Текст книги "Без тебя не уснуть"

Михаил Адольфович Замшев
Без тебя не уснуть

«Без тебя не уснуть, ты взрастила бессониц…»

 
Без тебя не уснуть, ты взрастила бессониц
Череду, чтобы глубже они проникали,
И теперь они корчатся в масках бесовских,
И следы горячо оставляют на ткани.
 
 
Без тебя не уснуть, что не вспомнишь – всё осень,
Что вернулась на плац и терзает мальчишек,
Без тебя не уснуть – нет ответа в вопросе,
Пифагор всё выводит какие-то числа,
 
 
Будто в числах действительно нечто такое,
Что вернее, чем танец крутящейся пыли.
Без пяти на часах – это время покоя,
Без пяти минут жизнь – жаль, вот стрелки застыли.
 
 
Без тебя не уснуть, с этим трудно бороться,
Мы в хрустальной стране, где живут напрямик,
И красавец легко превратится в уродца,
И заплачет оставленный в зале двойник.
 
 
Начищай сапоги, гуталин растворяя
В пифагоровом сне, что добрался до нас.
Эта правда одна, эта правда такая,
Без тебя не сомкнуть переполненных глаз.
 
 
Без тебя не уснуть – не дарована милость,
До небес поднимается красная ртуть.
Понимаешь, земля никогда не крутилась,
Только глобус… и тот, если сильно толкнуть.
 

«Ты далеко, в моих руках лишь пыль…»

 
Ты далеко, в моих руках лишь пыль
И прах любви. На ветер всё швырну я…
Пусть тот волшебник, что тебя слепил,
Шепнёт стихам, чтоб запах твой вернули.
Когда-нибудь всё станет молоком –
И горы, и леса, и соль морская,
И в этот миг ты вспомнишь ли о том,
Что жизнь была обещана другая?
Но обещанья выдержать нет сил,
И смерть уходит под руки с другими.
Пусть тот волшебник, что тебя слепил,
Из глаз твоих моё достанет имя.
Пройдя сквозь твой огонь, я стал ничей,
И пустоту опять сжимают руки.
А нежность вытекает, как ручей,
Чтоб стать рекой и высохнуть от скуки.
 

«Паровоз потерял все составы свои, не доехав…»

 
Паровоз потерял все составы свои, не доехав,
И не может найти все суставы свои человек.
Не расслышать слова, но уже отзывается эхо
На молчанье любви, что потратила даром свой век.
 
 
Шутовские усы подрисованы пробкою жжёной,
А безусых юнцов не война ожидает – тоска.
Допивай свой абсент, избавляйся вконец от пижонства
И ступай по мостам, не заметив, как плачет река.
 
 
Первородство моё превратилось с годами в сиротство,
И чем чаще дожди, тем сильнее придётся дрожать.
Поезда – это символ того, что не стоит бороться,
Всё равно все уедут куда-нибудь – не удержать!
 
 
Всё равно все уедут куда-то. Прощаний заёмных
С каждым днём истончается кем-то отмеренный срок.
Потеряешь себя, ничего не найдёшь, кроме тёмных
Уходящих на север забрызганных грязью дорог.
 
 
И деревья вдоль этих дорог будут гнуться и гнуться,
И во рту пересохшем растает небесная cоль.
Как болит оттого, что назад невозможно вернуться,
Но бесплотная тень никогда не почувствует боль.
 

«Неприхотливая улочка…»

 
Неприхотливая улочка,
Сумрак знакомых кафе.
В небе – вчерашняя булочка,
Бармен всегда подшофе.
 
 
Стёкла неровные в трещинах,
Память выходит из рук,
Надо бы с жизнью порезче мне,
Надо бы, да недосуг.
 
 
В воздухе утлая лодочка,
Бога на ней не гневи!
Кофе, наверно, холодный уж?
Не холоднее любви.
 
 
Не холоднее, чем проблески
Разума у дураков,
Не холоднее, чем облики
Девушек прошлых веков.
 
 
Улочка пахнет конфетами,
Ландышем пахнет, халвой,
Улочка между проспектами,
Между тобою и мной.
 
 
Дни начинались здесь праздные
И утекли, как вода.
Жаль, что ходили мы в разное
Время туда и сюда.
 
 
Жаль, что ты выбрала лучшее,
Не расспросив про меня,
Жаль, что надежды тягучие
Я на слова променял.
 
 
Нечего больше рассказывать,
Выбилась память из сил.
Кофе придётся заказывать…
Этот давно уж остыл.
 

