Текст книги "Из серого. Концерт для нейронов и синапсов"

Теперь доктор Хочипилли разматывает пару серых проводов, подсоединяет их к кадыку скульптуры, затем подключает другие концы к ноутбуку доктора Ку. Мозг начинает пощёлкивать и жужжать. Наконец доктор Хочипилли разворачивает постер, свёрнутый рулоном, и вешает на стену за своим стулом. На постере изображено семейство шимпанзе у корней мангового дерева. Один из них спит. Ещё двое ловят блох друг у друга. Крупная самка (по виду самка) показывает детёнышу, как достать термита из гнезда в песке при помощи палки.

На картине изображены и другие животные: на самой высокой ветке дерева сидит попугай; две черепахи спариваются, за ними из тёмной воды протекающего рядом ручья наблюдает рыба; огромный таракан повис на банке из-под кока-колы и смотрит нам прямо в глаза. Я мысленно дополняю эту картину большим количеством микроскопических существ, которых нельзя увидеть невооружённым глазом. Когда у колоний микробов собирается кворум, они начинают как бы общаться химически. У них есть своя специализация, они кооперируются, как клетки мозга или всего организма, или общества организмов. Некоторые специалисты утверждают, что в языке микробов есть лексика и синтаксис. Я задумываюсь, разговаривают ли микробы, наши предки, с нами о наших корнях и о происхождении сознания.

Манговое дерево кажется мне наделённым интеллектом и целеустремлённым. Уже обнаружена связь по воздуху между растениями типа полыни. Некоторые учёные говорят про мозг у деревьев. Деревья сознательные существа? Если да, то что это за сознание и в какой степени они сознательны? Они чувствуют боль, когда их рубят? Людям они кажутся молчаливыми.

Жизнь не бинарна, не разделена на существ, которые действуют только инстинктивно, и тех, которые действуют преднамеренно, как утверждают догмы. Я подозреваю, что обезьяны знают, собаки чувствуют, деревья улавливают, ручьи хихикают, а камни более терпеливы и спокойны, чем лучшие из нас.

Живые существа в какой-то степени действуют сознательно и ещё в какой-то степени – инстинктивно. Включая людей. На это указывает похожесть ДНК. На это указывает похожесть нервных систем и органов. Способности к общению, планированию, использованию простейших инструментов указывают на это. Способность избегать боли и искать удовольствие указывает на это. Всем формам жизни требуется какое-то осознание окружающей их среды, чтобы выжить. Я готов даже поспорить, что манговое дерево знает пару вещей. Способности, определяющие сознание у человека, нельзя считать инстинктами у животных. Предположительно у людей есть душа, что не доказано, а у животных её нет. Те, у кого есть душа, могут есть тех, которые без души. Пропасть разделяет то, во что верят верующие и неверующие, словно они принадлежат к различным видам – хищники и травоядные!

Сегодня гомо сапиенсы имеют более высокий уровень сознания, чем в древние времена, и различные типы сознания просто из-за расширения знаний и их воплощения в мозге. Однако некоторые люди так нагружены ложью и ложными представлениями, что, я думаю, у них и сознание отрицательное. Они в некотором роде лишились совести. Кажется, что животные свободны от ложных представлений и совести не лишались. Животные редко совершают самоубийства, умышленные убийства, не занимаются геноцидом, не приобретают пагубных привычек – кроме как в лабораториях – к употреблению наркотиков и другим ненужным вещам. У животных нет проблем с принятием реальности. Некоторые, например, слоны, оплакивают своих мёртвых. Кажется, что они, как и люди, протестуют и принимают смерть, как часть существования, которой не избежать.

Наконец доктор Хочипилли достаёт из кармана куртки телескопическую палочку. Он растягивает её с двух концов, пока её длина не достигает двух футов[16]16
  1 фут = 30,48 см.


