Текст книги "Королевская постель"

– А что делал сам Генрих Тюдор?

– Он находился на небольшой возвышенности на другом краю долины, и когда солнце поднялось повыше, мы увидели его штандарт с красным драконом. Конечно, король тоже их заметил, он позвал самых надежных своих людей, и поскольку Норфолк уже был отброшен назад, он ринулся в самую гущу неприятельской армии, вниз с холма на Редморскую равнину и снова на небольшое возвышение, оставляя за собой клубы пыли. Но он еще не обнажил своего меча, он направил свою лошадь прямо на Тюдора, размахивая алебардой, которая сверкала в лучах солнца. Стоял невообразимый шум, человеческие голоса слились с ржанием раненых лошадей в один общий гул. Бедняга Серри была убита под королем, и ему поймали лошадь какого-то убитого воина, и король пересел на нее. Вместе с ним сражались и Лоуэлл, и Бракенбери, и все его остальные друзья. Но именно король убил воина гигантского роста, который, увидев, что Тюдору угрожает опасность, бросился на его защиту. Король поверг в пыль и его, и знаменосца, и само знамя.

Король был уже в нескольких ярдах от Тюдора, который не на шутку испугался. Но в этот миг оруженосцы короля пронзительно закричали, предупреждая его об опасности, и мы сразу же увидели, как кавалерия Стэнли бросилась наперерез и окружила его. Я услышал, как король закричал: «Изменник! Предатель!» Он попытался вырваться от них, он, наверное, еще надеялся добраться до Тюдора, ведь ему надо было преодолеть всего несколько ярдов! Один человек сражался в толпе врагов! Но они окружили его, как гончие псы окружают добычу, и сбросили его на землю.

Больше мы короля не видели. Наверное, они топтали его тело, когда оно лежало на земле. Ведь он настиг своего противника, и они расправились с ним за это с особой жестокостью. В войсках не было священников, и король отправился на встречу с Богом без причастия. Но я уверяю вас, что как бы ни грешил этот человек, он искупил все своей необыкновенной храбростью.

Дикон замолчал, и на сеновале стало совсем тихо. Потом юноша неуверенно добавил:

– Я чувствовал себя так, словно сражался и погиб вместе с ним.

– О, Дикон!

– Я не верил своим глазам. Слезы мешали мне смотреть. Казалось, что этот кошмар никогда не кончится, но через пару часов сражение завершилось. – И он добавил совсем другим тоном, словно одна история была досказана до конца и начиналась совсем другая:

– Когда я оглянулся вокруг, оказалось, что этот трус Джервез исчез!

– И деньги исчезли вместе с ним? – уточнила Танзи, которая была гораздо опытнее Дикона во всем, что касалось людей и денег.

Дикон кивнул головой и покраснел.

– Таким образом, я просто нищий, – произнес он грустно, вставая и глядя на пустую тарелку, в которой Танзи приносила ему еду.

Танзи взяла ее в руки.

– Не все вокруг такие, как Джервез или Стэнли, – зло сказала она. И вдруг увидела, что выражение лица Дикона меняется так же быстро, как и у его отца. Юноша уже смотрел на нее с улыбкой.

– Нет, вы созданы по образу и подобию какого-то доброго ангела. Первой мыслью там, в Босворте, было вернуться к вам.

– Как вам это удалось?

– Я дождался, когда сражение совсем закончилось, и мне не оставалось ничего другого, как попытаться верхом добраться до Лестера – единственного места, куда я мог найти дорогу. До «Белого Кабана», который меня приютит. К вам. Но какое печальное зрелище я представлял! Вы уже знаете, как плохо я езжу верхом. Я боялся заблудиться. К тому времени Тюдора уже не было там, но кто-то из его войска вместе со мной оказался у Баубридж. Они вели с собой пленных, тех, с которыми еще не успели расправиться. Я спешился и побежал к монастырю, надеясь спрятаться там.

Вдруг я увидел, что они везут что-то странное. Это было обнаженное тело – тело короля, перекинутое поперек лошадиной спины. Оно было сплошь покрыто ранами, кровь стекала по лицу и волосам. Они обмотали его шею веревкой, как будто он был пленником, и заставили одного из королевских знаменосцев идти впереди с разорванным штандартом, на котором был изображен белый кабан. Они потешались над ним. Над ним, который сражался более храбро, чем обе армии, вместе взятые! И когда они подошли к узкому мосту…

– Не надо, Дикон, не продолжайте! – взмолилась Танзи, видя, как он страдает, и вспоминая торжественный отъезд короля из Лестера.

