Текст книги "Легион выродков"

Глаза резанула череда вспышек. Это матки файратов пунктиром взрывов обозначили почти всю траекторию маневра уклонения, по которой должен был идти мой клипер. У крокодилов тоже есть разведка и аналитика. И они тоже прекрасно знают, как ведут себя земные корабли в том или ином случае. Вернее, как должны себя вести.

Потому что ни одна полетная Инструкция космолетов, на которой не стоит пресловутая «омега», не является догмой. И любой пилот добавляет в образцы из штаба что-то свое. Молодняк изменяет на несколько градусов направление движения в каждом векторе, пилоты постарше меняют векторы местами. Нас же заставляли переделывать эти схемы полностью. То есть совсем полностью.

Но и зато сейчас ни одному аналитику файратов даже в голову не могла прийти траектория, по которой стартовал мой клипер.

Мне, к слову – тоже. Иначе я бы никогда в жизни не загрузил бы «это» в ходовик.

Д-д-д… Трр-р-рр. Клац-клац. Д-д-д-д…

Похоже? Это я попытался воспроизвести звуки, сопровождающие безумную болтанку, которая началась сразу после включения автоматики. Если бы я и захотел рассказать подробнее, все равно не получилось бы. Бесконечная череда прыжков и переворотов, сменяющаяся разворотами и кратковременными перегрузками, от которых глаза превращались в две бронещели. Вибрация и тряска. Тошнота и дезориентация. Даже испугаться толком не получалось. И вспышки. Вспышки орудий файратов, сопровождающие меня все это время. Крокодилы и не думали сдаваться или расстраиваться. Огонь, огонь, и еще раз огонь. Как там у них? Чем труднее цель, тем почетнее трофей? Охотники, мать их так!..

Ш-ш-ш-ш…

И все кончилось. Ну, это было не совсем уж «ш-ш-ш-ш», просто никак по-другому я не могу описать оглушающую вату тишины, навалившуюся на меня в один момент. Клипер шел по прямой. Передо мной расстилался чистый космос. Сзади (о чудо и радость!) красовался «Гусь». Целый и невредимый, если верить ходовику. Что еще надо для счастья?

Ну, конечно же. Нормальному дэ-ка для счастья должно не хватать файратов, жаждущих его поймать. Мне и не хватало. Итак, где они?

Фр-р-р… Вот они. Невменяемое сознание вновь услужливо добавило озвучку к огненному шару, пронесшемуся мимо меня в пространстве. Ну, собственно, никто и не ждал, что крокодильчики просто так отстанут. Сейчас весь вопрос в том, как далеко они? Ходовик, родной, ну скажи мне хоть раз что-нибудь хорошее. Свет мой, зеркальце… В смысле, дисплейчик…

Э-э… спасибо. Я всегда знал, что на тебя можно положиться.

Одна из маток файратов висела точно на хвосте «целого и невредимого» «Гуся». Который и оставался таковым, видимо, исключительно из кулинарных предпочтений файратов. Вторая (опять же, если верить правдивому ходовику) разгребала мусорную кучу, оставшуюся от «Енота», в поисках «того самого» контейнера. А тройка оставшихся не у дел истребителей отгоняла пятерку моих «Шмелей», десятками секунд разминувшуюся с основным действом. Красота, по-другому не скажешь.

– Третий, уходи! Уходи, это приказ! – ожили наушники голосом Первого. – Мы догоним.

Мне захотелось грустно улыбнуться. Оно, конечно, спасибо, Сережа. И за «приказ», и за твою заботу. Вот только ты мне не командир. И оттого, что мы тут заложили несколько крутых виражей, Экоразведке легче не стало. Задачу, которую я себе определил, мы не выполнили. А обозначить желание помочь, подставиться под огонь, а потом извиниться и сбежать?.. Лучше бы мы тогда вообще не останавливались.

Я протянул руку к панели управления. Сейчас это было легко, сейчас меня выбор не мучил. От того, что пришлось немного покувыркаться, мое решение кардинальных изменений не претерпело. Осталось только уйти с линии огня…

Рука тянулась вперед, секунды таяли, утекая в вечность, а сзади готовился к перехвату «яблочный огрызок». И вся надежда была… А вот не было никакой надежды. Никто не прикроет, никто не отвлечет матку на себя. Мы одни против систем управления огнем, уже взявших нас в захват. Ну? Поехали? А что, выбор есть?

