Текст книги "Разговор с незнакомцем"

Представьте, какие эмоции захлестнули Маккири, когда он понял, насколько извратили его слова. Да, он столкнулся с чем-то, показавшимся ему противоестественным. А потом на протяжении 5 недель боролся с собственной совестью и, должно быть, за это время совсем измучился: «Что это было? Должен ли я кому-то сказать о своих подозрениях? А вдруг я ошибаюсь?» А потом Майкл читает обвинительное заключение, и что он там видит? Обвинение ради своих целей превратило серое в черно-белое. И кем теперь выглядит он? Трусом, который, оказавшись свидетелем сексуального насилия над несовершеннолетним, позорно ретировался и побежал жаловаться родителям, даже и не подумав заявить в полицию.

«Моя жизнь резко, просто кардинально изменилась. Равно как и жизнь моей семьи, – писал он Эшбах. (Сандаски, поздно вечером принимавший душ с мальчиком, был для Маккири незнакомцем, а Эшбах отказалась сделать поправку на то, как трудно иной раз бывает понять незнакомца.) – СМИ и общественное мнение безжалостно растоптали меня, – продолжал Майкл. – За что?»

4

Полезно будет сравнить дело Сандаски с другим, еще более грандиозным скандалом, разразившимся несколькими годами позже. Там центральной фигурой был Ларри Нассар, медик из Мичиганского университета. Ларри работал врачом в женской сборной США по спортивной гимнастике. Симпатичный, несколько застенчивый очкарик, он казался совершенно безобидным. Над своими пациентками Нассар просто трясся. Знаете, есть такие врачи, кому можно позвонить хоть в два часа ночи, и они мигом примчатся на помощь. Родители спортсменок любили Ларри за то, что он успешно врачевал лодыжки, голени и бедра девчушек, исцеляя сотни травм и повреждений, вызванных гигантскими нагрузками, которым большой спорт подвергает юные организмы.

Специализировался Нассар в лечении расстройства, известного как «дисфункция тазового дна». От регулярных тренировок у гимнасток сокращаются определенные мышцы и сухожилия, которые нужно массировать, вводя пальцы в вагину. Своим пациенткам Нассар проводил эти манипуляции часто и весьма охотно. Без их согласия, без перчаток и без особой необходимости. Он также массировал девушкам грудь. И уж абсолютно без всякой причины медицинского характера запускал пальцы в задний проход. Эти манипуляции служили «доброму» доктору ширмой для получения полового удовлетворения. Летом 2017 г. он отправился за решетку, где и останется до конца своих дней.

Если говорить о расследовании преступлений на сексуальной почве, то случай Нассара довольно прост и ясен. Это вам не «слово обвиняемого» против «слова потерпевшего». Полиция изъяла из компьютера Ларри жесткий диск и обнаружила там внушительное собрание детской порнографии – 37 000 изображений, в том числе омерзительно четких и наглядных.

Он и сам снимал своих пациенток, как они перед процедурой принимают ледяную ванну. Ларри Нассара обвинил не один человек, давший путаные противоречивые показания. Против него выступили сотни потерпевших, рассказавших весьма похожие истории. Говорит Рэйчел Денхолландер, чьи показания сыграли решающую роль в осуждении Нассара.

«В 15 лет меня мучили боли в спине, и Ларри под видом лечения почти год регулярно подвергал меня сексуальному насилию. Он делал это в присутствии моей матери, расчетливо и безошибочно заслоняя происходящее от ее взгляда, чтобы мама не видела, чем доктор занимается».

У Денхолландер были доказательства, документы.

«В 2016 г., выступая здесь, я принесла целую папку документов… В том числе медицинскую карту, к которой прилагалось подробное описание его действий… И свои дневники, из которых видно, какие душевные муки я переживала с тех пор, как начались эти посягательства… Я привела свидетеля, кому рассказывала, что со мной вытворяют… И привлекла свидетельства еще двух женщин, не знакомых мне ранее, которые тоже заявили о сексуальном насилии».

