Текст книги "Преподобноисповедник Георгий Даниловский (Лавров)"

Максим Яковлев
Преподобноисповедник Георгий Даниловский (Лавров)

«Берегите дорогое, золотое время, спешите приобрести душевный мир»

Предисловие

Все мы слышали о новомучениках. Знаем, что они прославлены в Русской Православной Церкви в лике святых.

Чаще всего наши сведения о них этим и ограничиваются.

Они жили на той же земле, что и мы. В том же Отечестве…

Они жили в одном поколении с нашими родными и близкими. Также переживали нужду и голод, трудились со всей страной, жили её тревогами и надеждами…

Это было совсем недавно, в двадцатом веке.

Они носили одинаковые с нашими имена и фамилии, и, как и все в то время, несли свой крест…

Они стали святыми в отличие от миллионов других, хотя ничем не выделялись внешне.

Стоит повнимательнее всмотреться в их жизнь, чтобы увидеть их святость. Тем более, что они сейчас молятся у престола Божия о спасении наших душ.

«Иди в Оптину»

Он родился и вырос в деревне Касимовка, что в Орловской губернии Елецкого уезда: в крестьянской семье и крестьянской избе у честных родителей. Отец – Дмитрий Абрамович, мать – Фёкла Архиповна. Да двое старших братьев – Алексей и Пётр.

Появился на свет двадцать восьмого февраля 1868 года, и до самого пострига своего в монахи носил имя Герасим Дмитриевич Лавров.

Бегал в сельскую школу, окончил три класса. Шустрый на всякое дело и слово. Любил плотничать, мастерить что-нибудь…

Впереди его ждали: много дорог, встреча с преподобным Амвросием, дружба с блаженным Никифорушкой, кельи и тюремные нары, тысяча духовных детей, домик недалеко от Лавры, «Чёрный холм» и фаворский свет, «День ангелов Божиих»…

Отец с матерью, сами с ранних лет воспитанные в православной вере, растили такими же и сыновей.

Мать, Фёкла Архиповна, приучила их к молитве, чтобы было на чём строить жизнь. Юной девушкой она просилась отпустить её в монастырь, но пришлось повиноваться родителям и выйти замуж.

– Может, Бог даст, и кто-то из вас станет монахом, – делилась она с детьми своей мечтой.

– Ага, ишь ты какая! – отвечал за всех младший Герасим. – Сама не пошла, а нас в монастырь хочешь.

– Да я от тебя и не жду. Из такого озорника какой монах?

Вся семья ходила в церковь. По Великим постам ездили на богомолье в московские монастыри, в Свято-Троицкую Лавру. Там, однажды молясь у святых мощей преподобного Сергия о своей судьбе, Герасим услышал в себе вещее слово: «Иди в Оптину». Слово запало в душу мальчика, но до поры он никому не открывал его.

С того дня он не мог не думать об Оптиной Пустыни, упрашивал родителей съездить туда. И желанье его исполнилось.

Одиннадцатилетний Герасим с волненьем вступил на землю святой обители. Все богомольцы первым делом направились к старцу Амвросию. Пошла вместе с сыном и Фёкла. Когда дошла до них очередь, старец, увидев в отроке будущего святого подвижника, обнял его за голову, поцеловал и благословил.

Всю обратную дорогу мать не знала, что и думать об этом. Молчал и юный Герасим, перебирая в себе самые памятные впечатления об Оптиной, и не ведал о том, что и как станется, а всё же чуял, что неспроста случилось такое с ним…

Преподобный Амвросий (Гренков), старец Оптиной Пустыни

Вернувшись в родную деревню, занялся он привычной крестьянской работой, помогая с братьями отцу вести хозяйство.

Но встреча со старцем Амвросием не забывалась.

День за днём, год за годом созревало в нём желание монашеской жизни.

Всё когда-то засевается и прорастает, и растёт незаметно, как трава в поле, ан, глядь, уже и по пояс – цветёт и глаз радует…

Прошло десять лет, и пришёл час собираться в дорогу. Душа Герасима рвалась из житейского мира в неотмирную тишину монастырской молитвы.

Уже не было в живых отца, и мать со слезами прощалась с сыном. Вынесла образ Владимирской Божией Матери и благословила своё дитя.

