Текст книги "Драконы Исчезнувшей Луны"

2. Значимость гнома

Однажды Даламар спросил Палина: «Понимаете ли вы всю значимость гнома?»

Тогда Палин этой значимости не понимал. Как, впрочем, и Тассельхоф. Зато теперь кендер ни минуты в ней не сомневался. Он сидел в маленькой унылой каморке, находившейся в Башне Высшего Волшебства и являвшей собой нагромождение голых столов, грубо сколоченных стульев и всяких ненужных вещей, слишком массивных для того, чтобы хозяева могли рассовать их по мешкам. Делать там было нечего, кроме как смотреть в окно. Впрочем, за окном тоже ничего не было, если не считать многочисленных (слишком многочисленных, по мнению Тассельхофа) кипарисов, меж которых бродили души мертвецов. А еще кендер мог наблюдать за Конундрумом, пытавшимся разобраться в деталях разбитого устройства для перемещений во времени. О, теперь Тассельхоф осознал всю значимость гнома!

Когда-то… Тас не мог припомнить, когда именно, ибо все времена смешались у него в голове, что вполне естественно для того, кто, отправляясь в одно будущее, почему-то попадает совсем в другое, а возвращается в третье, в то время как все вокруг из кожи вон лезут, чтобы отправить его умирать в прошлое… В любом случае, когда-то Тассельхоф Непоседа по обстоятельствам, от него не зависевшим (ну разве что самую малость), трагически закончил свою жизнь в Бездне.

Определив для себя Бездну как исключительно гнусное место, в котором существовали все возможные виды кошмаров (например, демоны, вечно истязавшие людей), Тас вскоре сделал еще одно печальное открытие: Бездна оказалась также весьма скучным местом. Чертовски скучным! Ничего интересного там не происходило. Да и неинтересного тоже. Там вообще ничего ни с кем не происходило. Не на что было смотреть, нечем было заняться, некуда было пойти. В общем, именно таким кендер и представлял себе ад.

Тас решил выбраться оттуда во что бы то ни стало. У него имелось при себе устройство для перемещений во времени – то же самое, что и сейчас. Устройство было разбито – совсем как сейчас. Кендер встретил гнома – похожего на того, что сидел сейчас за столом напротив него. И гном починил устройство – так же, как и гном, делавший сейчас явные успехи. Однако тогда Тас всеми силами души желал гному удачи, а сейчас – нет, ибо он знал, что, как только устройство для перемещений во времени заработает, Палин и Даламар отошлют его обратно – в тот самый момент, когда, раздавленный в лепешку Отцом Всего и Ничего, он превратился в печальное привидение, блуждавшее ныне в окрестностях Найтлунда.

– Что ты сделал с этим устройством? – раздраженно пробормотал Конундрум. – Пропустил через мясорубку?

Желая хотя бы ненадолго забыть про гнома, Тас закрыл глаза. Бесполезно: коричневатое лицо и всклоченные волосы никуда не исчезли. Казалось, Конундрум даже во сне пыхтел над каким-нибудь изобретением, и, что хуже всего, его глазки-бусинки светились умом. Некогда Тассельхофу уже приходилось видеть такие умные глаза, и теперь при воспоминании о них ему стало дурно. «Что ты сделал с устройством? Пропустил через мясорубку?» – такой же – или почти такой же – вопрос задал кендеру и предыдущий гном перед тем, как починить артефакт.

В надежде смягчить неприятное чувство Тас облокотился на стол, а голову, украшенную седеющим хохолком, уронил на руки. Но вместо того чтобы уйти, противное чувство сначала переселилось из головы в область солнечного сплетения, а оттуда разлилось по всему телу.

И тут раздался голос, при звуке которого все внутренности Тассельхофа Непоседы сжались, а мозг, напротив, раздулся так, что начал давить на скулы, и вскоре уже вся черепная коробка кендера раскалывалась от невыносимой боли. До этого Тассельхоф лишь однажды слышал этот странный голос, но меньше всего на свете ему хотелось услышать его снова. Он закрыл уши руками, однако это ухищрение ему не помогло, ибо голос звучал внутри его сознания.

