Текст книги "Любовь по-немецки – 2. Особые отношения"

Глава 9

Он действительно следит за мной. У меня не паранойя.

Поначалу он вскакивал даже по утрам, когда я собиралась в школу, чтобы наблюдать за мной. Даже несмотря на то, что он ложится спать в 3—4 часа ночи, ему было не лень подниматься вместе со мной в 7 утра. Вот и сегодня, почесываясь и позевывая, стеная как ему хочется спать, он натягивает растянутые треники и футболку и идет за мной в гостиную. Там он сидит бесцельно в своем компьютерном кресле, пялясь на то, как я одеваюсь и крашусь. Конечно, он не забывает при этом отпустить какое-нибудь замечание типа:

– Русская фрау! – смешок.

Я делаю вид, что не понимаю, хотя мне ясно, что он намекает на то, как тщательно я наношу косметику на лицо и что так, по его мнению, делают только русские женщины. Он повторяет эту «шутку» из раза в раз, так что она уже завязла у меня в зубах.

– Wie, bitte? – спрашиваю я, едва сдерживая раздражение.

Раньше я думала, что по-немецки вопрос «что» должен звучать «Was?» Потом Йенс и Карстен сделали мне замечание, что так делают только крайне не вежливые люди (и иностранцы, как я). Правильно говорить «что, простите?» Теперь я отвечаю ему только так, подчеркнуто вежливо.

Он малюет воображаемый круг на лице, имитируя наложение макияжа, и смеется.

Я ничего не отвечаю, продолжая свою процедуру. Но внутри меня все кипит. Невероятно бесит, когда за каждым твоим движением пристально и неотрывно наблюдает пара глаз. Особенно, когда ты красишься! От его взгляда я теряюсь, движения становятся неловкими. Рука дрогнула, и стрелка, которая должна была тонкой линией лечь по верхнему веку, превращается в корявый зигзаг. Я психую и ухожу в ванну поправлять линию в уединении перед большим зеркалом. Дверь в ванную тоже не закрывается на защелку, но я знаю, что сюда он не сунется. Как– то он попытался войти, когда я принимала душ, но получил такой отпор, что предпочел больше не нарушать эту границу.

Он включает компьютер, снова зевает, идет налить себе кофе – в общем, пытается придать какой-то смысл своему раннему подъему. Но единственный смысл в этом всем-не спускать с меня глаз, следить, не собираю ли я вещи, чтобы снова убежать от него. Это и смешно, и противно.

К счастью, спустя несколько месяцев, ему это надоест. Убедившись в том, что я никуда не собираюсь бежать, он, наконец, предоставит мне счастливую возможность быть полноценной хозяйкой в гостиной по утрам. Тогда я смогу краситься и смотреть утренние передачи по телевизору, в то время как он высыпается после своих ночных бдений у компьютера.

Йенс не экономит на воде: на свои хотелки ему ничего не жалко. Каждый день он обязательно принимает горячую ванну, наполняя ее ароматными маслами и пенящимися гелями для душа. Вся полочка над ванной уставлена красочными флаконами. Но я не могу позволить себе такого удовольствия, даже душ я принимаю в лихорадочной спешке. Я знаю, что пока я моюсь, Йенс роется в моем рюкзаке. Я пару раз заставала его за этим занятием, выходя внезапно из душа и специально не выключив воду, чтобы он думал, что я все еще там. Никакие скандалы, последовавшие за этим, не могут убедить меня отныне, что он оставил эту затею. Я все время боюсь за свои документы, и у меня уже вошло в привычку прятать паспорт под половичок в разных концах комнаты, пока я купаюсь. Телефон я беру каждый раз с собой: я еще не забыла, как он копировал мою личную переписку и как в марте, спустя пару недель после моего приезда, они с Карстеном украли мой мобильник.