Этот образ Богородицы пройдёт с ним по жизни, он будет прибегать к Её помощи до последних дней, горячо почитая Владимирскую всем сердцем.

Не остынет и сыновняя любовь к Фёкле Архиповне и преклонение перед материнским благословением, к чему он не устанет призывать духовных чад своих.

Была макушка лета, ещё не отзвенел косами сенокос. Двадцатидвухлетний Герасим, положив земной поклон родительскому порогу, пустился в путь. Решил идти в Оптину через Москву – так вернее и безопаснее всего. Отмахав пятнадцать вёрст по лесам и буграм, остановился в деревушке у родственников. Так и шёл от знакомых к знакомым, было где отдохнуть да выспаться.

Но не так-то легко пришлось, когда попал на большой московский тракт. В придорожных селеньях не всегда удавалось найти уголок, больно много народу тянулось в первопрестольный град…

Достиг Москвы Герасим через две недели. На ночлег приютил его на Даниловском рынке давний отцовский приятель, державший здесь свою торговлю. Хозяин угощал любезно за самоваром, отговаривал всячески от монашества. Пришлось Герасиму поворочаться до утра в тяжёлых думах. А всё ж решил продолжать путь.

По той ли причине или по какому ещё провидению, да только, выйдя из Москвы, потопал он не по той дороге. И не сразу узнал о том. Словно испытывали его на твёрдость. Но и тут не сдался, не свернул на попятную. Отпылил он много лишних вёрст, а дошёл-таки до Святых монастырских врат, добрался до цели своей заветной.

Был он принят отцом настоятелем и оставлен на испытательный срок в числе послушников.

Радости не было предела – он насельник Свято-Введенской Оптиной Пустыни!

Оптина Пустынь. Общий вид монастыря. Конец XIX в.

«В духовных академиях сдают экзамены профессорам, а у нас – старцам»

Определили Герасима на монастырскую кухню, в пекарню. Справился. Потом на свечное дело. А дальше пошло: работал и в поле, и на рыбной ловле, и помощником казначея, и в ризнице…

В тридцать лет причислили к монастырской братии.

Двадцать третьего июня 1899 года принял постриг с именем Георгий, в честь святого великомученика Георгия.

Через три года рукоположили его в сан иеродиакона[1]1
  Иеродиакон – монах в сане диакона.


[Закрыть].

Среди старцев и иноков он считался уже своим, оптинским. Ему доверяли серьёзные поручения, по которым ездил в Калугу, Москву, Петербург.

Но не было для него ничего дороже своей монастырской кельи, своих молитв и ночных стояний.

Кто измерил монашеский труд – в молитве, бдении, послушании, в борьбе со страстями… Только тот, кто понёс его на своём кресте.

Всякий труд и духовное делание совершались Георгием под руководством старца. Ему вверялись все помыслы, все искушения и все сомнения, и воля его исполнялась с беспрекословным смирением.

Наука послушания. Блажен, кто прошёл её, по стопам святых предшественников.

Оптинские отцы говорили: «Послушание – те же курсы, которые изучают в духовных академиях. У нас тоже своя академия… Там сдают экзамены профессорам, а здесь – старцам».

И было на чём учиться.

Как-то раз поспешал Георгий на сенокос, обогнав по дороге бредущего с палочкой старца-схимника. «И зачем он плетётся туда, ну какой от него толк?» – с этой мыслью добежал до берега и прыгнул в лодку, чтобы переправиться на монастырский луг. Но сколько ни старался отчалить, сколько ни грёб веслом, с места не сдвинулся. Подошёл старец-схимник, осенил себя крестным знамением, сел к нему в лодку, благословил, и они поплыли…

Двадцать четыре года с любовью и строгостью наставляла и пестовала благословенная Оптина Пустынь своего питомца. Открывала ему один из главных своих заветов: человеку, какой бы грешник он ни был, больше всего на свете нужны милосердие и доброта. И показывала это на примерах тысяч приходящих в обитель людей с их скорбями, бедами и страстями.

В самом начале 1914 года по указу Святейшего Синода иеродиакону Георгию надлежало перевестись в Мещовский Георгиевский монастырь, а уже в октябре следующего года поступило распоряжение того же Святейшего Синода о назначении его на должность настоятеля сего монастыря с посвящением во иеромонаха[2]2
  Иеромонах – монах в сане священника.