– «Гусь», расходимся! – только и хватило меня крикнуть, прежде чем в ходовик ушла команда о новом маневре. Собственно, предупреждение смысла в себе особого не несло. Ходовики сами между собой разберутся. Мой отправит «гусиному» уведомление о начале маневра уклонения, ну, и дальше по списку.

Клипер тряхнуло, он завалился набок…

Ба-абах!!!

Нет, я точно не сумасшедший, поверьте. Я это точно слышал. Вот просто слышал, и все. Клипер только-только развернулся, начиная маневр, как космос вокруг стал белым. Ярчайшая вспышка залила окружающее пространство. У меня даже сработала автоматика, затемняющая стекла. Ходовой процессор уже закрутил спираль вращения, уводя меня из-под огня, перегрузка повела мозги в сторону, но плывущим зрением я все же успел зацепить прекраснейшую из картин, разворачивающуюся на дисплее. Там, полыхая чистейшей белизной взрыва от аннигилирующих двигателей, в центре новосотворенной звезды исчезала матка файратов. Та самая, которая вот-вот должна была отправить нас в духовку.

Клипер продолжал маневр, вспышка ушла с экрана, и ее место заняла россыпь точек. Странных, красных точек. Корабли. Наши? Помощь?

Программа остановила вращение, бросая корабль в сторону, и за короткое мгновение неподвижности я успел разглядеть все, что надо. А вернее, не надо…

Прямо в центре построения точек, идущих странным, непривычным строем, красовалось пятно, аккуратно обведенное желтым кружком. Мне даже не было нужды читать комментарии ходовика. Межсистемные линкоры конвергенов ни в каких комментариях не нуждались. Те же матки файратов. Только в десятки раз больше. Это даже не из огня да в полымя. От файратов еще был шанс уйти. Маленький, дохлый, но шанс. Тут же – ноль. Даже не ноль – минус.

Тряска прекратилась, клипер выровнялся. Файрата нет, опасности нет, маневр закончен. Ходовик ждал похвалы. Ну, не молодец ли я, хозяин?

– Умница, – процедил я, не отрывая взгляда от новых гостей и ожидая… ну, чего-нибудь уж. Не зря же они разнесли в пыль матку и не тронули ни меня, ни «Гуся», ни… О, кстати, а как там остальные? Не эта ли помощь имелась в виду? Не успел я посмотреть…

Ходовой экран моргнул, принимая сообщение и выводя его на экран. Ха, смешно. Экран заполнило короткое, но емкое послание. Две черты, пересекающие дисплей крест-накрест. Еще пояснения нужны? Стоп двигатели, принимай абордажную команду. Микрофон? Движение челюстью ощутимых результатов не принесло. Н-да, связи уже нет. Глушат. Что ж, корабль класса межсистемного линкора может себе это позволить.

А что могу себе позволить я? Мой горестный взгляд обежал рубку и остановился на стекле медблока, где мирно почивал замороженный сият. Да уж, приятель (хотя какой ты мне приятель?), не повезло тебе. Извини. Полеты в космосе дело такое. Бывает. Хотя тебе, наверное, было бы обидно… В двух шагах от своих…

«Гусь»? Тебе даже говорить ничего не буду. Все сказано.

Рычаг хода ушел вперед, и клипер вздрогнул, набирая самый полный ход. Дэ-ка шесть Егор Савойский шел на таран. Мне даже удалось выдавить ухмылку. На таран линкора? Ладно, не придираемся, не на таран, так хоть на что-нибудь. Все равно поехали. Перегрузка вдавила меня в кресло, и звезды за лобовым стеклом привычно подмигнули, радуясь, что я иду к ним. Иду, чтобы стать еще одной звездой. Пусть маленькой, пусть недолго живущей, но звездой. Которая закончит свою жизнь так, как ее заканчивают все звезды – в ослепительной вспышке сверхновой.