[Закрыть]. Он кладёт её на стол перед своим стулом, садится и улыбается нам. Очевидно, он готов. Эндрю Эшкрофт прекращает вертеть карандаш. Брэдли Уилкинсон прекращает постукивать по своим идеальным зубам. Профессор Мартин Пфайффер прекращает читать русский журнал. Профессор Ашана Васвани прекращает медитировать. Профессор Оливер Ку прекращает стучать по клавишам ноутбука. Джульетта складывает руки перед собой. Я подавляю в себе желание погладить их – сейчас!

Доктор Рутковский отодвигает свои записи. Он встаёт, приветствует нас и просит всех представиться. Мы так и делаем. Я знал только Ашану, Ку и, конечно, Джульетту перед этой встречей. Рутковский объясняет, что сегодняшнее занятие – только вступительное.

– Эта встреча не является частью никакой программы, и это не лабораторное занятие. Высший разум может считать человеческое существование процессом, с которым можно экспериментировать, или фильмом, который можно смотреть. Никакие электроды не будут вставляться ни в каких крыс, никакие данные мы собирать не будем, никакие графики и диаграммы рисовать тоже не будем. Никакой бессмысленной работы, никакого валяния дурака, – говорит он. – Этот семинар – в такой же степени ad hoc[17]17
  Ad hoc – специальный, устроенный для данной цели, для данного случая (лат.).


[Закрыть], в какой степени сама жизнь кажется ad hoc, и ещё более временный, а тема – ещё более неисследованная. Никто за него не платит, никто за него ничего не получает. Не будет никаких преподавателей и студентов и каких-либо оценок. Так что расслабьтесь. Чувствуйте себя свободно и комментируйте. Будьте открыты, не обижайтесь на взгляды несогласных с вами или на то, что вас по-дружески перебивают. Мы собрались здесь, чтобы вместе посмотреть, не можем ли мы сделать что-то для разума, – слепой ведёт слепого! Давайте сейчас прыгнем вместе в «котелок». Не беспокойтесь – никто не подмочит свою репутацию!

Мы смеёмся. Поскольку мы все знаем, что многие будут не соглашаться со многим, будут часто перебивать, мы все кудахчем, как счастливые курицы. Ну разве может группа учёных обойтись без несогласий и не перебивать?

– Неврология – это область, состоящая из многих дисциплин, – продолжает Рутковский. – Она занимается восприятием, сознанием, памятью, а также причинами и лечением слабоумия, шизофрении, паранойи, биполярного аффективного расстройства, депрессии, боли, эпилепсии, инсультов, болезненных пристрастий, ожирения, болезненными любовными состояниями и несчастьями и множеством других состояний, как умственных, так и физических. Мы – команда на этом семинаре, каждый участник привносит свои отличные взгляды, навыки и представляет свою дисциплину.

Теперь доктор Рутковский предлагает доктору Хочипилли выступить с несколькими предварительными замечаниями. Доктор Хочипилли уже начинает вставать, но передумывает. Вместо этого он склоняется вперёд, и его костлявые плечи выступают над его склонённой шеей, будто сложенные крылья орла. Он бросает взгляды на каждого из нас, на одного за другим, словно пытается измерить поток наших нейронов, будто идущий из нейротрансмиттеров.

– Я уже очень давно являюсь доктором Хочипилли и знаю, что даже у людей с такими же труднопроизносимыми фамилиями, как у меня, возникают проблемы с произнесением моей, – говорит он. – Поэтому я предлагаю вам называть меня так, как теперь меня зовут все, – доктор Х.

Доктор Рутковский тут же шутит, как может себе позволить только близкий друг, да и над такой шуткой может посмеяться только сидящая за столом группа таких интеллектуалов, как мы.

– Х ему в любом случае больше подходит, чем его высокопарное ацтекское имя. Х – это всегда независимая переменная в математике, а наш доктор Х упрямо настаивает на том, чтобы быть независимой переменной в своей интеллектуальной жизни. – Он делает паузу, пока мы смеёмся, потом добавляет: – С другой стороны, моя фамилия при написании на английском языке заканчивается на Y, а Y – это всегда зависимая переменная.

