Текст книги "Любовь по-немецки – 2. Особые отношения"

Глава 5

Занятия у нас начинаются в 9.30, чтобы все ученики успели добраться до школы. Некоторые живут непосредственно в Ильцене, но многие арендуют квартиры в пригородах, таких как Бад Бодентайх, Штедердорф, Вирен или Бад Бевензен, и расписание занятий специально подстроено под утреннее расписание поездов и автобусов.

Класс располагается на втором этаже старинного фахверкового здания, но попасть внутрь можно лишь после того, как приезжает Рита или учительница другого потока (их в школе два: наша группа, готовящаяся к экзаменам на уровень В1, и группа более продвинутых учеников подготовки к уровню В2). Только у них есть ключи от входной двери. Ученики, пришедшие пораньше, собираются во дворе школы, курят, попивая купленный по дороге кофе в бумажных стаканчиках, и пытаются общаться между собой на немецком языке с горем пополам, потому что ни у кого еще нет достаточного словарного запаса, чтобы нормально выразить свои мысли. Это выглядит немного смешно, но очень мило: когда кто-то не может вспомнить нужное слово, на помощь приходят другие. Атмосфера в нашем коллективе очень позитивная и дружеская, все находятся в равном положении: и бывший продавец овощами из Афганистана, и бывшая учительница английского из Сирии, и Артур, который уже 7 лет живет в Германии, но до сих пор не может связать двух слов. Немецкий служит нам языком общения, потому что все мы из разных языковых групп и стран, и он связывает нас и как маленькую группу по интересам, в которой можно пообщаться, и как команду, объединенную одной целью. Потому что все мы собрались здесь, чтобы выучить немецкий язык и получить сертификат, который откроет нам новые возможности и горизонты. Для меня это перспектива найти работу, для кого-то– билет на получение ПМЖ или даже гражданства. Кроме того, это очень увлекательно. Лично я получаю огромное наслаждение от занятий. Я не только учу язык, что само по себе для меня удовольствие. Благодаря школе, имею легальную возможность каждый будний день уезжать из душной домашней атмосферы, встречаться с новыми людьми, получать новые впечатления. Школа является настоящей отдушиной для меня.

Где-то минут за 10 до начала занятий появляется Рита на велосипеде. Она ездит из пригорода, и я удивляюсь ее выносливости. Ведь езда на велосипеде вовсе не такое легкое занятие, как может показаться. Это достаточно сильная физическая нагрузка. Помнится, перед бегством из Германии, я пробовала завести привычку колесить по утрам по парку. Но ни мои легкие, ни ноги не могли выдержать больше пары кругов. Мне приходилось постоянно останавливаться, чтобы отдышаться и передохнуть. А как я поняла из рассказов Риты, дорога из ее деревни идет почти все время на подъем.

– Гутен морген, лёйте, – приветствует она всех нас.

Иногда это просто «Мойн», что на местном нижнесаксонском диалекте является сокращенным вариантом «Доброго утра».

Рита паркует велосипед. Кто-то из мужчин (обычно это Артур) подхватывает по-джентельменски ее большую сумку с учебными материалами, и мы гуськом идем за своей учительницей по лестнице на второй этаж в класс.

Наш класс представляет собой довольно просторное светлое помещение с большими окнами. По всему периметру вкруговую расставлены столы и стулья. Центр класса остается свободным, что необходимо для игр. Рита любит устраивать веселые обучающие игры для нас. Мы все выходим из-за парт и водим хороводы, в такт шагам произнося немецкие глаголы, или перекидываем друг другу мячик. Партнер по игре, поймав его, должен назвать правильное слово. Это всегда весело и как будто возвращает меня в детство.

Слева у двери находится доска, на которой мы пишем мелками, и рядом с ней стол Риты, заваленный бумагами и учебниками, а за ней шкаф, в котором мы храним кофе, чай, сахар и сливки, купленные на общие деньги.