– Ты не мертв, – произнес голос те же самые слова, что и в прошлый раз, – и никто не посылал тебя сюда. Ты вообще не должен здесь находиться .

– Я знаю, – ответил Тас, пускаясь в объяснения. – Я прибыл из прошлого и должен был попасть совсем в другое будущее…

– Из прошлого, которого не существовало. В будущее, которое никогда не наступит .

– Это… моя вина? – спросил Тас, заикаясь.

Голос расхохотался, и этот хохот был похож на треск ломающегося стального клинка, а ощущение, вызванное им у Тассельхофа, – на боль от раны, нанесенной таким клинком.

– Не будь глупцом, кендер. Ты лишь букашка. Ты даже ничтожнее букашки. Имя тебе – пылинка, и мне ничего не стоит смахнуть тебя рукой. Будущее, в котором ты сейчас находишься, и есть будущее, которое суждено Кринну, только в нем не будет места тем, у кого не хватило ума удержать мир в своих руках. То, что случалось прежде, повторится вновь, но на сей раз уже по моей воле. Когда-то одна смерть, случившаяся в Башне, заставила рыцарей воспрянуть духом. Теперь же другая смерть в Башне ввергла народ в отчаяние. Однажды некто был оживлен силой голубого хрустального жезла, а ныне владелица этого жезла будет воскрешена, чтобы принять меня.

–  Ты говоришь о Золотой Луне! – печально воскликнул Тас – Именно ей принадлежал голубой хрустальный жезл. А разве она мертва?

Хохот пронзил его нутро.

– А я тоже мертв? – заплакал Тассельхоф. – Ты сказал, что нет, но я видел свой призрак.

– Ты и мертв, и не мертв, – ответил голос, – но скоро это будет исправлено.

– Прекрати молоть чепуху! – приказал Конундрум. – Ты мне мешаешь.

Тас резко поднял голову и уставился на гнома, который, оставив свою работу, подошел к нему.

– Разве ты не понимаешь, что я занят? Сначала ты стонешь, потом рычишь, а теперь еще и болтаешь сам с собой. Я не могу работать в таких условиях!

– Извини, – сказал Тассельхоф.

Конундрум неодобрительно покачал головой и вернулся к изучению устройства для перемещений во времени.

– Я думаю, что это должно быть здесь, – бормотал гном. – Точно. А цепь крепится сюда и наматывается вот так. Нет, не так. Она должна… Пожалуй, сначала нужно прикрепить вот это. – Конундрум взял один из драгоценных камней и приладил его на нужное место. – Теперь мне требуется еще парочка таких же красных штучек. – Он начал разбирать камни.

«Совсем как Гнимш, тот, первый гном», – уныло подумал Тас.

Прошлое, которого никогда не существовало. Будущее, принадлежавшее обладателю таинственного голоса.

«Может быть, я просто заснул, – пытался успокоить себя Тассельхоф, – и увидел страшный сон. Ведь если бы Золотая Луна умерла, я бы знал об этом – у меня защемило бы сердце. Однако пока я ничего не чувствую. Хотя дышать трудновато».

Непоседа поднялся.

– Тебе не кажется, что здесь душно, Конундрум? Мне кажется, что душно, – ответил он сам себе, поскольку гном не обращал на него никакого внимании. – В этих Башнях Высшего Волшебства всегда душно, – добавил Тас, продолжая разговаривать сам с собой, ибо слышать свой собственный голос было приятнее, чем тот, другой. – А все из-за летучих мышей, крыс и старых запыленных книг. Трещины в стенах не пропускают сюда достаточно воздуха. Интересно, Даламар сильно расстроится, если я разобью окно?

