Текст книги "Я не люблю пятницу"

А улыбка Гусенка становилась все шире и шире:

– Да ты че, Питер, разве не помнишь? Мне ж руки отрубили. В той деревушке возле Ай-Апека. Неужто забыл? – улыбка была неестественно огромной и продолжала разрастаться, а я ошалело смотрел на две его руки, а они извивались, как короткие, толстые змеи. – Ты ж это видел. Вы все это видели. Все видели! И никто из вас не помог! Никто! Сволочи!

Гусенок уже орал во всю мощь легких. Я бросил его руки и закрыл уши. И тогда он начал смеяться. Кожа лопнула, и нижняя челюсть буквально упала на пол, а он этого даже не заметил и продолжал хохотать, а кровь хлестала у него изо рта…

Тот рейд провалился, едва успев начаться. Кто-то из штаба слил информацию королевичам, и нас уже ждали. Гусенка схватили. Они хотели узнать, где остальные. В конце допроса ему отрубили левую руку. Потом – правую. Он ничего не сказал. Вообще ничего. Ни слова. Только смеялся. Хохотал до тех пор, пока один из офицеров, нервы которого были уже на пределе, не ударил его саблей в рот. Мы все это видели, потому что лежали в кустах на расстоянии ста метров от места допроса и казни.

Это я вспомнил потом, когда пришел в себя.

Дальше все пошло еще хуже. Долгие периоды просветления стремительно становились все короче и короче. Реальность смешалась с кошмаром, и кошмар стал реальностью. До сих пор не знаю, где заканчивалась явь и начинался бред. Об этих трех месяцах у меня сохранились только обрывочные воспоминания, и было бы лучше, если бы они не сохранились вовсе. Бары, заполненные мертвецами, с которыми я по очереди пил на брудершафт; кегельбан с отрубленными головами вместо шаров; колонны детей с выколотыми глазами; гильотина на центральной площади Леворта; мертвые враги и мертвые друзья… «Я их всех помню. Хочу забыть, а вот помню, и все…» Теперь уже в короткие промежутки просветления я понимал, что схожу с ума, и ждал только одного: чтобы это произошло поскорее и окончательно. Однако сумасшедший или нет, наяву или в бреду, но я неуклонно двигался на север. Почему именно на север? Не знаю. Ведь мне, в принципе, подходило любое направление. Родных у меня не было, друзей не было, где моя родина я не знал. Я мог идти куда угодно. На все четыре стороны. Но шел на север. И мои демоны шли вместе со мной. Так я и оказался в Фаро. Дальше идти было некуда. Дальше были неприступные горы и королевство Эврифен, где мне места не было.

А потом я встретил Юла, познакомился с Мартой, получил работу, снял комнату, помог Кире… И демоны как-то тихо ушли.

А сегодня вот взяли и вернулись, и теперь с этим надо срочно что-то делать.

* * *

Я вышел на площади Эльфа. На самом деле она называется площадь Га Эльцахдариель. Ну, или как-то вроде этого. Никто не может произнести правильно, и поэтому все говорят просто «площадь Эльфа». В Фаро живет очень мало настоящих эльфов, так что они не возмущаются по этому поводу. Что же касается полукровок, то им все равно. Они тоже не знают, кто такой этот Эльцахдариель. Или кто такая.

Площадь Эльфа – неофициальный центр Среднего города. Здесь сосредоточены все заведения, позволяющие ему нормально функционировать. Вначале я зашел в банк и закрыл счет, особо настояв, чтобы все деньги выдали металлом, а не ассигнациями. Заодно я забрал длинный сверток и старый армейский вещмешок, которые хранил в одной из ячеек банка. Затем отправился на почтамт, откуда отправил триста золотых монет на адрес заведения «Бронзовая роза» в Центре. Мне вообще не нужны были эти деньги, но утром я не хотел расстраивать Киру – она так рвалась помочь мне… Сейчас-то уже все равно. Потом я подумал о том, как мне поступить с одеждой. Как ни крути, но штаны мне были необходимы. Тем более что и штаны были хороши – сшитые «под армию» в эльфьих ателье (уверен, что лучших), они имели множество карманов и, кроме того, были сшиты из очень хорошего, прочного материала. Такие штаны, наверное, стоили никак не меньше десяти монет. Я решил оставить их себе. Куртка… Куртка была мне впору, и это единственное, что можно было про нее сказать хорошего. В такой куртке нельзя ходить по Среднему городу. В ней и по Центру днем не очень-то походишь. Такой себе клубный вариант для существа неопределенной расы, пола и ориентации. Так что куртку я снял и запихал в мусорный бак. С этим покончено. Теперь следовало решить, что делать дальше. Для начала я купил газету. О стычке в доходном доме Тру не было ни слова. Меня это не особо удивило – Крест не принадлежал к той категории людей, о которых пишут некрологи. Немного подумав, я решил заскочить в «Овцу и мельницу». Следовало сказать Юлу, что я увольняюсь, попрощаться и поблагодарить за все.