Общие деньги собираются очень просто и достаточно быстро. Как и в любом коллективе, у нас есть «опаздуны». С завидным постоянством опаздывают черная красотка из Ганы Жозефина и афганец Заки. За опоздание даже на 5 минут полагается штраф в 2 евро, что не так уж мало! Рита не читает нудные морали, она просто подходит к виновнику, лихорадочно выгружающему на стол свои учебники, и молча протягивает ему нашу копилку Sparschwein (дословно, свинья для накопления), чтобы он кинул туда монетки. В соответствии со своим названием, наша копилка представляет собой розовую керамическую свинку. Если собранных средств на покупки не хватает, скидываемся всем классом.

На уроках у Риты категорически запрещены разговоры на любых языках, кроме немецкого, и, по-хорошему, за нарушение тоже полагается штраф. Но, как правило, Рита обходится просто замечанием. Чаще всего этим грешим мы с Артуром, потому что он спрашивает меня по-русски, как перевести немецкие слова. Девчонки из Сирии, тоже любят поделиться новостями из дома между собой на своем родном языке. Усама, финансовый аналитик из Туниса, иногда перебрасывается со мной парой фраз на французском.

– Что это за слово? Как будет по-немецки…? – шепчет мне, наклонившись над тетрадками, Артур, с которым нам по жребию часто выпадает сидеть вместе. Рита ввела в практику почти на каждом уроке менять рассадку учащихся, чтобы сплотить нас больше, и перед занятиями мы часто тянем жребий, кому с кем выпадет сегодня работать в паре.

– Здесь неправильно, – говорю я, просматривая его тетрадь с домашним заданием, – надо было выбрать вариант «а».

Рита грозит пальцем, и мы послушно замолкаем.

Занятия начинаются с проверки домашнего задания. Потом игры на запоминание усвоенного материала. Через полтора часа перерыв на 15 минут. Тогда все курильщики устремляются вниз по лестнице во двор, а оставшиеся в классе пьют чай или кофе с принесенными из дома булочками или купленными по дороге круассанами. Во второй части занятий Рита дает новую тему. А к 13.30 учебный день закончен, и мы разъезжаемся по домам. Всего 3 часа уроков в день. Сплошное удовольствие.

Раз в две недели мне приходится задержаться в Ильцене, чтобы забежать после занятий в офис школы на Луизенштрассе. Мне нужно получить компенсацию наличными за проезд. В принципе, это можно делать хоть каждую неделю, но тогда мне каждую неделю приходилось бы задерживаться в городе еще на два часа: на свой обычный поезд к 13.50 я уже не успеваю, а следующий приходит лишь в 15.50. Поначалу я с удовольствием тратила эти два часа на прогулки по Ильцену, но, поскольку денег у меня не было, я не могла зайти в кафе перекусить или пройтись по магазинам. Город за пару-тройку таких задержек я уже изучила, поэтому оставаться в Ильцене, бесцельно бродя по уже знакомым мне улицам, мне не хотелось. К тому же, голод подстегивал меня ехать быстрее домой, хотя ничего интересного меня там не ждало.

Сегодня Жозефина, как всегда, опоздала, и мы со смехом наблюдаем за тем, как она выворачивает карманы, чтобы заплатить штрафные. По партам гуляет листок, в который мы записываем свое присутствие. Отсутствие надо подтвердить справкой от врача или, в случае вызова в Jobcenter, справкой о том, что в этот день был Termin. Короче говоря, нужна какая-то уважительная причина. Но на один день с Ритой можно договориться и без документов, сославшись на плохое самочувствие.

В приоткрытые окна периодически со двора доносятся детские визги и крики: наше здание соседствует с начальной школой, и дети, высыпав на переменах на улицу, производят столько шума, что Риту и друг друга не слышно. Приходится временно закрывать створки.

Сидя на уроках и вписывая в учебник с яркими картинками и глянцевыми страницами пропущенные слова или буквы стирающейся ручкой, я чувствую себя так, будто мне удалось победить время и снова вернуться на много лет назад в мое детство, когда я первоклашкой ходила в школу и учила букварь.