[Закрыть]. И первого января 1916 года в Калуге, в Крестовой архиерейской церкви, преосвященным Георгием, епископом Калужским и Боровским, совершается его рукоположение. А пару дней спустя он награждается от владыки набедренником[3]3
  Набедренник – прямоугольный плат с изображением креста, который вручается священникам как первая награда и носится на ленте при бедре с правой стороны. Означает духовный меч слова Божия.


[Закрыть].

Мещовский Свято-Георгиевский мужской монастырь. Начало XX в.

В те годы досталось России впасть в Мировую войну, а с ней в революцию и во все тяжкие годы…

Не стало могучей империи. А где разлад, там и жизнь невпопад, там и голод и неустройство. Отцу настоятелю Георгию приходилось не только духовно окормлять всю братию, но и кормить чем-то людей, и держать хозяйство монастыря. Благо помогали крестьянские навыки, природная смётка, а паче всего – бесценный оптинский завет.

Справлялся, да так, что за свои труды был удостоен в ноябре 1917 года дорогого наперсного креста. Была и грамота Святейшего Синода Мещовскому Георгиевскому монастырю «за заслуги обители по обстоятельствам военного времени».

Не мог монастырь оставить и живущий окрест народ, накрываемый, как и вся страна, нуждою и бедствиями. Надо было спасать людей.

Отец настоятель с братией шили мешочки, рассыпали по ним муку, потом на повозке развозили по крестьянским дворам: у каждого бедного порога стоит по мешочку…

И жители мещовской округи отвечали на милость своей любовью.

Все знали, отец Георгий не откажет, и, действительно, он старался хоть чем-то помочь при каждом случае… этих случаев было столько, что многие им забывались.

Как, например, тот, что произошёл в Калуге. Он шёл по каким-то делам и был остановлен на улице неизвестной женщиной. Она просила, чтобы он исповедал и причастил её мужа, лежащего на смертном одре. Оставшись наедине со священником, умирающий, человек купеческого звания, открыл отцу Георгию свою тайну: за невыплаченные долги его семья обречена на полное разорение, дом заложен и будет продан на торгах, до которых всего два дня. Но, благодаря друзьям и знакомым отца Георгия, векселя были выкуплены, и семья почившего сохранила дом и имущество.

«Верьте слову священника»

В сорока верстах от монастыря, в деревне Мамоново, обитал блаженный Никифорушка. Так звали Никифора Терентьевича Маланичева, в котором отец Георгий увидел человека Божьего, и говорил о нём, что он «един от древних». Они подружились с первого дня и на всю жизнь.

За грубоватым поведением Никифорушки скрывалась невинная детская душа и старческая прозорливость. Отец Георгий всегда с радостью встречал его и любил беседовать с ним… Не все окружающие разумели, о чём они говорят, но сами они отлично понимали друг друга.

Блаженный частенько гостил у настоятеля монастыря, а позднее принимали его у себя и духовные дети отца Георгия в Москве и Загорске.

Однажды, проснувшись в своей монастырской комнате, отец Георгий застал следующую картину: всюду раскиданы взятые из ризницы облачения и ковры, а Никифорушка, надев на себя дорогой орарь, вразвалочку расхаживает по ним… «Никифорушка, что это ты наделал?» Но блаженный лишь рассмеялся на его вопрос.

А скоро, девятого декабря 1918 года, Мещовский Георгиевский монастырь был занят большевиками, закрыт и разграблен. Настоятелю со смехом объявлен арест. Повсюду следы погрома и ходящие с самодовольным видом вооружённые люди…

Три месяца отца Георгия держали под стражей в Мещовске. Потом переместили в Калужскую губернскую тюрьму, откуда тридцатого мая 1919 года доставили вновь в Мещовск на суд Революционного трибунала.

Маленький зал был полон народа. Выступали лжесвидетели…

Отец Георгий слушал, как его обвиняют в причастности к тайному заговору и в хранении оружия, что грозило самой суровой карой. В этот момент его внимание привлёк местный юродивый Андрей, который курил цигарку, невозмутимо пуская дым в открытую форточку… Так может, и эта напасть развеется и все страхи останутся позади?

Спустя пять дней все подсудимые были приговорены к расстрелу.

Но люди, помнящие доброту и милость, отправили телеграмму главе советского правительства о несправедливом решении трибунала. Судебные дела затребовали в Москву.