Дело Нассара было кристально ясным. Но сколько времени потребовалось, чтобы свершилась справедливость? Годы. Другая жертва Нассара, Лариса Бойс, пожаловалась на него еще в 1997 г., когда ей было 16. И чем это закончилось? Да ничем. Бойс рассказала о насилии Кэти Клэйгес, тренеру женской команды. Кэти отправилась к Нассару разбираться, однако тот категорически все отрицал. Клэйгес поверила ему, а не девочке. Жалоба Ларисы зародила сомнения, но их оказалось недостаточно. И растление продолжилось. На суде был душераздирающий момент, когда Лариса Бойс прямо обратилась к Нассару:

«Я панически боялась следующего визита к вам, потому что подозревала, что Кэти рассказала о моих жалобах. И, увы, я не ошиблась. Мне было стыдно, горько и странно оттого, что я все выложила своей тренерше. Я живо помню, как вы вошли в кабинет, закрыли за собой дверь, пододвинули стул, сели напротив меня и произнесли: “В общем, так – я говорил с Кэти”. Едва я это услышала, у меня сердце оборвалось. Меня предали. Мне захотелось забиться в глубокую темную нору и затаиться там».

За годы преступной деятельности Нассара родители, тренеры, чиновники – словом, все те, кто мог и должен был вмешаться, – не менее 14 раз получали в той или иной форме сигналы о том, что с врачом что-то неладно. В сентябре 2016 г. газета Indianapolis Star опубликовала убийственный отчет о деяниях Нассара, сопровождавшийся свидетельствами Денхолландер. Но и после этого многие люди из окружения Ларри поддерживали его. Главный врач остеопатического отделения университетской клиники, непосредственный начальник Нассара, говорят, даже заявил студентам: «Это хороший урок всем вам на будущее. Пациентам доверять нельзя – они специально лгут, оговаривая врача, чтобы досадить ему». Кэти Клэйгес передала Нассару открытку «Мы с вами», заставив расписаться на обороте гимнасток из своей команды.

И только неопровержимые улики – залежи омерзительных фотографий, обнаруженных в его компьютере, – заставили общественность изменить отношение к этому человеку.

Такого рода скандалы сразу вызывают желание привлечь к ответу тех, кто пособничал преступникам – покрывал их либо смотрел на происходящее сквозь пальцы, ставя свои финансовые или корпоративные интересы выше справедливости. Однако в данном случае, несмотря на то что все вокруг молчали, заподозрить сговор абсолютно невозможно. Ведь среди тех, кто невольно потакал Нассару, было много родителей его пациенток. Их уж точно не объединяла никакая круговая порука, необходимость отстаивать финансовые или корпоративные ценности. А в результате бездействия пострадали их дети.

Мать одной из юных гимнасток – сама, по иронии судьбы, врач – дала интервью замечательному подкасту Believed («На веру»), посвященному делу Нассара. Эта женщина вспоминает, что находилась в кабинете, пока доктор совершал манипуляции с ее дочерью, сидела буквально в какой-то паре метров от него.

«Однажды я краем глаза заметила, что у Нассара, похоже, возникла эрекция. И, помню, еще подумала: “Ну и дела. Чего только в жизни не случается. Вот ведь не повезло парню: наверняка, если у врача в момент осмотра пациентки в кабинете случается эрекция, бедняга чувствует себя крайне неловко…”

Мне бы тогда насторожиться. Но, понимаете, когда ты сидишь рядом, а он проводит процедуры, ты думаешь только о том, что этот человек – хороший врач и старается помочь твоему ребенку. Ларри был такой приятный. Такой мягкий».