В один из дней Йенс покупает мне краску для волос совсем не того оттенка, который мне нужен. Я использую его промах как шанс добиться разрешения самой пойти в магазин за нужными мне покупками. Ему нечем крыть, и он соглашается. Я получаю 30 евро и довольная тем, что, наконец, могу сама выбирать, на что мне потратить деньги, отправляюсь в Aldi. Во-первых, там выбор больше, во-вторых, этот супермаркет находится дальше от дома, и я смогу еще прогуляться. Любая возможность вырваться из дома радует меня. Поэтому после Aldi, где, кстати, тоже не находится нужного мне оттенка, а стало быть покупка переносится на завтра в Ильцен (в «Rossman» все есть наверняка), я сворачиваю в сторону парка. Там я немного прогуливаюсь по его тихим аллеям, выкуриваю пару сигарет на лавочке у самой кромки воды, наблюдая за танцами уточек по водной глади, и лишь потом нехотя поворачиваю домой. Мой телефон внезапно начинает вибрировать от настойчивых звонков Йенса. Началось!

– Да?

– Марина, где ты?

– Я иду домой.

– Прошел уже целый час,

– И что?

– Супермаркет находится рядом, ты уже должна была вернуться!

– Я ничего не должна. Я зашла в парк.

– Но ты не сказала мне, что ты идешь в парк!

– Я решила это внезапно! – кричу я и отключаюсь.

Теперь мне точно не хочется домой. Я оказываюсь как раз рядом со станцией. Сажусь под металлический навес и пытаюсь успокоиться. Все мое существо противится тому, что от меня требуют отчета за каждый мой шаг. Кровь просто закипает в жилах. Снова закуриваю сигарету и начинаю листать телефон в поисках расписания поездов. Давно уже хотела съездить в Брауншвейг, тем более он на одной транспортной линии с Бад Бодентайхом. Почему бы и нет? У меня с собой целых 30 евро, хватит и на поездку, и покушать, и на путь назад. Сейчас куплю билет и пусть Йенс бесится, сколько хочет.

– Марина! —

Я поднимаю голову и оторопело смотрю на возникшего как из под земли Йенса. Он тяжело дышит, бедолага. Сразу видно, что мчался на своем велосипеде как бешеный. Да, моя поездка в Бранушвейг откладывается снова на неопределенный срок.

– Марина! – почти визжит он, весь красный от гнева и чрезмерной физической нагрузки– Что ты тут делаешь???

Ах, ну да, я же сижу на станции, явный признак того, что я решила сбежать.

– Я же сказала тебе, что я гуляю.

– Ты сказала, что ты гуляешь в парке. Я не нашел тебя там. Потом Мануэла, спасибо ей, сказала, что видела тебя по дороге сюда!

Черт бы побрал эту Мануэлу и моего муженька с ней в придачу. Но это еще не все. Он извлекает из кармана какой то исписанный ручкой лист, и я только при ближайшем рассмотрении понимаю, что этот такое. На прошлом уроке в школе мы всем классом отрабатывали составление официального письма. Написание писем в Германии, как я уже говорила, должно строиться по четко определенным шаблонам. И официальное письмо входит в программу нашего будущего экзамена. Мне досталась тема написать учителю сообщение о том, что я заболела и не могу посещать занятия.

Испещренный красными учительскими пометками листок мог вызвать подозрения только у такого больного на голову человека как Йенс. Не сразу до меня доходит, что он решил, будто я на самом деле написала такую записку в школу, чтобы не прийти на занятия, а вместо этого отправиться в гости к моему несуществующему любовнику.

Я не могу удержаться от смеха. Йенс непонимающе таращится на меня.

– Да это же мое школьное упражнение! Übung! Понимаешь, Übung!

До него наконец доходит, и напряжение постепенно сходит с его лица. Он тоже облегченно смеется. Мы идем домой. Вернее я иду, а он едет на маленькой скорости, пытаясь подстраиваться под мой шаг, как конвоир. Я мрачно раздумываю о том, что так жить просто невозможно. Речь идет не только о свободе моих передвижений, а о контроле вообще. Он снова рылся в моих вещах, даже в школьных тетрадях и учебниках, ведь этот листок находился там.