* * *

Неладное я почувствовал еще за пару кварталов от бара. Не опасность, нет. Просто что-то было не так. Какая-то нервозность витала на улице. Я прибавил шагу.

В «Овце и мельнице» не осталось ни одного целого стекла. Дверь была крепкой, и полностью разломать ее не смогли, поэтому просто сняли с петель и бросили на мостовую. Внутри был полный разгром. Кто-то переломал столы, стулья, перебил посуду, вырвал из стен канделябры и крюки для ламп, пробил дыры в тонких перегородках и сорвал полы… Посреди всего этого безобразия прямо на куче мусора сидел Юл. Когда я вошел, он даже не пошевелился.

– Марта… – тихо, почти шепотом, сказал я. – Что с Мартой?

– Она наверху. У нее сломана рука. Доктор сказал, что ничего серьезного…

Голос у Юла был тусклый, безо всякого выражения. Он поднял голову. Все лицо было в мелких порезах и засохшей крови. Я подошел и сел рядом.

– Что тут произошло?

– Они ночью пришли. Вернее, уже под утро – часа в три. Восемь человек. Люди Большого. Посетителей много было – пятница все-таки, но они всех выгнали. Я думал, что они за деньгами пришли. Я им и говорю, что платил в этом месяце уже, а они говорят, что, мол, не в деньгах дело, а им Питер Фламм нужен. А я и говорю, что у нас таких нет, я сразу-то как-то и не вспомнил, что ты говорил, что ты вроде теперь Питер. Ну, тогда они и стали крушить все подряд. Я-то вначале дернулся, да куда там… Двое меня за руки держали, остальные громили… Шум, грохот… Марта проснулась, спустилась вниз. Один, здоровый такой, черный весь, за руку ее схватил, а она как закричит… Никогда не слышал, чтобы она так кричала. Я чуть с ума не сошел… Если бы мне было лет на двадцать меньше… Ну хоть на десять лет… Я им сказал, где ты живешь… Из-за Марты… Я очень за нее испугался. Так бы я не сказал… Из-за Марты… – Он впервые посмотрел мне в глаза – Ты меня простишь… Питер?

– Господи, Юл… – Я сглотнул комок в горле. – О чем ты говоришь… о чем ты говоришь… – Я внезапно забыл все слова и замолк. Наваждение продолжалось около минуты, а потом способность нормально соображать снова вернулась ко мне.

Юл терпеливо смотрел на меня, и эта его терпеливость была невыносима. Такого Юла я не знал и предпочел бы никогда с ним не знакомиться. В любом случае, ни при таких обстоятельствах.

– Ты ни в чем не виноват, Юл. Они все равно знали, где я живу. Я думаю, что они пришли сюда уже после того, как я грохнул Креста. Это я виноват перед тобой. Я не подумал, что дойдет до такого. Просто не подумал. Времени не было думать.

– Ты убил Креста? Серьезно? Я полагаю, что у тебя была чертовски веская причина, чтобы сделать это. – Голос Юла утратил блеклость. – Это многое объясняет. Тебе нужно срочно смываться из города. Лучше всего в любое из королевств. А еще лучше – в Пограничные земли.

– Я позабочусь о себе. Что будет с тобой?

– Со мной? – Юл хмыкнул и поскреб свою щетину. – Ничего. Взять с меня больше нечего. Я разорен. У меня нет ни гроша. Зачем я им нужен?

– Как «ни гроша»? А твой счет?

