Текст книги "Сорвать маску"

Глава 3

Всего через несколько часов Арабелла уже поднималась по лестнице потрепанного доходного дома на Флауэр-энд-Дин-стрит. Утреннее солнце было таким ярким, что его лучи просачивались в окна, которые после долгих зимних дождей и ветров стали непрозрачными, и мерцали на недавно замененном замке на двери. Арабелла снимала комнатушку на втором этаже.

Влажная прохлада охватила тело, стоило открыть дверь и переступить через порог.

– Мама! – Маленький темноволосый мальчуган поднял глаза на Арабеллу. Он сидел рядом с пожилой женщиной на единственном предмете мебели, имевшемся в комнате – старом матрасе на полу. Вывернувшись из серого шерстяного одеяла, в которое женщина закутала его, малыш побежал к матери.

– Арчи, – с улыбкой произнесла Арабелла, почувствовав себя гораздо лучше при виде сияющего личика. – Ты хорошо вел себя с бабушкой?

– Да, мама, – честно отозвался он. Но Арабелла видела, что голод и нищета уже наложили отпечаток на лицо сына. Под глазами залегли тени, черты заострились, хотя всего несколько дней назад он был обычным пухлощеким мальчишкой.

Арабелла прижала Арчи к себе.

– Я принесла несколько кусков хлеба и пирога, – произнесла она, выкладывая еду из карманов платья прямо на матрас. И хлеб, и пирог успели зачерстветь, Арабелла незаметно взяла их с подноса, на котором были разложены закуски для клиентов. – Мне заплатят только в конце недели.

Арабелла разделила еду на две части – одну убрала на подоконник, чтобы позже приглушить голод, а вторую разделила между миссис Тэттон и сыном.

У нее заныло сердце, когда Арчи вопросительно взглянул на маму, безмолвно спрашивая разрешения съесть свою жалкую долю. В его глазах застыло выражение, которое ни одна мать не должна видеть на лице своего ребенка.

Воцарилось молчание – пожилая женщина и мальчик с жадностью набросились на хлеб, словно им предложили роскошное яство.

Арабелла сняла дешевый плащ и закутала в него свою исхудавшую сгорбившуюся мать, затем села на матрас рядом с ней.

– Ты не ешь, Арабелла, – произнесла та, замерев с недонесенным до рта куском хлеба.

Та только покачала головой и улыбнулась:

– Я позавтракала по дороге домой.

Это была ложь. Но еды у них осталось слишком мало. Арабелла не могла видеть, как ее близкие голодают.

Солнце сможет согреть комнату только через несколько часов, а денег на уголь или дрова не было. Точно такой же они впервые увидели эту комнату четыре дня назад.

– Как дела в мастерской? – Миссис Тэттон собрала крошки с подола платья и съела их. – Им понравилась твоя работа?

– Думаю, да, – ответила Арабелла, не в силах заставить себя смотреть в глаза матери. Не дай бог, она заметит выражение стыда, поселившееся в них.

– Ты слишком бледна, Арабелла, и глаза у тебя красные, как будто ты плакала.

Она чувствовала на себе взгляд матери.

– Я просто устала, а глаза красные потому, что пришлось шить всю ночь при свете свечи. – Арабелла лгала, гадая, что бы сказала мать, знай она, где ее дочь на самом деле провела ночь. – Отдохну несколько часов, и все будет в порядке. – Она с улыбкой взглянула на пожилую женщину.

На лице миссис Тэттон застыло беспокойство.

– Жалко, я ничем не могу тебе помочь. – Она покачала головой и отвела взгляд. – Знаю, что стала обузой…

– Не говори глупостей, мама. Как я могла бы зарабатывать деньги, если бы ты не присматривала за Арчи?

Миссис Тэттон кивнула и вымученно улыбнулась, но ее глаза по-прежнему были полны печали. От взгляда дочери не укрылись ни дрожь, охватившая распухшие, с вздувшимися венами руки женщины, ни хрип, вырвавшийся из впалой груди, когда ее мать потянулась погладить внука по черным волосам.

Арчи, прикончив свою порцию, подошел к ведру, одолженному у одного из соседей и стоявшему теперь на другом конце комнаты. Он набрал в маленькую деревянную кружку немного воды, царапая по дну, и жадно выпил ее.