В другом случае девочка пришла на прием с отцом, и Нассар пальпировал пациентку в его присутствии. Вечером юная гимнастка пожаловалась матери. И вот как та вспоминает этот момент:

«Я это помню очень четко, вижу всю сцену, как наяву. Я за рулем, дочка рядом на пассажирском сиденье, и вдруг она говорит: “Сегодня Ларри делал со мной что-то настолько странное, что мне стало не по себе”. Я спросила: “Постой, что именно?” Она ответила: “Ну, он… трогал меня”. – “Где трогал?” – “Вот там”. И ты сразу понимаешь, о чем идет речь, но стараешься убедить себя, что это невозможно».

Женщина позвонила мужу и спросила, не выходил ли он из кабинета во время осмотра дочери. Он ответил отрицательно.

«И… Прости меня, Боже, я успокоилась. Вернее, спрятала свои подозрения в шкаф до самого 2016 г.».

С какого-то момента все рассказы звучат похоже. Вот что говорит еще один родитель:

«Дочка сидела в машине, притихшая и подавленная. “Пап, он не помогает мне – спина все равно болит. Давай больше не пойдем к нему”. Но ведь это же Ларри, врач от Бога, крупнейший специалист в своей области. Если уж он не может ее вылечить, значит, никто не сможет. “Потерпи, золотко. Лечение обязательно даст результаты, просто не сразу. На это требуется время”. Мы всегда так учили наших детей. И неудивительно, что я сказал: “Наберись терпения. Давай мы сходим к доктору на следующей неделе, а потом еще разок. И ты увидишь, дело пойдет”. Дочка больше не спорила: “Ладно, пап. Раз ты говоришь, значит, так надо”».

Именно потому, что Нассар творил совершенно чудовищные вещи, до отцов и матерей так трудно доходила правда. Если бы он грубо обходился с их дочерями, родители возмутились бы тут же. Если бы девочки по дороге домой сказали, что от врача пахло спиртным, большинство взрослых насторожилось бы. Почему? Потому что нет ничего невероятного в том, что врач может иногда нахамить пациенту или выпить на работе. Презумпция правдивости включается, когда мы вынуждены выбирать между двумя возможностями, одна из которых достаточно вероятна, а вторая – ну просто ни в какие ворота. Ана Монтес – кубинская шпионка, проникшая в святую святых американской разведки, или Рег Браун – перестраховщик и параноик? Презумпция правдивости склоняет нас к более очевидному варианту. Скотт Кармайкл верил Ане Монтес вплоть до того момента, когда верить ей стало уже абсолютно невозможно. Точно так же вели себя и родители юных гимнасток: не потому, что им было плевать на дочерей, а потому, что именно так устроено большинство человеческих особей.

Нассара защищали даже многие из тех, кого он растлевал. Они тоже не могли отключить презумпцию правдивости. Тринеа Гонзар за свою спортивную карьеру побывала в руках у Нассара 856 раз. Однажды другая гимнастка пожаловалась, что Ларри вводит пальцы ей в вагину, и Гонзар попыталась ободрить подругу словами: «Со мной он так делает каждый раз!»

Когда о скандале с Нассаром написала Indianapolis Star, Гонзар приняла его сторону. Она свято верила, что доктора оправдают. Считала скандал чудовищным недоразумением. В какой момент девушка наконец-то изменила позицию? Только когда появились убийственно неоспоримые улики. На суде, присоединившись к хору жертв, свидетельствовавших против Нассара, Тринеа наконец уступила своим сомнениям:

«В эти дни передо мной стоял невероятно трудный выбор, Ларри. Нужно было решить: и дальше поддерживать в этой истории тебя или же поддержать их, девчонок. Я выбрала их. Мой выбор: любить и защищать потерпевших. Я больше не забочусь о тебе и не стою за тебя. А хочу, глядя тебе в глаза, сказать, что ты надругался над всеми нами, в том числе и надо мной… Надеюсь, сегодня ты читаешь в моих глазах, что я верила тебе всегда, пока только было можно. Надеюсь, ты плачешь, как плачем и мы. Надеюсь, ты жалеешь о том, что творил. Но больше всего я надеюсь, что боль этих девочек будет с каждым днем утихать. Надеюсь, ты тоже этого для нас желаешь, но теперь я прощаюсь с тобой, Ларри, и на этот раз настал момент захлопнуть дверь навсегда. Пришла пора мне заступиться за этих юных девочек и отступиться от тебя. Прощай, Ларри. Да помилует Бог твою заблудшую темную душу».