После моей самовольной прогулки по Ильцену и после моего неудавшегося похода за краской для волос Йенс начинает более активно поднимать тему о том, что мне необходим любовник. Он помешан на страхе, что я найду кого-то на стороне, поэтому хочет найти мне его сам, чтобы все это происходило под его контролем и у него на глазах. Заодно это удовлетворит и его потребность в визуальном наслаждении процессом. Я уже давно подозреваю, что он снова активировал мой аккаунт на сайте сексуальных знакомств Poppen, слишком часто ему приходится сворачивать окно дисплея, когда я внезапно вхожу в гостиную. Сам процесс поиска невероятно увлекает и возбуждает его. Ведь он ведет переписку от моего лица. Незнакомые мужчины принимают его за соблазнительную русскую фрау, которая ищет легких связей, и пишут ему соответствующие непристойные предложения, которые заводят его физически и питают его сексуальные фантазии.

Я постоянно повторяю одно и то же:

– Йенс, мне не нужен мужчина и мне не нужен секс.

Это, конечно, неправда, но если я скажу, как есть, мне не отбиться от его предложений.

Он бурно удивляется, я вижу, что он не верит.

Он пытается сделать заход с другой стороны:

– Давай я приглашу кого-нибудь в гости, ты просто посмотришь, вдруг тебе понравится. Не понравится, ничего не будет. Он просто уйдет.

– Я же сказала, что мне не нужно.

Такие разговоры между нами происходят регулярно, почти каждый раз, когда я выхожу на балкон.

Я вижу, что я уже начинаю бесить его своей несговорчивостью, и кажется, во избежание прямых конфликтов, мне лучше притвориться, что ему удалось меня убедить.

– Ладно, – говорю я в очередной раз.– Пусть приходят, я посмотрю. Но если они будут не в моем вкусе, разбирайся с ними и выпроваживай их сам.

Пусть тешится сколько угодно, в конце концов, меня это ни к чему не обязывает. Пусть приходят эти его гости, мне просто никто не придется по вкусу.

Йенс чуть не прыгает от восторга. Машет головой:

– Конечно, конечно! Только если понравится тебе!

Его уже охватывает лихорадка предвкушения, в глазах похотливый блеск. Он бежит к компьютеру и, теперь уже не прячась от меня, открывает мою страницу на сайте.

– Ты же говорил, что ты удалил ее, – поддеваю его я.

– Я только сегодня восстановил ее, – оправдывается он, – я просто чувствовал, что ты согласишься.

«Да, да, рассказывай, – думаю я про себя, – все ночи сидишь на этом сайте со дня моего возвращения в Германию, извращенец».

Смотри, сколько мужчин уже написали тебе с утра! – захлебываясь, продолжает он.

Я не хочу поддаваться и смотреть, но любопытство берет свое. Он открывает профили нескольких мужчин. Кое-кто скромно выставляет только фото своего лица, кто-то гордо позирует перед фотокамерой во всей своей красе с головы до ног, кто-то отдельным планом фотографирует свой эрегированный член. Мне становится противно. Я морщу нос:

– Ни одного нормального.

– Ну как же, – огорчается Йенс, – а вот этот, посмотри-ка, у него Schwanz (разговорное «пенис») даже больше, чем у Карстена!

Йенс, как и Женя, убежден, что в Карстене меня покорило именно это. Мужской взгляд на предпочтения женщин. Я знаю, что некоторые представительницы женского пола действительно без ума от больших размеров. Я же больше плавлюсь от сильных рук и вкусных поцелуев, если уж рассматривать чистую физиологию.

– Нет, мне не нравится, – отрезаю я и ухожу в спальню.

Он сосредоточенно склоняется над клавиатурой. Да, теперь у него есть работенка на всю ночь. Тех, кого он уже нашел, я отвергла, и теперь он снова в активном поиске.

Еще несколько раз он вызывает меня из спальни, чтобы я взглянула на его новую находку. Пару раз я выхожу, потом говорю, чтобы он меня больше не беспокоил по этому поводу. Пусть ищет, кого хочет, я все равно не планирую становиться любовницей кого бы то ни было, тем более по его наводке. Конечно, об этом я ему знать необязательно, как говорится «чем бы дитя не тешилось».

