Текст книги "Волшебный кинжал"

– Нет, впервые вижу, – ответил Джессан. – Судя по знакам на одежде, его племя находится далеко от моего. Это где-то возле Вильда Харн.

– Странно. А вот он утверждает, что знает тебя. Более того, он объявил пеквеям, что это ты послал его их искать. Он воспользовался твоим именем, чтобы выманить их из города.

Джессан наморщил лоб.

– С чего бы это? Говорю тебе, я его прежде никогда не видел. Я все время был с бароном Шадамером.

– Джессан, – торопливо произнес Улаф. – Возможно, тебе не понравятся мои слова, но ты не должен подавать виду. Мне думается, что этот тревинис – на самом деле врикиль.

Лицо Джессана помрачнело, глаза потемнели, но он не вымолвил ни слова.

– Не вздумай сражаться с ним, – предостерег Улаф. – Особенно в людном зале. Я убежден, что он охотится за Камнем Владычества и без колебаний убьет всякого, кто встанет на его пути. Для него главное – заполучить Камень.

– II что ты предлагаешь? – спросил Джессан.

– Подойди к нему и заговори. Гляди-ка, он уже беспокойно озирается. Видимо, предчувствует. Постарайся усыпить его подозрения.

– А потом?

– Потом люди барона подымут шум. Едва начнется толчея и суматоха, хватай Бабушку и Башэ и уводи их отсюда. Веди их прямо к Алисе и Шадамеру.

– Думаешь, врикиль не попытается мне помешать?

– Не беспокойся об этом. Врикиля я беру на себя. Твоя единственная забота – пеквеи. Понял?

Джессан чуть заметно кивнул и отправился отвлекать внимание подозрительного тревиниса. Улаф замер, ожидая самого невероятного развития событий и готовый вмешаться. Однако Джессан вовсе не был горячим юнцом. Он хорошо понимал, что отвечает за пеквеев. Улаф увидел, что он спокойно вступил в разговор с тревинисом. Башэ уписывал за обе щеки хлеб с сыром и слушал двоих воинов.

Бабушка не ела. Она глядела в пространство. Рот ее был чуть приоткрыт, а глаза бесцельно блуждали.

Улафу сразу подумалось: что, если старуху хватил удар, какие нередко случаются в таком возрасте? Но если так, он едва ли мог ей помочь. К тому же надо выяснить, почему человек у стойки так настоятельно его зовет. Улаф стал пробираться в том направлении. Пока он шел, он как бы невзначай взял в руку свою грошовую свистульку, висевшую на шее. Улаф повертел ее между пальцами, но подносить к губам не стал.

Добравшись до стойки, Улаф сел рядом с тем, кто его звал.

– Какие новости, Геримон?

– Во дворце произошла маленькая заварушка. Шадамеру и эльфийской Владычице пришлось выпрыгнуть из окна. Боевые маги повсюду разыскивают барона.

– Боевые маги! – простонал Улаф.

– Наверное, скоро они появятся и здесь. Им ведь известно, что трактир является «гнездышком» барона. Кстати, а где он сам? Надо его предостеречь.

Слушая Геримона, Улаф не сводил глаз с пеквеев, Джессана и лже-тревиниса.

– Беда никогда не приходит в одиночку, – сказал он. – Есть кое-что посерьезнее ожидаемого визита боевых магов. Нужно отвлечь внимание публики.

– Как всегда? – усмехнулся Геримон.

– Как всегда, – подтвердил Улаф.

***

На пути к «Толстухе Тэбби» Джессан решил, что с него хватит городских чудес. Пора выбираться из Нового Виннингэля. Он быстро все обдумал и принял решение. Он разыщет пеквеев, и они втроем вернутся в родные края – туда, где можно свободно дышать и видеть солнце. Джессану казалось, что там его мысли вновь обретут былую глубину и он опять будет находить ответы на вопросы.

Пока что длинная дорога до Нового Виннингэля забрасывала его лишь вопросами, почти не давая ответов.