«Верила, пока только было можно». Практически идеальная формулировка презумпции правдивости, да?

Эта презумпция не утрачивает силу, даже когда у преступника находят 37 000 изображений с детским порно, когда десятки потерпевших обвиняют его в огромном числе злодеяний, которые он творил много лет подряд. Дело Ларри Нассара выглядело предельно ясным – и все равно у людей оставались сомнения. А теперь представьте, как это бывает, когда случай вовсе не прозрачен. Как с Джерри Сандаски.

5

Одним из самых ярых защитников Сандаски после того, как о его деле заговорила вся страна, стал Аллен Майерс, в детстве посещавший «Вторую милю». В поисках улик против Сандаски полиция опрашивала тех, кто в разное время принимал участие в этой программе, в том числе и Майерса, который твердо встал на сторону своего благодетеля.

«Майерс сказал, что не верит обвинениям против Сандаски и что обвинитель… затеял это с единственной целью – нажиться, – гласил отчет дознавателя. – Сам он по-прежнему раз или два в неделю общается с Сандаски по телефону». Майерс сообщил полиции, что многократно мылся с тренером в одной душевой после занятий, но ни разу там не произошло ничего неподобающего.

Спустя два месяца бывший воспитанник «Второй мили» пошел еще дальше. Явившись в кабинет адвоката Сандаски, он сделал поразительное признание: заявил, что, ознакомившись в деталях с показаниями Маккири, понял, что мальчик, с которым в тот вечер мылся Сандаски, – он сам. Работавший на адвоката детектив по имени Кертис Эверхарт составил конспект своей беседы с Майерсом. Приведем несколько цитат из этого любопытного документа:

«Я задал конкретный вопрос: “Бывало ли, чтобы Джерри прикасался к вам таким образом, что это казалось непристойным или вызывало тревогу, поскольку он нарушает ваше личное пространство?”. Майерс ответил убежденно: “Нет, ничего подобного никогда не было” ‹…›

Майерс заявил: “Ни разу в жизни Сандаски ничем меня не обидел, я видел от него только хорошее. Так получилось, что я рос без отца, и Джерри в полной мере заменил мне его”‹…›

Майерс утверждал: “В тот год, когда я оканчивал школу, я попросил Джерри на последнем футбольном матче выйти на поле вместе с моей матерью. И в динамики объявили после мамы: «Отец – Джерри Сандаски»” ‹…›

Майерс свидетельствовал: “И наконец, я пригласил Джерри и его жену Дороти на собственную свадьбу. Неужели неясно, что это был за человек и как я к нему относился? Как вы думаете, сделал бы я все то, о чем вам тут сейчас рассказывал, если бы Сандаски обижал меня?.. Ездил бы я на игры, ходил бы к нему домой, участвовал во всех тех экскурсиях, если бы Джерри пытался меня насиловать? Да ничего подобного! В таком случае я бы старался убежать от него как можно дальше”».

И события того давнего вечера в кампусе свидетель также описывает достаточно четко:

«Я обычно тренировался раз или два в неделю, но именно тот вечер отчетливо запечатлелся у меня в памяти. Закончив тренировку, мы с Сандаски отправились в душевую, чтобы помыться. И там мы с Джерри устроили дуэль на полотенцах, стараясь шлепнуть друг друга посильнее. Я лупил по стенам и поскальзывался на полу в душевой, – эти звуки, не сомневаюсь, можно было услышать из раздевалки. И вот, когда мы так дурачились, как я описал, из раздевалки вдруг донесся характерный звук закрываемого шкафчика. Я не видел, кто там был. В протоколе Большого жюри сказано, что помощник тренера Маккири утверждает, якобы видел, как мы с Джерри занимались сексом. Но это ложь. Ничего подобного в тот вечер в душевой не происходило”».