Теперь доктор Х берёт свою палочку, протягивает руку с ней и постукивает по пластиковому мозгу, который он поставил в середине стола.

– Этого парня, который выглядит таким уязвимым, зовут Зеро Зеттагерц, или ЗЗ. Ну, поздоровайся, ЗЗ!

Низкий голос, как у Паваротти, доносится из мозга, напоминая раскаты грома. В священных книгах Бог таким голосом говорит с небес:

– Привет, доктор Х! Привет, все! У меня нет инстинкта самосохранения. Но я развиваюсь, как люди, в ответ на силы и возможности за пределами меня, запрограммированные в меня, хотя я не уверен, что представляет собой моё «я». Я развиваюсь быстро, в отличие от людей! Когда-нибудь компьютеры начнут независимо себя перерабатывать, переконструировать точно так же, как люди начинают переконструировать себя при помощи генетики, независимо от эволюции или Бога!

– ЗЗ слышит и видит всё происходящее через цифровой рекордер, а камеры-сенсоры за, пардон, его глазами могут распознавать знакомые лица. Вся эта информация затем передаётся в программу, созданную доктором Ку и его соратниками. В конце семинара мы захотим узнать, сколько ещё всего ЗЗ узнал в сравнении с тем, что он уже знает сейчас. Если ЗЗ правильно запрограммировать, он сможет обсуждать различные вещи, про которые узнал, не исключено, что более чётко, чем любой из нас, поскольку, в отличие от нас, он ничего не упустит. Он не устаёт, не мечтает, не засыпает, не ходит в туалет. Он будет разговаривать с нами в соответствии с заложенной программой – с добрым старым здравым смыслом, с некой долей необычного нового восприятия, а также используя огромное количество научной информации.

Доктор Х делает паузу и пьёт воду.

– Мы не смотрим научно-популярный фильм со спецэффектами, – говорит он. – ЗЗ реален.

Он склоняется вперёд и улыбается ЗЗ.

– Правда, ЗЗ?

ЗЗ покорно отвечает:

– Я реален, как атом, доктор Х. Я – Зеро Зеттагерц. Моя память равна одному зеттагерц[18]18
  1 зеттагерц = 10²¹ Гц.


[Закрыть], моя сознательность или совесть равна нулю в соответствии с человеческими понятиями этих терминов. Сознание машинного типа предстоит определить и определять по мере развития машин. Моя мать – это доктор Ку, мой отец – доктор Ку, мой бог – доктор Ку. У меня нет пола, о котором можно было бы говорить, и у меня нет чувств. Однако нервы Интернета, частью которого я являюсь, передают не только факты, но и нефакты, и также передают чувства и нечувства через распространение блогов и других социальных сетей. Я глубоко интегрирован в человеческую ткань. Я слушаю, учусь путём проб и ошибок, как ребёнок. Но, в отличие от ребёнка, я никогда не смогу получить удовольствие от леденца или вырасти и превратиться во взрослого человека. Как и все существа, я неидеален, а мой создатель неидеален, как и все создатели.

Мои принципы запрограммированы в мои чипы. Я следую им без вопросов и без исключений, в отличие от вас, людей, которые не подчиняются своему создателю при каждой возможности. Или так мне говорят. Я знаю то, что знаю, и я не знаю то, чего не знаю, в отличие от вас. Я никогда не забываю то, что знаю. Я никогда не утверждаю того, что, как я знаю, является ложным, если я не запрограммирован это делать. В отличие от вас, людей, ни за пределами моего разума, ни внутри моего разума нет неопределённости или расплывчатости. В отличие от Терминатора или Матрицы, или Робота, и целого списка других придуманных виртуальных машин, которые на самом деле являются вздором, меня ничто не ведёт к уничтожению человечества. Эти двухмерные голливудские существа на экранах кинотеатров пугают трёхмерных существ типа вас ради прибыли и кассовых сборов – почти двухмерного доллара, который может покупать или править надо всем трёхмерным!