Но Дикон должен был закончить свой рассказ, даже если он никогда больше не рискнет никому повторить его.

– Недалеко от монастыря, за рекой, я оказался совсем близко к королю и мог бы дотронуться до него рукой. Они так везли тело, что на мосту израненная голова все время ударялась о перила…

– Голова помазанника! – прошептала Танзи, спрятав лицо в ладонях.

– Я не мог вынести этого и побежал к настоятелю. Я нашел его в монастырском саду, очень опечаленного всем, что случилось, и бросился перед ним в колени, умоляя забрать тело короля Ричарда и похоронить его. Увидев мое отчаяние, настоятель положил мне руку на голову и сказал: «Не беспокойся, сын мой. Я пошлю людей попросить об этом победителя, так называемого короля Генриха. Может быть, они смогут добиться разрешения».

– Да, они сумели. Этот Генрих Тюдор появился в городе в полдень и не привязанный к телеге, как предсказывали многие, а с английской короной на голове, – грустно вставила Танзи. – Том Худ, наш друг, сказал, что он постарался снискать расположение лестерцев, но наш учитель считает, что Генрих просто до сих пор не знает, как ужасно обошлись с телом короля Ричарда. Во всяком случае, Генрих решил, что тело Ричарда будет выставлено здесь для прощания, а потом его похоронят.

– Неужели им было мало просто убить его, а потребовалось еще и надругаться над мертвым?! – воскликнул Дикон, сжав кулаки.

– Мистер Джордан, школьный учитель, сказал, что они привезли тело только для того, чтобы никто не смог пустить слух о том, что ему удалось спастись и посадить на трон какого-нибудь подставного Ричарда.

– Именно об этом и предупреждал меня сам король.

Танзи слишком поздно осознала, какая опасность угрожает королевскому внебрачному сыну, и замолчала. Однако его мысли вновь вернулись к тому, что происходило на Баубридж.

– Как собирается Генрих выставлять тело короля, израненное и окровавленное? Как он осмелится?

– Монахи вымыли тело… Он лежит на катафалке, накрытом бархатным покрывалом. Только его лицо…

– Откуда вы знаете, разве вы его видели?

– Нет, нет! Я не могла! Я помню, как он был добр со мной. Но мы слышали, как рассказывали другие. Многие ходили туда сегодня утром. И мачеха моя тоже… пошла. Иначе… я не могла бы сидеть здесь и разговаривать с вами…

Она встала, собираясь уходить, потому что только теперь поняла, как долго они были вдвоем и как она была поглощена его рассказом.

– Вы действительно лучше себя чувствуете, Дикон?

– Рана на голове почти не болит. Добрый старый Джод сменил повязку. И, посмотрите, я уже могу держаться на ногах…

– Вы еще не можете ходить. К тому же, вы остались без лошади…

– Да, когда эти пьяные бандиты начали преследовать меня. Хотя… едва ли следует сожалеть об этой потере, – добавил он и попытался улыбнуться.

– Если не думать о том, что вам как-то нужно добраться до Лондона, – напомнила ему Танзи, торопливо спускаясь по лестнице с сеновала в сарай, ибо она вспомнила, что ее отцу может понадобиться помощь и мачеха вот-вот вернется домой.

Дикон сверху смотрел на ее милое взволнованное лицо. Он вынужден был смириться с тем, что Танзи гораздо практичнее, чем он: она прятала и кормила его и без ее отчаянного поступка у ворот «Белого Кабана» его уже наверняка не было бы в живых. Он был о себе очень невысокого мнения.

– Наверное, вам понадобилась вся храбрость, которой славятся Плантагенеты, чтобы обратиться за помощью в монастырь, ведь правда? Я уверена, что король Ричард был бы вами очень доволен, – улыбнувшись, сказала Танзи уже на лестнице.

Глава 7

В гостиной постоялого двора Роза Марш обменивалась с подругами впечатлениями от осмотра тела покойного короля.

– Там была такая давка, что порвали мое новое платье, – жаловалась она.

– Где его положили? – спросила Танзи, входя в гостиную со стопкой чистых простыней для отца.

– Возле зала гильдии, снаружи, – ответила ей миссис Гэмбл, жена сапожника. – Вокруг похоронных дрог народ, все толкаются, монахи читают молитвы, стоит стража нового короля, наверное, для того, чтобы никто не украл Ричарда. Мы ничего не видели толком, кроме катафалка.

