Текст книги "Пока не растаял снег…"
Автор книги: Максим Стрельцов
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
– Против собственно Шекспира я ничего совершенно не имею, – с улыбкой ответил Геннадий.
Оперативно поднесли чай. Сквозь прозрачный заварник был явственно виден светло-бурый цвет напитка, который свидетельствовал о том, что ему еще только предстоит по-настоящему настояться для всей полноты вкуса. Но восхитительный букет ароматов уже прорывался с паром кипятка, наполняя сознание гостей бергамотовыми красками. Лев буквально на пару секунд отвлекся мыслями на неповторимое изящество линий, рисуемых в прохладном воздухе испарениями чая. Он очень внимательно следил за движением плавно текущих облаков, незаметно тающих в пространстве времени, мыслей и чувств…
– Пусть постоит пару минут. Потом можете наливать, – вернула его к реальности официантка.
– Спасибо, – ожил Лев. – Вас прервали… Продолжайте.
Геннадий уселся поудобней, как бы случайно вспомнил о том, что рассказы стариков мало кто желает слушать, особенно из молодежи, а посему решил не преминуть возможностью выговориться.
– Я в академики никогда не стремился. Да и простой литературе в школе не сильно хорошо учился… Ушел после восьмого класса и пошел в строительный техникум. Там мне и место. А все эти Шекспиры, Пушкины – я то долек от искусства. Не мне их судить и, тем более, не мне на них жаловаться.
– Но откуда-то ведь эти книги у вас появились.
– И, признаться честно, не я тому виной. Эта история, как и многие другие в жизни обычных мужчин, началась с женщины… В данном случае речь идет о моей сестре, царствие ей небесное. Эх…
– Она недавно умерла? Соболезную. Я тоже два года назад потерял родного человека. Понимаю, что вы чувствуете. Эти вздохи, этот взгляд, дрожь в голосе… Со временем они – нет, не уходят – скорее, становятся более привычными, что ли… не знаю как сказать… Становятся чем-то нормальным, обычным… Время идет, учишься жить без этого человека.
– Да… Вероятно.
– Так у вас эта книга от сестры?
– Не только эта книга, а еще многие другие. Она старше, всегда была умнее, воспитаннее… Постоянно присматривала в детстве за мной, шкодливым парнишкой. Любила учиться… И книги тоже любила читать. Стихи особенно обожала. Меня тоже пыталась хоть как-то к этому приучить – присылала разные книжки. Я читал, пробовал что-то понимать… В конце концов, столько наотправляла, что складывать некуда было. Вот я и решил пару книг подарить знакомым. Это были какие-то произведение Лермонтова… В общем, когда она узнала, так как взъелась! Ух! «Как так можно! – говорит. – Это ведь книги! Бессердечно отдавать их кому-либо! Ведь знания, что они несут – бесценны!» Вот прям так и сказала… Ух, как взъелась!
– О! Я ее прекрасно понимаю! – усмехнувшись, поддержал разговор Лев и налил себе и собеседнику чаю. – Понимаю и поддерживаю – это бессердечно. Это ж Лермонтов!
– Вот и она – один в один, как вы – вздымала руки и не понимала! Я говорю, что все равно уже прочитал это… Пусть кто-то еще прочтет. Она махнула рукой и обиду затаила… Но все равно через месяц прислала еще две.
Собеседники пригубили чай – уже чуть остыл, не так жжется – можно пить. Но не прошло и полминуты, как Лев возобновил разговор:
– Вы сказали, что она присылала книги. Жила в другом месте что ли?