– Так, а сейчас делимся на команды и выбираем себе капитана, – говорит Рита, давая новое задание.

Оценок нам не ставят, но все уже составили представление, кто на каком уровне находится. Самые сильные ученики в классе– я, Усама и Сильвия, и обычно нас и выбирают на роль капитанов. Здесь я полностью могу реализовать свои лидерские качества, которые так беспощадно подавлялись на всех местах работы в России, где мне никак не удавалось устроиться на руководящую должность, потому что эти места были всегда или уже заняты к моему приходу или занимались другими по принципу близости к высокому начальству. Со временем я смирилась с этим положением вещей и даже стала считать, что у меня нет потребности во власти и управлении. Однако учеба в немецкой школе пробудила мои запрятанные глубоко способности.

Я быстро раскатываю на столе бумажный плакат и черчу на нем фломастерами тезисы к заданию, на выполнение которого обычно дается не более 10-ти минут. Сгруппировавшись вокруг меня, ребята подкидывают идеи, но, в основном, мне даже не требуется их помощь.

Пишу я по-немецки быстро и почти без ошибок, и это тоже одна из причин, почему выбирают меня.

– Заки, принеси учебник, – командую я.– – Артур фломастер черный, там на столе, быстро! – В этом слове буква Sh или Sch? Тамара, найди в учебнике, кажется, страница 30-я.

Моя команда, как правило, заканчивает первой, и я тяну руку вверх, показывая Рите, что мы готовы.

Кто-нибудь из команды уже бежит клеить наш плакат на доску бумажным скотчем.

После того, как плакаты всех команд уже развешаны на доске и дополнительных стендах по обе ее стороны, требуется представитель от команды, который будет выступать, защищая готовую работу.

– Команда «зелёных», кто будет выступать?

– Марина! -кричат члены моей команды.

Довольная оказанным мне доверием, я выхожу к доске и зачитываю составленные предложения, отвечаю на вопросы Риты или участников других команд. Мое тщеславие, мое эго купается в лучах внимания и всеобщего признания.

После занятий мы быстро шагаем с Артуром в сторону вокзала. Мимо нас проносится на велосипеде Усама, бросая мне прощание на французском и немецком:

– О ревуар! Бис морген!

– С завтрашнего дня моя жена тоже будет ходить на занятия с нами, -внезапно сообщает Артур.

Я удивлена.

– Ей тоже нужен сертификат В1? Ты же говорил, что она уже ходила в школу в прошлом году.

– Она смогла тогда сдать экзамен только на А2.

Я вспоминаю, что в Германии до двух раз дается возможность бесплатного прохождения курса любого уровня. Если тебе не удалось сдать экзамен с первой попытки, то можно пройти курс заново и попытаться сдать повторно. Конечно, при условии добросовестного посещения без прогулов. Если же и на третий раз тебе не хватило мозгов и способностей получить сертификат, то тут уже придется учиться за свой счет. По моему мнению, уже наличие второй бесплатной попытки является роскошной привилегией, даруемой немецким государством.

Сама я уверена, что сдам экзамен без проблем. Но не всем так легко дается учеба. У всех разный уровень интеллекта, а порой и мотивация бывает недостаточной или отложенной. Например, в классе у нас периодически появлялся некий Саша, русский. Он жил в Бад Бодентайхе на соседней со мной улице. Его жена была из поздних переселенцев, и он попал в Германию благодаря своему браку с ней. Саша ходил в школу видимо только под давлением жены, потому что ни капли не стремился к получению знаний. На уроках немецкого он сидел со скучающей миной, ничего не понимал и даже не старался что-либо понять, несмотря на усилия Риты и нашу всеобщую помощь. Но чаще всего он вообще пропускал занятия. У Саши была работа в авторемонтной мастерской, где он вполне обходился при общении с клиентами парой-тройкой слов. После месяца мучений он и вовсе перестал появляться в школе.