До того как пуститься в это далекое путешествие вместе с Башэ, Бабушкой и Камнем Владычества, Джессан по меркам родного племени считался еще мальчишкой. Уже не ребенком, но еще и не взрослым. В первые же дни пути он понял, что детство навсегда осталось позади. Джессану пришлось сражаться с могущественным врагом, и он одержал победу. После этого он получил право взять себе настоящее, взрослое имя – Оберегающий. Теперь он считался полноценным воином. Он исполнил обещание, данное умирающему Владыке Густаву. Он повидал удивительные страны и познакомился с удивительными людьми. Одни вызвали в нем восхищение, другие – отвращение, третьи – страх. Он многому научился – во всяком случае, так ему говорили окружающие. Но сейчас, вспоминая события минувших месяцев, Джессан понял, что они ошибались. Раньше его голова была полна ясных мыслей. Теперь в ней был сплошной туман и бесконечные вопросы.

Надо поскорее убираться из этого города. И как только здешние жители сами не заблудятся в такой чащобе улиц? Казалось бы, Алиса подробно объяснила ему дорогу до «Толстухи Тэбби»: как идти и где сворачивать. А что толку? Трактир он разыскал не по ее объяснениям, а по чистой случайности. Похоже, в этом городе всегда так. Движешься вроде бы в правильном направлении, сворачиваешь там, где сказано, но почему-то либо оказываешься в глухом переулке, либо утыкаешься носом в стену. В лесу даже за самыми высокими деревьями всегда видно небо. Здешние стены закрывали все: и небо, и солнце. А воздух? Разложившаяся оленья туша, и та не была такой зловонной, как воздух Нового Виннингэля.

Трактир встретил Джессана гулом голосов, еще более спертым воздухом и нестерпимо ярким огнем громадного очага. Все это лишь укрепило его решение покинуть город. Его уже не удивили слова Улафа, заподозрившего в незнакомом тревинисе врикиля. Раньше Джессан лишь презрительно усмехнулся бы, услышав подобные слова. Здесь они звучали вполне правдоподобно. Джессану подумалось: еще немного, и он начнет подозревать всех подряд. Но Улаф не из тех людей, кто будет болтать попусту. Джессан и сам знал, что зло способно принимать любое обличье. Это знание он откровенно ненавидел.

Его обрадовало, что Башэ и Бабушка целы и невредимы. Чувствовалось, что и пеквеям тяжело и неуютно в городе. Это тоже обрадовало Джессана. Правда, оставалось еще одно препятствие – Камень Владычества. Но ведь они втроем выполнили свое обещание, данное умирающему Владыке Густаву. По мнению Джессана, выполнили с лихвой. Башэ уже предпринимал попытки отдать Камень Владычества сначала Дамре, потом барону Шадамеру. И что же? Они оба отказались, оставив чудовищный груз ответственности на хрупких плечах Башэ. Увидев своего друга окруженным горластыми, неуклюжими и весьма нетрезвыми людьми, да еще рядом с врикилем, Джессан весь запылал от гнева.

«Вот пусть и берут свой Камень и носятся с ним, – сказал он себе. – Мы выполнили свое обещание. С нас довольно».

Башэ с готовностью подвинулся, уступив Джессану половину стула и щедро поделившись хлебом и сыром.

– Как я рад снова увидеть тебя, Джессан, – тараторил улыбающийся коротышка. – Я очень беспокоился о тебе. Огненный Смерч рассказал нам, что тебя арестовали.

Джессан пристально поглядел на Огненного Смерча; тот беспокойно следил за ним. Неужели этот тревинис и в самом деле врикиль? Пока Джессан этого не знал. Внешне Огненный Смерч ничем не отличался от настоящего тревинисского воина.

– Я рад, что ты помог моим друзьям, Огненный Смерч, – сказал Джессан. – Они впервые в городе, а здесь столько опасностей. Однако вот что мне любопытно: ты утверждаешь, что знаком со мной, хотя я тебя никогда прежде не видел.

Вопрос был вполне естественным. Кто бы ни сидел перед ним: настоящий тревинис или врикиль, принявший облик воина, – в любом случае можно было ожидать, что Джессан задаст этот вопрос.

Улыбка тронула губы Огненного Смерча.

– Признаюсь, я немного преувеличил, но не так уж сильно, как тебе думается. Весть о храбром Джессане, который отправился с важным поручением в далекие края, разнеслась по всем нашим племенам.