– Я далеко жил… Относительно далеко. Мне в то время в Новочеркасске довелось жить. Вынужденно, правда… Мы родились в Динской. Если я после школы в училище пошел, то она как раз сюда приехала, в университете училась. Она молодец, с красным дипломом институт закончила. Раньше его было получить не то, что сейчас… Ух, как потрудиться ей пришлось. И на работу отличную ее взяли, соответственно. А мне после училища предложили в Новочеркасск как раз ухать работать. Я молодой тогда был совсем, многих ценностей жизни не понимал… Эх, вот и сказал семье «До свидания!» и за последующие тридцать с лишним лет возвращался, может, раз пять-восемь. На похороны отца… матери… Пару раз на день рождения сестры. Еще раза три заглядывал проездом, когда на отдых к морю ездили. Нельзя сказать, что был там совсем одинок. Супругу свою я именно в Новочеркасске встретил. Двух парней крепких родила мне. Но, спустя долгое время, я понял, что все-таки зря тогда бросил родных… Тогда-то сестра мне вместе с письмами и книги отправляла. Сама тоже приезжала временами…
– Это хорошо, когда родные люди даже на расстоянии поддерживают между собой хорошие, плотные отношения… Все реже так случается.
– Так то оно так, но… Меня никогда не отпускало ощущение, что я для нее всегда значил больше, чем она для меня.
– Мне кажется, так часто бывает, когда человек неравнодушен.
– Да, но… Я то к ней так не тянулся, как она ко мне. У сестры было много подруг в молодости. Замуж вышла тогда, когда нужно… Тоже двое детей у нее – сын и дочь. Муж, правда, много пил, от чего заболел сильно очень и скоропостижно скончался лет пять назад. Я после девяностых все хотел в Краснодар перебраться. Тут и близкие, и море недалеко, и места породнее как-то, но все медлил… А сестра, как овдовела, тут же стала подгонять. Говорила, что грустно ей тут одной… Дети то дети, ну у них своя жизнь…
– У них свои семьи уже… Не до родителей.
– Да… Вот я и решился. Собрал семью и приехал. Не в одно мгновение, конечно. Сначала продал дом в Новочеркасске. Потом нашел квартиру здесь. С деньгами было туговато порой, но дети выручали, помогали, чем могли… Поднесли стакан воды в старости, как говориться.
– Все по канону. «Как завещали нам отцы…»
– Именно! Но, пока управлялись, стало уже поздно… Сестра тоже сильно заболела. В больницах провела почти все то время, как я здесь со своей семьей живу… Обидно… Так обидно, что не удалось с ней даже толком поговорить напоследок, – Геннадий потер слегка намокшие глаза. – Я так и не узнал, что мне все это время пытался сказать человек, который был всю жизнь самым родным и близким… Всю жизнь сестра будто пыталась что-то до меня донести… рассказать свою жизнь через книги… Мне порой кажется, что потому она и злилась, если я кому-то дарил их. Точно я не книгу отдавал в чужие руки, а доверенный мне кусочек ее жизни… ее судьбы… кусочек сердца, души… Я не понимал этого. Не думал раньше никогда… мало внимания ей уделял… А вот теперь, после смерти сестры, эти мысли как бы преследуют меня и не отпускают.
– И потому вы книги распродаете? Думаете, что избавитесь от угрызений? Извините за прямоту, конечно…
– Ничего… Вы, наверное, даже правы… в какой-то степени… Некоторые я раздарил – те, у которых обложка нарядная. Ее любимого Лермонтова у нее на могиле оставил. Это были ее книги… ее жизнь… Остальные продаю понемногу. Думаю, если человек хочет купить это произведение, то оно ему нужнее меня. Я никогда не понимал и не пойму, о чем они… Вот Шекспир тот же. Я даже не понимал, что происходит у него там… непонятно как-то пишет.
– А говорите, против ничего не имеете, – подметил мельком Лев, неспешно потягивая подслащенный сахаром вкусный чай.
– Ну, правда, – тоже поспевает напиться чаем, пока тот не остыл. – Черт ноги сломит в его строках…
– И все же я думаю, вы не правы.
– Поживите с мое и поймете, что никто не бывает прав.
– Ну, не сказал бы… Объяснитесь.
– Живет человек и живет. И смотрит на все, так сказать, со своей колокольни. Ну, например… Думаю я, что сестра мне книгами свою жизнь пересказывала. А, может, она просто добра мне хотела, чтобы я читал, развивался как-то… А, может, ей тоже, как и мне, просто некуда было книги девать.