Противоположным примером ему был Заки, простой афганский парень, у которого за плечами было всего несколько классов начальной школы. Заки попал в Германию нелегально через какой-то бандитский переправой пункт в Санкт-Петербурге, где он какое-то время жил у «бабушки» – так он называл маму главаря банды. Переправка из Афганистана через Россию в Германию и получение статуса беженца обошлись Заки в какую-то астрономическую для меня сумму в долларах. Откуда он взял эти деньги, я не спрашивала. Суть в том, что, оказавшись в Германии, Заки проявлял усердие, компенсирующее низкий уровень его образования: он учил немецкий со страстью и прилежанием фанатика, при этом параллельно работая в местной забегаловке. Опаздывал он лишь потому, что порой не успевал выспаться после ночных смен. Его рвение вызывало у меня огромное уважение. Язык давался ему трудом, как и Саше, но он упорно зубрил незнакомые ему слова. Каждое утро я проверяла его домашнее задание: Заки никак не мог привыкнуть писать немецкие существительные с большой буквы и делал много других ошибок, но он очень старался. Спустя три месяца после начала занятий Заки сдал на немецкие права, и купил подержанную машину, а затем вместе со всей группой он успешно сдал экзамен и получил сертификат В1.

– Люси нужно пройти последний модуль, я договорился с фрау Катце, чтобы она попала в наш поток, – продолжает рассказывать Артур по дороге.

Я невольно задумываюсь о том, что, скорее всего, появление жены испортит наши с Артуром отношения. У меня нет на него никаких видов как на мужчину, но мне не хотелось бы потерять такого друга. Но, конечно, в присутствии его жены мне наверняка придется держаться от него подальше.

На вокзале мы прощаемся, поезд Артура отправляется чуть раньше, чем мой. А я еще успеваю выкурить сигарету. На платформе опять Мануэла со своим другом, виснет у него на шее. Блин, я совсем о ней забыла! Путь обратно опять испорчен необходимостью поддерживать беседу с ней. Сегодня меня уже точно не ждет ничего хорошего, кроме обеда и домашнего задания. Я резко разворачиваюсь под влиянием импульса, пока она меня не заметила, и ухожу прочь. Сегодня погожий сентябрьский денек, и я лучше погуляю в одиночестве на пустой желудок.

Глава 6

Итак, сбежав от Мануэлы и ее приятеля, я, в то же время, обрекаю себя на двухчасовое ожидание следующего поезда до Бад Бодентайха. Теперь надо придумать, чем занять себя эту пару часов. Погода стоит чудная, теплая. Осеннее солнышко ласкает улочки Ильцена, скользит по крышам разноцветных фасадов, играет тенями и светом по брусчатке, которой вымощены улицы. Кое-где лучики солнца выхватывают тончайшие, словно материализовавшиеся в воздухе из ниоткуда, серебряные нити паутины. Пожелтевшие кроны деревьев изредка роняют листву, и кленовые листья тихо опускаются на лавочки и мостовые. Голубое безоблачное небо дарит покой и безмятежность. В России я назвала бы это «бабьим летом», но существует ли такой же или подобный термин в Германии я не знаю. Если раньше я была сосредоточена исключительно на моих чувствах Карстену, то теперь пришло время оглянуться вокруг, вдохнуть атмосферу новой и все еще незнакомой мне страны, в которой мне предстоит теперь жить.

Я решаю прогуляться до офиса школы, раз уж я задержалась, и получить наличными компенсацию моего проезда за предыдущую неделю.

