Текст книги "Любовь под прикрытием"

Глава 7

– Подождите меня у машины, пожалуйста, – сказала Кнопка, убирая прядь волос за ухо.

– Сложно охранять на расстоянии, – усмехнулся я. – А телепорт я ещё не освоил.

– Здесь ничего страшного не случится, – заверила меня она, кивнула важно и, подхватив портфельчик, направилась к сельской администрации.

Меня вдруг посетило ощущение недосказанности и какой-то странной аферы. Словно помимо молочных конкурентов и жадных до прибыли фермеров витало между строк что-то ещё. Что? Не знаю.

Но шла моя «подзащитная» Любовь Соколова от машины, явно забыв про необходимость бояться. Весьма уверенно и целеустремлённо – так заявляются официальные представители или адвокаты на переговоры скучные, обыденные, а не на те, где противники сидят в окопе напротив с гранатой в зубах. Может, хорошо себя держит в руках? Тогда похвально. И всё же. Присмотрюсь-ка я повнимательнее к мадемуазель Любови Алексеевне.

Когда она вчера плакала передо мной и застала беспомощностью врасплох, я бы и представить не мог её вот такой: сосредоточенной маленькой хищницей. Отнюдь не домашней кошкой. А камышовой. Или рысью, готовой к охоте. Кажется, Кнопка не так проста. Хотя, конечно, искренняя улыбка и ямочки на щеках подкупают. Но мне ли не знать, сколь обманчивой бывает внешность…

Неприятные воспоминания царапнули душу, как вилкой по пустой тарелке. Я поморщился и принялся осматривать окрестности. Что у нас тут? Сразу же усмехнулся себе под нос: надо же отрабатывать «великие деньги»!

Ничего особенного вокруг не было: обычная подмосковная деревня, среднестатистическое сельпо из красного кирпича, второе, заколоченное, заледеневший трактор, заборы, намёк на дорогу, присыпанную снегом. Мимо трактора прошла толстая баба в валенках на босу ногу, в халате и красной выцветшей и видавшей доперестроечные времена куртке. Баба покосилась на меня и машину и зашла в сельпо. За ней другая, худющая в искусственной шубе. Тоже покосилась.

Сейчас начну икать: перетрут все кости, даже до сухожилий доберутся. Я засунул руки в карманы, опёрся о капот пародии на внедорожник. Раньше я не любил ждать, теперь плевать. Небо за городом перестало быть серым и пронизывало сердце до глубины прозрачной на солнце лазурью. Нагие берёзы стыли и подрагивали тонкими, как волосы, ветками. Прям, как у Есенина:

 
«Белая берёза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром…[7]7
  Стихотворение «Берёза».


[Закрыть]»
 

От воспоминания о Есенине завьюжилась издалека тоска. Таша обожала его поэзию, пыталась романс сочинить, но выходило не очень. Фальшивые разрешения аккордов меня раздражали. Один раз я даже не сдержался, наворчал на неё. Таша обиделась. А я не понял. Мне тогда всё хотелось подальше от холода, в буйные краски Азии. Жара мне нравилась больше. Теперь холод всегда со мной. Обручился.

С удивлением констатировал, что думаю об этом отстраненно. Какое-то время назад я был одной сплошной фантомной болью. Надо же! Привык.

К администрации подъехал чёрный Мерс. Плотный мужик в полосатом свитере, джинсах и шапке-ушанке вывалился на мороз, похлопал ладонями по карманам. Звякнул сигнализацией, и обернулся на меня.

– Едрить, Раф?! – воскликнул он.

Я выпрямился, ошеломлённый, и со второго взгляда признал за пышными усами скрывающиеся черты старого знакомого – Андрея Сёмина. А его какими ветрами сюда надуло?!

С Сёминым мы впервые встретились больше десяти лет назад. Я ещё пацаном зелёным, сразу после университета, работал на побегушках при посольстве в Узбекистане. Очень при этом гордился собой. Круче были только горные хребты Тянь-Шаня. Нас с послом занесло в Андижан в тот самый злосчастный день, когда военные расстреливали толпу. Там, конечно, не только мирные демонстранты были и пахло очередной цветной революцией.