Однако через несколько недель Майерс договорился с адвокатом, представлявшим группу молодых людей, пострадавших, по их утверждениям, от развратных действий Джерри Сандаски, и сделал заявление для полиции, в котором полностью сменил линию поведения. Теперь он тоже объявил себя жертвой похотливого тренера.

Если вы озадачены, неудивительно. Мальчик из душевой был в этом деле самым важным свидетелем. Обвинители буквально носом землю рыли, разыскивая его, ведь показания этого потерпевшего должны были окончательно утопить Сандаски. И вот наконец он обнаруживается: сперва категорически все отрицает, а потом вдруг почти тут же разворачивается на сто восемьдесят градусов и начинает обвинять человека, которого только что горячо защищал. Но стал ли Майерс главным свидетелем обвинения во время суда над Сандаски? Это было бы логично. Он был самым важным фрагментом всего этого пазла. Нет, какое там! Обвинение не вызвало его вовсе, потому что не сочло его показания убедительными[28]28
  Отчет прокуратуры о допросе Аллена Майерса – это что-то фееричное! Детектив по имени Майкл Корричелли беседовал с адвокатом Майерса, который обозначил новую позицию клиента: теперь он заявляет, что Сандаски много раз его насиловал. Юрист представил трехстраничный отчет, якобы собственноручные показания потерпевшего, где детально описывались развратные действия, которые совершал с ним Сандаски. Обвинение изучило этот документ и заподозрило, что автором был вовсе не сам Майерс, а его адвокат. В итоге обвинение выбросило белый флаг и вовсе отступилось от одного из ключевых персонажей этой загадочной истории.


[Закрыть].

Единственный раз Майерс появился в зале суда, когда рассматривалась апелляция Сандаски. Тот сам попросил его вызвать в тщетной надежде, что Аллен одумается и подтвердит, что ничего противозаконного в душе в тот вечер не случилось.

Майерс не подтвердил. Адвокат пункт за пунктом зачитывал Аллену его же собственные заявления о невиновности Сандаски, однако Майерс лишь с каменным лицом пожимал плечами. Затем ему показали фотографию, где они с Джерри Сандаски с весьма довольным видом стоят рядом. Адвокат поинтересовался, что за люди запечатлены на снимке.

Майерс: Это я и ваш клиент.

Адвокат: А вы знаете, когда было сделано фото?

Майерс: Нет, этого я не помню.

Речь шла о фотографии со свадьбы Майерса. Ответ «Не помню» Майерс дал в общей сложности 34 раза.

Затем появился Бретт Свишер Хутц, еще один мальчик из «Второй мили», особенно близко друживший с ее основателем. Пожалуй, он-то и стал на том процессе самым убийственным свидетелем. Хутц заявил, что, когда он был подростком, Сандаски постоянно растлевал и насиловал его: речь шла о десятках кошмарных эпизодов в душевых, саунах и гостиничных номерах.

Прокурор: Мистер Хутц, не могли бы вы сказать уважаемой коллегии присяжных, сколько приблизительно раз обвиняемый в общей сложности вводил свой пенис вам в рот?

Хутц: Должно быть, по крайней мере раз сорок.

Прокурор: Это было по обоюдному согласию?

Хутц: Нет.

Прокурор: Ну… хотя бы в каких-то из этих случаев?

Хутц: Нет, ни разу.

Затем вызвали жену Сандаски, Дороти. Ее спросили, когда они с мужем в последний раз видели Бретта Хутца.