Я не слишком люблю походы в офис, потому что нужно попасть сначала к фрау Катце, чтобы подписать документы, потом дождаться, пока освободится бухгалтер школы, который заведует кассой. Кучерявый поляк Марек всем своим видом демонстрирует недовольство и крайнюю занятость, когда я прихожу за выплатой. Он предпочитает производить расчет не чаще одного раза в месяц, и всех это устраивает. Но не моего мужа. Йенс настоял на получении денег от школы каждые четырнадцать дней. Он постоянно названивал Мареку и фрау Катце, чуть ли не скандалил по этому поводу. Администрации школы в итоге пришлось уступить, но я чувствовала, что мое появление в офисе воспринимается не слишком благосклонно. Расписавшись в квитанции и получив деньги, я обычно стараюсь как можно любезнее поблагодарить Марека и поскорее исчезнуть из поля его зрения.

Сейчас я собираюсь заявиться за деньгами еще раньше обычного и морально готовлюсь к тому, какую мину состроит Марек, увидев меня. Но мне очень хочется кушать, а еще я мечтаю зайти в супермаркет «Rossman» и купить себе какую-нибудь ерунду, чтобы просто порадовать себя. Йенс, несмотря на обещание, данное в начале, не балует меня карманными деньгами. Во всяком случае, этого не происходит регулярно, а только по его настроению. Обычно он расщедривается после визита к маме и, собственно, это именно ее деньги. Она получает неплохую пенсию за себя и за умершего супруга. В Германии пенсию после смерти не забирает государство, как у нас в России, она достается партнеру по браку, что я считаю в высшей мере справедливым. Пару раз в месяц Йенс дает мне 10, а иногда 20 евро, причем с таким видом, словно облагодетельствовал меня. Я стараюсь вообще не тратить эти деньги, так как их наличие служит определенной подушкой безопасности для меня. Наученная горьким опытом прошлой жизни с Йенсом, я никогда не исключаю возможности того, что мне снова придется бежать от него. Кроме того, я твердо решила на этот раз хоть немного познакомиться с Германией, посетить какие-нибудь города. Но я прекрасно знаю, что Йенс никогда не согласится не только спонсировать мои поездки, но и отпустить меня одну. Единственной возможностью осуществить мои планы, является наличие собственных денег.

Поначалу я складывала деньги туда, где им и положено находиться– в кошелек. Но после того, как я обнаружила, что Йенс снова роется в моих вещах, пока я принимаю душ, я начала перепрятывать их во внутренний карман рюкзака. К сожалению, и это не помогло: выданная им же накануне десятка на следующий день бесследно исчезла. Я прекрасно знала, что это сделал Йенс. Я не могла ее потерять, а кража в школе была просто исключена, потому что мой рюкзак не оставался без присмотра ни минуты: даже курить в перерыве я выходила с рюкзаком. Но и доказать я ничего не могла. Йенс смотрел на меня безмятежными как у ребенка глазами психопата, в которых при всем своем желании я не могла бы отыскать ни капли сомнения или угрызений совести, и я начинала сомневаться в том, а были ли вообще эти евро, или мне все это приснилось. Для тех, кто, к счастью, далек от контакта с психопатами и нарциссами, я объясню, как называется манипуляция, которую он регулярно в той или иной форме проделывал со мной. Это газлайтинг (происх. термина от фильма «Газовый свет» (1944г. США, режиссер Джордж Кьюкор).

Отсутствие собственных средств оказывало очень сильное психологическое воздействие на меня. Казалось бы, мои потребности в пище и сигаретах были удовлетворены, а все остальное, в чем возникала нужда, муж мне покупал. Если мне нужны были прокладки, тампоны, краска для волос или крем для лица, Йенс приносил их из супермаркета без разговоров. Но проблема была в том, что я не могла купить это сама. Только здесь я поняла, какое важное значение для человеческого существа имеет свобода самому распоряжаться деньгами, решать самостоятельно, что купить, не отчитываясь ни перед кем, пусть это даже будет бесполезная мелочь. Финансовая независимость является частью полноценной жизни. Право человека владеть денежными знаками и тратить их по своему усмотрению, да и само наличие денег дают ощущение свободы. Их отсутствие даже при удовлетворении всех базовых потребностей ставит в положение раба или домашнего животного.