Мы с послом и парой чиновников оказались заблокированы в здании муниципалитета теми, кто намеренно устроил хаос. Сёмин появился, как джин из бутылки, откуда-то из полуподвального помещения. «Надо выбираться, дело дрянь», – сказал он. И тогда пригодились мои спортивные навыки и его опыт. Оружие тоже взялось откуда-то. В общем, он нас вывел. А потом случались у нас с ним и другие встречи, каждая со своим вкусом, но из серии «норму не предлагать».

Я точно знал: Андрей Сёмин просто так нигде не появляется. Бойцы элитного подразделения внешней разведки «Заслон» даже унитазы чинят с умыслом. А кусты подстригают, вынашивая стратегический план освобождения заложников. Одному Богу известно, что они обычной ниткой с иголкой вытворить могут! Их задача – оберегать дипмиссии за рубежом, вытаскивать сотрудников из самой задницы, иногда даже не своих. Но здесь не было дипломатов, боевиков, исламистов и цветных революций, вокруг раскинулась деревня Подтёлково, а не Дамаск и даже не Бишкек. А я внутренне напрягся, пытаясь ноздрями учуять, откуда ветер дует.

– Привет, Андрей, – пожал я протянутую мне твёрдую руку, понимая, что день перестаёт быть томным.

* * *

– Какими судьбами? – спросил Сёмин.

– По делам. Одной знакомой, – ответил я уклончиво. – А ты?

– Так у меня неподалёку дача! – разулыбался внешний разведчик. С улыбкой на покрасневшем от мороза лице побежали вокруг глаз и рта морщинки. Конечно, про то, что он из элитпогранвойск знают только единицы, вряд ли даже родственники в курсе. Ему уже, наверное, под пятьдесят? Наверняка около того. А Сёмин продолжал: – Я тут домину отгрохал. Сруб. Всё по-настоящему: банька, яблони, охота, рыбалка.

– Неужто от дел отошёл? – не поверил я.

Несмотря на возраст и прикрытие в виде ушанки и рыжеватых усов, он выглядел богатырём, совсем не пенсионером.

– Да сколько ж можно с автоматом по барханам? А что за знакомая, Раф? – прищурился с улыбкой Сёмин.

– Так, – сказал я. – Честно, не мог представить тебя, живущим на даче в российской глубинке. Без автомата как обходишься?

– Граблями заменяю, – расхохотался он, как бы между делом поглядывая на выход из сельской администрации. Потом перевёл глаза на красный Судзуки моей «подзащитной»: – Неужто твой?

– Нет, конечно.

– Ну а дела как вообще?

– Живой, – ответил я.

– Ну рад был повидаться, – снова пожал он мне руку. И пошёл в администрацию.

В моей груди ёкнуло. Окинув взглядом окрестности ещё более внимательно, я двинул за ним. Кнопку я взялся защищать. Дал слово, значит, это мой долг. Если ещё с ней что-то случится, это будет последним гвоздём в мой…

Нет, не допущу! Это мой ретрит, моё дело. И, возможно, не игра. И если туда идёт Сёмин, мне тоже нужно. Но, Высшие силы, хоть бы это было простым совпадением!

Я вбежал в совкового типа слегка отремонтированное здание и чуть не столкнулся с улыбающейся Кнопкой. Портфель в руках. Видимо, всё удалось. В сердце снова ёкнуло: маленькая она. И, к счастью, снова не деловая.

– Что-то случилось? – удивилась Кнопка.

– Нет, – выдохнул я, провожая краем глаза Сёмина вдоль по коридору с жёлтыми, под сосну пластиковыми панелями. – Но вот что я вам скажу: вы наняли меня охранять, значит, я буду следовать за вами, а не ждать на улице. Мешать я вам не планирую, но я должен быть рядом.

Она хлопнула длинными ресницами.

– Точно ничего не случилось?

– Нет. И не должно случиться, – буркнул я и взял её под локоть. – Вы тут всё закончили?

– Да…

– Тогда идёмте.

Глянул на неё сверху вниз. И никакая она не хищница. Вон как смотрит доверчиво большими глазами. Пушистый шоколадный сырок с щёчками. В шубке. И разозлился на себя: вечно я во всех ищу подвох. А там где надо, чудовищ под боком не вижу.

* * *

Раф налетел на меня в коридоре, как коршун. Даже черты лица, кажется, заострились, и он стал похож на смуглого конкистадора перед боем. Словно под пиджаком пряталась кираса, а в руке за спиной – меч. Я опешила и растерялась, мигом забыв о том, как хорошо прошла встреча с Корнилюком, местным главой. Рафаэль подхватил меня под руку и повёл на улицу. И безапелляционно заявил, что на улице больше ждать не будет.