Миссис Тэттон заговорила тише, чтобы Арчи не услышал ее:

– Он вчера плакал от голода, пока не уснул, Арабелла. Бедняжка. У меня сердце разрывалось на части.

Арабелла прижала руку ко рту и отвела взгляд, чтобы мать не увидела, как дочь из последних сил пытается сохранить самообладание и решительность.

– Но твоя новая работа – это просто чудо, ответ на все наши молитвы. Без нее нам была бы одна дорога – в работный дом.

Услышав это, Арабелла закрыла глаза. Лучше бы им было сразу умереть.

Арчи принес чашку с водой и протянул матери. Арабелла сделала несколько глотков и передала ее миссис Тэттон.

Когда все было съедено и выпито, Арчи и его бабушка устроились рядом под одеялом.

– Вчера ночью было слишком шумно, – пояснила пожилая женщина. Арабелла поняла, что пьяные выкрики и хриплый смех продажных женщин с улицы не позволили ее родным отдохнуть.

Она расстелила на краю матраса свой плащ, прикрыла его сверху шалью матери и забралась под эту жалкую пародию на одеяло. Арчи сразу же прижался к ней. Арабелла поцеловала сына и пообещала ему, что все будет хорошо.

Вскоре комната наполнилась мирным дыханием – с присвистом, у ее матери, и тихим сопением, у малыша. Арабелла не сомкнула глаз прошлой ночью – после того, что произошло, спать было невозможно. Она знала, что и сейчас не сможет отдохнуть. В голове царил настоящий хаос, и ее сумбурные мысли крутились вокруг Доминика Фернекса.

Арабелла вспомнила их вчерашнее совокупление, ей хотелось плакать от гнева, стыда и щемящей боли в сердце. Она вспомнила, как отдавалась ему раньше, когда между ними царила любовь. И если говорить начистоту, злилась она не столько на Доминика, сколько на себя.

С первого мгновения, когда он приблизился и она вдохнула знакомый запах бергамота, мыла и его кожи, ее охватило волнение, которое она не сумела побороть. А когда он взял ее – не из любви, даже не зная, кто с ним, – предательское тело, вопреки доводам рассудка и душевной боли, приняло его с радостью. Губы узнали поцелуи, тело вспомнило ласки рук – и отозвалось на них. Стыд и унижение усиливались осознанием того, что она продалась Доминику.

Арабелла подумала о предложении, которое он сделал. Доминик хотел купить ее, превратить в свою собственность и заглядывать к ней всякий раз, когда ему взбредет в голову удовлетворить свои низменные желания. Доминик Фернекс, мужчина, разбивший ей сердце. Лгавший ей с таким мастерством, что она поверила всем его слащавым обещаниям. Снова оказаться в полной власти такого человека? Зависеть от его прихоти? Сможет ли она отдаваться ему ночь за ночью, скрывать позорное желание, разгорающееся в теле, быть с мужчиной, который не любит ее и считает своей шлюхой?

Она закрыла руками лицо, пытаясь справиться с приступом отчаяния. Арабелла знала ответ на эти вопросы – как и ужасную, еще более унизительную альтернативу.

В памяти воскресали мгновения, когда четверо джентльменов вошли в гостиную миссис Сильвер. Как бы она ни пыталась приглушить свои чувства и выстроить в голове четкий план действий, ее охватила паника, стоило взглянуть в лицо уродливой правды. Арабелла боялась, что не сможет заставить себя пройти через это. Она закрыла глаза, отгоняя ужасное видение, зная, что выбора нет. Придется принять его предложение, несмотря на то что некоторые детали будет необходимо обговаривать с большой осторожностью.

Лежа в убогой каморке на матрасе, Арабелла не могла не думать о том, что все было бы иначе, окажись Доминик другим человеком. Если бы он любил ее искренне, а не только произносил лживые клятвы. Если бы женился на ней, как обещал. Ее жизнь была бы тогда совсем иной.

Доминик прибыл в заведение миссис Сильвер рано и в одиночестве. В гостиной сидели женщины, одетые во все цвета радуги, кроме черного. Быстро осмотрев комнату, Доминик с первого взгляда понял, что Арабеллы здесь нет, и заподозрил, что, возможно, этот вечер пройдет не совсем так, как он себе представлял.