Я понимаю, что когда он согласился принять меня снова после бегства, даже несмотря на наш договор, он ожидал несколько иного. Последнее время я вызываю у него лишь раздражение и досаду. Я не позволяю ему ничего из того, что было доступно ему раньше. Я практически не разговариваю с ним, я не дотрагиваюсь до него и не разрешаю ему трогать меня. Я не уступаю ему ни в чем, и он вынужден мириться с этим, потому что нет больше Карстена, нет больше того человека, ради которого я могла идти на уступки.

Я слышу, как он жалуется своей маме по телефону, что я все время сижу в спальне и у меня постоянно плохое настроение или мигрень. Обстановка в доме все больше накаляется. Я должна дать ему хоть эту конфетку, иначе будет взрыв.

Глава 10

Я возвращаюсь из школы на поезде ERX по расписанию в 13.50. Комфортные вагоны немецкого регионального поезда оборудованы всем необходимым: аккуратные парные ряды кресел с мягкой обшивкой с розетками для подзарядки телефонов. Там где купе состоит из четырех кресел, есть обязательный столик, за которым можно перекусить, разложить бумаги или поставить ноутбук. В панелях у окон встроены металлические контейнеры для мусора с откидывающейся крышкой, поэтому в вагонах всегда чисто. Дневной поезд почти всегда наполовину пуст. Забираюсь поближе к окну, второе место рядом со мной свободно, и я знаю, что никто сюда не сядет без особой необходимости. Немцы очень корректны и уважают личное пространство других. За исключением, моего мужа, конечно. Рассеянно глядя через стекло на залитый солнечным светом похожий на дворец турецкого падишаха вокзал Хундертвассера, в очередной раз думаю о своих коллегах на работе там в России. У них в разгаре рабочий день и нет даже времени на обеденный перерыв, а мой рабочий, вернее учебный день, уже закончен и впереди уйма свободного времени. Мне уже давно не надо жить как раньше в режиме цейтнота и это еще один приятный и огромный плюс здешней жизни.

– Information der Zug ERX RB47 nach Braunschweig. Abfahrt 13 Uhr 50 von Gleis 2 (Информация для поезда ERX RB47 до Брануншвейга. Отправление 13.50 со 2-го пути), – раздается в динамиках приятный женский голос. Большая стрелка на круглых механических часах под крышей вокзала делает шажок вперед. Поезд мягко трогается.

До Брауншвейга около полутора часов пути, но я там еще ни разу не была, хотя я уже приняла твердое решение добраться до этого города. Пока еще не знаю, как, но раз уж я решила, я это сделаю рано или поздно. А сейчас мне ехать только 15—20 минут, всего лишь две станции, и на третей я выхожу.

Сначала Stederdorf (Штедердорф) —пригород Ильцена (Kreis Uelzen), здесь живет наша учительница Рита и отсюда она добирается до школы на велосипеде. Потом Wieren (Вирен), и через непродолжительный перегон через поля начинается лесной массив: высокие ели на длинных ногах перемежаются с участками лиственного леса, где господствуют кленовые и дубовые деревья. Начавшие менять свой окрас на все оттенки красного и золотого, они радуют глаз своим красочным убранством. Вскоре взору открываются ряды стоящих вдоль железнодорожных путей аккуратных красных и белых с коричневым домиков под черепичными крышами– мы подъезжаем к Бад Бодентайху, обосновавшемуся последи этого роскошного леса.

Но сегодня мне не до красот за окном. В Штедердорфе, практически сразу после отправления, я получила от Йенса сообщение о том, что сегодня у нас будет гость. Он нашел кого-то на сайте, даже не посоветовавшись предварительно со мной.

– Его зовут Хелмут. Он сядет на поезд в Вирене и проводит тебя до дома.

Я напряженно вглядываюсь в лица пассажиров, которые ожидают на платформе в Вирене прибытия нашего поезда. Их немного: несколько школьников, пожилая женщина в спортивной куртке и мужчина лет 30—35 в джинсах и толстовке поверх клетчатой рубашки. Сомнений быть не может– это наш гость. Я в ужасе съеживаюсь на своем кресле: у Хелмута отталкивающая внешность. Я даже не могу объяснить, что именно с ним не так, но весь его вид вызывает у меня полное отторжение. Низко нависающий лоб под жидкими волосенками, бородавка на щеке, большой как у лягушки рот, во всем облике что-то неряшливое, неухоженное. О Боже, во что я влипла! Я с облегчением замечаю, что наш поезд сильно протянул вперед, так что Хелмут попадает в последний вагон, а я сижу во втором. Правда, их тут всего-то четыре. Я сползаю по креслу чуть вниз, чтобы моей рыжей макушки не было видно сзади. Но мои меры предосторожности напрасны. Йенс пишет:

– Хелмут сел в поезд, он видит тебя. Все в порядке.