И вспышка не заставила себя ждать…

Часть 2

Глава 1

Черную, облачную ночь рассекла занимающаяся заря. Горизонт превратился в багровую полоску, которая медленно начала светлеть. Вот она становится шире и шире. Светлее и светлее. Становится… Становится, я сказал! Да что такое? Багровая полоса начинающегося рассвета так и не стала ни шире, ни светлее. Вместо этого она стала четче, контрастнее и… начала подниматься. Совершенно инфернальные ощущения.

Я с изумлением наблюдал, как начинающийся рассвет поднялся ввысь и исчез, оставив за собой ту же черную, непроглядную ночь.

О! Опять появился. Багровая полоса возникла там, где пропала – наверху. Теперь она шла вниз. И еще появились звуки. Странные звуки. Какое-то жужжание, скрипы, шорохи. Кто здесь? Где я?.. И-и-и, кто я?

– А-а-а!

Полыхнувший свет оглушил меня не хуже удара по голове. И тут же раздался чей-то крик. Только через секунду я понял, что крик мой, а никакого света никто не включал. Просто когда глаза открываешь, всегда становится немного светлей.

Так, и где это я? Неужели все-таки там, откуда еще никто не возвращался, чтобы рассказать? Так вот как выглядит чистилище для космолетов. А что? И неплохо вроде бы… Не так уж тут и жарко. Или это только цветочки?

Непривычные к свету глаза норовили быстренько закрыться, но живо интересующееся всем сознание (надо же, мне и мое «я» оставили, вот повезло) такой радости им не подарило. Сквозь резь и наворачивающиеся слезы проступили угловатые очертания каких-то коридоров. Ну вот, а говорили то про тоннель со светом, то про ледяную пустыню какую-то. Врут, все врут. Никому верить нельзя.

Почему-то осознание этого факта очень сильно меня расстроило. Глаза тут же с готовностью предложили немного поплакать. Счас вам. Я заморгал и постарался избавиться от этого глупого расстройства. Еще не хватало на том свете расплакаться. Самое оно. Подожди, друг, еще наплачешься за все свои прегрешения. Сколько народу (и не совсем «народу»), твоими стараниями сюда отправленного, тут тебя ждет-дожидается?

Э-э, а-а…

Я повертел глазами, потому как тела у меня, похоже, не было. Не оставили. Решили, что и так жирно будет.

Ну и где, собственно, этот самый «народ»? Тут нас много должно быть, как я помню. Почему я один? И почему свет какой-то подозрительно знакомый. И запах мне что-то напоминает. И откуда тут взялась эта коробочка?..

Ой, мама. На этом месте расплакаться было бы самое оно. Отражаясь от клуба какой-то субстанции, перед моим нематериальным взором, как живая, красовалась весело поблескивающая кристаллами льда медкамера с телом многопроклятого мной Дивана внутри.

Нет, ну надо же! И что же я такого в жизни натворил, что на тот свет меня не с Серегой, например, или там с Гусем-Буравчиком отправили, а с тем, кого я даже видеть с трудом могу? Или это и есть те самые муки ада? Похоже, да. Поп-пал…

Это что, я теперь весь свой срок с ним отбывать буду? Это на том свете меня терпимости решили научить, что ли? О, не-е-е-т!

Мои бестелесные глаза закатились куда-то вверх… и замерли. Странно. Если это и есть ад, то какой-то очень специфический. Мой отдельный, по спецзаказу выполненный: надо мной красовался до боли знакомый потолок рубки клипера, испятнанный наростами датчиков и лампочек.

Не понял. А что, «туда» вместе с оборудованием и вооружением берут?

– Хомо!

Резкий, визгливый шум заполнил уши и заставил меня вздрогнуть всем телом. А-а, так все-таки тело тоже мне оставили… Вместе с клипером и нелюдем.

Пространство вокруг заполнили гулкие, злые, резкие звуки, больше всего напоминающие… удары чем-то тяжелым по железу.

– Хомо, ты там жив?

Голове потребовалось несколько секунд, чтобы наконец сложить воедино все маленькие разрозненные куски окружающего мироздания. Сложить и остро пожалеть о том, что это все-таки не ад.

– Вылезай! – визгливый голос, раздающийся снаружи, не унимался. Его интонации становились все более нетерпеливыми. – Мы знаем, что ты жив. Биодатчики транслируют тебя. Давай, выбирайся. И без глупостей.

И вот чего тут надо делать?

