Текст книги "Театр невидимых детей"

– Спать! – Тетя Матильда открывает дверь и заглядывает в спальню. – Спокойной ночи.

– Спо-кой-ной но-чи! – отвечаем мы хором и забираемся под одеяла, а тетя Матильда щелкает выключателем, и лампы под потолком гаснут. Лампы-то гаснут, но ведь на улице еще совсем светло! А когда за окнами светло, спать ничуточки не хочется – ну разве что летом, потому что летом так долго не темнеет, что хочешь не хочешь, а рано или поздно заснешь.

– Длинное письмо! – шепотом повторяет Мариуш. – То есть два письма! Два длинных письма…

Я поворачиваюсь на бок, спиной к окну, и прячу голову под подушку. В щелку я вижу кровать Неваляшки, который мерно раскачивается под одеялом из стороны в сторону – как будто едет на поезде. Я однажды спал в поезде – во время последних каникул, когда мы ездили по обмену. Те, кого не забрали родственники (настоящие или из гостевых семей) и кто остался в «Молодом лесу», поехали в Перемышль, а дети из тамошнего детского дома – сюда. Я вообще-то был не в восторге от этой затеи – странное какое-то развлечение, и потом, непонятно, кто будет спать в моей кровати… Но в Перемышле оказалось классно, потому что в том детском доме две коровы и шесть свиней – я их кормил вареной белой свеклой. Эти свиньи совсем не воняли, а ведь в фильмах, которые показывают по телику, часто так ругаются – мол, «грязная свинья». Запах был странный, но вовсе не такой уж противный.

Как-то раз мы выпустили из хлева одну из этих свиней, чтобы она немного погуляла во дворе. Та очень обрадовалась и стала бегать кругами как безумная, а мы – с визгом и воплями – за ней. Тетя Матильда – это она ездила с нами в Перемышль – почти сразу выбежала во двор и попыталась навести порядок. Однако свинья не желала ее слушаться, так что и мы тоже не стали. Тетя Матильда чуть не лопнула от злости и наконец так на нас заорала, что мы остолбенели. «Да что это вообще такое?!» и «Что вы тут устроили?!» – кричала она. Мы тогда очень испугались – все, кроме свиньи, которая подбежала к тете Матильде сзади и пихнула пятачком. А тетя Матильда, уверенная, что это кто-то из нас, оглянулась с ужасным выражением лица и словами: «Вообще уже, что ли?!» Это она свинье так сказала‼! Боже, как мы потом смеялись! Я улыбаюсь, на мгновение закрываю глаза и… Звонит будильник у Кубы на тумбочке.

* * *

Ну, вот и весь мой день. Остальные дни выглядят почти так же, кроме, конечно, выходных – тогда все немного иначе, потому что не нужно идти в школу. Или праздников, когда большинство ребят разъезжается, а тетей и дядей остается тоже немного. Но в целом вы уже имеете представление о том, как мы тут живем, так что я теперь немного забегу вперед.

Глава 4

В середине июня, в самом конце учебного года, когда все уже знали, какие кому выставят оценки за год, так что не приходилось из кожи вон лезть, случилось кое-что очень классное! В «Молодой лес» пришли из Голландии посылки, в которых была одежда, игрушки, книги, комиксы и сладости! Конфеты, настоящий шоколад и длинные, черные сопли, похожие на провода, но оказалось, что съедобные. Правда, не сказать, чтобы вкусные, потому что они пахли анисом, но все-таки западная штуковина, так что все их жевали. Тем более что этих черных соплей нам прислали больше всего. Книги и комиксы были красивые, но никто у нас, к сожалению, не умеет читать по-голландски, так что мы сделали из них выставку в комнате отдыха – получилось ярко и очень классно. А игрушки и одежда… Обалдеть! Мальчикам прислали машинки «Матчбокс», а девочкам – тощих кукол, которые называются Барби, малышам – плюшевых мишек, ну и еще кучу разных вещей. Когда мы все это увидели, у нас глаза на лоб полезли, и тетя Йола сказала, что мы – вылитые лягушата.