Дороти Сандаски: Думаю, года три назад или, может быть, два. Не помню точно.

Случаи растления, о которых говорил Хутц, имели место, по его словам, в 1990-е гг. Если верить рассказу Дороти Сандаски, спустя 20 лет Хутц вдруг по какой-то причине решил нанести визит человеку, который его жестоко насиловал.

Адвокат: Можете рассказать, как это было?

Дороти Сандаски: Да. Бретт позвонил Джерри. Он сказал: «Я хочу к вам заехать, познакомить вас со своей подружкой и показать нашего сынишку». Малышу тогда было около двух лет. Они приехали, и мы все вместе – с нами была еще моя подруга Элани Стинбакер – отправились в KFC, где и пообедали. Мы тогда хорошо пообщались, очень приятный был вечер.

Это куда более удивительный поворот, чем поведение Тринеи Гонзар в деле Ларри Нассара. Гонзар по крайней мере никогда не отрицала, что лечение у Нассара было особенным. Она лишь предпочитала толковать его действия как дружественные – по совершенно понятным причинам – до тех пор, пока не услышала на суде свидетельства других спортсменок. Сандаски, напротив, не практиковал никаких двусмысленных манипуляций. Считается, что он регулярно подвергал своих воспитанников сексуальному насилию. И люди, признанные его жертвами, ясно понимали, что он с ними делает. Но при этом они почему-то вели себя так, будто ничего особенного не происходило. Не жаловались друзьям. Не оставляли горьких записей в дневниках. Мало того, спустя годы они заезжали к бывшему насильнику, чтобы похвастаться своими детишками. Приглашали его на свадьбы. Один из потерпевших ходил с Сандаски в душ и называл себя «самым счастливым мальчиком на свете». А другой мальчик после долгих месяцев зондирования у психотерапевта рассказал такую историю, которую коллегия присяжных сочла невероятной.

Расследовать преступления на сексуальной почве всегда сложно. Приходится продираться сквозь слои стыда, отрицания, туманных воспоминаний, но столь запутанных случаев, как дело Сандаски, известно не много. Только представьте себе, каково приходится людям, которые обязаны найти истину во всей этой круговерти противоречий. В отношении Сандаски всегда были определенные подозрения. Но как накопить достаточно подозрений, когда жертвы радостно отправляются в KFC обедать вместе со своим мучителем?

6

Итак: об инциденте в душевой Маккири рассказал своему боссу, Джо Патерно, в субботу. На следующий день, в воскресенье, встревоженный Патерно докладывает об инциденте Тиму Кэрли и Гэри Шульцу. Они незамедлительно звонят в университетский совет и договариваются о встрече с ректором, Грэмом Спэньером. После этого Кэрли и Шульц приглашают Маккири, решив сперва сами с ним побеседовать.

Можно только гадать, о чем они думали, слушая его рассказ: «Если там и в самом деле творилось насилие, то почему ты не вмешался? Если увиденное было столь ужасно, то почему никто – включая друга вашей семьи, а он ведь врач, – не позвонил в полицию? И если тебя, Майкл Маккири, так встревожило то, что ты увидел, почему ты так долго думал, прежде чем прийти к нам?»

Разговор с Маккири мало что прояснил. И руководители учебного заведения инстинктивно выбрали – как все мы выбираем в подобных случаях – самое невинное объяснение: наверное, Джерри просто дурачился, как то ему свойственно.

Правда, после той встречи Кэрли и Шульц решили проконсультироваться с юристом. Вот как рассказывал о беседе с Гэри Шульцем Уэнделл Кортни, юрисконсульт Пенсильванского университета.