И всё же приговор оставили в силе.

Тридцать семь человек ожидали смерти в холодной камере. Вода превращалась в лёд. Теснота, голод и вши. Сумели смастерить из проволоки кипятильник, и теперь можно было пить. Бывало, ночью уводили по пять-шесть человек, и они уже не возвращались.

Вот их всего лишь семеро.

От каждого шага за дверью застывала душа. Ночами почти не спали. Ждали. Не находили места, замыкались в беспросветном отчаянии…

Готовился и отец Георгий. Но не мог он смотреть, как чахнут сокамерники. Вслух молился и всех обнадёживал: «Верить и не сдаваться!»

Утешал полуживого от страха дьячка:

– Мы с тобой ещё будем гурьеву кашу варить на свободе…

И молодого, огорчённого бессилием адвоката, который вёл его дело:

– Не переживай за меня, всё в руках Божиих.

Неизбежность явилась в лице тюремного сторожа. Во время прогулки он подошёл к отцу Георгию и передал: «Батюшка, готовьтесь, я получил на всех вас список. Ночью уведут».

Смерть, стоявшая за порогом камеры, смерть, ещё вчера не отнимавшая у них до конца призрачной ничтожной надежды, теперь постучалась к ним явно – в каждое сердце. Никто уже не мог не думать о ней…

Всё затмило.

Отец Георгий, не выдержав, вышел в тюремный коридор.

Он молился в углу с такими потоками слёз, что насквозь промокла епитрахиль[4]4
  Епитрахиль – надеваемая на шею длинная широкая лента, украшенная золотым шитьём и изображениями крестов и составляющая часть обязательного при богослужении облачения священнослужителей.


[Закрыть] и размылась от соли цветная вышивка…

«Вдруг я увидел возле себя некого человека, – вспоминал впоследствии отец Георгий. – Он с участием посмотрел на меня и сказал: «Не плачьте, батюшка, вас не расстреляют». Я, поражённый, спросил: «Кто вы?» – «Вы, батюшка, меня забыли, а у нас здесь добрые дела не забываются. Я тот самый купец, которого вы когда-то в Калуге напутствовали перед смертью». С этими словами он исчез. Но на том месте, где он стоял, в каменной стене как бы образовалась брешь. Вижу, опушка леса, а над ней, в воздухе, свою покойную мать. Она кивнула мне головой: «Да, сынок, вас не расстреляют, а через десять лет мы с тобой увидимся». Видение кончилось, я опять оказался напротив глухой стены, но в душе у меня была Пасха! Я поспешил в камеру и сказал: «Дорогие мои, благодарите Бога, нас не расстреляют, верьте слову священника». Великая скорбь в наших душах сменилась неудержимой радостью. Меня облепили сокамерники… кто целовал мои руки, кто плечи, а кто и сапоги. Мы знали, что будем жить».

Явился надзиратель и приказал выходить с вещами для отправки в Калугу. Выяснилось, что из Москвы пришло распоряжение о перенесении расстрела в другой город, дабы избежать взрыва возмущения среди местного населения.

Вагон, в который их посадили, должны были прицепить в Тихоновой Пустыни к поезду, шедшему из Москвы в Калугу.

По воле Божией, их вагон прибыл на станцию с опозданием. К тому времени московский поезд уже ушёл. За неимением другого выхода, вагон прицепили к поезду, идущему в обратном направлении, то есть в Москву.

В Москве приговорённых посадили в Таганскую тюрьму.

Начали разбираться, что да как, а тут и амнистию объявили.

Шестеро из числа избежавших смерти стали духовными детьми отца Георгия.

«Вот откуда я бы никогда не хотел уходить»

В те дни батюшка был прооперирован в тюремной больнице, откуда подал кассационное прошение в Красный Крест.

Лёжа на больничной койке, узнал, что, согласно амнистии ВЦИК[5]5
  ВЦИК (Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет) – высший законодательный, распорядительный и контролирующий орган государственной власти РСФСР с 1918 по 1937 год.


[Закрыть] от пятого ноября 1919 года, ему, иеромонаху Георгию, присудили пятилетний срок заключения.

Он отбывал его в Бутырской, потом в Таганской тюрьме.

Московская Таганская тюрьма, где сидело больше всего арестованных священнослужителей. Первая половина XX в.