– Разнообразие – вот пряная составляющая жизни, ваша светлость. Возможно, сегодня я могла бы заинтересовать вас другим цветом этой радуги? – улыбнулась миссис Сильвер, радушным жестом указывая на запыхавшихся женщин, которые поспешили собраться в гостиной, едва он вошел в бордель.

– Увы, я, похоже, предпочитаю черный цвет, – вежливо отказался он. – Мисс Нуар… – Доминик замолчал, пораженный неприятной мыслью – вдруг Арабелла снова сбежала? Куда угодно, в другую часть Лондона, в другой бордель… туда, где он никогда ее не найдет?

– Скоро будет здесь, ваша светлость, я уверена в этом, – с поразительной убежденностью произнесла женщина, хотя ее глаза говорили совсем о другом.

Доминику даже в голову не приходило, что Арабелла может выбрать эту жалкую жизнь вместо богатства и роскоши, которые он предложил ей. Что попросту сбежит. Он сжал губы, поражаясь собственной наивности. Нужно ведь учиться на своих ошибках.

– Если вы соблаговолите немного подождать, – снова улыбнулась миссис Сильвер, указывая на один из диванов.

Доминик коротко кивнул, но так и не присел. Остался на месте, не обратив никакого внимания на поднос с закусками и бокалы с шампанским, стоявшие неподалеку.

Прошло пять минут.

Еще десять. Женщины отчаялись вовлечь герцога в беседу и замолчали.

Что ему делать, если Арабелла так и не появится?

Через двадцать минут он был готов нетерпеливо мерить шагами комнату.

Через сорок минут в гостиной остались только он и мисс Руж. Повисла очень неловкая тишина.

Через пятьдесят минут наверх ушла и она, а Доминик остался с теми же чувствами, что и шесть лет назад – злостью, болью, ощущением собственной глупости и уязвленной гордости.

Он потребовал, чтобы ему подали плащ, шляпу и перчатки, и уже собрался уходить, когда наконец появилась Арабелла.

– Мисс Нуар, ваша светлость, – объявила миссис Сильвер, сама внимательность и безмятежность. Она пропустила Арабеллу в гостиную и ретировалась.

Тихо закрылась дверь.

Тиканье часов на камине подчеркивало воцарившуюся паузу.

Рядом с ними стоял нетронутый бокал с выдохшимся шампанским.

На Арабелле было то же возмутительное платье и черная маска из перьев. Полускрытое лицо поражало своей мертвенной бледностью. Она остановилась подле Доминика, и он поймал себя на том, что невольно задержал дыхание, напрягшись всем телом.

Он сглотнул – и этот звук, казалось, разнесся по всей комнате, слишком громкий в неестественной тишине.

Он ждал, не осмеливаясь задать вопрос, забыв о былой уверенности в положительном ответе.

– Я принимаю ваше предложение, ваша светлость, – тихим голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций, произнесла Арабелла. Она выглядела такой бледной, напряженной и жалкой, что Доминику захотелось заключить ее в объятия, отогреть и заверить в том, что все будет хорошо. Но Арабелла двинулась к креслу, и момент был упущен. – Давайте обсудим детали нашего соглашения.

Доминик кивнул, и они, словно два незнакомца, решивших заключить сделку, начали беседовать.

Вернувшись в крохотную комнату на Флауэр-энд-Дин-стрит, Арабелла обнаружила, что миссис Тэттон и Арчи, прижавшись друг к другу, съежились на матрасе.

– Это я, – прошептала она в темноте, но мать уже поднялась на ноги, вооружившись ночным горшком.

– Арабелла, как ты меня напугала!

– Прости, мама.

Она подошла к матери, не оступившись только благодаря бьющему в маленькое окно свету ближайшего уличного фонаря.

– Что ты делаешь здесь? Да еще так рано? Я думала, ты вернешься только под утро.

Седые волосы женщины были заплетены в косу, переброшенную через плечо, на ней было измятое платье, которое она носила последние пять дней. Миссис Тэттон испуганно воскликнула:

– В мастерской отказались от твоих услуг!