– Я не успел тебе вчера сказать – Снейк согласился продать «Поросенка и соловья». Не сразу, конечно, на «сразу» моих сбережений не хватало. По частям. Он должен был зайти сегодня, поэтому я вчера снял все, что у меня было, – почти две тысячи. Ну, на тот случай, если он зайдет утром, когда банк будет еще закрыт. Понимаешь, желающих ведь много было… Я подумал: пусть деньги полежат здесь – у нас ведь спокойно… Они нашли и все забрали. Так что у меня осталось только это. – Он обвел рукой разгромленное помещение.

– Ты так спокойно об этом говоришь…

– А что уж теперь поделаешь, – тяжелая ладонь Юла опустилась мне на плечо. – Я прожил на свете шестьдесят семь долгих лет, мой мальчик, и всякое повидал. Бывало и похуже. Я рад, что ты жив, но тебе нужно уходить отсюда. Кто знает, они могут и вернуться.

Мысль о том, что «они» вернутся, меня не испугала. Я даже хотел, чтобы «они» вернулись. Я жаждал крови. Придвинув сверток поближе, я сказал:

– Это ничего. Пусть возвращаются. Что ты собираешься делать дальше?

Юл проследил взглядом за моей рукой, но от замечаний воздержался:

– Продам помещение и вернусь в Карт Луг. Здесь мне работу не найти – я слишком стар для шахты, да и нога… А может, отправлюсь в Тако-Но и проберусь в плавни. Там тоже есть пираты. Называют себя речными крысами. Но, скорее всего, все-таки Карт Луг. Я соскучился по морю.

Я молчал и думал. Юл был прав – останься он в Фаро, и через месяц-два ему придется переезжать в Нижний город. Жизнь дорожает с каждым днем. Но я знал, хоть он мне и не сказал, что альтернатива немногим лучше. В его возрасте устраиваться на корабль – фактически безнадежное занятие. Гильдия фоморов, конечно, найдет ему какое-нибудь необременительное занятие, только чтобы его семья не умерла от голода. Не более того.

– Я поднимусь к Марте?

Юл пожал плечами:

– Поднимись. Но она все равно спит. Доктор дал ей какого-то отвара. Она была расстроена. Очень расстроена.

Да уж, представляю.

– Надо отыскать что-нибудь, что уцелело, и продать. Я не расплатился с доктором…

Это, в общем-то, и решило дело. Неоплаченный счет доктора. Я мог бы отдать Юлу свои деньги, но пятьсот монет никак не могли решить всех его проблем, возникших, кстати, по моей вине. Тут нужен был гораздо более сильный ход. И я его сделал.

– Юл, – спросил я, – ты не знаешь, у кого из наших соседей есть телефон?

* * *

– Деньги прибудут через полчаса. Три тысячи золотом. Чуть позже поднесут купчую, – Карелла был собран и деловит.

– Какую купчую?

– Насколько я понял, ваш шеф хотел приобрести бар «Поросенок и соловей». Я оказал ему такую услугу. В конце концов, я тоже некоторым образом виноват в том, что произошло.

Виктор оказался большим умницей. За последние два часа я очень сильно изменил свое мнение о нем в лучшую сторону. После моего звонка он не заставил себя долго ждать (я бы даже сказал, что он появился чересчур быстро) и сразу же развил бурную деятельность. Для Марты был приглашен врач из Центра. Его имя мне ни о чем не говорило, но по глазам Юла я понял, что доктор был далеко не из последних костоправов. Затем Виктор разослал с десяток своих людей по разным адресам и сейчас держал передо мной отчет.

– В семье Большого фактически две группы. Одну, более многочисленную, возглавляет сам Большой. Это, так сказать, грубая сила. Боевики. Вторую – Джек Шкипер. Это мозг их команды. Об энергоячейках знали люди Шкипера, но каким-то образом пронюхал и Большой. На Юла, как и на вас, напали его люди. Довольно глупо получилось, но Бобо вообще идиот и ждать от него разумных поступков не стоит. Слух уже пошел; через два-три дня об энергоячейках будут знать все семьи. Эти люди умеют задавать вопросы. Шкипер рвет и мечет. Он думал обтяпать это дело тихо и в одиночку. Теперь так не получится. Мало того, что об этом теперь знают все, так еще и Большой заимел на него большой зуб за сокрытую информацию. Простите за неудачный каламбур. Что касается Юла, то ни люди Большого, ни люди Шкипера его больше не побеспокоят. Никогда.