Весь режим полетел к чертям собачьим – о том, что в комнате отдыха нас ждут посылки, тетя сказала после обеда, и потом до позднего вечера невозможно было никого заставить соблюдать распорядок дня, хоть она и прилагала все усилия. «Посылки» на самом деле оказались не обвязанными веревкой коробками, а просто пакетами – на каждом написали имя и фамилию ребенка, которому он предназначался. Тети сначала распределили все вещи между нами, чтобы мы не передрались, деля сокровища, но многие все равно поругались, а некоторые мальчики накинулись друг на друга с кулаками, и завязалась драка.

Успокоившись, мы начали меняться. Меняться – это очень здорово, фокус в том, что ты отдаешь другому то, что есть у тебя, но тебе не нужно, а он взамен дает тебе что-нибудь, что принадлежит ему, но нравится, наоборот, тебе. Вещами из голландских посылок мы обменивались недели две – до начала каникул. Но лучше всего был понедельник. Посылки нам раздали в субботу, так что после выходных все пошли в школу в новой голландской одежде. Это надо было видеть!

В моем пакете были: темно-синие вельветовые штаны на лямках – это называется комбинезон – с классными нашивками; две рубашки с длинным рукавом – одна оранжевая в коричневую полоску, другая голубая; две рубашки с коротким рукавом и обалденные желтые кеды на резиновой подошве! У меня никогда не было такой красивой одежды, к тому же она пахла по-западному, то есть заграничным стиральным порошком, так что когда я оделся в школу, то чуть не лопнул от гордости. Ну а в школе…

Еще до начала уроков вокруг нас собралась целая толпа! Те, кто обычно смотрел на нас как на пустое место, теперь протискивались поближе, чтобы все разглядеть. Еще никогда одноклассники не были со мной так любезны и не смотрели на меня с таким восторгом – даже в тот день, когда учительница читала вслух мое сочинение. Должен признаться, это было исключительно приятно – я наконец почувствовал, что не хуже их. Я подумал, что быть популярным – все же очень классно, так что старался радоваться, пока есть возможность, потому что догадывался: вряд ли такое положение вещей сохранится надолго. Так и вышло: уже в конце недели на нас перестали обращать внимание. Но – как однажды сказала одна тетя из бухгалтерии, которая сначала безумно радовалась, что ей удалось посчитать годовой бюджет «Молодого леса», а назавтра оказалось, что все расчеты неверны, – хотя моя радость была недолгой, воспоминание о ней останется со мной навсегда, и никто его у меня не отнимет.

Учебный год закончился, и оказалось, что из тех детдомовцев, которые ходят в нашу школу, в следующий класс не перевели только троих! Тетя Директор так из-за этого расчувствовалась, что во время торжественной линейки у нее дрожал голос. Каким-то чудом даже Шимек все сдал, хотя за первое полугодие у него было очень много двоек по разным предметам. А потом наступили каникулы, и я впервые в жизни поехал на море, в Мендзыводзе! Там нас поселили в летних домиках, где жили маленькие коричневые мышки – их было гораздо больше, чем нас. Поскольку все время шел дождь, эти мышки вообще не выходили на улицу. Мы их жалели и кормили кто чем мог – остатками хлеба, вынесенными из столовой, сыром и даже макаронами. Уверен, что мышки по сей день вспоминают нас очень тепло – вряд ли им в этих домиках часто попадаются столь приятные соседи.

Море оказалось очень холодным и темно-зеленым, и это меня потрясло – я-то ожидал, что оно будет синим. В нем плавали медузы размером с маленький кочан цветной капусты, только из желе – Марек из группы «Нотец» побился с ребятами об заклад, что съест одну мертвую медузу… И съел! Но только половину. Мне повезло – я как раз оказался рядом и все видел, и меня чуть не стошнило. Съев медузу, Марек ужасно сморщился и выпил залпом больше половины бутылки воды. Это было супер! Потом у этого героя немного болел живот, а когда кто-то произносил при нем слово «медуза», он моментально зеленел. Многие специально приходили, чтобы сказать «медуза» и увидеть, как он зеленеет, – такое ведь не каждый день бывает. Дядя Сташек, воспитатель его группы, ужасно ругался, но Марек не очень-то переживал. Он сразу стал знаменитостью, и несколько дней все только о нем и говорили. Многие завидовали его популярности, но, увы, никто больше не решился съесть медузу.