Кортни: Затем я спросил, как ему кажется, присутствовала ли в этом баловстве Джерри с малолетним какая-либо чувственная составляющая. И господин Шульц дал мне понять, что это ему неизвестно… В целом у меня сложилось, по крайней мере из его описания, представление, что ничего особенного там не произошло: душ был включен, кругом вода, а в этих душевых, как вы знаете, всегда скользко…

Прокурор: Вы уверены, что Шульц не упоминал звук шлепков по телу или иные детали, указывающие на взаимодействие сексуального характера?

Кортни: Да, уверен. Я хорошо помню, что ни о чем подобном даже и речи не шло.

Кортни говорит, что, обдумав услышанное, сперва предположил худший сценарий. Действительно, взрослый мужчина, абсолютно голый, вечером, когда в кампусе никого нет, находится наедине с мальчиком в душе: согласитесь, это настораживает. Но потом он взвесил то, что знал о Джерри Сандаски, который «и на людях постоянно дурачится с ребятишками из “Второй мили”, своими воспитанниками», и решил, что это все объясняет[29]29
  То есть изначально Кортни усомнился в невиновности Сандаски. Но в итоге привычный образ оказался слишком убедительным. Кроме того, Тим Кэрли позвонил исполнительному директору «Второй мили», Джону Райковицу: «Я могу говорить только за себя, но мне показалось, что поведение Джерри на грани фола, его могут превратно истолковать, так что следует обратить на это внимание». Райковиц обещал поговорить с Сандаски и просить его впредь не водить мальчишек в университетский кампус. Он тоже решил, что Сандаски следует поостеречься, как бы люди не приняли его за извращенца. «Я объяснил Джерри, – вспоминал Раковиц, – что было бы уместнее – если уж он собирается пойти с кем-нибудь в душ после тренировки – надевать плавки. Я так сказал, потому что в те дни как раз много всякой грязи выплывало: и о вожатых бойскаутов, и о священниках, и прочее в таком роде».


[Закрыть].

Затем Гэри Шульц и его коллега Тим Кэрли встретились с Грэмом Спэньером, ректором Пенсильванского университета.

Прокурор: Вы сообщили Спэньеру о том, как сами интерпретируете ситуацию?

Шульц: Да.

Прокурор: Что конкретно вы ему сказали?

Шульц: Ну, что, судя по всему, Сандаски просто дурачился.

Прокурор: Вы употребили именно это слово?

Шульц: Да, такое поведение было в целом свойственно Джерри. Люди не раз видели, как он дурачится со своими воспитанниками, в том числе и в душевой.

Выслушав Кэрли и Шульца, Спэньер задал им два вопроса: «Вы хорошо знаете этого человека?» и «Вы уверены, что за этим ничего больше не кроется?». Оба ответа были утвердительными. Сам Спэньер практически не общался с Сандаски. Университет нанимает тысячи специалистов, где уж со всеми лично познакомиться. И вот теперь вдруг оказывается, что одного из них – уже пенсионера – видели в душе при подозрительных обстоятельствах. Ну и как прикажете поступить?

«Я помню возникшее между нами в тот момент напряженное молчание, – позже рассказывал Спэньер. – Все мы словно бы мысленно несколько секунд чесали в затылках, раздумывая, как следует реагировать на подобного рода “дурачество”. Раньше я таких сигналов не получал ни разу».

Если бы в ту пору ректором Пенсильванского университета был Гарри Маркополос, он, разумеется, ни за что бы не расслабился и принялся немедленно расследовать инцидент. «Мужчина в душе? Вечером? Наедине с малолетним?» Человек, разглядевший аферу Мейдоффа на десять лет раньше всех прочих, моментально пришел бы к самому неутешительному выводу. «Сколько лет ребенку? Что они делали вечером в кампусе? Да еще вдобавок с этим самым Сандаски пару лет назад уже был какой-то подозрительный случай? Так-так!»