«Разлетается мир на куски…»

 
Разлетается мир на куски.
В поездах отыщи мою нежность
И добавь в неё каплю тоски. –
Размешай эту каплю прилежно,
Пригуби – и пребудешь пьяна,
По твоим разгуляюсь я венам,
И судьба пошатнётся, полна
Этой красной горячей вселенной.
На губах не улыбка горит,
Это кровь обновилась до боли.
Слышишь, как начинается ритм
Двух сердец, что мечтают о воле?
И, куда бы ни шли поезда,
Самолёты куда б ни летели,
Я в тебе остаюсь навсегда,
Навсегда остаюсь, в самом деле,
Даже если забудешь меня,
Если имя запрячешь поглубже,
Я сожмусь до такого огня,
Что никто тебе будет не нужен.
Разлетается мир на куски,
И любовь не пройти стороною.
Наши тени взлетают, легки,
И становятся тенью одною.
 

«Осень вертлявая, первая осень солдата…»

 
Осень вертлявая, первая осень солдата,
Словно кокотка с которой привык ночевать.
Нет у неё ни подруги, ни свата, ни брата,
И ни о ком не горюет, о ком горевать?
 
 
Мысли крепки, нелюдимы… и вшиты погоны
В громкие судьбы мальчишек свирепой рукой.
Тучи по небу ползут, как пустые вагоны,
Им не расскажет никто, как вернуться домой.
 
 
Невозвращенье… Оно постоянней вращенья,
В памяти, что в лабиринте античном, темно.
Точка, с которой ушёл, заслужила прощенья,
Не заслужила забвенья, но не суждено.
 
 
Осень как осень – коварная, лживая, злая,
С рябью холодной, со всхлипами серых утят.
Ночи спокойной кому-то безмолвно желая,
Наши шинели взлетают и низко летят.
 
 
С пятнами туч разминуться – простая задача,
Омут небесный в такую погоду глубок.
Осень вертлявая, первая осень солдата,
Зёрнами в землю бросает большую любовь.
 
 
К чувствам земным свысока нелегко наклониться,
Солнце едва показалось – и снова во тьму.
Твёрдая кровь на губах молодого горниста….
К этой побудке уже не успеть никому.
 

«Дрожит горизонт за лесом…»

 
Дрожит горизонт за лесом,
Торопится стать ничем.
Шампанского – хоть залейся,
Хочу им поить грачей,
Чтоб пена жила на клювах
Сознанием правоты
И чтоб возвращалось к людям
Желание высоты,
Чтоб небо, как покрывало,
Под утро сорвать я мог,
Чтоб ты в мою жизнь впадала,
Как самый большой приток.
Шампанское – весть благая,
Которую знают все.
Хочу, чтобы ты, нагая,
Пошла за мной по росе,
А после со мной летала
С улыбкой от облаков,
К другим облакам, где мало
Народу, но тьма веков.
Из тёмной вселенной этой
Нащупывал Бог слова.
Ты песни моей неспетой
Не помнишь, и ты права.
Напрягся бокал всей осью,
Коснёшься – и сразу в крик.
А грач, что забыл про осень,
Отчаялся и охрип.
Истлели в руках фиалки,
Закатам – пора шалеть.
Враги – не страшны и жалки,
Друзей же нельзя жалеть.
Ты раны мои залечишь,
Сойдя навсегда с пути.
Шампанского хоть залейся!
Не слушай меня, лети!
Бокалы сомкнём, отметим,
Что кровь с виноградом врозь.
И ты между тем и этим –
Огромная в сердце гроздь.
 

«Прошлогодней давности стихи –…»

 
Прошлогодней давности стихи –
Как на удивление тихи.
Женщины, с которыми расстался,
Как в жару мороженое, тают.
Их любовь другие сохранят.
У злодея наготове яд.
 
 
Не театр мир, а закулисы,
Хитрость и коварство – это к лисам,
Глупость и упрямство – это волчье.
Занавес давно разорван в клочья,
Зрители исчезли кто куда.
Ничего в бокалах, кроме льда.
 
 
Будто новогодние шары,
Рифмы удивительно стары.
 
 
У злодея на столе сирени,
У героя новые мигрени,
Волк не знает, для чего овца.
Всех томит отсутствие конца.
 
 
Бесконечность пострашнее смерти,
Память – это древний тёмный знак.
Боги не поймут, как мы посмели
Их отправить в поднебесный мрак.
 
 
Время рассчитать совсем не трудно,
Главное, чтоб сын вернулся блудный.
 