Так что мы с Неваляшкой гуляли по пляжу туда-сюда, даже если шел дождь, и искали янтарь (тщетно) и ракушки (вполне успешно). Это были обалденные две недели.

Потом мы вернулись в «Молодой лес», а в августе я опять поехал по обмену. К сожалению, уже не в Тарнов, а в Сосновец и без Неваляшки, которого отправили в специальный летний лагерь для «чокнутых». В Сосновце мне не очень понравилось. Стояла жуткая жара, а в этом детском доме, где мы жили, в комнатах открывались только маленькие форточки, потому что окна были заперты намертво. Так что в спальнях было очень душно и чудовищно воняло грязными носками. Ну, тем не менее я все это пережил.

Я вернулся в «Молодой лес» за неделю до конца каникул, и всю обратную дорогу гадал, примут ли хоть одно из моих предложений насчет организации жизни в «Молодом лесу» в наступающем учебном году, и очень радовался, что скоро окажусь дома и там меня ждут все – прежде всего, Неваляшка и тетя Йола. Но вскоре после того, как я приехал, мне сказали, что ни Неваляшку, ни тетю Йолу я больше никогда не увижу, и вообще, моя жизнь в детском доме полностью изменится. И тогда произошла очень странная вещь.

* * *

Знаете, что такое солнечный ветер? Это такое излучение, но не как после взрыва атомной бомбы – оно направлено в одну сторону, словно течение реки, а ядерное излучение распространяется во всех направлениях одновременно – я читал об этом в одном рассказе, в журнале «Огонек».

В любом солнце постоянно происходят всякие спонтанные химические реакции, и оно выбрасывает в пространство множество разных частичек, которые несутся вперед с огромной скоростью. Их не очень много, но все же и не мало, так что ученые придумали, что в будущем космические корабли будут передвигаться между планетами так, как когда-то парусники по морям. Конечно, эти паруса для космических кораблей должны быть совсем другими и по размеру гораздо больше – но это неважно, потому что в межпланетном пространстве очень много свободного места.

Астронавты ловили бы парусами солнечный ветер и использовали его вместо двигателя – ракеты летали бы не очень быстро, но зато даром, и не пришлось бы опасаться, что у корабля кончится топливо. Еще с помощью энергии солнечного ветра можно было бы на борту таких межпланетных парусников выращивать растения, животных, освещать помещения и обновлять запасы кислорода и воды.

Этот рассказ мне очень запомнился, ведь вы только представьте себе жизнь на космическом корабле, который мчится от одной планеты к другой! Все рядом, люди, которые тебя окружают, остаются с тобой навсегда. Я часто представлял себе такой межпланетный парусник и свою жизнь на нем. Собственно, в моих мыслях он существует постоянно – я отлично знаю расположение коридоров, знаю, как пройти на ферму, которая находится на корме в огромном прозрачном пузыре, представляю себе столовую со стеклянными табуретками, свою спальню рядом со спальней Неваляшки, детскую площадку с эффектом гравитации, компьютерный класс, библиотеку и миллион других деталей. Я даже пару раз пробовал нарисовать свой парусник, но не было такого большого листа бумаги, так что мне всегда удавалось изобразить только фрагмент. Этот корабль называется «Бескрайний горизонт», потому что он ничем не ограничен – может плыть вперед столько, сколько его паруса будет надувать солнечный ветер.

И вот тогда, в последние дни августа, я словно бы совсем переселился на «Бескрайний горизонт». Знаю, это звучит глупо, но именно так и было – сейчас я вам все расскажу по порядку.