– Как у вас это получилось?

– Я сообщил об их подвигах главам других семей. Бандитам тоже приходится считаться с общественным мнением. Нельзя нарушать правила игры… по крайней мере, те, которые сам устанавливаешь. Так что за ними присмотрят, и о Юле можете не беспокоиться. Лучше начинайте беспокоиться о себе. Я надеюсь, что вы хорошо понимаете – нельзя просто так убивать генералов преступного мира… Кстати, а зачем вы его убили?

– Так получилось. Я, в общем-то, не хотел.

– Ну да… ну да… я полагаю, не хотели. Только Крест мертв, и Большой теперь не успокоится до тех пор, пока не отправит вас на рандеву с ним. Вам бы не хотелось сменить место жительства?

– К примеру, на Лиа Фаль?

– А почему нет? Проедетесь за мой счет по Федерации, а тут пока, глядишь, все и уляжется.

– Каким же это образом?

– Ну-у… они поубивают друг друга… или еще как-нибудь.

– Это ведь вы виноваты, Виктор. Вы же прекрасно знали, чем закончится наша встреча. Зачем вы меня подставили?

– Верно. Я знал. Только они и так нашли бы вас. Я просто предупредил, чего нужно ожидать, и предложил помощь. Вы до сих пор можете отказаться, но я считаю, что это было бы неосмотрительно.

– Вы добились-таки своего. Довольны небось?

– Не совсем. Я не хотел добиваться своего такой ценой. – Он обвел рукой царящую вокруг разруху. – Однако не скрою – легкое удовлетворение я все же испытываю. Люблю, когда все выходит по-моему. Простите уж мне эту маленькую слабость.

– За Юла я могу вам простить и слабость побольше. Какие будут указания… хозяин.

– Для начала не называйте меня хозяином. Как-то глупо звучит. Виктор – вполне нормальное имя. Во всяком случае, мне оно нравится, и я к нему привык. Теперь, что касается указаний… Я очень хотел бы отправиться вместе с вами. Это избавило бы нас от целого отряда ненужных посредников. Но, к сожалению, не могу. Бизнес. Так что придется вам путешествовать в одиночку. Из города нужно убираться, и как можно скорее. Вот деньги – тысяча золотом. – Он протянул мне кожаный кошель и покосился на мой вещмешок. – Я, впрочем, вижу, что вы и без моих советов приготовились к отъезду. Отправляйтесь в Тако-Ито. Оттуда – в Тако-Но. Там в припортовом районе есть трактир «Дева и фазан». Будьте в этом трактире каждый день с семи до восьми часов вечера. К вам подойдет человек и объяснит, что делать дальше.

– Как я его узнаю?

– В этом не будет необходимости. Он сам узнает вас.

– Я бы предпочел получить описание. За последние сутки я что-то стал очень популярен. Боюсь, как бы на встречу пришел не ваш человек, а какой-нибудь другой человек. Из тех, которые не очень меня любят.

Виктор на секунду задумался.

– Да, вы правы. Это будет человек невысокого роста и довольно плотного телосложения. Смуглая кожа, черные волосы. У него довольно большие уши, чуть приплюснутый нос и не хватает левого верхнего резца. Глаза постоянно полуприкрыты. Достаточно?

– Вполне.

– Отправляйтесь немедленно…

– Нет. Вечером. У меня есть еще одно дельце в Фаро.

Виктор подозрительно поглядел на меня.

– Надеюсь, никакого криминала? Никаких игр в мстителя?

– Нет. Мне надо навестить одного знакомого.

– Ну-ну… – только и сказал Карелла, но подозрения в его взгляде не убавилось.

* * *

На прощанье мы с Юлом пожали друг другу руки. Он уже почти отошел – сверкал глазами и выпячивал челюсть, но голос пока не повышал, оберегая покой Марты. По залу туда-сюда сновали рабочие, нанятые Виктором. Юл в этой суматохе снова чувствовал себя капитаном на корабле. Правда, помощь мне больше не предлагал. После визита доктора он, кажется, уверовал, что я могу ходить пешком по воде и превращать камни в золото.