– Нет. Хотя мои планы изменились, это верно, – произнесла Арабелла и поспешно добавила: – Но тебе не о чем беспокоиться. Все к лучшему.

– Что ты хочешь этим сказать? Что изменилось?

– Я заключила одно соглашение, благодаря которому нам не нужно больше бояться работных домов. – Она покосилась на спящего сынишку и продолжила: – Мы переедем в теплый, хорошо обставленный дом в престижном районе города, будем кушать три раза в день и носить хорошую одежду. У меня появится достаточно денег, чтобы Арчи ни в чем не нуждался. А у тебя, мама, будут лучшие врачи и лекарства, которые только есть в Лондоне. Мы больше не станем мерзнуть и голодать. И… – Арабелла покосилась на дверь, за которой прозвучали тяжелые шаги, – не придется бояться, что нас ограбят или убьют.

Ее мать наконец опустила ночной горшок на пол и подошла к Арабелле, напряженно вглядываясь в ее лицо.

– И что это за соглашение?

Арабелла поняла, что краснеет. Заставила себя выдержать взгляд матери. Она знала, что не сможет избежать объяснений. Лучше уж поговорить сейчас, пока их не слышит Арчи. Через несколько дней они переедут в дом, выбранный Домиником, и тогда притворяться будет бессмысленно. Лучше сказать правду… но частично.

– С одним джентльменом.

– О, Арабелла! – Мать с ужасом прикрыла рот рукой. – Ты не можешь так поступить!

– Я знаю, для тебя это потрясение, – спокойным тоном произнесла молодая женщина, хотя в душе бушевал ураган. – И я отнюдь не горда собой. – Ей было стыдно, мучительно стыдно, но она знала, что лучше скрыть унижение и боль от матери. Так легче перешагнуть через это. Она должна быть решительной и сильной. – Поверь мне, это лучший вариант из всех возможных. Просто поверь, мама. Не пытайся переубедить меня, я решилась.

– Значит, не было никакой мастерской, да? – пустым, безжизненным голосом спросила ее мать.

– Нет.

Она увидела, как задрожала распухшая рука, которую пожилая женщина по-прежнему прижимала к губам. Арабелле стало так больно и стыдно, словно она ударила мать кулаком.

– И кто этот джентльмен?

Арабелла сглотнула, отводя взгляд:

– Я бы предпочла пока не называть его имени.

Если бы ее мать знала, что она продается Доминику, поток недовольства и гнева нельзя было бы остановить никакой силой на земле или на небе.

– Вот как? – резким тоном бросила миссис Тэттон, обнажив всю глубину разочарования и боли. – А ты уже рассказала ему обо мне и Арчи?

– Нет, – тихо отозвалась Арабелла. Сердце снова бешено забилось, и вернулись былые страхи, нахлынув сокрушительной волной. – Ему не обязательно знать о вас.

– Мы будем жить в его доме, Арабелла! Ты полагаешь, он не заметит пожилую женщину и ребенка, стоящих у него на пути к «лакомому кусочку»?! – Ее ноздри раздувались в такт дыханию, выдавая всю степень недовольства и беспокойства.

«О да, боюсь, Доминик обратит внимание на Арчи, еще какое! Попадись мальчик ему на пути», – мрачно подумала Арабелла.

– Мы будем жить в большом доме, а он будет приезжать не так уж часто. – Арабелла была предельно осторожна, договариваясь обо всем с Домиником, думая исключительно о безопасности Арчи, а не о том, что предъявляет требования и ставит условия не хуже иной расчетливой шлюхи. – Все, что вам нужно делать, – не попадаться ему на глаза, когда он будет приходить ко мне.

Легко ли говорить эти слова матери! Арабелла знала, что им придется быть очень осторожными, чтобы скрыть правду.

– Ты считаешь себя такой умной, Арабелла. Думаешь, что очень хитро все устроила, не так ли? – с иронией спросила миссис Тэттон. – А о прислуге ты подумала? Слуги будут получать жалованье от джентльмена и именно ему преданно служить. При первом же удобном случае они прибегут к нему и доложат обо всех твоих секретах. И тогда он отошлет меня и Арчи прочь.