Кендер посмотрел по сторонам, прикидывая, чем бы запустить в оконное стекло. На одном из столиков он увидел небольшую бронзовую статуэтку в виде девушки-эльфа с букетом цветов в руках. Судя по толстому слою пыли, она простояла на одном месте не меньше столетия, и это укрепило Тассельхофа во мнении, что немного свежих впечатлений ей не повредит. Он взял статуэтку со стола и уже занес ее над головой, собираясь швырнуть в окно, когда вдруг с улицы донеслись чьи-то голоса.

Радуясь тому, что голоса прозвучали снаружи, а не изнутри него, Тас опустил руку с бронзовой фигуркой и заинтересованно уставился в окно.

Рыцари Тьмы, приехавшие верхом, привезли с собой повозку, на которой находилось ложе, выложенное соломой. Они не спешили слезать с коней и с опаской поглядывали на окружавшие их темные деревья. Лошади беспокойно переступали на месте. Среди древесных стволов виднелись души мертвецов, похожие на клочья тумана. Тассельхофу было интересно, могли ли всадники видеть эти души. Лично он хотел бы утратить эту способность, а пока что ему оставалось просто не смотреть в сторону умерших, дабы невзначай не увидеть вновь собственный дух.

И мертв, и не мертв.

Кендер глянул через плечо на Конундрума, с головой ушедшего в работу и отвлекавшегося лишь на краткие комментарии, которые гном адресовал самому себе.

– Ну и ну, сколько Рыцарей Тьмы понаехало! – воскликнул Тас. – Хотел бы я знать, зачем они сюда явились. Тебе это не интересно, Конундрум?

Гном что-то пробубнил, не отрываясь от своего занятия. Определенно, до завершения его труда оставалось совсем немного времени.

– Твоя работа может и подождать. Разве тебе не хочется немножко отдохнуть и взглянуть на Рыцарей Тьмы? – спросил Непоседа.

– Нет, – буркнул Конундрум, давая самый краткий в гномьей истории ответ.

Тас вздохнул. Они с гномом прибыли в Башню Высшего Волшебства вместе с давним другом кендера – Золотой Луной. Она сказала Даламару, что в Башне у нее назначена встреча, и тот куда-то увел Золотую Луну, велев Палину поместить Таса и гнома в комнату, в которой им предстояло провести гораздо больше времени, нежели они предполагали. Тогда-то эльф и спросил Палина: «Понимаете ли вы всю значимость гнома?»

Палин запер их и наложил на дверь заклятие. Об этом Тассельхоф догадался после того, как не смог взломать замок, а от отца он уже знал, что только заговоренные замки могли устоять против кендерских отмычек.

Пока Тас стоял у окна и глазел на рыцарей, с явной неохотой чего-то ждавших, на него вдруг снизошла идея. Причем снизошла она настолько стремительно, что кендер поспешил проверить свободной рукой, не оставила ли эта идея шишки на его голове. Не обнаружив там ничего подозрительного, он исподлобья посмотрел на гнома. Устройство выглядело почти готовым. Оставалось приладить всего несколько деталей, но, судя по их крошечным размерам, они не представляли особой важности.

Теперь, когда у него появился план, Тассельхоф почувствовал себя значительно лучше. Он с удовольствием вернулся к своим наблюдениям за событиями, которые разворачивались снаружи, и вскоре его любопытный взор был вознагражден, ибо из Башни показался минотавр. Глядя вниз с большой высоты, Тас увидел самую его макушку и быстренько прикинул, что если он пульнет бронзовым эльфом незамедлительно, то сумеет угодить в нее.

Эта сладкая мысль сразу отодвинула все прочие на задний план, но тут из Башни строем вышел отряд Рыцарей Тьмы. Они несли тело, накрытое черной тканью.

Тассельхоф смотрел вниз, так сильно прижавшись к оконному стеклу, что в конце концов услышал протестующий хруст собственного носового хрящика. Тем временем меж кипарисами поднялся ветер, и его порыв откинул покрывало с лица умершего.

Тас узнал Даламара.