– И что? Думаете, среди этих догадок нет истины?
– Если даже и есть, то всю правду знала только она.
– Вот видите. И она была бы права в своем. Вы правы в своем, а я – в своем. Но нельзя ведь сказать, что никто и никогда не бывает правым.
– Лев… Нам раньше так говорили: кто спорит со старшими, тот быстро состарится.
– Я не боюсь состариться…
– Это пока… Вы еще слишком молоды, чтобы бояться быть стариком.
– Так или иначе, я скорее состарюсь от чтения, нежели от споров.
– И Шекспир вам в этом будет дельным помощником!
– Не сомневаюсь… Я из его произведений раньше читал некоторое сонеты, а из трагедий только «Ромео и Джульетту». И этого было достаточно, чтобы понять, что Шекспир велик! Он обогнал свое время на пару веков уж точно.
– Помню, как сестра как-то сказала, что Шекспир очень хорошо понимал людей, их поступки, а потому и держал публику за живое.
– И в этом она уж точно была абсолютно права! Она была права, Геннадий…
VМежду делом была почата вторая порция чая.
– Будем считать, я удовлетворил ваше любопытство. Теперь же, будьте добры, удовлетворите мое.
– Смотря, что вы хотите узнать.
– Я сказал, зачем продаю книгу. Теперь вы ответьте – зачем покупаете.
Лев на мгновение даже замешкался.
– Думаю, тут все очень просто: чтобы прочесть ее, собственно. Разве это не естественно?
– В широком смысле – да, естественно. Но я спрашиваю конкретно про ваш случай – почему именно эта книга, почему именно сейчас и прочее в том же духе.
– Ну… Я не знаю, что ответить. Не до конца даже понимаю, что вы эдакого хотите узнать.
– Видите, как все аналогично.
Геннадий будто бы злорадно улыбнулся, довольствуясь тем, что поставил молодого человека в то же сконфуженное положение, в котором и сам оказался несколько минут назад. Но радость эта в его мыслях не была злой, а, скорее, азартной. Точно весь этот разговор – игра. И вот Геннадий, наконец, сравнял в ней счет. Может, даже удастся повести? Но сделать это будет не так просто, ибо Лев сумел гордо принять вызов.
– Ладно. Что ж, задавайте интересующие вас вопросы, – вот что было произнесено, но слышалось, скорее, это: «Хорошо, давайте сыграем».
– Чем вы вообще занимаетесь по жизни? Кем работаете? Или, может, учитесь до сих пор?
– Да, учусь.
– На кого, если не секрет?
– На юриста.
– То есть, – прерывает его Геннадий, – ваша профессия, а тем более ее постижение, никак не связаны с классикой художественной литературы?
– В общем и целом, да.
– То есть, литература – это чисто ваше личное увлечение.
– Мне не очень нравится слово «увлечение». Оно какое-то несерьезное, слишком легкое и ветреное… Это моя страсть. Да, так будет вернее.
– А почему тогда вы не решили заниматься своей страстью профессионально?
– Но литература не единственная моя страсть. Я поддерживаю ту мысль, которая скользнула в вашем вопросе. Работа должна быть страстью, тем, что действительно интересно. Иначе и сама жизнь превращается в нечто очень нехорошее.
– Рад, что вы меня понимаете. Но не кажется ли вам, что стоит выбрать что-то одно. Все силы свои направлять в единое русло. Не зря поговорка гласит: за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь. Великие были настоящими фанатиками своего дела.
– В ваших словах есть логика, но… Булгаков и Чехов успешно врачевали, Лермонтов, помимо всего прочего, был еще и прекрасным художником. Достоевский питал неудержимую страсть к азартным играм, а Есенин – к алкоголю. Если одна страсть дополняет другую – это не так уж и плохо. Тут как в упряжке лошадей… Если они рвутся в разные стороны, то разорвут на части, а если пустить их в одном направлении – понесут в два раза быстрее.
– А вы считаете, что ваши страсти можно пустить в одном направлении?
– Я думаю, что литература – в качестве нравственной основы – пригодится в любой упряжке.
