

– Благодарю, милая.

Взгляд упирается в спину. Кошка следит за птицей, ожидая, когда та зазевается и станет жертвой.

Холод по плечам. Вот же пакость. Надо было всё-таки идти в художественное.

Тьфу. Ерунда это всё.

Скрип двери.

 
…you wanna rest your head now
but still regret…
 

– Привет, Олег. Присаживайся.

Жест к столику в углу.

– Добрый вечер, Виктор.

– Угу.

Лязгает дверца бара, на столик с лёгким стуком становится коньяк и блюдце с нарезанным лимоном.

Свежим лимоном.

Плохой знак.

– Ты опоздал, Олег.

Мягкий, барский тон.

Очень плохо.

– Не совсем уловил.

Плеск коньяка в стопках. Скрип кресла.

– Не ври мне, Олег. Ты опоздал совсем.

Пальцы не дрожат, вытягивая ломтик лимона с края блюдца.

– У тебя опять обострилась любовь к провокациям?

Плохо. Очень плохо.

– Не скатывайся в хамство, дорогой.

Тон становится холоднее.

Коньяк прокатывается водой по языку.

– Прошу прощения, сложный день выдался.

Плеск доливаемого коньяка.

– А что так?

Мягче.

Уже лучше.

– У меня сложности с подчинённой.

– У-у, – неудивлённо приподнятые брови, – бывает.

Коньяк перемешивается в мягко крутящейся стопке.

Потом Виктор подносит стопку к губам.

Выпивает.

Закусывает ломтиком лимона. Замечает:

– А ведь говорят, что закусывать лимоном – варварство.

– Мало ли что говорят. Текилу без соли тоже, говорят, моветон.

Виктор доливает себе.

– А ты пробовал?

– Угу.

Быстрый, но спокойный взгляд.

Холодный взгляд.

Лёгкий блик в линзах очков.

Действительно поздно.

И поздно было ещё до ужина.

Уже тогда, когда она приняла приглашение.

Приняла. Рыжая сучка. Не отвлекаться.

– И как?

– Не оценил.

Кивок.

– Бывает. Хотя раньше с оценками у тебя было всё хорошо.

– Да и сейчас не жалуюсь.

– А зря.

– Это шутка?

Коньяк в стопке – золотисто-жёлтый.

– Нет, Олег, это не шутка.

Рука Виктора протягивается к нижней полке столика.

На столешницу мягко, глухо падает отчёт.

– Я поручил проверить исходные и выводы, Олег. Так что не напрягайся.

– Хорошо.

Коньяк падает в горло.

Лимон.

– Обсудим?

«Маши крыльями или сдохнешь. Маши крыльями или сдохнешь.» Тэ-эм.

Плеск коньяка, доливаемого в стопку.

– Последствия? Обсуждать, в общем, нечего. Я принял решение.

– Вот как, – в горле сухо. – И какое?

– Дата должна быть на две недели назад.

Стук выпавшей из руки стопки.

– Что?!

– Пожалуй, тебе хватит, Олег.

Стук пульса в виске.

– Не понял.

Лёгкий вздох. Пожатие плечами.

– Всё ты понял. С завтрашнего дня ты больше здесь не работаешь.

Прерывистый всхлип.

– Почему?

– Только не впадай в истерику.

Кивок. Взгляд нашаривает на полу опрокинутую стопку, чуть дрожащие пальцы сжимают её, ставят на столешницу с лёгким стуком.

– Допустим. Но не сплеча ли?

– Нет, Олег, не сплеча. Видишь ли, это не первый прецедент.

Глоток сухим горлом.

– Раньше ты об этом не говорил.

Кивок.

– Не говорил. Ты же знаешь, что я не люблю людей, считающих меня идиотом. И не иду им навстречу.

Холодный пот на висках.

– Кто на меня стучал?

Равнодушный взгляд увеличенных линзами серых глаз.

– Какая разница? Потом сам узнаешь.

Короткий вздох носом.

– Верно, узнаю. Поставишь вместо меня эту рыжую стерву?

Мерное покачивание очков из стороны в сторону.

– А ты поглупел, Олег. Надо было уволить тебя раньше.

– Будь добр, сократи нотацию. Мне больше интересен ответ.

Срыв. Резко, слишком резко.

Слова словно чужие.

– Как скажешь.

Плохо. Теперь терять уже нечего.

Свет плафонов отражается в стёклах очков.

– Я навёл справки. Слишком честна. Чересчур стервозна.