Пришлось срочно начинать думать. А это было непросто.

Так, что бы ни случилось в тот промежуток, пока я валялся в блаженной отключке, сейчас это неважно. Да? А что важно? Ну да, все-таки придется думать. И-и, раз… Только-только развернувшееся сознание тут же срочно захотело обратно, в спасительную тьму беспамятства, ан, нет, не будет тебе такого счастья. Важно тут то, что, похоже, меня спеленали, как мотылька, и в полном комплекте, даже с неповрежденным Диваном, перетащили на конвергеновский линкор. Не вышло у меня тарана. О чем я только что вспоминал? Ад? Так, собственно, вот он, добро пожаловать. Для земных космолетов он и вправду выглядит именно так.

По ушам врезала еще одна серия ударов. Судя по силе звука, по обшивке лупили чем-то увесисто-металлическим. Интересно, а куда это меня поместили? Грузовой ангар? А выход из него есть?

Нормальные люди, когда хотят что-то увидеть, начинают осматриваться. А нормальные космолеты – проверять бортовые системы. Я всю жизнь считал себя абсолютно нормальным и абсолютно космолетом. Естественно, я тут же потянулся к панели управления… Только для того, чтобы убедиться, что она мертва.

Н-да, дела… Я откинулся в кресле. Конечно, глупо было ожидать от конвергенов такой беспечности. Выход из этого ангара, конечно же, есть, и наверняка не один. Вот только мне до него не добраться. Автоматика клипера мертва. Накопители пусты. Двигатель заглушен намертво. Теперь, чтобы его запустить по технологии, мне (х-ха, «мне», как же, жди) потребуется не меньше часа и два мощных импульса из магистральных энергосетей самого линкора. Ну, или любого другого работающего источника энергии. А где и как я возьму эти часы и эти импульсы?

Нет, положительно, виртуальная экскурсия в мир иной даром не прошла. От злости я даже зубами заскрипел. И тут же бросил это занятие: уж больно противный и тоскливый звук получался.

Никаких часов и импульсов не будет. А будет то, что на языке военных называется «плен». Сейчас меня отсюда вытащат и… «Может, все-таки убьют?» – робко понадеялся кто-то внутри.

Отвечать не хотелось, да и нечего тут отвечать. Может, конечно, сразу и не убьют, но рабу на конвергеновских астероидных фермах или живому полуфабрикату, купленному на меж-рынке зажиточным файратом или кем-то похожим, в принципе, все одно немного отпущено. Но даже это произойдет только после допроса, в процессе которого никто со мной церемониться не будет.

Снаружи раздался визг и скрежет. Судя по звуку, запустили какой-то режущий агрегат. Н-да, ситуация. Ну что, дэ-ка шесть Егор Савойский, лапки кверху? Или все-таки побарахтаемся?

На такой дебильный вопрос даже отвечать бессмысленно. Размышления о превратностях бытия, потусторонних материях и осознание окружающего мира были отложены на когда-нибудь потом. Проблема есть здесь и сейчас. Причем проблема, требующая немедленных действий. Если сейчас мирно сдаться, все остальные действия можно и не совершать. Незачем будет. Я не слышал ни об одном случае, когда люди возвращались из плена конвергенов. И никто не слышал. Плен – это смерть. Ну, и, соответственно, раз я покойник, то все остальное уже не страшно.

И тут на меня легкость накатила необычайная. Наплевав на шатающееся после беспамятства тело, я колобком выкатился из кресла. Скафандр сейчас мне не мешал ничуть. У меня было дело.

Из угла каюты мне весело подмигивал огоньками медблок. Все правильно. Вокруг может сверхновая взрываться, а медблок в автономном режиме будет сохранять содержимое четыре месяца. Столько, насколько хватит батарей.

Ну, мне четыре месяца не надо. Мне, собственно, уже пришло время прощаться. Так, где тут главное меню? Непослушные пальцы, путаясь и ошибаясь (да уж, непросто на скорость отрабатывать после того, как тебя на пару часов вырубили вместе с кораблем), набрали наконец нужную команду.

На дисплее зажглась надпись. «Активация биологического объекта». Медблок, похоже, сам не верил в то, что я собираюсь делать. Правильно, родной, я и сам не очень в это верю. Просто времени у меня нет придумывать что-то более умное. Забортный скрежет перешел в надсадный вой. Судя по всему, вскрывают входной люк.