Даже полученные в кассе школы деньги я должна была возвращать Йенсу, потому что он покупал билет на поезд, чтобы я могла добраться до школы в Ильцене, на свои средства, и, казалось бы, его требование получить назад потраченные деньги было вполне разумным. Но, с другой стороны, государство оплачивало мое пребывание в Германии, и пособие по безработице и средства для аренды моей части жилья полагались именно мне, хотя и получал их Йенс. Изначально пособие в Jobcenter было оформлено на его Konto (счет), потому что на тот момент у меня не было никаких счетов в банках Германии. Затем, когда документы уже позволяли, я неоднократно пыталась продавить тему открытия собственного конто и переоформления на него моего пособия от немецкого государства, но в ответ слышала лишь упреки в том, что я проедаю больше, чем он получает за меня. Йенс находил какие угодно отговорки, чтобы не помогать мне решить этот вопрос. Если бы я имела свои собственные деньги, он утратил бы всякую власть и контроль надо мной, а этого он никак не мог допустить.

Сегодня я решаю позволить себе потратить школьные деньги на себя. Я прекрасно понимаю, что дома меня ждет скандал, но сейчас меня это мало волнует. Я хочу насладиться настоящим моментом: прекрасной погодой, красивым пейзажем, атмосферой старинного немецкого городка, вкусными рогаликами со свежезаваренным кофе, и хоть ненадолго ощутить свободу и вкус независимой жизни.

Попасть в школу можно только нажав на кнопку вызова в домофоне. Девушка с лучезарной улыбкой открывает мне дверь, и я в который раз дивлюсь ее терпению спускаться со второго этажа каждый раз, когда кто-то приходит в офис. Конечно, эта миссия выпадает не ей одной, и я не знаю, по какому принципу сотрудники школы между собой решают, кому идти вниз встречать гостей, услышав мелодичную трель Klingel (входного звонка).

Почему в школе нет свободного входа, мне тоже не совсем ясно. Тихий Ильцен совсем не создает впечатление города, где в здание могут ворваться преступники или террористы, но кто знает… Я не сильно задумываюсь над этим вопросом, принимая заведенный порядок как данность.

Увидев меня, Марек корчит недовольную мину и сообщает, что фрау Катце все равно нет на месте, поэтому подписать разрешение на выплату некому.

– А когда она будет? – робко спрашиваю я.

– Понятия не имею.

Ну что ж, решаю я. До следующего поезда еще полтора часа, идти мне все равно некуда, почему бы не подождать здесь. Я усаживаюсь в коридоре, ставлю рядом с собой рюкзак, раскладываю на коленях учебники. Всем своим видом я показываю, что я здесь надолго и не собираюсь уходить, пока не появится фрау Катце и я не получу свои деньги за билет. Марек время от времени бросает на меня взгляды в полуоткрытую дверь кабинета, чтобы проверить не ушла ли я. Увидев, что нет, быстро опускает глаза назад к своим бухгалтерским бумагам. Ну и пусть думает, что угодно. Я всего лишь хочу получить положенную компенсацию за проезд, а это, простите, его работа.

На стенах в коридоре развешаны фотографии выпускников школы: несколько потоков, лица все сплошь смуглые, темные восточные глаза, черные вьющиеся волосы. Волосы девушек спрятаны под хиджабами. Такая же фотография нашего потока когда-нибудь тоже украсит эти стены, только диссонансом среди всей этой картины будет моя светлая кожа и рыжие волосы. Как странно, что в нашей школе так мало представителей из Восточной Европы, только я и Артур. Ну еще Сашка, но его можно не считать, так как он почти не ходит на занятия.

На столике, предназначенном для заполнения бумаг, разложены многочисленные брошюры по адаптации в Германии, по возможностям обучения здесь и поиска работы. Отдельно плакаты и визитки с номерами, куда можно позвонить в случае домашнего насилия. Все буклеты имеют параллельный перевод на арабский и французский языки, и я понимаю, что они предназначены для женщин и девушек из Сирии, Ирака, Ирана. Про то, что в ситуации домашнего насилия в Германии может оказаться русская фрау, жена немецкого бюргера, видимо, немецкое государство даже подумать не может.