– Неужели ты думаешь, я останусь там без вас? – сердито спросила Арабелла. – Да, это правда, слугам будет платить он. Но если я разорву соглашение – а я это сделаю, если они хоть словом обмолвятся о вашем присутствии, – слуги тут же лишатся работы. Я доведу до их сведения, что хранить ваше проживание в этом доме в секрете от хозяина в их интересах.

– Для такого человека ты не единственная жемчужина, Арабелла. Там, где он нашел тебя, есть другие. Не считай себя незаменимой, дочка, – предостерегла ее мать.

По губам Арабеллы скользнула горькая улыбка.

– Я знаю, что я не незаменима, мама. Не думай, что я когда-либо совершу эту ошибку. – Она не сказала «снова». – Но он быстро подыскал для меня дом и слуг. И если я уйду, он даст им расчет еще быстрее.

– Что ж, будем молиться, чтобы ты оказалась права, Арчи и я. – Миссис Тэттон отвернулась, но Арабелла успела заметить влажную дорожку на морщинистой щеке.

Она не повернулась к дочери, не вернулась в постель. Просто продолжала смотреть в пустой камин. Когда Арабелла попыталась обнять мать за плечи, та отстранилась, словно не в силах выдержать прикосновение женщины, павшей так низко.

Рука замерла в воздухе, затем бессильно опустилась. Арабеллу глодал стыд, разъедая душу. Интересно, что бы сказала ее мать, знай она, какой была ужасная альтернатива. Еще больше Арабеллу интересовал вопрос, что бы сказала ее мать, узнай она, что таинственным джентльменом был Доминик Фернекс.

Глава 4

Доминик должен был внимательно слушать секретаря, продолжавшего разбирать огромную кипу писем, лежавшую на столе между ними.

– Королевское общество филантропов приглашает вас на ужин в июне. – Барклей поднял глаза от ежедневника. – На этот вечер у вас нет иных договоренностей.

– В таком случае я приму приглашение, – кивнул Доминик. Тут же раздался скрип пера по бумаге. Но мысли герцога уже были далеко. Он думал об Арабелле и той смутной тревоге, которую ощущал все время с их последней встречи.

– Королевское гуманистическое общество уведомляет вас о том, что им требуется больше лодок. Как один из покровителей, вы, разумеется, получите подробный отчет о…

Слова Барклея пронеслись мимо сознания Доминика, снова задумавшегося об Арабелле. Ему казалось, сделать ее своей любовницей – идеальный выход из создавшегося положения, но теперь, при свете холодного дня, после беспокойного ночного сна он уже не был так в этом уверен. В темноте Доминик снова и снова прокручивал в голове их разговоры, раз за разом прослушивал каждое слово – и не мог не почувствовать нарастающего беспокойства.

«Выживаю» – это слово, казалось, въелось в его разум. Объяснение причин, по которым она оказалась в борделе, не слишком сочеталось с заверениями, что это ее сознательный выбор. «Выживаю». Слово неприятно покалывало сознание.

В наступившей тишине Барклей громко кашлянул.

– Весьма интересно, – произнес Доминик, не услышав ни слова из длинного отчета. – Отправьте им сто фунтов.

– Разумеется, ваша светлость.

– На сегодня все? – Он с трудом скрывал нетерпение. Доминику хотелось остаться в одиночестве. Подумать.

– Да, ваша светлость, – отозвался Барклей, снова сверившись с ежедневником. – Я должен еще напомнить вам, что сегодня в два часа дня вас ждут в Сомерсет-Хаус, где состоится лекция королевского общества, а завтра вы должны присутствовать на заседании палаты лордов на обсуждении смещения сэра Джона Крэддока с поста командующего британской армией в Португалии и назначения вместо него сэра Артура Уэлсли.

Доминик кивнул:

– Спасибо, Барклей. На этом все.

Когда секретарь ушел, унося с собой огромное количество бумаг, Доминик откинулся на спинку кресла и погрузился в размышления об Арабелле.