– Это не только его поручение, но и мое тоже, – вставил обиженный Башэ. – Мы с Джессаном выполняли его вместе. И Бабушка нам помогала.

– Да, конечно, – вежливо согласился Огненный Смерч. – Здесь я допустил ошибку. Прости меня, Башэ.

«А если Огненный Смерч говорит правду?» – подумал Джессан. Жители его родной деревни вполне могли рассказать тревинисам из других племен и об умирающем Густаве, и о «знаке любви», который надлежало передать какой-то женщине в стране эльфов. Возможно, они всю славу приписали Джессану, а о пеквеях даже не обмолвились. Такое вполне могло быть. Непонятно только одно: как и почему Огненный Смерч оказался здесь, вдали от родины? Что привело тревинисского воина в Новый Виннингэль?

Джессана насторожило и другое. Тревинисские воины не склонны льстить. Уж скорее они скажут что-нибудь оскорбительное, чем станут рассыпаться в похвалах.

– Башэ, – обратился он к другу, стараясь ничем не выдавать своего удивления. – Мне нужно в отхожее место. Пойдем со мной, а то ты опять потеряешься.

– Я не хочу попасть в руки стражи, – резко ответил ему Башэ.

Перейдя на язык твитл, он быстро объяснил Джессану, с чем тот может столкнуться, отправившись по нужде. Язык пеквеев отличался большой живостью выражений. Джессан невольно усмехнулся. Взглянув на Башэ, он едва заметно кивнул в сторону Огненного Смерча.

Башэ искоса поглядел на тревиниса. Правое веко пеквея слегка дернулось.

– Так и быть. Джессан, пойду с тобой, – сказал он.

– И я с вами, – неожиданно объявил Огненный Смерч. – Мне тоже не помешает облегчиться. Странные обычаи в этих городах. Понастроили будок, чтобы копить дерьмо.

Джессан уже собирался сказать, что передумал и вполне может еще потерпеть, как вдруг Бабушка испустила пронзительный крик. У Джессана волосы стали дыбом. Сверкнув глазами на Огненного Смерча, старуха ударила его посохом в грудь.

***

Улаф слышал этот крик: жуткий, звериный звук. Наверное, так кричит мышь, оказавшись в когтях у ястреба, или кролик, в которого попала стрела охотника. Бабушкин крик на мгновение перекрыл весь гул в зале. Смолкли разговоры. Одна служанка с перепугу выронила кувшин. Яростно выкрикивая какие-то слова на своем птичьем языке, Бабушка ударила Огненного Смерча агатовым посохом.

Посох разлетелся в щепки. Агатовые глаза разлетелись по полу, но никто не обратил на это внимания. С тревинисом начало твориться нечто ужасное. Кожаные штаны и куртка, что были на нем, исчезли. Рыжеватые волосы и суровое, неулыбчивое лицо воина тоже исчезли, обнажив гниющую плоть трупа и оскаленный череп. Его тело облеклось в черные доспехи Пустоты. Череп увенчал черный шлем, а костлявые руки – черные кольчужные рукавицы.

Догадка Улафа зловеще подтвердилась. «Боги милосердные, не оставьте нас!» – подумал он.

Посетители ненадолго застыли в оцепенении, а потом началось невесть что. Лишь немногие знали о существовании врикилей, однако инстинкт безошибочно подсказывал людям, что перед ними – исчадие Пустоты, сеющее смерть и разрушение. Кто-то выскакивал на улицу, кто-то пытался спрятаться. Все кричали и вопили. Посетители бежали, натыкаясь на стулья и опрокидывая столы, под которыми кто-то успел уже притаиться. Увидев врикиля, люди Шадамера переглянулись и вопросительно уставились на Улафа.

Ему понадобились считанные секунды, чтобы принять решение. Улаф был сведущ в магии, но его знания и навыки не особо годились для сражения с врикилем.

– Бросайтесь в него всем, что у вас под руками! – крикнул Улаф, перекрывая хаос. – Отвлекайте его, как только можете!

Улаф произнес слова заклинания. Он почувствовал магическую силу, заструившуюся в его крови. Он протянул руку, указав на пол под ногами врикиля, и магический поток послушно потек туда. Половицы вздыбились и треснули. Врикиль, потеряв равновесие, рухнул на пол.