Опять переполненные камеры. Уголовники, политические, духовенство.

В таганской тюрьме отбывали свой срок и два известных архиерея[6]6
  Архиерей – в Православной Церкви: общее название должностей высшего духовенства (епископа, архиепископа, митрополита, патриарха).


[Закрыть] – митрополит Казанский Кирилл (Смирнов) и епископ Феодор (Поздеевский), настоятель Московского Данилова монастыря, – которые распознали в иеромонахе Георгии близкого по духу собрата. Здесь состоялось их знакомство, которое ещё скажется в судьбе отца Георгия. В дальнейшем митрополит Кирилл благословит его на старческое служение, а владыка Феодор в 1922 году примет его в монастырь и поставит духовником обители.

Священномученик Кирилл (Смирнов), митрополит Казанский и Свияжский

Священномученик Феодор (Поздеевский), архиепископ Волоколамский

Были и другие знакомства. Врач-терапевт Михаил Александрович Жижиленко ещё до того, как стал главврачом Таганской тюрьмы, помог отцу Георгию освоить первичные медицинские знания: ставить компрессы, обрабатывать раны, налагать повязки… Батюшку перевели на должность санитара, у него появился доступ в любые камеры, даже в камеры смертников. Он мог общаться с людьми, облегчать страдания телесные и душевные, утешать в скорбях, исповедовать, причащать… Многие из заключённых останутся потом на всю жизнь его духовными чадами.

И за всем этим стояло всевозможное покровительство главврача Жижиленко, будущего владыки Максима, епископа Серпуховского (его хиротония состоится в 1928 году).

Священномученик Максим (Жижиленко), епископ Серпуховской

Чаще всего отец Георгий принимал больных в отдельной тюремной камере. Идут, один за другим, почти у всех нарывы, экземы на руках и ногах. Каждого надо встретить добрым словом…

– Не тужи, золотце моё, все будем свободны… Веруй всегда в милость Божию.

Слово лечит.

– Потерпи, хороший мой, сейчас полегчает… Будешь порхать на воле, как птичка!

Омывал гнойные язвы, смазывал, бинтовал.

Охранники сами отводили к нему на беседу узников, ожидавших казни. Те входили отчаянные, безнадёжные, упавшие духом. Он, когда-то стоявший у смертельной черты, знал, что это такое. Поэтому говорил о главном в жизни и смерти, о Боге и человеке…

И выходили от него с другими лицами.

Был заключённый, который решил покончить с собой, а встретил батюшкину ласку и столько любви, что отказался от рокового шага. И не прошло двух дней, как он освободился.

Батюшка рассказывал о разных случаях.

Некоторые узники ругались на него матом, поносили по-всякому… Он подозвал одного из них. Тот подошёл: «Чего тебе?» – «Голубчик, возьми у меня табачок, ведь я не курю, а тебе он нужен. Только прошу тебя не ругаться матерными словами». Парень смутился, взял табак и ушёл.

Другой раз, увидев приятеля того парня, всего исцарапанного от вшей и чесотки, сказал ему: «Друг, сними-ка одёжку, я промою тебе ранки и смажу вазелином». Батюшка разорвал на себе рубашку, перевязал его, попросил не ругаться и снабдил табаком.

Ему разрешалось ходить по камерам и оказывать помощь всем нуждающимся. «Бинты, йод, вазелиновое масло и другое приносили мне при передачах… Вот откуда я бы никогда не хотел уходить, вот бы где с радостью и жизнь свою скончал, вот где я нужен! На воле каждый может получить утешение – кто в храм сходить, кто причаститься, а ведь там – не так. Там одни скорби, одни скорби…»

Вспоминая о тюрьмах, отец Георгий светлел лицом.

«Там так много скорбящих, болящих, заброшенных жизнью людей… Сначала я сидел в отдельной камере, которую открывали только при выносе «параши», – её выносили двое молодых людей, всегда весёлых, радостных, сияющих, как ангелы. Мне приходилось наблюдать их при свиданиях с матерями, которые приносили им скопленный свой хлеб; они же отдавали им свой, уверяя, что их здесь хорошо кормят. Такая умилительная картина!..»

Преподобноисповедник Георгий (Лавров)

Он заразился тифом и слёг в больничную камеру. Рядом, уже в предсмертном бреду, лежал человек, проклинавший последними словами советскую власть…

Батюшка видит: дело к концу.