Моё сердце ухнуло, в бёдрах что-то сжалось. От его близости, силы, и от того, что он просто до меня дотронулся. Впервые! И как! Очень властно. Моё эго вопреки женскому желанию подчиниться вякнуло: да что он себе позволяет?! Я тут вообще-то директор! И я сказала твёрдо:

– Если это будет неуместно на переговорах, я не буду вас брать с собой, вы поняли?

– Нет, – отрезал он. – Будет так, как я сказал.

У меня глаза чуть не выпали от изумления. Со мной даже начальник в отделе продаж на бывшей работе таким тоном не разговаривал! Знал: чревато. Илья Михалыч, конечно, и таким хищным не выглядел. Я попыталась высвободить собственный локоть и затормозила каблуками на крыльце, рискуя их сломать.

– Остановитесь, Рафаэль! – повысив тон, потребовала я.

– Нет. В машину, – рявкнул он. И потянул меня дальше.

– Вам не кажется, что вы превышаете полномочия? Нам надо это обсудить.

– Здесь мы ничего обсуждать не будем. В машину.

И вдруг в мою душу закралось подозрение. Если верить Рафу, и на самом деле ничего не случилось, то, может, прав папа насчёт «не всех дома»? Ой. Три раза.

Рафаэль подвёл меня к Феденьке, распахнул дверцу и практически засунул меня в салон. На пассажирское сиденье. У меня аж дар речи пропал от возмущения. Мурашки поползли по коже: вдруг его переклинило на охране?! Или у него маниакально-депрессивный психоз? Или паранойя?! Упс…

Я же не знаю, как и чем он жил после трагедии. Судя по бомжеватому виду, с адекватностью дружил так себе, шапочно. Я внимательно проследила за тем, как Раф быстро обошёл машину, сел за руль, провернул ключи зажигания и, вспорошив колесами белую пелену снега, поехал прочь от сельской администрации. Намёка на неадекватность не было, как-то даже наоборот – верх чёткости и сосредоточенности, и всё же…

– Здесь ещё встречи есть? – хмуро спросил он.

– На окраине. С фермером Хорьковым, – пробормотала я.

– Куда ехать?

– Прямо, потом второй поворот направо. Хотя притормозите, я поведу.

– Нет.

Он повёл Феденьку уверенно, словно каждый день на нём ездил. А я наблюдала за моим конкистадором с подозрительностью психиатра. Красив, чёрт! Неужели люди с такой идеальной внешностью могут быть без крыши?

Я затаила дыхание, одним глазом глядя на дорогу, вторым на Рафа. Тонкие ноздри незаметно дышат. Челюсти плотно сжаты, аристократический нос заострён. Хищно. Взгляд сосредоточен. У меня во рту пересохло. Мысли, догадки и опасения в голове скакали, как разноцветные шарики спортлото, больно стуча по черепу. Всё, хватит!

– Остановитесь, – приказала я.

– Позже.

– Да остановитесь же! – не выдержав, крикнула я. – Это моя машина. Вы мне подчиняетесь! Я вас наняла. И вы переступили границу, если вашему поведению нет объяснений! Я приказываю вам остановиться.

Он взглянул на меня. Проигнорировал. Мы пронеслись по Подтёлково, чудом одолев окоченевшие от мороза рытвины перед косыми хибарами. Ёшкин конкистадор! Называется, почувствуйте себя Покахонтас. У меня возникло полное ощущение, что он меня похитил. Только я открыла рот, чтобы устроить разнос, как умею, Раф завернул в ельник, начинающийся сразу за деревней, и остановил авто.

– Вот теперь можно говорить, – заявил он мне, пыхтевшей от возмущения.

– Вы вообще осознаёте, что вы слишком много себе позволили?! – спросила я, как Ленин у буржуазии, слегка побаиваясь, немного восхищаясь и абсолютно осознавая, что в очередной раз вляпалась в непроверенные отношения и вот-вот получу медным тазом по лбу, чтоб впредь неповадно было.

Опасно помогать кому попало. Да ещё и влюбляться. А романы про любовь писать – вред здоровью! Даже те, которые в школе с подружками. До сих пор от побочек не избавлюсь…

– Телохранитель обязан защищать, – сузив глаза, ответил Раф. – И он должен знать, от кого и почему.

– Я объяснила.

– Только то, что посчитали нужным. – Он вперился в меня, развернувшись от руля в мою сторону всем корпусом. – Теперь скажите мне, почему вы ходите одними путями с внешней разведкой? В чём дело?

– А?! – Я открыла рот и закрыла. Про папу говорить не полагалось. С молоком матери впитано: рассказывать про папу – табу. С парой вдохов ко мне вернулось самообладание, и я, точно уверенная, что до завтра в районе мне даже местные гопники угрожать не будут, произнесла: – При чём тут внешняя разведка? Вы, извините, хорошо себя чувствуете?

Раф чуть подался назад, взглянул за плечо, потом снова на меня, и вдруг напряжение перестало сковывать его корпус, тень упала на лицо.

– Простите, перестраховался. – Зыркнул снова подозрительно. – И всё-таки подумайте: вы не были свидетелем чего-то необычного в последнее время? Участником каких-то инцидентов? Вне ваших «молочных войн».

Он не шутил, был очень адекватен. И потому я растерялась.

– Только тот случай в метро…

– Подумайте хорошо, – велел он. – Иногда мы не обращаем внимания на мелочи, которые могут некоторым стоить жизни.

Я уставилась на Рафа: он про моего отца узнал?! Каким образом?! В Гугле об этом не написано. Или при чём тут внешняя разведка? Лучший способ выяснить – спросить. Что я и сделала:

– Я не понимаю, откуда вы взяли мысли о внешней разведке? Где разведка и где я со своими сырками?

Он промолчал. Но я не успокоилась.

– Говорите прямо, Рафаэль. Мы же работаем с вами вместе, я пойму, – постаралась я мягче на всякий случай. Мягкость и с психом прокатит, и вину загладит – на случай, если он знает, кто мой папа. Ну и вообще, сила женщина в её кошачести: то когти выпустить, то промурчать, то в клубок скрутиться и спинку выгнуть.

Наши глаза встретились, и я еле заставила себя не опустить ресницы. Всё-таки какой он огненный! Может, в этой огненности есть что-то опасное?

Но он снова обернулся на шум машины на дороге из Подтёлково, напряжённо проследил за промелькнувшим за заснеженными еловыми ветками чёрным Мерседесом и снова вперился в меня.

– Вы видели раньше эту машину?

Я пожала плечами.

– Да мало ли чёрных Мерседесов?

– А мужчину, эдакого богатыря, где-то на пол головы выше меня, крепкого, с рыжеватыми усами, квадратной челюстью и немного красной кожей? Видели здесь, в Подтёлково? Или ещё где-нибудь сталкивались?

Я моргнула.

– Он шёл вам навстречу в сельской администрации, – добавил Раф.

И я рассмеялась с облечением.

– Вы об Андрее Степаныче? Ох, ну вы меня напугали, Рафаэль! Конечно, это Андрей Степаныч, я его знаю!

– Откуда? – взгляд Рафа стал колючим.

– Это сват главы. Корнилюк нас познакомил. Недавно из города переехал. Этим летом только. Но при чём тут внешняя разведка?

Раф отвернулся. Помолчал, потом бросил:

– Да так.

Нам обоим положена медаль за откровенность. Впуклая.

Выдохнув, Раф вышел из машины. Открыл передо мной дверцу и протянул руку:

– Возможно, тревога была ложной.

Я опустила пальцы в горячую, твёрдую ладонь с мозолями на подушечках у основания пальцев и, опираясь на неё, ступила в сугроб. Мы оказались с Рафом совсем рядом. Моё сердце замерло от волнения. Он заботливо поддержал меня под другой локоть, чтобы не упала на каблуках по наледям и снегам, ёлка стряхнула мне холода за шиворот, и морок пропал. Впереди дела, Хорьков и разговоры про молоко. Я села за руль, Раф рядом. Буркнул на втором повороте:

– Извините.

На третьем:

– Но я всё равно буду следовать рядом.

Через заснеженный лужок:

– Бережёного Бог бережёт. – Ничуть не расслабленно.

Я почувствовала угрызения совести: и так человек нервный, а я тут ему ещё и свинью в виде дополнительных стрессов подсунула. Точнее себя, как экземпляр для охраны. Воистину «причинять добро» – это про меня придумали. Чтоб мне сырков больше не есть! И горячим чаем не запивать…

Глава 8

Солнце светило чудо как хорошо! Снег сверкал бриллиантовой россыпью на земле, а по моей коже бежали мурашки от осознания того, что Раф так серьёзно принялся меня защищать. Пусть и не от кого пока было, но приятен сам факт! Очень-очень хотелось, чтобы Рафаэль на самом деле меня спас.

Для самого себя – в качестве компенсации застарелой вины в той трагедии. Пусть бы почувствовал себя свободным и зажил полной жизнью! Так хочется!

Для меня – я просто умру от счастья, правда!

Хоть нанимай злоумышленников, если никто на меня нападать не будет! Интересно, сколько это стоит? И как деньги провести – через договор подряда на театрализованное представление с последующим медицинским обслуживанием? Хм…

Врать, конечно, нехорошо. Я опять скосила глаза на моего спутника, но ведь уже есть результат! Он побрился, постригся и совсем не похож на бомжа в замызганной куртке, присыпанной строительным мусором. Ничего не знаю: это мне плюс в карму.

Жаль только, Раф даже саркастически перестал улыбаться и по-прежнему был напряжён. Совесть вновь стукнула меня клювом дятла по затылку. Удивительное дело, как меня чувствами разрывает с момента, когда я встретила Рафаэля – не просто по синусоиде – вверх-вниз, а синус-косинус одновременно. Не замкнуть бы! В общем, теперь меня мучила ответственность за то, что я его втянула.

Я притормозила возле Хорьковского зеленого забора и взглянула на Рафа.

– Раз уж вы будете рядом, подыграйте мне, пожалуйста, – с мягкой улыбкой попросила я.

– Как?

– Просто кивайте, когда я буду к вам обращаться.

– Ладно, – чуть пожал он плечами.

Я набрала Хорькова и пропела по телефону:

– Александр, здравствуйте! Это Любовь Соколова. Я возле вашей молочной фермы, вы можете уделить мне несколько минут?

– Любовь? – слегка запнулся наш передовик. – Э-э… Мы ведь обсудили все вопросы с Юрием Николаевичем вчера. Мне очень жаль, но вам придётся искать другого поставщика.

– Вам не жаль, – улыбнулась я лисой в трубку. – Но я без обид: бизнес есть бизнес. В целом, вопрос с поставками решён, проблем нет. Я просто хотела нашему новому сотруднику показать одну из лучших частных ферм в Подмосковье. Вы не откажете мне?

– О нет, – растаял Хорьков. – Если так, сейчас подойду к воротам.

Я знаю, он любит не только развиваться, но и самолюбоваться. Почёсывание по шёрстке ему так же приятно, как и его коровам. Я отбила звонок и улыбнулась Рафу:

– Господину Хорькову совсем не обязательно знать вашу должность. Извините, я тут немного буду лавировать, но мне очень нужен именно этот поставщик. Вы сами поймёте, почему.

Раф кивнул. В данном случае хорошо, что он не разговорчив.

Через пять минут мы уже шли по коровнику с накинутыми на плечи белыми халатами. Хорьков маршировал перед нами, с гордостью окидывая взглядом свою жующую сено вотчину. Невысокий, подвижный, крепко сбитый, с посеребрённым ёжиком и короткими пегими усами под пронырливым носом, он был похож на в меру упитанного, одомашненного хорька.

– Вот, Люба, на днях мы установили новый автомат подачи сена.

– Здорово! Просто замечательно! – воскликнула я и пояснила Рафу: – Александр серьёзно подошёл к вопросу открытия фермы. Ездил в Швейцарию и внедрил здесь наиболее удачные идеи.

– Прежде всего, – встрял Хорьков, – мы относимся крайне дотошно к селекционированию коров. У меня только голштинские, лучшие экземпляры…

Раф немного склонил голову и вдруг сказал:

– Лучшие представители голштинской породы отличаются чёрно-белым окрасом.

Я удивилась. Хорьков обиделся и опух щеками.

– У меня разновидность красно-пёстрая. Одна корова даёт от тридцати до сорока двух литров молока в день! Только до семидесятых годов такой подвид считался рецессионным, а теперь наоборот, – гордо вскинул подбородок фермер. – Поэтому у меня пятьдесят голов, и все исключительно красно-пёстрые.

Раф пожал плечами и посмотрел на меня. Я продолжила экскурсию, улыбаясь и расхваливая хозяйство Хорькова на все лады. Тут действительно было круче, чем на любой другой ферме района. Рафаэль кивал, как договаривались, хотя в окружении коров и сена выглядел странно и неуместно – именно, как испанский гранд, случайно забредший в хлев.

Зато Хорьков цвёл, чувствуя себя бароном молочных рек и королём кисельных берегов.

– Вы специально ко мне приехали? – явно ожидая положительный ответ, залихватски спросил он.

– О нет, – мотнула я головой, пора было добавить кислинки в щедро разлитый мною мёд. – Мы были у Корнилюка на переговорах, а потом решили заглянуть к вам, раз уж по пути. Я люблю у вас бывать, вы всегда вкусным чаем угощаете и на ухоженных коровок посмотреть приятно. И теперь ведь уже не будет повода к вам заглядывать.

Хорьков опустил глаза.

Да-да, чувствуй вину, гад молочный! Я к нему со всей душой, а он к монстрам бездушным переметнулся. И ведь Корнилюк мне выложил, что разница Тримм-Тиль-Баном предложена в рубль всего за литр. В рубль! Предатель!

Я улыбнулась ему так же, как на выпускных учителя улыбаются: типа, хорошие вы детки, но идите-ка уже лесом. Хорьков вздохнул:

– Надеюсь, вы на самом деле не в обиде, Люба. Работать с вами мне тоже было приятно.

– О, Боже, конечно нет, – просияла я, – какая обида! Ваш объём мы уже нашли, как восполнить, тем более под предложенные мной новые условия сотрудничества очередь выстроилась.

– А какие условия? – повёл носом Хорьков.

– Стабильная цена круглогодично для эксклюзивных поставщиков, – как бы между делом бросила я, подходя погладить задумчивую корову, провожающую меня влажными карими глазами.

– То есть летом, как зимой?! – пробормотал мне в спину Хорьков.

– Да. Так удобней вести бухгалтерию, налоги платить, и так далее. Есть своя выгода в стабильности. – И, поглаживая крутой лоб животного, прикрывшего от удовольствия веки, я назвала сумму за литр. Обернулась.

Хорьковые глаза стали круглее и загорелись алчностью. Он засунул руки в карманы, высунул, облизал губы под усами. Обернулся, достал телефон, глянул на тёмный экран. Но поджал губы и ничего не сказал.

И тут Раф, отодвигая носком ботинка упавшую на дорожку солому произнёс:

– Любовь, а мы не опоздаем с вами на частный молочный комбинат в Глазово?

Мы с Хорьковым моргнули. Меня огорошило одно: откуда Раф про него знает?! Это же самая круть в Подмосковье, но у них все ходы записаны, к ним не пробиться! Раф вроде дипломатией занимался, а не молочным бизнесом…

– А зачем вам в Глазово? – хрипло спросил Хорьков.

– Ну, мы планируем расширяться, – на ходу нашлась я, отвлекаясь от томно жующей бурёнки.

– А в Глазово самая передовая автоматика, – добавил невозмутимо Раф. – И объёмы.

Хорьков засуетился.

– Да разве ж там автоматика? Точнее, даже если и есть, подумаешь?! Там к коровам, как к машинам относятся! Ничего человеческого! Конвейер. А у меня каждая коханная. И вообще личность. Я по именам их всех знаю: вот это Красуня, а это Сифильда, а вот, с пятнышком на лбу – Офелия…

Раф кивком указал на клипсу в которой был прикреплён лейбл с именем.

– Я тоже умею читать.

Хорьков пыхнул:

– Да я их даже по крупу узнаю! И мы их пасём на свободном выгуле, а не сухим сеном кормим. На солнышке выгуливаем. Это вкус даёт молоку натуральный! Как в деревне у бабушки. Никакое Глазово вам такое не даст.

– Ну, мы рады были с вами работать, – ответила я, – но вы сами предпочли другого закупщика.

– Возможно, я поторопился…

– Нам тоже нужна стабильность, – развела я руками и, как фокусник извлекла из внешнего кармана портфеля пустой договор. – Именно поэтому я и прибегаю к на первый взгляд не выгодным для меня условиям. Платить больше, чтобы не заниматься одним и тем же вопросом из года в год? Пожалуйста. Но я и от контрагентов потребую того же. Мне главное – эксклюзивность и постоянство.

– Можно? – Хорьков аккуратно взял из моих рук договор. Забегал глазами по строчкам, облизнул верхнюю губу и быстро предложил: – Я бы очень хотел почитать. Это что-то новое в нашем бизнесе…

– Но мы торопимся, – буркнул Раф, вновь заставив меня опешить.

Зачем? Ведь товарищ уже почти наш. Спугнёт!

Однако Хорьков ещё сильнее засуетился, замахал руками:

– Вы же ещё не видели наш «детский сад»! У нас там новая технология добавлена. В Штатах заказал поилку, имитирующую вымя. Обязательно посмотрите, а я на минуточку вас покину. Вот сюда, сюда, гости дорогие, прошу. Без «яслей» разве ж можно экскурсию заканчивать?

Он распахнул дверь в более светлое, тёплое помещение, где в загончиках с похожими на палатки белыми домиками топтались телята.

– Вечно голодные, – воскликнул Хорьков, – хоть по семь литров в день выдувают. Ну, посмотрите-посмотрите, познакомьтесь… А я сейчас.

Он юркнул обратно и умчался куда-то прочь по коридору. Дверь захлопнулась. Раф усмехнулся. А я поражённо поняла, что ему удалось очень удачно «довести» клиента до кондиции.

– Откуда вы про Глазово знаете? – спросила я.

– Гугл помог.

– А про породу?

– Ещё Пушкин о ней писал в одной из повестей. И кроме того, я был на показательной ферме в США во время одной из поездок, – спокойно ответил Раф.

– Но когда вы успели погуглить? – не понимала я.

– Вы оставили визитку. Естественно, я ознакомился с тем, что расположено по указанному вами адресу, – ответил он. – Потом посмотрел пару новостей про молочный бизнес. Это элементарно.

И не поспоришь. А я бы и не подумала об этом… МГИМО, однако.

Любопытные малыши с бугорками вместо рожек принялись высовывать головы в проход между решётками заборчика и тянуться к нам. Я не удержалась и погладила ближайшего лобастика. Телёнок тут же лизнул мне руку.

– Ой! – рассмеялась я. – Какой шершавый! Ну что ты, малыш, я невкусная. Осторожно, Рафаэль! Вон тот рыжик, кажется, собирается и вас зализать!

Раф задумчиво посмотрел на меня, на телёнка и сам протянул к малышу ладонь. Смуглые пальцы мгновенно исчезли в розовых губах, окаймлённых белой шёрсткой. Телёнок принялся увлечённо причмокивать. А Раф вдруг улыбнулся. Сердечно очень. По-доброму. Подмигнул детсадовцу:

– Что, брат, соску нашёл?

А у меня так в груди стало хорошо, что чуть слёзы в уголках глаз не проступили. Какой же он невероятный, когда улыбается! Вот скажите, какое мне дело до этого?! Но радости его улыбка вызвала во мне больше, чем раскрученный под орех поставщик. Я, наверное, сумасшедшая…

* * *

Телёнок засасывал мою руку и, похоже, собирался продолжать. Мелкое существо, а силища!

Я был рад на него отвлечься, потому что поймал себя на том, что следя за игрой Кнопки, теряю самоконтроль и начинаю откровенно пялиться на неё. Не получалось не смотреть. Это ж надо, чтобы в одном человеке был такой замес авантюризма, хитрости, беззащитности, напора! А ещё я ни в одном человеке никогда не видел такой ассортимент улыбок: сдержанных, деловых, дипломатически точных, а потом вдруг по-настоящему искренних, почти детских. Или солнечных, легко переходящих в звон заразительного смеха. До щекотания в груди. И желания смотреть ещё. Как на фонарик в темноте. Как я её в школе мог пропустить?! Впрочем, тогда я был занят Ташей…

– Что, брат, соску нашёл? – спросил я у глупо хлопающего ресничками бычка.

Я был ему благодарен, потому что парадокс, который ласково сюсюкал в двух шагах от меня, сбивал меня с мыслей. Ей нужна от меня просто защита. И, кажется, она пока не догадалась, насколько нужна. Расслабляться нельзя. Ведь когда мы заходили в зелёные ворота фермы, я увидел краем глаза тот самый чёрный Мерседес. Надо сделать так, чтобы этот Хорьков подписал договор и у остальных молоко сам собирал, он хваткий – сможет. А Кнопке тут делать нечего!

* * *

С фермером было просто: я пару раз упомянул призрачное Глазово и долгосрочный контракт по забору молока. Кнопка лихо подхватывала – завидная гибкость ума! Не знал бы, сам бы решил, что мы заранее сговорились и прописали сценарий, как «развести лоха». Впрочем, фермер быстро сообразил, что из рук уплывает дополнительная, а главное – постоянная прибыль, и предложил схему. В смысле я намекнул, а он продолжил. Не зря в Швейцарию ездил товарищ, хватает на лету. Да и ферма у него на самом деле приличная, на уровне. Молоко вкусное, бурёнки чистые.

Фермер подтянул группу поддержки: весьма практичную и рассудительную жену, сына и ещё пару заинтересованных личностей. В общем, машина для сбора дополнительных объёмов у населения, которые он пока не тянет, нашлась; и возможность, и руки. Мимоходом мы выяснили, что с Тримм-Тиль-Данн ещё ничего не было подписано, только после обеда они ждали засланца. Не повезло ему.

Кнопка деловито покрутилась, хапнула своей ухоженной лапкой подписанный контракт на эксклюзивность. Вид при этом такой сделала, что, мол, только старых связей ради, а не личной выгоды для. Я буркнул в довесок пару сомнений, войдя в образ «плохого полицейского». Фермер заверил, как бойскаут, что гарантирует идеальное партнёрство. Цветисто так. Кнопка засияла. Я скептически усмехнулся.

Честно, был удивлён тому, что не растерял навыков. Это, конечно, не переговоры о поставке цветных металлов или вооружений на государственном уровне, но всё равно забавно. Как из портала в портал переступил. Отвык. Но не повод расслабляться. Я подхватил Кнопку под локоть.

Зелёные ворота за нами закрылись. Мерседеса на улице не было. Только снежная зима, как на картинке. Деревня, холод, солнце. Глянул на Кнопку: день чудесный! Она сияла и смотрела на меня почему-то восторженно. Ямочки на щеках, как у настоящей. Ути… И не скажешь, что акула бизнеса.

Мы сели в машину. Кнопка провернула ключ зажигания, разрозовелась и вскинула на меня глаза:

– Я даже не ожидала, что всё так легко получится! Это надо отпраздновать! Но как вы его, Рафаэль! Вы просто… вы просто…

Я изогнул бровь, а она выдохнула:

– Восхитительный!

Что?! Я растерялся. Кажется, она тоже. Тут же покраснела и пробормотала:

– В смысле ведения переговоров. Я не думала… что вы можете так здорово! Вы даже мастер-класс можете проводить, да. Ну, в бизнес-школе или моим сотрудникам…

Ага, в голове замелькали флэшбэки всяких встреч по обмену опытом. Аж затошнило, особенно, когда память услужливо подсунула морду бывшего начальника в Дубае.

– Мне есть чем заняться и без этого, – буркнул я, отводя глаза.

– Да, извините, – тише сказала она.

И мы поехали. В салоне обосновалась неловкость. Она, как неприятный запах, невидима, но дышать мешает. Чёрт! Я скосил глаза на Кнопку. Похоже, она расстроилась. Не светится. А улыбка делает её красивее.

– Я имел в виду, что не имею опыта в проведении мастер-классов подобного типа, – сказал я.

– Да, я поняла, – кивнула она, не отрывая глаз от дороги.

Обиделась. Чёрт…

Я обернулся, проверяя хвосты. Никого.

– Мы сейчас куда? – спросил я.

– По домам.

– Хорошо.

Ну, что ещё скажешь? Я вообще молчать привык. Наверное, зря влез. Она и сама прекрасно справлялась. Зачем? Хотел показать, что я могу лучше? Нет вроде. Или да? В голове загудели мысли, самообвинения и дотошный анализ. А я-то думал, что уже избавился от этого. Выходит, нет? Зря все мои практики? На деле полдня проверки, и вот он я – прежний самодовольный индюк. Мастер Морихэй Уэсиба говорит: «Техники требуют четырёх качеств, в которых отражается природа нашего мира. В зависимости от обстоятельств ты должен быть твёрдым, как алмаз, гибким, как ива, плавным, как течение воды, или пустым, как небо.» И что я имею? Ни гибкости, ни пустоты в уме. А в сердце щемит.