Пока я ожидаю, на этаже появляются несколько человек восточной внешности. Меня даже зависть берет, как быстро и хорошо они говорят по-немецки. Я давно обратила внимание, что почти все беженцы (за исключением пока моих одноклассников), очень хорошо говорят по-немецки. Интересно, через сколько лет я смогу хоть немного приблизиться к этому уровню. Мне так хочется, чтобы моя речь была свободной, уверенной. Но, несмотря на мои старания и то, что я живу под одной крышей с носителем языка, я осознаю, что мой устный немецкий еще слишком далек от того уровня, на который я рассчитывала. Возможно, я слишком много требую от себя. Очевидно, что иностранцы, которые говорят так бегло, хоть и с сильным акцентом, провели в Германии уже несколько лет. А я, в общей сложности, всего 4 месяца. И мой муж не слишком занимается моей образовательной деятельностью. Он никогда не поправляет моих ошибок, не объясняет мне новых слов, если только это не сводится к сексу или названиям половых органов у мужчины и женщины. В эту лексику он посвятил меня с первых дней.

Как выяснилось, вновь прибывшие тоже пришли встретиться с фрау Катце, а, значит, она скоро будет здесь. Так что напрасно Марек пытался избавиться от меня.

Она действительно вскоре появляется: полненькая очень приятная женщина с добрым лицом, всегда приветливая и радушная. Как первая в очереди, я сразу отдаю ей накопившиеся билеты, и она сама относит их в комнату, где сидит Марек и еще несколько молодых людей. Это не преподаватели, а тоже студенты, в том числе из местных немецких школ, которые подрабатывают в школе фрау Катце в качестве волонтеров, занимаясь различными организационными вопросами и прочей деятельностью, точный смысл и назначение которых мне неизвестны. Я расписываюсь в желтом бланке расходной квитанции и получаю в руки мои 22 евро 50 центов.

Теперь можно идти на площадь, купить себе горячего капучино в бумажном стаканчике и вкусную булочку. Чем прекрасна Германия, помимо своей архитектуры, пейзажей, фахверковых домов и жизненного уклада? Конечно, своим хлебом и выпечкой. На каждом углу заманчиво разложенные на прилавках булочных (Bäckerei) и испускающие невероятный аромат свежевыпеченные изделия, столь разнообразные, что разбегаются глаза. Я читала, что в Германии существует более 1200 сортов мелкой выпечки, среди которых самые известные булочки (Brötchen), круассаны (Croissants) и брецели (Brezeln). Йенс ни разу не предоставил мне возможности попробовать их на вкус. Конечно, он приносил булочки и яблочный пирог (Appfelkuchen) из супермаркета, куда каждый день как на работу ходил за покупками. Но это были уже запечатанные в упаковку изделия длительного хранения или же хлеб и булочки, произведенные промышленным способом.

В предвкушении будущего наслаждения и в приподнятом настроении я бодро направляюсь в сторону центра. Мне нравится Ильцен с его неспешным ритмом жизни, с его спокойной, даже расслабленной атмосферой. Людей мало, никто не торопится, все, как и я, идут прогулочным шагом, наслаждаясь теплым сентябрьским деньком. Кто-то останавливается у витрин, рассматривая выставленные товары, кто-то сидит на лавочке, беседуя с приятелями, кто-то просто идет по своим делам. Иногда по улице проезжает одинокий автомобиль или мелькнет парочка велосипедистов. Лица в основном европейские, но много и беженцев. В основном на улицах молодежь. Ильцен – студенческий городок. Как я уже говорила, он является районным центром для окружающих его деревень и более мелких городков (Kreis Uelzen). Сюда приезжают школьники и студенты из окрестностей, чтобы ходить в старшую школу, или в училище, или в языковую школу, как я. Производства здесь нет никакого, только магазинчики, бутики, супермаркеты, частные и государственные офисы, банки, аптеки и юридические конторы. И все же Ильцен более живой, чем Бад Бодентайх. Там вообще в этот час улицы безлюдны, а тишина порой давит на уши и на психику.