– Тебе не угодишь, я погляжу. Можно ещё коньяка?

– Пожалуйста. Ничего, если из моей стопки?

– Нормально.

– Прошу.

Глоток.

– Лимон?

Кивок.

Кислота на языке.

– Ты слишком зарвался, создал проблему. Она слишком зарвалась, обнажая проблему. Пусть она и не первая, но что с того? Вы оба неуправляемы.

– Она – да.

Плеск.

– А ты не сдаёшься, Олег. Это хорошо. Я отмечу это в рекомендации.

– Шикарная шутка, Виктор.

Маши крыльями…

Усмешка.

– Я рад, что тебе понравилось. Ну что же, Олег…

Скрип кресла.

– Прощай.

…или сдохнешь.

Рука, протянутая для пожатия.

Соблюсти лицо.

Пожатие.

– Прощай, Виктор. Успехов.

– И тебе.

Неровные шаги.

Стук двери.

Кошачий взгляд. Холодная усмешка. Когти впиваются в жертву.

– Всего доброго, милая.

– Всего доброго.

Как колотит… Как… колотит…

 
…things you don’t remember
things you can’t forget…
 

Бутылка катается по сиденью, остатки текилы бьются в стенки.

Телефон на сиденье рядом.

Жёлтый квадрат смс.

«У тебя проблемы?»

Пошла прочь, сука.

Пшла прочь!!!

Стекло телефона гремит о приборную панель.

Машину заносит.

Рита, так её звали.

Чёрные волосы, землистое лицо…

Влево!!

…монументальная жопа, вымя третьего размера…

Ровнее!! Заткнись, паскуда!!

Удаляющийся сигнал.

…и наивная, детская вера в глазах.

Водка, шелест соломы.

– Ты вернёшься, Олежка? Вернёшься?

Глоток водки.

– Вернусь, конечно вернусь. Куда ж я без тебя…

– Станешь художником, найдёшь себе другую, городскую, и не вернёшься. Забудешь.

– Да вернусь, что ты, прямо слово. Вернусь! Иди ко мне!

Вера. Вера и животная похоть в глазах…

Вправо!!!

Вправо!!!

Держать, держать!

Держать…

 
…the world you belong to
the world you escape from…
 

Снег на лице.

Красные пятна.

– Твою мать…

 
…so lonely deep inside…
 

– Что за дерьмо…

Телефон.

Расколотый экран.

– Твою-ю же бл*ть мать!!! Ой!! Мать!!! Мама!!!!

Боль в ноге.

Пальцы ощупывают голень.

– Бл**-дь!!

Как больно, мамочка, как больно…

Больно…

Слепые пальцы лихорадочно ищут бутылку.

Мама!!!

Истеричный скрип.

Мама!..

Остатки текилы падают в горло.

 
…so lonely deep inside…
 

…Бл*дь, что за идиотизм ехать за этим в этот вонючий, несчастный, покинутый посёлок. Поближе шлюх найти не мог…

Мама, как же больно…

 
…disinformation invades your mind…
 
 
…you keep moving in the maze to the base, it’s a dull race…
 

Золотые слова, гонка тоскливая.

Идиотская.

Так, пора отсюда выбираться.

Понесло же меня в этот несчастный свёрток, где Макар телят не сношал…

Свёрток… Поворот, дурень.

Можно вывести девушку из деревни, но нельзя вывести деревню из девушки.

Из недоученного пейзажиста, видимо, тоже…

Так!

К чёрту!

К дьяволу.

Надо выбираться.

Выбираться из машины.

А то так и окоченею тут.

Давай.

Сейчас будет больно.

Бл*-а-а-*дь!!!

Мама, мамочка…

Слёзы падают на ручку двери.

Застывают льдом.

 
…crawling
before the open door…
 

Выбрался. Забрать эту долбаную поющую железку. Вдруг позвонит кто. Кто-нибудь.

Что ж её заклинило на одной песне…

Теперь назад.

Назад, по следам, по колее.

К перекрёстку.

Темнеет.

Надо шевелиться.

Мама…

Ползком.

– …So what your life depends on… – шепчет из кармана.

На правом боку, локтем, коленом.

Локтем, коленом, локтем, коленом…

Локтем…

 
…job with no respect…
 

В какой раз уже? Пусть. Пусть…

Коленом…

Локтем…

Неважно, какими будут остальные, но я должен быть первым.

Коленом…

Поняла, рыжая сука? Понял, ты, очкастый хряк?!