Возвращаясь к действительности из своей задумчивости и печали, Танзи услышала громкий женский смех, от которого ей стало не по себе. Хотя многие вокруг искренне оплакивали Ричарда, для Розы и ее подруг прощание с ним – если это вообще можно было назвать прощанием – было всего лишь представлением.

– Его будут показывать завтра возле замка в Нью-арке и послезавтра неподалеку отсюда, возле церкви Святого Николая. Так что у вас есть возможность самой его увидеть, моя дорогая, – ласково сказала ей другая Розина подруга. – Но на вашем месте я бы поторопилась, потому что от тела вот-вот начнет дурно пахнуть, и монахи увезут его, чтобы похоронить.

Не в силах более выносить все эти разговоры, Танзи убежала наверх. На первом этаже, где еще совсем недавно было так оживленно, а сейчас стояла тишина, она положила свою ношу и открыла дверь в большую комнату. Здесь было очень тихо, и голоса больше не тревожили ее. Она закрыла за собой дверь и стояла, прислонившись к ней и думая о человеке, который совсем недавно провел здесь ночь, который страдал бессонницей и, к несчастью, был отцом Ричарда Брума.

С самого рождения Танзи прекрасно знала эту комнату, но сейчас она, словно впервые увидела ее и обращала внимание на все детали. Будучи ребенком, она часто играла здесь в то время, как ее мать вместе с какой-нибудь служанкой застилали большую двуспальную кровать, и она могла вспомнить множество зажиточных постояльцев, которые удобно располагались в этой комнате. Но сейчас она стала для Танзи как бы частью жизни короля Ричарда, потому что именно здесь он провел последние часы своей жизни.

Она внимательно рассматривала большой камин, боковые стенки которого были облицованы камнем, толстые балки, поддерживающие потолок, упирающиеся прямо в высокий скат крыши и украшенные красными, черными и желтыми завитками, большое окно в дубовой раме, выступающее над главным входом на Хай стрит. Наверное, король Ричард тоже заметил все это в тот вечер, когда вошел в комнату вместе с лордом Лоуэллом и застал ее, Танзи, рассматривающую его походную кровать, которую только перед этим распаковали и установили. Как права была Роза, когда сказала, что в большой комнате достаточно места и для походной кровати короля, и для их большой двуспальной кровати под балдахином, которая сейчас была отодвинута к стене.

Взгляд Танзи вновь остановился на королевской постели. Она очень хотела бы показать ее Дикону, который, конечно же, имел гораздо больше оснований заинтересоваться ею, чем она. Танзи хотела бы, чтобы он увидел комнату именно такой, какой покинул ее король Ричард и где все ожидало его возвращения. На покрывале лежал его великолепный – алый с золотом – халат, мягкие туфли, отороченные мехом, стояли возле каминной решетки, а на ночном столике лежала книга, которую он, должно быть, читал ночью, потому что не мог уснуть.

Танзи пересекла комнату, чтобы получше рассмотреть эту книгу. Кожаный переплет был так же мягок на ощупь, как нежнейших мех. Она раскрыла книгу и обнаружила латынь. Танзи была очень разочарована, потому что не могла прочитать ни слова, кроме имени – Уильям Какстон – под рисунком. Однако на первой странице владелец чернилами написал свое имя: Король Ричард. И хотя эта надпись была сделана по-латыни, не понять ее было нельзя. С досадой осознав свою необразованность, Танзи стояла, держа в руках серьезный, но прекрасный и изящный фолиант. Внезапно дверь распахнулась, и, шурша юбками, в комнату вошла Роза.

– Ты думаешь о том же, о чем и я, – вполне дружелюбно сказала она. – Кровать совсем не плоха, но нам она не нужна. И ее можно продать.

– Продать? – как эхо, отозвалась Танзи.

– Конечно. И поскольку это королевская кровать, за нее можно получить немало денег. Продать, что бы ни говорил по этому поводу твой отец. Только так и нужно поступать с людьми, которые не платят по счетам.

Танзи, словно защищаясь, прижала к груди раскрытую книгу.

– Как мертвый человек может заплатить по счету? – спросила она тем бесцветным, невыразительным голосом, которым часто разговаривала с Розой, подавляющей ее бьющей через край энергией. Она не могла представить себе, что кто-то может войти в эту комнату, думая о чем-то другом, кроме трагической судьбы ее последнего обитателя.

Однако Роза бегала по комнате, трогая то одну, то другую вещь, оценивая их, и наконец добралась до шитого золотом алого халата.