Арабелле пришлось вынести два дня бесконечных уговоров. Миссис Тэттон умоляла ее не унижаться, не продаваться, говорила, что назад дороги не будет. Она плакала, кричала, убеждала, но все слова пропали втуне. Когда потрясение стало утихать и мать поняла, что Арабелла твердо намерена поступить по-своему, протесты смолкли и, к несказанному облегчению молодой женщины, больше этот вопрос не поднимался. Казалось, мать смирилась с неизбежностью и, подобно Арабелле, постаралась укрепить свою решимость.

Что было только к лучшему, поскольку на той же неделе в пятницу утром на Флауэр-энд-Дин-стрит прибыла великолепная карета, запряженная четверкой лошадей, и остановилась перед доходным домом. Все уставились на нее как на невиданное доселе чудо – на этой улице подобные экипажи не появлялись. Арчи возбужденно прижался носом к стеклу, рассматривая гнедых лошадей, и несколько раз попросил разрешения спуститься вниз и взглянуть на них вблизи. Арабелла с болью в сердце запретила сыну выходить из комнаты и заставила его отойти от окна, опасаясь, что в карете сидит сам Доминик.

– Скоро посмотришь, – шепотом пообещала она. – Но не сегодня.

– Ну, мама! – протянул Арчи.

– Наверное, он действительно очень богат, – сухо обронила миссис Тэттон, бросив на дочь ледяной взгляд. Арабелла напряглась. Она обрадовалась, увидев, что на карете не было герба Арлесфордов, однако опасалась, что мать узнает зеленую ливрею лакеев и кучера, но миссис Тэттон, похоже, не придала их форме никакого значения.

– Думаю, он встретит меня в доме – к тому же мне нужно время, чтобы поговорить со слугами. Или за вами вернется карета, или я приду одна.

Мать стоически кивнула, и Арабелла мужественно отогнала страх.

– В любом случае мы расстаемся ненадолго. – Она порывисто обняла сына: – Мне нужно будет уехать ненадолго, Арчи.

– В большой черной карете? – спросил мальчик.

– Да.

– А можно мне с тобой?

Арабелла попыталась не обращать внимания на боль и чувство вины и заставила себя улыбнуться.

– Не сейчас, дорогой. Хорошо веди себя с бабушкой, и мы скоро увидимся.

– Да, мама.

Она поцеловала его в макушку и смахнула навернувшиеся на глаза слезы, а затем обняла мать:

– Позаботься о нем, мама.

Миссис Тэттон кивнула, и в ее глазах тоже заблестели слезы, которые она с трудом сдерживала.

– Будь осторожнее, Арабелла, прошу тебя. И… – она ласково коснулась обеими руками щек дочери, – я по-прежнему не одобряю твои действия, но знаю, почему ты так поступаешь. И я тебе благодарна. Молюсь, чтобы твой план оказался удачен и за нами вернулась карета.

Эти слова из уст матери очень и очень многое значили для Арабеллы. Они укрепили ее решимость, которая начала быстро рассыпаться в прах при мысли о том, что ей предстоит встреча с Домиником.

– Спасибо, мама, – прошептала молодая женщина и поцеловала мать в щеку. Затем, боясь не справиться со слезами, натянула капюшон плаща и вышла, закрыв за собой дверь.

Карета была пуста. Арабелла порадовалась этому открытию. У нее не было ни малейшего желания плакать при Доминике, когда ее мать и сын осторожно выглядывают из-за грязных окон…

В новом доме Арабеллы его тоже не было.

Дом – замечательный особняк на респектабельной улице Керзон-стрит, ничем не похожей на захолустье вроде Флауэр-энд-Дин. Слуги выстроились в коридоре, ожидая прибытия новой хозяйки, словно она – герцогиня, а не любовница герцога. Их уважительное отношение существенно облегчило ей жизнь. Однако она прекрасно помнила, какие надежды лелеяла шесть лет назад, будучи глупой, наивной девушкой, влюбившейся в парня, которому предстояло стать герцогом.

Пожилой дворецкий поклонился:

– Меня зовут Джеммел. Добро пожаловать на Керзон-стрит, мисс Тэттон. Мы очень рады вашему приезду.