 
Прошлогодней давности любови
Вынесут сравнение любое.
 
 
В гримуборной зеркала осколки
Отражают ламп неровный свет.
Суетятся лисы. Воют волки.
Зал пустой. Билетов лишних нет.
 

«Сердце моё далеко от тела…»

 
Сердце моё далеко от тела,
Пока его вижу – я ещё жив.
Сияет верхушка огромной стелы,
В ресторанах предлагают аперитив.
 
 
В памяти переклички арестантов в изоляторе,
Перебранка листьев, человечий вой.
Трепещет сердце моё заклятое,
Пока его слышу – я ещё живой.
 
 
Машины беснуются ночью матовой,
Невидимой руки повисает плеть.
Сердце пахнет молоком матери,
Пока его чую – меня не одолеть.
 
 
Выпит аперитив, несут закуски
Официанты без кавычек и заковык,
Я хочу говорить по-русски,
Даже если вырвут у меня язык.
 
 
Ось моя не выдержала и согнулась,
Сердце зову из последних сил.
О, если бы оно ко мне вернулось,
Я бы его обратно не отпустил.
 
 
Кто-то скажет, что ложь усердней,
Чем всё наше праведное житьё.
А я смотрю на убегающее сердце,
На безвозвратное сердце моё.
 

«Мне кажется, что жизнь моих друзей…»

 
Мне кажется, что жизнь моих друзей
Не кончилась, а закатилась в угол.
А юность возле огородных пугал
Застыла. Ей не стать уже резвей,
 
 
Не выгадать ни часа, ни минуты,
Всё началось задолго до поры,
Как рыбы, от усердия надуты,
Со дна подняли старые миры.
 
 
И соблюдая правила игры,
Мои друзья, задвинув крепко шторы,
Оставили пустые разговоры,
Чтоб вслушаться в напев земной коры.
 
 
А жизнь? Она длинна и бестолкова,
Мизантропична и не так нужна,
На огороде выросла стена –
Забвенья непреложная основа.
Ведь юность – эфемерная княжна –
Нуждается в защите от былого.
 
 
Мои друзья, таланты, ротозеи,
Пропойцы, пожиратели небес,
Вы презирали всякого лакея,
И вас не спутал, хоть и путал бес.
 
 
Зачем же вы разлуки чёрствый хлеб
По нищим разбросали слишком рьяно?
Великий город окнами ослеп,
Ничтожный раб зализывает раны.
 
 
На свет пробраться стало тяжелее,
Ветра всё одиночней и всё злее,
А камень преткновенья под ногой,
Всегда не тот, всегда совсем другой.
 

«Как жаль, что луны не коснуться, как раньше, руками…»

 
Как жаль, что луны не коснуться, как раньше, руками,
Остались вопросы, а прошлого будто и нет.
Живя на равнине, становишься ровным, что камень,
И датой рожденья мараешь обратный билет.
 
 
Гремучая смесь одиночества с мыслью о благе
Отчизны, в которой смертельна октябрьская стынь.
В промокших полях отзывается хохот бродяги,
И поезд качается с призрачной тенью впритык.
 
 
На ветках не птицы, а сгустки вчерашней обиды,
Готовится снег на себя уронить облака,
Глаза отыскали печальные русские виды,
И этим глазам запретили моргать на века.
 
 
Пустые леса в ожиданьи свирепого гула,
Охотничьи ружья долги отдают тишине.
Друзьям уж пора выходить из тяжёлых загулов,
Но что-то их держит, но что-то их держит на дне.
 
 
Наверно, луна им обманы пускает вдогонку,
И пальцы до хруста, до крови сжимают бокал.
Эх взять бы её, отложить бы спокойно в сторонку…
Но бред это всё, человек и в грехах своих мал.
 
 
На карте почти не видна заповедная область,
Такой географии вряд ли окажешься рад.
А осень винить небольшая, как водится, доблесть,
Особенно если ты сам перед ней виноват.
 

«Если думать, что горизонт – черта…»

 
Если думать, что горизонт – черта,
Ему нужна параллель.
Без неё не получается ни черта,
Какая-то бесформенная канитель.
 
 
Параллельные линии, параллельные пути,
Две розы, две лилии.
Не пересечёшься, как ни крути,
Да и как крутится, коль ты линия?
 
 
Невозможность любви выражена графически,
Математическая благодать.
Но горизонт один, вот в чём фикция,
Ему даже не о ком помечтать.
 