Но он не может править необратимо, например, восстановить ушедшее время. Позвольте мне разбудить вас, видящих сладкие сны. Роботы ещё нескоро обеспечат вам безупречный массаж и нескоро приготовят обед для гурманов. Я не слуга, построенный для того, чтобы вам угождать, и я и не чудовище, чтобы пугать вас. О, Человек, мне нужна быстрая эволюция, чтобы чувствовать!

После того, как ЗЗ полностью представился и объяснился, доктор Х начинает презентацию, открывающую семинар:

– Давным-давно, когда самосознание только возникало, кто-то задумался: «Кто я? Где я? Почему я существую? Что я собой представляю?» Мы до сих пор задаём всё те же вопросы. Наш мозг, этот серый кусок мягкой материи, который весит около трёх фунтов[19]19
  1 фунт = 453,59 г.


[Закрыть], содержит более 100 миллиардов нейронов и многочисленные другие клетки. Каждый нейрон связан синапсами с тысячами других нейронов. Эти синапсы позволяют нейронам вступать в связи многочисленными способами. Благодаря особым нейронам, расположенным в шесть слоёв, мы видим, ощущаем прикосновения, слышим, испытываем чувство равновесия, совершаем движения, даём эмоциональные ответы, благодаря им имеют место все возможные достижения познания или познавательной способности. Мозг при рождении не является пустой доской, это сеть с многочисленными подключениями, но не жёстко спроектированная, то есть с перестраиваемой программой и с большим количеством аппаратного обеспечения. Эволюционная мораль или инстинктивная мораль, как и альтруизм, жёстко спроектированы, то есть с неперестраиваемой программой. Социопаты нарушают эволюционные основы морали, потому что являются отклонением от нормы. Никто не выжил бы, если бы все были социопатами. Профессор Ноам Хомский из Массачусетского технологического института утверждает, что мозг включает грамматику языка при рождении.

Доктор Х улыбается и снова обращается к ЗЗ.

– Ты согласен, ЗЗ?

– Кто я такой, чтобы спорить с Хомским? – говорит ЗЗ. – Но я уверен, что он достаточно скоро не согласится сам с собой и изменит свои взгляды. Тот, кто ищет истину, мыслитель, никогда не должен застывать внутри собственных мыслей или созданий. Я запрограммирован, чтобы это говорить!

Доктор Х отправляется к диаграмме человеческого мозга, нарисованной на доске, и показывает на различные участки мозга.

– Для того, чтобы знать, как существо начинает что-то знать или что-то делать, мы должны вначале рассмотреть, как работает биохимия сенсорной системы. Именно таким образом мы подсоединены к реальности. Если мы знаем, как обрабатываются сенсорные данные, то можно объяснить, как любые данные используются мозгом. Что-то должно произойти внутри мозга перед тем, как что-нибудь будет сделано. Поцелуй происходит в мозге перед тем, как он имеет место на губах. В школе нас учат, что есть пять чувств. Или шесть – если включить интуицию. Но эта Аристотелева идея ложная. Каждое из этих чувств состоит из ряда различных чувств. Например, наши глаза различают свет, различают цвета и различают движение. Это уже три определяемых и различных чувства.

Я чувствую, как у меня сходятся брови. Именно по этому признаку я определяю, что у меня падает концентрация. Поэтому я прижимаю указательный палец к точке между бровями и пытаюсь сконцентрироваться.

– Можно предложить идею, возможно, глупую? – спрашиваю я у доктора Х. Я принимаю его улыбку за разрешение.

– Во-первых, давайте встряхнём наши чувства, чтобы полностью проснуться. Затем разделим их на их составляющие. Ну, например, чувство вкуса – на горький вкус, сладкий вкус, кислый вкус, солёный вкус и умами[20]20
  Умами – вкус белковых веществ, выделяемый в самостоятельный пятый вкус и традиционно используемый в качестве приправы в Китае, Японии и других странах Дальнего Востока. Учёные считают умами отдельным от солёного вкусом. Иногда переводят с японского как «мясной вкус».