– Настоящий дамасский шелк! Ничего подобного здесь раньше никто не видел! Я попрошу этого лондонского торговца, чтобы он заказал мне из него платье. Представляю, сколько разговоров будет, когда я появлюсь в нем на Рождество!

Она накинула великолепный халат на плечи и сделала несколько танцевальных движений.

– Ты считаешь, что мне идет?

– Ничего. Но… слишком ярко для ваших рыжих волос.

– Ты хочешь сказать, что он больше подойдет твоим соломенным кудряшкам? – не унималась мачеха, набросив край бесценной вещи Танзи на голову.

– Я хочу сказать, что не посмела бы разрезать вещь, принадлежавшую королю. – Танзи была в ярости.

– Но она больше не принадлежит ему. За ней никто не вернулся. И что ни говори, – он мертв. И теперь – нравится нам это или нет – у нас другой король, Генрих Седьмой.

Роза, замотанная в яркий шелк, стояла, подбоченясь, и говорила без умолку.

– Неужели ты не понимаешь, дуреха, что все в этой комнате – все, оставленное в любой из наших комнат, – принадлежит нам? Я ходила к мэру, чтобы убедиться в этом. Я сказала ему, что в тот вечер мы потратили на этих людей кучу денег. Надо было накормить двадцать мужчин и столько же лошадей, не говоря уже обо всех слугах и писцах. И нам пришлось давать взятки, чтобы купить провизию, потому что в городе было полно народу. И как мне пришлось работать, как нам всем пришлось работать, – добавила она великодушно. – Когда я рассказала ему обо всем и выразила восхищение тем, как он все устроил после появления в городе нового короля, он сразу же согласился с тем, что мы имеем право на все эти вещи. Но я заставила его повторить это в присутствии нескольких членов городской управы, чтобы он потом не смог пойти на попятную. Хотя, если честно, я считаю единственной ценностью эту кровать.

– Здесь есть еще книга, – неуверенно сказала Танзи.

– Книга? Наверняка, на латыни, – ответила Роза без всякого интереса.

Танзи протянула книгу мачехе, не показывая, однако, подписи, сделанной королем. Если Роза Марш считает халат более ценной вещью, чем книга, так ей и надо, тем хуже для нее. Ни мачеха, ни отец не смогут ее прочесть. Но в ту же секунду она вспомнила о человеке, который сможет и прочесть, и оценить прекрасный фолиант.

– Если хочешь, можешь оставить ее себе, – сказала Роза великодушно. – А вот туфли, сдается мне, могут подойти твоему отцу. Именно то, что нужно инвалиду. Впрочем, он, наверное, станет молиться на них, как на драгоценности из короны!

Забрав туфли, она удалилась. Танзи стояла неподвижно, прижимая к себе книгу. Если уж она не может привести Дикона сюда, чтобы показать ему комнату и прекрасную резьбу на кровати, она отдаст ему одну из самых дорогих вещей, принадлежавших его отцу.

Прежде чем уйти, она снова наклонилась над кроватью, чтобы еще раз полюбоваться так восхитившими ее рисунками, и вдруг заметила на полу, в том месте, где от ее прикосновений слегка замялось ниспадавшее покрывало, что-то блестящее. Она дотронулась до этого блестящего предмета носком башмака, перевернула его и с удивлением поняла, что это золотая монета. Она наклонилась, чтобы поднять ее, и рядом увидела другую. Встав на колени, она пошарила рукой под кроватью и вытащила еще три монеты. Пять золотых монет, которые в спешке обронили или сам король или кто-то из его спутников.

Танзи внимательно осмотрела каждую. Ошибки быть не могло. Три розовых нобеля с портретом Эдуарда Четвертого на одной стороне и его йорскими розами – на другой и два полуэйнджела со святым Георгом и драконом. Она рассматривала их, положив на раскрытую ладонь, и думала, какие полезные и нужные вещи они смогут купить на эти деньги. Танзи и сама не отказалась бы от нового платья к Рождеству. И от капора, отороченного мехом, такого, какой носит дочка мэра. И от красивой новой упряжки для Пипина. Но она, конечно же, должна отдать эти деньги отцу. Это больше, чем они зарабатывают за месяц, и они помогут им справиться с недавними большими расходами. Никакая сила не заставит ее отдать эти деньги мачехе. И когда Танзи услышала, что Роза снизу настойчиво зовет ее, она быстро сунула монеты в карман, спрятала книгу в бельевой комод и побежала к мачехе.