Но Грэм Спэньер – не Гарри Маркополос. Он выбрал самое вероятное объяснение – что Сандаски был тем, за кого себя выдавал. Жалел ли он впоследствии, что не задал уточняющих вопросов и не потрудился лично навести справки? Разумеется, жалел. Но следовать презумпции правдивости – не преступление. Это одна из основополагающих человеческих склонностей. Спэньер повел себя точно так же, как Альпинист и Скотт Кармайкл, как Нэт Саймонс и Тринеа Гонзар, как практически все родители гимнасток, ходивших на процедуры к Ларри Нассару. Разве отцы и матери девочек не находились тут же, в кабинете врача, когда Нассар растлевал их дочерей? Находились. Разве дети не сообщали им, что доктор как-то странно себя ведет? Сообщали. И тем не менее родители отправляли их к Ларри снова и снова. Однако во время процесса над Нассаром никому ведь даже и в голову не пришло заявить, что этим родителям, не сумевшим оградить своих детей от злодея, место в тюрьме. Мы смиряемся с тем, что статус родителя требует в принципе доверять всем людям, которых вы допускаете в окружение своего ребенка.

Если в каждом тренере подозревать извращенца, то спортивные секции будут пустовать, а ни один человек в здравом уме добровольно не пойдет в тренеры. Мы придерживаемся презумпции правдивости – даже если это сопряжено со страшным риском, – потому что выбора нет. Общество не может функционировать иначе. И в тех редких случаях, когда наше доверие обманывают, люди, павшие жертвой презумпции правдивости, заслуживают не осуждения, а сочувствия.

7

Сначала обвинение предъявили Тиму Кэрли и Гэри Шульцу. Двух едва ли не самых авторитетных и влиятельных руководителей престижнейшего американского университета взяли под арест. Ректор срочно созвал совещание, на котором дал выход эмоциям. Спэньер всегда считал свой университет одной большой семьей. Арестованные были его друзьями. И когда они сказали ему, что происшествие в душевой, скорее всего, обычное баловство, не более того, Спэньер ни на минуту не усомнился в их искренности.

«Наверняка вы вскоре увидите, как люди начнут дистанцироваться от Гэри и Тима, станут буквально шарахаться от них, – сказал Спэньер на совещании. Однако заявил, что сам намерен всячески их поддерживать: – Это наш золотой фонд, старейшие сотрудники: Тим работает в университете 35 лет, а Гэри 40. Некоторые из нас знают их на протяжении всего этого долгого периода. Да я и сам в последние 16 лет своей жизни имел с ними дело чуть ли не каждый день… Оба они честные люди, радеющие об общем благе. Не сомневаюсь, что произошло досадное недоразумение. И наша задача – всячески их поддерживать. Если, не дай бог, на кого-нибудь из вас также вдруг падет ложное обвинение, я сделаю то же самое для любого из своих сотрудников. Я хочу, чтобы вы это знали, всегда старались поступать по совести и не боялись осуждения, если уверены, что действуете правильно… потому что университет всегда встанет на вашу защиту»[30]30
  Это не дословная запись выступления Спэньера, а скорее парафраз, основанный на воспоминаниях очевидцев.


[Закрыть].

Вот как раз за такое люди и любили Грэма Спэньера. Именно поэтому он и сделал столь блестящую карьеру в университете. Вот почему и вы, и я хотели бы работать под его началом. Мы предпочитаем, чтобы нашим ректором был Грэм Спэньер – а не вооруженный до зубов Гарри Макрополос, бдительно ожидающий момента, когда в его кабинет ворвется отряд спецназовцев.

Это первый нюанс, который следует учитывать, разбирая случай Сандры Блэнд. Нам кажется, будто мы хотим, чтобы наши защитники откликались на малейшее подозрение. И мы виним их, если они придерживаются презумпции правдивости. И, пытаясь отправлять за решетку людей вроде Грэма Спэньера, мы посылаем лицам, обладающим властью, сигнал о том, какого отношения к незнакомцам мы от них ждем – ни на миг при этом не задумываясь, какими окажутся последствия.

Однако не будем забегать вперед.