Мои губы против воли искривились в усмешке. Зря это они. Видать, неопытные. Нечасто захватывали людей вообще и дэ-ка в частности. Там, в переходном тамбуре, как раз для таких самоуверенных пара подарков заготовлена. В данной ситуации спасти они меня не спасут, но душу мою страдающую потешат. Хоть что-то приятное…

Не дожидаясь, пока непрошеные гости познакомятся с предусмотрительностью земных конструкторов-оружейников, я успокоил автоматику медблока, ткнув пальцем в клавишу подтверждения. Да, поверь, уважаемая, я на самом деле хочу разморозить это тело внутри, как бы странно ни выглядело это мое желание. Приходится.

Автоматика, сделав миллисекундную паузу и как будто пожав плечами в недоумении, приняла приказ. И тут же криокамера осветилась изнутри мягким желтым светом, на мгновение напомнившим мне свет земного солнца. Свет, который я уже вряд ли когда-нибудь увижу.

У меня затряслись руки.

Тьфу, тьфу! Пинками выгнав из головы отчаяние, оно мне сейчас ну ничем помочь не может (хотя когда оно может помочь?), я развернулся и поковылял обратно к своему креслу. Разморозка займет около минуты: я не стал миндальничать и запустил максимально жесткий и быстрый вариант – не хватало еще заботиться о всякой нечисти. Вон за стенкой клипера твои братья, пусть они и беспокоятся, а у меня другие задачи.

Если разобраться, то я сейчас несу чушь. Потому что именно этот сият – наш союзник, и те, кто пытается пробиться через внешнюю обшивку клипера, его, скорее всего, приравняют ко мне. Но что мне оставалось? Один против толпы абордажников конвергеновского линкора я не смогу сделать ничего. Ничегошеньки. А с этим кадром у меня был хоть и призрачный, но шанс. Правда, не очень понятно, – шанс на что? Да ни на что. Просто шанс. Все-таки не стоять с пустыми руками и не ждать, пока тебя спеленают, как… как не знаю, что. Кто их знает, конвергенов, как пеленают они своих пленников?

Но, кстати, что касается «пустых рук», тут я слукавил. Руки у меня не пустые.

Я не зря ковылял к панели управления. Космический бой космическим боем, но любой экипаж любого корабля Земли неизменно имеет и стрелковое вооружение. Как раз для таких случаев, когда тебя берут на абордаж. Из моей так и не пришедшей в норму груди против воли вырвался вздох: начальство, видимо, позаботилось, чтобы было из чего застрелиться.

Вот и панель. Внизу, на уровне колен, располагался лючок, окантованный темно-синей полосой. Давным-давно не открывавшаяся крышка клацнула, и в мои подрагивающие руки (не подумайте плохого, просто мне до сих пор нехорошо, так сильно меня приложили) лег «последний шанс» космолета. МКББ «Шторм». Многоцелевой комплекс ближнего боя. Сорокасантиметровый рукав, густо усаженный по периметру разными стрелятельными приспособлениями.

Серьезная на самом деле штука. Обойма обычных пороховых патронов, две мини-ракеты, пневматическая кассета с иглами, миниатюрные свето-шумовые гранаты, ручной лазер с батареей на три полноценных, прожигающих бронескафандр выстрела (при том, что после этих выстрелов творится с твоей рукой – помолчим). Есть еще пара «приятных» сюрпризов, но это уже мелочи. Ну, и в качестве десерта – «последнее прости»: это когда боеприпасы кончились, а деваться все так же некуда. Заряд взрывчатки, гарантированно отправляющий по звездной дороге в мир иной как самого космолета, так и всю генетически мутировавшую живность вокруг него в радиусе трех метров. Короче, сказка. Для взрослых. С не очень хорошим концом.

Рука привычно скользнула внутрь «Шторма» (сколько нас дрючили, обучая с ним обращаться), тройка килограммов готовой к бою материи оттянула плечо, и мне даже как-то полегчало. Нет, я все прекрасно понимаю: и шансов у меня нет, и численное превосходство на стороне противника. И даже если я каким-то чудом вырвусь из этого ангара, меня никуда не отпустят: ну куда мое корытце денется от линкора и его группы сопровождения? А все равно… Вот потеплело на душе, и все тут. Это, наверное, у любого мужика так. Оружие в руки дай – и сразу плечи расправляются. А то уж больно неприятно – голым помирать.