Уже очень давно никто не называл ее так. Она оставалась Арабеллой Марлбрук, хотя Генри умер два года назад. Ее рассердило желание Доминика вычеркнуть бывшего мужа из жизни своей любовницы. Вычеркнуть из памяти человека, который спас ее. Арабелла хотела было поправить дворецкого, но передумала. Она совершила бы очередную глупость. Это дом Доминика, его деньги, и ни к чему создавать неловкость в отношениях со слугами в расчете на их расположение и готовность сохранить секрет. Поэтому Арабелла с улыбкой прошла вдоль собравшихся, знакомясь со всеми, повторяя вслух их имена и говоря, что она очень рада всех видеть. Выразив уверенность в том, что они прекрасно поладят, она отправилась осматривать дом.

Ее сопровождал дворецкий, и Арабелла приложила все усилия, чтобы пробить броню надлежащего отстраненного раболепия. К тому времени, как подали чай в гостиной, она сумела разговорить Джеммела и узнала все о трех маленьких внучках и десяти внуках пожилого мужчины. Его жена Мэри – лучшая экономка в Англии – скончалась три года назад. Они целых двадцать лет служили в охотничьем доме герцога Гамильтона в Шотландии, а затем переехали на юг, потому что семья важнее.

Арабелла поняла, что наступил подходящий момент заговорить о собственной семье, рассказать дворецкому о сыне и матери. И когда она объяснила суть проблемы, мистер Джеммел проявил такт и понимание, не обманув ее надежд.

Она прекрасно понимала, что выполнение ее просьбы представляет для слуг немалый риск. Осознавал это и Джеммел. Однако иного выхода у Арабеллы не было. И дворецкий согласился, пообещав лично поговорить с другими слугами, и подал Арабелле записку, оставленную Домиником.

Сердце забилось чаще, во рту пересохло, когда Арабелла сломала печать и развернула сложенный лист. Она узнала его почерк сразу же – решительный, размашистый, бойко текущий с кончика пера, прижатого к бумаге.

Письмо было лаконичным и состояло из двух строчек, в которых Доминик выражал надежду на то, что дом и прислуга ей понравились, и сообщал, что заглянет вечером.

Ну разумеется, он придет вечером! Джентльмены не навещали своих любовниц при свете дня, когда любой мог догадаться о цели их визита. Арабелла попыталась не думать о том, что сулил вечер. Она разберется с этим позже. Пока можно сосредоточиться на более приятных вещах.

Она позвонила в колокольчик, вызывая дворецкого, и отправила карету на Флауэр-энд-Дин-стрит – за матерью и Арчи.

Днем из-за облаков наконец-то вышло солнце. Арабелла была уверена, что это добрый знак, и поделилась своей мыслью с матерью, пока они бродили по комнатам дома на Керзон-стрит. Миссис Тэттон то и дело останавливалась, чтобы восхититься превосходной мебелью, богатой тканью занавесей и сверкающим хрусталем люстр.

– Арабелла, эти стулья сделаны в мастерской мистера Чиппендейла. А эта камка стоит тридцать шиллингов за ярд. Я слышала, что даже у самого принца Уэльского в Карлтон-Хаус такие обои.

Арабелла не стала упоминать о том, что мужская одежда, висевшая в одном из гардеробов в ее спальне, сшита одним из лучших портных города, Джоном Вестоном. И о том, что от вещей слабо пахнет одеколоном Доминика.

После долгого заточения в крохотной комнате на Флауэр-энд-Дин-стрит Арчи носился по просторному дому, охваченный бурным возбуждением.

– Все комнаты обставлены с таким вкусом и шиком… Должно быть, этот… джентльмен действительно весьма богат, – заметила миссис Тэттон. Нахмурившись, она остановилась, по ее лицу вновь скользнула тень беспокойства. – Я виню себя в том, что дошло до этого… – тихо произнесла она, чтобы не услышал Арчи, и промокнула глаза маленьким платочком.

– Тише, успокойся, мама. Ты расстроишь Арчи. – Арабелла взглянула на сына и с облегчением поняла, что он слишком занят скачкой на воображаемой лошади, чтобы обращать внимание на что-либо еще.

– Прости, Арабелла. Но одна мысль о том, что ты стала любовницей какого-то богача…

– Не такая уж плохая сделка, мама. Заверяю тебя, это лучшее, на что можно было рассчитывать. – Перед глазами снова промелькнула картина – нетрезвые джентльмены гурьбой вваливаются в гостиную миссис Сильвер… Арабелла не смогла подавить дрожь. Она поспешно отогнала эту мысль и заставила себя подарить матери ободряющую улыбку. – И мы только выиграем.