Затем я отправился в Квартал цвергов.

Виктор зря думал обо мне плохо. Я вовсе не собирался развязывать локальный военный конфликт с организованной преступностью. Просто я вспомнил еще об одном знакомом, который мог бы помочь в моем запутанном квесте.

Квартал располагался у самого подножия Гластонбери Торн. Собственно говоря, это был не квартал, а одна бесконечно длинная улица. Жилища цвергов были вырублены прямо в скальной породе и имели только дверь и небольшое оконце, чтобы смотреть, кто пришел. Ни люди, ни эльфы, ни орки, ни тролли сюда не заходили, поэтому единственная улочка была довольно чистой. За невысокими каменными изгородями зеленели садики, но цветов не было видно… Цверги выходят на улицу обычно после наступления сумерек, и поэтому все их цветы цветут только по ночам. Я нашел нужную дверь с табличкой и пнул ее ногой. Приложил ухо и прислушался. Ни звука. Неудивительно – они, наверное, только-только легли спать. Я повернулся к двери спиной и начал изо всех сил колотить каблуком в деревянную створку. Эти норы могут уходить вглубь на несколько сотен метров. Кто знает – на какой глубине там спальня. Внезапно дверь открылась, и если бы она была чуть выше, то я бы провалился внутрь. Так же я лишь сильно ударился затылком о каменную стену.

За порогом стоял бородатый цверг. Бороденка у него была так себе – даже до пояса не доходила. Молодой еще. Цверг злобно посмотрел на меня:

– Ну? Че надо?

Особых симпатий он у меня не вызвал, и поэтому ответил я в том же духе:

– Норди позови.

– Какого Норди?

– Я не знаю, под каким номером он у вас проходит. Конунга. И побыстрее – у меня мало времени.

– А кто его спрашивает?

– Питер Фламм. Если он вдруг запамятовал, то напомни, что за ним должок.

Цверг что-то пробормотал себе в бороду, видимо ругательство, но делать нечего – пошел.

Норди был конунгом северного клана цвергов, и когда-то, давным-давно, мне случайно довелось оказать ему услугу. Я спас ему жизнь. Но на самом деле это было не главным. Главным было то, что я спас его деньги от разграбления. Довольно значительную сумму – тысяч двадцать. Для Норди (как и для любого другого цверга) спасение двадцати тысяч было гораздо более важным и значимым событием, чем спасение его жизни. Тогда-то он и пообещал мне, что когда бы и по какому бы поводу я к нему ни обратился, то он, Норди, и весь его клан, включая грудных младенцев и домашних кошек, приложат все усилия для оказания мне любой помощи. Похоже, это время пришло.

Ждал я довольно долго. Постепенно в голову начали лезть нехорошие мысли. Помереть Норди, конечно, еще не мог – ему-то было всего лет триста. Но его могли убить во время войны. Могли лишить должности конунга – такое тоже случалось. Его могло просто не быть на месте – уехал куда-нибудь по торговым делам. Наконец дверь скрипнула и приоткрылась. Оттуда высунулась взлохмаченная борода, а потом появился и сам Норди в колпаке и ночной рубашке – заспанный и крайне недовольный. Однако при виде меня его настроение чуть улучшилось.

– Ага… – сказал он с некоторой долей удовлетворения. – Явился-таки. Я уж думал, что тебя и в самом деле повесили в Ле Корне.

– Что я слышу, Норди?! Ты что, действительно рад меня видеть или просто не узнал?

– Узнал-узнал… Знаешь, как говорят? Видеть тебя – одно удовольствие, а не видеть – совсем другое. Твое присутствие не доставляет мне счастья, но я рад, что ты, по крайней мере, жив. Я очень расстроился, узнав, что тебя повесили.

– Да и я не особо радовался. Я по делу пришел.

Норди тяжело вздохнул:

– Вы, люди, такие грубые существа. Ты вообще слышал когда-нибудь слово «вежливость»?

– Нет. В большом словаре я дошел только до слова «балкон». Кроме того, у меня нет времени.

– Да знаю я. – Норди махнул рукой. – Из города бежишь. Я бы на твоем месте тоже торопился.