Люди Шадамера хватали миски, тарелки, бутылки, кувшины и кружки, непрестанно швыряя их в исчадие Пустоты. Тарелки со звоном разбивались о черный нагрудник доспехов. Брызги эля заливали шлем. Этот обстрел посудой не причинял врикилю ни малейшего вреда, но мешал сосредоточиться, чтобы призвать на помощь магию Пустоты.

Улаф не мог похвастаться высоким ростом. Он почти ничего не видел за чужими головами, тем более что в зале шло настоящее сражение. Где пеквеи и Джессан и что с ними, он не знал.

Но Улафу было не до поисков. Вручив всех троих заботам богов, он бросился за стойку, распахнул дверь и взлетел по лестнице на второй этаж. Там он рванул другую дверь – ту самую, что вела на крышу. Посетители, успевшие выскочить из трактира, громко кричали, зовя на подмогу стражу. Откуда им было знать, что врикиль легко справится с целым отрядом солдат? Напрягая глаза, Улаф всматривался в темноту.

Вот и они. Шестеро боевых магов, вооруженные до зубов. Но главным их оружием была магия. Этих людей боялись не только в Новом Виннингэле, но, возможно, и во всем Лёреме. Церковь отбирала себе в защитники самых лучших, сильных и дисциплинированных. Они в совершенстве владели искусством боевой магии и, кроме того, были непревзойденными воинами. Усилий нескольких магов было достаточно, чтобы уничтожить вражеский полк.

Боевых магов окружало белое сияние; помимо прочего, сила магии освещала им путь по темным улицам. Блестели их мечи и алебарды, блестели шлемы и кольчуги. Поверх кольчуги у каждого боевого мага был надет плащ с гербом их Ордена. Они вели неторопливый, тщательный поиск, проверяя каждое здание.

– Врикиль! – громко крикнул с крыши Улаф.

Он придал своему крику магическую силу, чтобы боевые маги непременно его услышали.

– Врикиль! – снова крикнул он. – В трактире «Толстуха Тэбби»!

Улаф застыл в напряженном ожидании, потом облегченно вздохнул, увидев, как боевые маги стали озираться по сторонам, пытаясь увидеть кричащего. Благодаря магии Улафа их уши буквально разрывались от этого крика.

– Поторопитесь!

Боевых магов не пришлось подгонять. Они стремглав бежали в направлении трактира.

Улаф бросился вниз. Одолев половину ступенек, он услышал пронзительный, душераздирающий крик пеквея.

ГЛАВА 4

Шадамер медленно приходил в сознание. Первым, что он почувствовал была слабость и тошнота. Он лежал на спине, ощущая под собой твердую и холодную поверхность.

Откуда-то сверху проникал желтый колеблющийся свет. Как он здесь очутился? И какие события успели произойти, прежде чем он сюда попал? Барон начал вспоминать и оцепенел от страха. Он боялся даже мысленно туда возвращаться, боялся вспоминать. Он лишь знал, что произошло нечто ужасное. Страх и сейчас сжимал ему сердце.

Тело пронизывало какое-то странное и весьма неприятное тепло, словно кто-то вытянул из него всю кровь, нагрел ее в котле и влил обратно. Во рту ощущался отвратительный металлический привкус, живот сводило. Шадамера вытошнило. Правда, исторгать было нечего: он с раннего утра ничего не ел. Невзирая на внутреннее тепло, барона затрясло. Он оставил всякие попытки встать и затих.

Шадамер по-прежнему боялся вспоминать, но память вернулась, не спросив его… Ах да, их же вчетвером арестовали возле самых городских ворот и препроводили во дворец. Он попытался спасти маленького короля из-под власти регента Кловис, думая, что она и есть врикиль. Барон вспомнил, как взял мальчика на руки, поднял и потом… Тело обожгло дикой болью. Он вспомнил, что вместо детского личика увидел череп. В глазах ребенка была Пустота.

Под обличьем малолетнего короля скрывался врикиль!

Шадамером вновь овладели отвращение и ужас, усиленные сознанием собственной беспомощности. На этом воспоминания оборвались. По телу начал распространяться невообразимый холод.