А еще Ильцен знаменит своим вокзалом, построенным архитектором Хундертвассером, и своими необычными камнями. Большие валуны, почти в человеческий рост, украшенные необычными рисунками странных животных и диковинных рыб, разбросаны по всему городу. Всего в городе 21 такой камень. Это называется «Каменная тропа Ильцена», хотя никакой четко выраженной тропы разглядеть не получится. Вы просто встречаете эти разноцветные валуны то там, то тут повсюду. В интернете я узнала, что фантастические и мистические рисунки на камнях созданы немецко-шведской художницей Дагмар Глемме, причем относительно недавно. Первый камень был установлен в 2008 году. Выглядит все это очень необычно и бесспорно красиво, придавая Ильцену своеобразную изюминку и выделяя его среди других типичных маленьких немецких городков.

Дойдя до угла Veerßer Straße, я присаживаюсь на лавочку напротив ювелирного магазина, где Йенс утягивал мое обручальное кольцо и делал на нем гравировку перед нашей с ним свадьбой. Здесь же на противоположной стороне улицы находится супермаркет «Rossman», куда я потом собираюсь зайти, а прямо перед ним один из валунов «Камень космического коня»: синий сказочный конь, вздыбившись, поднялся во весь рост, а у его ног вьется диковинная птица. Достаю сигарету, включаю мобильник, который мы должны ausschalten (выключать) на время занятий, и бегло просматриваю WhatsApp на предмет сообщений.

Несколько сообщений от Йенса, которые я пропустила, мгновенно портят мне настроение.

13.30– Я вернулся из супермаркета. Купил молоко, кофе, виноград, чипсы и суп.

13.55 —Обед ждет тебя.

14.15– Приехала Мануэла, одна. Сказала, что видела тебя на вокзале, но ты не села в поезд.

14.16– Где ты?

Далее начинается форменная истерика.

14.18– Она говорит, что утром ты не пошла в сторону школы. Ты пропустила занятия.

14.19– Ты с кем-то встречаешься в Ильцене. Ты мне лжешь!

14.20– Ты бессовестная лживая женщина. У тебя есть любовник в Ильцене.

Я медленно закипаю. У меня уже нет никакого аппетита и никакого желания покупать себе кофе и вкусняшки.

Я вступаю в письменную перепалку с моим безумным муженьком.

– Я решила просто прогуляться по Ильцену после школы. Хорошая погода.

– Ты лжешь, я звонил в школу и мне сказали, что тебя там не было!

Это он лжет, черт возьми! Я была в школе и у меня десяток свидетелей. И что за бред несет эта Мануэла, которая якобы видела, что я не пошла утром «в сторону школы»? Если я не пошла с ней и ее парнем вместе, а убежала вперед, она решила, что я скрылась в другом направлении?

– Я повторяю, что я была в школе. Можешь звонить, кому угодно, я расписалась в школьном журнале.

– Немедленно езжай домой!

– Я приеду, когда посчитаю нужным. Я буду распоряжаться моим временем так, как я хочу.

Я выключаю телефон, чтобы больше не видеть той ахинеи, которую он продолжает мне строчить. Меня и так всю трясет. День испорчен.

Через полчаса следующий поезд на Бад Бодентайх, но теперь от злости я готова пропустить и его и приехать домой еще позже, назло Йенсу. Я не собираюсь подчиняться его приказам, я не рабыня, я свободная женщина, и он не имеет права ограничивать меня!

И все же побродив по улицам, которые меня больше не радуют, я сажусь на поезд в 15.30, мне просто больше не интересно находиться здесь, а терпеть еще 2 часа, чтобы насолить Йенсу, такое себе удовольствие.