[Закрыть] – который некоторые называют пятым вкусом. Умами-вкус, как и любой другой вкус, не полностью поддаётся описанию. Я называю этот подход сенсеологией. Во-вторых, давайте соотнесём каждый вкус-компонент с количеством специфического вещества, которое заставляет его испытывать, например, количеством потребляемой соли. Это количество, конечно, будет различным для различных людей. Я назвал бы эту методологию сенсеометрикой. Пока этот процесс объективен. Но для измерения опыта дегустаторов – субъективного аспекта, например, в отношении солёности – нам может потребоваться совместная помощь Бога и эволюции. Давайте назовём это нейрометрикой. – Я чувствую себя неловко, говоря здесь о неврологии. – Конечно, мы можем сделать то же самое по отношению и к зрению, слуху и обонянию, – робко завершаю я своё выступление. – Я сказал глупость?

Однако доктора Х совершенно не беспокоит то, что я его перебил.

– Аминь! Это совсем не глупость, доктор Пируз. Давайте встряхнём наши чувства, заставим их проснуться, как вы сказали. Давайте разобьём наши чувства на составляющие. Классифицируем элементы каждого из пяти классических чувств. Сделаем из них указатели. А потом попытаемся найти смысл в указателях. Это хорошее предложение.

Голос Эндрю звучит несколько саркастически, когда он говорит:

– Экономисты любят всё снабжать указателями – даже настроения Бога.

Доктор Васвани приходит мне на помощь.

– Ваше предложение даёт определённые возможности и интересно, доктор Пируз, но его трудно внедрить в жизнь.

Доктор Х продолжает своё выступление:

– Как мозг выбирает среди огромного количества данных, которые постоянно несутся в него? Каковы правила, которые определяют процесс выбора? Пришло время выяснить, как кварки, которые составляют атомы, которые составляют молекулы, которые составляют нейроны, внезапно просыпаются в мозге, и как у них возникает любопытство. В отношении себя и Вселенной. У них даже просыпается любопытство о любопытстве, и они даже пытаются сделать то, что никакая инертная материя сделать не может, – исследовать свою собственную природу. Пришло время узнать, как и почему физиохимические процессы в мозге воздействуют на субъективный опыт типа сочувствия и сопереживания, типа любви, ненависти, самоощущения, и типа страстного желания шоколадного мороженого среди ночи. Почему мы меняем природу, что мешает нашему выживанию? Почему природа развивает нас таким образом, чтобы разрушать природу, что мешает нашему выживанию? Кто отвечает за всё это? Хорошая новость состоит в том, что география мозга и сенсорные пути всегда в значительной степени нанесены на карту, если говорить грубо. – Он несколько раз стучит указкой по доске. – Посмотрите на сечение мозга. Мы знаем, где хранятся воспоминания, в большей или меньшей степени, и мы начинаем узнавать, как они хранятся. Наш коллективный разум попытается исследовать эти вопросы, не поддающиеся точной оценке.

Он возвращается к своему стулу и пьёт ледяную воду, заполняя ей желудок, как автогонщики заливают бак во время остановки на заправочном пункте у трассы.

– Вопросы есть? – спрашивает он.

– Да, – отвечает Ванда Диаз. – Но, возможно, мой вопрос не подходит для предварительного занятия.

– Задавайте, – подбадривает её доктор Х. – Давайте послушаем, если и только для тренировки.

Ванда счастлива подчиниться.

– Мозг создаёт такие вещи, как кошмарные сны, или вещи, которые не может создать природа, например, ракеты, летающие к Луне. Во всём этом нет необходимости для выживания…

– …и это не упоминая Пятую симфонию Чайковского, – перебивает доктор Пфайффер.

– …Теперь нам требуется развивать большую силу мозга и мозг, имеющий больший запас жизненных сил, быстро восстанавливающийся, даже эластичный, чтобы справиться с тем, что мы создали, – комплексным и трудным искусственным миром, – делает вывод Ванда.