А за окном кафе – столь неожиданно оказавшегося вполне уютным для беседы за чашкой чая – постепенно темнело. Небо из бледно белого превращалось в мрачно серое и грозило через час-полтора стать беспросветно черным. И в этом необратимом движении есть что-то беспощадное, безысходное… как смерть… но и бесконечно романтичное и чарующее… как жизнь… И жизнь, и смерть слились в одном лишь цвете безлунного неба. А все самые изысканные краски бытия нашли свое нетленное отражение под фонарным столбом в свете подвешенной лампы. Снег зимы, перестав тонуть в белом холодном воздухе, как лед в горячем молоке, заиграл причудливыми гранями среди цветастых витрин на Красной. В свете того самого фонаря прекрасные снежинки танцевали венский вальс Шопена. И видны ноты в такте их движенья. И видны в них настоящие, человеческие, живые эмоции. Это не бездушный снег, не холодный лед… Это горячие души умерших витают в свете фонарей, падают на плечи людям и оседают на ресницах… Да, это души… горячие… горящие! Они горят, вальсируя, живут, как могут… как раньше не могли… Погибли рано. Погибли поздно. Страсти жизни в остроконечных их углах… Снежинка тает на щеке и превращается в слезу… слезу забытого счастья и горя. Прах пепла человечества в сугробах под окнами, раскрашенными в яркие новогодние цвета. Встречаем новое – провожаем старое. Начинаем жизнь – прощаемся со смертью… В треске морозного ветра не стихнет песня этого вечера… не стихнет зима и ее беззаботный ноктюрн… Здесь погибла та музыка, пала та песня… Здесь умерла жизнь. И здесь выпал снег… белый и ясный, точно мысли младенца… Здесь умер младенец. Здесь умер я, когда был младенцем, и снегом выпал на свое же плечо…
– Я так понял, вы уже несколько знакомы с творчеством Шекспира?
– Да. Я говорил, что в школе по программе проходили трагедию «Ромео и Джульетта». Так же когда-то сонеты его читал. Я, пожалуй, полностью соглашусь с мнением вашей сестры. Мне кажется, этот человек очень тонко понимал жизнь… именно нашу жизнь, человеческую, бытовую. Причем написал об этом один из первых. Думаю, такой творец достоин внимания и уважения.
– Моя сестра была бы счастлива иметь такого брата, как вы, – невольно вырвались мысли вслух у Геннадия.
– Не думаю…
Разговор прервался на несколько мгновений неловкого молчания. Лев почувствовал себя сконфуженно, хоть и внешне излучал уверенность и спокойствие, как солнце излучает яркий свет горячим июльским днем.
– А я было думал, что современная молодежь уже не читает книг, – Геннадий предпринял попытку перевести разговор в менее неудобное русло.
– Читают, – Лев охотно подхватил реплику. – Может, не так обильно, как раньше, но читают. Дело в том, что сейчас много разных развлечений… много всего, чем можно отвлечь людей от, например, того же чтения… учебы, работы… от развития, проще говоря. Но в каждом поколении хватает умных людей, которые понимают, что именно важно в этой жизни.
– А остальные, значит, не понимают?
– Зайдите на минуту в любое популярное место наподобие торговых центров, и вы узнаете сами мой ответ. Я не говорю, что люди стали глупее или что-то в этом роде… Нет! Стоит только направить ум человека в, скажем так, ненужное русло, то он не будет опасен для системы. Спросите, как направить? Средства МАССОВОЙ информации… как средство массового уничтожения… Все – от социальных сетей до телевидения – лишь громадная прачечная для промывки мозгов в промышленных масштабах.
– Допустим… А что тогда, по-вашему, нужное русло? Что, по-вашему, важно? Я, например, много лет читаю газету, люблю отдохнуть, смотря телевизор, и не вижу в этом совершенно ничего плохого.