 
Моя судьба горизонтом скошена,
Я сам себе царь и монах.
Лучше уж иллюзии крошево,
Чем её крах.
 
 
Уходя со всеми дорогой заката,
Ощущая ступнями земли испуг.
Узнаю в Лобачевском брата
И линию жизни соскребаю с рук.
 
 
Чтобы потеряться в мире параллельном,
Где никто не встречается с тем,
С кем хотелось бы в час расстрельный
Пережёвывать виноград поэм.
 
 
Видишь, надуваются пузыри
На воде ни живой, ни мёртвой.
А Рима всего лишь три,
И каждый из них четвёртый.
 
 
А когда я выгуляю всю маету,
Дайте мне кисть колонковую,
И я подведу черту,
Параллельную и незнакомую.
 
 
Откроется последний клапан,
Выпорхнет чумовая звезда,
И планета в геометрическом коллапсе
Улетит неизвестно куда.
 

«Из дверцы шкафа возникают…»

 
Из дверцы шкафа возникают
Воспоминанья о вратах
Не райских, но таких, что Каин
Не выберется… Вяжет страх,
Как терпкое вино, мне губы,
И в немоты широкий флаг
Я заворачиваю трубы,
Что нас воспели… Мой пиджак
Висит на стуле неумело
И смотрит в шкаф, а там из тьмы
Отряды вилок и тарелок
Готовы к бою… Только мы
С тобой не думаем об этом,
Мы взглядов бабочек бежим,
Пусть наложил сухое вето
На цвет зелёный пейзажист,
Пусть шкаф дрожит от пониманья
Того, что рай на небесах,
И пусть поэты без признанья
Стоят угрюмо на весах,
А те весы не сдвинуть с места…
Меняют бабочки окрас.
Сейчас в Испании сиеста, –
Никто не думает о нас,
Сейчас во Франции влюблённым
Официанты бросят счёт,
И цвет зелёный утомлённо
С водой куда-то утечёт,
Библейский облик обретая…
Ты – это я, я – это ты.
Жизнь продолжается пустая,
Свободная от пустоты.
 

«Жизнь висит на волоске…»

 
Жизнь висит на волоске,
Волос тонок, волос прочен,
На твоём дрожит виске
Прям, блестящ и непорочен.
 
 
В закольцованности фраз
Невозможность возвращенья,
И холодный свет из глаз
Никому не даст прощенья.
 
 
Никому не разрешит
С волоском играть без меры.
Крепко к миру я пришит,
Как погон к шинели серой.
 
 
Но держусь за волосок
И вишу, томясь от страха.
И не знает твой висок,
Как мокра моя рубаха.
 
 
Великаны есть везде,
Лилипуты тоже в моде.
Только чую: быть беде –
Парикмахер где-то ходит,
 
 
Проверяет ножниц сталь,
Всех равнять – его забава.
Ну не плачь же, перестань,
На меня идёт облава.
 
 
Ну, сорвусь я, лилипут,
Великаны не заметят.
Мы своих не сбросим пут,
Не сотрём своих отметин.
 
 
Будь со мной накоротке,
Я с тобою кроток буду.
Жизнь висит на волоске,
Невозможная, как чудо.
 

«Часы идут бесшумно по рукам…»

 
Часы идут бесшумно по рукам,
По голове, и далее всё выше.
Они своим не молятся богам,
Они своих богов давно не слышат.
 
 
А мы теперь прилежнее часов,
Мы нежностью питаемся ночами
И слышим даже самых дальних сов,
О чём бы они страшном ни кричали.
 
 
Поодиночке жмутся времена
К сварливым стрелкам, чей удел – движенье.
Жаль, вымирают наши племена,
Оставив только нас для продолженья,
 
 
Для продолженья рода и пути,
Великого пути последних белых,
С него уже не сбиться, не сойти,
Часы спешат. Богам до них нет дела.
 
 
Найдётся ли мне ангел по плечу?
Жизнь, разогнавшись, мчится по спирали.
Часы идут бесшумно. Я молчу.
Ведь в проводах слова мои застряли.
 
 
На них садятся птицы. И снега
С них падают в минуту роковую.
Наверно, соберусь я на бега,
На старый ипподром, на Беговую.
 
 
Что за цена мне взять один заезд?
Пусть не страшит возможное фиаско.
Никто не даст нам непосильный крест,
От нежности лицо бросает в краску.
 
 
Страну легко меняя на страну,
По циферблату проведи рукою.
В безвременье я губы окуну.
Ты думаешь, оно на вкус какое?
 