В порядке? Да нет, все совсем не в порядке.

Я быстро набираю ответ:

– Он мне не нравится!!! Я не хочу, чтобы он приходил к нам.

Две синие галочки под моим сообщением свидетельствуют о том, что Йенс прочитал. Но ответа не следует.

На станции я выскакиваю из вагона и, прикуривая на ходу, иду, не сбавляя шага, лишь бы Хелмут не нагнал меня. Мне почему-то так страшно, что сердце готово выпрыгнуть из груди, особенно когда я прохожу узкий участок между домами – переулок, ведущий к почтамту от привокзальной площади. Слава богу, этот участок совсем короткий, и почти бегом я выскакиваю на улицу, ведущую через полицейский участок и почтамт к Вальдвег. Здесь я решаюсь оглянуться. Позади никого нет. Я немного успокаиваюсь в надежде, что Йенс написал Хелмуту, что встречи не будет, и тот повернул обратно. Чуть впереди я вижу Берту, ковыляющую, видимо, из супермаркета со своей тележкой на колесиках, которую она толкает впереди себя. Учитывая, что Берта ходит с тяжело и медленно из-за артрита, мне не составляет большого труда в несколько шагов догнать ее. Никогда я так не радовалась встрече с моей соседкой.

– Привет, Берта!

– О, Марина! – восклицает она и оторвавшись от своей тележки тянется к моей щеке поцелуем.– Ты из школы?

Мы идем по дорожке в направлении к дому, но я уже не решаюсь оглядываться снова. Стоит ли мне рассказать о своей проблеме Берте? Возможно, если Йенсу станет известно, что я ей рассказала о Хелмуте, он побоится устраивать встречу с ним.

– Берта, за мной идет мужчина от самой станции. Мне страшно. Ты можешь посмотреть, он сейчас идет за нами?

Берта шокирована. Она оборачивается.

– Нет, я никого не вижу.

Я облегченно вздыхаю.

– Какой ужас, – говорит Берта, – тут много больных на голову людей. Но тебе не надо бояться. Ты можешь ударить его вот так. – Она смешно напыживается и тычет в воздух кулаком. – И еще можно вызвать полицию.

Мы уже подходим к нашим домам. Йенс на балконе машет нам обеим. В этот момент я ненавижу и боюсь его больше, чем когда-либо. Берта прощается со мной, довольная, что довела меня в полной безопасности до дома, и теперь может оставить меня у калитки со спокойной душой. Она не знает, что с согласия моего мужа мой преследователь может войти в квартиру, и сказать ей об этом я пока не могу. Слишком многое пришлось бы объяснять. Да и что она может сделать?

Я еще раз незаметно оглядываюсь, но никого не вижу. Неужели Йенс все-таки отправил нашего гостя восвояси?

Но нет, муж поджидает меня с заговорщической улыбкой уже у дверей:

– Хелмут увидел, что ты идешь с Бертой, и счел благоразумным не попадаться ей на глаза. Он переждет минут 15 и потом подойдет.

– Ты что, не видел моего сообщения? -взрываюсь я. – Я же сказала тебе, что он мне не нравится! И вообще, почему ты не согласовал этот визит со мной?

Я пытаюсь держаться уверенно и отважно, хотя чувствую себя уязвимой и полностью беззащитной.

– Но ты же сама отказывалась смотреть кандидатов, когда я тебя звал, -обиженно возражает он.

– Я не хочу заниматься поисками на сайте, но если ты уж кого-то хочешь пригласить, ты должен обсудить это со мной.

– И что мне теперь делать? – разводит он руками.– Он же ехал сюда из Вирена специально, чтобы увидеться с тобой.

– Подумаешь, из Вирена. Это не так уж далеко. Выкручивайся теперь сам, я не хочу даже разговаривать с ним.