Я не особо удивился. У Народца свои источники информации. Они знают практически все и обо всех, но никогда не поделятся своими знаниями с чужаками.

– Ах ты, старый жулик! Значит, ты знал, что я нахожусь в городе?

– Нет, но когда мне сказали о смерти Креста, то я сразу навел все справки. Информация – основа удачного бизнеса. Я только не понял – зачем ты его убил?

– Он мне кое-чего задолжал и не хотел отдавать долг. Ты, кстати, догадываешься, зачем я пришел?

Норди тяжело вздохнул.

– Такое разве забудешь. Ты спас мои двадцать тысяч. Я – твой должник. – Внезапно в его маленьких лукавых глазках промелькнула искра. – Я так понимаю, что ты принял предложение Виктора и отправляешься искать эти батарейки?

– Так ты и об этом знаешь?

– Все знают.

«Все» – это значит все цверги, гномы и часть эльфов, которые живут в Фаро. Остальным знать об этом необязательно. Остается утешаться тем, что они хоть информацией не торгуют.

– Может, ты знаешь, где их искать?

– Может, знаю… А может, и нет. – Норди снова тяжело вздохнул и поморщился, как от зубной боли. – Не спрашивай меня, Питер. Ты же понимаешь, что я не могу тебе об этом сказать.

– Понимаю. Но, по крайней мере, попытаться я мог?

– Ну и сколько же ты хочешь за свой благородный поступок? Честное слово, только вы, люди, требуете платы за добрые дела. Ни одна из благородных рас…

– Заткнись, Норди, и прекрати врать. Твой внук бесплатно тебе даже кружку воды не принесет, а любой эльф за такую услугу ободрал бы тебя, как липку. Я человек, но не идиот, как ты, видимо, подумал. Кроме того, шесть лет назад я тебя за язык не тянул. Ты мне сам расписывал размеры благодарности твоего клана. Что произошло с тех пор? Падение курса обещаний?

Норди опять тяжело вздохнул и сделал скорбное лицо. Цверги очень тяжело расстаются со своими сбережениями. Мне даже стало его немного жаль.

– Успокойся, приятель. В деньгах я не нуждаюсь…

Лицо Норди осветилось, будто внутри него взошло солнце.

– …в деньгах я не нуждаюсь, но… может быть… ты смог бы дать мне один из ваших артефактов… – Я старался говорить уверенным тоном, но вопрос был очень щекотливым, и слова подбирались плохо.

Норди снова изменился в лице. Я его прекрасно понимал. Артефакты цвергов или гномов – вещи уникальные. За последние триста лет людям удалось получить всего двадцать восемь таких штучек. Причем только в подарок. Двадцать три находятся в частных коллекциях, а пять безвозвратно утеряны. Дело изначально выглядело бесперспективным, но, как я уже говорил, надо было хоть попытаться.

– Может, не насовсем, а напрокат? Виктор хорошо заплатил бы… – Как я ни старался, но просительные нотки все же проскочили.

Норди мялся. Ему крайне неприятно было мне отказывать – он дал обещание помочь.

– Питер, ты же прекрасно понимаешь, что я не могу этого сделать. Просто не могу. Это не в моей власти. Я могу нагрузить тебе целую телегу всякого ширпотреба из мелочных лавок, но артефакт… Извини.

– Да ладно, Норди, я понимаю… Ну… прощай. – Я протянул руку.

– Погоди…

Цверг поскреб бороду, а потом, решившись, выпалил одним духом:

– Я могу черкнуть пару слов конунгам других кланов. Только Один знает, куда тебя может занести. Вдруг пригодится. Ты только на многое не рассчитывай – все-таки это не они твои должники.

Ну, Норди! Удивил. Да я о таком и попросить бы не смог, зная, с какой неохотой Народец оказывает людям услуги (особенно бесплатные).

– Я был бы тебе очень благодарен. Честно говоря, у меня просто слов нет.

– Тогда подожди здесь. Внутрь не приглашаю – там тебе все равно не понравится.

Я присел на низенькую каменную скамью и вытянул ноги. Ждать предстояло долго.

* * *

Ждал я действительно долго – никак не меньше часа. Наконец цверг появился из своей норы. На носу у него были крохотные очки, а под мышкой – три свитка из тонкого пергамента.