Руки Таса опустились, и статуэтка со звоном упала на пол.

Конундрум поднял голову.

– Ты что сегодня вытворяешь? – возмутился он. – Из-за тебя я уронил винтик!

В это время другой отряд Рыцарей Тьмы вынес еще одно тело.

Ветер усиливался, и, когда небрежно накинутое на труп покрывало слетело наземь, на кендера глянули застывшие глаза Палина. Одежда мага была залита кровью.

– Что я натворил! – зарыдал Тассельхоф, не в силах справиться с охватившим его чувством вины. – Если бы я отправился в прошлое, где мне и надлежит быть, Палин и Даламар не погибли бы!

– Я чувствую запах дыма, – оживился Конундрум, потянув носом воздух. – Это напоминает мне о доме, – сообщил он и снова погрузился в работу.

Тас печально смотрел в окно. У подножия Башни Рыцари Тьмы разводили огонь с помощью кипарисовых веток и поленьев. Сухое дерево быстро занималось, и дым валил вверх, расползаясь по каменной стене, словно ядовитый плющ. Тассельхоф понял, что это погребальный костер.

– Конундрум, – тихо позвал он, – как у тебя дела с артефактом? Ты уже починил его?

– Артефакт? У меня нет времени на артефакты, – важно ответил гном. – Но если ты говоришь об этом хитроумном изобретении, то оно готово.

– Хорошо, – вздохнул Тас.

Между тем из Башни показался еще один Рыцарь Тьмы – девушка с коротко стриженными рыжими волосами. Тассельхоф уже видел ее раньше, только не мог припомнить, где именно.

Она также несла на руках чье-то тело, ступая медленно и величественно. По команде минотавра остальные рыцари оставили свои занятия и встали, склонив перед ней головы.

Девушка все так же медленно проследовала к повозке. Кендеру очень хотелось узнать, кого она несла, но ее загородила широкая спина минотавра. Бережно опустив свою ношу на приготовленное ложе, девушка отошла, и тут Тас получил наконец возможность рассмотреть все как следует.

До этого ему казалось, что воительница несла другого рыцаря, возможно, раненого. Однако сейчас он с изумлением увидел в повозке старую женщину и сразу понял, что она тоже мертва. Жалость, которую Тассельхоф почувствовал к усопшей, тут же смешалась с острым желанием узнать, кто она. Возможно, она приходилась родственницей рыжеволосой девушке-рыцарю, поскольку та очень бережно расправила белые одежды умершей, а затем принялась расчесывать пальцами ее длинные, распущенные седые волосы.

– Так Золотая Луна когда-то причесывала меня, Галдар, – сказала она.

Ее слова прозвучали слишком отчетливо для внимательных ушей Таса.

– Золотая Луна! – Кендер ощутил комок в горле. – Она мертва! Как Карамон и Палин… Все, кого я любил, мертвы, и это произошло по моей вине! Это я должен быть мертв!

Лошади, запряженные в повозку, беспокойно переступали с места на место, словно им не терпелось покинуть окрестности зловещей Башни. Тассельхоф снова взглянул на устройство: гному оставалось приладить всего два крошечных камешка.

– Зачем мы пришли сюда, Мина? – раздался грубый голос минотавра. – Ты покорила Солант и задала хорошую трепку соламнийцам, заставив их разбежаться по домам с криком «Мама!». Соламнийский народ теперь твой. Ты добилась того, о чем другие могли только мечтать…

– Не совсем так, Галдар, – поправила его Мина. – Нам еще предстоит покорить Оплот. Причем мы должны войти в него до наступления Праздника Ока.

– Праздник? – Минотавр наморщил лоб. – Праздник Ока… Клянусь своими рогами, я совсем забыл об этой старинной традиции. – Он ухмыльнулся. – Ты такая юная, Мина, – откуда столь поразительная осведомленность? Праздник Ока не отмечался со времени исчезновения трех лун.