– Ты уже говорила со слугами?

Арабелла кивнула.

– И ты уверена, что они будут скрывать от хозяина, что здесь живем еще и мы с Арчи?

– Я не думаю, что кто-то из них поторопится сообщить об этом Д… джентльмену.

– Что ж, хотя бы в этом нам улыбнулась удача.

– Да.

Миссис Тэттон посмотрела в глаза дочери:

– А что за человек твой покровитель? Старый, женатый, притворщик? Я не могу не волноваться за тебя. Некоторые мужчины… – Женщина не сумела заставить себя договорить.

– Ничего подобного, мама. – Арабелла нежно гладила руку матери. – Он… – Что она может сказать о Доминике? Из пришедших в голову сотни слов ни одно не умерило бы беспокойства матери. – Щедрый… не лишен доброты, – подумав, произнесла она. Хотя то, что он сделал шесть лет назад, добром никак не назовешь. – Только это важно, когда пытаешься заключить соглашение на выгодных для себя условиях.

Миссис Тэттон вздохнула и отвела взгляд.

– Мы будем очень бережно распоряжаться деньгами, которые он мне дает. Будем экономить каждый пенни и очень, очень скоро соберем достаточно для того, чтобы забыть обо всем и жить своей жизнью. Снова уедем за город, снимем маленький домик с садом. И никто не будет знать об этой истории. Мы снова сможем высоко держать голову и вернем себе уважение. – Как будто она когда-либо сможет уважать саму себя. Можно обмануть весь мир – но Арабелла знала, что никогда не забудет о своем поступке. Ничто не смоет с нее позора. Она взяла мать за руку и безмятежно улыбнулась, словно не видела ничего ужасного в сложившейся ситуации. – Все будет хорошо, вот увидишь.

– Хотела бы я на это надеяться, Арабелла, – кивнула миссис Тэттон, успокаиваясь. – Мы с твоим отцом были очень счастливы за городом. – Она улыбнулась своим воспоминаниям, и две женщины направились дальше, притворяясь, что в жизни нет никаких проблем и трудностей. Даже не подозревая о царившем вокруг напряжении, Арчи самозабвенно играл и бегал вокруг них.

* * *

Доминик старательно притворялся, что этот день ничуть не отличается от других, но сегодня была пятница, и ему ни на секунду не удавалось забыть о том, что Арабелла будет ждать его в доме на Керзон-стрит.

Большую часть дня он провел со своим стюардом, который приехал из Амершема, чтобы обсудить различные сельскохозяйственные вопросы, точнее, предложить хозяину приобрести молотилку, созданную Эндрю Мейклом. Затем Доминик отправился смотреть забег на четверках – состязание между молодым Норткотом и Дарлингтоном, а потом в клуб «Уайтс» выпить с друзьями. Но все это время он был не в духе. Впрочем, не в духе он был с той ночи, когда встретил Арабеллу. Его обычное хорошее настроение исчезло, а беспокойство с каждым днем только усиливалось. Хотя вместо него должно быть лишь желание, нетерпение удовлетворить с ней свою страсть, прижаться к ее обнаженному теплому телу.

Но этих чувств не было и в помине.

«Выживаю». Это слово вновь прошелестело в сознании, и Доминик со стуком поставил бокал на стол.

– Арлесфорд? – осторожно повторил Буллфорд.

Доминик поднял глаза и увидел Хантера, Буллфорда и Норткота, выжидающе смотревших на него.

– Прости, не расслышал, что ты сказал, – лениво отозвался герцог. Его длинные пальцы небрежно крутили бокал за ножку, как будто все было в полном порядке.

– Я сказал, что наш юный Норткот жаждет попробовать свои силы в очередном игровом заведении в Ист-Энде, – произнес Буллфорд. – Очевидно, стоящая затея – и определенно не для слабонервных. Если есть люди, способные сорвать там куш, то это ты и Хантер. Ни разу не видел других игроков, которым бы так везло. Хантер согласен рискнуть. Не хочешь присоединиться к нам?