И все-таки, где он сейчас? Пожалуй, даже если бы это был вопрос жизни и смерти, он не смог бы найти ответ.

«Может, так оно и есть, – размышлял барон, изо всех сил пытаясь сесть. – Врикиль обязательно будет разыскивать меня. Ведь я знаю его тайну. Он не успокоится, пока не погубит меня. Б-р-рр! Ну и вляпался же я!»

Сесть ему не удалось. Он снова упал на спину. Ему все еще было трудно дышать. По телу струился холодный пот. Откуда-то донесся не то шепот, не то стон. Какие-то бессвязные слова. Или ему почудилось? Свет фонаря слепил глаза и мешал оглядеться вокруг. Кое-как барону все же удалось приподняться на локте и повернуть голову.

– Алиса! – выдохнул Шадамер.

Она лежала рядом. Ее обмякшая, безжизненная рука свешивалась на пол. Шадамеру вдруг показалось, что Алиса умирает, пытаясь из последних сил что-то ему сказать.

У барона затряслись пальцы. Он откинул с ее лица рыжие пряди вьющихся волос. Такой Алису он еще никогда не видел.

Эта девчонка была настоящей красавицей, но ни во что не ставила свою красоту. Она сердилась, когда ей говорили об этом, и смеялась над любовными стихами и песнями, слагаемыми в ее честь многими безнадежно влюбленными воздыхателями. У Алисы был острый язычок, такой же острый ум и огненный характер под стать цвету волос. Всем этим она пользовалась не хуже дикобраза, разбрасывающего ядовитые иглы. И мало кто знал о ее верном и отзывчивом сердце.

Теперь же от прежней красоты Алисы не осталось и следа. На нежной коже щек появились уродливые гнойные язвы, из них сочилась кровь и стекала по шее. Лоб был покрыт отвратительными прыщами. Один глаз распух. Губы почернели и потрескались. Рука, протянутая к Шадамеру, была сведена судорогой, отчего ногти глубоко вонзились в ладонь.

Алиса вновь застонала.

– Алиса! – испуганно прошептал Шадамер. – Что случилось? Кто так изуродовал тебя?

Ответ был очевиден.

– Боги милосердные! – Шадамер закрыл глаза. – Это же из-за меня.

Он поднял ее руку, разжал холодные, негнущиеся пальцы и прижался к ним губами. Слезы обожгли ему веки.

Шадамер имел определенные познания в магии, хотя и не был магом. Маг Ригисвальд, бывший наставник барона, в свое время попытался обучить его нескольким простейшим заклинаниям. Обнаружилось, что Шадамер не просто неспособен к магии, – все его магические действия приносили обратный результат. Любое произнесенное им заклинание, даже самое обыденное, оборачивалось несчастьем. Правда, для Шадамера все оканчивалось благополучно, чего нельзя было сказать об окружающих. Ригисвальд выдержал ровно неделю, перенеся в числе прочих бед сотрясение мозга и растяжение связок. После этого он запретил Шадамеру даже мысленно произносить какие-либо заклинания.

Интерес к магии у барона не пропал, но переместился в область теории. Он, Алиса, Ригисвальд и Улаф любили поговорить обо всех видах магии, включая и магию Пустоты.

Шадамер знал, что магия Пустоты не в состоянии спасти умирающего, зато она позволяет магу передавать тому, кому он стремится помочь, какую-то часть своей жизненной силы. Знал барон и о существовании опасного заклинания, которое, спасая жертву, было способно убить спасителя.

Шадамер приложил руку к Алисиной шее. Пульс едва прощупывался. Алиса страдала от жутких болей, ибо она вскрикивала, а ее тело дергалось и извивалось. Но даже боль не могла вырвать ее из мира глубокой тьмы, в котором она сейчас находилась, сражаясь за свою жизнь. Ранее, сражаясь за жизнь барона, она раскрыла себя Пустоте, и теперь Пустота не отпускала ее.

Алиса была обречена. Она непременно умрет, если он не вмешается и не найдет какого-нибудь способа остановить Пустоту, отсечь ее щупальца от Алисы.

Она умрет, даже не узнав, что он любит ее.