– Для кого-то – плохо, для кого-то – нет. А отвечая на ваш вопрос… Человек… Человек – это часть человечества. И не только нашего социума, а всех людей, которые когда-либо существовали и когда-либо будут существовать. История – тоже часть человечества. Не так ли? Многие великие экономисты придерживались, как заповеди Господней, правила: что хорошо для одного человека, то хорошо и для всего общества. Я бы поменял слагаемые местами, и, вопреки логике, сумма бы поменялась… Что хорошо для общества в целом, то хорошо и для каждого отдельного человека. Чем нам быть? Что делать? С первобытной непосредственностью придерживаться заповедей индивидуализма из разряда: я не у дел, пока мои коровы целы? Или сообща решать, какой путь выбрать, а любого – независимо от расы, нации или вероисповедания – воспринимать как собрата? Оставаться разрозненными неандертальцами, беспокоящимися только за свой личный кошелек, или стать, наконец, настоящим человечеством, где горе и счастье одного – горе и счастье для всех?
– Я так понимаю, это вопрос риторический…
– Риторический вопрос не требует ответа. Эти вопросы ответа просто на просто не имеют… Ну в самом деле! Вести бесконечные философские диспуты и задавать вопросы, на которые никто не может ответить – что нам еще остается делать?
– Только читать книги! – успел неплохо вставить Геннадий, подмигнув собеседнику.
– Кстати о книгах…
Лев вновь взял в руки том трагедий Шекспира. Как не странно, сейчас этот экземпляр печатного издания стал казаться несколько тяжелей и толще, чем в начале разговора. Будто за полчаса беседы в нем прибавилось страниц, на этих страницах прибавилось чернил, а чернила еще больше насытились железом. Будто прибавилось историй, рассказываемых в этой книге… прибавилось страниц в жизни людей, вкусивших этот неожиданный разговор… прибавилось планет в их маленьких вселенных…
Молодой человек стал снова активно пролистывать страницы. На этот раз на него уже не действовало обольщение готических узоров и странных загадочных иллюстраций. Остатки его внимания сосредоточились исключительно на качестве книги и на желании сбить цену хотя бы на пару сотен.
– Вот здесь, посмотрите, страницы отходят от корешка, – указал Лев на брешь в листах.
– Да, это пустяки, молодой человек. Еще много лет продержится, если вы, конечно, насильно не будете отрывать листы.
– Нет, конечно! Что за глупости? Просто со временем они и так и так отвалятся.
– Что ж тут поделать! – усмехнулся Геннадий. – Со временем из всех книг выпадут страницы.
– Может, уступите все-таки рублей двести. По ней же видно, что книга не первой свежести, мягко говоря.
– Это смешно, молодой человек, – развел руки букинист. – Я итак ее очень дешево продаю.
Лев взял пару секунд на размышления. Книга действительно была в хорошем состоянии. Да, некоторые листы слегка отклеились, но это было в конце на страницах с примечаниями и содержанием. А цена и вправду была катастрофический низкой для подобной литературы. Можно сказать, даром отдают! Поэтому Лев попереминался на месте, покусал губу, но все же ответил:
– Ладно, хорошо. Беру, – достал бумажник и начал отсчитывать купюры.
– Вы не умеете торговаться, так? – подметил Геннадий, потирая ладони.
– Это уж точно не в моей крови! – усмехнулся Лев и попросил счет у официантки.
Молодой человек, не откладывая бумажника, оплатил счет, а Геннадий, в свою очередь, оставил хорошие чаевые.
– А можно мне ваш пакет. – обратился Лев, вставая. – Это для книги: чтоб не запачкать.
– Да, конечно! Вот, возьмите…
Оба направились к выходу. Пока Лев аккуратно упаковывал издание, его старший товарищ уже успел собраться, благо одет он был действительно скромно.
– Очень приятно было пообщаться, – протягивает руку Геннадий.
– Взаимно, – пожимает ее, глядя прямо в глаза собеседнику, молодой человек. – Всего вам доброго.
– И вам. До свидания!