В таверне скандалили несколько человек, и за дверью, на улице, тоже были слышны крики и ругань. Большинство из этих неожиданных визитеров были уже изрядно пьяны, а один из них, разъяренный молодой парень с красной розой в петлице, старался перекричать всех.

– Мы видели, как этот проклятый Йоркский щенок вбежал к вам во двор!

– Что это такое они тут кричат, будто ты вчера кого-то впустила к нам через боковые ворота? – спросила Роза, повернувшись к Танзи в тот момент, когда девушка появилась рядом с ней.

– Мы точно видели, как он вбежал, – настаивал другой парень.

– Они хотят доказать, что мы прячем кого-то… оттуда, – пояснила Дилли.

– Вчера они были пьяны и швыряли в наш дом камни. Слишком пьяны, чтобы помнить, что было на самом деле. Мы с Джодом закрыли ворота, чтобы они не смогли попасть во двор, – парировала Танзи, сильно напуганная, но вполне владеющая собой.

– Мы найдем этого щенка, даже если для этого понадобится сравнять с землей ваш дом! Он еще ответит за то, что испортил нам все дело! Спрятался у монахов! Трус! – орали голоса на улице, поддерживая тех, кто кричал в доме.

– Я ничего не знаю про монахов, но вы уберетесь отсюда, иначе я позову мужа, и он вышвырнет вас отсюда, – пригрозила им Роза, которой на самом деле было не занимать храбрости.

Том Худ, который терпеть не мог Розу, не вмешивался в ссору до самого появления Танзи, но увидев девушку, быстро вскочил со своего места.

– Пошел вон! – с этими словами он потащил к двери самого пьяного из посетителей. – Любой сторонник короля Ричарда, даже если он и прятался здесь, уже давно убежал из Лестера, если конечно, у него есть голова на плечах! Идите и пропустите еще пару стаканчиков напротив, в «Короне». У них там и певица есть!

– Ваш конюх говорил, что кто-то прячется на сеновале! Парень поклялся, что слышал шепот, – настаивал один из них, стоя у открытых дверей и пытаясь вернуться в таверну.

– Ну и что из этого? Вам что, не приходилось раньше слышать, как парочка шепчется на сеновале? – рассмеялась красивая Роза Марш, стоя в центре комнаты. – Может быть там, откуда вы пришли, сено и нужно только лошадям, но здесь молодые люди придерживаются другого мнения!

Ее слова потонули в общем гоготе, и, подталкиваемые настойчивостью Тома и Розиными репликами, непрошенные гости убрались восвояси. Но репутация Танзи была сильно подмочена, потому что, боясь навредить Дикону, она не рискнула ничего сказать в свою защиту. Все их постоянные посетители прекрасно знали, что Роза не жалует свою падчерицу, но неизменно относились к Танзи с уважением. Сейчас же она заметила, что на нее либо не смотрят вовсе, либо смотрят с определенным интересом и насмешкой. К несчастью, мистера Джордана, который мог подсказать ей, как вести себя в подобной ситуации, не было в таверне, и в ней боролись два чувства – страх за Дикона и боязнь лишиться доброго имени.

– Разве я не говорила тебе, что нечего пропадать на сеновале, когда в доме нужна помощь? Пользуешься тем, что болен отец. Сегодня опять эти бандиты будут швырять в дом камни. Конечно, ведь они уверены, что мы рьяные сторонники Ричарда!

Роза Марш произнесла эту тираду нарочито громко, чтобы ее могли слышать все, особенно случайные посетители, которым ничего не было известно об истинных симпатиях ее мужа: в эти дни полезнее для дела было прикинуться человеком, далеким от всех происходящих событий, а уж репутация падчерицы и вовсе ничего не значила для Розы по сравнению с деньгами.

Стараясь не показать присутствующим, как сильно оскорбило ее все, что было сказано мачехой, но заметно побледнев, Танзи вышла из таверны во двор и направилась к стойлу Пипина. Там и нашел ее Том, как только смог незаметно выскочить из-за стола.

Когда он вошел в стойло, его обычно добродушное лицо было злым и угрюмым.

– Что это еще за парень на сеновале? – зло спросил он.

Танзи искренне хотела бы рассказать ему обо всем, но случившееся было таким неправдоподобным, что даже ее отец назвал это вымыслом. Она вынуждена была промолчать. Поглаживая мягкую шею своего пони, Танзи больше всего на свете хотела только одного: чтобы люди были такими же искренними и понятливыми, как животные.

– Я оторву Диггони голову за тебя. Но все-таки – был кто-то там, на сеновале? – настаивал Том.