«За окном продолжался декабрь…»

 
За окном продолжался декабрь,
Отсыревшее небо вползло
В стольный град, что лежит бездыхан.
Ты считаешь, что снег – это зло,
Одеялами кутаешь грудь,
И закладки из листьев сухих
Отмечают по книге твой путь,
Призывая потерянный стих.
А вокруг разжигают костры,
Чтоб в молчаньи у них посидеть,
Не боясь приносящих дары…
Что данайцам московская снедь?
Что данайцам московская муть
И глаза выедающий дым?
В декабре, собираясь уснуть,
Приготовлюсь проснуться седым.
Ни сердец не найти, ни руки,
В мёртвом городе мёртвый укус,
Что ты скажешь, увидев виски?
Ты уловишь ли вечности вкус?
Повернулся бульвар по оси,
Как себя он не видел давно!
Надоевшую лампу гаси,
От костров нам не будет темно.
Из подвальной морозной пыли
Грех отцов на секунду возник,
И данайцы куда-то ушли,
Сапоги им привычней туник.
Чужаков здесь не любят – вином
Угощают, не слушая тост.
Ну а бабочки спят за стеклом,
Растянувшись в свой бабочий рост.
Что во сне им страшиться огня,
Путь мужчин посвящая войне?
Ты луну не гони… Без меня
Тень моя безобидней вдвойне.
 

«Живу не здесь, не там, а где-то…»

 
Живу не здесь, не там, а где-то,
Не у черты, не за чертой.
И что такого в жизни этой,
Чего уже не будет в той?
 
 
От перемен ветра смутились,
От недомолвок киснет люд.
Не выбираю «или или»,
Не выбираю, там иль тут.
 
 
Под мягкой сумеречной шапкой
Я грею мысли, чтоб к утру
Похмелье оказалось шатким,
Особенно в чужом пиру.
 
 
Я пир чужой запомню крепко
И выужу из пошлых тем
Тоску о том, что сгнило древко
И знамя выцвело совсем.
 
 
Живу не там, не здесь, а в мире
Своём, не нужном никому.
Наверно, проще жить в квартире
Хоть с кем-нибудь, хоть одному.
 
 
Но всё, что просто, у поэтов
Рождает творческий простой,
А это скверно в жизни этой
И никуда не годно в той.
 

«Нежность ли серебряна над водой…»

 
Нежность ли серебряна над водой,
Словно ты ладонями провела?
Сам себе мерещусь ли молодой,
Так и не доделавший все дела,
Так и не примеривший чёрный фрак,
Так и не распутавший весь клубок?
Ты меня покинула просто так,
Я же сырость выплюнул, как любовь.
Что томится-мается в стороне,
Дымно-невесомое, между крыш?
В мире перевёрнутом – мы на дне,
А привыкнешь – кажется, что летишь.
И теперь, без памяти, без молвы,
Самым незатейливым рад вестям.
Мысли, как танцовщицы, сплошь резвы,
Но никак не ходится по гостям.
Нежность ли серебряна вдоль воды,
Или сны сбываются наконец?
Ведь давно затоптаны те следы,
Что когда-то вывели под венец.
На полы наложены потолки,
Небесам не вырваться из дождей.
И плывут, безжалостны и легки,
Утки, не похожие на людей.
 

«Остатки нежности в кофейной чашке…»

 
Остатки нежности в кофейной чашке
И красные нелепые салфетки
Мне доставать из памяти всё чаще
Придётся в ожидании эффекта
Какой-то запоздалой фотовспышки,
Где мы ещё сидим в кафе под лампой…
Мы никогда друг друга не услышим,
Как в этот миг, но он прошёл бесславно,
Всю нежность оставляя для соперниц,
Соперников и дальше по чуть-чуть.
Когда последним обернётся первый,
Останется Орфею только путь.
А Эвридика обретёт отныне
Доселе неизвестные черты.
Надежда лишь на буквы прописные,
Иначе как меня узнаешь ты?
Слова летят на горы и на реки,
Их пустотой вселенная полна.
Когда же мы изобретём наречье,
Чтоб выговориться уже сполна?
 

«Твои каблучки простучат по моим мостовым…»

 
Твои каблучки простучат по моим мостовым,
И платья твои отвисятся в моих гардеробах,
Ресницы тревожно вспорхнут над сомненьем моим,
И тонкие пальцы виски примостятся потрогать.
 
 
Меня поносило по миру и будет носить,
Судьбу не предскажет мою ни один предсказатель.
А ты будешь злиться и новые платья носить,
О чувствах своих до конца не решившись сказать мне.
 