* * *

Сначала мне не говорили, где Неваляшка. В первый день я вообще не беспокоился, но, когда увидел в столовой Крикушку Анету, закралось какое-то предчувствие, ведь я знал, что она тоже ездила в специальный летний лагерь. Я спросил тетю Матильду, почему Неваляшка еще не вернулся, но та велела не приставать к ней и подумать о школе, а то, мол, 1 сентября на носу. Тети Йолы тоже пока не было, но я не волновался, потому что в прошлый раз она вернулась уже в начале учебного года.

Когда мы вечером лежали в кроватях, а за окном бушевала гроза, Зенек мне обо всем рассказал – уж лучше бы кто-нибудь другой, а не он!

Он сел по-турецки на своем одеяле и начал с довольным видом на меня пялиться. Раскаты грома не утихали, спальню то и дело озаряли вспышки белого света – какой уж тут сон! Я как раз думал о Неваляшке, который очень боится грозы – даже хорошо, что он еще не вернулся и ему не приходится на это смотреть. Сначала я притворялся, что не обращаю на Зенека внимания, и повернулся к нему спиной, но все равно чувствовал его взгляд. Наконец я не выдержал и тоже сел на кровати.

– Чего уставился? – спросил я.

– Хочу посмотреть, как ты начнешь реветь, – сказал Зенек и вытер нос рукавом пижамы.

– Я не собираюсь реветь, – заявил я уверенно, но в груди возле сердца у меня что-то кольнуло.

– Сейчас соберешься, – заявил Зенек. – После того, как я тебе кое-что скажу.

Все остальные лежали в кроватях и тоже смотрели на меня. Никто не сказал ни слова.

– Отвали, а? – сказал я. – Сейчас придет тетя Матильда и всыплет тебе.

– Этого твоего чокнутого тут больше нет и никогда не будет. – Зенек широко улыбнулся и снова вытер нос. – С ним покончено.

– Ч-ч-ч-что? – пробормотал я.

– А т-т-т-о, – передразнил меня Зенек. – С-с-себастьяна отдали родителями. Потому что он такой глупый, что его даже в детском доме не хотят держать.

– Не-не-не… п-п-правда!

– Правда. – Уперев локти в колени, Зенек положил подбородок на ладони. – Его выписали. Уже неделю назад. Тетя Янина мне сказала. Ну! Теперь реви давай. У тебя больше нет чокнутого братика, который таскался за тобой повсюду как собачка и смотрел на тебя как на икону.

– П-п-перестань‼! – заорал я, стискивая кулаки. – Т-т-т-ы врешь‼!

Зенек только приподнял бровь и сделал ироническое выражение лица.

Все продолжали смотреть на меня, никто не произнес ни слова.

Но ведь Неваляшку не могли отдать родителям, его родители – алкоголики, они вечно пьяные! Суд бы ни за что не согласился, это невозможно…

– Т-т-ты врешь‼! С-с-сопливая с-с-свинья‼! – заорал я еще громче и спрыгнул с кровати.

– Раз, два, три… – начал считать Зенек и на счет «три» нырнул под одеяло.

– С-с-скажи… – Я подскочил к нему, но в этот момент дверь нашей спальни распахнулась и зажегся свет.

– Шимчик! – заорала тетя Матильда. – Я тебя покажу, как надо себя вести! Что ты вытворяешь?!

За окнами громыхнуло так, что стекла задребезжали, и даже тетя Матильда взглянула на окно с опаской.

– А п-п-потому ч-ч-что он… – начал я, сильно заикаясь. Я не мог выдавить ни слова, побагровел и стал задыхаться.

– Михал разозлился на Зенека, потому что тот ему сказал, что Себастьяна от нас забрали, – сказал Мирек.

– Неправда! – воскликнул Зенек. – Ябеда!

– Ага, – буркнула себе под нос тетя Матильда и, нахмурив брови, сурово посмотрела на меня. – И это повод для скандала? Какой же ты товарищ? Если ты его любишь, то должен радоваться, что он вернулся к родителям. Там ему будет лучше. Ложись немедленно, и чтобы было тихо! Если подобное повторится, получите дежурство по ванной вне очереди. Все! И на втором этаже тоже! Шимчик, в кровать! Это последнее предупреждение…

Некоторое время я стоял, потеряв дар речи. Вся злость мгновенно испарилась, и теперь ужасно щипало глаза. Так это правда… Неваляшка к нам не вернется. И никто мне об этом не сказал. Я даже не попрощался с ним как следует!