Локтем…

Перекрёсток пуст.

Ночь.

Ну же, хоть кто-нибудь!

Ноет нога.

Молчат пальцы.

Шипит мобильник.

Всё тише и тише.

Огни…

Огни.

Огни!!

Проснись, дебил, проснись!

Подымайся!

Ма-ама…

Бл*дь…

Проносятся мимо.

Суки, суки, суки!!!

Больно…

Руки в подмышки.

Руки нужны.

Никого.

Ни одного огня больше.

Дрожь раскалывает зубы.

Сухой, картонный кашель.

И звёзды над головой.

Надо двигаться.

Иначе…

Вперёд.

Звёзды померкли.

Метель.

По белому полотну неровный след замерзающего, обмороженного червя.

Снег.

И слабый огонёк впереди.

В поле.

Среди снега.

Вперёд.

Шепчет мобильник.

Аккумулятор дохнет.

Обморожение.

Вперёд.

С дороги.

Ворохом пустоты клочья.

…до тридцати двух ниже нуля…

…Катенька, вы так красивы…

…срок закрытия контракта…

…и что – муж? Вы современная, свободная женщина…

…Кьянти (Италия) – 1200 руб., паста болоньезе…

…результаты проверки поставщика…

…молитвы твои смердят…

Слова и цифры пляшут и сухо трещат на ветру.

Ветер из онемевших ноздрей бьётся с потоком пурги.

Бумажные ломкие лёгкие шуршат, как пакеты из «Ашана».

Кашель режет глотку. Тени бьются в небе. Скрипит снег.

…срыв поставки, мы требуем выплаты неустойки. Наш юридический отдел направит вам официальную претензию завтра утром…

…слышь, дядя, ты лексусом своим тёлкам будешь семафорить, понял?…

…дело рассматривается в суде завтра, если адвокат не пойдёт на уступки, мы используем…

Галстук вьётся по ветру. Холод впивается в грудь, там, где он должен быть. Лоскутная мразь.

Пальцы не чувствую.

…траты – пожертвование в церкви на Якиманке – 200 р…

…слушай, ты, давай заканчивай. Не такие все давно закончились. На трамвае уехали. Кто остался – такие все. Хватит ломаться…

…ужесточение рабочего расписания…

…пощёчина…

…сокращение затрат за четвёртый квартал…

…движение пальцев по щеке…

…показатели работы департаментов…

…удар, вспышка, поворот…

…сетка трещин вместо стекла…

Звезда становится ближе.

…звук текущей жидкости…

…crawling

before the open door

tomorrow always comes too slow…

…белые сколы на стволе дерева, развороченная решетка радиатора, падающие на снег капли…

 
…so what your life depends on
you inspect…
 

…твою мать!…

 
…love with no compassion…
 

…нервные вздохи, всхлипы…

 
…job with no respect…
 

…вы не справляетесь со своими обязанностями, поэтому нам придётся с вами расстаться. Все меня поняли?…

…дверь не закрывается…

 
…the world you belong to
the world you escape from…
 

Вой ветра.

…пальцы отстукивают по рулевому колесу…

Снег проваливается под рукой.

…рука черна, мороз впивается в пальцы…

…заснеженная канава. Треснувший лёд. Паника. Вперёд…

 
…so lonely deep inside
disinformation invades your mind
you keep moving in the maze to the base, it’s a dull race…
 

…траты – пожертвование на Boomstarter. Альбом Satin, 500р…

…нам требуется этот контракт, так что делайте что хотите…

 
…networks
channels and mobiles…
 

…алло, николай борисович? это…

 
…create illusion
that no one ever dies…
 

…Господи, как это всё достало…

…Привет, это я. Как дела? Я тоже. Слушай…

 
…you wanna rest your head now…
 

…не спать!…

 
…but still regret
things you don’t remember…
 

…сторожка… Фонарь… Кому ещё нужен посреди поля фонарь?…

Звезда придвигается.

 
…things you can’t forget…
 

…дурная была идея…

…оставаться в незакрывающейся машине…

Рука подгибается. Сухой скрип порога.

 
…the world you belong to
the world you escape from…
 

Негнущиеся пальцы в скобу.

Скрип.

Чернота за дверью.

Нога подворачивается. Тьма в лицо.

 
…so lonely deep inside…
 

Доски пола. Ветер в щели.