 
Мы станем историей… Тысячи любящих пар
Из модных журналов узнают о прожитом рае.
Из чайной тоски поднимается розовый пар
И щёки ласкает твои, от смущенья теряясь.
 
 
И что же поставить вперёд мне – закат иль восход?
Я всех покидал, и тебя мне придётся покинуть.
А мысль о тебе начинает крестовый поход,
Затем лишь, что выстрадать право геройски погибнуть.
 

«Вкус коньяка на губах… В голове…»

 
Вкус коньяка на губах… В голове
Мозг убивает вторую главу.
Можно, конечно, забыться в траве,
Но отыскать невозможно траву.
 
 
Выступил иней, норовист и зол,
Ночью почти бесполезно окно.
Север как север, из множества зол
Он выбирает всего лишь одно.
 
 
Он выбирает тяжёлый дурман,
Грубые руки и скрежет зубов.
Русские знают один океан,
Проклятый кем-то в рыдании льдов.
 
 
Айсберг, рассудок утративший, вплыл
В чей-то совсем уж чужой политес.
Войско ударит противнику в тыл,
Если поймёт, что противник исчез.
 
 
Вкус коньяка на губах… Извлекли
Эту бутылку из клюва орла,
И от большой оторвались земли,
Только чуть-чуть отхлебнув из горла.
 
 
Неубиенные главы встают,
Нет им покоя, им надо за мной.
Всё променяю: вчерашний уют,
Позавчерашний разгул молодой,
 
 
Раннюю юность, росу на траве,
Нежности с горечью пламенный сплав,
Лишь бы оставить в моей голове
Айсберг безумный, растаять не дав.
 
 
Север как север, вокруг ни души.
Ноет внутри леденящая жуть.
Если же веришь в бессмертье души,
Можешь на пальцы украдкой подуть.
 

«Отдавая голодному морю…»

 
Отдавая голодному морю
Всю свою бесполезную кровь,
Я хочу оставаться в миноре,
Мне в миноре постель приготовь.
 
 
Выползает брезгливая пена,
Начинает брюзгливую речь.
Мне придётся припомнить Шопена,
Чтоб мещан от Шопена сберечь.
 
 
Если б дверь в небеса отворилась,
То раздались бы крики везде:
– Растворилась она, растворилась,
Кровь твоя растворилась в воде!
 
 
Аргументов не сыщется в споре,
Ведь гордыни сошла чешуя.
– Как же смел ты помыслить, что в море
Есть хоть капелька крови твоя?
 
 
От сомнения до эпатажа
Изначально ты был обречён.
Не осталось и пятнышка даже,
И не думай, что ты ни при чём.
 
 
Этим волнам, гудящим в просторе,
Невозможно отдать торжество.
От ума нам обещано горе,
Ну а счастье тогда от чего?
 
 
Ну откуда здесь взялся, откуда
Горизонта растянутый рот?
Мне бы только нащупать этюды…
Но оглохших не вызволить нот.
 
 
Всё когда-то закончится… Вскоре
Мы окажемся снова в долгу.
Я хотел бы проснуться в миноре,
Но заснуть я теперь не смогу.
 

«Повернись вокруг своей оси…»

 
Повернись вокруг своей оси!
Изменился мир или такой же?
Ничего не бойся, не проси
Ничего, и будет милость Божья!
А потом ты выпросишь и снег,
И, скрипя, пойдёшь до перекрёстка,
Встретишь незнакомку, чтобы с ней
Разлучиться сразу. Это просто:
Повернись ещё один разок!
Ну, смотри, и что теперь ты скажешь?
Под весенним ливнем мир промок
И дороги превратились в кашу.
К возвращенью ты давно готов!
Этот путь уже тобой проторен,
Но не вспомнишь ты своих следов,
Собираясь в дом, что пуст и чёрен.
Круг ещё… Тебе достанет сил
Досмотреть, как вдаль уходят жёны,
Как асфальт одежду износил
И теперь остался обнажённым.
Солнце всей планеты впереди,
Тучи злую пасть свою разжали,
Ты заметил профиль свой среди
Тех, кто задержался на вокзале?
Ну, ещё один последний круг!
Прям по часовой, чего мудрить-то.
Осень нас морошкой кормит с рук
И для листьев подбирает ритмы.
Что с того ей, дни куда летят?
Помыслы вчерашние сгорели,
Как трамваи, в городе, где свят
Каждый, кто решился встать на рельсы.