Геннадий вышел за дверь. Лев еще повозился пару минут. Он не торопился… Точнее, ему не хотелось торопиться. Ему хотелось… хотелось подольше подышать остатками приятной беседы в воздухе. В ней не было ничего значительного, жизненно важного, грандиозного или особо поучительного. Но ощущения от этого не посрамились быть значительными… значительными в своей жизненной простоте… Простой диалог о простых вещах – что может быть значительнее и важнее?
Со всей возможной основательностью Лев натянул пальто на плечи и обмотал шею шарфом. Застегиваясь, он пристально искал, куда примостить бы, в какой карман запихнуть свою покупку. Но, не найдя подходящего решения, надел шапку и перчатки и решил нести пакет с книгой в руках. Возможно, будет немного холодно и неудобно, но что поделать. Молодой человек напоследок оглянул кафе, чтобы удостовериться, что ничего не забыл ни за столом, ни на вешалке. Потом похлопал по карманам, чтоб уж наверняка проверить наличие телефона, бумажника и ключей. Все на месте. Лев открыл дверь и… есть выражение: «сделать шаг в бесконечность». Но это, казалось, был шаг из бесконечности обратно… из истории Шекспира в реальный мир… Прощай, Джульетта, мы будем помнить смертельный вкус твоего поцелуя. Дверь вновь закрылась, кафе вновь опустело…
VI«Быстро же стемнело…»
Так вот, если бы мы могли-таки слышать мысли других людей, то именно эти слова звучали бы чаще других поздними вечерами, коим, как известно, свойственно быть мимолетными. По какой-то совершенно неопределенной причине человеческий глаз даже за несколько десятков лет не может привыкнуть к тому, что сумерки порой могут столь незаметно проходить мимо… зашел в кафе вечером, а вышел уже практически ночью… И все равно каждый раз в каком-то пусть даже самом тихом уголке мозга прозвучит шепотом эта классическая мысль: «Быстро же стемнело…»
Снегопад немного приутих, так что людям на улице можно приподнять свои головы до естественного положения и хоть немного видеть, что вообще происходит вокруг. Лев при этом, не успев еще замерзнуть и съежиться, выпрямился и статно расправил плечи. Так уж повелось, что он с детства удостоился иметь подобную переполненную внушительной уверенности осанку, от которой старался не отходить. Но у погоды на этот счет были свои мысли. Поэтому молодому человеку уже через минуту нахождения на улице пришлось припрятать свою гусарскую осанку от морозного ветра. Однако, как и ранее по пути на встречу, это не мешало ему продолжать здраво рассуждать…
«Черт его знает, как мне отсюда уехать! Так, думаю, точно что-то должно идти в мой район. Но в шторм у пристани своей лодки дожидаться не очень-то хочется… Ладно, сделаем так: пойду обратно в сторону Галереи – оттуда я точно на чем-нибудь уеду – а если по пути увижу что-нибудь знакомое, то остановлю. Да!»
Сея прыть закончилась через две остановки. Лев быстро замерз и устал идти навстречу холодному ветру. Он оперативно вспомнил, на чем можно уехать от Красной, и предпочел спокойно постоять минут десять под навесом без риска невзначай пропустить свой автобус.