…надо было оставаться в машине…

 
…disinformation invades your mind…
 

…кто-то должен был проехать…

…дорога была вся в снегу, ни единой колеи…

 
…you keep moving in the maze to the base, it’s a dull race…
 

…закрыть дверь…

…пальцы в подмышки…

…захлопнулась…

…свет фонаря в прорехи…

Клочья мёрзлого рубероида сухо хлопают по деревянным рёбрам. Кашель разрывает горло.

…падение трудовой дисциплины…

…обжигающая боль…

…ноги не отогреть…

…Господи, спаси меня, грешного…

Вой ветра.

…никогда не верил…

…дверь хлопает на ветру…

…была идея – ехать за этим в эти еб*ня…

…«а квартира у них – в О-трад-ном»…

Мысли в клочья.

Слёзы по лицу.

 
…so lonely deep inside…
 

– Фух. Опять эта напасть бумажная. Петька, ну чо опять я?

– А что я, рыжий, что ли? Прошлый раз я писал, теперь твоя очередь. Давай, не шуми.

Ручка с трудом преодолевает бумажную пустоту.

«…автомобиль марки „лексус“, госномер …повреждения двигателя, решётки радиатора… …шланги тормозной системы… водительское место… следы крови…»

«…тело лежит ногами к двери. Руки… в подмышках… одежда – костюм-тройка (шелковый), кожаные туфли… ориентировочное время смерти – 1—3 ночи… мобильный телефон марки „самсунг“…»

– Эй, что там с телефоном? Дай глянуть.

– На.

– Эка, расколот. Слушай, а чего он мигает? Вот, смотри?

– А-а, это он зарядку просит. Заряд почти сдох, только на огонёк и хватает. Да и то, видишь, едва телепается. Скоро и эти крохи выйдут.

– А чего он на морозе-то вконец не разрядился?

– Видать о жмура грелся. В нагрудном кармане был.

– Ясно. Так, вот что. Харе лося гнобить. Эй, понятой, иди сюда. Вот этот лист подпиши. И этот. И эти тоже.

– Они ж пустые.

– Сам протокол будешь писать? А то смотри, щас проедем до нас.

– Ой, да отгребитесь вы от меня. Вот тебе.

– Ты за языком-то следи, старый.

– А ну тебя. Этого забирать-то будете?

– Труповозка приедет, заберут. А мы поехали.

– А когда она приедет-то? Мне тут на морозе рядом с трупаком плясать?

– Посидишь в своей «ниве». Ни хрена с тобой не сделается. Тулуп да валенки, чай, не костюмчик. Давай, старый. Ты ж всё равно на работе? Бывай.

Стук дверей. Чихание двигателя.

– Сволочи.

Старик-сторож провожает взглядом «уазик».

Плюёт в снег.

Забирается в «ниву» – ждать труповозку.

– Козёл долбаный, – ворчит сторож. – Торчи тут из-за тебя. Уж дома был бы. Кому тут что надо… Столи-ичнай… Х*р двуличнай.

Приоткрывает дверцу, сплёвывает в снег.

Захлопывает.

Включает печку.

– Ты нахрена с деда столько листов-то стряс? Оперу писать будешь? На одном не уложишься?

– О-о-оперу.

Звучит на редкость глумливо и немного кокетливо.

– Гляжу я на тебя, Петька, и одного в толк понять могу – вроде у-у-умный ты, а вроде и дурень.

– Ты за базаром-то следи.

– За ба-а-азаром. Лопух и есть лопух. У тебя сколько дел пылится бесхозных? Полон стол.

– И?

– И. Вот представь – берешь ты того самого вонючего бомжару, которого пэпээсники в теплотрассе удавленным нашли, берешь такую вот подписанную бумажку… Дальше?

– …И пишу – самоубился путем удавления, а до того вел суицидальные разговоры, в подтверждение чего показания свидетеля, с моих слов записано верно. Слушай, ты голова!

– То-то же. А теперь – внимание, вопрос.

– Знатоки слушают.

– У меня – пять листов. Если я сам писать буду, то потрачу три. Если не сам – можно в один уложиться. Вывод?

– Да хрен с тобой, напишу я тебе этого жмурика, напишу. В лучшем виде.

– Пра-авильный ответ! О, глянь, Петька – потух телефон-то.

– Ну, батарейка села до талого.

– Ну и хрен с ней. В общем, с тебя литр с премии.

– Если дадут.

– А кто у нас будет первым по раскрываемости в этом месяце? То-то же. А то и смотри – декабрь. Конец года. А у кого-то – целых пять палочек. Све-е-еженьких. Ого?

– Ого. Договорились.