Сзади раздался предупреждающий писк, и сразу за ним – густое шипение стравливаемого воздуха. Разогрелся мой «подарочек». Я бодро вертанулся на месте (еще бы – я ведь теперь вооружен и крут) и тут же чуть не полетел носом вперед. Дух был бодр и весел (ну… почти), а вот разболтанным мышцам об этом сообщить забыли. Надо будет учесть на будущее.

С легким шипением открылась крышка криокамеры, и звук, который раздался вслед за этим, запросто мог похоронить все мои мысли насчет того, что этого Дивана можно использовать в качестве заложника или на самый край – живого щита.

Сият кашлял. В смысле – КАШЛЯЛ. Я такого, если честно, никогда не слышал. Конвергена трясло, как неуправляемую капсулу при падении в атмосферу. Кашель, казалось, рвется из каждой поры его тела. Он сипел и подсвистывал, стонал и хрипел, задыхался и почти кричал на выдохе. Жуткое зрелище, особенно если прибавить сюда струйки темной крови, побежавшие из ноздрей и ушей. Да уж, нечего сказать, хорош заложничек. Хотя, может, и, наоборот, прокатит: любой увидевший его поймет, что сията надо спасать, и немедленно. Иначе через пару минут спасать будет просто некого.

Но как-то странно все это. Ничего подобного после заморозки быть не должно. Или у него индивидуальная реакция на препараты? Тогда почему в сопроводительных документах об этом ни слова? И центр молчал об этом, когда я доклад отправлял. А впрочем, какая сейчас разница? Помрет – и ладно. Все одно я на тот свет за ним в паре шагов пойду. Ну, и заодно не дам противнику завладеть секретным грузом. Ха-ха-ха.

Смех вышел невеселым. В переходном тамбуре все сильнее слышалась возня космических взломщиков, а у меня подгибаются ноги, трясутся руки, и в капсуле заходится инфернальным кашлем свежеразмороженный конверген. Диспозиция хоть куда.

– Пошли, красавец, – абсолютно невежливым рывком я выдернул Дивана из медицинского ложа и толкнул вперед. Он не сказал ни слова и даже кашлять как-то стал поменьше, но почему-то от взгляда в его сутулую спину мне стало не по себе. Нехорошо стало, муторно. Ведь хоть он нелюдь, а все-таки живая душа. Не по-людски так-то поступаю…

Из переходного тамбура донесся грохот выломанной двери, и сразу за ним сдвоенный взрыв. Нелюди познакомились с приготовленными «подарками».

Вот интересно, что все-таки туда заложили конструкторы и сколько народу там полегло? Хотя – нет. Неинтересно. Совсем.

Грохот распечатанной двери тяжкой кувалдой прошелся по всем невеликим закоулкам клипера, и мои моральные терзания на тему наличия души у конвергенов, понимающе извинившись, сделали ручкой. Все – финишная прямая.

Теперь только бой. Дэ-ка не сдаются. Или это надо произносить в форме вопроса?

– Хомо! – Противный визгливый голос в отсутствие металлической перегородки стал еще противнее. – Выходи, хомо.

Если судить по голосу, его обладатель представляет собой нечто среднее между ящерицей и сказочным сварливым гномом. Тощий, низенький и злобный. Ну, ничего, сейчас мы тебе доброты подбавим.

Еще одним бесчеловечным пинком я задал вектор еле стоящему на ногах сияту. Говорить ничего не стал, и так все понятно. Шатающийся Сагнол понял, что церемониться с ним не будут, и поковылял к выходу, сгибаясь в приступах неудержимого кашля, задыхаясь и хватаясь руками за стены.

Метр родного коридора, еще один, и еще… Прощай, мой ворчливый ходовик. Прости, если обидел. Земные психологи могут говорить и думать обо мне все, что угодно, но я-то знаю, что ты живой.

Стоп. Пришли. Скрюченная фигура сията застыла в светлом прямоугольнике вырванного люка.