– Вот. – Он по очереди начал вручать свитки мне. – Это – западному клану. Их конунга зовут Вестри. Это Аустри – восточный клан; и это Сурди, из южного клана. Не перепутай.

– Спасибо, Норди. Слушай, давно хотел спросить – это ты рубил тропу через Гластонбери Торн?

– Не. Это другой Норди – мой предшественник. Я – Норди Пятнадцатый, а тропу рубил Норди Одиннадцатый, и тогда никаких людишек здесь и в помине не было.

– Понятно. Ну, я пошел. Удачи тебе.

– Стой. А что надо сказать?

– Извини. Норди. Мы в расчете.

– То-то… И тебе удачи, Питер.

Он снял очки и еще долго щурился мне вслед. Я уже дошел до начала улицы, а его низенькая, коренастая фигура еще маячила среди зелени цвергских палисадников.

* * *

На крыше было довольно жарко. Я пожалел, что не захватил с собой флягу с водой. Нужно было спускаться вниз, тем более что все необходимое я уже увидел. На площади у Южных ворот толпу приезжающих, отъезжающих, встречающих и провожающих утюжили какие-то оборванцы. По виду так и не поймешь – то ли попрошайки, то ли карманники. Но кошельков они не резали и милостыню не просили. Зато время от времени наведывались в местный трактир. А в трактире наверняка сидят крепкие ребята, вооруженные до зубов. Я догадывался об этом, потому что и у Речных и у Королевских ворот картина была точно такой же. Я даже догадывался, кого они ищут. Сезон охоты на Питера Фламма можно считать открытым.

Выбраться из города даже при такой охране было совсем несложно, но я подумал, что на пути в Тако-Ито мне встретится не одна деревня и, скорее всего, там не будет недостатка в людях Большого. И вообще, на наших дорогах одинокий путник привлекает гораздо больше внимания, чем группа людей…

В транспортный центр Фаро (в народе – Караван-сарай) я не пошел. Слишком хлопотно устраиваться на работу, слишком долго идти даже в Тако-Ито… Да и вообще, неизвестно – ходят ли туда сейчас караваны, ведь недавно пустили паровоз… Вот тут я и допустил первую ошибку в длинной цепи своих промахов. Я решил добраться до Тако-Ито на поезде.

* * *

Выбравшись за городскую стену, я подождал у насыпи, пока мимо меня пройдет состав, и запрыгнул в последний вагон. Билета у меня, конечно, не было, и свободных мест, как выяснилось, тоже. Но золотой игл сотворил чудо, и вскоре я обосновался в мягком шестиместном купе. Вместе со мной ехали какие-то подростки, судя по одежде – из Центра. Две девчонки и двое парней. Самому старшему было лет пятнадцать. Одно место оставалось свободным, но я не сомневался, что это только до первой остановки. Соседи вначале дичились меня, но вскоре пообвыкли и, ничуть не стесняясь, стали обсуждать свои нехитрые проблемы. Они ехали в Тако-Но за наркотой. Все наркотики прибывают в Фаро по Гьелль через Тако-Но и Тако-Ито. Говорят, что на равнине Печали и равнине Падающих Листьев есть целые небольшие городки, жители которых занимаются только тем, что выращивают черную траву, синий корень, а в сезон собирают грибы-паутинки. Может, и так. Я их не осуждаю. Каждый выживает как может.

Когда они достали из сумок свои бутерброды, я вспомнил, что сегодня перекусить мне так и не довелось. Суматошный день выдался. Паровоз как раз остановился на каком-то полустанке, чтобы загрузиться углем и принять почту; поэтому я засунул вещи под кресло и отправился в вагон-ресторан. За окном была темень. Я не спеша и с большим удовольствием поужинал (позавтракал? пообедал?) луковым супом и запеченным карпом. Публика за столами сидела самая различная, но преобладали богатенькие бездельники. Официант вначале с подозрением косился на мой поношенный плащ, купленный на блошином рынке, но после неприлично щедрых чаевых я стал для него главной персоной во всем поезде, а возможно, и во всей Федерации. Я сидел, попивал крепкий черный кофе и думал, что в высоком достатке есть свои неоспоримые преимущества, а также что я начал слишком быстро обзаводиться сибаритскими привычками. Когда вагон дернулся и начал набирать ход, я затушил сигарету и направился в свой вагон, предвкушая, как замечательно сейчас высплюсь.