Ну, а покуда есть возможность, можно упомянуть немного о том, чего Лев, в отличие от Геннадия, не стал делать. А именно, рассказывать собеседнику всю подноготную своей жизни. Эта биография не отличается от множества других какими-то неожиданными, непредсказуемыми, сверхнеобычными поворотами. Но его жизнь – как и любая другая – при этом имела собственный неповторимый вкус и аромат. Тут можно было бы возразить, что, мол, не у каждой жизни есть запах, вкус или даже цвет. Что, например, конкретно ваша жизнь лишена вкуса, запаха и так далее… Но это не так. Если вам кажется, что жизнь лишена вкуса, то, может, вы ее вовсе и не пробовали? Можно разве только предупредить: бойтесь запаха и привкуса навоза – возможно, не тот пирог кусаете…
Что ж, не вижу причин лукаво мудрствовать с началом. Лев родился в Мурманске в семье юристов. Его мать Татьяна Николаевна – доцент юридических наук – преподавала в университете, а отец Соловьев Сергей Васильевич работал судьей и считался одним из лучших в городе специалистов по финансовому праву. Даже в тяжелый период перестройки он сумел разобраться со всеми изменениями и нововведениями в законодательстве, хотя и относился к новой рыночной системе двояко и со всевозможной осторожностью. Это выразилось в том, что где-то с середины девяностых родители Льва старались держать все сбережения в иностранной валюте. И когда, казалось, жизнь стала налаживаться, мурманские юристы решили завести ребенка. И решились они на это, нужно отметить, весьма поздно – обоим было далеко уже за тридцать лет. Родился Лев в знатную бурю в конце ноября. Его отец даже не смог в тот день добраться до роддома, а потому сильно волновался и нажил себе сотню-другую седых волос за один только вечер. А еще через пару лет громыхнул дефолт… Это причудливое слово стало в миг известно каждому взрослому человеку в стране и ассоциировалось с самыми кошмарными последствиями…
Но, как говорят в народе, нет худа без добра. Долларовые сбережения, обменянные по многократно возросшему курсу в рубли, представляли собой вполне солидный капитал, который мог кардинальным образом изменить жизнь мурманского семейства. Дум по поводу того, как использовать средства, было много, но решение пришло все равно внезапно и даже несколько спонтанно.
Это был тихий прохладный вечер, склонявшийся к такой же тихой и прохладной ночи. В доме не было света из-за очередной аварии на подстанции. Родители Льва спокойно сидели на кухне. Но тут его мама, держа в руках совсем еще маленького сыночка, вдруг прервала молчание:
– Как бы я хотела снова вернуться на юг… Там так светло, хорошо, море такое теплое, – будто уже начала уговаривать мужа. – Сереж, я не хочу всю оставшуюся жизнь пробыть здесь, во льдах, где зима девять месяцев… Я маме позвоню – она же в Новороссийске, кажется, живет. Сереж, давай уедем. Может, уже не будет такого шанса никогда больше.
Глава семейства посмотрел на супругу, на ее переполненные чистой, как минеральная вода, надеждой… на лицо ее, освещенное ласкающим, нежным светом догорающей свечи… Поразмыслив немного, он решил согласиться с женой.
Дорога с севера на юг была длительной и трудной. Можно долго пересказывать всю тяжесть мытарств, связанных с переездом… Стоит лишь убедительно отметить, что, несмотря ни на какие преграды, сие путешествие успешно закончилось в городе-герое Новороссийске Краснодарского края.
Соловьевы здесь обживалась постепенно: сначала подыскали небольшую и недорогую квартирку, купили какую-никакую мебель, бытовую технику и так далее… Маленького Леву уже можно было пристроить в детский сад, а родителям – заняться работой. Сергей Васильевич вернулся к своей привычной деятельности в местном суде, а Татьяне Николаевне взбрело в голову – иначе и не скажешь – открыть небольшой «бизнес». Хотя по сути своей ее дело представляло собой обыкновенную спекуляцию. Арендовав небольшое помещение, она в розницу торговала тем, что до этого закупала оптом. Но уже через полтора-два года, окончательно прогорев, Татьяна Николаевна бросила эту идею. Здесь хотелось бы оговориться, что она не была такой уж глупой и немощной бездельницей. Просто бывает так, что мир, в котором ты вырастаешь, воспитываешься, встаешь на ноги, меняется и тебе в нем порой не достается почетного места… Татьяна Николаевна – интеллигентная, образованная, эрудированная, честная и благородная дама… Хороший человек – подходящий диагноз. Но в мире с повсеместной свободой слова все меньше ценится умение молчать. А громко лаять Татьяна не могла и не любила. Она не умела мстить, зато умела прощать. Таким людям в бизнесе любого уровня и размаха нет места. Тут недостаточно быть хорошим человеком – нужно еще уметь всех «послать к черту».