– Стоять! – Я вовремя очнулся от своих слезных прощаний с бортовой автоматикой и умудрился даже ухватить Дивана за шиворот.

Не зря: тот уже собирался рухнуть вниз. Люк-то в паре метров над палубой находится.

Щурясь от неожиданно яркого света в ангаре, я уткнул рукав «Шторма» в спину почти падающего сията и аккуратно, не подставляясь под возможные выстрелы, выглянул из-под мышки конвергена, стараясь разглядеть внизу на палубе визгливого гнома. И разглядел…

…Мать его так!.. Вы не поверите!..

Колени!

Медленно поднимаясь взглядом по туловищу их обладателя, я отстраненно фиксировал мощнейшую фигуру «гнома». Его броненакладки на ногах, пояс, больше похожий на стяжку от посадочных амортизаторов, яркую маркировку кирасы. И вот так, сантиметр за сантиметром, добрался до шлема. Через прозрачное забрало на меня смотрели два недобрых глаза. Очень близко посаженные, разделенные только нереально тонкой пластинкой крючковатого носа, они явственно обещали непонятливому «хомо» огромное количество неприятностей за то, что он отвлекает от дел занятых людей. Вернее, нелюдей. Потому что назвать человеком представшее передо мной существо не рискнул бы никто.

Навершие его шлема уверенно возвышалось над порогом люка. Мама моя, да в нем росту метра два с таким лишком, что мне тут же захотелось обратно, в клипер.

– Руки подними, – неожиданным для такой туши фальцетом вдруг присвистнул этот монстр. – Отпусти его и подними руки.

– Пошел ты! – мгновенно отозвался я и тут же чуть не сгорел со стыда.

Ошарашившись видом этого чудовища, я на полном автомате ответил ему в тон. Он пропищал – и я в ответ свистнул фистулой. Вышло настолько по-идиотски, что хоть сразу сдавайся.

Картина машинным маслом: ангар линкора, группа захвата. Взятый на абордаж клипер, вырванный с мясом входной люк, в котором шатается окровавленный, заходящийся судорожным кашлем сият; а из-под мышки у него высовывается одуревшее лицо, только что осознавшее истинные размеры противника, и тонким мышиным посвистом посылает галактикой двух с лишним метровую громадину.

– Пошел ты!

Это я откашлялся и со второго раза сумел-таки нормальным голосом донести до этой дылды серьезность моих намерений.

– Стоять, не двигаться! Одно неправильное движение – и от тебя останется только пепел.

Пауза. Тишина. Писклявый великан, казалось, тяжело вздохнул и неспешно повернулся назад, как будто советуясь с невидимым мне начальством. В его неспешности и нарочитой беспечности (спокойно так спиной ко мне поворачивается, зараза) угадывалось пренебрежение. Что ж, если честно, он имел на это право. Для кого я сейчас могу представлять опасность, кроме полуживого Дивана?

Хотя это как посмотреть.

– Ну-ка отошел на пять шагов назад! – Я постарался, чтобы мой голос больше не дрожал и не свистел. – Останешься на месте – стреляю!

Бронированная туша с изумлением повернулась обратно. Мне опять захотелось спрятаться. Только куда мне прятаться?

– Считаю до трех. – А вот тут, собственно, и трындец. Слово сказано, деваться мне некуда. Не отойдет – придется стрелять. Убьют меня после этого, не убьют – значения уже не имеет. Если я после громких воплей фальцетом еще и начну его убеждать в том, что я на самом деле «страшный», «смертельно опасный» и «слов на ветер не бросаю», то, собственно, лучше бы я и не выходил никуда. Там, в пилотском кресле, и застрелился бы.

– Три! Два!..

Ф-фух, пронесло. Бронированный монстр чуть склонил голову, как будто прислушиваясь к командам, отдаваемым ему неведомым командиром, а потом, нехотя, не отрывая от меня взгляда близко посаженных недобрых глаз, сделал пять мелких (для него) шагов назад. Издевается.

Я прикинул, стоит ли возмущаться и требовать, чтобы он отошел еще дальше, но это было бы уже мелочностью. Я тут помирать собрался, так хрена ли мне длина его шагов? Это я так, для создания боевой атмосферы…

Гигант замер на месте. Я – тоже. Даже Диван перестал кашлять. Помер или проникся важностью момента? Везет ему. В обоих случаях. Мне, например, теперь предстоит решать, что делать дальше.