Что мне было делать? Я лег и сунул голову под подушку. Снова загрохотало, тетя Матильда погасила свет и закрыла дверь. Мгновение в спальне стояла тишина, потом раздался голос Зенека.

– Мирек, ну ты и ябеда! – прошептал он.

– Заткнись! – буркнул Мирек.

– Ревет. Как девчонка! – удовлетворенно констатировал Зенек.

– Я тебе сказал, заткнись! – громче отозвался Мирек.

Больше никто ничего не говорил. Они заснули, несмотря на раскаты грома, а я – нет. И еще долго не спал после того, как гроза ушла от «Молодого леса», а за окнами начали петь птицы.

Я знал, что люблю Неваляшку, но даже не догадывался, насколько он для меня важен. А почему, собственно? Ведь мне эта дружба ничего не давала – он не помогал мне делать уроки, я не мог взять его с собой к «Радуге», с ним даже не поговоришь нормально! А о чем с ним было разговаривать? Неваляшка ничего не знал – когда я пытался рассказывать ему о звездах и планетах, он только таращился на меня своими круглыми, как блюдца, глазами, а потом возвращался к своему «Титусу, Ромеку и Атомеку». Но когда я приходил из школы и подходил к нему в комнате отдыха, он всегда так радовался, как будто мы не виделись целую неделю, а не пару часов. Хватал меня за руку, когда мы смотрели телик и в фильме происходило что-нибудь такое, от чего кровь стыла в жилах, а когда я лежал в кровати с высокой температурой, он принес со двора полную пригоршню снега – потому что тогда как раз выпал первый снег, а я не мог это увидеть. Мне казалось, что, любя его, я ничем не рискую – ну кому нужен такой Неваляшка? Он наверняка останется в «Молодом лесу» навсегда, даже дольше, чем я. Но теперь Неваляшка исчез, и было такое ощущение, будто кто-то отрезал и украл кусочек меня самого. Но, наверное, в конце концов я бы как-то с этим справился – если бы все остальное шло по-старому. В начале учебного года случается много интересного, что-нибудь меня бы отвлекло.

* * *

В конце августа в «Молодом лесу» поднялась суматоха, потому что к нам приехали милиционеры – отбирать ребят постарше в специальные отряды Гражданской милиции – ЗОМО[7]7
  Моторизованные отряды Гражданской милиции формально предназначались для обезвреживания особо опасных преступников, борьбы со стихийными бедствиями, обеспечения безопасности при проведении массовых мероприятий, но на деле использовались для подавления протестов и разгона антиправительственных демонстраций. – Прим. ред.


[Закрыть]. Нам было очень интересно, как происходит этот отбор, но в актовый зал нас не пускали, так что мы сидели в галерее и глазели. Я, правда, продолжал думать, как там Неваляшка – только бы, не дай бог, его мама случайно не заснула в кровати с сигаретой, как когда-то мама Шимека, и все такое – но вообще-то мне тоже было любопытно.

В эти отряды могли записаться самые старшие ребята, которые уже закончили школу и должны начать самостоятельную жизнь, но не хотят в армию. Неважно, в какой школе ты учился и какой у тебя аттестат, – берут сильных и здоровых. Записалось всего семь человек! Я был очень удивлен, что так мало, потому что накануне милиционеры на специальной линейке убеждали нас, что идти в ЗОМО – в сто раз лучше, чем в армию, потому что в ЗОМО очень классно: не придется ездить на полигон, красивая форма, современное оружие, больше денег, а казармы все расположены в крупных городах, так что можно ходить в кино и все такое.

Дядя Сташек, который следил за отбором, отвел этих семерых мальчиков в комнату отдыха, велел раздеться до трусов, а потом вызывал по списку и отводил в актовый зал – это было ужасно смешно. Один выходит из зала, и сразу вводят следующего.