– Золотая Луна рассказывала мне о том, как он возник, – поведала Мина, нежно поглаживая щеку умершей. – Все началось с того, что однажды ночью три луны – красная, белая и черная – сошлись вместе, выстроив на небесах огромный, широко раскрытый глаз. Жаль, я его не видела.

– Насколько я знаю, смертные ударились после случившегося в буйное веселье. Мой же народ отнесся к той ночи с глубоким почтением, – сообщил Галдар, – потому что мы считали лунный глаз оком Саргаса, нашего Бога. Бывшего Бога, – поспешил он добавить, с опаской взглянув на Мину. – И все же, какое отношение имеет забытый всеми праздник к завоеванию Оплота? Три луны канули в прошлое, и Око Богов вместе с ними.

– Праздник состоится, Галдар, – заверила его Мина. – Праздник Нового Ока, Единого Ока. Мы отпразднуем это событие в Храме Хьюрзида.

– Но Храм Хьюрзида расположен в Оплоте, – изумился Галдар. – А мы сейчас находимся на другом краю материка, не говоря уже о том, что сам Оплот остается во власти Соламнийских Рыцарей. Когда должен состояться праздник?

– В назначенное время, – ответила Мина. – После того, как будет воздвигнут тотем и красный дракон падет с небес.

– Гм, – хмыкнул минотавр. – В таком случае мы должны сейчас вести нашу армию на Оплот, а не торчать без дела в каком-то гиблом месте. – Он бросил на Башню неприязненный взгляд. – Вот только я сомневаюсь, что нам удастся двигаться достаточно быстро с этой повозкой.

Пламя костра гудело и трещало, обугливая своими длинными языками стену Башни. Едкий дым уже измучил Галдара, заставляя его беспрестанно моргать слезившимися глазами, а теперь добрался и до каморки наверху. Тассельхоф закашлялся и закрыл лицо руками.

– В ночь Праздника Нового Ока я должна буду доставить тело Золотой Луны, принцессы Кве-Шу, хранительницы голубого хрустального жезла, в Оплот, в Храм Хьюрзида. Там свершится великое чудо, Галдар. Ничто не сможет стать нам обузой в пути, ибо об этом позаботится Единый Бог.

Мина распростерла руки над телом Золотой Луны и начала молиться. Ее ладони вспыхнули желто-оранжевым светом, в котором Тас надеялся увидеть что-нибудь интересное, но сияние ослепило его, словно тысяча сверкающих осколков, причинив глазам кендера сильную боль. Тассельхоф крепко зажмурился, но и через плотно сомкнутые веки это колдовское сияние продолжало мучить его.

Мина закончила молиться, и свечение медленно погасло. Тассельхоф открыл глаза.

Тело Золотой Луны лежало в янтарном саркофаге; оно снова стало молодым и прекрасным. На ней были такие же белые одежды, какие она носила при жизни, ее волосы поблескивали золотыми и серебряными нитями.

Глядя на Золотую Луну, Тас почувствовал предательский комок в горле. Затем комок сменился приступом дурноты, и кендер ухватился рукой за подоконник, чтобы не упасть.

– Ты не поскупилась на гроб, Мина, – сказал Галдар, и в его голосе послышалась озлобленность. – Вот только что ты собираешься с ним делать? Тащить за собой в повозке как памятник Единому Богу? Или выставлять на обозрение толпы? Мы – солдаты, а не жрецы, и нам пред стоит война.

Мина пронзила Галдара взглядом. Она молчала, но это было страшное молчание, ибо, подобно хищной утробе, оно поглотило все цвета и звуки, и казалось, что даже воздух начал стремительно таять, не выдержав обрушившейся на него тишины. Галдар жалобно съежился.

– Прости меня, Мина, – промямлил он. – Я не хотел…

– Твое счастье, что я тебя знаю, Галдар, – ответила она. – И не цепляюсь к словам, которые ты произносишь необдуманно. Однако не заходи слишком далеко. Золотая Луна значит для меня больше, чем мать, и все, что я сделала во имя Единого Бога, я сделала ради нее.