Но тут мне «на помощь» пришли…

– Итак, хомо, – громкий голос, усиленный акустикой, раскатился по ангару. Ага, так этот дылда тут не один. Хотя о чем это я? Извините, головой, наверное, приложило. Конечно, этот буйвол тут и сотоварищи. Это ж линкор.

– Итак, хомо, кто ты и чего ты хочешь?

Мой открывшийся рот так открытым и остался. Хорошие вопросы, правда? Простые. Вот только ответов на них у меня не было. В смысле, были, но давать их нельзя. И в самом деле, кто я для них? Кто?

Да никто. Даже если конвергены и знают, кто именно катается по галактике на таких клиперах, как мой, все равно сдаваться нельзя ни за что. Поэтому ответ на первый вопрос мы пропустим. О, сразу легче стало.

Теперь займемся вторым. Чего я хочу? Х-м, так сразу и не ответишь. Денег хочу, коньяка хочу, женщин хочу, мощную яхту хочу – и чтоб меня на пару месяцев оставили в покое! Э-э-э, это был поток воспаленного сознания, если кто не понял.

Домой я хочу – вот чего. Вернее, не совсем домой. Сначала – задание, а потом – бегом домой. И больше никаких файратов, сиятов, пиратов и иже с ними…

Кхм. Отличное требование. Так и расскажем стоящей передо мной бронированной башне. Он, наверное, оценит. Ладно, шутки кончились… (Откуда-то изнутри меня ехидно уточнили: «А-а, так это были шутки».) Пора на самом деле выложить, чего я хочу. А желание у меня простое – прочь отсюда. Как можно скорее и как можно дальше.

Ну-у, вот это и будем озвучивать. И посмотрим, что получится.

Я глубоко вздохнул… и тут же зашелся кашлем не хуже сията: оказывается, меня при захвате не только головой, а еще и ребрами приложило. При глубоком вдохе что-то внутри ка-а-ак резануло. Надо же, а я и не чувствовал.

Судорожный кашель настолько скрутил меня, что забеспокоился даже Сагнол. Вдруг я случайно нажму на курок. Непонятно почему, но его страх меня позабавил. Я даже попытался улыбнуться сквозь рвущий тело кашель. Не получилось.

Вообще, со стороны я, наверное, сейчас представляю собой более чем комичное зрелище: пищащий человечек против бронированной туши, прикрывающийся еле стоящим на ногах заложником, да еще и сам полуживой. Без слез не взглянешь. И разговаривают со мной исключительно из-за «Шторма» на моей руке.

Ага-а, так все-таки страшно вам. Именно эта мысль и вернула меня к жизни. Кашель начал стихать, и я, вытерев слезящиеся глаза (для этого, правда, пришлось отпустить сията, и тот чуть снова не навернулся вниз – еле перехватил), выпрямился, глядя на терпеливо ожидающего моего ответа гиганта. Стараясь глубоко не вдыхать, я, как мог громко, объявил:

– Запустить двигатель моего судна, открыть внешний шлюз, убрать все вооружение и дать мне возможность беспрепятственно покинуть зону контроля ваших кораблей, – тут воздух в груди кончился, чему, откровенно говоря, я даже обрадовался. А то где-то на втором пункте я уже начал беспокоиться, а не многого ли я хочу?

Оказалось, что не многого… Стоп, а чего это он?

Бронированная туша в скафандре вдруг завибрировала. Я тут же присел: мало ли что эта башня удумает. Но все оказалось гораздо прозаичнее. И обиднее…

Бронированный гигант смеялся. Нет, даже не смеялся, а ржал. Ржал самым неприличным образом. Его маленькие, близко посаженные глаза перестали быть угрожающими. Теперь они искрились смехом. Самым настоящим, искренним смехом. Ему было настолько весело, что через прозрачное стекло забрала я увидел, как затрепетали его редкие ресницы от потока воздуха, который погнала внутренняя вентиляция скафандра, включающаяся при избытке влаги внутри контура. Ну, там, когда вспотеешь или заплачешь. От смеха, например…