– Голубчик, поисповедуйся у меня, ведь ты плох, вдруг умрёшь? Что же ты так останешься?

– А-а-а… на что ты мне нужен? Не хочу я.

– Ну, скажи хоть имя своё, я за тебя помолюсь.

– Нужен ты мне! Они, такие-сякие, отняли у меня всё!..

– Кто они? Кто тебе всё это дал, они, что ли? Господь тебе дал, Он и взял. Кого же ты ругаешь?.. Смирись, смирись, прошу тебя, поисповедуйся мне…

«Сказал, а сам начал молиться, – вспоминал батюшка, – „Господи, сохрани его жизнь! Что же он идёт к Тебе с таким озлоблением, с таким злом…“»

Человек замолчал. Полежал, поворочался, говорит:

– Ну, слушай, батюшка.

И начал свою исповедь…

Отец Георгий выслушал, разрешил данной от Бога властью. И тот уснул.

Утром человек поднялся здоровым.

«С той поры это самый близкий мой духовный сын. Он вышел из тюрьмы, живёт, работает, и всё как следует. Вообще-то все они хорошие люди, но они загрубели и отошли от Бога».

«Убереги мои цветочки от этого Вавилона»

В 1922 году, благодаря ходатайству освободившегося ранее архиепископа Феодора (Поздеевского), иеромонах Георгий был досрочно выпущен из тюрьмы.

Владыка Феодор принял его в Даниловский монастырь. По недолгом времени возвёл его в сан архимандрита[7]7
  Архимандрит – высшее духовное звание монашествующего священника.


[Закрыть] и поставил духовником обители.

Свято-Данилов монастырь, начало XX в.

Ещё ребёнком он несколько раз бывал в Данилове вместе с родителями; прыгал по ступенькам паперти, кормил голубей. В каком-то из храмов вдруг расплакался ни с того ни с сего. Здесь же, неподалёку от монастырских стен, он ночевал на рынке у знакомого их семьи на пути в Оптину Пустынь и не знал, что придёт время и он проживёт тут шесть мирных благословенных лет.

Келью отцу Георгию выделили в нижнем этаже храма Святых Отцов Семи Вселенских Соборов, откуда было рукой подать до домовой церкви святых праведных Захарии и Елисаветы. В этом маленьком храме архимандрит Георгий в будние дни исповедовал всех желающих, а по праздничным дням – в левом приделе Троицкого собора, за ракой с мощами святого благоверного князя Даниила.

В эту келью не раз приходили к старцу архиереи. Любил беседовать с ним тот, кого называл он «всеблаженным архиереем», – священномученик Фаддей (Успенский).

Священномученик Фаддей (Успенский), архиепископ Тверской

Число желающих попасть на исповедь или на совет к отцу Георгию увеличивалось год от года; люди стояли в длинной извилистой очереди, каждый со своим вопросом, с душевной или житейской скорбью…

Но кто бы и с чем бы ни приходил, всегда уходил от него с верой в Божие милосердие, утешенный, лёгкий, а часто и умудрённый.

Ходила группа студентов, ставших в будущем заметными научными деятелями и его духовными детьми.

Люди, привыкшие к далеко нелестным словам в свой адрес, да и сами осуждавшие себя по грехам жестокими словами, слышали от старца: «золотце», «золотой мой», «деточка»…

Он учил их никогда не забывать о Боге, не обращать внимания на бытовые трудности, учиться, искать близкую по душе специальность, совершенствовать свой талант. Учил держаться святого канонического православия, и не впадать ни в какие ереси и церковные расколы. Учил доверять патриаршему местоблюстителю митрополиту Сергию (Страгородскому) и не смущаться его поддержкой советской власти и поминовению властей за литургией, но следовать заветам святых отцов о христианской любви, которая более действенна, чем ненависть гонителей, ибо побеждает всегда любовь, если она соединена с терпением и молитвой. Учил «согревать душу» чтением Святого Писания и святых отцов, не бегать по разным храмам и своими делами свидетельствовать о звании христианина.

Люди старались придерживаться советов старца. Те, кто поступал по-своему, подвергали себя опасностям.

Один из духовных детей его не прислушался к настойчивым просьбам старца, всё откладывал и откладывал таинство исповеди и причастия, до тех пор, пока лицо его не залепило гнойной коростой, и только когда вкусил Святых Даров Божиих, очистился от болезни.