– Да.

На какой-то момент Том лишился дара речи и стоял, прислонившись к кормушке Пипина. Затем рассмеялся, но смех его звучал очень горько.

– Я слишком наивен, да? Но если бы я мог предположить, что тебе нужно такое…

– Ничего «такого» не было.

– Я был дураком, когда думал, что такая девушка, как ты, должна стать женой, а не… Однако, ты ничем не отличаешься от других.

Танзи, разозленная, повернулась к нему.

– Я не знаю, с какими девушками ты водишься, Том Худ! Но этот человек на сеновале, он никакой не мой любовник. И если тебе это интересно, он и сейчас там.

– Он что, старик или… немощный? – спросил Том, немного помолчав.

– Нет, он моложе нас с тобой. Нет, вернее, он не моложе меня, но не такой опытный. Потому что ему никогда не приходилось самому зарабатывать на хлеб. И он был тяжело ранен.

– Одной из этих новых стрел? – быстро спросил Том с чисто профессиональным любопытством. Он испытывал явное облегчение от того, что несчастный, которого Танзи прячет, – раненый солдат, участник битвы.

– Мне пришлось перевязывать ему раны, – продолжала девушка. – Он хотел бы вернуться в Лондон, но… он потерял свою лошадь.

– Если я правильно понял тебя, он не скоро сможет двигаться. Прости, Танзи, что я так разговаривал с тобой. Мне очень жаль. И ужасно, что миссис Марш так вела себя при всех. Если бы твой отец знал…

– Разве я могу волновать его? Он и без того болен, а дела наши идут скверно, – ответила Танзи, зная, что отец не одобрил бы ее. – Но мне необходимо отправить куда-нибудь этого несчастного парня.

– Конечно. И побыстрее. Раньше, чем твоя мачеха его обнаружит или эти веселящиеся победители что-то натворят еще. Насколько я знаю миссис Марш, она предпочла бы, чтобы ты прятала любовника, а не сторонника короля Ричарда.

Он подошел к ней и тоже начал гладить пони.

– Как всегда, ты оказалась добросердечной дурочкой. Ведь так, моя милая? Но если дело только за лошадью…

Танзи повернулась и поймала его руку.

– Пожалуйста, Том! Ты, правда, можешь найти ему какую-нибудь лошадь?

– Дорогая моя девочка, после Босворта на дорогах полно брошенных лошадей, и сегодня утром одна даже забрела в кузницу на Канк стрит, когда я там был. Хорошая лошадь, только вся в грязи. Кузнец, старый Матт, подковал ее, и мне кажется, он был бы рад продать ее за нобель или два.

– И ты мог бы купить ее для меня?

– А я могу быть уверен, что со мной расплатятся?

– Да, конечно, у него есть деньги, – пообещала Танзи, не понимая, о чем говорит Том. – Я пошлю за ней Джода, когда стемнеет.

– Значит, и он в курсе дел?! Я должен это знать. Как бы старик не растрезвонил во все колокола… Хорошо, Танзи, я постараюсь сделать все, что смогу, но… с тебя – поцелуй!

Он притянул девушку к себе, и, подняв голову, Танзи поцеловала его, вложив в поцелуй всю свою признательность. Однако, он ждал не благодарности.

– Нет, так дело не пойдет. Я вовсе не о том говорил, не о таком равнодушном чмоканье… Не то я и вправду поверю, что тебе хватает поцелуев на сеновале…

И, обняв ее, Том продемонстрировал Танзи, какой именно поцелуй он имел в виду. Танзи стояла рядом с ним, едва переводя дыхание. Оказалось, что было очень приятно, отбросив всю скованность и нерешительность, наслаждаться его нежностью. А Том был в этом деле совсем не новичок.

– Ты мой самый дорогой друг, – прошептала она. Он рассмеялся и отпустил ее.

– Не совсем те чувства, которых я жду! – сказал он с сожалением. – Взяв ее за подбородок, он вопросительно заглянул Танзи в глаза. – Хотел бы я знать, научишься ли ты когда-нибудь любить меня?

– Но я уже и так люблю тебя, Том! – заверила она его.

Однако Том прекрасно знал, что несмотря на все его усилия и всю его опытность, ее чувства были очень далеки от настоящей женской любви. А веселый, процветающий лестерский кузнец не привык терпеть поражения.

– Разумеется, я знаю, что ты любишь меня, – согласился он со вздохом. – Так же, как старика Джода, как Уилла Джордана, или, как этого бесценного Пипина.