Зато «послать к черту» очень хорошо мог ее муж. Ему тоже пришлось, мягко говоря, несладко. В Мурманске у Сергея Васильевича имелись очень хорошие рабочие связи, которые при необходимости уберегали его от определенного рода проблем даже в самые лихие времена. В новороссийской же судебной системе его контакты заканчивались, а лихие времена продолжались. Думаю, чтобы не отпугивать особо впечатлительных господ, обойдемся без документальной передачи всех ненастий тех лет. Просто оговоримся: люди, работавшие или до сих пор работающие в данной сфере, не понаслышке знают и помнят, как работала правоохранительная и правозащитная система в стране в конце девяностых и начале нулевых.
Сергею Васильевичу надо было справляться с колоссальным давлением со всех сторон, наблюдать порой поразительное бесчинство коллег и беспрецедентные преступления по обе стороны правосудия. Да, приходилось зачастую на многое закрывать глаза, идти на уступки… пришлось поступиться со своими принципами ради родных… Желание кормить и одевать семью, вполне ожидаемо, оказалось весомее профессиональной чести. Но вопреки всему, ему удалось сохранить лицо в этом беспринципном водовороте… пусть и изрядно постаревшее и поседевшее… Человек с сильным характером, коим, безусловно, обладал и отец Льва, способен выстоять против многого. Сергей Васильевич настойчивостью, трудом и терпением заслужить себе достойную репутацию на работе. Пусть для этого даже пришлось стать несколько другим человеком с несколько иными принципами. Но это был далеко не худший исход из всех возможных.
Что до Татьяны Николаевны, то она, разочарованная и удрученная неудачами, не захотела идти на постоянную работу в филиал какого-нибудь университета или техникума, а стала заниматься репетиторством по обществознанию для обычных школьников. Клиентуру, так сказать, предоставляла ее мама – Арина Александровна, которая уже очень долго работала учителем русского языка и литературы в одной из местных школ. Но о ней чуть позже…
Между тем неспешно подрастал юный Лев. Делал он это очень тихо и незаметно. С самого раннего детства ребенок был замкнутым, каким-то вечно насупившимся. Может, именно от этого ему тяжело было всегда с кем-то подружиться, заводить знакомства да и просто разговаривать с людьми. Сам о себе он тоже не любил говорить. Обходился в основном стандартными фразами, означавшими ту непоколебимо стойкую истину, что у него в жизни «все нормально». Разве только с отцом у него получались хоть сколько-нибудь душевные разговоры. Но это скорее достижение самого Сергея Васильевича. Он сумел стать другом и наставником для своего сына – сложнейшая задача для отца, нужно отметить. Но он с ней справлялся весьма недурно: старался помогать Льву советом, заставлять его выговариваться, и, соответственно, выслушивал его со всем отцовским вниманием, а так же передавал свой собственный жизненный опыт. Зная уже кое-что из жизни Сергея Васильевича, нетрудно догадаться, что и сын у него тоже рос с детства без розовых очков на глазах. И от этого он не стал больше любить мир и людей вокруг, а, скорее, наоборот.
В школе у Льва не было проблем. Учителя его уважали за ответственность и честность, а потому и прощали порой некоторые порывы лености. Кроме того, мальчик всегда отличался спокойным рассудительным умом и природной сообразительностью. Вся эта химия в итоге позволила ему достойно учиться, не прилагая при этом каких-либо особенных усилий и избегая излишних волнений. Да и семья обязывала: мать – репетитор по обществознанию, бабушка – учитель в школе. Кстати, последняя с самых ранних лет, пока сидела по выходным с маленьким Левой, приучала мальчишку к чтению. Арина Александровна сначала прикармливала его сказками и лирикой Пушкина, произведениями Чуковского и Маршака… Как Лев подрос, стала давать ему Чехова, Лермонтова, Тургенева, даже Гоголя. Потом уже сама Арина Александровна ушла на пенсию, но всегда была рада внуку в гостях и никогда не отпускала его без пары свежих пирожков и новой книги. В общем, к тому моменту, как родители купили парню первую бритву, он уже обладал отменным литературным вкусом, достойными нравственными ориентирами, говорил на хорошем литературном русском языке, мог читать и понимать произведения Достоевского, Булгакова, стихи Блока и Бродского…
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