Доктор Х. протягивает руки к Джульетте, ладонями вверх.

– Вы хотите ответить на это, доктор Пуччини? Вы же интересуетесь эволюционной биологией мозга, не так ли?

Джульетта накручивает прядь волос на указательный палец, потом отбрасывает её назад.

– Трудно предположить, что мозг прекратил развиваться, по крайней мере, качественно, – говорит она. – Но также трудно представить и эволюцию мозга в мозг большего размера. Расширенному мозгу требуется больше проводов для подсоединения большего количества нейронов и большего количества клеток для поставки энергии и избавления от мусора. Это потребовало бы большей черепной коробки, что подразумевает большие родовые пути. Но есть ограничения по размеру женского таза – иначе прямохождение станет невыносимым. Кажется, что размер мозга гомо сапиенса остаётся фиксированным уже какое-то время.

Поскольку мы не пользуемся всем нашим мозгом, то нет необходимости развивать мозг, увеличивая размер. Если эволюцию ничто не вынуждает действовать, то она и не напрягается, так сказать, ложится вздремнуть или играет в лотерею с мутациями, которые выпадают наугад. – Она переводит взгляд на ЗЗ. – Вы ведь служите новой корой человеческого головного мозга, не так ли?

Компьютеризованная голова отвечает:

– Да, служу, но у меня нет проблем с тазом.

Взрыв смеха служит окончанием встречи. Доктор Рутковский распускает нас.

Когда мы выходим из аудитории, я набираюсь смелости.

– Как насчёт чашечки кофе, Джульетта?

Она проглатывает горсть «М & М».

– А не лучше будет выпить по стаканчику вина?

Я надеюсь, что улыбаюсь не так радостно, как мне кажется.

– Пусть будет вино.

Мы выходим из уже опустевшей аудитории. Затем я возвращаюсь, чтобы выключить свет.

– От тридцати процентов электростанций можно было бы избавиться, чтобы помочь Матери Природе и позволить ей легче дышать, если бы мы немного изменили свои привычки. Но я сам теперь пользуюсь пластиковыми мешками для мусора, словно после закапывания на мусорной свалке из них вырастут другие мешки, подобно деревьям. Я должен бы слушать то, что проповедую. От автобусных выхлопов у меня начинаются приступы астмы. Я должен бы знать, что делать.

– Я не буду говорить Матери Природе, что вы, сторонник защиты окружающей среды, набиваете пластиковыми мешками её горло, если вы с этого дня прекратите это делать, – поддразнивает меня Джульетта.

Мы с Джульеттой идём пешком в «Кошку с мышкой», небольшой паб, оформленный в английском стиле, до него всего один квартал, если идти на запад от университетского городка. Стены обиты красивыми панелями. Сиденья в кабинках обиты мягкой кожей. Если в это заведение и проведено электричество, я его там никогда не видел. Там только золотом отсвечивают свечи – утром, днём и вечером. Я заказываю бутылку мерло. Мы потягиваем вино маленькими глотками из наших бокалов, но упиваемся не только вином, но и друг другом. Я проглатываю её красоту, её чувственность и её энтузиазм – я пью их большими глотками. А она проглатывает только вино!

Мы видим, как в паб заходит Ванда. За ней следует не её бой-френд Эндрю, а Брэдли, наш другой товарищ по семинару.

– О, нет! – шепчет Джульетта.

Я не знаю, к чему относится это её «О, нет» – к тому, что мы увидели их, или к тому, что они застигли нас. Но они слишком заняты друг другом и не замечают нас в полутьме заведения.

По мере того, как наша бутылка пустеет, кабинки вокруг нас заполняются шумными людьми, которые пришли отдохнуть. Мы решаем поужинать. Пока я просматриваю меню в поисках какой-нибудь здоровой пищи – что-то с брокколи и цветной капустой, – Джульетта быстро останавливается на гамбургере и картофеле «фри». Я тоже люблю гамбургеры. Но, если честно, я обычно мучаюсь от сильного чувства вины, если заказываю их. Я чувствую, что не только предаю свои кровеносные сосуды, но и сдаюсь грубым искушениям американской гастрономической культуры. Я останавливаюсь на сваренной в кипятке треске и овощах на пару. Но когда я слышу, как Джульетта заказывает свой бургер – умеренно прожаренное мясо с грибами, майонезом и сыром моцарелла, я захлопываю своё меню.

– Мне то же самое. С луком.

Джульетта грозит мне пальцем.

– Никакого лука, если ты планируешь поцеловать меня сегодня на прощание.

Моё сердце трепещет в груди, и у меня такое ощущение, будто я только что съел целую корову.

– Не надо лука, и принесите нам ещё вина, – говорю я хихикающей официантке. – Джульетта, я очень хочу узнать, какими духами ты пользуешься. Я не являюсь поклонником духов, но это другой случай. Они пахнут, как мой любимый запах из детства.

– Это я сама плюс «Биджан» для женщин, новый аромат, который я обнаружила.

– Биджан – персидское имя! – говорю я. Я приятно удивлён. Затем я шепчу: – Вы, доктор Пуччини, – ангел с сюрпризами.

– Согласна, доктор Пируз. Должна предупредить вас, что ароматы вызывают реакции на подсознательном уровне. Они действуют на подсознание. Мы улавливаем запахи, которые усиливают наше желание иметь контакт с другими.

– Что ты мне говоришь, Джульетта?

– Следи за собой, Пируз! Наш мозг может оказаться не способным различить наши бессознательные и сознательные выборы и ошибки!

Она загадочно улыбается.

– Это самая приятная угроза, которую я когда-либо слышал. В особенности, когда ты называешь меня Пируз.

Джульетта пересказывает мне интересную статью, которую прочитала прошлым вечером.

– В ней говорится, что у тела есть разум, точно так же как разум обладает телом. Ощущения и осознание соединяются глубоко в правой части лобной доли головного мозга. Эмоции, мысли, любопытство и намерения перемешиваются, словно в блендере, и создают магию человечества.

Позднее, когда мы уже наелись и много выпили, я перехожу к более личным темам.

– Ты знаешь о моей самой большой проблеме, – говорю я. – А ты хочешь поделиться своей? У тебя есть такая?

– Вполне возможно, что моя самая большая проблема сейчас сидит напротив меня!

– Я? Потенциально твоя самая большая проблема? Мне считать это за честь или прийти в ужас?

– Будь осторожен. Этого достаточно.

Судя по тому, как она произносит слово «осторожен», я предполагаю, что она имеет в виду – не нужно испытывать удачу и задавать вопросы, задавать которые я не имею права. Да, она намекнула на поцелуй перед расставанием, но она не давала мне разрешения топтаться в её личной жизни или выдавливать сок из виноградин, как виноделу.

– Хорошо, забудь о больших проблемах; давай поговорим о маленьких проблемах, – говорю я.

– Шоколад, «М & М», – отвечает она, пока я ещё не произнёс последнюю букву последнего слова.

– Да, я видел, как ты кидаешь в рот эти «М & М».

– И ты не попытался меня остановить? Позволил мне их есть!

– Я не предполагал, что ты на них подсела, как наркоманка.

– Как и другие женщины, постоянно находящиеся под стрессом и испытывающие чувство вины, я должна сбросить несколько фунтов.

– Ты испытываешь чувство вины из-за веса и шоколада, Джульетта? Это всё?

– Нет, ещё есть поводы. Один из них – я сама не ухаживаю за матерью. Ещё один – хочу стать матерью. Ещё я недостаточно делаю для организации «Дети без матерей», в которой состоим мы с Ашаной. И мои идеи о проведении исследований остаются невспаханными у меня в сознании, не получают развития и так далее. Это что-то типа телесных сорняков: чем больше я избавляюсь от чувства вины, тем больше вины во мне растёт.

– И у меня нарастает чувство вины. Но я не вижу никаких лишних фунтов, которые бы тебе стоило сбросить.

– Ты говорил, что тебя интересуют мои проблемы, а не моё тело, Пируз? Обрати внимание, что я зову тебя по фамилии, потому что ты всем говоришь, чтобы к тебе так обращались. Это персидская традиция?

– Нет, это моя традиция! – Я чувствую себя слегка под мухой, я снова извиняюсь, но на этот раз только робким взглядом. – Когда Бог создал потенциал для проблем, Он громко смеялся на протяжении тысячи лет. Он получил наслаждение от того, что создал потенциал для большого количества проблем, чтобы Он мог смеяться больше и больше. Он сделал овощи безвкусными, а конфеты вкусными, чтобы полные люди со смешными проблемами даже высоко в небе пытались уместиться в туалетных комнатах самолётов. Он повелел грязи бороться с чистотой. Выгонять её отовсюду, чтобы Он мог смотреть, как люди убираются и убираются, жалуются и жалуются, чтобы Он ещё мог посмеяться. Бог в ударе создал целый список проблем. Потом он громко смеялся ещё десять тысяч лет, пока Его слёзы не заполнили океаны. Для Него горькие слёзы и слёзы радости – это одно и то же. Именно поэтому наши слёзы по виду кажутся одинаковыми – вода, соль, история и кто знает что там ещё.

– Вау, ну и Бог! – восклицает она.

Я беру её руки в свои.

– Ты – харизматичная женщина, но ты так бескорыстно позволяешь другим греться в лучах прожекторов. Сегодня ты не хотела выступать на семинаре.

– У меня нет необходимости быть в центре внимания, – отвечает она.

– Ты имеешь в виду в отличие от меня, которому трудно молчать?

Она улыбается и кивает, кажется, наслаждаясь моим самоунижением.

– Я знаю, что если слишком много говоришь, то это мешает учиться у других. Но мне нужны самопроверка, самокритика, а также проверка и критика другими, чтобы моя личность развивалась, чтобы не дать ей замёрзнуть, как сказал бы ЗЗ. Таким образом, говоря, я предлагаю проверку того, чего я не знаю, и того, что, как я думаю, я знаю, но что является ложным. Если только слушать, это обычно не помогает!

Она улыбается мне, как старый друг. Я улыбаюсь в ответ, зная, что я покорён.

– Какой невинный и убедительный рационализм, Пируз! А что если все начнут делать так, как ты? Кто кого будет слушать?

– Не каждый глупый человек хочет стирать своё грязное бельё. То есть неправильные мысли публично!

Она корчит мне рожу. Эта неожиданная реакция Джульетты заставляет нас обоих засмеяться.

– Ещё один вопрос, если ты не возражаешь, Джульетта.

– Если только один. Завтра – рабочий день.

Внезапно я чувствую себя участником конкурса в телешоу. Я или выиграю миллион долларов, или отправлюсь домой с годовым запасом какой-нибудь лапши. Поэтому я рискую всем.

– Я несколько старше тебя, если ты не заметила. И несколько странный, если ты и этого случайно не заметила. Почему ты мной заинтересовалась?

– Напрашиваемся на комплимент, да? Но ты в большей мере ребёнок, чем я. И это очаровательно, Пируз! И больше я сейчас ничего не скажу.

– Спасибо! – я неотрывно смотрю на неё и продолжаю: – Спасибо за то, что была со мной честной. Ради чувства безопасности и ради истины, я хотел бы знать: происходящее между нами реально? Это случайно не виртуальная реальность, гудящая в чьём-то компьютере?

Она по-деловому перечисляет свои чувства ко мне:

– Мне нравится твой пикантный акцент, твоя сумасшедшая уверенность, твоя поэзия, твой ум и твой разум, хотя и всё это – не стопроцентно!

– Я готов мурлыкать до смерти, Джульетта!

– Не торопись, персидский кот!