Как и следовало ожидать, выспаться мне не удалось. В вагоне царила непонятная суматоха. Мои соседи по купе в полном составе сгрудились в тамбуре. Тут же находились еще две пожилые дамы в халатах, господин в подтяжках и проводник с абсолютно белым лицом. Из самого вагона доносился грохот и металлическое звяканье. Все это мне крайне не понравилось. Растолкав попутчиков, я приоткрыл дверь и присвистнул от удивления. Напротив моего купе стоял голем и равномерно постукивал своей железной ручищей в дверь. Он был на полторы головы выше меня, целиком сделан из металла и весь в ржавых потеках. Услышав свист, голем развернулся всем корпусом и тут же пошел прямо на меня. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, к кому в гости пожаловал этот парень. Поэтому я просто развернулся и побежал.

Големов мне доводилось видеть. До войны их выпускали довольно большими партиями, и стоили они дешевле грязи. Те, кто побогаче, покупали по десять-двадцать штук сразу. По части мозгов у этих машинок, конечно, не густо, но какие-то несложные работы голем вполне в состоянии выполнить. Дворник, кочегар, дворецкий, садовник… Даже охранники были, но это уж самые последние модели. Однако я ни разу в жизни не видел металлического голема. Он, наверное, обошелся своему хозяину в целое состояние.

Оставив позади вагона три, я притормозил. На роль спринтеров големы тоже не годятся, поэтому минут пять у меня в запасе было. Конечно, проще всего спрыгнуть с поезда и помахать ему ручкой вслед… Но в купе оставались мои вещи, и по крайней мере одну из них я не мог оставить. Мой меч. Это единственное, что осталось мне от отца. Его стряпчий вручил мне клинок на отцовских похоронах. Мне тогда было четыре или пять. Оставлять меч было нельзя. Быстрым шагом я вышел в тамбур и подергал дверь. Заперто. Стянув с себя плащ, обмотал правую руку и изо всей силы шарахнул по стеклу. В тамбур полетели капли дождя. Вот черт! Ну что ж мне не везет так?! Именно в это время появился проводник. Он не стал тратить время на разговоры, а сразу попытался мне врезать. Парнишке чуть не хватило скорости, и я оставил его отдыхать на грязном полу. Сейчас было не до нежностей. Подтянувшись на руках, я перекинул свое тело на улицу, но тут из-за проклятого дождя пальцы соскользнули с мокрой железки, и я рухнул в темноту. Уже перед самой землей каким-то чудом я все-таки успел вцепиться в подножку вагона. Ноги все равно волочились по насыпи, и я умолял весь пантеон богов, чтобы на моем пути не оказалось валуна или дерева. В этом случае дальше поехали бы только мои руки. Тяжелые шаги голема прогрохотали по тамбуру, и он направился в следующий вагон.

Едва за моим приятелем закрылась дверь, как я влез обратно, потеряв по пути один сапог. Проводник сидел на полу и пялился на меня, открыв рот. Возможно, он что-то хотел мне сказать, а может, даже и извиниться, но у меня не было времени слушать. Я рысью припустил обратно. Общее собрание в моем тамбуре и не думало расходиться, и даже наоборот – народа прибавилось. Все говорили, причем одновременно, и никто никого не слушал. Один парнишка попробовал загородить мне дорогу и потребовать объяснений, но я просто отбросил его в сторону.

В купе все было по-прежнему. Я закинул вещмешок за спину и размотал сверток. Подумать только – никогда даже не подозревал, что буду о нем скучать. С мечом в руке я сразу почувствовал себя увереннее. Хотя если серьезно, то что я мог сделать с мечом против железного голема? Разве что заколоться. Теперь надо было выбираться отсюда. Тот, кто послал голема, наверняка позаботился, чтобы он не слишком долго меня разыскивал. Приз за сообразительность эта железяка не получит, но и очень долго плутать по поезду не будет. Словно в подтверждение моих мыслей, в конце коридора снова загрохотали шаги. Я выскочил из купе и, даже не оборачиваясь, припустил в конец поезда.