Мина подошла к саркофагу и склонилась над застывшим, безмятежным лицом своей приемной матери.

– Ты рассказывала мне об ушедших Богах, и я отправилась на их поиски – ради тебя! – Голос Мины дрожал. – Я привела к тебе Единого Бога, мама, и Он вернул твою молодость и красоту. Я думала, ты примешь столь ценный дар с радостью. Что я сделала не так? Не понимаю… – Мина гладила янтарную поверхность саркофага, словно это было одеяло, на котором она хотела разгладить складки. Девушка казалась растерянной. – Ты изменишь свое решение, мама. Рано или поздно ты поймешь…

– Мина, – пробормотал Галдар смущенно, – я не знал. Мне очень жаль.

Она молча кивнула.

Галдар кашлянул.

– Что прикажешь делать с кендером?

– С кендером? – повторила Мина. Казалось, до нее не дошел смысл вопроса.

– С кендером и его магическим устройством. Ты говорила, они находятся в Башне.

Мина подняла заплаканное лицо.

– Кендер… – Она не услышала собственный голос и нахмурилась: – Ах да, конечно. Ступай и приведи его сюда. Только поторопись.

– А ты не знаешь, где он? – осторожно поинтересовался Галдар. – Башня огромна, и комнат в ней – великое множество.

Мина подняла голову и сразу же указала на окно Тассельхофа.

– Конундрум, – позвал Тас и не узнал собственного голоса: казалось, этот голос принадлежал не ему, а кому-то совсем другому, причем насмерть перепуганному. – Мы должны выбираться отсюда. Немедленно!

– А оно как раз готово, – с гордостью сообщил гном, указывая на устройство для перемещений во времени.

– Ты уверен, что починил его? – с беспокойством спросил Тассельхоф. Он уже слышал шаги на лестнице – во всяком случае, так ему казалось.

– Естественно, – надулся Конундрум. – Оно теперь как новенькое. Кстати, а для чего это изобретение служило, пока не сломалось?

Тас, воодушевившийся было при первых словах гнома, снова пал духом.

– Как ты можешь быть уверен в исправности устройства, если не знаешь, для чего оно предназначено? – Теперь он уже определенно слышал шаги. – Ладно, давай его сюда. Быстро!

Дверной замок был заговорен Палином, но маг покинул мир живых, и с его смертью наложенное им заклинание скорее всего утратило свою силу.

С лестницы тем временем уже доносилось тяжелое дыхание приближавшегося минотавра.

– Сначала я принял его за картофелерезку, – поведал Конундрум. Он потряс устройство, ответившее ему перезвоном цепочек. – Но картофелерезка намного крупнее да и устроена по-другому. Тогда я подумал, что данная вещь является…

– «Данная вещь является», – передразнил Тассельхоф гнома, – устройством для перемещений во времени. И именно это я сейчас собираюсь сделать, Конундрум. Я отправляюсь в прошлое и не могу взять тебя с собой, так как попаду во времена Войны с Хаосом, чтобы занять свое мокрое место под ногой исполина. Понимаешь, по моей вине погибли все, кого я любил, и мое возвращение – единственный способ вернуть их к жизни. Правда, сам я умру, но я ведь и так уже мертв…

– …теркой для сыра, – продолжал Конундрум, задумчиво разглядывая артефакт. – Впрочем, если внести сюда кое-какие изменения, то могла бы получиться мясорубка или…

– Ладно, забудь, – сказал Тас и постарался вдохнуть как можно больше воздуха, словно это могло придать ему храбрости. – Просто дай сюда устройство. Мне совсем не хочется оставлять тебя здесь, в Башне Высшего Волшебства, вместе со свирепым минотавром и Рыцарями Тьмы, но с моей смертью они исчезнут отсюда. Да отдашь ты наконец устройство?