Шадамер стиснул зубы; ценой неимоверных усилий он вытянул руки и схватился за верхушку бочки. Он замер, успокаивая дыхание, потом повторил усилия и поднялся на ноги. Силы иссякли. Барон сгорбился над бочкой, пытаясь унять дрожь во всем теле.

Ему удалось разогнать дымку перед глазами и увидеть, где находится дверь. До нее были целые мили пути. Шадамер по-прежнему не понимал, где находится, и не помнил, как сюда попал. Он пробовал вспомнить, но вспомнил лишь то, что кто-то, похоже, открывал дверь и кого-то звал, но все это было как будто в позапрошлом веке.

Барон решил позвать на помощь, однако из горла вырвался не крик, а сдавленный хрип. Тогда он оторвался от бочки, сделал шаг, другой. В висках стучало. Помещение, в котором он находился, стало крениться и раскачиваться. У него опять свело живот. Колени подкашивались. Чувствуя, что вот-вот упадет, Шадамер в отчаянии схватился за бочку и свернул ее с места. Бочка опрокинулась вместе с ним и фонарем.

К счастью, дело не кончилось пожаром. Фитиль просто погас, погрузившись в масло.

Шадамер проклинал свою слабость и неуклюжесть. Теперь он даже не видел лица той, что принесла себя в жертву, спасая его.

– Лучше бы ты позволила мне умереть, – сказал он.

Шадамер сумел ползком добраться до Алисы. Он целовал ее руки, ее обезображенное, но все равно дорогое ему лицо. Он баюкал у себя на груди ее голову, чувствуя, как холодеет ее дрожащее тело.

– Зря ты не дала мне умереть. Подумаешь, велика потеря, – бормотал он. – Стало бы меньше одним беспечным, самонадеянным и напыщенным дурнем, который вечно привык вмешиваться в чужие дела, поскольку это сулило ему развлечение.

Шадамер прижал к щеке рыжий локон Алисы.

– Я всегда твердил себе, что делаю добро. Мне казалось, что я – благодетель человечества. Возможно, иногда так оно и было. Но я делал это ради развлечения. Я вечно искал приключений на свою голову. Вот и вляпался по самые уши. Надо же было поддаться благородной прихоти – спасти бедного маленького короля от кровожадного врикиля! И к чему это привело? Я подверг опасности друзей. А где теперь часть Камня Владычества, которая принадлежит людям? И все это – из-за моих легкомысленных вывертов. Ну почему я бросился действовать, ничего толком не обдумав?

Слова лихорадочно лились из уст барона, он словно торопился выговориться в надежде, что Алиса услышит его, пока она еще жива.

– Ведь что получилось? Король внезапно умер. Последним, кто видел его живым, был его собственный сын. Никому и в голову не пришло бы подозревать ребенка. Скажи я, что настоящий сын Хирава давно убит, меня бы приняли за сумасшедшего. Да и кто поверил бы записному авантюристу, который за всю жизнь не произнес всерьез и двух слов? И если бы только это! В Новом Виннингэле до сих пор помнят, что я отказался от великой чести стать Владыкой. Никто не верил в правдивость причины моего отказа. Я ведь отказался не из-за самого ритуала и не по философским или нравственным соображениям. Причина была предельно простой: я не хотел брать на себя ответственность.

– Алиса, дорогая моя, – шептал барон, крепче прижимая ее к себе. – Будь я Владыкой, я бы смог тебя спасти. И себя тоже. А теперь по собственной глупости я теряю единственного человека, кто был мне по-настоящему дорог. Ты уйдешь из этого мира, так и не узнав, что я люблю тебя. Я действительно тебя люблю, Алиса, – сказал Шадамер, нежно поцеловав ее. – Я очень тебя люблю.

Алиса перестала стонать. Ее тело делалось все холоднее. Каждый вздох давался ей с трудом. Прижав Алису к себе, Шадамер дышал в одном ритме с нею, как будто он мог дышать за нее.

– Если ты умрешь, мне незачем будет дальше жить. Ты – часть моей жизни. Без тебя мне не нужна собственная жизнь, которую ты мне подарила. Но что бы ни случилось со мною, я не стану растрачивать свою жизнь понапрасну. Ты будешь гордиться мною, Алиса. Я тебе это обещаю. Клянусь богами, ты будешь мною гордиться.