Не знаю, кого в конце концов взяли в ЗОМО, но Казика из группы «Одра» – уж точно, у него широченные плечи, и он жутко сильный: как-то пытался приподнять перед «сирены» тети Директора, и ему это почти удалось. Казик и еще несколько ребят постарше решили ее разыграть. Хотели открутить у машины колеса и поставить на кирпичи. Никто не собирался их красть – просто спрятали бы в кустах. К сожалению и огорчению всей компании, «сирену» поднять не удалось, потому что оторвался бампер, за который ухватился Казик. Но и это произвело на всех немалое впечатление, ведь согласитесь – чтобы оторвать бампер, нужна немалая сила. К сожалению, у тети Директора подвиг Казика восторга не вызвал, и парня наказали – заставили две недели помогать на складе и запретили говорить по телефону. Он тогда чуть было не угодил в специальный центр ресоциализации, потому что это была не первая проделка и не первое наказание. К счастью, тетя Илона, воспитательница их группы, Казика отстояла.

Оказалось, что милиционерам наплевать на шалости Казика, его сразу взяли в ЗОМО – знаю, потому что встретил его через несколько месяцев, уже в форме, но об этом я расскажу вам позже.

Да, все бы постепенно как-то образовалось, и я бы, наверное, смирился с отсутствием Неваляшки, если бы не еще одна новость, которая оказалась для меня как гром с ясного неба. Это случилось в самом конце августа, в пятницу. В полдень всю нашу группу вызвали в комнату отдыха. Когда мы собрались, вошла тетя Директор, а за ней – новый дядя. Она представила его и сказала, что теперь он будет нашим воспитателем, потому что тетя Йола к нам не вернется. Она стала директором другого детского дома, где-то ужасно далеко, под самым Кошалином.

Нового дядю звали Януш, и он был немногим старше самых старших наших ребят: ему исполнилось всего двадцать четыре года. Я как его увидел, так сразу понял, что он из «чувствительных» – ТАКОЕ у него было выражение лица, – но, в сущности, мне было уже наплевать. Потому что, даже будь он тысячу раз «нормальным», все равно это не моя тетя Йола.

Я сидел, потеряв дар речи, и внутри у меня все застыло. Нам всем велели по очереди представиться, и только я один не сумел издать ни звука, так что за меня сказала тетя Директор. Когда она увела дядю Януша, чтобы показать ему «Молодой лес», в комнате отдыха поднялась ужасная суматоха, потому что все ребята заговорили разом. Кроме меня.

Я подождал несколько секунд, встал и без единого слова вышел. Я двигался как автомат, и при каждом шаге мне казалось, что пол прогибается подо мной, словно резиновый, а воздух сделался плотным, как вода. Я прошел через галерею к заднему входу – тому, что ведет во двор за «Молодым лесом», и вскоре уже стоял возле кустов сирени за складом. На них сейчас не было ни одного цветка, ветви шумели, потому что как раз поднялся небольшой ветер, хотя все еще было очень жарко. Я стоял возле этих кустов, и в голове у меня образовался какой-то вакуум – как будто внутри, за глазами, в черепе, ничего нет. Я пялился на огород, где работали дядя Вахтер и еще несколько ребят. Потом посмотрел на небо, на котором не было ни единого облачка – только большое белое солнце. Оно словно бы висело в голубой пустоте неба, в самом центре, потому что как раз миновал полдень. Раньше мне никогда не удавалось посмотреть прямо на солнце, а в тот день – легко. И через глаза это солнце вдруг полилось мне в голову – белое, липкое и густое, словно разогретый гречишный мед, – а я ощутил необычайный покой. Вокруг меня поднялся ветер, и в воздухе закружилось облачко золотистых частичек – теперь я знаю, что это была просто пыль со двора, но тогда подумал: «Солнечный ветер!» «Бескрайний горизонт» распростер свои огромные алюминиевые паруса, золотые частички зазвенели, ударяясь о них, словно миллиард хрустальных колокольчиков, и я услышал громкий звук корабельной сирены, извещающий о том, что корабль готов к отплытию. И я взошел на борт. И все.