Другой самовольник ушёл в обиде от батюшки без благословения на монашество, поступил-таки в монастырь и вскоре трагически погиб.

Духовные дети, они хоть и духовные, а всё же дети, и кто им поможет, как не их духовный отец. И помогал.

Спас от суда и тюрьмы мужа одной из духовных чад, собрав через доброхотов необходимую сумму и возместив растрату этого человека, уже готового на самоубийство.

Будучи в ссылке, помог местному юноше перебраться в Москву и пристроиться у своих духовных чад. А родителей юноши благословил жить в домике на Красюковке, рядом с Троице-Сергиевой Лаврой, тем самым спасая их от незаслуженного раскулачивания и Сибирской ссылки.

Этот домик был куплен отцу Георгию кем-то из его почитателей, и батюшка предсказывал, что придут времена, когда многим чадам его будет негде голову приклонить, вот тогда-то этот домик и пригодится им.

Так и случилось.

Молодёжь тянулась к нему, и батюшка дарил им всё, что имел в своём сердце. Они грелись в его любви. «Все ко мне идут, несут свои скорби, а вы у меня как пташечки, лёгкие, всё у вас хорошо, и я отдыхаю с вами».

С самыми младшими своими «детками» говорил по душам о школе, о том, как живётся в доме, мог подсказать, посоветовать полезное по любому увлечению или игре; обсуждать с мальчишками марки автомобилей, а с девочками фасоны платьев… Карманы его были всегда полны конфет и пряников для малышей.

Архимандрит Георгий (Лавров) с духовным чадом

«Прошу тебя, убереги мои цветочки от этого Вавилона», – писал он из ссылки о тех, кто ещё не укрепился в вере.

Молодёжь приходила с вопросами. Например: «Можно ли вступать в ряды Красной армии?» И слышала: «Красная армия служит Родине, а христианин не только обязан служить Родине, но, если нужно, то и умереть за неё, и это – смерть праведника. Поэтому в Красной армии служить можно».

Молодёжь допытывалась: «Можно ли узнать, что случается по воле Божией, а что от самого человека?» И узнавала: «Можно, только нужно внимательно вглядываться в жизнь, а то большей частью мы невнимательны».

Молодёжь питалась и впитывала.

«Путь человека складывается смолоду, и потом трудно его изменить».

«Берегите дорогое, золотое время, спешите приобрести душевный мир».

«Жизнь наша не в том, чтобы играть милыми игрушками, а в том, чтобы как можно больше света и теплоты давать окружающим людям. А свет и теплота – это любовь к Богу и ближним».

«Ласка от ангела, а грубость от духа злобы».

«После бури – тишина, после скорби – радость».

«Не будь обидчивым, а то станешь как болячка, до которой нельзя дотронуться».

«Смолоду надо прокладывать жизнь правильно, а к старости уже не вернёшь времени. Мудреца спросили: „Что дороже всего?“ – „Время. Потому что по времени можно приобрести всё, а самого времени нельзя купить ни за что“».

«Вот и хорошо, что благодать всегда с нами», – говорил о молитве.

Молитва сопровождала каждое его действие, он был неразлучен с ней ни днём ни ночью.

Молодым очень редко давал благословение на монашество, только тем, в ком видел указанный Богом путь. Но некоторых пожилых, духовно опытных, или тяжелобольных благословлял на тайный постриг.

Среди духовных детей отца Георгия были претерпевшие страдания за верность Христу, удостоенные венцов новомучеников и исповедников.

Никифорушка приезжал к нему и проживал подолгу у своего друга.

Как-то вдруг Никифорушка разговорился: «Не в убранстве, не в приборе, всё разбросано кругом… Поминай как звали. Там трава большая, сенокосу много… Скука-мука… Берёзки качаются…»

Оказалось пророчество. Всё сбылось по слову блаженного.

А тут ещё старцу несколько раз снится сон. Будто он едет по какой-то степи, а по сторонам полным-полно стогов сена, да такие все огромные…

«Видно, пора снаряжаться в дорогу», – сказал он себе.

Духовным детям своим завещал часто и помногу на квартирах не собираться. Не затевать никаких подпольных религиозных организаций. Жить по вере и совести, как подобает христианам.