Шаги снаружи смолкли, однако тяжелое дыхание все еще доносилось. Очевидно, устав подниматься по крутым и опасным ступенькам, минотавр остановился, чтобы перевести дух.

– Сочетание удочки и колодки для обуви? – добрался уже до самых немыслимых предположений Конундрум.

Шаги минотавра возобновились. Гном израсходовал весь запас кендерского терпения, и Тассельхоф рванулся к устройству.

– Отдай!

– А вдруг ты его снова разобьешь? – возразил Конундрум, отодвигая свое сокровище от греха подальше.

– Не разобью! – поклялся Тас. Изловчившись, он неожиданно прыгнул на гнома и вырвал артефакт у него из рук. – Если ты будешь наблюдать за мной внимательно, то поймешь наконец, что это такое, – пробормотал он.

Держа устройство в руке, Тассельхоф прочел короткую молитву собственного сочинения:

– Наверное, ты не слышишь меня, Фисбен…. А может, просто не желаешь слышать, ибо я разочаровал тебя. Мне так жаль. Правда, жаль. – Слезы выступили у Непоседы на глазах. – Я ведь не мог предвидеть последствий своего путешествия. Мне просто хотелось выступить на похоронах Карамона и рассказать всем, каким хорошим другом он был. Но я не хотел стать причиной столь ужасных бед. Правда, не хотел! И если ты сейчас поможешь мне вернуться назад, к моменту моей смерти, я обещаю безропотно принять ее.

– С этой штукой ничего не происходит, – недовольно заметил Конундрум. – Может, ты забыл включить ее?

Шаги на лестнице звучали уже совсем близко, и Тас поднял устройство над головой.

– Слова заклинания. Я должен произнести слова заклинания. Я их знаю, – с шумом выдохнул кендер. – Они начинаются… они начинаются… Твое время – твое… По нему ты путешествуешь… Нет, не так. Идешь. По нему ты идешь… и что-то… что-то там течет.

Пол уже начал дрожать под тяжелыми шагами минотавра.

Капли пота выступили у Тассельхофа на лбу. Он еще раз шумно выдохнул и взглянул на устройство, словно оно могло ему чем-то помочь. Однако помощи не последовало, и кендер принялся яростно трясти артефакт.

– Теперь мне понятно, как оно сломалось, – проворчал гном. – И долго еще все это будет продолжаться? Я слышу, кто-то приближается.

– Крепко держи его начало и окажешься в конце. Нет, неправильно, – простонал Тас. – Все, все неправильно! Я не могу вспомнить слова! Что со мной происходит? Я же знал их наизусть и мог повторить все заклинание, стоя на голове. Фисбен как-то заставил меня это сделать…

Раздался тяжелый удар в дверь. Очевидно, минотавр решил выбить ее плечом.

– Да, он заставил меня произнести заклинание, стоя на голове. Я никогда не забуду тот чудесный летний день. Мы находились на зеленом лугу, и небо было такое синее, а по нему плыли пушистые белые облака, и птицы пели, и Фисбен тоже, пока я его не попросил не…

Последовал еще один удар, и дверь затрещала.

Твое время – это твоя собственность.

Сквозь него ты идешь,

Его течение ты видишь.

Вихрем времени сквозь вечность.

Преград нет его потоку.

Крепко держи его начала и концы,

Соедини их своей рукой.

Все, что было утрачено, будет возвращено.

Предназначенное тебе свершится.

Слова вдруг легко всплыли в сознании Тассельхофа, наполнив его теплом того солнечного дня. Он не знал, откуда они взялись, и, по правде говоря, не испытывал ни малейшего желания задерживаться, чтобы выяснить это.

Устройство начало ярко сверкать, заиграв всеми своими драгоценными камнями.

Последним ощущением, запомнившимся Тасу, стало неожиданное прикосновение чьей-то руки. Последним, что он услышал, был голос Конундрума, кричавшего в панике: «Подожди, один винтик окрутился!»

А потом все ощущения и звуки потонули в закружившемся магическом вихре.