Я не помню, как потом вернулся домой. Не помню, как ужинал, мылся, как погасили свет в спальне.

На «Бескрайнем горизонте» рядом со мной были и Неваляшка, и тетя Йола, и бородатый дядя в красной водолазке. Еще там была моя бабушка, и даже мои родители, которых я знаю только по фотографиям из серого конверта, что хранится на складе. На борту не происходило ничего особенного – мы просто парили в межпланетной пустоте, а сияющие частички солнечного ветра нежно позванивали об алюминиевые паруса. Было тихо, хорошо и спокойно.

Какая-то часть моего ума регистрировала происходящее вокруг, но люди, которые склонялись надо мной, обращались ко мне, трясли, толкали или гладили по голове, были всего лишь тенями. Мне ничего не хотелось – вроде бы в этом нет ничего необычного, ведь как часто мы говорим, что нам, мол, ничего не хочется. Да миллион раз! Но тогда мое «ничего-не-хотение» было настоящим. Я не чувствовал ни голода, ни даже жажды. Не ощущал потребности что-то говорить, вставать с кровати, одеваться, мыться, идти в школу, в комнату, где телевизор, и даже в уборную. Совершенно ничего! Мне хотелось только спать, потому что, когда я закрывал глаза и опускал голову на подушку, мой «Бескрайний горизонт» становился стопроцентно реальным.

Случались мгновения просветов, когда настоящим бывал «Молодой лес», – например, после того, как тетя Гигиенистка заставила меня проглотить какие-то таблетки и запить их водой, а потом отвела под душ… Или когда я каким-то неведомым образом оказался в кабинете дяди врача, который сначала вколол мне в руку иглу и взял немного крови, а потом другим шприцем сделал укол… Или когда Мирек с Шимеком ночью вытаскивали меня за руки из постели, а потом меняли простыню – мне тогда было холодно, потому что я намочил пижамные штаны. Еще я очень хорошо помню машину скорой помощи и длинный коридор, а потом – кровать с металлической спинкой, тетей в накрахмаленных чепцах и других, в белых халатах. Тогда у меня мелькнула мысль, что меня отправили в центр ресоциализации, но даже это не производило на меня никакого впечатления.

Я понятия не имел, сколько продолжалось мое путешествие на «Бескрайнем горизонте» – потом выяснилось, что меньше трех недель, а мне казалось – гораздо дольше. Закончилось оно так: в больницу, где я лежал (потому что это все-таки оказалась больница, а не центр ресоциализации), приехала тетя Йола. Я тогда, правда, еще не покинул борт «Бескрайнего горизонта», но сразу понял, что он не настоящий, и мне стало очень-очень грустно. Вот до самого нутра грустно – как никогда раньше!

Тетя Йола приходила ко мне каждый день и проводила со мной очень много времени! Гораздо больше, чем когда-то. Она разговаривала со мной, читала мне книги, а один раз даже принесла с собой фотографии моих родственников, которые взяла на складе, и расспрашивала обо всех, кто на них изображен. Еще ко мне приходили другие тети – доктора – и задавали разные вопросы, и в конце концов я начал на них отвечать, хотя мне по-прежнему было очень грустно, и я постоянно ревел как маленький.

А потом – когда я уже начал сам ходить по больничному коридору и почувствовал, что мне все же хочется есть и мыться, – мне сказали, что я больше не вернусь в «Молодой лес». Я уеду с тетей Йолой – но не в тот детский дом под Кошалином, где она работает, потому что это специальный центр для «чокнутых», а туда, как ни крути, меня не возьмут. Я поеду в Дубовый Лес, это такая местность довольно далеко от Силезии, и тамошний детский дом тоже называется «Дубовый лес», а руководит им подруга тети Йолы.

Мои вещи собрали и отослали туда по почте, а я вышел из больницы, и тетя Йола посадила меня в «трабант» своего мужа, который согласился отвезти нас в этот самый Дубовый Лес. Оказывается, у тети Йолы теперь есть муж, да еще с машиной! Они поженились летом, а я ничего об этом не знал! Мы выехали рано утром. Было 21 сентября 1981 года. Понедельник.