– Но он хороший парень, и он так покорен твоей красотой.

Последняя реплика, видимо, подана с расчетом на то, что восхищение моей внешностью польстит мне и сделает меня более сговорчивой.

– Категорически нет, и даже не рассчитывай, что я буду с ним разговаривать.

Я ухожу в спальню, даже не пообедав и не налив себе кофе, хотя я очень голодна. Но с минуты на минуту придет Хелмут, и я не хочу, чтобы он застал меня за пределами спальни, моего убежища, хоть и не слишком надежного. Разложив учебники и тетради на кровати, пытаюсь усиленно делать вид, что я занята выполнением домашнего задания, хотя мысли мои далеки от немецкого. Сердце бешено колотится, это выстукивает адреналин: «Опасность, опасность, опасность».

Я слышу звуки открывающейся входной двери и голоса. Голос Йенса громкий и наигранно веселый, голос гостя тихий, едва различимый. Потом Йенс переходит на шепот, и это еще больше пугает меня. Они проходят на балкон, Йенс возвращается на кухню за пивом, я слышу, как хлопает дверца холодильника. С балкона я вообще не имею возможности их слышать: нас разделяют гостиная и детская комната Марка Леброна. Как назло, мне очень хочется курить, чего следовало ожидать в такой стрессовой ситуации. Но идти курить, значит, столкнуться с Хелмутом и невольно начать общаться с ним. Он будет изучать мое лицо, фигуру, мне придется соблюдать приличия и, как минимум, поздороваться с ним. Я предпочитаю перетерпеть в надежде, что все-таки неудавшийся визит не заставит гостя задержаться надолго.

Звук тихих шагов, робкий стук в дверь спальни. Она приоткрывается и входит Хелмут. С чего я решила, что спальня мое убежище? Кажется, я сама загнала себя в западню. Я смотрю на него, он на меня. Улыбаясь, он не останавливается, чтобы дождаться моего разрешения войти, а продолжает приближаться ко мне. Для этого ему нужно обойти большую семейную кровать и подойти ко мне с другой стороны. Сжавшись как пружина, готовая дать отпор, я продолжаю молча смотреть на него. Но он не проявляет никакой агрессии, хотя тактичным и деликатным его тоже не назовешь: он самовольно присаживается на край кровати, нарушая правила приличия и допустимую дистанцию.

– Почему ты не выйдешь к нам? – спрашивает он ласковым голосом. – Пойдем на балкон, выпьем пива.

Я понимаю, что в этой ситуации мне лучше принять его предложение, чем оставаться наедине с ним в полутемной спальне на разобранной кровати. К тому же, я смогу, наконец, удовлетворить свою почти нестерпимую к этой минуте жажду насытить свой организм никотином.

На балконе несколько раскупоренных пивных бутылок, сияющий Йенс с сигарой. Я сажусь в свое кресло, дальнее от входа. Хелмуту, как гостю, позволено занять кресло Йенса. Ну а последний остается стоять, облокотившись о перила и созерцая нас обоих с высоты своего роста. Хелмут запрокидывает ногу на ногу, и из-под вздернувшейся вверх штанины я могу наблюдать дырявый потертый носок и краешек волосатой голени.

Хелмут предлагает мне пиво, но я отказываюсь. Мне хотелось бы снять напряжение, но от дешевки, которую покупает Йенс, у меня непременно начнется приступ мигрени. Кроме того, я не хочу терять контроль над ситуацией. Гость практически сводит с меня глаз, и я чувствую себя крайне неуютно под его настойчивым взглядом. Мужчины переговариваются на таком быстром немецком, что, я, как не силюсь, не могу уловить сути разговора, и это еще больше нервирует меня. Только по смешкам и быстрым взглядам Йенса в мою сторону я могу догадаться о сексуальном подтексте их переговоров. Выкурив две сигареты подряд, я встаю, чтобы вернуться в комнату. Но вытянутая длинная нога Хелмута не позволяет мне пройти, и он не спешит ее убирать. Я терпеливо жду, и ему приходится нехотя пропустить меня.

– Куда ты уходишь? Посиди с нами. – просит он, хоть и убирает ногу с прохода.

– Мне надо делать уроки. – холодно отвечаю я. – Извините.

В спальне я все-таки пытаюсь, наконец, сосредоточиться и даже выполняю несколько заданий из домашней работы.

Через полчаса дверь снова открывается, уже без стука. Хелмут, осмелевший от выпитого алкоголя, уже по-хозяйски входит в спальню и снова оказывается передо мной. Снова присев на кровать, теперь он безо всякого стеснения тянет ко мне свои руки, начинает поглаживать мое колено.

– Marina. Bitte… Bitte (Марина, пожалуйста, пожалуйста), – шепчет он, и его лицо придвигается все ближе, так что в нос мне ударяет запах выпитого пива.

Я отодвигаюсь от него.

– Nein! Ich will nicht! (Нет! Я не хочу!)

– Bittte….

Внезапно он вскакивает с кровати, тянется рукой к ширинке и его эрегированный член оказывается прямо на уровне моего лица.

В одно мгновение я перепрыгиваю на другую сторону кровати, которая ближе к двери, и выскакиваю из комнаты. На ходу сдергивая с вешалки в прихожей свою куртку, я залетаю в кухню – все-таки отсюда всего пару шагов до входной двери. В этот момент я не думаю о том, что мой рюкзак и документы остались в спальне, и я не могу без них уйти. Мое тело действует само по себе, выбирая наиболее безопасный путь.

Хелмут идет вслед за мной, он преследует меня с упрямством и удушливой настойчивостью возбужденного мужчины. Прислонившись спиной к подоконнику, я смотрю, как он приближается ко мне, умоляюще повторяя:

– Marina. Bitte… – Его член по-прежнему воинственно оттопыривает край выпростанной из брюк рубашки.

Хелмут подходит вплотную и пытается поймать мои губы, прижавшись ко мне всем телом. Я чувствую его дрожь.

– Nein! Ich hab gesagt NEIN! (нет, я сказала НЕТ!), – выставляю вперед руки.

Оттолкнув его, я в бешенстве направляюсь на балкон к Йенсу. Во мне больше нет страха. Будь мы в России, в такой ситуации я бы непременно была изнасилована. Но мы, слава Богу, в Германии, и я начинаю понимать, что никто из мужчин, находящихся в доме, при всем своем желании не посмеет перешагнуть запретной черты.

Йенс по-прежнему там, он с нетерпением и тоже возбужденный ждет, чем закончится поход Хелмута ко мне в спальню. При виде меня и моего искаженного яростью лица он понимает, что его надежды не оправдались.

На этот раз мне точно надо выпить. Я, не дожидаясь приглашения, хватаю со столика откупоренную Йенсом бутылку и делаю несколько глотков. Он пытается протестовать

– Ist meine! (Моя!)

– Nur 2 Schlucke! (Только 2 глотка!), – обрываю его я и плюхаюсь в кресло, доставая сигареты.

В глазах Йенса вопрос, но я не собираюсь удовлетворять его любопытство, а бедолага Хелмут не торопится присоединиться к нам на балконе.

– Твой гость должен немедленно уйти.

– Это не мой гость, это твой гость, – протестует Йенс.

Я повышаю голос:

– Этот человек должен немедленно покинуть наш дом, иначе я все расскажу Берте.

Йенс понимает, что он проиграл и толку уже не будет. Он уходит в комнаты, о чем– то тихо переговаривается с Хелмутом, пока я прихожу в себя с сигаретой на балконе. Вскоре я слышу, как захлопывается входная дверь, и только теперь могу по– настоящему выдохнуть. Вытянув вперед руку с сигаретой, я смотрю на свои пальцы: они дрожат.

– Я больше не хочу никаких экспериментов. С меня хватит. Удали мой профиль, – твердо заявляю я вернувшемуся на балкон мужу.

– Umglaublich! (Невероятно!) – восклицает Йенс.– Неужели тебе и правда не хочется секса?

– Нет, не хочется. Я хочу только одного, чтобы ты удалил мой профиль, иначе я все расскажу нашим соседям.

Добродушная фальшивая улыбка на лице Йенса исчезает: